Текст книги "Трафарет вечности"

Автор книги: Елена Костромина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Демон сел на задние лапы, по-собачьи встряхнулся и поднялся с пола. Пока он вставал, он незаметно переменился и перед врачом вновь стоял ничем не примечательный студент. В огромную рану на горле с тихим шипением стягивалась кровь, вытекшая при неожиданном нападении Федора. Наконец, вся кровь втянулась в рану, и человек принял свой обычный вид.

– Итак?

– Я сделаю все, что ты прикажешь, – пожал плечами вернувший себе человеческий облик демон.

– Вот и рассказывай.

– Что?

– Как ты сумел сбежать?

– Случайно. Мне поручили миссию в Нью-Йорке, я выполнил ее на день раньше. А там все было просто – я ввел себя в состояние амнезии, забыв свою сущность, оставив только воспоминания о Юле, поэтому не смог услышать призыв возвращения…

– Стоп, стоп. Какая миссия в Нью-Йорке? Кто такая Юля?

– Моя миссия заключалась в убийстве человека. Юля – человек.

– Так это ты ее убил?

– Нет! – голос демона зазвучал странно эмоционально, – Я убил другого человека, демонолога.

– Та-ак… Чем он досадил вам?

– Он овладел именем моего отца и тем принудил служить ему. Но он не сказал, что весь мой род должен служить ему, вот мать и послала меня найти того человека и убить.

– Ага, ага… Правильно… Изобретательно, – с одобрением кивнул Федор, припомнив убийство известного американского парапсихолога. Это убийство, бессмысленное по своей жестокости, всколыхнуло все слои общества своей загадочностью – человек был убит в полностью закрытой комнате на высокой башне. Убийц так и не нашли, как, впрочем, и способа проникновения внутрь.

– Так, а что с Юлей? – продолжил Федор допрос.

– А что с Юлей? С ней все в порядке, – встревожился демон Хаоса в обличье человека.

– Кто она такая-то?

Демон засопел, явно желая уйти от этой темы. Не ответить на вопрос он не мог и теперь придумывал хороший ответ.

– Она – женщина.

– Да это я понял. Кто она тебе? – правильно сформулировал вопрос Федор.

Молодой человек вздохнул и опустил голову.

– Она – моя жена.

Федор поправил очки.

– Так она – демон?

– Нет! Она – человек. Самый лучший человек, которого я знаю!

– Она знает… кто ты?

– Да… Она видела меня в моем истинном облике. Она испугалась, но преодолела свой страх. Она – знает.

– А вот родня твоя многочисленная не знает, что ты сбежал. Думают, что тебя кто-то похитил. Посадил, как джинна, в бутылку. Умоляли меня тебя найти. Что уж только они мне не посулили!

– Я сделаю для тебя больше, только не разлучай меня с женой! – взмолился, скованный заклятием талисмана, демон.

– Да знаю, знаю, как вы обещания даете! – досадливо махнул рукой Федор, – Хотя, – задумчиво добавил он, – твои – вроде честные. И не обещали ничего и даже аванс дали – Талисман Имен, – Федор коснулся того места на груди, где под рубашкой находился пленивший демона талисман.

Федор стоял перед своим новым пленником и не знал, что ему делать теперь. Проще всего, конечно, было отдать его сородичам и больше не думать об этом, но Федор почему-то не мог предоставить его своей судьбе. Провести остаток своей, практически бесконечной, жизни вдали от любимой женщины – это было бы единственным решением, которое приняли бы родственники демона – "отступника". И Федор мучительно соображал, как взять безумца под свое покровительство, но не настроить против себя все легионы Хаоса. Его размышления прервал его пленник:

– Могу я спросить тебя?

– Можешь, – пожал плечами Федор.

– Что ты за человек, что обладаешь Талисманом Имен и еще не сошел с ума?

Доктор остолбенел.

– Я? – спросил он после паузы, – Я – Хранитель этого города!

Демон покачал головой:

– Хранитель этого города – из Первых. Ты – человек.

– Теперь я – человек.

– Это невозможно! Я видел его однажды… Повелителя пламени, свободного, как полет мысли…

– Посмотри на меня. Вглядись. Я стал человеком, но смогу выдержать твой взгляд, проникающий в сущность.

