Текст книги "Ноктюрн для двоих"

Автор книги: Елена Озерова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Вы знаете, Леночка, я думаю, что нам лучше перейти в какое-нибудь более укромное место. А то Лешка сейчас вернется, и все начнется сначала. Давайте дадим ему возможность уделить внимание и другим гостям. Идет?

Он встал и подал Лене руку. Лена покорно ее приняла:

– А вы знаете здесь укромное место?

Уходить отсюда ей почему-то пока не хотелось. Может быть, потому, что она в первый раз была в настоящей богемной компании. Именно такими она их и представляла. А Борзунов со своими уговорами даже не дал ей как следует оглядеться. Магницкий улыбнулся:

– О, это очень большая квартира. Пойдем.

Они прошли через еще одну проходную комнату, тоже полную народа, через полутемный коридор и очутились в большой светлой кухне. Слева, в стене, была малозаметная дверь, почти потайная. Магницкий открыл ее. Очевидно, раньше это была комната прислуги. В ней и помещались небольшая кушетка, стол и стул.

На столе стояла початая бутылка красного вина. А на стуле сидел некий молодой человек, с головой погруженный в чтение толстенного фолианта. На скрип открываемой двери он поднял голову, и Лена узнала в этом странном библиофиле Олега Шкаликова.

Шкаликов был явно недоволен, что ему помешали. Он уставился на вошедших, ожидая, что сейчас они извинятся и уйдут. Однако Магницкий втянул Лену в комнату и прикрыл за собой дверь. Шкаликов вздохнул:

– Автографов сегодня не даю.

Магницкий усмехнулся:

– Я тоже.

– А у вас спрашивают? – насмешливо поинтересовалась звезда.

– Регулярно.

Магницкий усадил Лену на кушетку и сел сам. Потом поставил на стол два стакана, прихваченные на кухне, и взял в руки бутылку:

– Приличное вино? Даме можно такое предложить?

– Ничего. – Шкаликов, казалось, был обескуражен таким поведением неизвестного ему человека.

Магницкий плеснул чуть-чуть в свой стакан и попробовал.

– Да, вполне. «Лидия»?

Этикетки на бутылке не было.

– «Черные глаза». – В глазах Шкаликова мелькнула искра интереса. – И кто же вы такой, что раздаете автографы? Не наш человек, это точно.

– Не ваш, – легко согласился Валентин Петрович. – Я журналист. Магницкий.

– А слышал. – Шкаликов усмехнулся. – Экономист?

– Экономист и журналист. А автографы ставлю в основном под своими публикациями.

– Ну что ж. – Шкаликов со вздохом отложил фолиант и разлил вино по стаканам. – Давайте выпьем за знакомство, раз пришли. Кстати, как зовут прекрасную даму?

– Елена.

– А меня Олег.

– Я знаю, – тихо сказала Лена.

– Ах да, конечно… Кто меня не знает?

Вина в стакане было больше половины, но Лена выпила до конца и не поморщилась. Вообще-то морщиться было и не от чего – сладко и не слишком крепко. Шкаликов тут же налил еще.

– Теперь за даму!

Магницкий прищурился:

– Не слишком ли мы торопимся?

– Не слишком. Пейте, раз пришли.

Шкаликов пристально посмотрел на Лену, и она послушно выпила. Опять до дна. Шкаликов налил ей в третий раз.

– Теперь за мир во всем мире.

Магницкий взял из Лениных рук стакан и отставил в сторону:

– Послушайте, Олег, я понимаю, что наше вторжение вам неприятно, но бесполезно пытаться выставить нас таким образом.

Шкаликов взглянул на него и понял, что да, бесполезно. Он тяжело вздохнул:

– Хорошо. Тогда уйду я.

И удалился, захватив с собой книгу. Странно, но Лена не почувствовала никакой неловкости оттого, что они так беззастенчиво выгнали из комнаты знаменитого актера. Перед глазами все слегка плыло, голова кружилась от выпитого вина. Но она все-таки спросила:

– Зачем мы его так?

