355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Юрская » Возвращение - смерть » Текст книги (страница 20)
Возвращение - смерть
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 12:26

Текст книги "Возвращение - смерть"


Автор книги: Елена Юрская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Раз ступенька, два ступенька – будет лестница. Это намного лучше, чем лифт. Потому что я никак не могу, как говорит моя мама «дать себе ладу», по её мнению, порядка, системы, а по моим языческим понятиям – лада, то есть любви. В этом я с ней полностью согласна. Что полезнее – убиваться за единственным до последней капли крови или спокойно разводиться, чтобы передохнуть и снова ринуться в бой? Может оно и к лучшему, что сейчас так не любят. И никак не любят. Наше поколение напугано чувствами на уровне подсознания и сильно аллергизировано страстями. На бесплодные поиски синей птицы, по сути, и ушла жизнь всей страны. Но лично я, бездушная и бездуховная не стала бы убивать свою дочь, чтобы доказать её отцу вредность сектанстко – вегетарианской позиции. И подруг своих я тоже не стала бы убивать, хотя некоторых – просто надо. Для общественного спокойствия.

А вообще, в моей голове все очень сильно перепуталось, завести, что ли рабочий дневник, под красивым названием "органайзер". И кстати, пусть этот сытый капиталистический мир не думает, что идейный приоритет в области систематизации жизни принадлежит им. Им, никогда не сдававшим "ленинский зачет", а стало быть и понятия не имеющим, как в тонкой желтой книжечке можно подробно изложить план собственного интеллектуального мужания, местами даже роста. Мне всего лишь нужно подняться на третий этаж и наконец поставить точку и водрузить флажок памяти Анны Семеновны. Хоть бы этот сынок был жив... Надеюсь, за полчаса таблетки, если таковые имелись ещё не у спели сделать свое черное дело, а марганец у меня с собой. Спасу! Спасу обязательно. Хотя бы и для выравнивания счета погибших и оставшихся в живых.

Только вот зачем Татьяна Ивановна кидала мне в окно кирпич. Как-то это не по-женски, впрочем, наслышанная о моих дедуктивных способностях, она могла желать, чтобы я просто самоустранилась. Не вмешивалась. Или это просто обыкновенная ревность? Застаревшая, гноящаяся, рождающая болезненные поступки? Пожалуй так. Красиво я стала мыслить. Закачаешься. Если честно, то преступницу мне было жалко. Прямо до слез. И Анну Семеновну тоже, но силой страстей Заболотная, пожалуй не уступала самой леди Макбет. А с извилинами у нас все в порядке. Такое время, такая жизнь – эстетика убийства стала одной из составляющих существования. Стоит признать это, мы с чистой совестью прилепляемся к телевизору во время криминальных новостей, которые по совместительству являются ликбезом для начинающих.

Стоп. А что я скажу Игорьку: "Это вы вдова Рабиновича? То есть сын убийцы? Есть другой вариант: краснознаменно улыбаясь провозгласить: "Твой папа приехал!" И – толку? Если человек, считающийся его отцом, действительно может приехать из командировки? Пожалуй, для установления контакта модно предложить услуги знакомого адвоката. Игорек – не красна девица, нервы, думаю выдержат... 0й! раз ступенька, два ступенька, – будет лестница и дверь, ведущая к спасению мальчика от материнской любви.