– Хорошо, я попробую.

Демон закрыл свои человеческие глаза третьим веком и "открыл" третий глаз. На Федора накатила волна дурноты. Глаз на челе демона загорелся алым, потом стал ослепительно синим, заморгал и исчез.

– Да, я вижу твое пламя… Оно почти умерло… Ты отказался от него… но оно в тебе есть…

– Я отказался от своей первой природы и принял человеческую сущность.

– Значит, ты можешь понять меня. Отпусти меня! Я утратил свою сущность, свою демоническую природу, ведь они искали меня, ты сам сказал это! Они не почувствовали меня, не узнали родича во мне! Позволь мне вернуться к жене…

– Есть проблема, – вздохнул Федор, – Ты отказался от своей природы, но не утратил ее… Когда я перерезал тебе горло, ты вернул себе демоническую мощь. Жажда жизни взяла свое и через твой отказ, и через амнезию… Когда твоя жена умрет, ты вернешь свою демоническую суть. Что тогда произойдет, я даже представить боюсь. А как-то воздействовать на тебя никто не сможет. Сам посуди – обезумевший от горя демон Хаоса. Единственное, что можно будет сделать – это изгнать тебя в Хаос…

– Меня не понадобится изгонять в первозданный Хаос, – покачал головой студент, – Она и я связаны. Мы разделяем одно время жизни….

– Одно время? У вас – одно? – изумился Федор.

Это в корне меняло дело.

– Да. Я разделил свое время с ней. Я люблю ее…

Федор переваривал полученные новости. Бесконечно живущие существа могли разделять время своей жизни для того, что бы отдать часть своего времени смертному. У человека при этом срок жизни увеличивался чуть ли не в десятеро, но все равно, это было ничто, по сравнению со сроками жизни бессмертных, а тот, кто разделял с человеком свое время, умирал в тот же день, что и его смертный возлюбленный. Федор за всю свою жизнь, что длилась около тысячелетия, мог припомнить лишь один или два таких случая. И вот этот, третий.

– Когда срок ее жизни истечет, я обращусь в пыль… – продолжил, не дождавшись ответа, студент.

Федор кивнул, соглашаясь с услышанным. То, что демон согласился со своей смертной участью, полностью меняло весь ход событий. Да, теперь он действительно не представлял никакой угрозы для людей. Он проживет вместе со своей любовью лет восемьсот, а затем, когда она умрет, просто исчезнет из мира.

– Я хочу ее видеть, – Федор сказал это резко, чтобы не дать демону понять, что его судьба уже решена. Решена в его пользу.

В этот момент в стеклянную дверь постучались:

– Федор Михайлович! Паша!

– Юля?! – воскликнули одновременно Федор и Павел.

Федор прекрасно знал Юлю Крушинину, молодого и очень талантливого врача. Он подошел к двери и распахнул ее.

– Проходи, – он ловко затащил ее в лабораторию, и снова закрыл дверь.

Женщина переводила затравленный взгляд с одного мужчины на другого.

– Федор Михайлович! – наконец решилась Юля, – Вы же… не… Не отдавайте им его! Я люблю его! Пожалуйста!

– Кого? Кому? О чем ты? – сделал Федор слабую попытку сохранить остатки тайны.

– О чертях этих, родне его! – Юля почти плакала.

– А почему ты решила, что я могу помочь?

– Это все знают! Вы же все можете!

– О, Боже мой! – безнадежно вздохнул Федор, – Идите с глаз моих, оба. И… да. Я отдаю тебе твою волю…

Все время до вечера Беляев провел в медитации над вопросом, что означали слова Юли: "Это все знают". Но прийти ни к каким достойным выводам не успел, побеспокоенный телефонным звонком. Звонил Кравченко.

– Федь, привет… Можешь приехать?

– Конечно могу, – ответил Федор, ожидая в ответ услышать адрес.

– Так приезжай, – ответил Кузьма и положил трубку.

Это было совсем плохо. Такое место, без адреса, без названия, существовало в Санкт-Петербурге всего одно. И что самое дурное, Кузьма появлялся там все чаще и чаще. Место это, расположенное глубоко под примечательным домом на Садовой улице, всем известном, как Михайлов замок, хранило в себе древний, и не всегда понятный даже Федору и его соплеменникам, артефакт. За неимением лучшего его называли просто Сердцем.

