Текст книги "Декабристы рассказывают..."

Автор книги: Элеонора Павлюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Что это значило, Эш додумать не успел: лошади неожиданно встали. Кучер закричал на них… Но и его крик резко смолк. Изумлённый Эш высунулся из окна, ничего странного не увидел и нахмурился. По-прежнему шумел в стороне лес, по-прежнему ветер гнал волны по лугу. По-прежнему хором заливались птицы.

– Выходи, стервец, – проскрипел старушечий голос откуда-то слева. – Вылезай-вылезай.

У Эша глаза на лоб полезли: говорила полукровка – в воздухе чувствовался запах дыма и хлеба – и говорила на фейрийском, чисто и ничуть не скрываясь.

– Ну давай! Не мне же к тебе прикажешь лезть.

Заинтригованный, Эш выбрался из кареты.

На обочине дороги, среди жёлтых лютиков сидела старуха в каких-то обносках. Сидела, жмурилась на солнце и кокетливо наматывала на палец седую прядь.

– Вон ты, значит, какой, – хмыкнула она, разглядывая Эша в ответ. – Что, ребёночка сделал и не признал, а?

– Что? – непонимающе переспросил Эш.

– Вы друг другу подходите, – фыркнула старуха. – Хотя намучается она с тобой…

– Да что ты несёшь, ведьма! – не выдержал Эш. – Кто намучается? Ты хоть представляешь, с кем говоришь?

– А то! – хихикнула старуха. – Это тебя в столице Серым кличут. Подкидыш. Железом от тебя за милю несёт. Что, болит твоя головушка?

– Болит. – Странно, но злости Эш не чувствовал: эта полукровка казалась забавной. – Вот твою силу выпью – и перестанет.

– Подавишься, – хохотнула старуха.

– Да неужели? – Эш шагнул к ней, но старуха вытянула руку и мотнула головой: – А-а-а. Смотри, вот это тебе нужно, ну?

«Вот это» было обсидиановой статуэткой волка, и магии в ней было завались – Эш даже отсюда чувствовал, как она жжётся.

– И вот это, милок, я сегодня нашла у своего дома. Знаешь, я обношу деревню защитным контуром, чтобы такие случайные гости не прошли. И они не прошли. А ты чувствуешь, чем пахнет, м-м-м?

Пахло морем. Летним. Пахло сиреной.

– Давай сюда, – приказал Эш.

– Не-е-ет, милый, только обмен. А попытаешься забрать – я руку сожму и… Это будет моё последнее заклинание. Ни подсказки, ни моей магии тебе не достанется.

– Тогда ты умрёшь, – спокойно заметил Эш. – Люди ведь боятся смерти.

– Ничего-то ты о нас не знаешь, – протянула старуха. – Злишься на нас, чудной, а что мы тебе сделали?.. Мальчик мой, я уже давно серую дожидаюсь. Так что умереть я точно не боюсь. Ну так что – меняемся?

Эш вздохнул. Лжи в её словах не было, а статуэтка – ключ к загадочной сирене. Выход, пожалуй, оставался только один.

– Что же ты хочешь?

– Отдай мне свою змею. – Старуха опустила руку.

– Всего лишь? Смешная ты, полукровка. – Эш повернулся было к карете, но не выдержал, спросил: – И что, ты думаешь, когда получишь её, я уже не смогу тебя выпить?

– О, да ты сразу домой помчишься, – отмахнулась старуха. – Вот прям сразу. И не смотри так, проверять мой защитный контур нужды нет, всё, что там интересного было, я тебе уже принесла.

– И почему же помчусь?

– Докладывать своему императору, исполнять его приказ… – Старуха зевнула. – Ох и устала я с тобой болтать, фейри. Давай уже змею, не жадничай.

Эш забрал из кареты корзину, поставил её рядом со старухой.

– Ну держи тогда, – сказала та, и бросила ему в руку статуэтку.

На мгновение Эшу стало нечем дышать: так вокруг пахло сиреной. Казалось, она стоит рядом – протяни только руку! А потом что-то горячее шевельнулось внутри волка, и Эш вздрогнул. Да быть не может! Демон?..

Потом локтя Эша коснулись узловатые старушечьи пальцы.

– Потом додумаешь, милок, хоть в карету-то сядь.