А ещё я плохо в выгляжу: косметика не выдержала полигонных испытаний на дождь и мягко растеклась по лицу, волосы поникли и местами даже опали, колготки забрызганы грязью. В таком виде – и к молодому человеку! Впрочем, если он уже не жив, то ему должно быть все равно. А мне – нет. Я присела на подоконник в пролете и достала пудреницу: умытая, немолодая и неинтересная девица смотрела на меня вызывающе. Тремя движениями я привела её в божеский вид и подписала рекомендацию на конкурс фотомоделей. Гордость города не может походить на нищенку, даже если у неё кончились деньги силы и мужчины. Дверь, в которую я только что собиралась звонить, распахнулась сама. Чертовски приятно, когда тебя ждут так преданно и красиво. Я почувствовала прилив крови к лицу и попыталась унять нервную дрожь в коленях. Мой папа, конечно, был бы против этого двусмысленного визита к молодому человеку, он, пожалуй, даже прочел бы лекцию о свирепствовании СПИда в нашем регионе, но как врач, как хирург он должен был меня понять. Не корысти ради, а что мальчик хорошенький – так только по официально изложенной биографии у меня их было семь. Правда, по другим, очень желтым источникам – выходило девять. Не хватало для ровного счета, на котором можно было бы и остановиться. На время, пока не выдам Аньку замуж, потому что зал регистрации торжественных событий не рассчитан на слишком большое количество лиц, считающихся отцами моей дочери. Впрочем, дверь распахнулась, для того чтобы явить моему слуху какую-то не вполне приличную возню. Неужели Игорек пытается выползти из ловушки? О ужас, я опоздала.

– Обязательно, обязательно сделай что-нибудь. Удержи, помоги. Ты, должна, – раздался сексуально – взволнованный шепот. – И сразу перезвони. От этого зависит наша жизнь. Прошу...

На площадку, вместо ожидаемого трупа Игорька весело выпорхнула девчушка, представленная мне ранее, как Ирочка, племянница Инны Константиновны.

– Я все сделаю, – томно и немного нервно сказала она, поправляя спиралеобразные волосы, модные в тысяча девятьсот затертом году у выпускниц профессионально – технических училищ. – Не волнуйся, – на площадке картинно чмокнулись и быстро подобрали слюни. – Твое горе – мое горе, – сказала она.

В позитивном смысле мне это принцип нравился. Только я предпочитала распространять его на более материальные субстанции: твоя машина – моя машина, твоя квартира – моя квартира, твои деньги – мои деньги. Для всего остального существовала железный занавес со строгой надписью: "Не подходи убьет" Что касается квартиры, то Сливятинское поручение я выполнила как-то плохо. Неужели придется собирать чемоданы. Впрочем, я верну Чаплинскому его ребенка, а он за это сделает для меня невозможное. Нет, на кресло губернатора я не претендую, но если все, что мне рассказывали о еврейских папах – не очередная яшина выдумка, то счет в швейцарском банке мне гарантирован. Очень жаль только, что не я родила этого смазливого Игорька. Сердце зашлось теплой материнской мелодией. В принципе, там, в Израиле он может познакомиться с моей Анькой, и как знать, может через десять лет он все-таки поймет – что наша семья – это его судьба. Очередной космический круг замкнется, и мой редактор Владимир Игнатьевич укусит себя за левое ухо.

– Ты только удержи, – уже громче ,настойчивее проговорил Игорь.

– Сказала уже, – грубо оборвала его Ирочка и легко сбежала по лестнице вниз.

Мне предстояла нелегка миссия – сообщить, что теперь уж собственно, некому помогать. Правосудие не за горами, а возмездие с покаянием практически не заставили себя долго ждать, Игорь зевнул и захлопнул дверь. Странный у него был зевок. Право слово, отравленный – ну кто из молодых спит во второй половине дня, если в первой они все сидят на амфетаминах, а ночью тоже сидят на них же. Интересно, а как сочетается общее полусмертельное отравление организма с его сексуальной активностью. Тема для интервью – супер. Хай класс! Но за Ирочкой я побегу в следующий раз. Я решительно не желала больше оставаться незамеченной. Приготовила улыбку для торжественных случаев, типа приема в пионеры, я уверенно нажала на кнопку звонка

– Это тетя Надя, – негромко кашлянув, представилась я мелькнувшей в глазке тени.

– Я только что звонила. По делу.

