Текст книги "Солнце ближе"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
ЧАСТЬ 1
КОРИЧНЕВОЕ СЧАСТЬЕ
Когда-то давно у Вики была подруга Лера.
Вика жила на шестом, а Лера – на седьмом этаже. Вика всегда знала, дома Лера или ее нет. Так уж устроены эти многоквартирные клетки, что о жизни соседей, живущих наверху, известно почти все. Вика слышала, как хлопала железная дверь – это значило, что Лера вернулась из института. А в следующую секунду начинал звонить телефон. Вика снимала трубку и, даже не интересуясь, кто звонит, спрашивала:
– Пришла?
– Нет, я еще там. Ты с моим призраком разговариваешь. Привет, кстати.
– Привет, – миролюбиво соглашалась Вика. – Ну что?
– Да так, ничего.
Разговоры были почти всегда одинаковыми. Да и что нового могут рассказать друг другу два человека, которые видятся ежедневно чуть ли не двадцать четыре часа в сутки?
– О чем вы разговариваете до двух часов ночи? – удивленно спрашивала утром Викина мама, замечая, что дочка снова вернулась от подружки далеко за полночь.
– Да так… обо всем, – неопределенно отвечала Вика, – обо всем на свете.
На самом деле они разговаривали обо всем на свете. Им было по семнадцать лет, они были обычными девчонками. И, как у любых нормальных девчонок, у них были свои проблемы. Прежде всего – мальчики, или мужики, как помпезно и грубовато называла их Вика. Впрочем, мальчики – это была сугубо личная Леркина проблема. Что касается Вики, то в ее жизни проблем с «мужиками» не возникало – просто потому, что в Викиной жизни они до поры до времени отсутствовали.
В тот день – наверное, именно это и был тот самый день, который все так перевернул в их жизни – Вика чистила картошку, а Лера смотрела в окно, флегматично рассуждая о том, что курицу лучше бы предварительно замочить в уксусе.
– Ну возьми да замочи! – не выдержала Вика, отложив в сторону нож и раздраженно вытирая о белоснежное полотенце почерневшие пальцы. – Сидишь философствуешь уже целый час! Я, между прочим, не для себя одной стараюсь.
– Ну, не ворчи, – извиняющимся тоном проворковала Лера, – просто нет у меня настроения. Не хочу чистить картошку.
– А я всю жизнь только об этом и мечтала. И вот наконец…
– Не умничай. Лучше скажи, что мне делать?
– Мыло, мочало – начинай сначала. Курицу в уксусе замочи!
– А если серьезно? – не сдавалась Лера.
– Серьезно!
Лера вздохнула и нахмурила брови. В глазах мелькнула тень, и Вика сдалась.
– Ну ладно, не хмурься. Все будет нормально, вот увидишь. Правда.
Лера поднялась и прошла по кухне.
– Я вся как на иголках. Сама подумай, ситуация не вполне ординарная. Он ведь может подумать, что я просто сумасшедшая!
– Ну и что, – возразила Вика. Разговор в течение последних двух дней повторялся в день по десять раз. Она набрала в легкие побольше воздуха и снова принялась вдохновлять подругу на великие дела.
В принципе ситуация, казавшаяся впечатлительной Лере чуть ли не концом света, была простой до банальности.
Пять лет назад, когда они обе учились в восьмом классе, Лера сидела дома и зубрила английский. По радио шла передача радиостанции «Юность», и Лера, отвлекшись от надоевших глаголов, внимательно прислушивалась к тому, что вещал радиоприемник.