Как заколдованный, Эш потащился к карете, прекрасно понимая, что одной сиреной дело не обошлось. Сирена, которая вызывала демона?.. Ну конечно, после того, что оставалось от жертв!.. Он должен был раньше догадаться…

Старуха тем временем вытряхнула змею из корзины и, приговаривая: «Ну-ну, милая, потерпи, сейчас…», схватила её за хвост да с размаху ударила о землю.

Вместо змеи встала уже девушка, посудомойка Бэтси: дрожа, широко распахнув шальные глаза и всё ещё посвистывая. Кейт поднялась вслед за ней, обняла и, шепча: «Тише, хорошая, пойдём, сюда…», повела прочь от дороги, в лес.

Это Эш уже не видел. Он ехал в карете в столицу и плавал в мареве чужой магии, впитывая в себя след, запах и даже голос сирены…

***

Фрида изумлённо рассматривала лёд на озере. Стояла тёмная, пасмурная ночь, облака закрыли звёздное небо, и света почти не было, но лёд всё равно поблёскивал, словно подсвечивался изнутри. Фрида постучала по нему пальцем и тут же отпрянула – холод обжигал.

– Миледи? – выдохнула Мира, которую Фрида взяла с собой на вечернюю прогулка: хотела показать Лесному королю, тот знает наверняка, как снять ошейник. – Миледи, быть может, мы вернёмся?

Фрида выпрямилась, огляделась. Лес настороженно молчал. Тишина стояла такая, что собственное дыхание казалось громом.

А потом, медленно, струйками по подлеску зазмеился туман, как дым. Будто гнал его кто-то. Фрида изумлённо моргнула и тут же услышала где-то, пока ещё далеко, угрожающее рычание.

– Миледи? – всхлипнула Мира.

– Да, – шепнула Фрида и схватила служанку за локоть. – Да, идём.

Домой они возвращались чуть не бегом и вздохнули с облегчением, только когда входная дверь за ними захлопнулась.

– Окна заприте, – приказала Фрида выглянувшим на шум горничным. – Не знаю, что тут творится, но…

– Туман, миледи, – отозвалась одна из служанок, передавая Мире зажжённый канделябр. – Очень странный туман вторую ночь.

– Туман… – повторила Фрида. Браслет на её руке вдруг потеплел, но только Фрида успела насторожиться, как он тут же «исправился», снова став лишь переплетением веток.

– Госпожа, вам письмо. – Вышедшая в холл экономка протянула розоватый конверт с летящей ласточкой. В таких обычно присылали приглашения. Фрида перевернула его и узнала, не открывая, по печати: мать, ну конечно…

Письмо было приглашением на открытие сезона. Очень формальным языком, преувеличенно вежливо мать писала, что Фрида просто обязана присутствовать на первом балу её сестры, Эвелины. А в конце добавляла, что ждёт дочь в родовом поместье как можно скорее.

– Мира? – закончив читать, позвала Фрида. – Завтра мы едем в столицу.

– В-вы хотите меня в-вернуть? – снова забеспокоилась камеристка. – М-миледи…

– Успокойся. Нет, мы едем на бал. То есть сначала к моей семье, а потом на бал, – Фрида обернулась, окинула взглядом горничных и экономку. – Приготовьте мои вещи. Мы с Мирой уезжаем завтра, как можно раньше, так что займитесь моим багажом сейчас.

– Да, миледи, – хором ответили ей.

– Что ж, – вздохнула Фрида. На самом деле, её участие не требовалось, но сна всё равно не было ни в одном глазу, а думать о предстоящем разговоре с матерью совершенно не хотелось. – Что ж, тогда давайте начнём.

***

Уютно потрескивал огонь в камине, бросая отсветы на обсидианового волка, лежащего рядом с чугунной решёткой. Эш голой рукой время от времени выхватывал тлеющий уголёк из камина и клал рядом со стауэткой. Очень скоро волк оказался весь окружён углями, тогда Эш успокоился, опёрся спиной о брошенную на пол диванную подушку и принялся вертеть в руках портрет. Отсветы пламени странно меняли выражение лица леди Вустермор – от надменного до откровенно злобного.

– Господин, вам что-нибудь нужно? – в комнату неслышно вошёл Ричард.

– Не-а, – Эш улыбнулся и перевёл взгляд на «брата». – Посиди со мной.

Дикон послушно уселся в кресло у камина.

