Текст книги "Возвращение - смерть"

Автор книги: Елена Юрская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Анна Семеновна яростно потерла лоб и резко одернула руку. «Морщины, кожа – вот идиотка. Теперь останется след. Надо срочно делать маску.» Очередной впустую трудовой день, проведенный в потугах по ликвидации неграмотности в ВУЗах совершенно выбил её из колеи. И все же не только день...

Нужно снова брать ситуацию под контроль. Иначе эта сумасшедшая натворит таких дел, что не повернешься. Анна Семеновна усмехнулась дурацкая детская привычка совать нос в чужие дела обернулась для неё вошедшей в плоть и кровь инфантильной Танечкой. Танечкой, которая решила показать зубки, буквально не дожидаясь никакой старости лет.

М все же – мы в ответе за тех, кого приручили. Особенно, если список этих жертв состоит всего-навсего из мужа, случайно попавшегося на склоне лет, и старинной подруги, которой когда-то, в юношеском запале было сказано: "Твой ребенок – мой ребенок".

Тонко порезанные кольцами огурцы приятно разлеглись на лице и попахивали обещаниями вечной молодости. Анна Семеновна придирчиво оглядела комнату – ни пылинки, пролистала блокнот, деловито вычеркнула все сделанное и позволила себе краем уха присоединиться к шоковой – мыльной терапии, что радостно зазывала дурачков с телевизионных экранов. До прихода любимого мужа оставалось сорок минут очерченного, обязательного одиночества. Хорошо.

Только надо было отключить телефон. Потому что провисание на трубке гораздо полезнее соединять с процессом приготовления ужина. Полезнее и экономичнее.

– Да, – мрачно включилась в разговор Анна Семеновна.

– Аня, он уже у тебя? – взвизгнула Танечка, Татьяна Ивановна.

– Кто? – жестко уточнила Анна, раздражаясь уже не на шутку. Поиски тридцатилетнего талантливого безработного Игоря стали нормой, но не каждый же день.

– Ты знаешь, кто! Мне сказали! У меня связи, между прочим. Он поехал по городу. Значит, опять к тебе! Дай ему немедленно трубку.

Опять сошла с ума. Да, Игорь бывал у Анны Семеновны. Часто. Густо. С полным правом некоронованного бескровного племянника. Время от времени, пребывая в благодушном настроении, Анна даже устраивала его на работу или просто давала деньги. Но это не повод тратить её одиночество на пустопорожнюю болтовню.

– Таня, я отдыхаю. Перезвони мне попозже.

– Значит, нет? Тогда – жди. Мы приедем. Я не допущу, чтобы ты снова все испортила.

– Кто о чем, а вшивый – о бане, – выдохнула Анна, устало снимая с лица теплые огуречные кольца. – У меня нет никого, загулял твой Игорек.

– Я о Науме! Не притворяйся дурой. Тебе не идет. И учти – я настроена решительно.

– Ставить чайник на плиту или водку в холодильник? – учтиво осведомилась Анна, – только ты тоже знай – я сама, и никакую встречу мы ещё не обговаривали.

– Ну раз "еще" считай мы у тебя. Не позволю, – Таня угрожающе всхлипнула и закончила разговор.

Анна Семеновна разозлилась и обрадовалась. Лучше раз и навсегда покончить с этим делом. И забыть-забыть к чертовой бабушке.

Право слово, когда-то это было и интересно и больно. На собственном любопытстве она, наверное, и заработала учащенное сердцебиение, постоянную жажду и легкое почесывание, получившие приличный диагноз – диабет. Но все прошло. Кроме диабета. Все прошло и перестало быть главным. Пора поставить точку.

Раз и навсегда. У них – своя жизнь, у неё – своя. И за все ошибки она уже расплатилась.

Неужели же он правда едет? К ней, К Анне – к первой? Неужели?

И пусть. Первая любовь не забывается. А что глупо поступила, так кто тогда был умным? Хотелось всего и сразу – но связывать свою жизнь с непредсказуемым человеком не хотелось. И сейчас не хочется. И все же он едет к ней.