«…Все эти разговоры про женскую верность – сказки бабушки Арины, и ничего больше. Женщин, способных хранить верность, в природе просто не существует. Ни одна не способна дождаться своего парня из армии. Их хватает на месяц, максимум на полгода. А потом письма начинают приходить все реже и реже, и наконец последняя, короткая весточка – извини, я выхожу замуж. Вот и вся любовь. А каково солдату? Ведь армейские будни – тяжелые будни, и узнать такое для некоторых бывает равносильно концу. Кто-то сходит с ума и кончает жизнь с петлей на шее…»
Далее шли пространные рассуждения все на ту же тему. Восьмиклассница Лера, отложив в сторону учебник, слушала все это с возрастающим возмущением. Когда ведущий закончил читать письмо, присланное матросами срочной службы откуда-то из Батуми, Лера схватила ручку и дрожащими руками принялась записывать адрес военной части прямо в тетрадке по английскому. Через минуту из той же тетрадки был вырван лист – даже не лист, а клочок, потому что обрыв получился неровный, но в тот момент Лере на это было наплевать. На этом самом клочке она написала несколько гневных слов. В глубине стола нашелся конверт, письмо было запечатано, Лера не поленилась накинуть куртку, выйти из подъезда и бросить письмо в почтовый ящик. Так началась эта странная история…
Через две недели она удивленно рассматривала серый конверт со штемпелем на обороте – «Батуми». Обратного адреса не было. Лера и забыла о своем гневном послании, и только лишь распечатав письмо, наконец вспомнила.
Здравствуйте, милая девушка, церемонно начинал пока не известный автор, за последние дни мы получили огромное количество писем. Тысячи писем! Но такое послание, как Ваше, невозможно оставить без ответа! В Вашем лице, как я полагаю, мы нашли достойного оппонента. Давайте не будем марать бумагу, испещряя ее душераздирающими примерами женской (или мужской – я вынужден сдаться и признать это!) подлости…
– Давайте не будем, – вслух произнесла заинтригованная Лера. Через пять минут она уже сидела внизу, у Вики, которую заставила оторваться от учебника по химии.
– Вот это да! – присвистнула Вика.
Удивляться действительно было чему. Для пятнадцатилетних девчонок парень, перешагнувший рубеж двадцатилетия, да при этом еще умеющий так вдохновенно и грамотно, а главное, интересно писать письма, был явлением запредельным.
– «Кирилл», – снова прочитала Вика надпись в конце страницы, – имя такое интересное. Ты должна написать ему ответ!
– Вик, я же не умею писать письма, – жалобно протянула Лера.
– О Боже! – выдохнула Вика, уже смирившись с мыслью, что писать письмо далекому солдату из Батуми от лица Лерки придется ей.
– И потом, – робко продолжила Лера, – ему же двадцать один год! А мне – пятнадцать!
– Ну и что, об этом совсем не обязательно говорить. Напишем, что тебе не пятнадцать, а девятнадцать. Слушай, надо попросить у него фотографию!
– Вик, – неуверенно произнесла Лера, – а вдруг он взамен попросит мою?
– Пошлем твою, – уверенно ответила Вика и решительно отодвинула учебник по химии, – достань из ящика листок бумаги.
– Что, прямо сейчас? – Лера захлопала глазами так испуганно, как будто Вика предложила ей совершить прыжок с парашютом без предварительной подготовки.
– А что откладывать? Быстрее ответ придет!
Через полчаса Вика вывела на бумаге последние слова: «Пока. Лера».
– Ты – гений! – резюмировала довольная Лера и аккуратно переписала текст. На следующий день письмо было отправлено, и она принялась считать дни, раздумывая, сколько же времени может идти ответ из далекого Батуми. Наверное, как минимум две недели. Лера ежедневно по нескольку раз заглядывала в синий почтовый ящик, который за прошедшие пятнадцать лет жизни воспринимала совершенно равнодушно, и вот теперь…
Ответ пришел раньше – через десять дней. Письмо было толстое. Лера разорвала конверт дрожащими пальцами и тут же уронила его на пол. Клетчатый листок, покрытый мелким убористым почерком – уже знакомым, первые слова: «Здравствуй, прекрасная и далекая незнакомка…» Лера подняла письмо, развернула и обомлела от неожиданности: в письмо была вложена фотография. Небольшая, черно-белая, с которой на нее смотрело удивительно красивое мужское лицо. Правильные черты, высокий лоб, пристальный взгляд светлых глаз, густые брови. Кирилл был одет в форму морского пехотинца. Лера тут же, и не подумав о лифте, помчалась вниз, на шестой этаж. Сердце замирало от счастья и страха.
– Красивый, – с завистью протянула Вика, внимательно и придирчиво осмотрев фото, – правда?