– Как? Не обращай внимания. Шкаликов терпеть не может такие сборища, но его Вера жить без них не может и таскает его повсюду. Он приходит вместе со своей благоверной, забирается в какой-нибудь труднодоступный угол и ждет, пока она всласть повеселится.

– И как же он теперь?

Валентин пожал плечами:

– Пошел извлекать жену из этого вертепа и звать ее домой. Хочешь еще вина?

Лена кивнула. Она и не заметила, как они перешли на «ты». Вообще-то было бы разумнее больше не пить, но здравый смысл куда-то улетучился. Хмельная, слегка тягучая жидкость разливалась по телу приятным теплом. Валентин протянул руку и накрыл ею лежавшую на столе руку Лены, потом большим пальцем провел по контуру ее руки. От этой ласки по всему ее телу побежали мурашки, но это не было неприятно – нет, совсем наоборот.

Лена вдруг рассмеялась. Он удивленно и ласково посмотрел на нее:

– Ты что?

– Никогда бы не подумала, что я окажусь в таком странном месте и… с тобой.

Он слегка обнял ее за плечи и заглянул в глаза:

– Тебе здесь не нравится?

– Не зна-аю… – протянула Лена.

Ей не хотелось ни о чем думать, только смотреть в эту необыкновенную синеву. Голова кружилась все сильнее, и теперь было непонятно от чего – то ли от вина, то ли от его взгляда. Он крепче прижал ее к себе и вдруг поцеловал, настойчиво и требовательно. Его рот оказался неожиданно безжалостным, а руки с такой силой сжали спину, что ей стало больно. Она попыталась оттолкнуть его, но через секунду замерла, отдаваясь во власть захватившего ее вихря, и поняла, что она тоже целует его. Потом губы его скользнули по ее шее и ниже, ниже, пока не коснулись ее груди и там прижались долгим поцелуем.

– Я пришел сюда только из-за тебя, – прошептал он.

Она слышала его шепот, но не поняла смысла сказанных слов. Сейчас она вообще ничего не понимала. Ее тело словно отказалось подчиняться разуму и зажило отдельной, собственной жизнью. Она ничего не могла с этим поделать, целиком отдаваясь неожиданно пробудившемуся инстинкту, не задаваясь вопросом, хорошо это или нет и что будет потом…

– Ты не понимаешь… Не можешь понять… И не надо… Ты так нужна мне, девочка моя…

Его руки расстегивали пуговицы ее кофточки, потом стали ласкать грудь.

Дверь неожиданно распахнулась. В дверном проеме, наполненном ярким светом, стояла Надя.

– А-а, вот вы где, – насмешливо сказала она. – Извините, что помешала. Просто я собралась уезжать и хотела захватить Лену с собой. Но теперь вижу, что ее есть кому отвезти.

– Будьте любезны, закройте дверь. – Тон Магницкого был холоден и безупречно вежлив. – С той стороны.

Надя еще секунду помедлила на пороге, явно наслаждаясь представшей перед ней картиной: полуголая Лена на коленях Магницкого, – потом с ядовитым смешком захлопнула дверь. Лена вскочила, лихорадочно застегивая кофточку и пытаясь заправить ее в джинсы. Руки у нее тряслись, на щеках алели пятна. Магницкий настороженно наблюдал за ней.

– Леночка…

– Нет! – Она в испуге отшатнулась от него. – Нет! Боже мой, что я наделала!

И прежде, чем он успел ее остановить, выскочила из комнатки, пронеслась по бесконечным коридорам, сорвала с вешалки свой плащ и выбежала из этой безумной квартиры.

10

– Знаковая природа линий женского тела весьма многообразна. Когда ты стоишь или сидишь, сомкнув ноги, вот так, – получается единый гармоничный силуэт, мягкие формы, эротико-эстетическая окрашенность позы. Сомкнутые ноги означают как бы психологическую закрытость и тайну…

Тут Алена Денисова перебила сама себя и сказала уже не менторским, а нормальным человеческим тоном:

– Это, кстати, безотказно действует на мужиков. На их дурацкое подсознание, которое и управляет всеми их поступками. А вовсе не мозги, как принято считать.