– Как прошёл твой день? – поинтересовался Эш. Сейчас, в сумерках он казался расслабленным и добрым-добрым – особенно когда улыбался. Ричард боялся таких мгновений: Эш в это время не отдавал себе отчёт и мог потребовать что-нибудь неразумное. Например, принять дорогой подарок или заставить отдать какой-нибудь смешной (по мнению Эша) приказ дворецкому… И так далее. Дикону привычнее был злой и сердитый Эш, не переставая жалующийся на мир – это было его обычным состоянием.

– Я читал Корвинуса, господин, он очень любопытно рассуждает о свободах и правах людей, а также о том, что республика…

Эш зевнул, и Дикон, запнувшись, быстро спросил:

– Вам неинтересно, господин?

– Я изучал Корвинуса в школе, – снова зевнул Эш. – Помню его наизусть. Процитировать?

– Вы очень начитаны, господин.

– А ты меня боишься.

– Нет, господин, я не… – Ричард запнулся: лгать фейри было под строжайшим запретом. Дикон давно это выучил, и сейчас ложь, даже вежливая, просто не шла у него изо рта.

Эш снова улыбнулся, на этот раз грустно.

– Ты единственный из всех, кого я никогда не трону, – тихо произнёс он. – Я обещал защищать тебя, помнишь?

Ричард быстро кивнул. Он помнил, хоть это и было давно, в их первую встречу. Просто Дикон и тогда, и сейчас не придал этому большого значения: намерения фейри переменчивы, как ветер. Все люди это знают. Особенно те, кто побывали на «той стороне».

– Господин, могу я спросить, как прошёл ваш день?

– Удачно, – Эш покосился на статуэтку волка. – Одна ведьма так прекрасно поставила защитный контур, что в него попался демон. А так как демоны не могут долго «держать форму» без подпитки… Красивая стауэтка получилась, да? И теперь у меня есть громадная зацепка, с которой найти убийцу легче лёгкого. Да, и если тебе интересно, та девчонка-посудомойка снова человек. Её расколдовали… так вышло.

Дикон улыбнулся и промолчал: по тону Эша было понятно, что будет продолжение.

И Эш продолжил:

– Тебя это, кажется, обрадует: я выбрал себе невесту.

Дикон улыбнулся – этого от него ждали.

– Поздравляю, господин. Она уже дала своё согласие?

– Она человек, – фыркнул Эш. – Кто будет её спрашивать? Нет, она пока ничего не знает. Но поверь, всё уже решено.

– Вами, господин?

– Угу, – Эш рассмеялся, поглядывая на портрет. – Ну же, спроси меня, кто это.

– Кто эта счастливица, господин?

– Счастливица! – расхохотался Эш. – Кажется, когда я намекнул ей о свадьбе, она заявила, что повесится на моём шейном платке. Забавная девчонка… Ты слышал что-нибудь о леди Вустермор, Дикон?

Тот покачал головой.

– Нет, господин.

– Она, представь себе, учёный. Лингвист. Специализируется в фейрийском, преподаёт, живёт уединённо в маленьком уютном коттедже, любит дерево, солнце и Магрибский халифат. Ах да, ей двадцать пять или около того, – выдохнул Эш. – Вот, посмотри. – Он протянул Дикону портрет.

Минуту в комнате стояла тишина: Ричард рассматривал портрет, Эш, не страшась загореться или обжечься, совал руки в огонь. Пламя ласково облизывало его ладони.

– Господин, она прекрасна! – выдохнул Дикон, и Эш изумлённо обернулся. Такого восторга в глазах «брата» он не видел ещё никогда.

– Прекрасна?

– О да! Поздравляю вас, господин! Но… Вы обмолвились, что она не очень-то рада предстоящей свадьбе?

– Можно и так сказать, – Эш усмехнулся. – Рада, не рада… Какая разница?

– Но ребёнок, господин, ваш сын? Вы же не принудите девушку…

– Мой сын? – перебил Эш. – О нет. Я клялся императору, что у моей жены родится ребёнок. Леди Вустремор уже беременна. Как видишь, мне даже спать с ней не придётся. Бр, представляю, в постели она, наверное, холодна, как гадюка… Дикон, в чём дело?

– Господин, прошу прощения, но может, вы измените ваше решение? Ни вы, ни леди не будете счастливы в этом браке…

– Брак не для счастья, мой романтичный Дикон. И нет, такую шикарную возможность я точно не упущу. И знаешь что? Там наверху ведь ещё идёт ремонт? Отлично. Поставьте решётки на окна. У девочки есть характер, как бы чего не вышло.

