Текст книги "Возвращение - смерть"

Автор книги: Елена Юрская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Рассматривая себя в зеркале, Дмитрий Савельевич Тошкин решил, что ему надо отпустить волосы и соорудить из них хвост. Этот факт наверняка мог бы изменить его жизнь: внешность стала бы незаурядной, вызывающей, с работой пришлось бы проститься, а частная юридическая практика принесла бы в семью долгожданный стабильный доход. Сколько, интересно, растут волосы? И есть ли средства, увеличивающие скорость процесса?

А ещё можно купить белый костюма и цветной толстый галстук, спортивный костюм и путевку в новую всесоюзную здравницу Анталью. Только... Только, разве же это может что-то изменить по-настоящему? Ведь если не он, то кто же...

Ощутив себя вселенским хранилищем чувства долга, Дмитрий Савельевич тщательно почистил зубы, побрился и пообещал себе с завтрашнего дня при любой погоде совершать длинные пробежки по сонному предутреннему городу. В сущности, это можно сделать и сегодня, но дождь, порывистый ветер и неожиданные заморозки на почве...

Тошкин плотно позавтракал и вышел из дома, решив сегодня досконально разобраться в накопившихся делах и прояснить ситуацию с очередным немотивированным попаданием дорогой Наденьки в список околоподозреваемых в полуестественной смерти. На мокрой, выкрашенной в экологические цвета лавочке возле здания городской прокуратуры сидел человек, показавшийся Тошкину смутно знакомым. Он держал над собой огромный черный зонт, и бережливо прикрывал им дымящуюся сигарету. Следственная практика подсказывала Дмитрию Савельевичу, что с таким видом приходят либо сдаваться, либо устраиваться на работу. Поравнявшись с лавочкой, Тошкин на всякий случай вежливо выплюнул: "добрый день". Человек вскочил и автоматически закрыл зонтик.

– Андрей Леонидович, Смирнягин. Я к вам по делу. По поводу моей жены.

– Я вас помню, – вежливо сообщил Тошкин. – Наши сыщики уже доложили мне о результатах осмотра квартиры.

Огромная капля, собиравшаяся на листе пожелтевшего клена, спустилась ровнехонько на тлеющий кончик сигареты. Андрей Леонидович виновато развел руками: "Ну вот".

– Да-да, – опомнился наконец Тошкин, занятый мыслями о своем будущем хвосте. – Да-да, пройдемте ко мне в кабинет.

– Я, пожалуй, тут. Видите ли, до того, как была обнаружена пропажа инсулина, в моей квартире побывала Надежда Викторовна Крылова. Под благовидным предлогом выразить мне свои соболезнования.

Тошкин сжал кулаки и привычно поиграл скулами. Склонность залазить впереди всех отцов и чертей в пекло у его бывшей невесты была совершенно потрясающей.

– Мы выпили, – продолжал рассказывать Андрей Леонидович, – немного поговорили, а потом она начала задавать вопросы, которые её на касались. Например, где у нас аптечка. Я, идиот, даже показал ей, где хранятся деньги и документы.

– Они, надеюсь, на месте? – жестко спросил старший следователь городской прокуратуры.

– Да, – зардевшись как маков цвет .сообщил муж погибшей, – я буквально сразу все это перепрятал.

– И что вас беспокоит? – Тошкин упрямо разглядывал мокрый треснувший асфальт, не желая встречаться с обвинителем взглядом. – Я советую сделать официальное заявление, – Дмитрий Савельевич все же справился с тяжелым внутренним борением между остывшей любовью и пятном на мундире и открыто взглянул на собеседника.

– Это в ваших интересах. И, разумеется, в интересах следствия. Пойдемте...

– Нет, – Андрей упрямо качнул головой. – Не намерен. С ней я сам разберусь, если появится необходимость. Но главное в том, что пропал её блокнот.

– Тоже Крылова? – нахмурился Тошкин. – Она рылась в вещах покойной?