Она усмехнулась, и потом продолжила лекцию:

– Положения тела, когда ноги разведены, психологически же подразумевают вызов. Единый силуэт ломается, и целостное впечатление от него – тоже. Эротику сменяет открытая провокация. На страницах любого журнала эротический или агрессивный подтекст, выраженный в мимике модели, имеет свои отличительные черты: плавность или ломаность. Ты что, спишь? – Последнее было сказано достаточно раздраженно.

Лена вздрогнула:

– Что? Нет, я слушаю. Что такое мимика модели?

– Положение тела, балда. Я уже говорила. Где ты сегодня витаешь?

– Нигде…

– Во всяком случае, видок у тебя такой, словно ты этой ночью переспала с привидением. Что-нибудь случилось?

Алена не знает. Пока. Надя с ней наверняка поделится. Просто еще не успела – не звонить же ночью, не такие уж они близкие подруги. Лена вяло улыбнулась:

– Да нет, ничего.

Со вчерашнего вечера она чувствовала, что попала в какой-то странный, безумный мир, далекий от ее прежнего, полного любви и спокойствия. Она совершенно запуталась, уже не понимая, чего она хочет и чего ждет от будущего. Она помнила Игоря и любила его по-прежнему. Ей по-прежнему больше всего на свете хотелось стать его женой. Только вот… Что же тогда произошло в маленькой комнатке при кухне? Конечно, можно было все списать за счет выпитого вина, но в глубине души Лена знала, что вино тут ни при чем. Ей же давно, с самого момента знакомства с Магницким, хотелось, чтобы он ее поцеловал, хотелось ощутить себя в его руках. А разве так бывает? Разве можно любить двоих? Или Игоря она любит, а то, другое, – просто физическое влечение? Но Игорь – ее первый мужчина, он первый пробудил в ней такие чувства, о которых она и не подозревала. Ей же было с ним очень хорошо! «Но ты не знаешь, как было бы тебе с тем, другим, – настойчиво шептал ей внутренний голос. – Ты же этого так и не попробовала!» Может быть, она просто по натуре развратна, и теперь правда выплыла наружу!

А Надя! Боже, она всем расскажет! И Игорю… Игорю обязательно расскажет. Господи, что же делать? Но ведь она и сама не сможет быть с Игорем, не рассказав ему всего. Она не сможет лгать, глядя ему в глаза. И еще… Самое ужасное, это его отчим, почти отец! Что она натворила! Какая гадость…

– Ты сегодня совсем не в кондиции. Если так будет продолжаться, все наши занятия – коту под хвост. – Алена редко бывала такой недовольной. Обычно под конец она смягчалась. – На сегодня свободна. Иди, чтоб глаза мои на тебя не смотрели.

Лена быстро собрала сумку. Действительно, это занятие пошло коту под хвост. А вообще, зачем ей все это нужно? Лена вдруг четко осознала, что если она расстанется с Игорем, то никогда больше не будет ни манекенщицей, ни моделью. Не для кого… Она вышла из подъезда и, зажмурившись, подставила лицо осеннему солнцу. Еще греет. Конечно, совсем не по-летнему, но греет. Потом раскрыла глаза, посмотрела прямо перед собой и обомлела.

У подъезда стоял темно-синий «ниссан».

Несколько мгновений она колебалась, но потом решительно направилась к машине. Магницкий распахнул перед ней дверцу, она села рядом с ним. Он, все еще ни слова не говоря, положил ей на колени громадный букет лилий и стал заводить мотор.

Лена дотронулась рукой до белых цветов:

– Зачем?

– В первый раз за двадцать лет мне захотелось подарить женщине цветы. Мои любимые.

«Ниссан» уже влился в поток машин, бегущий по Садовому.

– Куда мы едем?

– Туда, где можно спокойно поговорить.

– А нужно?

Он решительно сказал:

– Нужно.

– И где это место?

– Я думаю, нам подойдет сквер возле Новодевичьего. Там сейчас красиво и достаточно уединенно. Ты не против прогулки?

– Нет.

Ей было все равно.

– Вот и отлично.