Анна Семеновна легко поднялась с дивана и прытко рванула в ванную. Десять минут контрастного душа, пара упражнений из книги об индийских йогах, чтобы кровь прилила к лицу, и легкая бомбежка холодильника на предмет возможной закуски. Хлеб с отрубями она упаковала в красивый фирменный пакет, а диетические конфеты без сахара разложила в коробочку от польского ассорти. Не хватало ещё предстать перед ним героическим чахликом советской медицины!

Звонок, потревоживший предвечернюю тишину квартиры заставил Анну Семеновну вздрогнуть от разочарования. Только безумная Татьяна могла приложиться к кнопке и уснуть на ней на вечные времена.

– Приехал? – прокричала она из-за двери, совершенно не желая считаться с ничьим семейным положением и возможной ревностью дорогого мужа.

– Заходи, в Багдаде все спокойно, – Анна отступила в сторону, давая возможность подруге оценить территорию как святую и нетронутую. Буквально девственную. Не в пример многим.

– Странно, и машины во дворе нет. Так я подожду? – Татьяна Ивановна сбавила обороты и доверчиво улыбнулась.

– Сиди. – Анна равнодушно пожала плечами. День уже испорчен. Так чего паниковать? А дитя где?

– Приедет за мной. С работы. Его Инночка Константиновна пристроили. В больницу, санитаром пока, а там – ему ж надо институт закончить. Курс один висит – даже жалко. А сейчас он стихи такие пишет. Работа нравится времени на все хватает.

– Таня ты мне зубы не заговаривай. Прекращай свою комедию ломать и о преимуществах нового образа жизни доказывать – я тебя насквозь вижу. Остынь, Таня. Не делай глупостей. Особенно – за чужой счет.

Татьяна Ивановна выпрямила спину, наморщила лоб – сделала умное лицо, чмокнула губами, оформив прощальный поцелуй разума и молча подошла к окну.

– Не хочешь разговаривать? – уточнила Анна, обращаясь к ней как к душевнобольной . – Не хочешь – не надо. Я пойду чайник выключу, а ты подумай. Потому что отвечать придется. За все и сразу.

Аня, а ты не боишься? – Татьяна Ивановна резко задернула шторы. В комнате сразу стало темно и уныло. – Кары, например? – она повернулась и выстрелила зарядом подготовленного безумия на раскрасневшееся лицо подруги.

– Нет, – крикнула Анна и прошла в кухню, уже оттуда добавив. – Ничего и никогда. А тебя – так и подавно. Давай спокойно все обсудим...

Не получилось. И не по вине старинных подруг, уже готовых вцепиться друг другу в волосы, чтобы выяснить правду для учебников по новейшей истории разрушенной державы. Нет, не по их вине. Они уже устали стоять насмерть – пришла пора, должен был подъехать повод, причина и следствие, но замок лязгнул и на пороге появился сияющий муж. Просто муж, который попался случайно, из студентов-заочников и теперь все удивлял Анну Семеновну деловой хваткой и способностью любить и холить её, педантичную женщину с комплексом одиночества и замашками старой холостячки.

Анна Семеновна тяжело вздохнула. Как никак муж – это святое. Во всяком случае – для них. И переучиваться на склоне лет – фи. И выяснять при нем отношения – тоже фи. Мужей надо ценить, а то получится как у этой Нади-Наденьки. Миллион без единицы.

– Девчонки, будем ужинать или будем дуться, – муж заскочил в туалет и весело вопрошал прямо оттуда. Издержки воспитания. Что поделаешь . – Что шефу дарить будете? Ну, отвечайте! Или у вас тут заговор?

– Андрюша, выходи. Никакого заговора. Все в порядке.

Татьяна Ивановна зашла на кухню и сделала страшные глаза: "А если Наум придет, что говорить будем?" "Что он твой любовник" , – усмехнулась Анна, понимая, что контрастный душ она принимала совершенно напрасно.