– Не знаю. Точно сказать не могу. Может быть, ещё в больнице, – Андрей Леонидович запнулся и тут же брезгливо, опасливо поправился – в морге. Понимаете, не до того было. Но блокнот имелся. Это точно. Она записывала в нем распорядок дня, какие-то мысли, мои поручения, иногда мы ссорились по переписке. Я хочу, чтобы вы его нашли, – упрямо закончил он.

– Больше никаких желаний?

– Пока нет.

– Тогда, вот что – вы не занимайтесь самодеятельностью и не вмешивайтесь в наши дела. Вас все время будут информировать, если в этом появится необходимость. Но самосуд – это не наш метод. Ясно? – Тошкин решительно протянул руку, давая понять, что аудиенция под дождем подошла к концу.

– Не ясно! – ухмыльнулся Андрей Леонидович, твердо обхватив прокурорскую ладонь. – Не ясно! Вот так, – не раскрывая зонтика, он быстро развернулся и зашагал к своей машине. Обернулся и выкрикнул снова: "Не ясно!!!"

В кабинете дребезжал телефон. Тошкин уныло почесал нос и подумал о том, что вот уже десять лет его каждый рабочий день начинается с аврала. Форс-мажорные обстоятельства можно уже методично планировать и на самые ранние утренние, и самые поздние вечерние часы. Интересно, что на этот раз – очередной начальник налогового управления сломал теннисную ракетку голову спарринг – партнера или уважаемый бизнесмен нечаянно заказал несвоевременные похороны для своего конкурента?

– Да, – глухо сказал старший следователь прокуратуры в трубку, достойную занять почетное место в экспозиции "Рожденная революцией". Слушаю вас. Тошкин на проводе.

– Митенька, у нас неприятности, – звонившая женщина могла не представляться, ибо только несостоявшаяся теща называла его то Митенькой, то Мимочкой, то Мимулей, причем последние два наименования как нельзя лучше отражали перспективы их не сложившихся семейных отношений. – У Наденьки, добавила Ирина Владимировна и взяла театральную паузу для лучшего усвоения информации.

– Это её нормальное состояние, Вы не находите? – вдруг разозлился Тошкин.

– У каждой свой путь для самореализации, – дрогнувшим голосом возразила Надина мама. – Ведь комплекс Герострата известен с самых древних, можно сказать, античных времен.

Ирине Владимировне не хотелось обсуждать свою дочь ни с кем, тем более уж с этим немного твердолобым служителем порядка, но оказалось, что ни одна даже самая коммерческая справка не может дать телефон опытных саперов, лучше, конечно, частных. А Димочка все-таки имеет кое-какое влияние в городе.

– Ну, понятно, – вздохнул Тошкин, думая, что яблоко от яблони действительно далеко не падает. – И что же приключилось с нами на этот раз?

– Бомба, – торжественно проговорила Ирина Владимировна.

– У вас устаревшие сведения. Бомба была на прошлой неделе. Все выяснили – там петарды. Студенты баловались.

– Не прошлой неделе была бомба в академии, то есть по месту службы, немного назидательно, но очень отчетливо как олигофрену объяснила ситуацию Ирина Владимировна. – А сегодня – по месту жительства. Под входной дверью.

– А завтра? – спросил Тошкин, радуясь возможности подловить свою невесту на очень примитивном дважды повторенном фокусе.

– А что завтра? Вы думаете, это опять намеренная акция? Серия? – голос Ирины Владимировны немного сел и тревожно оборвался.

"Странные люди, – подумал Тошкин. – Одна бомба, что на прошлой неделе – пустяк, две – тоже проблема решаемая. А вот серия их почему-то начинает волновать. И ничего, если взорвется эта сегодняшняя? Получается, что настоящее беспокоит эту семейку исключительно по факту. Но не глобально, не навсегда. Тьфу, опять запутался"

– Чем могу быть вам полезным? – официально осведомился он.

– Надо устранить. Лучше – частным образом – без огласки. Ведь это может испортить вам карьеру, – ради безопасности дочери эта женщина была готов в восьмой раз стать тещей. Такого мужественного отчаяния Тошкин не предвидел.