Всю дорогу до Новодевичьего они молчали. Магницкий смотрел прямо перед собой, Лена боялась поднять на него глаза.

Припарковав машину на стоянке у монастыря, они спустились вниз, к заросшему пруду. Здесь действительно было тихо и уединенно, даже мамаши с детьми не гуляли. Только на другом берегу одинокий художник, что называется, работал на натуре. У живописного мостика Магницкий остановился и взял Лену за руку:

– Как ты?

Она подняла на него несчастные глаза:

– Не знаю… Запуталась…

– Я не стану говорить, что вчера все произошло случайно, что я не хотел, что это влияние минуты и так далее. Это было бы глупо и оскорбительно по отношению к тебе, да и ко мне.

Лена не поняла. Она не ожидала такого начала. Ей казалось, что сейчас они вместе решат, как устранить возникшее между ними недоразумение, а он считает, что недоразумения нет…

Магницкий обнял ее за плечи и, глядя в глаза, продолжил:

– Я хочу, чтобы ты знала: в тот дом я пришел ради тебя. Я знал, что Надя тебя приведет. Возможно, это прозвучит кощунственно, но я с первого взгляда понял: ты – моя женщина, и я от тебя не откажусь.

– С первого взгляда? Это когда…

– Да, когда Игорь привел тебя в наш дом.

Лена оторопела:

– Но…

Она в ужасе смотрела на него. У нее в голове не укладывалось – ведь Игорь ему как сын… Ведь она пришла к ним как невеста Игоря!

– Как вы могли!

Магницкий усмехнулся:

– Мог. И дело даже не в том, что ты очень красива. Просто ты… – Он внезапно замолчал, словно споткнулся на полуслове.

– Что я? – Лена резким движением сбросила его руку со своего плеча. – Что?

– Может, когда-нибудь я тебе расскажу, но не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы ты знала только одно – ты мне очень нужна, и я готов на все, чтобы ты была рядом со мной.

– Но я-то вас не люблю! Я люблю Игоря!

– Неправда. Ты думаешь, что ты его любишь. Думать и любить на самом деле не одно и то же. Любишь ты меня.

– Нет!

Вместо ответа он снова притянул ее к себе и поцеловал. Она попыталась оттолкнуть его, но опять, как и в прошлый раз, жаркая, тревожная волна внезапно поднялась со дна души, сметая все, заставляя забыть, где она и с кем.

– Вот видишь! – Его губы были совсем близко, дыхание опалило ее кожу. – Твое тело лучше тебя все знает.

Он оторвался от ее губ, стал целовать ее виски, щеки, спускаясь ниже к шее.

– Но разве с Игорем тебе тоже было так хорошо?

Игорь! Боже, зачем он это сказал?

Не отвечая, Лена высвободилась из его объятий и отступила на шаг. Она вдруг почувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух.

– Что с тобой?

– Я устала. – Ей почему-то все стало безразлично. Единственное, чего хотелось, – оказаться в своей комнате, броситься на диван, уткнуться лицом в подушку и ничего не слышать, и ни о чем не думать.

– Отвези меня, пожалуйста, домой.

– Но…

– Потом. Завтра.

И опять всю дорогу они молчали. Правда, он несколько раз пытался ее о чем-то спросить, но у Лены совершенно не было сил думать и отвечать. Домой, скорее домой! Вот уже Старая площадь, Маросейка…

– Куда дальше? – спросил Магницкий.

– За отделением милиции, там, где деревья, – в тот двор.

– Серый дом с аркой?

– Да.

Машина сделала крутой вираж, чуть не врезавшись в ехавший сбоку «жигуленок». Водитель «жигуленка» покрутил пальцем у виска и ругнулся нецензурно, но Магницкий не обратил внимания. Напряженно глядя на дорогу, он спросил:

– И давно ты там живешь?

– С рождения.

В другое время Лена бы заинтересовалась столь странной реакцией на ее место жительства, но не сейчас – шок от пережитого в сквере возле Новодевичьего монастыря еще не прошел.

Машина въехала во двор и остановилась. Не взглянув на Магницкого, Лена вышла и медленно побрела к своему подъезду.