– Господин…

– Дикон, хватит, не утомляй меня. Нашёл кого жалеть. Я пальцем её не трону, если сама не станет зарываться, обещаю.

– Конечно, господин, – вздохнул Ричард. И тихо добавил: – Как вы пожелаете…

Эш улыбнулся, загрёб полную пригоршню горящих углей и бросил себе в лицо. Он любил это – огонь давал тепло, которого в жизни Эшу так не хватало. Впрочем, сейчас фейри сделал это скорее по привычке. Впервые мысль о предстоящей женитьбе не принесла с собой брезгливости и ярости. Пожалуй, это может быть даже интересно.

«Хочу видеть, как она будет смотреть на меня, стоя рядом у алтаря, – подумал Эш. – Испуганно или всё так же презрительно?»

Потом воображение нарисовало вместо леди Вустермор полукровку в маске – тоже у алтаря, в свадебном платье и с той же игривой улыбкой на губах. Эш вздохнул и прогнал этот образ. Хватит, пора уже забыть то приключение. Может, девочка-танцовщица и была права: на «этой стороне» у них обоих свои жизни, и они не пересекутся.

Никогда.

Глава 7. Семья

– Мира, я не запрещала тебе смотреть в окно, – улыбнувшись, сказала Фрида, не поднимая глаз от книги.

Юная камеристка тут же уставилась в пол. Тот поскрипывал – или это были колёса кареты? – и качался, почти как лодка на плаву. Или Фриде это казалось от недосыпа?..

– П-простите, миледи…

– Ты уже полчаса пытаешься заглянуть за эту занавеску. Не проще ли сделать вот так? – Фрида потянулась и отодвинула лёгкий узорчатый тюль. В карете сразу стало светлее… И в разы скучнее. До этого тени от узоров ещё как-то расцвечивали обитые чёрным бархатом стены, потолок и два диванчика. Сейчас всё слилось в одно тёмное пятно… Впрочем, и за окном было не лучше. День стоял пасмурный, солнце почти не появлялось из-за облаков, и даже луг за дорогой казался скучно-серым, словно кто-то посыпал его пеплом.

Мира всё равно прильнула к окну, стоило хозяйке отвернуться. Пейзаж тянулся и тянулся, однообразный, монотонный и неподвижный. Даже листья на редких деревьях, видневшихся тут и там, не шевелились: воздух был влажен, густ и тяжёл.

– Дождь собирается, – заметила Фрида, не глядя в окно. – Забавно, всё время, когда возвращаюсь, идёт дождь…

– Миледи, но это же совсем не похоже на столицу! – изумлённо выдохнула Мира. – Вы же говорили, мы едем в столицу!

Фрида бросила на неё короткий взгляд и усмехнулась: девушка сейчас очень напоминала стоящую на задних лапах и машущую куцым хвостиком матушкину болонку. Того и гляди затявкает от возбуждения.

– Мы и едем. Моё родовое поместье Уайтхилл, стоит на одном из семи холмов старого города. Мы сейчас как раз объезжаем Средний город и приближаемся к Высокому. Скоро въедем на мост, дорога повернёт, и ты их увидишь. Просто на нашем холме давно уже никто, кроме нас не живёт. Видишь ли, внизу река – строить опасно. А за домом, вон те луга, видишь, до горизонта? Они принадлежат моей семье. На них никто ничего не строит, считается, что это проклятое место, – небрежно добавила она.

– Госпожа очень богата, – выдохнула Мира, изумлённо глядя вдаль. Горизонт терялся там, сливаясь с серым лугом и серым же небом. – Но почему здесь такая странная трава, миледи? Она… как сталь!

– Скорее уж как пепел, – хмыкнула Фрида. – Когда-то, лет пятьсот назад здесь был лес. Часть Великого леса, царства фейри. Как раз заканчивалась война между ними и людьми, и лес сожгли наши волшебники. Много позже на его месте вырос этот луг с такой вот травой. Предупреждаю, она пропитана волшебством до самых корней и даже дальше. Туман над ней… странный, поэтому если соберёшься на рассвете или закате, а уж тем более ночью тут прогуляться, не удивляйся: здесь полно призраков.

А про себя добавила: «И фейри встретить легко». Именно здесь некогда мать Фриды повстречала Лесного короля. Гадала во время недели Цветения, издали увидела его, а потом… потом пришла на этот луг уже сама. И позвала тоже сама, даже призраков не испугалась. А после приходила ещё и ещё и каждый раз звала сама. Большая была любовь… Пару месяцев.

– Но всё это принадлежит не мне, – продолжила Фрида, отвернувшись от окна. – Моё приданное было Вейтрепер, замок среди болот. Унылое место, так и ветшает – туда уже лет сто, кажется, никто не ездил. А это родовое гнездо достанется брату.

– О, у вас есть брат, миледи? – Мира тоже отвлеклась от окна и впервые посмотрела на Фриду открыто.

– Да, младший, ему сейчас десять. И две сестры, тоже младшие: Розалинда, ей двадцать, и она замужем за графом Соулсбери. И Эвелина, ей недавно исполнилось восемнадцать, и мы как раз поедем на её первый в жизни бал. После которого она тоже отыщет себе жениха и лет в девятнадцать-двадцать выйдет за него, а потом и уедет. – Фрида погрустнела. – В общем, всё закончится плохо.

– Миледи, но… Прошу прощения, это, конечно, совсем не моё дело…

– Продолжай.

– Простите, миледи. Просто я всегда думала, что у богатых… ну, то есть… у вас… Что всё складывается хорошо. Муж не будет колотить жену, вам не приходится работать, и у вас есть слуги, чтобы присматривать за детьми… Это же, наверное, прекрасная семейная жизнь!

Сдерживая смех, Фрида в упор посмотрела на девушку. Её снова и снова изумляло, во-первых, как чисто та говорит, а во-вторых, что она говорит. Девочка казалась умнее обеих сестёр Фриды. «Впрочем, ничего удивительного. Она же фейри», – подумала Фрида, бросая взгляд на ошейник Миры.

– Моя дорогая, ты действительно думаешь, что деньги дарят счастье? – с улыбкой поинтересовалась она.

Мира опустила взгляд и тихо ответила:

– В работном доме деньги принесли бы нам счастье, миледи.

– Да, – вздохнула Фрида. – Пожалуй. Но, поверь, и у богатых хватает тревог. Мать найдёт Эвелине подходящего жениха, тот будет хорошо если древним стариком – а если нет? Если он будет молод, азартен, вскоре проиграет всё состояние, вынужден будет жить на приданое сестры, станет злиться и срывать эту злость на жене… Наши мужья, моя дорогая Мира, на самом деле колотят нас ничуть не меньше, чем мужья из Нижнего города – своих несчастных жён.

– Но, миледи, а что если муж вашей сестры будет любить её и заботиться о ней? Ведь и такое случается.

Фрида усмехнулась.

– Тогда он, конечно, будет никчёмен в постели, если ты понимаешь, о чём я. И моя дорогая сестрёнка найдёт себе более умелого любовника, и хорошо, если это будет кто-то из слуг – его только уволят, когда всё откроется. А если это кто-нибудь из нашего круга? Тогда случится дуэль, и любящего, заботливого мужа моей сестры убьют, а Эвелина останется вдовой… Что?

– Простите, миледи, – теперь голос камеристки дрожал от едва сдерживаемого смеха. – Мне кажется, вы всё видите хуже, чем оно есть.

– Я всё вижу таким, какое оно есть. – Фрида снова повернулась к окну. – Не хуже и не лучше. Радости брака, неземная любовь – всё это для сентиментальных романов. В жизни всё куда прозаичнее, моя дорогая. Любовь девушек из Высокого города оценивается по их приданному, а также титулу. Увы, но это так… Мира, посмотри, мы въезжаем на мост. Вон там, справа – видишь город?

Мира снова прильнула к окну. Карета действительно взбиралась на крутой выгнутый мостик, тоже серый. Под ним текла очень спокойная и, естественно, также серая река, а справа Нижний город тяжко выдыхал дым из труб.

– Здесь редко солнце, – заметила Фрида, тоже глядя в окно. – И часто дождь. Раньше это связывали с проклятьем фейри, но недавно учёные доказали, что всё дело в частицах дыма в воздухе… – Она зевнула, стукнула книгой по открытой ладони свободной руки. – На меня всегда это нагоняет тоску… Мира, ну что такое? Ты так на меня смотришь – у тебя ещё остались вопросы? Я люблю хорошую беседу, и мне нравится разговаривать с тобой: можешь спрашивать меня совершенно свободно всё, что пожелаешь. По крайней мере, когда мы одни.

Мира отрывисто кивнула и тут же выпалила:

– Миледи, простите, это, наверное, личное…

– М-м-м? Я уже заинтригована. Что же личное тебя интересует?

– Вы совсем-совсем не были счастливы в браке?

– Честно? – хмыкнула Фрида. – Была. Когда мой старик-муж умер. Ты удивишься, какое это было облегчение! – И сама изумилась, как цинично это прозвучало.

– Миледи, но… Вы так говорите… Как будто любви совсем-совсем нет на свете.

– Ты тоже читаешь эти книги? – изумилась Фрида, вспомнив Мэри и её любвеобильную героиню-монашку. – Пухлые сентиментальные романы в мягких обложках с красивой девицей и двустрочным названием? – добавила Фрида. – Они и до работных домов добрались?

– Нет, миледи. – Камеристка на это не обиделась и улыбалась как-то… сочувствующе. Фрида не понимала: зачем ей сочувствовать? – Но неужели вы никогда не любили?

«Фейри в образе четырнадцатилетней девочки – всё равно фейри», – напомнила себе Фрида. И честно ответила:

– Нет. Никогда.

Мира нахмурилась.

– И никогда… вам не было с мужчиной хорошо?

Фрида потянула носом воздух – ей показалось, что в карету вдруг залетел морской бриз, и даже шёпот моря откуда-то послышался.

– Было. Один раз. Из-за этого мне, между прочим, будет плохо ближайшие пять лет. Мужчины, Мира, всегда к беде. Запомни и если тебя позовут на сеновал, крепко призадумайся. Как там: пять минут удовольствия, девять месяцев позора? – И широко улыбнулась, давая понять, что это шутка.

Но Мира, кажется, не поняла. Она опустила взгляд, покачала головой и тоскливо вздохнула.

– Ты не согласна? – удивилась Фрида.

– Нет. Простите, миледи. Только… если любви на свете нет, то зачем тогда жить?

– Потому что жизнь – безумно интересная штука, – подмигнула камеристке Фрида. – Я лишь одного не понимаю: это ты в работном доме о любви наслушалась?

– Нет, – качнула головой служанка. – Я… Ай! – Ошейник на ней сверкнул, и девушка принялась гладить его, будто успокаивала чужое проклятье. – Простите, миледи. Шея…

– Болит? – Фрида подалась вперёд, а Мира, наоборот, вжалась в спинку дивана.

– Н-нет… Всё хорошо. П-простите, миледи.

«Кто же тебя так проклял?» – думала Фрида, отсаживаясь от девочки подальше: она уже заметила, что когда Мира в таком состоянии, её пугает всё. Девушке просто нужно дать время. Нужно отдохнуть. И проводить «на ту сторону», там наверняка знают, как снять её проклятье. Может быть, стоило остаться дома ещё на день и отвести Миру к озеру утром? Фрида прикусила губу и тяжело вздохнула. Наверное, стоило. Мать бы потом вся изошла ядом из-за этой задержки, зато Мира была бы уже свободна… Фриде просто не пришла в голову эта идея. Жаль, сейчас возвращаться уже поздно…

Колёса кареты тем временем мягко зашуршали по песку, и Фрида невольно придвинулась к окну: там, за следующим поворотом выплывало её родовое поместье.

– К-какой… внушительный у вас дом, миледи! – восхищённо прошептала Мира, тоже глядя в окно.

– Когда-то это был замок, – пожала плечами Фрида. – Крепость, одна из семи – для защиты столицы от короля фейри. Видишь вон тут толстую башню? Некогда это был донжон, там до сих пор находится главный холл, погреба и хозяйские спальни. А вон те две башенки слева и справа – это для дозорных и лучников. Фейри, знаешь ли, отлично стреляют, но и люди когда-то им не уступали. Сейчас это, конечно, гостевые. Там забавное расположение комнат, не удивляйся. Зато… Целая башня будет принадлежать нам одним, – Фрида улыбнулась. – Ты бывала когда-нибудь в замках?

– Н-нет, миледи…

– Что ж… Это, конечно, уже не настоящий замок, мои предки хорошенько его перестроили, когда война закончилась. Но дух сохранился. Так что не удивляйся, если наткнёшься на парочку привидений, уверяю, они безобидные.

