Текст книги "Голубка в Вороньем логе (СИ)"
Автор книги: Елена Соловьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Глава 14
Валерия
Почувствовала чужую руку у шеи. Прижала, не позволяя ослабить тесемки воротника. К губам поднесли что-то холодное, и хриплый, точно после тяжкой болезни, голос Корбла приказал:
– Пей, тебе это поможет.
Послушно сделала глоток. Терпкая жидкость обожгла горло, упала в желудок огненным шаром. Я судорожно вздохнула, но так и не решилась открыть глаз. Если еще раз увижу Корбла таким, снова потеряю сознание. Жалость и страх смешались во мне в леденящий душу коктейль.
За что их так? Проклятье сделало рыцарей страшилищами, похлеще ночных кошмаров. Не люди и не вороны – гибрид, порожденный тьмой. Я многое видела за недолгую жизнь, но подобного и представить не могла.
Да ладно рыцари – за что такое наказание Верене? В отличие от Катерины, при обращении эти существа испытывали боль. Такую, что даже взрослые мужи скрипели зубами и плотно сжимали кулаки.
– Ты меня слышишь, Габи? – уточнил Корбл. – Открывай глаза, уже можно...
Коснулся щеки, заправил выбившуюся из тугого узла прядь мне за ухо. В его движениях не было укора или злости. Скорее, сожаление.
Он назвал меня Габи? Значит, не успел ничего понять. Или боль настолько ослепила его разум, что великий магистр не заметил грима? Не услышал голоса, который не мог принадлежать старухе?
Приоткрыла один глаз: Корбл, и правда, вновь стал человеком. Обнаженная грудь блестела от пота, мелкие рваные раны покрывали все тело. В тех местах, где появлялось оперение. Страшно представить, что творилось со спиной, где вырастали крылья.
Верена взяла за руку и крепко сжала.
– Не бойся, уже все прошло, – заявила не по-детски мудро. – Мы не причиним тебе зла.
Кажется, малышке досталось меньше, чем ее отцу. Да и другим рыцарям тоже. И только Райнер сидел, привалившись спиной к зеркальной стене.
Корбл провел по груди ладонью. Смахнул несколько черных перьев, приклеившихся к плечам. Регенерация у него проходила достаточно быстро. За несколько мгновений царапины и порезы практически исчезли. Но какой след болезненное обращение оставляло в душе? Залечится ли она так же легко, как тело?..
Я сомневалась. Теперь стала понятна нелюдимость жителей Вороньего лога и стремление в трудный час оказаться подальше от чужих глаз.
– Как ты? – снова спросил Корбл. – Сможешь идти? Борюсь, я сейчас так слаб, что не смогу поднять на руки и старушку.
Но ведь он донес меня до кушетки. Трудно представить, какие усилия пришлось приложить для этого...
– Все хорошо, только голова кружится, – сказала я, избегая его взгляда. Не потому, что было неприятно или противно. Стыдно. Раскаяние за необдуманный поступок накатило удушливой волной, угрожая снова лишить сознания. – Наверное, сильно приложилась, когда упала.
Он вымученно улыбнулся и кивнул на чашу, стоящую возле его ног.
– Это от вина, в нем обезболивающее. Травяной настой позволяет облегчить боль и ускорить восстановление.
Опершись на кушетку, поднялась. Виновато покосилась на Верену. Почувствовала себя предательницей, ради любопытства рискнувшей ее доверием.
– Теперь вы прогоните меня? – спросила у Корбла. – Накажете за непослушание?
Тотчас вспомнились разговоры жителей поселка. Странное поведение воронов. Что, если и меня теперь коснется проклятие? Неужели придется стать вороной и кружить всю оставшуюся жизнь возле госпиталя? Или обращаться трижды в день в пугающую тварь?..
Но я готова. За свои поступки нужно отвечать.
– Иди к себе в комнату, – приказал Корбл. – Поговорим позже.
Опустив плечи, шаркающей походкой прошла мимо рыцарей. Посмотрела на Фреджу. Та сидела возле входа на стуле и обмахивалась веером. Кажется, она даже не заметила моего проникновения в капеллу. Слишком была занята собственными печалями.
На негнущихся ногах я добрела до спальни хозяйки. Забралась с ногами на свою лежанку и словно бы замерла. Сжала ладонями виски, желая выбросить из головы все случившееся. Но нет, такое не забывается. Образ Корбла и его соратников намертво въелся в память.
Окунувшись в себя, не заметила прихода Фреджи.
– Да очнись же! – она потрясла за плечо. – Допрыгалась, уже спишь с открытыми глазами.
– Не сплю, – отозвалась я безжизненным тоном. – Думаю.
– Совершенно ненужное занятие для прислуги, – фыркнула хозяйка. – Заканчивай с этим! И ступай в кабинет Корбла, он намерен серьезно поговорить.
Вот и все. Кажется, мое пребывание в Вороньем логе завершилось. Да, я узнала главную тайну проклятых. Но так и не поняла, кто убил сестру. Не смогла обезопасить жизнь племянницы.
Корбл сидел в кресле, опершись локтями о стол. Небрежно зачесанные назад волосы все еще были мокрыми. Мод как-то обмолвилась, будто хозяин слишком чистоплотный и купается трижды в день. Сейчас понятно ― почему.
– Вы хотели меня видеть? – спросила и застыла у порога. Не зная, куда деть руки, спрятала их за спину. Опустила взгляд. Только спасет ли раскаяние от наказания?..
– Проходи, садись.
Корбл указал на стул напортив его рабочего стола. Судя по выражению лица, он еще ничего не решил. Ждет реакции? Хочет проверить?
Опустилась на стул. Плотно сжала колени и приложила руку к груди, стремясь унять бешено бьющееся сердце.
– Ты нарушила приказ! – объявил Корбл. – Разве не знаешь, что в капеллу посторонним вход запрещен?
– Знаю, – кивнула и громко вздохнула. – И готова понести наказание...
Он перегнулся через стол и приподнял мой подбородок.
– Смотри мне в глаза, – приказал обычным строгим тоном. – А что до наказания... Ты его уже получила, хотя и не знаешь об этом.
– Что?.. – вздрогнула я. Выходит, угадала. Увидев раз ужасающий ритуал, уже не смогу избежать горькой участи. – Мне теперь тоже придется... Я проклята?
Корбл откинулся на спинку кресла. Выглянул в окно, за которым носились и вились вороны. Каркали, отпугивая лесных зверей от своих владений.
– Скажи мне только одно, – предложил Корбл, – кто-то из твоих родителей был оборотнем? Голубем, если не ошибаюсь.
Я кивнула. Задумалась было о конспирации, но решилась сказать правду. Вернее, небольшую ее часть.
– Мой отец, скорее всего. Он умер еще до моего рождения.
– А твоя мать? Она рассказывала о проклятии? Как давно ты утратила способность обращаться? Хотя да... у тебя в деревне есть сын.
Я запаниковала. Вдруг Катерина рассказывала мужу обо мне? Что именно? И при чем тут сын Габи?..
– После рождения сына перестала обращаться, – произнесла первое, что пришло на ум. Вернее, сам Корбл дал подсказку. – А о проклятии мне ничего не известно. Мама не рассказала, возможно, просто не знала...
– Тогда расскажу я, – пообещал Корбл. – А после этого ты сама решишь, стоит ли оставаться среди нас.
Мое сердце пропустило удар. Кто, как ни магистр проклятого ордена, может знать всю правду.
Он поведал давнюю легенду. О том, как на эти земли вторглись рыцари Тевтонского ордена. Вырубили леса, разогнали зверье и птиц. Возвели замок рядом с плодоносной когда-то долиной. Там прежде жили колдуны, обладавшие способностью общаться с миром духов. Изгнанные, коренные жители ушли глубоко в лес, но в особые праздничные дни продолжали жечь огни жертвенников.
– Та зима выдалась холодной и злой, – Корбл говорил, словно зачитывал части из изученной вдоль и поперек книги, – голодали звери и люди. Дороги замело – не выбраться. При полной сокровищнице в закромах замка не осталось ни грамма провизии. Магистр провозгласил охоту в угодьях, объявленных владениями ордена. Рыцари долго рыскали по лесу, но мало что нашли. Озлобленные, уставшие, они выехали на поляну, где жрецы проводили древний ритуал. Облаченные в шкуры животных, плясали вокруг костра, упрашивая погоду сменить гнев на милость. В жертву они принесли тушки воронов – единственной живности, которую смогли подстрелить из самодельных луков.
– И что же сделали рыцари? – спросила я, кусая ногти от нетерпения. Дурные предчувствия овладели всем существом.
– То, что претит уставу ордена – решили забрать подношение древним богам, – Корбл озвучил мои догадки. – Несогласных расстреливали в упор из арбалетов. Снег пропитался человеческой кровью, иглы вековых сосен окрасились в багрянец. Впервые над логом поднялось в зенит обжигающе-горячее солнце.
Мне хотелось заткнуть уши и бежать. Но я словно прилипла к стулу, смотрела на Корбла округлившимися глазами и забывала дышать.
– Уже умирая, один из жрецов схватил с каменного алтаря тушку ворона и бросил в магистра, творя темное проклятие, – продолжал он. – Птицы ожили и набросились на рыцарей. Тысячи восставших тварей, и не было от них спасения. Едва острые клювы касались живой плоти, как тела ворона и человека сливались воедино. С тех пор трижды в день потомков проклятого рода ждет расплата за грехи отцов.
Стало холодно, несмотря на жарко растопленный камин. Я обхватила себя руками, словно отгораживаясь от слов Корбла.
– Но при чем тут голуби? – спросила не своим голосом. – Их тел не было на алтаре...
Корбл бросил испепеляющий взгляд. В его глазах я увидела бездну, манящую своей глубиной.
– Темные проклятья имеют и обратную сторону. Те, кто их наложил, не остаются в стороне. Жрецы погибли, но в лесу, укрытые в землянках, остались их семьи. Они тоже обратились в птиц. В голубей, посланников мира. Им досталось меньше проклятия, но все же...
– И от этого нет спасенья? – прошептала я. – Неужели это проклятие нельзя снять?
– Проклятые рыцари вернулись в замок. Осознав весь ужас того, что сотворили, раскаялись. Жен и детей погибших жрецов пригласи в замок. Вместе переждали зиму. Несмотря на ненависть к убийцам, голуби молились вместе с ними в домовой капелле. Однажды на ритуальном кубке, что держала в руках старшая из женщин, проявилась надпись, ставшая ответом на вопрос, как снять проклятье. «Когда во имя любви ворон уничтожит препону непорочности, перо голубки затушит жертвенник, а сосуд с ее кровью поднимется к солнцу», – вот что гласило пророчество.
– Проклятье привязало голубей и воронов друг к другу... – догадалась я вслух. – Сколько же веков прошло? Почему до сих пор не исполнилось это странное пророчество? Если жены и дети жрецов остались в замке, то среди них должны были найтись те, кто смог бы полюбить.
Вот почему ослабла Катерина. Она не только брала собственную кровь, но и вырывала перья. Немыслимо. Ведь знала, как это опасно. И очень болезненно. Раны от выдернутых перьев долго не заживали и лишали сил организм оборотня.
Тогда в поселке... Герта рассказывала, что видела Катерину покачивающейся от усталости. Но то было действие не алкоголя, не наркотика и не лекарств. А любви, возведенной в крайнюю степень. Сестра так стремилась спасти мужа и дочь, что не жалела себя.
– Семьи жрецов, перенесшие зиму, поспешили покинуть Вороний лог, – заявил Корбл. – Им невыносимо было жить среди убийц отцов и мужей. А особенно – видеть их болезненные обращения. Рыцари проклятого ордена отдали им часть средств из сокровищницы, но взяли обещание возвращаться в дни солнечного затмения. С тем чтобы когда-нибудь исполнить пророчество. Но чем больше проходило времени, тем меньше помнили голуби-оборотни о данном обещании. На вчерашнее празднество прилетела только одна, и то сбежала... И я, кажется, знаю, к кому.
Выходит, таинственная незнакомка все же запала ему в душу. Даже не знаю: радоваться или печалиться. И к кому это я, интересно, сбежала?
Впрочем, сейчас были важнее другие вопросы.
– Голубям досталось проклятия меньше, – вздохнула я, усердно делая вид, что пропустила мимо ушей замечание о вчерашней гостье, – потому им нет смысла снимать проклятие. Зачем возвращаться в Вороний лог, если можно спокойно жить среди людей? Свои обращения они умеют контролировать, к тому же могут извлекать пользу из особенностей оборотня. Четкое зрение, хороший нюх, родовая память и, конечно же, быстрый процесс регенерации.
Я говорила так, будто ко мне история оборотней не имеет отношения. И почти не врала. Не чувствовала себя одной из них – никогда.
– Не все так просто, – Корбл покачал головой. – Когда голуби покинули Вороний лог, проклятье проявилось во всю силу.
– Как именно?.. – насторожилась я.
– После того как голубь дал потомство, он обречен на гибель. Его постигает либо болезнь, либо несчастный случай... – произнес Корбл, не скрывая душевной боли. – Это в том случае, если его парой стал человек. Если же голубь заводит детей с вороном – выживает. Родив девочку, теряет часть темного дара. Мальчика – полностью утрачивает способность к обращению.
Теперь понятно, отчего Фреджа перестала летать. Почему мы с Катериной никогда не видели отца. Ох, сестренка, какие мучения тебе пришлось перенести...
– От брака ворона и голубки всегда рождаются вороны? – спросила я, глотая набежавшие слезы.
В носу щипало, а изнутри трясло от едва сдерживаемой ярости. За что нам такие муки? И что же нужно сделать, чтобы избавиться от мучений? Как помочь всем?..
– Так и есть, – подтвердил Корбл. – Много веков рыцари ордена изучали свойства крови, экспериментировали... Но ни одна наука, ни один современный препарат не способен лечить древнее проклятье. Девочки от союза ворона и голубя рождаются редко, им достается меньше страданий. Мальчики ощущают полную силу проклятия. Чем больше крови ворона, тем хуже.
Ужасная правда обрушилась на меня подобно штормовой волне. Проклятие всюду, от него не спастись, не убежать. Замкнутый круг, по которому ходят потомки давно ушедших в мир иной людей. И нет нам спасения. Теперь даже я не могу остаться в стороне. Ведь если решусь родить ребенка от человека – умру. А заключив с брак с одним из воронов – продолжу проклятый род. А что, если род голубей прервется?..
– Моя жена до последнего верила, что сможет победить проклятие. И хотела ребенка. После ее смерти я попробовал запретить проклятым вступать в союзы и рожать детей. Но рыцари взбунтовались. Их жены и возлюбленные не приняли решение. Только я и еще несколько воронов приняли обет безбрачия.
Он коснулся серебряной броши в виде ветки боярышника. Символа целомудрия у многих народов мира. Все встало на свои места. Одно смущало: если Корбл решил больше никогда не жениться, то почему так упорно соперничал с братом за внимание таинственной незнакомки?
– И вы уверены в своем выборе? – все же спросила я, мучительно краснея.
– Не всегда... – сквозь силу улыбнулся Корбл. – Между голубями и воронами порой возникает притяжение, которое трудно преодолеть. Физическая страсть становится превыше доводов рассудка. Магистры ордена полагали, будто подобная взаимная тяга – гарант того, что пара разрушит проклятие. Но еще никому не удалось...
Он посмотрел на меня как-то странно. Пытливо, точно силился прочесть сокровенные мысли.
– Ты попала сюда неслучайно, – произнес с легким укором. – Смею предположить, что в молодости связалась с одним из проклятых и родила сына? Ведь если бы он был потомком человека, ты не стояла сейчас передо мной.
Не сразу поняла, о чем он. Какое отношение имеет Удо, сын Габи, к проклятью? Если только...
– Как вы узнали? – спросила, вжимаясь в сиденье. – Что во мне есть кровь голубки?
Корбл усмехнулся. Отвернулся к окну и произнес, глядя на кружащих в воздухе черных птиц.
– Вороны чувствуют голубок, иначе не охотились за ними по всему свету. Как когда-то я поступил с Катериной. А ты – в тебе совсем мало крови оборотня, я заметил не сразу. Если бы родила от человека, не дожила до преклонных лет. Выходит, твой сын тоже проклятый рыцарь. Пусть и не в первом поколении. Будет правильней, если ты приведешь его сюда.
Я покусала щеку изнутри. Как же выкрутиться из щекотливой ситуации? Что сказать? Не признаваться же сейчас, когда и так вишу на волоске от наказания.
– Удо ― мой приемный сын, – выдала первое, что пришло в голову. – И вы правы, во мне очень мало крови голубки. Настолько мало, что я никогда не стану птицей.
Корбл покивал. Не глядя в мою сторону, поднялся и прошел мимо. На секунду мне подумалось, что сейчас он закроет дверь и... избавится от ненужного свидетеля. Или сотворит нечто более страшное. Слишком серьезный, сосредоточенный вид был у хозяина Вороньего лога.
– Идем! – позвал он из коридора.
– Куда?.. – робко спросила я, не имея сил шевельнуться.
– В госпиталь! – объявил он. – Ты же хотела узнать все? Настолько, что нарушила установленные в замке запреты. Так я предоставлю такую возможность...
Корбл
Она шла за ним, точно жертвенная овечка на привязи. Не противилась, не задавала больше вопросов. По ее осунувшемуся лицу, сгорбленной больше обычного спине и вялой походке можно было понять, насколько обреченной чувствует себя Габи.
Корбл не спешил разубеждать. Ожидание наказания порой действует куда сильнее самого наказания. А эту женщину стоит наказать. Магистр ордена не имеет права поступить иначе. Рыцари не поймут. Для них это – вопрос чести.
– Можешь идти быстрее? – не выдержал Корбл. – Такое ощущение, что тебе на ноги кандалы надели.
– У меня такое же ощущение, – не осталась в долгу Габи. – Возраст, знаете ли...
Даже испуганная, она проявляла характер. И это радовало. Корбл впервые встретил такую сильную, уверенную и в то же время ранимую и чуткую женщину. Жаль, слишком старую.
Вороны взметнулись в небо, почувствовав магистра. Захлопали крыльями, закричали. Их хаотичное кружение напоминало темный водоворот, затягивающий вглубь бездны.
Габи вздрогнула. Остановилась и прикрыла глаза. Опасно покачнулась.
Корбл отреагировал моментально: подхватил на руки, не боясь, что его увидят. Желание прижать, уберечь от всех страхов овладело им вопреки логике. Она казалась такой легкой, удивительно хрупкой. Если бы не тяжелые ботинки и пышные одежды, он наверняка вообще не ощутил ее веса.
– Кажется, я перегнул с наказаниями, – сказал старушке. – Эй, Габи, не падай в обморок. Убивать тебя никто не собирается.
Она приоткрыла один глаз и переспросила:
– Точно? Ваши ручные птички вроде бы имеют свое мнение на этот счет. Смотрите, кружат так низко, будто собираются исцарапать мне лицо. Или и вовсе склевать. Ведь это не простые вороны, верно? Наверняка потомки тех самых.
– Угадала, – усмехнулся Корбл. – Они тоже привязаны к логу и продолжают нести в себе зерна проклятья.
– Птицы мира усопших... – прошептала Габи. – Во многих культурах воронов считают милосердными и снисходительными – к мертвецам и безнадежным больным. Говорят, они решают, умереть человеку или нет.
– Так и есть, – грустно улыбнулся Корбл. – Проклятье они дарят только рыцарям «Корвус Девотус». Но для многих живых они – последняя надежда на исцеление. Или верная гибель.
– Как это? – снова забеспокоилась Габи.
– Сейчас поймешь, – пообещал Корбл. – Можно потратить тысячи слов, описывая ритуал. Но лучше один раз увидеть. Или прочувствовать на себе.
Он отпустил ее, только перешагнув порог госпиталя. После этого окликнул врача, сидевшего за письменным столом возле окна:
– Джерт, отложи ненадолго бумаги. У нас есть дело посерьезней.
Глава 15
Валерия
Этого пожилого рыцаря я часто встречала в замке. Джерт исправно посещал капеллу, часто присутствовал на семейных застольях. Всегда спокойный, сдержанный, рассудительный и немногословный. Он казался тенью хозяина и его верным помощником во всех делах.
Вот и сейчас послушно сложил документы в стопку и подошел к Корблу. Протянул очки, похожие на сварочные.
– Зачем это? – уточнила я, рассматривая странный предмет, закрывший чуть ли не половину лица Корбла.
– Яркий свет необходим для проведения процедур, но раздражает чувствительную сетчатку глаз ворона, – терпеливо пояснил Джерт. – Потому магистру и другим проклятым рыцарям не обойтись без очков.
Корбл снял с вешалки белый халат, привычным жестом накинул и застегнул длинный ряд серебряных пуговиц. От обычной медицинской униформы одежда отличалась крестом Тевтонского ордена, вышитым на спине.
– Как ты понял, что старушка Габи теперь в курсе? – уточнил Корбл у Джерта.
– После вторжения в капеллу было бы самым верным решением рассказать, – отозвался врач. – А раз привели Габи в госпиталь, то нам понадобится безнадежный больной. И ворон.
– Не думал, что настолько предсказуем, – усмехнулся Корбл.
– Никак нет, великий магистр, – по-военному отчеканил Джерт, – дело не в предсказуемости, а в справедливости. Вы, как и ваш покойный отец, всегда отличались разумностью и трезвым расчетом.
– Жаль не всегда нам это помогало... – отозвался Корбл.
Пока они разговаривали, я смогла осмотреться. Обычная больница: чисто, бело, пахнет лекарствами. Но что за ритуалы проводят здесь? И придется ли мне стать их частью?
– Что вы там говорили о безнадежных больных? – зацепилась за услышанную фразу. – И воронах?
Я не чувствовала себя больной, тем более смертельно. Вроде бы... Как велик шанс того, что мне всего лишь покажут, но не сделают частью. Стать одной из проклятых и на себе испытывать муки обращения – слишком жестокое наказание за любопытство.
– Сегодня прибыл мужчина с раковой опухолью, – заявил Джерт, проигнорировав мой вопрос. – Жить ему осталось не больше месяца. Мы провели исследования и подтвердили диагноз.
– Он готов измениться? – вопросил Корбл. – Принял наши условия?
Джерт кивнул и махнул рукой на дверь, находящуюся у его рабочего стола:
– Пациент в операционной, под наркозом. Все готово к ритуалу. Но я ждал вас.
– Хорошо, – вздохнул Корбл. – Мы дали клятву помогать всем страждущим. И будем держать ее. До той поры, пока в логе не останется свободных птиц.
Вышел на порог госпиталя и призвал к себе ворона. Усадил на плечо и отправился в операционную. Джерт вошел следом. Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ними.
Если приемный покой напоминал обычную больницу, то помещение, названное операционной, скорее походило на комнату черного колдуна. В центре, на каменном возвышении, застеленном соломой, лежал человек, до подбородка нарытый белоснежной простыней. Вокруг на высоких подставках стояли свечи, источавшие терпкий, чуть приторный аромат благовоний. Но самое сильное впечатление н меня произвела пентаграмма, начерченная на полу.
– Сядь там! – распорядился Корбл и указал на ряд металлических стульев. – Сейчас увидишь единение ворона с человеком. Пугающее, но завораживающе зрелище.
– Этот бедолага тоже станет проклятым? – спросила, не слишком надеясь на ответ. – Одним из рыцарей-воронов?
– Нет, – покачал головой Джерт. – Он получит всего один шанс на спасение. Если птица сочтет его достойным, то отдаст свою жизнь.
Ох уж эти загадки и недомолвки. Может, Джерт и понимал, о чем говорит. Но мне оставалось лишь догадываться.
– А если поподробнее? – попросила я.
– Кровь воронов лога, как и кровь всех оборотней-птиц, обладает уникальными свойствами, – пояснил Корбл. – Прежде всего – регенерирует ткани, может даже восстанавливать потерянные органы и конечности.
– Или даровать вторую молодость, – добавил Джерт.
– Только подобные эксперименты крайне опасны, – добавил Корбл. – Кровь оборотня становится своеобразным наркотиком для мага. Ее требуется все больше и больше – в противном случае в организме начинаются необратимые изменения.
Он как-то странно посмотрел на меня, точно проверял реакцию. Но я мало поняла из его слов: магией и ведовством никогда не увлекалась. Ни к чему мне подобные знания. Если только это все не связано со смертью Катерины...
Пока я размышляла, Корбл и Джерт готовили больного к ритуалу. Натирали его тело маслами, рисовали на щиколотках и запястьях руны. Никаких скальпелей или шприцов. Ничего, что могло бы намекнуть о современной медицине.
– Пациенты не становятся оборотнями, – добавил Корбл. – Но некоторые изменения, безусловно, будут ощущать до конца жизни. А ворон... – он коснулся темного клюва птицы, сидящей на плече, – ворон сгинет бесследно.
– Вы говорили и о крови оборотней, – напомнила я, подрагивая всем телом от нервного возбуждения. Отправляясь в лог, и представить не могла, что открою такие тайны. – Значит, вы тоже можете спасать чужие жизни. Не только вороны.
Корбл и Джерт переглянулись. Кажется, эту тайну они не намеревались мне открывать. Но нет, если сказали «а», говорите и «б». Я не тот человек, что может довольствоваться частью правды. Выкладывайте все, а уж после творите со мной что угодно...
– Кровь оборотня дает лишь временный эффект, – признался Корбл. – Но все же это ее свойство в прежние времена являлось для нас серьезной угрозой. Некромаги, колдуны, ведьмы и алхимики всех мастей и сословий охотились за нами. Изготавливали на основе крови эликсиры и амулеты. Немало жаждущих вечной молодости и бесконечного здоровья людей погибло от рук проклятых рыцарей. Сейчас подобные случаи редки, но мы тщательно бережем секреты и охраняем границы Вороньего лога. Пациенты перед ритуалом клянутся жизнью не рассказывать о том, что с ними произошло. И клятва эта, замешанная на крови, держит надежнее любых замков.
– А вороны, – задумалась я. – Их не пытались вывезти из лога? Что стоит тем же колдунам провести обряд над собой и подпитаться жизнью птицы?
– Исключено, – отринул мое предположение Джерт, – только рыцари «Корвус Девотус» могут проводить подобные манипуляции. Других вороны не услышат. Устав ордена гласит: умри, но не делай того, что не хочет птица. Мы не принуждаем воронов лечить больных, только просим...
– Случалось, что отказывали? – ужаснулась я.
– Редко, – подтвердил Корбл. И тут же предостерег: – Достаточно вопросов! Дай ворону настроиться и решить.
Он посадил птицу на грудь пациента. Вместе с Джертом принялся нараспев произносить молитвы или заклинания на незнакомом мне языке. Голоса их все больше напоминали карканье, плавные взмахи рук имитировали движения крыльев, глаза горели неистовыми огнями.
Наконец, ворон перестал топтаться по груди больного. Остановился над сердцем, вонзил когти, не проронив ни капли крови. Теперь он, как заботливая мать, высиживал детеныша, согревал и подпитывал.
В неровном свете свечей все происходящее казалось сном. И я не могла решить: кошмаром или сказкой. Лишь когда заметила, что лапы ворона стали огненно-красными, тихонько вскрикнула.
Корбл жестом приказал молчать. И действо продолжилось. Ворон прикрыл глаза, склонил голову набок. Он больше не напоминал живую птицу, скорее поделку из плотного черного картона. Уменьшался в размерах, сжимался.
Когда все закончилось, Джерт коснулся ворона, и тот рассыпался кучей пепла по груди пациента. Следы от когтей моментально зажили, и ничто больше не напоминало о том, что птица только что пожертвовала жизнью ради спасения человека.
Корбл дернул серебряный шнур, и через минуту в операционную вбежали два санитара с каталкой. Молоденькая медсестричка с испуганным лицом несла покрывало. Пациента бережно переложили, укрыли и увезли. Джерт отправился с ним, чтобы проследить за пробуждением.
– Вот и все, – сообщил мне Корбл. – Теперь тебе известны все тайны Вороньего лога.
Его наигранная веселость не обманула меня. Я видела, что ритуал вымотал его как морально, так и духовно. Даже руки слегка подрагивали от напряжения.
– Почему вы мне все это показали? – спросила я звенящим от напряжения голосом. – Что ждет меня теперь?
Корбл присел рядом, взял за руку. Тепло его большой ладони проникло сквозь тонкую ткань перчатки, расползлось по телу. Заставило моментально позабыть о страхах.
– За недолгое время ты стала частью нашей семьи, – произнес он, глядя на пляшущее пламя свечи, – потому имеешь право знать. С одной стороны – ты нарушила запрет и заслуживаешь наказание. С другой – могу представить, как тяжело находиться среди нас и пугаться, не понимая, что происходит. Теперь решай: остаться или вернуться к обычной жизни. Если уйдешь – дашь клятву жизнью, что не раскроешь тайну Вороньего лога. Останешься – получишь небольшую епитимью, согласно возрасту.
– Это наказание, что ли? – я заинтересовалась вторым вариантом. – И что значит «согласно возрасту»?
– Не могу же я заставить старушку питаться хлебом с водой или носить жесткое исподнее. Да и запрещать исполнять супружеский долг – не слишком действенная мера. Верно?
Вот теперь он очень походил на брата. Кажется, вгонять меня в краску замечаниями – их фамильная черта. И что мне ответить на подобные замечания?
– Вы правы, я слишком стара для этого. И все же не готова покинуть Вороний лог. Так что ищите подходящее наказание. Более действенное.
– Будешь стирать хозяйское белье. Неделю! – приказал Корбл таким строгим тоном, будто в ссылку отправлял. – Работать придется руками. И использовать хозяйственное мыло. Как ты уже, наверное, поняла – вороны довольно прихотливы в уходе. Служанки не любят это занятие и все время ругаются, чья очередь работать в мыльне.
Ну да, есть такое в замке. Но из всех придуманных мной наказаний стирка белья – самое незначительное. Можно сказать, и не наказание вовсе. Скорее поощрение. Если выбирать между тем, чтобы стирать белье или бегать по пустяковым поручениям Фреджи – я бы выбрала первое.
– Что, вытерпят твои тоненькие ручки подобное? – спросил Корбл, растирая мое запястье большим пальцем.
Этот жест показался мне слишком интимным. Не хватало еще разомлеть и совершенно забыть о конспирации.
– Вытерпят! – объявила я, отнимая руку. Поднялась и спросила: – Теперь мне можно уйти?
Корбл загадочно улыбнулся, задумался, рассматривая мой профиль. Я нервно сглотнула: неужели испытание не кончилось.
– Ступай, – разрешил Корбл. – И больше не появляйся в капелле, не смущай проклятых. Ты хоть и стара, но все же женщина. Рыцарям не пристало корчиться в муках и стонать, испытывая страдания – особенно в присутствии посторонних.
Я выбежала из госпиталя так быстро, как позволял образ Габи. Посмотрела вверх, на кружащих воронов. Кажется, они исполняли ритуальную песнь, прощались с ушедшим навсегда товарищем. И готовились и свои жизни отдать во имя жизни другого. Странная, пугающая цикличность соблюдается в Вороньем логе. И никто не знает, когда этому настанет конец.
Вернувшись в спальню хозяйки, я бросилась к вещевому мешку, на дне которого спрятала письмо сестры. И похолодела: кто-то явно покопался в вещах. Что-что, а склонность к идеальному порядку досталась мне от матери. Все вещи всегда лежали на своих местах, даже кажущийся бардак в косметичке был тщательно продуманной системой. Все под рукой, ничего не забыть, не потерять.
– Стоило сжечь письмо, – попеняла себе, выкладывая сердимое мешка на постели. – Все равно заучила слова наизусть.
В прекрасной памяти мне не откажешь. А вот излишняя сентиментальность подвела. Когда речь идет о спасении, не стоит думать о мелочах. Теперь оставалось гадать, кто раскрыл тайну старушки Габи.
Письмо обнаружилось на самом дне – почти там, куда я его положила. Но прилипший к нему рыжий волос намекал на названного гостя.