Когда они сели за стол, снова тренькнул звонок. Привычно и необычно. Анне повезло – она резала хлеб, поэтому никто не увидел мертвенной бледности, быстро разлившейся по её лицу.

– Я не понял, мы будем считаться? Вышел месяц из тумана..? Или кто-нибудь откроет дверь гостю. Я – не могу. Я с набитым ртом, – сообщил Андрей, Андрей Леонидович, только что завершивший удачную сделку по оживлению работы копировальных аппаратов, сеть которых принадлежала ему лично. – Открывайте, я пока расскажу.

Таня спокойно покинула кухню, снова воинственно выровняв спину. На всякий случай надо бы подкрасить губы, но над дверью снова задребезжало устройство, которое нервировало и не обещало ничего хорошего.

– Ань, ну чего ты не слушаешь? Ну разберется она с замками – не первый раз. Я письмо придумал. Письмо счастья: "Перепиши двадцать раз, а то у тебя отвалятся ноги, руки и голова. И дети родятся уродами, и в почках найдут камень. И истории из жизни привел. А кто перепишет – тому счастье. И деньги. Класс? – Андрей Леонидович не желал понимать настороженно-панического состояния своей супруги и веселился от души.

– И что хорошего? – безучастно спросила Анна Семеновна.

– Вот и ты не догадалась, а письмо на двух страницах. А переписать его надо тридцать раз и отправить друзьям.

Так лучше же отксерить. А?... – Андрей задумчиво ковырнул вилкой в зубе. – Что-то я не пойму...

– Что? – дернулась Анна, вытягивая шею в сторону коридора.

– Что? Что? Думаю, мне выгодно заключить контракт с почтой? А? Как посреднику?

– Что происходит? – выдохнула Анна Семеновна.

– Ты меня ругаешь? Мы будем богатыми людьми. Повезем тебя за границу и подошьем такой укольчик – автомат! А ты – ругаешь! – Андрей Леонидович обиделся и крупные капли пота покрыли его тугую, красную лысину. – А где Таня? – наконец встрепенулся он.

– Вот именно, – Анна Семеновна решительно поднялась со стула и вышла в коридор на всякий случай объявляя: "Таня, я иду". Сердце неприятно заухало, пребольно ударяясь о ребра. Три шага прямо и два налево, а, казалось, будто прошла три остановки пешком по бездорожью. И кто бы мог подумать, что так разгуляется душевная мука. Она же мука. Она же нафталин. Черт бы их всех побрал. Андрей и заграница – надежная синица, гораздо более надежная старого израильского журавля. А сердце... Так дело очень важное, вот и сердце, долг у Анны Семеновны всегда был на первом месте. И стоил здоровья. Вот.

– Фух, – выдохнула она, опускаясь на маленький телефонный диванчик. Игорь, Таня, что вы здесь делаете? Как вы нас напугали. И дверь закройте дует! Андрюша, это Игоря за Танечкой, – громко крикнула она, зная по опыту, что адреналин вреден. А потому – да здравствуют эмоции, скандалы, громкие голоса, но по возможности дома и за закрытыми дверями.

– К столу! За компанию, – радостно ответили из кухни.

– Нет, спасибо, дядя Андрей. Мы уже пойдем. Мама сумку полчаса ищет, найти не может. Вот и тишина, – Игорь красиво развернул голову и показал крепкие на редкость не фарфоровые зубы. – Вы извините, я с работы.

– Да – да, – кивнула Инна, смутно догоняя мысль, которая так красиво оформилась и промелькнула, что потерять её было жалко. – Да-да, сумка на окне. Наверное, на окне.

Краем глаза Анна Семеновна увидела, как Татьяна и Игорь переглянулись. Как сообщники, как палач и жертва? Как солдаты разных, пока ещё нейтральных армий? Что-то Таня стала слишком резкой. Может быть, даже опасной.