– Проходите, – Игорь стоял на пороге и блестел обнаженным торсом. Плечики могли бы быть и пошире, и пупок ему завязали где-то в подворотне он топорщился и был похож на грыжу, но кожа казалась свежей – не синей, не подпаленной, такой – в принципе здоровой. Хотя, кто из нас при таких скоростях может похвастаться здоровьем

– Чем обязаны? – он чуть отошел в сторону, приглашая меня войти. На старости лет я с удовольствием напишу дизайнерский труд на тему: "Как живут настоящие убийцы", полагаю, что при ближайшем рассмотрении, его даже можно будет выдвинуть на Нобелевскую премию. Ведь не исключено, что человек может так насмотреться на эстамп: "Одуванчики в плену", что начнет создавать какое-нибудь экологическое общество. А ежедневно сталкиваясь со шапчиком, подаренным бабушке мужа к крестинам, вполне можно выйти на большую дорогу с топором. В квартире у Заболотных ничего экстремального, навязчивого не было. Все, как у людей – стенка, два кресла, диван и журнальный столик. Книги, купленные по подписке, хрусталь, цветной корейский телевизор, видеомагнитофон, коврик, который в нашем городе все поголовно именуют "паласом", линолеум типа – новогодняя елка в детском саду, синие шторы, балкон и запах ванили с нафталином. Вот так и живут те самые средние слои, которые вымылись из собственной группы, попав в критическую ассоциацию риска.

– Хорошо, – похвалила я, – уютно. Со вкусом. Игорь кивнул, продолжая демонстрировать мне вяло кустящуюся шерсть на груди. Я деликатно зажмурилась и даже отвернулась. По правде говоря, волосяные луковицы, рассаженные в полутора сантиметрах друг от друга вызывали у меня законное чувство брезгливости, основанное на эстетическом максимализме: или все, или ничего. Вот у моего яши, например...

– Чем обязан, – настойчиво повторил Игорь, не желая заканчивать стриптиз и снова подозрительно зевая.

– Вы когда в последний раз опорожняли кишечник? – скромно спросила я

– Позавчера, – ответил Игорь, немного смутившись.

– Запор? – провозгласила я, цитируя тетку из рекламы. – Многие страдают молча!

– Вы занимаетесь многоуровневым маркетингом, – обрадовался Игорь.

– Нет, мы просто сделаем клизму, а потом аккуратненько вырвем, в смысле – рвоты. Не стесняйтесь, так надо, – я полезла в сумку и достала оттуда перманганат калия. Жаль, что многие сестринские навыки я как-то подзабыла, но для того, чтобы уложить два пальца в рот много опыта не надо. – Вы кушали давно?

– Нет, – Игорь покрутил головой и отошел на безопасное, по его мнению расстояние.

– То есть да, у меня нет аппетита. Осеннее обострение гастрита.

– Да вы не бойтесь – это просто профилактика, похоже, что ничего серьезного у вас пока нет. Так, аптечка в ванной? – деловито спросила я.

– Почему? – насторожился Игорь – в коробке из под фена. Но клизмы там нет, – он нахально усмехнулся, являя мне все признаки приближающейся неадекватности. Я бы на его месте не стала с такой легкостью относиться к вопросам жизни и смерти. Надо же думать! Впрочем, мужчины не умеют составлять логические цепочки. А надо бы – если после работы в дом приходит сотрудница матери, наверное, ей есть чем заняться, кроме того, чтобы чистить кому-то желудок. А если она не сразу, говорит о истинных причинах своего визита, то только из деликатности, чтобы не нервировать ребенка.

– Ничего, можно использовать гусачка, – приободрилась я, радуясь своему умению находить выход в сложных жизненных ситуациях.

– У нас котлеты, – объявил Игорь, наконец-то вспомнив, что я – живой человек и осенним обострившемся гастритом не страдаю. – И борщ.

– Это после! Сейчас быстро в ванную – сделаем процедуры и все! Кушать и спать.

– Надя, – прошептал Игорь, упуская обидное слово "тетя". – Что случилось? В чем дело. Я не хочу ни кушать. Ни спать. Ни гусачка, ни рвоты, – он забеспокоился и стал нервно сжимать и разжимать пальцы. Ну, точно судорога. Меньше бы красилась на лестнице. – С другой стороны – меньше бы красилась, он бы так и называл меня тетей. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Я подбежала к жертве материнской любви и попыталась насильно всунуть ей раствор марганца в рот. От неожиданности Игорь даже сделал два глотка, но сплюнул и закричал не человеческим голосом: "мама, спасай".