– Хорошо, мы подъедем во второй половине дня. Кстати, а как узнали то? 0на что, тикает громко?

– Нет, Наденьке позвонили рано утром и сообщили, чтобы она сидела дома.

Какой умный человек. Как же он сам, Тошкин, не додумался. Остановить лавину и посадить её в добровольный капкан! Что-то екнуло в груди, что-то, похожее на ревность: значит, кто-то ещё очень озабочен Надюшиной безопасностью. И, значит, она все-таки нарыла чего-то такого, что вызывает волнение за её жизнь.

– А раньше нельзя? – пискнула трубка. – Ну, хотя бы в первой половине.

– Да, буду как можно раньше. Ждите и соблюдайте технику безопасности.

С ними со всеми действительно сойдешь с ума. Впрочем, какое время такие и игры. Когда Дмитрий Савельевич был маленьким, то все взрослые играли в ядерную войну. На учениях по гражданской обороне вся страна конспектировала признаки лучевой болезни, характеристики очагов массового поражения и принципы первой помощи лицам, оказавшимся в эпицентре взрыва. Еще бытовала шутка: если на Ваш город сбросили бомбу, нужно накрыться простыней и ползти в сторону кладбища. Теперь вся страна стала минерами-саперами. Недавно в переходе Тошкин видел пособие "Для начинающего пиротехника. Как изготовить взрывное устройство в домашних условиях". Никто бы ничуть не удивился, если бы узнал, что где-то уже открыты платные курсы

киллеров с последующим трудоустройством в стране и за границей... А, может, все наоборот: какие игры – такое и время?

Тошкин предусмотрительно не положил трубку на рычаг. "Линия занята", пусть другие завалы разгребают его коллеги. А он мучительно решал вопрос о том, кого бы взять

с собой в разведку, чтобы не насмешить сослуживцев, не испортить репутацию и не постесняться высказать этой идиотке все, что он думает о подобном поведении. Лучшей кандидатурой оказался Коля Гребенщиков, матерый волк безопасности, уже столкнувшийся с этой фурией и даже немного пострадавший в боях с ней.

– Коля, это Тошкин, – сказал Дмитрий Савельевич, благодаря Бога за то, что старый приятель все ещё выполняет функции элитного портье. – У тебя как с саперными работами? Разминировать кое-что сможешь?

– Смотря что, – сообщил Гребенщиков, нимало не удивляясь ни раннему звонку, ни странной для прокуратуры просьбе. Такая работа. Сами выбирали.

– Да у Крыловой...

– У Крыловой твоей мина в башке. Ей не сапер нужен, а гильотина. А все, что в черепной коробке – нужно подарить "Институту мозга", как редчайший экземпляр. Что там случилось?

– Под дверью. Позвонил вроде кто-то. Официально мне просто неудобно.

– М-да? А знаешь... Не Чаплинский ли это наш опять расшалился? Чувствую я, что неприятности с посольством и прочими дипломатическими отношениями нам всем обеспечены. По моим непроверенным сведениям, он у неё провел значительную часть ночи. Буду через полчаса.

"Большую часть ночи..." И естественно, они там не в шахматы играли... Тошкин издал что-то среднее между звериным рыком и собачьим воем. "Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло... "– Хорош жених: одни оставляют детей, другие – деньги, этот на память подарил бомбу. Может Надюша просто хочет с ним помириться?

– Убью! – громко сказал старший следователь городской прокуратуры Дмитрий Савельевич Тошкин и ринулся к сейфу, где хранилось его личное, но немного и табельное оружие. – Все равно убью, – Отелло средней полосы находился в состоянии аффекта, которое ему не очень шло. Кожа на лице стала багровой, а намечающиеся залысины покрылись бурыми и лиловыми полосками, на лбу выступил пот, руки дрожали. Еще немного и провинциальный следователь Тошкин мог бы составить конкуренцию Майклу Джексону в вопросе превращения человека в волка, но Дмитрий Савельевич смог взять себя в руки, в качестве аутотренинга используя давно сложившуюся антисемитскую традицию. "Все зло от евреев. Они разрушили мое личное счастье", – решил Тошкин и почти успокоился.