– Угу, – только и смогла выдавить из себя смущенная Лера, – давай читать письмо!
Письмо, как и в первый раз, было интересным. Кирилл с легкой долей иронии описывал морские будни, отпускал разного рода шутки по поводу предстоящей в мае демобилизации, а в конце буквально засыпал Леру вопросами.
И все же, таинственная незнакомка, хотелось бы узнать о Вас побольше. Чем Вы живете, что Вас тревожит, а что оставляет равнодушной? Но больше всего меня интересует цвет Ваших глаз. Почему-то мне кажется, что они небесно-голубые…
У Леры были карие глаза. Вика прыснула:
– Он, кажется, перепутал тебя со мной. Наверное, почувствовал, что письмо не ты, а я писала.
– Вик, – Лера подошла сзади, обняла подругу за плечи, – какая ты у меня замечательная! Что бы я без тебя делала!
– «И улыбка», – продолжила Вика, – тонкий намек на толстые обстоятельства. Похоже, надо послать твою фотографию.
– Вика, – Лера умоляюще сложила руки на груди, – только не это!
– Только не говори, что вместо твоей фотографии мы отправим мою, – заранее начала протестовать Вика, поправив очки на носу.
– Мы… мы вообще не будем отправлять ему фотографию! Он же сразу догадается, что мне пятнадцать лет!
– Не болтай глупости, ничего он не догадается! – уверенно возразила Вика.
История с фотографией затянулась. Обойдя с десяток ателье, они нашли одно-единственное, где заказ обещали выполнить через двое суток. В остальных срок исполнения заказа варьировался от четырех дней до недели.
– Кошмар, – возмущалась уже почти потерявшая надежду Лера, – не понимаю, у них что, очередь на портреты?! Неужели каждому первому срочно понадобилась цветная фотография десять на пятнадцать?
– Не в этом дело, – Вика относилась к ситуации спокойно и своим спокойствием приводила подругу в чувство, – просто такой порядок. Твой негатив будет валяться целую неделю, а потом его отпечатают за один день. Так везде.
Лера стояла перед зеркалом и с тревогой смотрела на незнакомку, над созданием которой они обе трудились целый час. Тонкие, четко очерченные брови, глаза, густо подведенные серыми тенями, и ресницы… Лера только слегка коснулась их тушью, а они, и без того длинные, черные и густые, теперь стали похожи на накладные и загибались, почти касаясь бровей. Темная коралловая помада делала Леру взрослее. Длинные пушистые волосы были распущены по плечам, образуя отливающий синевой нимб.
– Ты просто прелесть, – констатировала Вика, в последний раз проводя кисточкой по ее лицу, – ты обязательно ему понравишься.
– Ты думаешь? – сомневалась Лера, придирчиво оглядывая свое лицо. – По-моему, щеки слишком круглые…
– Ну это уж – извините, не срезать же тебе их. Лера, да они тебя совсем не портят!
– Что бы я без тебя делала, – вздыхала Лера, благодарно сжимая Викины пальцы, – наверное, просто умерла бы от комплекса неполноценности!
Два дня показались им целой вечностью. Вика три раза переписывала Лерин ответ, каждый раз находя свое послание то холодноватым, то грубоватым, то слишком романтичным, то чересчур сухим. Наконец идеальный вариант был найден и старательно переписан Лерой на чистом листке бумаги в клеточку.
В фотоателье они приехали за двадцать минут до открытия. На улице стоял жуткий мороз, солнце светило так ярко, что приходилось щурить глаза и удивляться тому, что этот чертов огненный шар не посылает на планету ни капельки тепла.
– Странно, правда, – рассуждала Вика, зябко поеживаясь, – летом лежишь себе на пляже и даже представить не можешь, что в шубе может быть холодно. Настоящий абсурд. А сейчас – с трудом верится в то, что в одном купальнике может быть жарко. Мы живем в самой дурацкой климатической зоне на планете.
– Ну, не скажи, – робко засомневалась Лера, – ты бы хотела жить на экваторе, где круглый год пятьдесят градусов жары?