– Поздно, – трагически, но спокойно сказал я. – Яд уже действует. Думаю, что это какое-нибудь сибирское бешенство. Это нельзя понять, но можно простить. идемте чистить желудок, потому что капельницы для перегона крови я с собой не захватила.

– Я здоров, – с глупым бахвальством заявил Игорь.

– Казалось бы, – процедила я, повторяя эту фразу нудным Рубином, которого зараннее же по поводу и без, готова была удушить. Например, прихожу я за деньгами, о чем ему и сообщаю, а он мне: "казалось бы" или: "Я хочу видеть Владимира Игнатьевича", он мне: "Казалось бы" Ну, не придурок? 3ато – лаконично. Я подошла к двери ванной и начала делать оттуда пригласительные жесты.

– Это стриптиз? – поинтересовался Игорь

Если я кажусь ему голой, то значит, начались галлюцинации. Причем, не только зрительные, но и тактильные, потому что Игорек стал резко ощупывать качество шерсти надетого на мне свитера и приговаривать: "Да, голеньких я люблю" Единственным средством спасения отравленного мальчика могло стать его бессознательное состояние. Памятуя о том, что самое отключательное место находится у мужчин между ног, я направила туда свой кулак с зажатым в нем стаканом с марганцем. Игорь согнулся пополам. но сознания не потерял. Видимо яд был уже так глубоко, что организм собрал для борьбы с ним все силы. Хриплым и болезненным шепотом он произнес фразу, достойную лучшего применения: "Может, чайку попьем"

Папа рассказывал, что при отравлениях организм нужно наводнять, тогда почки будут работать лучше и начнут выводить из пострадавшего всякие неприятности через мочу. Иного выхода у меня не было и я согласилась. Все ещё согнувшийся пополам Игорь потащился на кухню, и уныло кряхтя, набрал полный чайник воды. Судя по всему, это было не бешенство, что-то другое. Но чайник – трехлитровый, никелированный – обнадеживал. Пусть я лопну вместе со своим пузырем. но сделаю все, чтобы он выпил не менее половины. В крайнем случае, я сыпану перманганат прямо в чашку!

– М-да, слухи о вас ничуть не преувеличены, – прихлебывая из большой чашки, сообщил Игорь. – Я чуть не умер!

Глупец, у него ещё все впереди. И это тоже. Ладно, чувствую, что без объяснений я его все-таки не спасу.

– Бомба на кафедре, бомба под дверью, и сама – вы – бомба, продолжал разглагольствовать Игорь, но я сочла нужным его перебить.

– За вами приехал ваш папа. А ваша почти мама призналась в серии убийств. Бедненький.

– Что? – из-за того, что жидкость были чересчур горячей, Игорь поперхнулся, хорошо, что я всегда (с некоторых пор) предварительно дую на всякую жидкость.

– Папа – приехал, мама – призналась, – я понизила голос до шепота: вдруг любопытные соседи? – Она уже, наверное, в прокуратуре! А может быть, ещё вернется сюда, чтобы доделать свое последнее дело. Убить вас! – я сделала страшные глаза, которые должны были подтвердить реальность рассказанного – Поймите её, если можете, – ах: как жаль, что я не умею плакать по заказу. Слеза на щеке была бы очень убедительным аргументом того, что клизму все-таки сделать надо.

– Значит, в прокуратуре? – глухо спросил Игорь, являя мне свой абсолютно семитский профиль. Если бы он накинул на себя рубашку, то выглядел бы на все сто.

– Или едет сюда. Не бойтесь, рядом со мной вы в безопасности. Если что – будете звонить в милицию, я прикрою! Игорь, мама ничего такого из таблеток вам не давала? Позвольте я все же взгляну на вашу аптечку, чтобы понять, с чем бороться в первую очередь.

– Вы считаете ,что она хранит яды в аптечке?

– А – где? – искренне удивилась я. Ведь никто же не убивает, чтобы попасться, так зачем лишняя головная боль с заначками по всей квартире. Так и забыть можно. Яды – не деньги, я иногда так спрячу свои сигареты, что месяц курю чужие.