К Надиному дому саперы одиночки подъехали в машине Гребенщикова, сохраняя

почти враждебное сосредоточенное молчание. Коля казнился за не к месту длинный язык. Тошкин продумывал варианты возможного использования агента Крыловой в смертельном поединке с мировым сионизмом.

– Дима, если бомбы там нет, я скажу ей все, что думаю по этому поводу, – предупредил Гребенщиков.

Самодельная бомба была соединена с замком двери. По задумке автора она должна была шарахнуть в ответ на возможные метания английской собачки.

– Тут было бы больше шума, чем взрыва, – недовольно сказал Гребенщиков, складывая устройства в стерильный пакет для экспертизы. – С какими документами мы все это сдадим? Что напишем? Шли случайно по подъезду и обнаружили? А, Тошкин?

– А знаешь, – раздумчиво сказал Дмитрий Савельевич, – давай-ка скажем мы ей, что пока ничем помочь не сможем. Не в наших силах. Пусть хоть полдня дома посидит. Не мельтешит перед глазами.

– Согласен, – сказал Гребенщиков, – если она ещё раз появится у меня в гостинице с таким вызывающим лицом, то я её просто убью. Пусть отдохнет.

Тошкин и Гребенщиков понимающе переглянулись. Приговор Чаплинскому был подписан и обжалованию не подлежал. Да и если по чести и совести, то объективно, исходя из фактов, – все пути действительно вели в Рим, то есть в Тель-Авив. Нужно было только раздобыть доказательства. В крайнем случае их можно было даже просто организовать!..

– Я просто чувствую, что это он, – сказал Коля, садясь в машину.

– Мне тоже так кажется – согласился Тошкин.

Сговор, а точнее совместная акция прокуратуры и службы безопасности происходил под девизом: "кто тронет наших женщин, тот от них и погибнет", но ни Дмитрий Савельевич, ни Николай Иванович почему-то не хотели об этом думать.

– Надо все подробно обсудить. Эта бомба свидетельствует, что мы – на верном пути, заявил Гребенщиков.

Тошкин так не считал, совершенно другая вполне логичная версия Надиных приключений ясно прорисовывалась в его сознании. Но как иначе раскурить этих безопасников на информацию? Надо подыгрывать... Обязательно – надо подыгрывать.

– Давай поговорим где-нибудь на нейтральной территории. Без лишних ушей, – предложил Тошкин.

– И поедим заодно, – радостно согласился Гребенщиков.

Несмотря на то, что все приличное городское общество со страшной силой осваивало вновь открывшийся ресторан "Анкор", названный так в честь Петра Тодоровского и французского слова "еще", слуги порядка предпочитали уединенный кабачок на выезде из города. Если бы Мюллер дожил до наших дней, то непременно снабдил бы все столики и официантов небольшими подслушивающими устройствами. Но ... отсутствие учета и контроля в одной отдельно взятой стране всегда приводило к разгулу преступности.

Тошкин и Гребенщиков поднялись на второй этаж деревянной избушки на курьих ножках и, заказав жаркое по-домашнему, пару салатов и литр водки, попросили их больше не беспокоить. Шумно глотая горячее мясо, Гребенщиков доверительно сообщил: "Следующей жертвой будет либо Крылова, что-то часто он возле неё вьется, либо, что более логично вытекает из собранного нами материла, – Татьяна Ивановна Заболотная, в девичестве Феоктистова, которая работает в настоящее время в известном тебе учебном заведении.

– Но почему? – едва не поперхнулся Тошкин.

– Что – почему? Почему будет следующая жертва? Или почему Заболотная? Объясняйся четче.

– Когда я ем, я глух и нем, – обиделся Тошкин.