– Не знаю… – задумчиво протянула Вика, соглашаясь с подругой, – наверное, нет… Сколько времени?
– Без трех. – Лера на секунду приподняла рукав полушубка, оголив тонкое белое запястье, на котором поблескивал маленький серебряный браслет, и тут же дернула рукав вниз, обжегшись морозом.
– Невыносимо, – обреченно произнесла Вика.
Приемщица появилась минут через пятнадцать, когда окостеневшие от мороза Вика и Лера уже почти потеряли надежду. Деревянными пальцами Лера взяла в руки свою фотографию и тут же выпустила ее из рук. Блестящий глянцевый прямоугольник упал на стол и медленно сполз на пол.
– Кошмар, – произнесла она побелевшими губами.
Вика подняла фотографию, с которой на нее смотрела абсолютно незнакомая девушка, лишь отдаленно напоминающая подругу.
– Зачем так затемнили? – неуверенно спросила она, впрочем, понимая, что фотограф здесь совершенно ни при чем. Получившееся безобразие было целиком и полностью их собственной заслугой.
Девушка, изображенная на снимке, никак не выглядела на пятнадцать лет. Подведенные глаза казались искусственными, как будто кто-то просто нарисовал их на лице – два темных круга в черных ободках, слишком резко выделяющихся на фоне мраморной бледности лица. Искусственный румянец лежал прямоугольными полосами, не нарушая своих геометрических границ, а губы были просто старательно нарисованным ярко-красным цветком, каждый лепесток которого изгибался слишком нарочито и неестественно. И даже выражение лица было каким-то странным, отпугивающим.
– Хоть бы улыбнулась, – мрачно пробурчала Вика, понимая, что все ее старания пошли коту под хвост.
– Не вижу повода для улыбки, – прошептала Лера.
Вика посмотрела на нее и увидела, как в уголках глаз заблестели слезы. Лера моргнула, и слезы тонкими струйками медленно потекли по красным от мороза щекам.
– Ну что ты, – Вика притянула подругу к себе, прижала, – перестань реветь. Подумаешь… Другую фотографию сделаем. Это не конец света.
– Что, еще три дня ждать придется? Целая неделя… Он бы уже давно письмо получил, пока я тут фотографируюсь! А вдруг опять не получится? Что тогда?
Приемщица, средних лет женщина с седыми волосами, собранными в пучок на затылке, и густо накрашенными глазами, смотрела на них с улыбкой.
Вика положила снимки в сумочку и потянула Леру за рукав:
– Пошли отсюда. Что-нибудь придумаем. Ну все, вытри слезы.
Лера послушно провела ладонью по лицу, размазала соленые струйки и шумно вздохнула.
– Нет уж, – протестовала Вика по дороге домой, – я больше не буду переписывать это письмо.
– Но мы же… Ты же написала, что отправляешь ему свою фотографию. То есть мою фотографию. – Лера совсем запуталась.
– Зачеркнешь, – пробурчала Вика, – или оставишь так, как есть. Пускай голову ломает, куда она делась. В каждой женщине должна быть какая-нибудь загадка.
– У-у, – протянула Лера, – ты так считаешь?
Вика пожала плечами.
– Но ты же не хочешь ждать еще три дня, пока сделают еще одно фото?
– Конечно, не хочу! Я просто сойду с ума!
– Ты в него уже влюбилась? – поинтересовалась Вика в первый раз за все время с начала переписки.
– Не знаю, – задумчиво ответила Лера, – я об этом не задумывалась.
– И правильно, об этом лучше не задумываться. Пускай все идет как идет. Знаешь что? – Вика на секунду остановилась, потому что пришедшая в голову мысль показалась ей просто блестящей, – впрочем… Я тебе потом скажу.
– Когда – потом? Что это еще за тайны мадридского двора? – подозрительно спросила подруга, но Вика только отмахнулась:
– Потом. Скоро узнаешь. Побежали, вон трамвай уже поворачивает!
Она взяла Леру за руку и потянула за собой. Лера едва поспевала, ойкала, скользя по льду на тонких и высоченных каблуках. Не успев отдышаться, они уселись на одно сиденье и громко, на весь трамвай, рассмеялись под неодобрительные взгляды чинно сидящей напротив пожилой мадам.