– Ну я не знаю, в прикроватной тумбочке, – пожал плечами, Игорь, – там удобнее. Простите, – в коридоре раздался телефонный звонок и мальчик покинул меня для продуктивного одиночества В кухонном пенале, среди гнезд, залежей столярных инструментов и остатков мыла, зубной пасты и кремов я обнаружила коробку из-под фена, доверху набитую лекарствами. Так доверху, что первым попавшимся мне в руки препаратом оказался флакон инсулина. Неужели диабет – заразная болезнь? Пока Игорь разговаривал в коридоре и явно бредил о мусорном ведре, которое когда-то выносила его мама, я совершила кражу – для экспертизы и во имя закона спрятала флакон в сумку.

– Похоже, она уже в прокуратуре, – устало выдохнул он и присел за стол. – Что же делать?

Предложение о сушении сухарей прозвучало бы в данной ситуации издевательством. я промолчала, потому что адвокат как повод для знакомства уже был мною использован, а повторяться не хотелось. Молчание стало таким траурным, что мне пришлось выйти в туалет. Как сказал один из великих мочеиспускание – это единственный вид удовольствия без раскаяния. Как жаль, что я первой начала очищать организм от скверны.

– Ну и что вы нашли в лекарствах – спросил нетерпеливый Игорек, встречая меня в ванной. От чего спасаться будем?

– Пока не знаю, – я тщательно вытерла руки полотенцем и поздравила себя с обострением идиотии. Если мальчик знал об инсулине, то мог ведь догадаться и обо всем остальном? Если не дурак, конечно. Но где-то в душе я была с ним даже солидарна, если бы моей мамочке пришло в голову отравить директора школы я, пожалуй, сделала вид, что ослепла, оглохла и так и надо. Обидно, но я принесла в этот дом старые новости.

– Вы должны все отрицать. Иначе пришьют статью о соучастии, прошептала я и предложила допить чай. – В конце концов – это их отношения. Ты не вправе судить, а тем более вмешиваться. Может выпьем чего покрепче? мое чудное предложение было сурово проигнорировано. – А с папой надо бы встретиться. Несмотря ни на что, – устало сказала я, считая свою миссию выполненной. – Хотя я лично теперь уже предпочитая рожать без всяких претензий к отцу дитяти. Пусть это будет только мое решение, – я лихо стукнула по столу, стремясь показаться этому несчастному мужчинке большой либералкой. Слышал бы меня мой папа.

– От кого? – грозно спросил Игорек, проявляя недюжинный интерес к моей персоне. Он даже привстал, чтобы поподробнее рассмотреть смелую женщину конца века, решившуюся, наконец, избавиться от мужского участия в детородном процессе. Не хватало, чтобы он воспользовался моим импровизмом для того, чтобы меня позорно изнасиловать. – От Чаплинского? Какая прелесть, – он залился смехом немножко местечкового Мефистофеля.

Мне стоило бы разуться и получше подготовиться к разговору. Но кто бы знал... Кто бы знал.. .А я опять наступила на чью-то больную мозоль.

– И как успехи? – Игорек больно схватил меня за руку и что есть силы тряхнул.

– Этому старому козлу не хватает детей? – он все-таки отпустил меня, практически бросив на стул. – Пейте свой чай. беременным полезно...

Я обиделась за Тошкина. Очень сильно. Ну, козлом – согласна, он бывает, но чтобы старым... Да он всего-то лет на пять пережил Игорька. И вообще, последний раз постель была смыслом моей жизни где-то а начале осени, короче, так давно, что б этом стыдно вспомнить без раскаяния.

– Не надо так заводится, – примирительно попросила я, с удовольствием поглядывая на входную дверь. – Хорошо, что у вас это семейный подряд, Игорек поперхнулся, хотя чай давно остыл. – То есть, что вы все и так знали. А мне – пора...

– А. Чаплинский молодец, своего не упустит, – хмуро отметил Игорь. В принципе, я могла бы даже с ним согласиться. Но так уж вышло, что наши отношения не зашли ни вглубь, ни вширь, а портить репутацию отца – Казановы в глазах вновь обретенного сына не входило в мои правила. – А ты тоже хочешь в Израиль?