Анна Семеновна закрыла дверь и, невзирая на боевые крики объевшегося мужа, зашла в гостиную и, осторожно одернув шторы, выглянула в окно. У подъезда стояла машина. Неизвестной для Анны марки, но очень чистая, похожая по очертаниям на мерсовские тачанки. За рулем сидел человек и нервно вертел головой: то ли оглядывал девятиэтажки, то ли кого-то ждал.

А что, если... А что, если он все-таки приехал, поднялся и увиделся с ней? С ними? И эта дура опять все испортила. И не только себе? Как же ей объяснить? Как теперь объяснить все ему? Как помочь?

Письмо счастья? Может быть, послать ей письмо счастья? Пусть будет занятие – она верит в дурости, вот и ладно. Заодно и в семью копейка. И вся академия – на ушах. Надо и ректору подарить письмо счастья. На славный юбилей – "а кто не перепишет, у того отпадут руки, ноги и голова." Впрочем, голова отпала уже у всех поголовно.

– Андрюша, надо своим тоже помочь, – натянуто улыбаясь, Анна Семеновна вошла на кухню. Что-то надо было делать. Но вот что?..

Через час Анна Семеновна снова выглянула в окно – машины не было. Летучий голландец растворился во тьме грязного двора. "Мало ли что придумаешь с перепугу" , – решила жена Андрея Леонидовича и посвятила себя телевизору. Нелегкое братание с ним закончилось бессонницей. Мысли, одна глупее другой, лезли в голову, наплывали и рождали галлюцинации, достойные того, чтобы превратить их в слайды по библейским сюжетам. Анна Семеновна маялась картинками вселенской потопа, страшного суда и второго пришествия... Она забылась сном лишь под утро, и только для того, чтобы проспать и быть разбуженной взволнованным голосом Мишина, кричавшего в телефон.

– Измена! На кафедре измена. Пропал протокол, шелковые шаровары и моя ручка. Нет, ручка нашлась она закатилась под стол. Наверное, при обыске. Немедленно на работу. Немедленно. Получена подметное письмо. Экстренно собираемся в моем кабинете. Кафедра может прослушиваться. Анна Семеновна, вы наш старейший работник – вам я доверяю. Бдительность и осторожность! Немедленно! Берегите себя.

"Идиот", – мысленно выругалась Анна Семеновна в адрес Мишина и заодно мужа, который укатил с утра пораньше, не удосужившись её разбудить. Непредвиденные ситуации выбивали Анну Семеновну из колеи. Ей уже и так было достаточно необходимости руководить Танечкой – теперь ещё и сборы на работу по системе "оружие к бою". И на что она будет похожа, если макияж делается вместе с завтраком, а утренний кофе – просто отменяется из-за невозможности его сварить. Растворимые чудовища Анна Семеновна не пила.

А план на день – бестолково и бессмысленно что-то вспоминать. Тут бы себя не забыть. Свежий платок, лекцию, журнал, наглядное пособие, методичку, косметичку, расческу, шарф, сменную обувь, проездной... Что еще...

Она захлопнула дверь и побежала по лестнице вниз, перечисляя список необходимых вещей. Укол!!! Ах, ты, черт! Она вернулась, не разуваясь, промчалась в ванную, схватила ампулы и одноразовые шприцы (два на всякий случай), и снова оказалась на лестнице. В два движения она распахнула дверь и натолкнулась на печального мужчину средних лет и средних способностей, который снимал подвал их подъезда для офиса.

– Извините, – буркнула Анна Семеновна, пытаясь обогнуть застывшего арендатора.

– Это вы меня извините, – пробормотал он. Задумался, – а вы нашу уборщицу не видели? Что-то не приходит. Вон – бутылок сколько...

– Раю? – уточнила Анна. – Нет, не видела. Я вообще месяца два её не видела. У нас с ней расписание разное.

– М – да... Неужели мой партнер переманил? Вот дает... – он задумчиво потер живот и посторонился. – Извините.

– Да, – бросила Анна на ходу, понимая, что дежурная учебная часть уже греет руки над её приговором о злостных опозданиях на лекции. А что писать в объяснительной? Непонятно. Спасибо Мишину, разбудил-позвонил...