– Ко мне, – проговорила Вика перед тем, как нажать кнопку в лифте.
– К тебе, – равнодушно и покорно согласилась Лера.
– Ну слава Богу, теперь хоть отогреемся. Я пойду поставлю чайник.
Вика, скинув полушубок, убежала на кухню, а Лера, медленно раздевшись и аккуратно повесив вещи на вешалку, прошла в комнату. В углу, безжалостно сдвинутый в сторону, за диваном и креслами, стоял черный рояль – инструмент, на котором последние несколько лет Вика по желанию родителей пыталась научиться играть. Вика терпеть не могла этот рояль и все, что было с ним связано, – унылое сольфеджио и нудную музыкальную литературу, а вот Лера, которая даже не знала нот, почему-то его очень любила. Бережно приоткрыв крышку, она нажала пальцем на белую клавишу в самом дальнем конце. Звук получился тяжелым и гулким, каким-то бессмысленным. Вика еще раз нажала на клавишу, потом пробежалась по всем остальным. Рояль послушно повторил механическую комбинацию звуков.
– Лерка! – услышала Лера, обернулась и тут же зажмурилась от яркой вспышки.
– Ну вот! – торжественно произнесла Вика, опуская фотоаппарат, – я тебя сфотографировала.
– Так это и была твоя безумно интересная идея? – презрительно поинтересовалась Лера, опуская крышку рояля.
– Ну да, – немного растерянно ответила Вика, – знаешь, ведь говорят, что иногда экспромтом получается гораздо лучше.
– Сомневаюсь, – неуверенно ответила Лера, – да ты посмотри на меня, я даже не расчесалась, ни капли косметики… Ерунда какая-то.
– Посмотрим. Я, конечно, не могу тебе ничего гарантировать, но попытка – не пытка. Пойдем чай пить.
Они выпили по чашке горячего чаю и тут же не сговариваясь принялись снова одеваться. Через час пленка уже была отдана в фотоателье.
– Завтра после одиннадцати. – Приемщица в окошке выдала светло-зеленую квитанцию, на которой неровными буквами была написана Викина фамилия.
Еще целые сутки прошли в томительном ожидании. Лера засыпала, положив незапечатанный конверт под подушку, проклиная себя и подругу за эту затянувшуюся историю с фотографией.
Они обе стояли словно пораженные громом и не могли поверить своим глазам. Первой очнулась менее впечатлительная Вика.
– Плюнь в лицо тому, кто скажет, что я не гений. Это вообще – ты?
– Ты – гений, Вик, – ответила Лера, – правда… Неужели я такая красивая?
– Конечно, я тебе тысячу раз об этом говорила. Теперь ты веришь?
Вика произнесла это с такой гордостью, словно ее заслугой был не только снимок, но и ослепительная Лерина красота.
Лера на самом деле получилась на новой фотографии очень хорошо. Удивленно вскинутые брови, глаза, блестящие живым светом, нежный розовый румянец на щеках. Яркие краски на черном фоне рояля.
– Верю, – охотно согласилась Лера.
Фотография тут же была запечатана в конверт, а конверт брошен в почтовый ящик.
– Наверное, еще парочку надо заказать, – вслух подумала Лера, – одну подарю тебе.
– Зачем она мне нужна, я тебя и так практически двадцать четыре часа в сутки вижу, – улыбнулась Вика.
– Не ври, не больше двенадцати. Не хочешь – как хочешь, найду, кому еще подарить.
Они вернулись домой абсолютно счастливые и принялись ждать ответа. Письмо пришло через неделю, за ним – второе, третье… Дома и в школе, на уроках и на переменах шептались только об одном – вскоре в классе все узнали о том, что у Леры (или – у Вики?) есть парень в армии. Некоторые краем глаза даже видели его фотографию. Лера только упивалась завистливыми взглядами и была очень благодарна Вике, которая так сильно ей помогала.
Иногда Вика беззлобно ворчала по поводу того, что ей приходится писать письма Кириллу.
– Ты бы хоть ради приличия… Хотя бы попробовала!