Вот так, незаметно, за чашкой чая, а не какого-нибудь Шато-верно, мы и перешли на "ты". Надеюсь, дальше этого наше сближение не пойдет. Как там говорится "ни сыну, ни отцу, ни брату". К счастью и Наум и Игорек – были единственными детьми в семье.

– Нет, не хочу, – честно сказала я. Во-первых, мне там не нравился климат, во-вторых, люди с автоматами, в-третьих, я не видела смысла в эмиграции туда, где наших опять-таки больше ,чем ихних... – – Так чего же ты лезешь? – с трагическим надрывом спросил Игорек и глазенки его, цвета черного турецкого кофе как-то нехорошо, не по-человечески блеснули. Он снова вскочил со стула и снова привычно потряс меня за плечи. Если так из него выходила боль байстрюка. то я согласна ещё разочек потерпеть, но от встряски первыми страдают мои мозги, они словно перестают существовать в придуманном мною мире и лихо окунаются в настоящее, окружающее меня дерьмо. "Штирлиц, вы дурак", – промелькнула перед глазами шапка последнего экспресса, где мой шеф Владимир расщедрился на статью, сообщающую о повышении шпиономании по случаю приезда в город Чаплинского. В статье он стыдил меня, мою склонность к панике, мое неумение прощать, мое гнусное любопытство. которое заканчивается если не подозрением в убийстве, то крупным скандалом на фондовой бирже. В сущности, Владимир Игнатьевич меня явно переоценивал. Мои похождения всегда заканчивались попроще: или кирпичом в окно, или бомбой под дверь. Штирлиц, вы таки да, дурак, потому что о бомбе знали только мои родители, Тошкин и припадочный Гребенщиков, которые, надеюсь, не делились этой информацией с прессой. И ещё знал тот, кто её подложил, "Надя, вы бомба, бомба в академии, бомба под дверь". Неужели, семейный подряд? А что – вот Овечкины в застойные года, те вообще самолет захватили, чтобы покататься. Я представила себе, как мама и сын аккуратно паяют коробку с тротилом, под красивым желтим торшером, и умилилась.

– И папа, наверное, в курсе? – ласково спросила я, радуясь, что Анька никогда не будет любить меня настолько, чтобы идти со мной в террористки . – На стреме, небось, стоял?

Игорь удивленно отпустил меня и подлил в чашечку кипяточка. Его голые плечи подозрительно дрожали. Было даже приятно, что в очередной раз мне удалось довести мужчину до истерики, причем с самыми благими намерениями.

– Ладно, – покровительственно сказал я. – Не буду тебя сдавать. Бомбу прощаю. Маме надо помогать. Это правильно, но в следующий раз выбирай средства побезопаснее. "Я уже выбрал, – признался Игорь, – мне крайне не нравятся женщины, желающие родить от Чаплинского, если бы ты знала, как они мне не нравятся, – зловещим шепотом заявил он.

Господи, мы опять друг друга не поняли. Черт те что вбил себе в голову, а теперь вот страдает. Я было открыла рот, чтобы прояснить механизм кристально-чистых отношений с бывшим диссидентом, но Игорь закрыл мне его ладошкой. – "Молчи, не кричи. Бесполезно. Скоро ты уснешь, а я расскажу тебе сказочку. Ты любишь сказочки? Я расскажу себе сказочку о Василисе Прекрасной. Старую такую, русскую такую, просто народную... А хочешь, поставлю тебе кассетку и ты сама все увидишь. Пойдем, уложу тебя поудобнее на диванчик, пойдем, – он довольно легко оборвал меня от стула, хотя я и пыталась зацепиться каблуками за ножки, сгреб в охапку. Максимум. что я могла сделать – это вылить ему куда-нибудь чаек. "Маневр удался, горячий душ быстро скатился по его спине и вызвал лишь утробный рык с последующим придушением меня за шею. Женщину украшает покорность. И любопытство. Я позволила уложить себя на диванчик и внимательно посмотрела на мертвый экран телевизора. Игорь щелкнул пультом

– А вот Андрей Елисеевич, а вот Андрей Еремеевич, – пела-умилялась бабка – повитуха.