– Тогда давай выпьем, – предложил Гребенщиков и принялся развивать свою версию происходящих событий. – Я думаю, что они в детстве чем-то его обидели, и Наум решил отомстить. Кстати, может иметь место и доведение до самоубийства. Анна Семеновна была... Ну, сам знаешь, какая она была, – Коля тоскливо посмотрел на рюмку и лихорадочно отправил её содержимое в желудок.

– А Крылова, по-твоему, внебрачный ребенок? Она-то, каким боком? Тошкин разделял, конечно, скорбное настроение приятеля, но своя рубашка была по-прежнему ближе к телу.

– Ей лет тридцать? – спросил Гребенщиков, меланхолично разливая новую порцию водки. Ему лет пятьдесят. Вполне... Пусть будет пухом земля. Давай, Дима.

– Ей – тридцать четыре, ему – сорок девять. Что-то не получается. С учетом реалий тех лет, – Тошкин с выпивкой не спешил. – В пятнадцать лет иметь такую связь... Это был бы скандал на весь город. И вообще, я знаю её маму – копия и портрет. Особенно – в повадках.

– А, – Гребенщиков махнул рукой . – Ты пей, а то я в одиночестве, знаешь, могу раскодироваться. Может, узнала-таки чего твоя пассия, а он пытается купить её молчание. Или бездействие – видишь, бомбу подложил...

– Бомбу, похоже, подложил Андрей Леонидович Смирнягин, муж Анны Семеновны. У него сегодня было очень боевое настроение.

– Да? – Гребенщиков оживился и подтянулся. – Что ты говоришь? А чем ему она насолила?

– Считает, что выкрала у них из квартиры испорченный инсулин. Мстит.

– Похоже, Крылова с Чаплинским заодно, – равнодушно отметил Коля, но глаза его как-то нехорошо блеснули. – Не волнуйся, это не помешает ему её убрать.

– Да, перестань. Они что же – по переписке обо всем договорились? Тошкин нервно

выпил и закусил чуть прокисшим салатом. – Фу, гадость какая. Давно налоговой у них не было...

– У Моссада длинные руки, – констатировал Коля, принимая вовнутрь ещё одну порцию водки. – Ладно, ты скажи мне, что с бомжихой и ветераном? Проверяли, небось?

Тошкин напрягся. Выдача собственных профессиональных секретов никак не входила в его планы. Впрочем, служба безопасности должна была вести себя максимально корректно и отстранено. В случае с этим странным диссидентом особенно. Но тему лучше поменять.

– А знаешь, он в Москве в свой карцер запросился. И даже закрылся там.

– Тренировался, видать, – заметил Коля. – Найдем ему тут карцер. Ветеран, конечно левый. А вот с бабкой? Мы Максимку немного тряханули встречался Чаплинский на вокзале с какой-то бомжихой. Возле урны. И даже что-то ей передавал. Вроде бы бумажку, а там вполне мог быть заказ, а? А ты говоришь...

– Наша жила в одном доме с Анной Семеновной. Умерла в день его приезда. В больницу

была доставлена через полтора часа после прихода поезда. Мы проверяли. Как-то не получается. Не состыковка.

– Ну, правильно, есть у него здесь помощник, есть. Я тебе точно говорю.

– Коль, у тебя по психологии преступника сколько было? "Пять". Ну сам подумай: приехать в родной город, чтобы убить двух-трех теток, которые в сущности ничего такого ему сделать не могли? Ну почему он не устроил охоту на чиновников, ведь многие живы?.. На тех, кто потом травил его отца. Возьми того же Федорова, ректора академии – он же тогда в обкоме работал, замом по идеологии, и евреям спуску не давал. А Чаплинский очень тепло на его юбилее выступил.

– Ректор академии, говоришь? – Гребенщиков сощурил глаза, не из презрения к теме, а чтобы сосредоточить расплывающееся сознание на фигуре собеседника. – Тогда – точно он: Чаплинский убийца. Вот тебе и мотив. Он действует исподтишка, подрывая кадровый состав академии, то есть – убивает своих бывших друзей, и сотрудников академии.