Что это было такое и в чем его суть, понимали не многие, если такие вообще были, но издавна было известно – если Сердце разрушить – то город приходил в упадок и стремительно погибал. При этом взять Сердце под свой контроль не означало решительно ничего, оно продолжало "жить" в своем собственном ритме и мире независимо от того, кто называл себя его Хозяином. Правда, при этом сам Хозяин, скорее подвергался смертельной опасности, чем овладевал какими-то привилегиями – до самого последнего времени считалось очень почетным называться Хозяином Сердца и желающих было более чем достаточно.

Федор, став Хранителем Санкт-Петербурга, объявил Сердце свободным ото всех притязаний и заявил, что всякий, кто посмеет назвать себя Хозяином Сердца будет отправлен в Нижний мир лично им, Федором.

Страсти тут же улеглись, но редкие попытки завладеть Сердцем продолжались, пока не стало известно, что если четыре Сердца сложить вместе, то получится новый, могущественный артефакт, дарующий невероятные силы. Тут уж стало не до смеха – попытки завладеть Сердцем стали множится с невероятной скоростью. За этот месяц это была уже третья.

Федор вошел в подвал, что служил Вратами для входа в место, где лежало Сердце и увидел неприятную картину – Кузьма методически вырубал из убитых им демонов кости, что могли пригодиться ему для магии или «сувениров». Куски разрубленного мяса и осколки костей аккуратно лежали у стен, но Федор поморщился:

– Что у тебя… как на бойне!

– А она и есть. В этот раз – восемь. Кто-то вызвал демонов Тьмы… Если в следующий раз будут демоны Хаоса, я даже не знаю…

– Я знаю, – перебил его Федор, – Молодец, Кузя. Приводи здесь все в порядок, мне нужно позвонить.

Найти телефон Юли Крушининой было делом минутным и через пять минут Федор уже разговаривал с Павлом:

– Здравствуйте. Это Беляев. Да. Можешь приехать? Да, важно. Да прямо на Садовую, 2.

Федор положил трубку и приготовился терпеливо ждать. Ждать впрочем пришлось недолго. Павел появился, как из под земли. На недоуменный взгляд Федора он пожал плечами:

– А я живу здесь, – и показал на дом, из окон которого прекрасно был виден Инженерный замок.

– Вот как… Это судьба.

Вдвоем, они спустились в подвал. Кузьма продолжал свое занятие и с удивлением посмотрел на Федора, который привел постороннего в святая святых.

– Он со мной.

Кузя кивнул и приступил к расфасовке частей тел в пластиковые мешки, что бы потом выбросить их в канал. Павел критически осмотрел все это и спросил:

– Может быть, их лучше сжечь?

– А! – одобрил Федор, – Сожги их, Паша. Кузя, забери свои кости и отойди от трупов.

Кузьма, без звука, забрал сверток со "своими" костями и отошел к выходу. Павел напрягся, странно изогнулся, издал серию булькающих звуков и испустил изо рта струю ослепительно белого пламени. Все, чего коснулось это пламя, превратилось в пепел. Кузьма с уважительно покачал головой и поднял вверх большой палец. Федор развел руками: "Профессионал!"

Павел обернулся:

– Так нормально или надо было мельче?

– Нет. Так хорошо. Пойдемте парни, посмотрим, как там Сердце.

Федор прикоснулся ладонью к стене и повелел ей открыться. Стена, в свое время, возведенная по камушку самим Федором, податливо прогнулась под его ладонью и разошлась в стороны.

Они вошли в низкий, но широкий, каменный зал и пошли в его середину. В самом центре подземного зала располагался небольшой низкий бассейн, в котором что-то беспрестанно шевелилось. Мужчины подошли поближе и увидели что-то похожее на большой клубок мотыля, сокращавшееся на манер сердца в сложном, синкопическом ритме.

– Это и есть Сердце Силы? – спросил Павел.

– Да. Мы зовем его просто Сердцем. Это место – самое священное место нашего города. И я могу назначить тебя его хранителем. Тогда твоя родня не будет так решительно возражать.

– Да. Я стану хранителем Сердца Силы.

– Вот и хорошо. Подойди к нему. Ближе.

И Федор начал читать древнюю литанию, связующую Сердце с его Хранителем.

На следующий день Федор разыскал гостящих в Петербурге демонов. Они приняли его в номере роскошной гостиницы. Какое-то время шла беседа о ведущихся сейчас войнах, о новостях Домов, о прочих пустяках. Затем Федор, решив, что с этикетом покончено, Федор вздохнул и перешел к делу.

– Я искал вашего брата… И я нашел его…

Демоны замерли, слушая Хранителя.

– Тот, кто поработил вашего отца, наложил на него не одно, а два заклятия. Второе из них повелевало украсть Сердце Силы. И он прибыл в мой город… Потому что слухи… описывают меня, как слабого Хранителя.

Демоны опустили глаза, не желая перебивать, но и не желая отрицать то, что действительно было верно.

– Приехав в город, что я охраняю от Сил, он проник в место Сердца. И не коснулся его, благоговея.

Демоны напряглись, услышав это.

– И Вы, Повелитель, не гневаетесь?

– Я решил, что он навечно будет связан с ним, что бы остудить пыл наиболее неразумных. Порядок превращается в Хаос, если теряет контроль.

Федор имел в виду, что истинное Сердце города, было одинаково желанно всем – демонам, оборотням, Первым, всем остальным. Хаос и Порядок одинаково жарко жаждали Сердца, пытаясь завладеть им и установить в городе свою власть. Но для этого и был в городе Хранитель, чтобы одинаково беспристрастно обрывать жадные руки, тянущиеся к самому сокровенному.

– Он пришел украсть Сердце дорогого мне города, но не совершил преступления. Теперь он связан с городом. Я не могу разорвать эту связь. Никто не может. Даже если бы я мог сделать это, я бы не стал. И знаете, это даже хорошо. Поменьше будет алчных, тянущихся к Сердцу.

Осознавая сказанное, все помолчали. Затем Федор достал Талисман. Демоны переглянулись.

– Я не смог ничем помочь вам, лишь наполнил вас горечью расставания. Я недостоин столь щедрого дара.

С полупоклоном Федор протянул Талисман Имен демонице. Та отстранилась и отрицательно покачала головой.

– Старейший, – почетный титул в устах существа прожившего несколько тысяч лет, звучал бы странной насмешкой, если бы не торжественный тон речи, – Этот Талисман принадлежит Вам по праву. Это – подарок. Ваш ответный дар – Ваша милость, оказанная нашему сыну – более ценен для нас, чем даже все имена наших врагов. Воистину, мы не ошиблись, обратившись к Вам за милостью и правосудием.

И только тут Федор понял, кто стоял перед ним, и чуть не присвистнул от удивления. Только Отец и Мать Великих Огненных Столпов, самого могущественного Дома как Хаоса, так и самого Первого мира, могли так свободно распорядиться и сыном, и Талисманом. Но, инкогнито – воистину священная традиция среди сильных мира сего и Федор порадовался про себя, что не понял этого раньше. Он не смог бы так мастерски изобразить и спокойное превосходство и, одновременно, радушие хозяина, если бы знал, кто перед ним. Поэтому он сдержал свой порыв, и ограничился лишь полупоклоном со словами:

– Ваши слова, Бесконечно Сияющая, – выбрал Федор достаточно нейтральное, но почетное обращение, применявшееся как для глав Домов, так и для просто уважаемых демонов, – наполняют мой слабый разум истинным смыслом. Ваш дар наполняет меня радостью, не от власти, которой он обладает, а от доверия, что Вы испытываете ко мне.

Демоница, поняв и истинную природу слов Федора, и проявленный им такт, улыбнулась ослепительной улыбкой со множеством острых зубов. После взаимных безмолвных поклонов, Федор вышел из номера и выйдя из отеля, подошел к машине и, постояв некоторое время, хотел уже сесть в "Хаммер", как понял, что Мать, скорее всего знала обо всем с самого начала. Кто еще мог провести церемонию разделения времени?! Не сам же молодой демон… Федор закрыл глаза и глубоко вздохнул. Теперь он знал, где ему спрятать Талисман Имен.

Следующим вечером Кузя и Федор шли по Набережной канала Грибоедова. Ночи были уже темные, но друзья прекрасно все видели даже без фонарей. Наконец они дошли до Банковского моста. Над головами грифонов теплым светом горели фонари. Кузя облокотился на перила и закурил «Беломорканал». Федор подошел и встал рядом.

– Дай папиросу.

– Курить вредно.

Федор вздохнул, обдумывая достойный ответ, не придумал, ткнул Кузю в бок.

Кузя протянул ему папиросу. Федор взял ее. Некоторое время подождал. Ткнул Кузю еще раз.

– Чего тебе?

– Зажигалку дай!

– И речи быть не может.

Федор вздохнул, понимая всю тяжесть обвинения – все зажигалки, которыми он пользовался хотя бы раз, начинали жить своей собственной жизнью, иногда весьма опасной для окружающих.

– Что, мне огонь трением добывать?

– Без трения добудешь.

Федор беззлобно, но витиевато выругался. Тряхнул папиросой. Та покорно зажглась. Федор закурил, грустно вздохнул.

– Мне тебя все равно не жалко, – ответил Кузьма и глубоко затянулся.

– Да не в этом дело. Я тут подумал, как все сложно устроено…

– Ох, ну тебя. У тебя все сложно устроено… ты, это… Всеславу видел еще раз?

– Да ее с кафедры не выгонишь, как на работу ходит. Как большой перерыв, так она тут как тут: "А когда Кузьма Петрович будет?"

Кузя произнес замысловатое ругательство, ничуть не хуже Фединого.

– И не разу мне не сказал?

– Я тебе сказал еще на прошлой неделе.

– Ты сказал – принеси отчет.

– Принес – увидел бы…

Некоторое время оба молча курили. Кузьма обдумывал страшную месть для Федора, Федор обдумывал, настолько ли он провинился, что бы стать объектом для страшной мести Кузьмы. Кузьма докурил и бросил папиросу в реку. Он придумал хорошую страшную месть и был доволен собой. Федор докурил папиросу и бросил ее вслед за окурком Кузьмы. Вывод был неутешительный – страшной мести не избежать.

Молчание прервал Федор.

– Покажешь, красотку-то?

– Сейчас!

Кузя снял со спины чехол, достал из него купленную только вчера саблю. Сделал несколько выпадов. В свете фонарей сталь и серебро ожили, и в руках Кузи переливалось живое неосязаемое существо – то ли отблеск далекого огня, то ли пленная частица молнии.

Федор смотрел как зачарованный. На самом деле он не видел превосходного мастерства Кузи, не видел красоты и жизни клинка… Ему сдавило сердце, и он поднес руку к груди. Память на мгновение перенесла его на тридцать пять лет назад…

– Да! Это он…

Кузя остановился. Клинок в его руке стал золотистым от света фонарей, но Федор все равно помнил, видел его окровавленным.

– Хочешь попробовать?

– Что? – очнулся Беляев от ужасных мыслей.

– Ну, потанцевать? Со мной?

– Чем? Клинок-то один? – с облегчением отказался Федор.

Но судьба не была к нему благосклонна.

– Ну, прям, один! – Кузя достал из-за спины прямой короткий меч и протянул его Федору. Федор отступил на шаг. Он ненавидел в этот момент свою беспомощность, свою неловкость, но сделать с собой ничего не мог.

– Бери, – Кузя был возбужден, как ребенок, в предвкушении новой интересной игры. За все время, какое Кузя знал Федора, а именно – всю свою жизнь, Федор никогда не был спарринг-партнером Кузьмы.

– Ты уверен? – нашел в себе силы улыбнуться Федор. Он лихорадочно думал, как избежать боя с этим клинком, чудовищем, подлым и вероломным убийцей своих собственных хозяев.

– Уверен. Федь, ну давай… – странно, по-детски протянул Кузя. Сабля странно оттягивала ему руки, ему хотелось сойтись с Федором в противоборстве. Из глубины мозга, оттуда, где живут все странные мысли, пришло: "А действительно ли он так хорош, как мне говорили? Или это просто разговоры?"

– Хорошо! – решился Федор. Если сегодня час его смерти – он готов. Жаль умирать от руки друга, но это лучше, чем безымянная смерть – от яда или горькая – от предательства.

Федор твердо взял протянутый ему клинок и осторожно повел им в воздухе, примериваясь к его весу. Затем легко перебросил его из правой руки в левую.

– Ну-ка дай мне ножны?

– Зачем? – удивился Кузя.

Федор махнул рукой – "Давай, не болтай". Кузя отстегнул от портупеи ножны и бросил их Федору.

Федор легко поймал их свободной рукой и вложил в ножны свой клинок. Затем взял его, как дубинку и начал крутить "мулине".

– Забыл, что я не фехтую? Ни с кем? А?

Кузя засмеялся, понимая, что забава будет еще интереснее – так он еще не работал ни с кем.

– Забыл!

– Вспомнишь! Мигом отучу тебя задаваться!

Кузя сделал выпад. Федор легко поймал его на свою "палку", отбросил, сделал изящный разворот, уведя за собой Кузин клинок налево, и справа ударил Кузьму по запястью так, что тот взвыл.

– Собственно, бой окончен, – сказал Федор, отпрыгивая.

– Нет! – ответил Кузя и перебросил саблю в другую руку. Именно этого Федор боялся больше всего – что клинок, жаждущий крови, не позволит Кузьме прекратить дружеский бой, превратит его в бой смертельный. Федор твердо решил не причинять вред другу.

Но до настоящего поединка дело не дошло. К мосту подкатила милицейская машина, и оттуда выскочили несколько вооруженных милиционеров.

– Бросить оружие!

Федор с облегчением подчинился. Он положил клинок на доски моста и неторопливо опустился рядом с ним в самурайскую позу. Кузьма еще одно мгновение помедлил, возвращаясь из мира, куда увел его бой, в простой, реальный. Затем в точности повторил движения Федора, опускаясь на мост рядом с ним.

К ним тут же подбежали два милиционера и направили на них оружие. Федор по-самурайски подобрался и элегантно поклонился. Милиционеры неосознанно ответили таким же полупоклоном.

– Что здесь происходит?!

– Ничего… – Федор был спокоен и приветлив.

– А это что? – милиционер показал на лежащие рядом с мужчинами мечи, – Тоже ничего?

– Холодное оружие, носимое согласно разрешению на ношение холодного оружия.

– Какое оружие, какое разрешение?! Саммит в понедельник!

– Кузьма Петрович, предъявите Ваши документы офицерам.

Голос Федора был приветлив, но холоден и тверд.

Кузьма тут же достал свои многочисленные разрешения и протянул этот средних размеров телефонный справочник милиционеру, что стоял ближе к нему. Тот начал их читать. Его глаза стали расширяться.

– И это все у вас… с собой?!

– Нет, не все. Со мной… только необходимое.

– Так, поднимайтесь! Едем в отделение!

Федор и Кузя сидели в отделении уже полчаса. Милиционер честно пытался писать протокол, но постоянно сбивался, выслушивая версии происшествия сразу с трех сторон.

Федор и Кузьма утверждали, что их было только двое, наряд милиции во мнениях разошелся. Часть милиционеров утверждала, что видела две изготовившихся к бою криминальных группировки, причем, в весьма странных одеяниях, наподобие маскарадных, а другая – стояла на том, что видела группу антиглобалистов, переодетых эльфами.

На этом месте, писавший протокол сержант заметил:

– Теперь понятно, куда у Иваныча вещдоки с последнего рейда по наркопритонам пропали!

Подобное наглое заявление не могло остаться безнаказанным и присутствующие представители правоохранительных органов тут же припомнили сержанту все его многочисленные прегрешения, что были у него в этой, прошлой и, возможно, даже, в будущей жизни. Тот в долгу не остался и обнародовал некоторые детали биографии многочисленных присутствующих, из тех, что скрывались наиболее тщательно. Откуда они стали известны сержанту, было совершенно не понятно. Страсти накалились.

Позабытые всеми приятели сидели на лавочке. Кузьма клевал носом, Федор искренне наслаждался открывшимся зрелищем.

Кузьма, в очередной раз проснувшийся, ткнул Федора, что-то вертящего в пальцах, в бок и прошептал:

– Федь, прекрати! Они же передерутся все! Ты чего сделал!

Федор сдавленно "хрюкнул" и положил что-то в карман. Все озадаченно замолчали. В тишине скрипнула дверь, и в помещение дежурной части ввалились два милиционера, один из них со знаком "кирпич", и два очень интеллигентных старика. Один из старичков держался за голову.

Увидев их Федор и Кузьма встали, чтобы поприветствовать их должным образом.

– Петр Афанасьевич?! Александр Вячеславович?! Что случилось?!

Первый милиционер, пришедший со стариками, тяжело вздохнув, спросил:

– Вы их знаете?

Федор удивленно ответил:

– Конечно! Это академик Петр Афанасьевич Михайленко. Философ. Этнограф. А это – Александр Вячеславович Вяземский. Академик. Филолог. Это же светочи мировой науки и, простите за банальность, гордость нашего города!

Милиционер, принесший знак, обреченно вздохнул:

– А! Это, значит, наша гордость… А кто-то молодежь нашу в чем-то упрекает…

Милиционер, писавший протокол с интересом воззрился на пришедших:

– А че случилось?!

Милиционер со знаком в руках со знанием дела стал отвечать:

– Иду по проспекту. Вижу – один из этих светочей бьет по голове другого знаком, – и гордо продемонстрировал тяжелый знак "Проезд запрещен".

Федор удивленно посмотрел на знак, затем перевел взгляд на академиков:

– Петр Афанасьевич? Что же случилось?

Петр Афанасьевич нервно прокашлялся:

– Понимаете, дражайший Федор Михайлович, у нас с Александром Вячеславовичем произошел диспут о том, реальна ли принадлежность принца Датского Гамлета к нетрадиционно ориентированным в сексуальном плане личностям или же это измышления позднейших комментаторов, так как текст самой пьесы Шекспира и авторов до него не позволяет нам дать полное заключение…

Александр Вячеславович гневно перебил своего оппонента:

– Вы, со своей стороны, Петр Афанасьевич, не правы. Это полный популизм. Ревность Гамлета к Полонию вовсе не так очевидна, как вы пытаетесь…

Озверевшие, от обилия непонятных слов и куртуазных манер, менты, хором заорали на все отделение:

– Тихо! – все посмотрели на Федора, – Это они о чем?

– Спорят. Был ли Гамлет голубым…

Милиционер, писавший протокол, покачал головой. Весь его вид говорил: "нашли, о чем спорить, грибы трухлявые"!

– С ума сойти. Кирпич-то тут причем?

Милиционер, замыкавший шествие вздохнул:

– Так вот о том и говорим. Двое этих… светил, стоят под светофором и мало друг друга не убивают!

Федор кивнул и спросил у Михайленко:

– Так причем же здесь "кирпич", Петр Афанасьевич?

Петр Афанасьевич мученически вздохнул:

– Так я и рассказываю, а молодые люди перебивают… – он неодобрительно покачал головой, – Мы поспорили, и в пылу дискуссии Александр Вячеславович несколько перегнул палку с… эпитетами. Знаете, я человек широких взглядов, но называть меня "апулеевским животным" это уже лишнее. Я не стерпел, подобная полемика просто не уместна, взял этот знак и ошеломил своего оппонента.

Милиционер писавший протокол помотал головой:

– Каким животным?

– Говорит, что Александр Вячеславович назвал его ослом, а тот и стукни его по голове знаком "кирпич", – легко перевел Федор.

Милиционер с кирпичом облегченно, но с некоторым разочарованием вздохнул:

– А… а… а..! Ослом!

Милиционер писавший протокол заинтересовался:

– Протокол писать или нет?!

Федор спокойным покровительственным тоном сказал:

– Нечего тут писать. Потерявшие сознание, травмированные есть? Нет. Вы что, хотите, чтобы накануне саммита про ваше отделение написали, что вы арестовали двух светил мировой науки? Вы представляете, что начальство скажет?

Милиционеры, на миг представив, что скажет их начальство, переглянулись.

– Нет, никакого протокола не надо, – четко сказал дежурный.

Федор спокойно продолжил:

– Так что вызывайте такси, и мы с Кузьмой Петровичем развезем их по домам, во избежание дальнейшего конфликта. А так как оба живут на Ваське, это уже вне границ вашего участка. Пусть там хоть передерутся. На почве эпитетов.

Милиционер, принесший знак, согласно покивал головой:

– Правильно он говорит. Надо их домой.

Милиционер, писавший протокол, поднял голову от бумаг:

– А маклаудов этих?

Дежрный мотнул головой:

– И их тоже. От греха, – нагнувшись к сержанту, он тихо сказал, – Видишь, они все друг друга по именам знают. А этого, переводчика, третьего дня в судебке видел, так Иваныч ему только что не кланялся, – выпрямился и уже нормальным тоном сказал, – Не покойники же бродячие, и то ладно.

Федор сразу же заинтересовался:

– Что за покойники?

Милиционер неприязненно махнул рукой:

– А… Баба одна звонила – вроде как мужик ее мертвый к ней в квартиру ломился…

Кузя, собирая со стола бумаги, невзначай спросил:

– А адрес?

Милиционер скосил на него глаз:

– А тебе то он на фиг нужен? Тоже хочешь поломиться?

Кузьма пожал плечами:

– У нас здесь случай был похожий… По моему, это массовый психоз какой-то.

Милиционер остро посмотрел на Кузьму:

– У нас?

Федор пожал плечами, словно раздумывая, говорить или нет. Затем нехотя вымолвил:

– Судебно медицинская экспертиза.

Милиционер за его спиной показал знаками: "Точно, точно!", поэтому сидящий за столом милиционер, отдавая паспорт Федора, нехотя промолвил:

– Казанская, 16.

Федор легко сказал, совершенно не выдав своего страха:

– А… эта… Да, мы про это знаем…

Но это было ложью. Он ничего не знал про дом 16 по Казанской улице, кроме того, что два месяца назад там умер его старинный знакомый.

Отправив академиков по домам, Федор и Кузя шли по ночным улицам. Наконец, Федор решился.

– Кузя. Ты не продашь мне свою новую саблю?

– Что?! Ты с ума сошел? – засмеялся Кузьма, но осекся под тяжелым взглядом Федора.

– Нет, я в своем уме. Продай ее мне.

– Федь, ты что? – удивился Кузя, – Зачем она тебе?

– Я ее… уничтожу.

Привычный к неожиданным сообщениям старшего товарища, Кузя некоторое время молчал, переваривая новости.

– И за что ей такая участь? Это превосходный клинок.

– О… Ты уже полюбил ее!

– Я ее давно полюбил. Как только увидел. Полгода назад.

– Ты мне ничего не сказал.

– Я был должен?

– Нет. Ведьмак сам выбирает оружие.

Кузьма остановился под фонарем и закурил. Федор стоял за кругом света. Воздух вокруг него задрожал и начал плавиться. Перед Кузьмой возникла матовая поверхность, постепенно обретающая глубину и пространство. В глубине возник большой зал, обставленный грубой резной мебелью. В центре зала стоял круглый стол, заставленный золотой и серебряной посудой, вокруг него стояли несколько существ в богатых шелковых и бархатных одеждах до пола.

Кузьма узнал молодых Мать и Отца Котов, но тут его взгляд переместился на возникшие в его поле зрения фигуры: высокую и стройную златокудрую женщину в алых одеждах и широкоплечего черноволосого мужчину в одеяниях цвета тьмы. Казалось, что все лучи света теряются в его одеждах.

Они сражались. Даже нет – они бились на смерть. Оба были опытными бойцами. Мужчина рубил короткими сильными ударами, женщина легко парировала их, нападая в свою очередь, казалось, ее клинок был повсюду, как пламя, как молния.

Кузя, как зачарованный смотрел на схватку – в руках женщины он увидел свою саблю. Женщина уверенно наступала на своего противника, ловко выбила клинок из его рук, уверенно поставила ему подножку, он рухнул на пол, и она уже замахнулась для решающего удара…

Когти на рукоятке сабли, державшие гарду клинка, молниеносно разжались и вцепились в руку женщины. Она дернулась и отпрянула, пытаясь освободиться. Ее противник воспользовался этим и схватил ее за руку с клинком, резко дернул от себя – клинок вошел точно в горло золотисто-красной красавицы. Она закричала и… вспыхнув, обратилась в пепел.