– Не отличишь, – с удовлетворением отметил дьяк.

Игорь нажал на перемотку и заставил в сотый раз взглянуть на палец Чуда-Юда, который вылазил из таза с водой в сопровождении шумового эффекта "Должок". Да, под эту сказочку должно быть хорошо спалось. Я зевнула, не понимая ,что происходит и почему из спасателя я превратилась в жертву телевизионного маньяка. Ведь бомбу я ему уже простила? Наверное, мой взгляд на Игорька был полон удивления и неги.

– Да, я не люблю детей Чаплинского. Особенно – маленьких и будущих. Потому что им останется все. Надя – никогда не суйте свой нос в чужие карманы и вы будете жить долго. Только в другой раз. Мне не нравится, когда кто-то перебегает мне дорогу .Я есть его сын. Только я и никто другой? Ясно? Я не хочу жить в этой стране и не иметь гроша на кусок красивой жизни. Я не умею работать, я не слишком красив, чтобы выгодно жениться, я не очень богат, чтобы иметь то, чего я хочу. Но у меня, а не у ваших будущих детей есть отец, который заберет меня отсюда. Ведь вы бы хотели иметь такого родственника. В принципе, меня вполне устраивали собственные родители, к сожалению не наградившие свою дочь и внучку каким-нибудь богатым дядюшкой. Но чего так нервничать?

– А потому ты сейчас заснешь, а я поеду к папе. От результата нашей встречи будет зависеть твоя жизнь.

Мне стало как-то нехорошо, сквозь активно надвигающийся сон я услышала телефонный звонок. Но Игорь не двигался с места и смотрел на меня хищными масляными глазами.

– Это не ко мне. К тебе, наверное, спасители рвутся. А – поздно, – он снова нехорошо засмеялся. Коктейль из страха и любопытства снова сделал меня послушной. Больше всего я боялась заснуть, не выслушав сказочку, которой он так сильно грозился.

– Не догадалась еще? А Танечка догадалась. У нее, правда, с ясельным восприятием мира получше. Знаешь, что она у меня спросила: "Ты, Игорек, не расстраивайся, но мне кажется, что тебя подменили. Ты у мамы своей спроси. Она знает, потому что мне Анна Семеновна сказала" Я решил не выслушивать её до конца – охладить исследовательский пыл. Вообще, в мои планы ты и Танюшка – не входили. Но – зачем мне головная боль с братиком или сестричкой? А так – я тебя повешу как бы от мук совести. И все. А сам – там, на исторической родине, только не понятно чьей. – он весело засмеялся А мать молодец. Спасибо ей хоть в этом. Призналась, надо же! Лучше бы меньше Аньку слушала.

Кто бы знал, каких усилий мне стоило не заснуть. Туман, мягкий ватный, надвигался со всех сторон, голос Игоря уже казался сюрреалистическим походом по Вселенной, собственная судьба интересовала мало. Теперь я знала, почему любопытство сгубило кошку. Титаническим усилием воли я поддерживала веки и регулярны ми щипками не давала себе уплыть в объятия Морфея

– Мама моя – не моя, – торжественно провозгласил Игорь. – Их с Наумом сын умер во младенчестве. Даже незарегистрированным. Она, дурочка, все папу ждала, стеснялась прочерк ставить .А мальчик – тезка мой, возьми да и умри. А тут, во-первых любовь неземная, во-вторых, позора уже натерпелась выходит ни за что, в-третьих, Анька-змея. Нет, Анну Семеновну я за решительность всегда уважал – что придумала: купить меня, как котенка у разродившейся спивающейся дворничихи и выдать всем за произведение Неминого искусства. Мать моя согласилась – не в себе, что ли была? И, что интересно, в Израиль никогда не собиралась, но на всякий случай – вроде пропуск в эмиграцию. Ну и все. Вот тебе Андрей Еремеевич, Андрей Елиееевич. Красота. Скажи? – Игорек совсем уж развеселился и снова по ставил для просмотра кадр с повитухой и младенцами. От желания спать меня уже стало мутить. Все остальное было уже не так интерес но, моей распущенности уже хватало, чтобы дорисовать картинки трагических несчастных случаев