– Их полторы тысячи человек. Боюсь, не справится, – Тошкин улыбнулся Я все равно не вижу мотивации.

– А ты представь себе, что жертва, то есть Федоров хорошо знает, что и когда с ним случится. Он видит, как круг сжимается, ему страшно. Как тебе постановка спектакля? Вот это месть еврея, а не какая-нибудь дешевая мелодрама, – воображение Гребенщикова разыгралось не на шутку. Тошкин решил, что работать портье – вредно для здоровья, особенно в пятизвездочных отелях. Когда вокруг тебя постоянно мелькают люди с туго набитыми кошельками, то волей-неволей начинаешь придумывать сто тысяч способов революции, экспроприации или честного отъема денег у граждан.

– Не верю, – спокойно заметил Дмитрий Савельевич. – Не верю.

– А ты не Станиславский. Тебе не положено. Лучше прижми свою Наденьку – пособницу. В крайнем случае – в тюрьме ей будет просто безопаснее, Гребенщиков брезгливо поморщился и обхватил голову руками. – Ладно, нужно просто работать. Работать каждую .даже самую безумную версию. Согласен?

– А ты вообще, чем в последнее время занимался? – невзначай поинтересовался Тошкин.

– Таможней и контрабандой.

– А, понятно: тоска по настоящему делу, – Тошкин вдруг почувствовал себя опасно захмелевшим и в который раз осознал, что Надя его не любит.

– Нет, ты подожди, ты скажи – не хочешь, чтобы Чаплинский был убийцей? Не хочешь – не надо, но лучшей кандидатуры для решения всех своих проблем, подчеркиваю всех, ты просто не найдешь! – Николай Иванович устало вздохнул. – Ну? – он посмотрел на Дмитрия тяжелым налившимся злобой взглядом Говори: хочешь?

– Хочу, – согласился Тошкин, понимая, что, если черт не шутит и Чаплинский решился на примитивную бытовуху, то его, Тошкина, в скором будущем ждут лавры сыщика международного класса. Кто знает, удовлетворит ли сей факт столичные амбиции Надежды.

– По рукам. Замазано, договорились. Будет сделано, – обрадовался Гребенщиков и предложил выпить за успех блестящего проекта. – Все будет тип-топ, – пообещал он, чокаясь.

– Если что, найдем даже арабских спонсоров. И в Дубаи. Хочешь в Дубаи?

– Хочу, – снова покорно кивнул Тошкин. Если Гребенщиков прав, то только в одном – весь этот цирк с приездом лысого еврея на родину не случаен. Что-то ему надо, ему лично надо. И это "что-то" находится в прошлом, но, видимо, может повлиять на настоящее и изменить будущее...

– Коля, Коль, – Тошкин похлопал товарища по плечу. – Коля, не спи, нам ещё на работу.

– На работу – с блаженной улыбкой идиота спросил Гребенщиков, которого в студенческие времена одной рюмкой валило с ног. – На работу! А давай его при попытке

к бегству шлепнем? За Аню...

Не хватало только пьяных слез от счастливого семьянина, отца троих детей будущего генерала государственной безопасности. Тошкин задумчиво почесал подбородок – с кадрами в их службе .видимо тоже было напряженно держали алкоголиков, тоже – особисты называются.

– Шлепнем, шлепнем, обязательно, поехали, давай.

– За Аню, – Гребенщиков пьяно икнул, всем своим видом демонстрируя органичное впадение в счастливый юношеский возраст, когда молодая и строгая преподавательница Анна Семеновна была просто-таки пределом мечтаний всех студентов мужеского пола. – Я, пожалуй, ещё выпью.

– А кто машину поведет? – строго спросил Тошкин.

– Я – автомат Гребенщиков. Не боись...

Буквально под белы рученьки Тошкин выволок упирающегося Николая Ивановича на свежий воздух и предложил зажевать возлияние пожухлой травой.

– Тошкин – ты дурак, – Коля аппетитно покрутил пальцем у виска. – Нам дорожная инспекция честь обязана отдавать. Не понимаешь ты субординации...