– Возьми цветы.

Он очутился рядом и протягивал ей забытые в машине лилии. Лена машинально взяла букет и остановилась в нерешительности. Белые цветы… Мама не выносит белых цветов…

– Что-нибудь не так?

Лена пожала плечами и уже собралась идти. Он опять попытался задержать ее, протянул руку…

– Нет!

Лена вздрогнула и обернулась. У арки, ведущей во двор с улицы, стояла Ольга Васильевна. Лицо у нее было белым, глаза казались черными от расширенных зрачков.

– Нет!

Но смотрела она не на Лену, а на Лениного спутника. Лена перевела взгляд с матери на Магницкого. Он тоже побелел. По его лицу будто прошел нервный тик, губы дрожали. Он метнулся в сторону арки:

– Оля!

Неужели это кричал Магницкий – так тонко и пронзительно? Ольга Васильевна вытянула вперед руку, будто хотела защититься, и так с вытянутой рукой упала на землю. Ленино оцепенение прошло, она выронила цветы и бросилась к матери, не понимая, что произошло, чем вызван этот приступ.

Это не был обычный приступ – все оказалось гораздо хуже. Ольга Васильевна не потеряла сознания. Расширенными от ужаса глазами она смотрела на дочь, пыталась что-то сказать, но изо рта вырывался только хрип. Лена приподняла ей голову. Вдруг лицо Ольги Васильевны исказилось, на губах выступила пена. Тело забилось в страшных конвульсиях. Лена беспомощно озиралась по сторонам:

– «Скорую»! Вызовите «скорую»!

Дальше все происходило как в тумане. Приезд «скорой», молодой сердитый врач в белом халате, долгая поездка в «ниссане» вместе с Магницким вслед за «скорой» по улицам Москвы – все это смешалось и перепуталось в памяти. Пришла в себя Лена только в холодном вестибюле больницы. Она сидела на жестком казенном стуле. Магницкий мерил широкими шагами больничный вестибюль – от двери к двери. На Лену он не обращал внимания. «Зачем он здесь?» – недоуменно подумала она. И вдруг вспомнила: он же крикнул «Оля»! Он знает, как зовут ее мать? Они что, знакомы? Но мама ничего никогда о нем не говорила, даже фамилии его не упоминала. Как странно…

Почувствовав взгляд Лены, Магницкий остановился перед ней. Сейчас он был совершенно непохож на себя – такого, каким он был всего два часа назад. Лицо осунулось и постарело, плечи сгорбились.

– Вы знакомы с моей мамой? – Лена сама не узнала своего голоса. – Зачем вы здесь?

– Как фамилия твоего дедушки? Маминого отца? – вместо ответа спросил Магницкий. – Александров? Да?

– Да…

– Он был профессором в университете?

– Кажется, да. Мама не любит об этом говорить.

– Тебе восемнадцать… Как твое отчество?

– Григорьевна. – Лена ничего не понимала. – Елена Григорьевна Трофимова.

– Ты помнишь своего отца? Кто он? Как его звали?

– Григорий Маркович. Он умер почти десять лет назад, от инфаркта. – Лену начинал раздражать этот допрос. – Почему вы спрашиваете?

– Когда твоя мама вышла за него замуж? В каком году? – Магницкий пропустил Ленин вопрос мимо ушей.

– Можно посчитать… Мне тогда было четыре года. Он был намного старше мамы…

Магницкий побледнел еще больше:

– Так он тебе не родной отец?

– Нет. Но я всегда звала его папой. Он меня удочерил.

– А родной? – У Магницкого от напряжения на лбу выступили капельки пота, губы побелели. – Он кто?

Лена пожала плечами:

– Не знаю.

– Что значит «не знаю»? – Магницкий почти кричал на нее. – Как это «не знаю»?

– Не знаю, и все. Мама говорила, что он ушел, когда я была совсем маленькая, и с тех пор нашей судьбой не интересовался.

– У тебя фамилия отца?

– Нет, отчима. Я же говорила – он меня удочерил. Да что вы все спрашиваете?