Подметное письмо! Неужели Андрюша добрался до святая святых нашего образования!?

– Извините, – Надежда Викторовна покорно опустила глаза и тихо спросила. – А можно мне сарафанчик поменьше? Или мы в нём что-то проносить будем.

– Мы вас проносить будем, если вы не уйметесь. Значит так: будем всё менять. Но костюмы примерить. А план менять, – Мишин прищурился, оторвался от потолка и вставил глаз в Надежду. – А вы случайно не брали протокольчик? Совершенно случайно? Для домашнего изучения. Лучше признаться сейчас...Пока не поздно...

В подтверждение начальственно угрозы грянул звонок, издаваемый в помещении вручную, по старинке – большим медным колоколом, который завалялся у декана-коммуниста со времён героического раскулачивания церквей. Получалось, что звонок в этом здании академии напоминал ещё и гром небесный, что было особенно важно ввиду возвращения общества к христианской традиции.

– Не брала, – новенькая гордо расправила плечи и царственно мотнула головой.

"Хороша, – подумал Виталий Николаевич, зря она так, конечно, с мужьями, но для роли держательницы малины очень подойдет".

– А где Анна Семеновна? – обиженно спросил Мишин. – Без неё ничего нельзя решить.

– Господи, какой бред, – шепнула Надя. – Какой бред.

Виталий Николаевич втянул носом воздух. Ему не пахло бредом. И почему бред? А например – не абсурд. И зачем так категорично. Нужно уметь извлекать выгоды – вот и все. Выводы, уроки и полезные знакомства. Если костюмированный бал в академии считать плодом больного воображения, то зачем тогда стремиться в Венецию в период

карнавала. Почему там можно разрисовывать себе лица, а здесь нет? Пусть начнется маленькая красивая традиция и как знать, может через годы их город станет центром нового увлекательного искусства. Ведь если разобраться, то по отношению к истории и Риму – Венеция просто большая тухлая дыра. Виталий Николаевич посмотрел на Мишина с обожанием. А на Надю – с презрением. "Породистая безмозглая самка", – громко подумал он и, испугавшись, втянул голову в плечи.

– Так – протянул Мишин. – Так, понятно. Первое, сарафан надеть и доложить. Второе, Анну Семеновну с пары – сюда. Третье, прекратить препирательства, потому что нашим главным козырем станет Чаплинский.

– В национальном еврейском костюме, – не удержалась Крылова и была сметена с порога прицельным огнем прозрачных глаз отставного полковника. Можно приступить к выполнению? – спросила она из-за двери.

– А не надо было её брать, – заявил Виталий Николаевич, проникаясь чувством великой солидарности к почти разрушенному празднику.

– А попробовали бы мы. Будем отслеживать её контакты. Может оно и к лучшему, – неуверенно покачал головой Владимир Сергеевич. – Может и приведет к организаторам травли нашей кафедры. Но жаль – боец!!!

Щеки Танечки – лаборантки были пунцовыми, а взгляд испуганно, но радостно бегал по кафедре в поисках точки заземления.

– Анна Семеновна, кажется, сошла с ума, – прошептала она в упоении.

– До такой степени, что вы укололи ей успокоительное? – спросила Надежда Викторовна, хмуро натягивая на себя сарафан.

– Да вы б разделись. Я дверь подержу, – предложила Танечка.

– Я как шеф – сверху. Присоединяйтесь – места всем хватит, недовольно буркнула Крылова и перевела взгляд на использованный шприц, что валялся на столе.

– На кафедре ещё и наркоманы? Приятно оказаться среди своих.

Танечка – лаборантка тряхнула плечиком, подобрала длинную юбку и горячо зашептала: "Это Анны Семеновны. Она не успела сделать укол. Пришлось тут. Я сейчас выброшу. Не волнуйтесь".

Хрипло тренькнул телефон, и Танечка, по-солдатски подобравшись, крикнула в трубку: "Кафедра. Мишин."