Ехали с ветерком, невзирая на ямы и канавы, которыми традиционно переполнены отечественные дороги. Весело подпрыгивая на ухабах и проваливаясь в выбоины, Тошкин боролся с подступающей тошнотой, казнил себя за водку в рабочее время и вырабатывал стратегический план проведения следственных мероприятий на оставшуюся часть дня. "Жигули" Гребенщикова с невероятным свистом затормозили у городской прокуратуры. Тошкин представил, как шеф укоризненно взглянет в окно, и поморщился – не доставало ещё этих объяснений.

– Не забудь, – радостно пропел Гребенщиков, – а в Дубаи, а в Дубаи сидит под пальмами Махмуд-Али.

По коридору возле Тошкинского кабинета бегала разъяренная Ирина Владимировна.

– Дима, – вскрикнула она строго. – Но как же так. Наденька волнуется. У неё ведь работа, – последнее слово Ирина Владимировна проговорила торжественно, почти благоговейно. Видимо, возможная карьера чуток блудной дочери усердно грела ей сердце. – Но вы хоть справку дадите? Что не по своей воле? Кстати, взрыва пока ещё не было. Я еле уговорила девочку не лезть через балкон.

– Да, это было бы зрелище, – согласился Тошкин, распахивая дверь своего кабинета. – Прошу, – он пропустил Ирину Владимировну и красивой танцующей походкой вошел вслед за ней. – Звоните дочери – путь свободен. Бомба изъята и отдана на экспертизу, – в последнем заявлении Тошкин, правда, сильно сомневался в виду плачевного состояния курьера Гребенщикова.

– Ну, спасибо, утешили, обрадовали, – Ирина Владимировна сжала Диму в тесных, но вежливых объятиях, он по-родственному клюнул её в макушку.

– Да вы – пьяны, – констатировала бдительная теща и укоризненно покачала головой.Жаль, мы уже не в том возрасте, когда можно ошибаться. Слишком много травм, – она покачала головой и потянулась к трубке.

Тошкин оценил материнский порыв разделить все невзгоды на семью из трех человек, только, к сожалению, именно этой родительское соучастие и было источником Надиной безответственности.

– Она хочет Вам что-то сказать, – иронично улыбаясь, сообщила Ирина Владимировна, держите.

– Старший следователь городской прокуратуры Тошкин, слушаю вас.

– Дима, у меня есть идея. Если тебе конечно интересно. И вот ещё – ты в клуб "Василиса Прекрасная" не ходи – мы были, там – чисто. – Надя просто захлебывалась от восторга.

– Тебя совсем не волнует, что было под дверью?

– Сейчас – нет. Ночью будет плохо и страшно, – призналась не пострадавшая Крылова. – Я организовываю встречу века. Для Чаплинского, думаю, что скоро все устроится.

– У нас есть статья за содержание притона. И за сводничество – тоже, Тошкин бросил трубку и сердито посмотрел на Ирину Владимировну. Что-нибудь еще?

– Пока нет, но учитесь вести себя прилично. Думаю, что вам это все ещё пригодится, – она красиво повернула голову и вышла из кабинета.

Нужно было бы догнать и извиниться, но Дмитрий Савельевич не чувствовал в себе ни желания, ни сил. В конечном итоге, если бы его счастье зависело от тещи, то они бы с Надей уже родили Аньке братика... "Сговор!.. По переписке!.." Какой же он дурак. Анька в Израиле. Анька живет вместе с Яшей в Израиле. Разве этого не достаточно? "Сговор!.."

Тошкин быстро набрал номер телефона Андрея Леонидовича.

– Ваши выходки просто нелепы, самодельные взрывные устройства у нас караются по закону!

– Не понял, – еле слышно донеслось с того конца города. – В чем дело?

– Мы нашили Ваше "не ясно" на квартире Крыловой, если Вы хотите замять это дело, то ответьте на два вопроса: где Анна Семеновна покупала инсулин, и почему вас взволновала пропажа её блокнота, – ноздри Тошкина раздувались в предчувствии верного следа, он ещё не оформился в гипотезу, но дорога была там, он ощущал это всеми фибрами души, если бы только подсказала, где эти фибры находятся, было бы совсем хорошо.