– А дворничиха стала шантажировать? – спросила я, проявляя мужество и последние капли интеллекта

– Молодец! Можешь. Стала спиваться и к нам таскаться. Маманя мне все и рассказала. Сердобольная такая, не представляешь. Жалела её, деньгами ссужала. Та уже совсем без ума была, но мне косым глазом подмигивала. Правда, тогда убивать её было не за что. Тоже вроде – мамаша... Думал, что от денатурата загнется, так нет – добивать пришлось.

– А потом Чаплинский дал о себе знать, – с трудом ворочая языком сказала я.

– Да, подожди, – мне звонят. Слышишь – три, пустота, три, пустота, один. Сейчас, я быстро. Он выскочил в коридор, а я попыталась встать и упала с дивана, кто бы мог подумать, что я произвожу столько шума. Мне определенно пора худеть, или в крайнее случае – умнеть, ноги отказывались слушать и я поползла. В этом виде начальной военной подготовки я никогда не была сильна, то и дело высовывалась попа, намекая, что она у меня и голова.

– Хорошо, – сказал Игорь кому-то. – Постарайся, Ирочка. Постарайся. Совсем чуть – чуть. пусть она ещё поспит и помолчит. Я скоро буду, ей вредно волноваться.

– А ты куда? Вот еще, – он легко подхватил меня на руки и уложил на место. Ты так правильно мыслишь, особенно для беременной. Так, ещё немного и он станет убивать всех беременных женщин. Это состояние организма почему-то кажется ему личным оскорблением. – Чаплинский захотел меня забрать, а Анна Семеновна сказала, что ему надо знать правду. нечего навешивать на него чужого ребенка, тем более такого взрослого и пристроенного, как я. Представляешь? Она все мать подталкивала к откровенному разговору. А та колебалась – кто не хочет для дитяти лучшей судьбы. Ну вот. А тут Раиска за деньгами – помеха? Пусть она уже и не помнит ничего, но вдруг. Тем более, что Анна-то помнила. В свидетели её грозилась позвать.... Ой, Надя, если бы ты не вмешалась, если бы ты не влезла со своим диктофоном к Чаплинскому в штаны, все прошло бы гладко сладко. А так – пришлось тебя немножко подставить, но и самому раскрыться. Смирнягин тоже в самоубийство не в верил. Но его бы уболтали. А тут ты – со своим пиковым интересом

– Я всегда была червовая, – обидно даже, когда тебя считают законченной старухой.

– И потом – в первый раз страшно. Немного занервничал, стратил. Чего потянул эту коробку с флаконами – ума не приложу. Ну ладно с тобой и Танюшкой все будет по-другому. Она уснет вечным сном и ты. Только ты где-нибудь на даче. У тебя есть дача?

Я обречено мотнула головой. "Жаль", – сказал он. – Ничего, пока разберутся, мы уже уедем. Тем более, что мамочка Танечка будет стоять насмерть. Проверенный факт. И не ради меня. Ради Нёмы своего, чтобы ему хорошо было, комфортно. Так вот. А ты, клизма, спи, – он погладил меня по голове, не предоставляя даже последней возможности укусить его за руку. Спи, у меня ещё дел вагон, Тебя отсюда вывезти, к Чаплинскому наведаться, на груди поплакаться, мать как бы поискать. Спи давай, кому говорю.

Вот когда на меня кричат, я просто не в силах подчинятся, нервничаю очень. Я пребольно ущипнула себя за ногу, дернула за волосы и прикусила до крови губу. И все-таки преступник найден, мною. И почти обезврежен. Жаль, что конца этой трагедии в стиле "Зита и Гита" я могу и не увидеть.

– Ой, – смело сказала я. – А Максим, Чаплинский и Тошкин – они все знают, куда я пошла. Вот, – со вкусом собственной крови во рту я отбыла в зал ожидания. Хорошо бы поспеть на поезд....


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю