Текст книги "Проклятие ульфхеднара (СИ)"
Автор книги: Елена Счастная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Да тебя что ни спроси, ты ничего не знаешь, – недоверчиво оскалился Лейви. – Кто за нами головорезов отправил – не знаешь. О том, что Фадир едет, тоже. Не настолько стар ты ещё, Кнут, чтобы в немочь впадать и умом слабеть.
Тот повернулся к нему, гневно сжимая колено пальцами.
– А ты языком не чеши почем зря, скальд. Коль не знаешь правду-то.
– Ты верно заметил, я скальд. И говорю о том, что вижу. И ты зенками так не сверкай, твоя дочь хоть и хозяйка здесь, да ты уже мало что значишь.
– Лейви! – одернул его Ингольв.
И как раз вовремя: скальд и правда подступил к опасной черте. Какие бы намерения Кнут ни скрывал на самом деле, а большие ссоры сейчас никому не были нужны. Всё же положение, несмотря ни на что, пока оставалось шатким. Вся зима впереди, если постоянно устраивать склоки, это не сослужит хорошей службы. Лейви только нахмурился на слова побратима, но благоразумно замолчал.
– Что же, Хельга, и ты не знала о том, что конунг сюда прибудет? – тихо спросил Блефиди у молодой хозяйки.
Странно так, проникновенно, будто право имел на упрёк. Будто не перед мужем ей совестно должно стать за утайку, а перед ним. Тут же лицо Кнута стало суровее, словно тон ромея ему тоже не понравился. С подозрением он вперился в дочь, ожидая, что та скажет. А Хельга вцепилась пальцами в связку ключей на поясе, точно силу из них черпала и убедить себя хотела, что имеет она твёрдость на любой ответ.
– Не знала, – качнула головой, прямо глядя на Ингольва, которому то, что незримо связывало их с Блефиди, кажется, было совсем безразлично.
А что ему волноваться? Коли жену в блуде уличить, то она от этого больше потеряет. И изгнана будет с позором. Он только вздохнул, складывая руки на груди, понимая, верно, что всё равно ничего от этого семейства не допытается.
– Ладно. Как бы мы сейчас ни рядились, кто что знал, а Фадира нам ждать, верно, не больше, чем через неделю, – он развязал пояс плотной куртки и распахнул её.
Тогда только Асвейг увидела, что он, оказывается, сильно устал за последнее время. Новые для него заботы, верно, пили много сил. Но то, говорят, дело привычки. Скоро освоится.
– Конунга тоже понять можно, – на удивление мирно поговорил Лейви. – Он знать хочет, что за новый хозяин тут объявился. Которого он поймать хотел да не поймал. И которому он шею давно свернуть желает. Ничего хорошего для нас в его приезде нет. Да вряд ли он станет нападать открыто. Думается, лучше будет, что он сейчас объявится, а не тогда, когда ты уже хирд соберёшь.
– Это верно, – Ингольв кивнул. – Дождемся, как уедет, а там и над войском пора думать. Но лучше, если он узнает о том попозже. А коль всё же узнает, я буду считать, что это ты, Кнут, обо всём ему доложил. Тогда уж не серчай.
Датчанин понимающе развёл руками. Все начали расходиться, только Хельга ещё задержалась у очага, да отец перед уходом зыркнул на неё строго.
– А ну, пойдём, потолкуем, – пропел угрожающе.
И женщина тут же пошла следом за родичем, подобрав подол. Асвейг тоже собралась выйти. Потянуло её прочь: Эльдьярна отыскать, побыть немного снаружи, чтобы сбросить с души остатки неприятного разговора, свидетельницей которому невольно довелось стать.
– Постой, – бросил в спину Ингольв. Она беспомощно посмотрела на дверь, за которой уже все скрылись. – Так и будешь теперь бегать от меня? Останься хоть ненадолго.
Она медленно повернулась к нему, комкая в пальцах подол. Взглянула, и так в груди защемило, будто щёлоком плеснули. Подошла, разглядывая его, словно не видела очень давно. А если подумать, то так оно и было. Рядом жили, в одном доме спали, отделённые тонкой стенкой их с Хельгой супружеского угла. Рядом ходили по двору, сталкиваясь не раз за день, ели за одним столом. И в то же время будто не виделись.
– Как поживает Одди? – спросила Асвейг тихо, зная, откуда он сегодня вернулся.
Ингольв вдруг улыбнулся. Не первый раз она замечала, как меняется его лицо, стоит кому-то упомянуть о сыне. Проступали на нём незнакомые прежде черты, и глаза становились совсем другими.
– Хорошо. Большой уже.
Тут и Асвейг улыбнулась невольно. Остановилась совсем близко напротив.
– Прошло-то совсем ничего.
– А он в меня растёт, – викинг самодовольно хмыкнул.
И видно: шутит, но, глядя на него, легко можно было бы поверить, что сын вырастет настоящим богатырём – в отца.
И хотелось ещё что-то сказать, спросить о чём-то незначительном, лишь бы не молчать и сохранить удивительно тёплый миг, который их сейчас связал всего парой взглядов и слов. Как будто отступили далеко все прошлые обиды, перестали быть важными. А может, пришло наконец понимание, что всё должно было случиться именно так.
Но, разрушив сладостное напряжение, когда Асвейг уже раздумывала, не коснуться ли Ингольва, не позволить ли себе малую слабость, чтобы просто поправить подвернувшийся ворот его рубахи, как в дом вошёл опоздавший к важному разговору Эльдьярн.
– Да ты как всегда вовремя подоспел, – беззлобно проворчал викинг.
Асвейг вздрогнула, когда, проходя мимо, он ощутимо провёл ладонью по её спине. Мгновенно тяжёлым комком упало томление в низ живота. Тело, которое она разумом заставила забыть Ингольва, ничуть не промедлив, откликнулось на его мимолётное прикосновение. Вот это напасть, так напасть. И не думала даже, не ведала, что такое вообще может с ней твориться. И стыдно так стало, что аж щёки запекло. Эльдьярн бросил на неё подозрительный взгляд, перевёл его на Ингольва.
– Пропустил что?
– Гости к нам едут, – викинг налил себе воды из кувшина, выпил жадно и грянул кружкой о стол. – Конунг Фадир Железное Копьё.
– От как… – хмыкнул великан. – Знать, сильно он тебя видеть желает.
– Соскучился, скотина, – Ингольв скривил губы. – Как бы удержаться и не прибить его на месте. Но рано. Рано. Я ему ещё выпущу кишки. А пока придётся его и хирдманнов кормить на Самайн. Не было забот…
Витиевато выругавшись, викинг тоже ушёл. Эльдьярн снова повернулся к замершей позади Асвейг. Она уже пришла в себя, согнала неуместную истому.
– Эк тебя развезло, – великан покачал головой.
– Что значит?.. – попыталась она возмутиться его недвусмысленным намёком.
– Может, зря мы тут остались? – Эльдьярн прищурился. – Ни тебе покоя нет, ни ему. Вон, сила так и плещет внутри. Чую ведь. Опасен он для тебя, девочка.
– Не зря, – Асвейг тряхнула волосами. – Так лучше.
Эльдьярн вздохнул и развёл руками, больше не пытаясь вразумить.
Фадир приехал, когда уже заканчивались последние приготовления к Самайну. Знатно повыпотрошил будущий пир закрома, но тут ничего не попишешь. Окончание сбора урожая, каким бы скудным он ни оказался, нужно было отпраздновать достойно, так, чтобы уважить духов и богов. Но приезд конунга, пусть его и ждали, всё равно согнал со всех благостное настроение. Спозаранку примчался младший сын Льюва, белобрысый и белобровый, отчего похожий на свежевыпеченную лепешку, Дагвид. Он-то и доложил, что Фадир с хирдманнами уже подъезжают к поместью.
Ингольв вмиг посмурнел похуже самого вьюжного зимнего неба. Молча он обменялся взглядами с Лейви, с которым ладил новый стол для пира, после обернулся на Кнута. Как будто молча напомнил о том, что за обман и предательство его непременно будет ждать расплата.
– Держись подальше от Фадира, – викинг поймал Асвейг под локоть, когда она поспешила в дом на зов Хельги, которая хлопотала внутри. – Может, он уже знает о твоём даре. И о том ритуале.
– Думаю, он и не помнит обо мне и кто я такая, – она мягко улыбнулась, озадаченная неподдельной тревогой в его взгляде.
– Просто старайся поменьше попадаться ему на глаза, – Ингольв вздохнул, провёл ладонью по её предплечью и сжал ладонь в своей. – Я не верю, что он заявился сюда от голодухи или праздного любопытства.
– Хорошо. Я постараюсь.
Она прижала к груди высохшие полотнища и ушла, не оборачиваясь, пусть и хотелось. Не успел, верно, принесший весть мальчишка отдышаться, как на ведущей к поместью дороге и правда показались всадники. Не так и много, как ожидалось: видно, Фадир всё же озаботился тем, что сейчас многие терпели лишения, и не стал тащить с собой большое сопровождение. Однако воинов при нём было достаточно для охраны: чтобы и лихой люд поостерёгся, и лицом чтобы в грязь не ударить, путешествуя едва не в одиночестве, точно рыбак какой.
Зная наверняка, что его пропустят, почти не придерживая шаг коня, Железное Копьё въехал на двор, окинул взглядом люд, что высыпал со всех углов любопытствуя или опасаясь. Выхватил одно интересующее его лицо – Ингольва, который тоже приблизился, отряхивая руки от древесной трухи. Викинг встал прямо перед носом крепкого мерина и вперился прямо в круглый глаз животины. Конь дёрнулся, встряхнув головой, словно угрозу почуял. Фадир перехватил повод, не ожидая такого выверта от него.
– Уж сколько раз здесь на вейцле бывал, а не знал, что когда-то увижу тебя на месте хозяина, – быстро сбросил лёгкое смятение конунг. – Сказали когда, не поверил сначала.
– А в жизни многое случается из того, чего мы не ожидаем, – Ингольв повёл плечом. – Я вот тоже одальбондом становиться не собирался. Но как-то так всё повернулось. Женился вот, хозяйство налаживаю.
Он обнял за плечо вовремя подошедшую к нему Хельгу. Асвейг встала позади всех, не высовываясь, как и советовал ей викинг, но и стараясь ничего не упустить. Фадир наконец спешился, бросил повод подоспевшему мальчишке и воинам своим махнул, чтобы в воротах не мялись. Встал перед Ингольвом и до того они твёрдо вперились друг в друга, что помалу стихли все шепотки кругом. Словно время застыло. И казалось всё, что вот сейчас повыхватывают они мечи да и сцепятся прямо на этом месте до смерти. Но дело известное: Ингольву того мало, чтобы просто конунга порубить. Ему до каждого его родича дотянуться нужно, каждому воздать за то, как братьев его убили, дома его лишили и вынудили скитаться. Никому из Фадирова рода он добра не желал.
– Что ж, – наконец проговорил Ингольв чуть звенящим от гнева голосом. – Раз прибыл ты в наши края, согласишься ли гостем моим стать? Самайн на пороге. Будет гуляние. А уж с конунгом, самими богами осенённым, праздник станет ещё радостнее.
И видно: ни одного слова из сказанного нельзя за правду принимать. Но раз уж под кров позвал, то и гостеприимство теперь нужно должное оказать. Хельга улыбнулась, подкрепляя предложение мужа истинно женским теплом. И Фадир, на неё глядя, заметно смягчился. Только пошарил по толпе напоследок вопросительным взглядом. Асвейг неосознанно в сторону шагнула: за спину чью спрятаться. Почувствовала неким чутьем, что её ищет. Но зоркие глаза конунга быстро выцепили её среди остальных. Фадир хмыкнул, чему-то немало удивившись.
– За честь приму в твоём доме остановиться, Ингольв Радвальдссон. И праздник справить.
Викинг развернулся полубоком, жестом приглашая конунга в дом. Тот поправил отягчённый оружием пояс и пошёл вперёд. И хорошо, что не видел, какой тяжёлый взгляд Ингольв припечатал ему в спину.
Долго они о чём-то говорили в доме без посторонних глаз. И как кто ни пытался разведать, какие дела сейчас между ними завязываются, так ничего и не вышло. Да и прохлаждаться некогда. К ночи надо было ещё многое подготовить. И, снова увлекшись оставленными было заботами, никто не заметил, как Ингольв с Фадиром наконец вышли во двор. Конунг людям своим приказ дал помогать с подготовкой к празднованию. А сам пошёл поместье обходить: Асвейг только и видела, как скрылись они с викингом среди построек. И так внутри замерло: не поддался бы кто из них гневу, не напал бы один на другого. Всяко может случиться.
Далеко было до вечера, да показалось, быстро смеркаться начало. Зато расставили во дворе столы к нынешнему пиру, украсили лодки, что вдругорядь поведут гостей к храму на острове: воздать должное богам и разжечь новый огонь в знак начала нового круга, столкновения Света и Тьмы. Кипели над разведёнными тут и там кострами котлы с кашей и чудом раздобытой Ингольвом к самому празднику ягнятиной. Люди разбрелись по своим углам: принарядиться. И Асвейг достала снова то платье, что на свадьбу Ингольва надевала. Нехорошо стало на душе от его вида, да другого она пока не успела себе смастерить: не до того было. Она натянула его на себя, волосы прибрала, чтобы не трепались на ветру, не пушились. Хельга, что неподалёку от неё тоже охорашивалась, посмотрела искоса, губы сжала, словно удерживая какой вопрос. Показалось, смолчит, но всё же заговорила:
– Вот смотрю я на тебя, Асвейг, – она вздохнула, покрывая голову платком, как и должно замужней женщине, – скажи, что же вас с Ингольвом связывает? Не верю я, что ты всего лишь спутница его, как Эльдьярн или Лейви…
– А тебе зачем о том знать? – та пожала плечами, поправляя фибулу. – Что бы ни было, теперь ты его жена. И в твоей заботе так делать, чтобы ей и остаться.
– Не спорю, хотела его женой стать. С радостью клятву давала. Но не думала, что всё так станется.
Хельга сжала пальцами пояс, застегнув его, и глянула перед собой неведомо куда.
– Коли ты так думать будешь и руки опускать, то не серчай, – неизвестно зачем кольнула её Асвейг. – Он рядом с тобой не усидит.
– А с тобой усидит, значит? – фыркнула та.
Она не стала ничего отвечать. Узнала уже получше многих, что даже рядом с ним находясь, невозможно его удержать. А уж тем более Хельге это не под силу. И неровен час, как Ингольв думать начнёт, как от супружеских уз избавиться, которые явно его тяготили.
Более не желая продолжать с хозяйкой скользкий разговор, Асвейг вышла во двор. Там уже толпился народ, собравшись вокруг кого-то. Она пошла туда тоже, слыша, как нарастает при приближении голос Ингольва, который сейчас говорил что-то всем гостям. Подоспела за ней и Хельга, обогнала и встала рядом с мужем, кутаясь в добротный меховой плащ. Ударила взглядом один раз и другой: не понраились ей речи, что она от Асвейг услышала. Задумалась хозяйка явственно.
Скоро пошли все к лодкам и отправились к храму. Слабый ветер гнал по воде рябь, что отливала ещё бледными отсветами заката. Красного, холодного, сулящего если не снег, то холода поболе нынешних. Фадир плыл в одной лодке с Ингольвом и до того между ними висела плотная неприязнь, что казалось, будто ко дну их обоих сейчас потянет.
И раз уж конунг прибыл, то за ним и осталась обязанность, как это бывало на праздниках, провести обряд зажжения нового огня.
Прибыв на остров, все разместились на обширной поляне, явно робея пред ликами богов. Многие шевелили губами, вознося тихие молитвы, испрашивая милости или помощи в нынешнее сложное время. И Асвейг не удержалась, но вышло так, что попросила не за себя. Обратилась она к Одину, чтобы сохранил он Ингольва и всех спутников в грядущем противостоянии. Чтобы пережили все эту зиму, дыхание которой уже частенько холодило затылок.
И пока она обращалась к богам, не заметила даже, как встал рядом с ней викинг, как близко придвинулся, не страшась того, что другие заметят.
– Надеюсь, новый круг принесёт нам что-то хорошее, – проговорил он тихо, в упор глядя на жену, которая остановилась в противоположной стороне людской гурьбы.
Сгрудились вокруг неё женщины, жены братьев, которые тоже не преминули приехать на Самайн, девицы, что ещё не обрели мужей. Сейчас она была для них хранительницей главного очага этих земель. Благословлённой Фригг и Фрейей. И только приглядевшись, можно было заметить, что за спиной её, чуть поодаль, встал и Змей, с которым последнее время Ингольв говорил гораздо холоднее, чем раньше.
Начал обход изваяний богов Фадир. За всех просил он неизменного покровительства. И доброго урожая следующим летом. Спокойного моря, чтобы не дули с него студёные ветра. И чистого неба, чтобы солнце грело пастбища и поля. Все слушали его молча. А после, как закончил он, начали гаснуть разожжённые вокруг храма костры. Тьма смыкалась всё плотнее с каждым потухшим среди деревьев огнём, словно и правда напала вдруг, обрушилась ширококрылой птицей с самого неба бесконечная ночь. Вот потухло последнее пламя, и Асвейг замерла в полной тишине. И видно стало, что совсем уж стемнело, что зажглась по небу россыпь звёзд, точно ледяная пыль. Видно было только очертания неподвижных людских фигур, но не слышалось даже дыхания. И вдруг невероятно горячая среди этого промозглого мрака ладонь легла на спину, подтолкнула, и широкая грудь Ингольва оказалась прямо перед глазами.
– Чтобы ни случилось, знай, что я не оставил тебя, – шепнул он в макушку.
Асвейг подняла к нему лицо: слабое золотое зарево освещало его радужку, перетекало вокруг зрачков. Обветренные губы всего на миг прижались к её, но так невыносимо жадно и неистово, что можно было задохнуться. Асвейг вцепилась пальцами в его рукава, жмурясь от жгущих веки слёз. Вспыхнула первая искра. Ингольв убрал руку и сделал полшага в сторону. Занялась растопка нового большого костра. Маленький огонёк, пожирая дерево, быстро разросся, словно жиреющая на сочном лугу гусеница. А после распустился бабочкой, раскинул ослепительные оранжевые крылья и затрепетал на слабом ветру. И будто бы со всех вокруг спало короткое омертвение: люди радостно загомонили, засмеялись, радуясь рождению пламени. Озарились лики богов: суровые, строгие, понимающие. И стало на душе так хорошо, так бесконечно легко. Но не от ритуала. Асвейг коротко коснулась ещё горящих от поцелуя губ, повернулась, но Ингольва рядом уже не оказалось: и в следующий миг она уже снова очутился рядом с женой и Фадиром, важным гостем, которого приходилось уважить вниманием.
Шумно, беспрестанно галдя, гости снова расселись по лодкам, освещённым маленькими огоньками ламп. И поплыли эти светлячки по затянувшейся холодным туманом полосе тёмно-зеленой воды обратно к поместью. Там незамедлительно начался пир. Так много и сытно здесь не ели уже давно. Даже на прошлый Самайн, поговаривали, не случалось такого гуляния. Впрочем как и на Йоль и Сумарсдаг.
Асвейг, не слишком желая оставаться на пир – разве что ради уважения стараниям всех, кто готовил празднование – умостилась на скрипящей от неимоверного веса лавке между других женщин. И так вышло, что почти напротив восседающей рядом с мужем Хельгой. Та заметно обозлилась, будто Ингольв нарочно её сюда усадил. И захотелось уйти немедля, да куда там: сдавили со всех сторон, локтем свободно не двинешь. Потому пришлось остаться.
Громко говорили между собой, перекрывая гвалт и брякание посуды, Фадир с Ингольвом. И могло показаться, что нет между ними никакой вражды: но тут уж ничего не попишешь. Приходится терпеть, чтобы склоками богов не гневить. А потому беседа между ними шла о делах совсем неважных, хоть между делом конунг и обмолвился, что, коли так и дальше пойдёт, то придётся следующим летом в поход идти. Весть эта Ингольва хоть и задела, но тень по его лицу пронеслась так быстро, что никто, верно, и не заметил.
Асвейг долго прислушивалась к их речам, стараясь не смотреть на пышущую гневом хозяйку. Ещё не хватало, чтобы и она взъелась, как Мёрд. Уж второй раз Ингольв невольно подставляет её под недовольство и ревность своих женщин. Доколе это будет продолжаться?
Как стихло самое бурное веселье, Асвейг всё же встала и, распрощавшись с соседками по лавке, кивнув Ингольву и Хельге, спешно ушла, чувствуя, как нехорошо ворочается в животе съеденная ягнятина. Она вернулась в дом, прошла к ровно горящему очагу, не сводя с него взгляда, а потому не сразу услышала чужие голоса. Осмотрелась коротко и глаза закатила, отворачиваясь.
– Вот и чего тебе не празднуется? – недовольно, но без злобы пробурчал Лейви.
Он успел прикрыть наготу свою и Рагны, которая смущённо жалась к его боку, ещё до того, как они попали под невольный взор Асвейг.
– Вам, вижу, тоже.
Вот же проворные какие: только недавно слышался за пиршественный столом легко узнаваемый голос скальда. А в другой миг глядь – а он уже с любимой под одеялом греется.
– Нет, нам как раз празднуется очень хорошо, – Лейви рассмеялся.
Пошуршал штанами, натягивая их, и потянулся к другой лавке: взять платье Рагны. Асвейг вновь к ним повернулась. Фюльгья сейчас выглядела очень по-человечески: раскраснелась, над губой поблескивали капельки пота, грудь ещё вздымалась от неровного дыхания, которое она пыталась унять поскорей. Одевшись, Рагна пригладила растрепавшиеся волосы. А Лейви встал чуть в стороне, давая ей простор, и неустанно ею любуясь. Совсем оправившись и собравшись, они, о чём-то перешёптываясь, вышли из дома. Найдут себе, небось, другое тёплое местечко.
Асвейг не стала больше медлить и размышлять надо всем, что произошло. Скинула ненавистное платье, которое поклялась себе больше никогда не надевать, а к Йолю обязательно сшить другое. Оставшись в одной нижней сорочке, она улеглась спать, скрывшись от струящегося во все возможные щели праздничного шума под подушкой.
Заснула крепко, не слышала даже, как помалу пришли ночевать и остальные, как стихли голоса. Утром пробудилась раньше всех, утомлённых гуляниями до утра. Бросила короткий взгляд в тот угол, где спали Ингольв с Хельгой – и снова в груди кольнуло воспоминанием о его словах, произнесённых в густой темноте. Она быстро оделась и вышла во двор. Неспешно, позёвывая, прошлась вдоль моря, наблюдая, как разгорается небо бледным пурпуром. Из рваных, растянутых ветром на полосы облаков сыпал мелкий снег, сизые громады гор будто бы тихо вздыхали извергая дыхание-туман. После Асвейг сходила за водой для умывания, ополоснула лицо, ледяными струями смывая остатки сонливости. В полной тишине, стоя под навесом и глядя, как мало-помалу начинают бродить вокруг сонные работники, расчесала волосы. А когда вернулась в дом, то оказалось, что мужчины-то уже разбрелись по делам: остались только женщины – готовить утренню к их скорому возвращению.
– Скорей бы уж людей своих забрал да и уехал отсюда, – послышался обрывок разговора Хельги с женой её брата Льюва. – Мало было народу от него бед, так ведь не стесняется ещё и на вейцлу ехать, последнее забирать.
Асвейг подошла ближе, прислушиваясь.
– Неужто считаете, что Фадир во всех бедах виноват? – спросила осторожно, стараясь влезть в разговор как можно мягче.
Хельга покосилась на неё, не желая отвечать, а вот Инге откликнулась с живостью.
– Так конечно! Он богов разгневал своей несправедливостью, обманом своим, – затараторила приглушённо. – Когда столько жизней положил ради своей жадности. Когда Радвальда Белая Кость убил вопреки исходу хольмганга. Да и оклеветал его. Давно всем известно, что жена его и дочь живы себе, здоровы.
– Так где же они тогда? – как бы невзначай поинтересовалась Асвейг. – Почему никто их ещё не нашёл?
– Так никто против Фадира идти не хочет, – хмыкнула, не выдержав, Хельга. – У него покамест самое большое войско. Иначе не был бы он конунгом. Да и женщин его охраняют, говорят, строго. Хотя вот слышала, что замуж он Диссельв надумал выдать. Кто тот жених, никто не сознаётся. Но не век же ей в девках сидеть.
– Так где же их искать теперь? – Асвейг подала хозяйке полотенце, когда та неосторожно пролила на себя воду, увлекшись рассказом. – Они ведь наверняка под другими именами скрываются.
– Знамо, под другими, – Хельга вытерла руки. – А живут, говорят, они с матерью на побережье в той стороне, как в Свитьод плыть. Хутор там небольшой, родичи там живут Фадира. Дальние.
Асвейг покивала, размышляя. Уж почти и не скрывался конунг, позабыл, верно, об угрозе, когда Ингольв с земель его и Хакона пропал бесследно. Может, надеялся, что и не вернётся тот. И стало вдруг интересно, что будет, если народ доподлинно узнает, что жива и Диссельв, и мать её, из-за мнимой смерти которых Фадир в Скодубрюнне вторгся.
– А ты Ингольву о том рассказывала? – Асвейг снова взглянула на Хельгу, которая уже увлеклась готовкой и как будто позабыла о разговоре.
– Зачем ему говорить? Чтобы он в очередную опасность вляпался? – хозяйка передёрнула плечами.
– И так слышу я прекрасно, что он в поход летом на Фадира собирается. На сына его. Не глухая ведь. И не дурочка, чтобы ничего не понимать. Вон, и ты к чему-то готовишься, сейдкона. Всё ходишь куда-то с тем колдуном.
Распахнулась дверь, впустив в дом холодный вихрь. Почти загородив весь проём, показался в нём Ингольв. Оглядел всех притихших женщин издалека. Недобро и въедливо. И понятно стало вмиг – многое услышал из сказанного.
– Вышли все, – рявкнул. – Только ты, Асвейг, останься.
Хельга скривилась снова, но перечить мужу не стала. Быстро убрав котёл от очага, женщины подобрали подолы и выскочили во двор, боязливо проскочив мимо викинга. Тот проводил их взглядом и прошёл внутрь. Обогнул Асвейг, которая не знала даже, чего сейчас и ждать: то ли гнева, то ли очередного его порыва, от которых каждый раз разрывалось сердце.
– О женщинах Фадировых говорили? – буркнул Ингольв, скидывая куртку. – Давно я у Хельги выпытать что-нибудь о них хотел, да она всё молчала. А всего-то тебя к ней надо было подослать.
Он остановился напротив, склонив голову. Осторожно он коснулся разметавшихся по плечам Асвейг волос, скользнул вниз по лопатке, продирая дрожью до самого нутра.
– О них, – кивнула она, отстраняясь. – Все уж давно уверены, что те живы. И даже искать знают, где.
Викинг тихо усмехнулся и бросил протяжный взгляд вдаль. Отвернулся и прошёлся вдоль рядов лавок, о чём-то размышляя.
– Если их найти и под нос самому Фадиру сунуть, чтобы отпереться не смог… И на тинге народу показать, ради чего многие из из родичей, что в Гокстаде жили, померли… Это было бы только на руку. И никто тогда не отказался бы пойти со мной против них с Хаконом.
– Зима скоро, – напомнила Асвейг. – Теперь уж не успеть.
– Конечно, не успеть. Придётся ждать, – согласился Ингольв. – Но попытаться их отыскать я должен. Теперь только рот на замок и лишнего слова о том до лета лучше не говорить.
Глава 15
Фадир изволил освободить всех от своего присутствия только по окончании празднования Самайна, которое длилось ещё два дня, хоть и не так бурно. Скоро утихли и разговоры о нём, перестали со всех сторон колоть подозрительные взгляды: и чего приезжал-то? Молчаливое осуждение так и давило: люди понимали, что Ингольв вполне может навлечь на всех гнев конунга. Ни для кого не осталось незамеченным напряжение между ними. Но Ингольв и видел, что Фадира многие недолюбливают. А услышанное от Асвейг только подтвердило все слухи о людском недовольстве его решениями. И жгуче хотелось отправить поскорее кого-то за Диссельв и её матерью, чтобы привезли, чтобы не были голословными речи на грядущем весной тинге. Но после Самайна зима стремительно начала охватывать все земли. Затяжные снегопады вмиг похоронили дороги, затянулась льдом морская гладь – и только у самого берега ещё плескалась вода. Солнце словно остыло, только даря свет, но не балуя даже и малым теплом. А потому Кнут был очень благодарен, когда Ингольв позволил его сыновьям с семьями остаться зимовать всем в одном поместье. Так самый лютый холод, самые суровые заморозки можно пережить легче: когда есть и руки рабочие, и те, кто может на охоту сходить. Да, союзников было пока немного, но с чего-то всё начинается.
Первая серьёзная непогода перестала буйствовать почти через неделю после начала, небо, все последние дни затянутое ровной мутью, беспрестанно извергающей снег, прояснилось. Ударило ослепительным синим льдом, разрезанным на куски бледно-желтыми лучами солнца.
Ингольв тогда вышел под навес с особым удовольствием щурясь от яркого света. Еле удалось дверь распахнуть: замело. Накануне из домов совсем никто носа не казал: такая метель случилась, что только выглянешь – вмиг занесёт по самые уши. Всю ночь завывала вьюга над крышей, со всех щелей несло прохладой. И хотелось, так предательски и малодушно, просто забраться под шкуры и не шевелится, накапливая тепло. Не одному, конечно, а с той, кто для этого лучше всего подходила – с Асвейг. Всё казалось, что он видит её слишком редко, что она прячется от него и нарочно избегает встреч, даже случайных. Да и Хельга, похоже, чувствовала все его желания: от женщин такое сложно укрыть. Не сказать, что он сильно старался. Ворчал Кнут, ругал дочь за то, что она с ромеем больше времени проводит, чем с мужем собственным, а та только фыркала. И её можно было понять: с первой после свадьбы ночи соитие между ними с Ингольвом было нечастым – по пальцам одной руки можно пересчитать – да и то лишь тогда, когда она сама ластилась. Но шло время, и Хельга отстранялась всё больше. И Асвейг ближе не становилась. Но надо отдать должное жене: она, похоже, вовсе не стремилась вредить ей, как это когда-то делала Мёрд. Наверное, ей попросту всё это стало не так уж и важно.
В очередной раз подумав об этом, Ингольв вздохнул.
– Хороший день, – протянул Лейви, тоже выходя из дома. Он несильно толкнул плечом в плечо. – А ты всё смурной. Коли завтра будет такая же погода, возьму лыжи – и на охоту. Змея возьму. Эльдьярн, может, сподобится тож.
– Да, день неплохой, – глупо было бы перечить. – Только сегодня до вечера двор расчищать. Уж не знаю, поднимешься ли ты на охоту завтра.
Скальд хмыкнул самодовольно: мол, его сил на всё хватит. Начали один за другим высовываться и остальные. Кто собрался до колодца: набрать свежей воды, кто проверить лодки, вытащенные на берег ещё до того, как протянулся лёд. Дети сыновей Кнута тут же принялись барахтаться в сугробах: опять весь пол в лужах будет, как нарезвятся и придут сушиться.
Змей вышел одним из последних, проводил взглядом удаляющуюся Хельгу, которая с другими женщинами пошла проверять, целы ли сараи. Могло и крышу где поломать: ничего удивительного.
– Никогда снега не видел, – выдохнул он восхищённо. – Аж глаза слепит.
Ингольв покосился на него, пытаясь задавить смутное беспокойство внутри. Теперь он постоянно испытывал его, когда видел ромея. Как бы из-за него не случилось какой неприятности с Хельгой.
– А ты пройдись, – буркнул. – Ещё интереснее.
Блефиди тут же послушал его, ступил во двор и пошёл неспешно, прислушиваясь к скрипу снега под ногами и зевая по сторонам с таким видом, будто ничего прекраснее в жизни не встречал.
Скоро принялись за расчистку дорожек, чтобы не таскаться по колено в сугробах, и крыш, которые, по счастью, все остались целы. Так и прошёл день с небольшими перерывами на отдых. Первый настоящий день зимы.
А дальше они понеслись один за другим, становясь всё короче. Всё позже светало поутру, всё раньше темнело. Солнце почти не показывалось над верхушками сосен, только мелькая между ними, бросая полосы света по искрящемуся снегу. Поместье словно застряло в извечном полумраке, и люди копошились в нём, как сонные мухи.