– Привидения? – выдохнула Мира, и Фрида кивнула. – Миледи, я не понимаю, вы так говорите, словно это всё правда: привидения, фейри…

– Ну конечно, правда! – улыбнулась Фрида. – Почему ты сомневаешься?

– Миледи, нам в работном доме рассказывали, что это предрассудки.

– А ещё вам, кажется, говорили, что любовь существует, – не сдержалась Фрида. – Милая моя, насчёт любви я сильно сомневаюсь, но фейри существуют точно, уж поверь мне. – А про себя добавила: «И одна из них сидит сейчас передо мной».

– Но… их же уже давным-давно никто не видел.

Вот с этим Фрида бы поспорила, но вместо этого сказала:

– Любовь, знаешь ли, тоже.

– Но, миледи, это же другое! И… А как же… Покойный отец императора ведь безумно любил его матушку!..

Тут Фрида не выдержала и расхохоталась в открытую. Мира потерянно глянула на неё.

– Моя дорогая… – чуть успокоившись, произнесла Фрида. – Я бы рассказала тебе о любви покойного императора к… Ко многому. Но, видят боги, мне не хочется разбивать твою невинную веру в чистую любовь!

– Миледи?..

– Всё, – Фрида выставила перед собой открытые ладони. – Сейчас помолчи, пожалуйста. Мы подъезжаем.

Карета действительно выехала на главную аллею: по бокам росли громадные, древние и буквально дышащие магией буки; слева поблёскивал длинный искусственный пруд.

Когда-то прапрадедушка Фриды нанял архитектора из-за моря, чтобы тот разработал план парка для Уайтхилла, а также сделал замок более уютным. Под уютом тогда, конечно, понимался воздушный, тонкий, как облачко особняк, весь пронизанный светом. Замок тонким не назвал бы никто, да и со светом была беда: высокие, но узкие окна солнце почти не пропускали. Архитектор так и не придумал, как истончить хотя бы на первый взгляд стены, зато намудрил с окнами и разбил красивый, очень воздушный сад (на взгляд Фриды он был слишком правильным, слишком геометричным). Что же касается света, то оконные проёмы расширили, добавили витражи, и с тех пор замок стал выглядеть так, будто эти окна к нему прилепили, приклеили, как попало.

Фриду передёрнуло: впереди показался подъезд и жестоко, точно цепи, сверкнул над дверьми бывшего донжона знак рода – летящая по небу ласточка. «Моя ласточка», – звал Фриду Лесной король. Она спросила как-то, повзрослев, называл ли он так же её мать. Фейри улыбнулся – как он один умел, как если бы прогретая солнцем дубовая роща улыбнулась каждым листком – и ответил: «Конечно, нет, Эльфрида. Марго совсем не похожа на ласточку. Она лунь, полевой лунь». И вытянул руку, на которую тут же слетела эта птица: более изящная, чем ястреб, более элегантная, красивая, но, несомненно, хищная. «Он любит вересковую пустошь», – добавил Лесной король и плавно повёл рукой…

Однако Маргарита Уайтхилл была главой рода и печать с ласточкой принадлежала ей. Фрида же, хоть и носившая до сих пор фамилию Вустермор, но не имевшая права на родовое поместье покойного маркиза, не владела никакой печатью. Впрочем, думала Фрида, глядя на увитые плющом мраморные статуи богов и героев у подъезда, и хорошо, что печать Вустерморов ей не досталось. Скреплять свои письма зайцем…

Стоило карете остановиться, как начался дождь. Зашелестел по листьям, зазвенел тоненько (людям не слышно, но Фрида прекрасно этот звук отличала) по статуям. Пульк-пульк – по воде в пруду и шурх-шурх – по алому песку дороги. Дружно, словно только и готовились, ответил ему лягушачий хор.

– Ну как всегда, – вздохнула Фрида, вслед за Мирой выбираясь из кареты.

Воздух по-прежнему давил, но дышать стало чуть легче: дождь уже успел прибить пыль. Зато пряно, густо пахло прелыми листьями и мокрой землёй.

– Миледи, – поклонился Фриде дворецкий. – Добро пожаловать домой.

Фрида проглотила искреннее: «Век бы меня здесь не было!» и заученно улыбнулась.

– Благодарю, Дэймер. Леди Уайтхилл, полагаю, ждёт меня?

– Миледи отправилась в Верхний город, мэм. Но леди Эвелина ждёт вас. – Дворецкий сделал знак, и один из лакеев за его спиной вышел вперёд и тоже поклонился. – Том проводит вас, мэм.

Фрида кивнула. Дома она бы отмахнулась и от дворецкого, и от лакея: уж сестру-то она может найти самостоятельно. Но здесь чужое место, чужие правила.

– Моя камеристка. – Фрида повернулась к робко замершей у кареты Мире. – Прошу, Дэймер, помогите ей справиться с моими вещами. И устройте моего конюха.

– Конечно, миледи.

«Конвой», – думала Фрида, идя вслед за лакеем. Дома у леди Уайтхилл всё-всё было подчинено правилам, вплоть до каждого вздоха. Причём, за нарушение доставалось не только слугам (им, конечно, больше), но и домочадцам. Именно поэтому серебряная ласточка над дверьми всегда напоминала Фриде цепи. Ненастоящие, но крепче реальных. Впрочем, ещё в детстве Фрида раз и навсегда выучила, что и в цепях можно быть свободной – если нарушать правила тихонько, незаметно. Она могла не отдавать себе отчёт, но до сих пор жила по этому принципу: пусть внешне она связана устоями, традициями и нормами, а внутри… Внутри Фрида ведьма, но об этом почти никто не знал.

Лакей и Фрида миновали главный зал, где камин зиял громадной беззубой пастью, и ещё один лакей молча, но тоже с поклоном, забрал у Фриды накидку, мокрую шляпку и перчатки. Поднялись по лестнице на второй этаж, в жилые комнаты, когда-то огромные, просторные, но потом разделённые дополнительными стенами. Сейчас здесь был целый лабиринт, по которому сейчас они и шли… к Малой гостиной, поняла Фрида.

Задрапированные золотым переливчатым шёлком, стены комнаты отражали любой свет, пусть сейчас это и были свечи – солнце давно спряталось за серыми облаками. Отодвинут к стене был изящный, но совершенно неудобный диванчик, тоже украшенный золотым шёлком. Убран столик, зато расставлены зеркала – полным ходом шла примерка. Фриде сразу бросилось в глаза муаровое платье нежно-персикового цвета, украшенное по подолу и лифу не законченной ещё жемчужной вышивкой. В платье, как в броне, стояла юная красавица – такую невозможно было бы не заметить, даже в полной людей комнате. Она словно тоже светилась – золотые волосы уж точно сияли, так же, как и яркие голубые глаза. И даже нежно-белая кожа будто отражала этот свет. Фрида остановилась в дверях и поймала себя на том, что улыбается, глядя на это маленькое человеческое солнышко.

Последний раз она видела Эвелину, когда той только исполнилось одиннадцать, и девочку отправили в школу – ту же, что закончила Фрида. Эвелина и тогда сияла, и улыбалась, словно ехала на праздник. Как будто всё всегда прекрасно, отлично и замечательно – впрочем, вокруг Эвелины всё так и было. Её даже мать баловала.

– Фрида! – ахнула девушка, поймав отражение сестры в зеркале. И тут же: – Ой, простите! – Это она попыталась, стоя на стуле, обернуться, но тяжёлая конструкция платья только закачалась, да с него дождём посыпались иголки. – Простите, я нечаянно!

Портниха с помощницами молча принялись снова скреплять подол, а Фрида подумала, что и правда, даже школа не сделала Эвелину серьёзной. Всё-таки как приятно, что некоторые вещи не меняются.

– Фрида, Фрида, ах Фрида, это правда ты? – выдохнула Эвелина, выглядывая сестру в зеркале. И хихикнула так заразительно, что Фрида тоже улыбнулась.

– Да, Эви. Здравствуй. Не возражаешь, если я обниму тебя, когда ты выпутаешься из этой брони?

Эвелина в ответ рассмеялась – звонко и так весело, что разулыбались даже предельно серьёзные портниха с помощницами.

– Точно ты! Фрида, Фрида, моя любимая старшая сестрёнка!..

– Платье очень тебе идёт, Эви, – перебила Фрида, зная, что это «Фрида, сестрёнка, Фрида!» может продолжаться до бесконечности. Когда-то это умиляло, но сейчас Фриде хотелось поздороваться и отправиться в гостевую башню, проверить как там Мира. Воображение рисовало заплаканную девочку, мечущуюся от сундука к сундуку. «Глупости, – одернула себя Фрида. – Ей, несомненно, помогут. Матушкины слуги отлично вышколены». Но всё равно лучше проверить самой.