– Вы тоже Мишин? – удивилась Крылова, разглядывая себя, изуродованную фольклорной стилизацией, в зеркале. – Какая разница, если ректор все равно умрет, когда все это увидит.

Танечка пробормотала в трубку что-то ласковое и обещающее.

– Ну, как я вам? – спросила Крылова, не отрываясь от своего изображения.

– Как все. Мне надо Анну Семеновну к телефону. Муж спрашивает. Вы здесь побудете или закрывать?

– Я сама её позову. Начальство велели представить под светлые очи.

– Вы так и пойдете? – прыснула Танечка.

– Но вы же все так сидите. А я – пойду, понесу культуру в массы. В какой она аудитории?

– В триста пятнадцатой. Выбросите тогда и шпиц, пожалуйста. А то, действительно, странно, – сказала Танечка и с сожалением вздохнула. Что-то очень интересное сегодня все время крутилось рядом, но никак не складывалось в нормальную сплетню-то звонок, то Мишин. Не работа, а каторга за двадцать долларов. Вот бы в кибитку с хорошим мужиком. Танечка зажмурилась и перестала печатать. Хотелось в степь, в любовь, в страдания. И желательно – без всех этих сумасшедших.

Анна Семеновна чувствовала легкое головокружение. Она чуть не совершила большую – большущую ошибку. Откровенничать с лаборанткой! Которая не понимает намеков, которая в жизни-то умеет складывать только буквы на печатной машинке. Вот до чего доводит дефицит общения. Но – обошлось. Да здравствует диабет! Если бы не он...

Теперь осталось довести до логической точки одно занятие и домой. Подальше от всех.

– Включите свет. Что-то темно, – вдруг приказала она, понимая, что стремительно наступает душный летний вечер. А может быть – солнечное затмение. В такие дни ей всегда было плохо. Как сейчас. Звон в ушах, сухость во рту и мокрые руки, холодный пот, который ощущается везде – даже на внешней стороне костюма, даже на крышке этого зачуханного стола. И звуки становятся ватными, неправдоподобно громкими. И разве сейчас лето? Анна Семеновна пыталась посмотреть на часы. "Как далеко я их ношу. Как это неправильно...Неправильно. И кто шумит на паре? Кто? Нарушать дисциплину..."

– Анна Семеновна, вам плохо?

Плохо. Очень плохо. Что-то вспыхивает и быстро гаснет. Анюта. Анечка. Письмо счастья...

– Вас к телефону. Муж.

– Быстро "Скорую". Быстро, студенты. Бегом.

"Неужели я упала на пол? Как плохо. Мне сделают укол. Вот эта женщина в русском платье. В сарафане. Она пришла

мне помочь. Но почему – не в халате? Вот оно... Надо собраться с силами и словами отогнать видение."

– Должок, – прошептала Анна Семеновна на ухо всем фантомам, что враз окружили её. Должок. Василиса Прекрасная, – потом она вздохнула и спокойно закрыла глаза.

"Скорая" приехала через сорок минут и констатировала смерть. Гипокликемическая кома и слабое сердце. И еще – отсутствие бензина. Обычное дело – просто нищета.

Надежда Викторовна выглядела нелепо. Она сидела на полу и держала голову усопшей на коленях. Атласный, расшитый гладью синий сарафан и шприц, зажатый в руке, делали её похожей на городскую сумасшедшую. Все это было так смешно, что никто не смеялся. Глупые дети богатых родителей, вроде вполне привыкшие к телевизионным показам окровавленного человеческого мяса, сидели тихо, уткнувшись в учебник, пытаясь убедиться, что знание – сила. Но знание почему-то не спасало. Детей снова обманули.

– Это вы делали ей инъекцию? – осведомилась уставшая женщина-врач.

– Нет, – Надежда Викторовна осторожна качнула головой, как будто боялась разбудить спящую.