– Тебе восемнадцать… – Голос Магницкого упал до шепота.

– Восемнадцать.

– Когда ты родилась, в июле?

– В августе.

– В августе… Да, могло быть и в августе. Какого числа?

– Двенадцатого.

Лена и сама не понимала, почему покорно отвечает на его вопросы.

В вестибюль вышел врач. Лена кинулась к нему:

– Ну что?

– Шоковое состояние удалось снять. Но нет никакой уверенности, что она скоро придет в себя. Надо подождать до завтра, потом провести обследование и строить какие-то прогнозы. Пока – ничего.

Лена умоляюще посмотрела на врача:

– Мне можно ее увидеть?

– Нет. Она в боксе.

– А… завтра?

– Не знаю. Завтра ее осмотрит лечащий врач, с ним и поговорите.

Лена, понуро опустив плечи, пошла к выходу. Магницкий нагнал ее уже во дворе больницы:

– Садись, я отвезу тебя домой.

По дороге он совсем не обращал внимания на свою спутницу – мысли его витали где-то далеко. Да и Лене было не до Магницкого.

Он высадил ее у подъезда и сразу уехал. Возле арки на земле валялись помятые белые лилии.

11

1973 год

Яркое солнце заливает комнату. Солнечные зайчики выскакивают из старинного большого зеркала, бегают по белоснежной крахмальной скатерти, отражаются в высоких стеклянных фужерах, стоящих на столе, – розовых и голубых.

Анна Александровна закончила сервировку и придирчиво оглядела стол. Все вроде в порядке: большие тарелки, маленькие; ножи, вилки и ложки на месте; салфетки, сложенные корабликами, у каждого прибора.

– Тетя Паша! – крикнула она домработнице на кухню. – Можно накрывать!

– Иду, иду! – Тетя Паша, невысокая шустрая старушка в ситцевом передничке, показалась в дверях. В руках у нее было блюдо крошечных пирожков. Она вразвалку, как уточка, подошла к столу и оглядела сервировку.

– И зачем ты, Лександровна, ставишь такую гору посуды, – проворчала она неодобрительно. – Нешто это видано – миска на миске!

– Ладно, тетя Паша, не ворчи. – Анна Александровна взяла блюдо с пирожками у нее из рук. – Как там заливное, удалось?

– Да уж на славу. А уж щука такая – пальчики оближете!

Тетя Паша жила в семье давно, она помнила Василия Андреевича Александрова еще мальчиком. Помнила, и как Анна Александровна впервые пришла в этот дом – робкая девушка с длинной светлой косой, уложенной на затылке в тяжелый узел. Эту семью она давно уже считала своей, а уж на Оленьку, дочку Василия Андреевича и Анны Александровны, просто не могла надышаться. Такая она была беленькая, такая хорошенькая, такая умница! Только вот кушала плохо, приходилось или сказки ей рассказывать, или разрезать бутерброд на солдатиков и играть в войско: сначала ели генерала, потом капитанов, потом очередь доходила до рядовых. А как она плакала, когда ее отдали в садик! Все Василий со своими методами: «Ребенку необходимо общение со сверстниками!» Тетя Паша сначала помалкивала, а потом воспротивилась. Не позволит она измываться над дитем!

И вот сегодня ее Оленька приведет в дом жениха. Красивый, говорят, ладный парень, из этих… Из Васиных мальчиков. Столько их к нему в дом приходило! Закроется с ними Василий в кабинете, и вот талдычат о чем-то своем по полдня! Крику-то бывает, Господи прости! Хотя иногда и тихо беседуют, со взаимным пониманием. Может, и этот, Ольгин, когда приходил… Ну так тогда что на него смотреть было? Тихо ворча себе под нос, тетя Паша носила из кухни в комнату всякие разносолы, пока стол не оказался уставленным снедью так, что не видно было и скатерти.

Тренькнул звонок. Анна Александровна, мимоходом поправив у зеркала прическу, пошла открывать. Но это оказалась не Оля, а Василий Андреевич.

– Ну что, счастливая парочка еще не появилась? – спросил он, вручая жене большой букет пионов. – Это Ольге от нас. Хороши?

– Хороши, хороши. Раздевайся, тебя ждет твоя святая обязанность. Хлеб без тебя не режем.

Мимоходом поцеловав мужа в щеку, Анна Александровна пошла ставить пионы в воду. Василий Андреевич помыл руки и отправился на кухню, где потребовал у тети Паши самый острый нож и доску: резать хлеб к праздничному столу было его привилегией и посильным вкладом в кухонные приготовления.

Ровно в три раздался долгожданный звонок. На этот раз дверь открыл сам Василий Андреевич.

– Заставляете себя ждать, Ольга Васильевна, – сурово сдвинув брови, сказал он. – А это кого еще вы с собой привели?

Лицо дочери зарделось нежным румянцем. Но высокого темноволосого молодого человека с удивительно синими глазами эта суровость не смутила. Он улыбнулся и почтительно склонил голову:

– Здравствуйте, Василий Андреевич. Виноваты и каемся.

– Папка, Валя здесь ни при чем. Это я прокопалась, выбирая кольца.

– Так вы уже и кольца купили? – Василий Андреевич еще грознее нахмурился. – Не спросясь родительского благословения?

– Так ведь за тем и пришли, – рассмеялась Оля.

Василий Андреевич не выдержал роли сурового отца и заулыбался:

– Ну ладно, проходите скорее, за стол уже давно хочется. Валентин, что ты держишь конфеты в руках? Давно пора отдать их хозяйке!

– А где хозяйка?

– Здесь, здесь! – Анна Александровна вышла из комнаты. – Здравствуйте, Валя! Оля, мойте руки и скорее за стол!

Когда все наконец расселись вокруг стола и наступила тишина, Василий Андреевич хитро посмотрел на Валентина:

– Я думаю, что самое время сделать официальное сообщение.

В глазах Валентина промелькнула веселая искорка. Он решил поддержать игру:

– Глубокоуважаемые Василий Андреевич и Анна Александровна! Считая за честь быть принятым в вашем доме, я долго любовался красотой и неоспоримыми достоинствами дочери вашей, пока не почувствовал, что в сердце моем дружба к ней переросла в более глубокое чувство. Чувство прекрасное, чистое, светлое. И чувство это не даст мне покоя, пока не найдет полного удовлетворения в законном браке. Смею ли я просить у вас руки Ольги Васильевны, дочери вашей?

Оля не выдержала и фыркнула: у Вальки было такое забавно-напыщенное лицо! Однако Василий Андреевич осадил дочь строгим отеческим взглядом и приступил к ответной речи:

– Ваше предложение, Валентин… Как тебя по батюшке?

– Петрович.

– Ваше предложение, Валентин Петрович, явилось неожиданностью для дочери нашей Ольги Васильевны и всей нашей семьи. По нашему разумению, дочь наша еще слишком молода и не готова к тяготам и заботам семейной жизни…

– Неужели откажет? – спросила Оля у матери громким шепотом. Та приложила палец к губам.

– Не готова к тяготам и заботам семейной жизни, – возвысив голос, повторил Василий Андреевич, – доказательством чего служит ее поведение: речь отца не может молча дослушать! А ну как действительно откажу?

Его последние слова потонули во всеобщем хохоте.

– Не откажешь, не откажешь! – Оля вскочила со своего места, подбежала к отцу и чмокнула его в затылок. – Тебе же самому Валька нравится! Валь, ты знаешь, какие надежды он на тебя возлагает? Во-от такие!

– Ну ладно, ладно! Когда подаете заявление?

– Через месяц, – ответил Валентин. – А свадьбу приурочим к ноябрьским – три дня дадут под свадьбу, и еще три дня законных праздников, можно съездить и в маленькое свадебное путешествие.

– Что ж, разумно.

Когда семейное торжество закончилось, Оля пошла проводить Валентина до метро. Они медленно вниз шли по улице Богдана Хмельницкого. Валентин обнимал ее за плечи, она чувствовала тепло его тела и была счастлива. У входа на станцию «Площадь Ногина» они долго стояли обнявшись, не в силах расстаться. Вдруг Валентин сказал:

– Поехали ко мне?

– Как? – не поняла Оля.

– Еще не поздно. Ты же ни разу у меня не была. Посмотришь, как я живу.

– А мама с папой?

Он беззаботно махнул рукой:

– Позвоним и предупредим.

Оля колебалась всего мгновение:

– Поехали!

По дороге он купил у какой-то старушки букет белых лилий и преподнес Оле. Она зарылась в них лицом:

– Ой, как их много!

– Это мои любимые цветы, – сказал Валентин. – Теперь это будут наши цветы. Каждый год в годовщину нашей свадьбы я буду дарить тебе лилии, идет?

Оля прищурилась и посмотрела на него поверх букета:

– Если не забудешь.

Валентин жил в главном здании МГУ, в общежитии для аспирантов. Маленькая комнатка, в которой помещались только кровать, секретер и письменный стол, соседствовала с такой же комнаткой. Оля с любопытством огляделась:

– Так вот, значит, как ты живешь.

– Не нравится?

– Нет, почему. Здорово. А кухня где?

– В конце коридора.

Валентин извлек откуда-то из-под стола небольшой магнитофон, покопался немного, пристраивая его на столе, потом включил. Музыка была странноватой, что-то «космическое». Оля сразу узнала:

– «Пинк флойд»?

– Тебе нравится?

– Очень!

Оля поставила лилии на стол в банку с водой и с размаху плюхнулась на застеленную казенным покрывалом кровать.

– Жаль, что мы не купили ничего по дороге!

– Чего не купили?

– Ну, какого-нибудь вина…

– Я и не знал, что ты алкоголичка!

– Не совсем алкоголичка, – поправила его Оля. – Скорее пьяница.

Он спросил лукаво:

– А ты знаешь, чем пьяница отличается от алкоголика?

– Представь себе, знаю. Алкоголик пьет всегда, а пьяница – только под хорошее настроение.

– Тогда мы оба пьяницы, – усмехнулся Валентин и открыл секретер. Там рядом с книжками стояли пять бутылок вермута, одна початая и четыре закупоренных. – Славная парочка пьяниц, пока не запойных.

Оля сделала большие глаза:

– Ого! Это вот действительно тянет на алкоголизм.

– Просто «Балатон» рядом. А там продают замечательный вермут. Никак не могу удержаться.

– А из чего будем пить? – Оля огляделась.

– Действительно, из чего? Дай подумать… – Валентин состроил задумчивую гримасу. – Из антиквариата мы сегодня уже пили – я имею в виду ваши фужеры девятнадцатого века, – так что свой фамильный серебряный кубок я из чулана доставать не буду. Пусть пылится.

– Пусть! – охотно согласилась Оля. – Давай пить из горлышка!

– Ну нет, так низко я еще не пал, не торопи события. – Валентин покопался в секретере и жестом фокусника извлек оттуда граненый стакан. – Как тебе эта емкость? Правда, она у меня одна. Я мог бы одолжить второй у соседа, но он уехал, и комната закрыта.

– Будем пить из одного стакана по очереди! – Оля была в полном восторге.

Они забрались с ногами на кровать, поставили рядом с собой бутылку вермута и потихоньку прихлебывали из стакана, передавая его друг другу. Тихая музыка, льющаяся из магнитофона, завораживала. Разговаривать не хотелось. Так хорошо было сидеть молча, тесно прижавшись, и лениво потягивать сладкое вино.

– Может быть, потанцуем? – шепнул Валентин ей на ухо.

Она удивилась:

– А разве под «Пинк флойд» танцуют?

– Почему нет?

Он поднялся, не выпуская ее из своих рук. Они стояли посреди комнаты, тихо покачиваясь, в странном танце-объятии. Он приблизил свои губы к ее губам, а Оля обвила его руками за шею. Поцелуй длился бесконечно. Она уже не различала, где она, а где он, – они были едины. Вдруг он оторвался от нее:

– Подожди.

Он откинул с кровати покрывало, взял цветок лилии и осыпал лепестками подушку. Потом подхватил ее на руки и бережно опустил на кровать.