– Ну, не ворчи. Ты же знаешь, я не умею… Не получается. Мысли путаются. А ты вот, по-моему, рождена на свет писателем.
– Ну да, Лев Толстой конца двадцатого века. Жаль, я опоздала родиться, а то составила бы ему конкуренцию, – смеялась Вика, в глубине души осознавая, что писать письма у нее на самом деле получается неплохо. Впрочем, эпистолярный жанр с некоторых пор был не единственным литературным жанром, в котором ей довелось испробовать свои силы. Толстая тетрадка, которую Вика не показывала никому, даже Лере, была уже почти до половины исписана стихами. Самой Вике стихи казались глупыми и какими-то слишком напыщенными, надрывными, а оттого искусственными. К тому же большая их часть была посвящена однокласснику Андрею Семину, которого Вика любила в прошлом году, а теперь, как это часто случается в пятнадцать лет, испытывала к нему полнейшее равнодушие. Соответственно ничего, кроме равнодушия, теперь в ее душе не вызывали и собственные строчки типа: «Прошу тебя, продай свою любовь! Я заплачу сполна, проси что хочешь…»
Остальные стихи были про природу или вообще ни о чем. Вика писала письма Кириллу увлеченно, часто иронично, всегда стараясь заинтересовать его не только смазливой Леркиной мордашкой, но и ее «внутренней сущностью». Через шесть месяцев переписки Лера уже была без памяти влюблена в своего заочного приятеля – а он, в свою очередь, казалось, испытывал к ней не менее пламенные чувства. Проблема была только одна – весной Кириллу предстояла демобилизация. А поскольку родом Кирилл был из того же города, что и Лера, значит, встреча их была неминуема. Вернувшись в родной город, он непременно захочет увидеться с подругой по переписке, и…
– Мне просто страшно об этом подумать, – с замиранием сердца и страхом в глазах шептала Лера.
– Да чего ты так боишься, трепетная ты моя?
– Сама знаешь. Вика, ему двадцать один год. А мне… Черт возьми, еще шестнадцати не исполнилось! Думаешь, он будет рад, когда узнает об этом?
Вика пожала плечами:
– Я думаю, что для него это не будет делом принципа. Да ладно, поживем – увидим.
– И вообще, – продолжила Лера, – знаешь… Ведь я – это не я. Это ты.
– То есть?
– Сама знаешь, о чем я. Я – это фотография, а ведь письма писала ты. Это он с тобой переписывается, а не со мной…
– Не дури! Ведь мы же вместе все письма писали… Да что с тобой?
Лера выглядела ужасно растерянной. Ресницы дрожали, губы и щеки побелели, глаза провалились. Вика вскоре забыла этот разговор и не могла подумать о том, каковы будут его последствия. А в марте, накануне демобилизации, Кирилл впервые задержал ответ.
– Странно, – рассуждала Вика, – обычно письма приходят на десятый или одиннадцатый день. А прошло уже две недели.
– Да, странно, – уклончиво ответила Лера, и Вика сразу же заметила, что с подругой что-то не так.
– Лерка, – она развернула ее лицом к себе и пристально посмотрела в глаза, – ты что-то от меня скрываешь!
– С чего ты взяла? – Лера все-таки не выдержала, отвела взгляд. – Да прекрати ты сжимать мой подбородок!
– И все-таки, в чем дело? Скажи!
В тот вечер Лера так ничего и не сказала. Призналась в содеянном она гораздо позже, однажды ночью, когда они лежали в одной кровати, ели шоколадные конфеты, попутно готовясь к экзамену по биологии. Вика читала вслух.
– Природная вода, помимо кислорода, включает в себя различные органические вещества и определенные количества радиоактивного излучения.
– Знаешь, Вика, – Лера внезапно оборвала фразу, – а Кирилл мне больше никогда не напишет.
– Похоже на то, – осторожно ответила Вика, догадываясь, что на этом разговор не закончится.
Лера грустно улыбнулась, приподнялась на локте и, потянувшись к тумбочке, открыла один из ящиков, достала оттуда смятый листок бумаги.
– Это – черновик, – пояснила она, – а письмо уже давно отправлено.
Вика быстро пробежала глазами страницу, исписанную мелким Лериным почерком. Единственное письмо, которое Лера написала сама… Сбивчивые и отрывистые фразы, смысл которых не сразу дошел до Вики. Она заставила себя сосредоточиться и прочитать письмо от начала до конца.
Продолжать не имеет смысла. Ты всегда был для меня всего лишь другом, и не больше того. У меня есть человек, которого я люблю. Прощай. Лера.
– «Прощай!» – словно передразнивая, повторила Вика. – К чему такая помпезность? Дура! И кто же он, этот человек, которого ты так любишь? Познакомь!
Она отбросила в сторону смятый листок бумаги. Вика сидела на кровати, опустив глаза вниз.
– Сумасшедшая, – Вика продолжила наступление, – объясни почему? Я не понимаю!
– Я тебе уже говорила, – с трудом выдавила из себя Лера и вдруг, зарывшись лицом в подушку, зарыдала.
– Лерка! Лера! – Вика удивленно вскинула брови, попыталась отодрать подругу от подушки. – Да что с тобой, глупая?! Иди сюда!
Лера, наконец сдавшись, приподнялась и прижалась мокрыми щеками к Викиным щекам.
– Глупая, – шептала Вика, гладя подругу по вздрагивающим плечам, – какая ты глупая… Ну, не плачь, успокойся.
Лера подняла глаза и разрыдалась еще сильнее.
– Но ведь я же правильно сделала… Ведь правильно, скажи? Я просто не думала, что все это окажется настолько серьезно, иначе… Иначе я бы писала сама. Пусть плохо, как получится, но – сама. А получилось… Получилось черт знает что! Получился какой-то придуманный, несуществующий человек, что-то среднее между мной и тобой, а на самом деле – не я и не ты!
Вика прижала ее к себе еще сильнее, понимая, что не может возразить ни слова. Лера была права на все сто процентов, и если бы они обе заранее знали, во что может вылиться вся эта история, то не воспринимали бы ее с самого начала как забаву, как простое развлечение скучающих подружек.
– Ну ладно, успокойся. На самом деле… Прости меня, Лерка.
– За что? – Лера выдавила из себя улыбку.
– Знаешь, я все-таки старше тебя на целых два месяца. Я обязана была быть мудрее… – с горечью произнесла Вика.
Они долго сидели молча, обнявшись, прижавшись друг к другу. Наконец Вика бережно отстранила подругу.
– Послушай, но, может быть, тебе все-таки стоит попробовать? Не получится – значит… – неуверенно произнесла она, но Лера уверенно возразила:
– Нет, Вика, я уже все решила. Тем более слишком поздно. Демобилизация была в конце апреля, так что по этому адресу я его уже не найду, а его местного адреса я не знаю.
– Но существует адресное бюро…
– Нет, Вика. Никакого адресного бюро не существует. Знаешь… Давай больше не будем об этом вспоминать.
– Давай, – вздохнув, согласилась Вика, – как хочешь. Черт возьми, что это такое?
Она приподнялась, пытаясь выяснить, что это так больно вонзилось ей под ребро, и извлекла из-под одеяла учебник по биологии.
– Ах, родная, мы про тебя совсем забыли… – Она покачала головой. – Так что, учиться будем или спать ляжем?
– Спать, – равнодушно ответила Лера, – какая может быть учеба…
К разговору о Кирилле они больше не возвращались. Вика иногда – с каждым днем все реже – улавливала тоску в глазах подруги. Она и сама, с удивлением признавшись себе в своих чувствах, тосковала по Кириллу. Вернее, не по Кириллу, а по его письмам, которые она часто воспринимала как письма, адресованные ей. Ей, стоящей за кулисами этого романа… Лера была права тысячу раз – получалось так, что он заочно общался не с Лерой, и даже не с Викой, а с каким-то средним существом, которого нет в природе. Но время лечит раны – вскоре Вика и думать забыла об этой нелепой истории, да и сама Лера ко времени окончания школы успела три раза влюбиться и разлюбить.
День летел за днем, месяц – за месяцем. Успешно сдав школьные экзамены, Вика подала документы в университет на факультет психологии, а Лера – в экономический, где ее отец работал преподавателем. Лере место в престижном вузе было обеспечено, а Вика не сумела добрать одного балла и вместо дневного отделения поступила на заочное. Первый год новой студенческой жизни Лера ознаменовала очередным романом, который, впрочем, закончился через две недели после того, как начался. Лера отнеслась к потере возлюбленного на удивление равнодушно, у Вики же просто не было времени вдаваться в подробности личной жизни подруги. В ее судьбе произошло много изменений. Прежде всего она стала студенткой, и ей приходилось готовиться к семинарам и экзаменам самостоятельно, в отличие от Леры, которая учебники даже в руки не брала, не без веских оснований полагаясь на то, что папа ей всегда поможет. К тому же, отметив свое девятнадцатилетие, Вика стала самостоятельной в полном смысле этого слова – ее родители по контракту уехали работать за границу на три года, оставив дочку на полном самообеспечении. Вика скучала по родителям, но в глубине души была очень рада, что наконец-то обладает тем, о чем всегда мечтала, – свободой. Она устроилась на работу в находящийся неподалеку от дома оптовый магазин. Претенциозное название – «офис-менеджер» – почему-то предполагало всего лишь регулярное заполнение накладных прихода и расхода, что получалось у Вики превосходно. Больше всего в новой должности ее устраивала, конечно, не зарплата, а график работы – в половине второго Вика уже была дома.
Вот так, незаметно для себя, они постепенно взрослели. У общительной Леры появилось огромное количество новых подруг, но Викиного места, конечно же, так никто и не занял. Все новые друзья знали беззаботную, бесшабашную, веселую и самоуверенную Леру, и только Вика по-прежнему опекала и заботилась о ранимой, чувствительной, склонной к глубоким переживаниям (часто на пустом месте) и закомплексованной подруге. Лера проводила свободное время на вечеринках и дискотеках, Вика, если выдавалась свободная минутка, шла в театр или просто брала в руки книгу. А вечера они всегда проводили вместе, очень часто засиживаясь до поздней ночи. Вика зевала, прикрывая рот, а Лера умоляюще прижимала руки к груди:
– Только не говори, что ты хочешь спать. Пожалуйста!
Вика смеялась и закуривала сигарету.
– Хочу, конечно, но от тебя ведь не отвяжешься!
Вика улыбалась, уже тогда, хоть и не вполне отчетливо, понимая, что Лера с годами стала для нее не просто близкой подругой – она стала ее ребенком, порой капризным, но любимым ребенком. Маленькой девочкой, которая так часто плачет, – несмотря на то что разница в возрасте между ними составляла всего лишь два месяца…
Стукнув носком ботинка о железную дверь, Вика опустила сумки на пол и принялась ждать, когда ей откроют. Однажды сломавшуюся кнопку дверного звонка Лерины родители так и не починили, рассудив, что можно обойтись и без нее. Несмотря на достаточно большое количество народу, проживающего в квартире, даже самый громкий и отчаянный стук в дверь часто не вызывал с той стороны никакой реакции, и Вике порой приходилось спускаться вниз, набирать знакомый телефонный номер и просить, чтобы ее наконец впустили. На этот раз после третьего или четвертого удара дверь открыла Лерина мама, тетя Лариса, или просто Лариса – так, на западный манер, Вика с детства привыкла называть моложавую и прогрессивную во взглядах мать своей подруги.
– А, Викуля! Лерка, к тебе! – Она оставила Вику в коридоре, удалившись на кухню, чтобы продолжить интересный телефонный разговор.
Из спальни появилась заспанная и лохматая физиономия.
– Ты что, опять в институт не ходила? – поинтересовалась Вика, раздраженно пытаясь расстегнуть заевшую молнию на куртке.
– Ага, – зевнула Лера, – я только что проснулась, какой институт.
– Половина первого, – Вика посмотрела на циферблат наручных часов, – самое время! Кто рано встает, тому Бог дает!
– Не язви, – грустно ответила Лера, – у меня, между прочим, завтра экзамен по экологии, а я – ни в зуб ногой…