– В любом случае – вы не виноваты. Даже, если делали. Такое случается – могли перепутать дозировку. Есть тут кто-то главный? Мы не возим трупы, женщина завертелась на месте, призывая союзников-студентов к активным боевым действиям.

– Почему не доложила сразу? – прогремел голос Мишина, очутившегося в эпицентре трагедии через час после случившегося.

Надежда Викторовна смотрела в никуда. И в нарушение субординации молчала. Как немецкий шпион.

– Так, началось, – Мишин удовлетворенно потер руки. – Началось. Что скажете, доктор? Кого задерживать?

Врачица махнула рукой и ответила:" Нас – не стоит. Полно вызовов".

Хорошо. Это, – Мишин указал перстом на изваяние Крыловой, сделанной ею самой под кафедральный арест. – Большой сбор у меня в кабинете. Будем разбираться сами до приезда милиции.

– Какая милиция, – устало заметил фельдшер, выполнявший свои обязанности по разглядыванию юных перепуганных девиц.

– Не вашего ума дело. Выполняйте.

Все сразу засуетились, ожили и принялись отдирать мертвых и полуживых дам друг от друга. Весть о смерти под доской вмиг разлетелась по бывшему общежитию, и в аудиторию то и дело заглядывали разгоряченные довольные паузой в учебном процессе лица студентов.

Под усиленным конвоем, состоявшим из членов студсовета и детей деканата, Надежда Викторовна была препровождена на кафедру и закрыта на ключ. График дежурства у дверей был составлен на полтора дня вперед, преимущество на первоочередные караулы имели лица, закончившие прошлый семестр без троек и не имеющие ни единого пропуска занятий в этом месяце.

Члены кафедры, почти в полном составе, за вычетом естественной убыли собрались в кабинете Мишина.

– Вот так, – глубокомысленно заметил он. – Такие дела. Какие будут предложения? Только попрошу без слез.

– Давайте собирать деньги на похороны, – предложила Инна Константиновна.

– О главном, – Мишин стукнул кулаком по столу и матерно выругался. Про себя. Пропал протокол, погиб на боевом посту наш товарищ.

– Так на похороны... – попыталась вклиниться Танечка и была остановлена презрительной фразой начальника.

– А день рождения ректора будем отменять. Попросим его родиться назад? Как это сочетать – не представляю.

Мишин потер лоб. Нет, он не был черствым человеком. Но живым – живое. Это если по атеизму. А если по-новому – то Анне Семеновне там лучше. Хотя и жалко – проверенный сотрудник. И так нелепо.

– А с Крыловой что? – осторожно спросил Виталий Николаевич.

– Хорошо мыслите, в нужном направлении. Она появилась и все началось. Неспроста ведь.

– Перестаньте, – глухо отозвалась Татьяна Ивановна. – Перестаньте. Здесь просто нечем дышать. И страшно.

– Ну пытать её никто не собирается, – успокоил Мишин . – А расследование – обязательно, причем в самые оперативные сроки. Я займусь этим лично и лично доложу. Помощником назначаю Виталия Николаевича. Это мужская работа, – пояснил он,

натолкнувшись на обиженный взгляд Инны Константиновны.

– А сколько мы будем её там держать? – тихонько спросила Танечка лаборантка.

– Сколько понадобится, – отрезал Мишин. – Теперь – по поздравлению...

Довести светлую мысль до конца помешал телефон. "Без паники! "– сказал Мишин и снял трубку.

Да, да, да, так точно. Будет сделано , – он почесал трубкой нос и задумчиво объявил: "Кажется, Крылова – не наша компетенция. Ее вызывают в госадминистрацию. Уже послали машину. Неужели и там...?"

– Перестаньте, перестаньте же, – вдруг закричала Татьяна Ивановна и бросилась вон из кабинета.

– Нервишки, – спокойно заметил Мишин. – Я, вот, бегаю по утрам. Лучше. Намного лучше. Виталий Николаевич, вы сопроводите нашего террориста к местам общего руководства. М – да, – Мишин снова почесал трубкой нос.