– Но... я не понимаю, причем тут Крылова? – Андрей Леонидович, кажется, отказывался отвечать на неофициальный запрос прокуратуры.

– Мне прислать повестку? – грубо спросил Тошкин.

– Нет-нет, но, видите ли. Я сегодня весь день на работе. А по поводу инсулина, мы последнее время не брали его в аптеке. Я неплохо зарабатываю, но как-то старались экономить. Аня любит копить денежки, – Андрей Леонидович невесело засмеялся. – Простите. Мы пользовались любезностью американцев – гуманитарной помощью для больниц... Так выходило дешевле.

Тошкин нервно задергал носом. Теперь бы только не сбить, не подпортить удачу – заговор империалистов к великой гордости Гребенщикова вырисовывался совершенно отчетливо.

– Ну и? – перебил Дмитрий Савельевич вполне прилично.

– Ну и... видите ли... Нам помогали его брать почти бесплатно. Знаете – распространенная практика – одолжение за одолжение. Многие сейчас так живут... – Смирнягин усердно тянул резину, надеясь, что разговор уйдет из опасного русла, но Тошкин был непреклонен.

– Слушаю вас внимательно. Вы поняли мои вопросы?

– Нам помогала Инна Константиновна Григоренко, Аннина коллега, у неё есть разные полезные знакомства, это очень выгодно...

– Блокнот?

– Ах, 6локнот? Ну хорошо: мне кажется, что у Анны был любовник. В самое последнее время – она была очень взвинченной, задумчивой. Иногда плакала, плохо спала, срывалась в крик, вмешивалась в чужие дела. Боюсь, что я не ошибся. Но мне не хотелось сделать свою личную жизнь достоянием общественности, а писать Аня любит, то есть, любила,... – Андрей Леонидович вздохнул. – Такие дела. А у Крыловой я не был. Во всяком случае – пока.

– Спасибо, извините. Вам, наверное, придется подъехать, дать показания. Дело приобретает серьезный оборот, – Тошкину хотелось добавить "Мы с Колей так решили", но он промолчал.

Андрей Леонидович прервал разговор, не попрощавшись. Любовник, взвинчена

картина не модного ныне убийства на почве ревности казалась призрачной: во всяком случае, мужчины так не поступают. Вообще, от всей этой возможной подмены ампул уж очень попахивало женскими штучками. А завязывалось почему-то кафедрой. Итак, Инна Константиновна, что же Вы не поделили с покойной, если так хладнокровно подсунули ей более концентрированный раствор. Хотя – она ведь не врач, могла не знать и, даже, преступной халатности тут не пришьешь.

День пролетел незаметно, за окном сгущались дымчатые, похожие на жидкий кисель, осенние сумерки. Тошкин чувствовал себя прескверно недоперепил – самое точное определение его безобразного внутреннего состояния. В таких случаях нужно или ложиться спать и довершать начатое. Алкогольная прогулка по лабиринтам собственной души прельщала больше, просто хотелось выпить. А лучше всего сделать это в одиночестве.

– Тошкин, ты что себе думаешь, – в кабинет по-хозяйски вломился шеф городской прокурор. – Ты чего это себе позволяешь? У тебя новый эпизод по делу, а ты и ехать не собираешься.

Дмитрий Савельевич подобрал свои глупые вечерние мечты и приготовился к следующей дозе форс-мажорных обстоятельств.

– Кого выручать? – с готовностью спросил он.

– Себя. Лаборантка Татьяна Смирнова упала с моста в реку, в бессознательном состоянии доставлена в больницу. Я бы на твоем месте уже связался с оперативниками. – Черт те что творится у этого Федорова. Ты уж разберись, сынок. Разберись, – шеф по-дружески подмигнул и, аккуратно прикрыв за собой дверь, покинул кабинет.