Текст книги "Багровая заря (СИ)"
Автор книги: Елена Грушковская
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
Один из младших магистров, срезав и положив на поднос мои волоски, задержался возле меня немного дольше, чем остальные; я подняла взгляд и узнала Эйне. Её волосы, обычно растрёпанные, были в кои-то веки расчёсаны и забраны в пучок на затылке, под её серым плащом блестела кольчуга, а на ногах – железные наголенники. Она посмотрела мне в глаза долгим взглядом, убрала кинжал в ножны и отошла.
Моя шевелюра не слишком сильно пострадала от этой процедуры: на подносе скопилась совсем небольшая кучка волос. Последней срезала у меня волоски обладательница больших золотисто-карих глаз, и я увидела её без капюшона. Это было миловидное создание с чудесными волнистыми волосами цвета тёмного шоколада, бледным изящным личиком и маленьким ротиком, чуть подкрашенным розовой помадой. Ротик улыбнулся мне, и я не удержалась от ответной улыбки.
Поднос взяли у меня и унесли незримо присутствовавшему при обряде Великому Магистру. И настал черёд вступительного дара.
3.15. Вступительный дар
Я отошла с центрального пространства зала, ряды младших магистров отодвинулись дальше к стенам, и откуда-то из-под пола послышался скрежет, как будто заработал какой-то механизм. Плитки пола начали подниматься и раздвигаться, и из открывшегося в полу отверстия поднялась прямоугольная чёрная каменная плита с углублением с одной стороны. В этом углублении находилась обнажённая женщина, прикованная к плите железными обручами, которые обхватывали её запястья, щиколотки и шею. Лицо женщины было закрыто железной маской без отверстий для глаз и рта, только для носа было проделано отверстие, чтобы жертва не задохнулась и раньше времени не умерла.
Женщина эта когда-то вышла замуж за моего отца после смерти мамы, и звали её Алла; впрочем, никому здесь не было дела до её имени. Она была только жертва, приносимая в качестве вступительного дара. Я не хочу сказать ничего плохого о ней в её смертный час; все её поступки были продиктованы либо её чувствами без контроля разума, либо недопониманием и заблуждением. Она повесила на меня ярлык наркоманки, потому что больше доверяла своим глазам, чем справкам; она не хотела, чтобы я жила вместе с ней и отцом, потому что боялась меня, думая, что я вскоре начну воровать из дома вещи и деньги, а потом и вовсе убью её и отца. Она повесила на меня ярлык убийцы, потому что увидела на мне кровь, но вы знаете, как эта кровь на меня попала; получив сообщение о моей смерти, она была этому рада, а от моего тела отказалась, и меня «хоронил» Оскар. Она сказала обо мне: «Собаке – собачья смерть». Она ненавидела меня, думая, что я наркоманка и отцеубийца, но я ей простила её заблуждение и её ненависть. Я отняла мать у моей маленькой сестрёнки, но я любыми способами обеспечу её; не думаю, что она когда-нибудь сможет принять любовь такого существа, как я, но нуждаться она не будет. Первый взнос я уже сделала.
Вокруг плиты с жертвой образовалось что-то вроде круглого каменного стола с чуть наклонной поверхностью, опускающейся вниз к краям. В этой поверхности были выдолблены желобки, один из которых был шире и глубже остальных, а другие были одинаковы. Они образовывали узор и заканчивались на краях каменного жертвенника. Под каждый желобок была поставлена золотая чаша, а всего чаш было тридцать семь. Под самым большим желобком стояла самая глубокая и богато украшенная драгоценными камнями чаша – она предназначалась для Великого Магистра. Я сказала:
– Примите как мой вступительный дар эту кровь.
Внутри жертвенника сработал какой-то механизм, и железные крепления, которыми была прикована к плите жертва, врезались ей в тело. Из-под них заструилась кровь, и узор желобков на жертвеннике стал красным. Жертва не испытывала боли: она была погружена в транс. Струйки крови полились в чаши.
Вся кровь вытекла из тела, и чаши были разобраны. Больше всего досталось Великому Магистру, но на то он и был Великий, чтобы получать львиную долю; остальным же досталось по глотку, а из четырёх чаш, оставшихся лишними, кровь была слита в одну. Её, одну на всех, получили чёрные плащи – братья и сёстры. Передавая её друг другу, они отведали по глотку моего вступительного дара. Чаша Великого Магистра была унесена из зала, как и поднос с моими волосами и окровавленным рукавом.
3.16. Аврора Магнус
Опять со скрежетом заработал механизм, жертвенник ушёл под пол, и над ним снова образовалась ровная поверхность. В освещённом факелами и жаровнями зале стало тихо, как в склепе. Я подошла к трону и опустилась на колени, не доходя трёх шагов до первой ступеньки. Подвешенный на прозрачных лесках меч Великого Магистра как будто парил в воздухе, длинный, зеркально гладкий, и на поверхности его клинка плясали огненные блики. Рубины кроваво горели, алмазы искрились, и, если долго и пристально смотреть на меч, начинало казаться, будто он шевелится, хотя он висел неподвижно. В этой тишине я стояла, коленопреклонённая перед висящим мечом, и голос одного из старших магистров зычно воскликнул надо мной:
– Аврора Магнус!
Хор голосов подхватил и повторил трижды:
– Аврора Магнус! Аврора Магнус! Аврора Магнус!
Лёля умерла в марте, с восьмого по десятое, а существо, в которое она превратилась, жило без имени. Теперь оно его получило. Отныне меня звали Аврора Магнус.
– Встань, Аврора Магнус, и получи свой коготь, который ты будешь отныне носить на большом пальце правой руки. Это будет означать, что ты принадлежишь к Ордену.
Оскар протягивал мне маленькую чёрную шкатулку, в которой на алой бархатной подкладке блестело кольцо с когтем. Другой старший магистр, взяв мою правую руку, надел мне коготь. После этого мне было позволено подняться по ступенькам к трону, приложиться губами к рукоятке меча Великого Магистра и произнести слова присяги.
Коснувшись губами меча, я вдруг увидела на троне старуху в роскошном чёрно-золотом платье, богато вышитом и украшенном драгоценностями, в чёрном плаще с алой подкладкой и длинными загнутыми когтями на сморщенных высохших руках. Лицо старухи было землисто-серым, с длинным крючковатым носом, а на туго обтянутом кожей лысом черепе блестел золотой обруч диадемы. Стоило мне оторвать губы от меча, как видение пропало.
Мне поднесли большую чашу крови со словами:
– Прими этот дар, сестра Аврора Магнус, от твоих собратьев по Ордену. Мы поздравляем тебя со вступлением в наши ряды.
Оскар стоял рядом и всё видел. Он увидел или понял, что я видела кого-то на троне. Он дотронулся до моего плеча и шепнул:
– Всё хорошо, девочка, ты умница.
Он на миг вышел из роли, и его ласковые слова очень меня ободрили. Я осушила чашу почти до дна, оставив в ней немного крови. Мои белые крылья раскинулись, и я встретилась взглядом с Эйне. Оскар опустил в чашу кропило, взмахнул им, и на белых перьях заалели брызги крови.
3.17. Дези
Кого же выбрать в друзья на эту ночь? И что я с этим другом должна делать? Всё это было мне в новинку, и я встала перед трудным выбором. Я ни с кем здесь не была знакома, кроме Оскара и Эйне, но Оскар был старший магистр и мой наставник, а Эйне я не решилась выбрать, потому что… Трудно сказать, почему. Между нами выросла какая-то стена недосказанности, недопонимания, и ни она, ни я почему-то не делала первый шаг.
И как-то само собой получилось, что я снова встретилась с взглядом золотисто-карих больших глаз и улыбнулась в ответ на улыбку подкрашенного розовой помадой ротика. Я подошла и протянула ей руку.
– Приветствую тебя, – сказала я. Это всё, что я пока что могла сказать на Языке.
Она, вся просияв, вложила в мою руку свою ладошку.
Луна сияла в небе над водопадом, внизу под крутым обрывом виднелись деревья в остатках золотого осеннего убора, потускневшего в ночном сумраке и окутанного туманной дымкой. Водопад, высокий, ступенчатый, казалось, сам излучал серебристый свет, а озарённая луной бурная горная река мчалась по каменистому порожистому руслу. Неважно, где мы были, но здесь было очень красиво.
Её звали Дезидерата Альмарих – Дези для краткости. Её родной язык был французский – она родилась под Парижем, но неплохо говорила по-английски, и поскольку я ещё не овладела Языком, мы выбрали для общения английский. Дези призналась, что я понравилась ей с первого взгляда, и у неё «просто сердце в пятки ушло», когда я подошла к ней и взяла за руку. По её мнению, я дралась на мечах с Оскаром великолепно, а у неё «так никогда в жизни бы не получилось». Дези впервые была удостоена чести присутствовать на чьём-то посвящении, а её собственное было тридцать лет назад. Да, тридцать, а выглядела она лет на семнадцать. Ей столько и было, когда она стала хищницей, и теперь она была вечно семнадцатилетней.
– Не нужно тратиться на пластические операции, – пошутила она.
Дези попросила меня расправить крылья и долго ими любовалась с восхищением.
– Больше ни у кого из нас нет таких, – сказала она. – Я сама слышала, как один из старших сказал, что ты одна такая. С белыми крыльями.
– А что, это считается неприличным – иметь белые крылья? – полюбопытствовала я.
– Да нет, – пожала плечами Дези, проводя пальцем по моим перьям. – Крылья бывают разных цветов, но белый… Это ангельский цвет. И старший добавил, что скорее всего, ничего хорошего от этого не следует ждать.
– Гм, – усмехнулась я. А про себя, слегка приуныв, подумала: не успела я войти в общество хищников, как оказалась белой вороной. В прямом смысле.
Я рассказала немного о себе – насколько мне позволял мой английский. Мы сидели на краю обрыва, Дези любовалась луной и водопадом, а я не могла отвести глаз от водопада её волос, струившегося по спине. Она посмотрела на меня потемневшими, расширившимися глазами, приблизила лицо и прошептала:
– Ты хочешь меня? Давай. Я не против.
Я вздрогнула. Потрясающее сочетание молочной белизны её кожи с тёмным шоколадом волос так не вязалось с грубоватыми, прямолинейными словами, которые она сказала, что меня это покоробило. Может быть, виноват был английский язык, а по-французски это звучало бы совсем иначе, но как бы там ни было, предложение Дези меня слегка ошарашило. Она засмеялась:
– Да брось, расслабься. Здесь так красиво, мы с тобой вдвоём. Что ещё нужно?
С одной стороны, мне не хотелось её обидеть, а с другой – я чувствовала дикий диссонанс окружавшей нас красоты и низменного желания Дези. Этим она всё испортила. К тому же, я была сейчас как-то не очень к этому расположена. Дези, положив подбородок мне на плечо, спросила:
– Эй, ну, что с тобой? Мы друг другу нравимся – что же может быть естественнее?
Это как раз таки и не совсем естественно, хотела я сказать, но воздержалась. А Дези, вдруг резко сменив тему, сказала:
– Послушай, я что-то проголодалась. На посвящении от твоего дара мне достался всего глоточек, а в последний раз я ела дня два назад. Слетаем на охоту?
– Нет, я не голодна, – сказала я.
– Ну, ладно. Тогда подожди меня здесь, хорошо? Я постараюсь обернуться побыстрее. Ты не уйдёшь? – Дези значительно пожала мне пальцы.
– Подожду, – слабо улыбнулась я. – Мне и не хочется уходить: здесь хорошо.
– Ладно. Но если тебя здесь не будет, я тебя найду и исцарапаю. – Она так и сказала: «I'll scratch you all over». И поскребла коготками по земле – как Эйне по подоконнику и Оскар по корочке чёрной папки с бумагами.
Я осталась одна. Я отлепила повязку, чтобы взглянуть на рану, но никакой раны уже не было. Поразительно: не осталось даже шрама! Между тем луна сияла, водопад шумел, ветерок касался моего лба. Было бы неплохо просто посидеть здесь без Дези или кого-либо другого, но оказалось, что я была снова не одна.
– Ну и зачем ты её отшила? – послышался насмешливый голос.
Неподалёку стояла Эйне – уже без церемониальной кольчуги и плаща, в своей обычной потёртой кожаной паре. Ей было наплевать на луну и на водопад, и вообще на всё на свете. Она окончательно добила остатки поэтической меланхолии, которую навевало на меня это место.
– Ты пришла только затем, чтобы сказать мне это? – огрызнулась я.
Её губы тронуло что-то вроде горькой усмешки.
– Да нет… Вообще-то, я хотела поздравить тебя со вступлением в Орден, но раз уж так… – Она обвела взглядом пейзаж. – Славное место. Самое то, чтоб покувыркаться на травке. Не упускай свой шанс. Одиночкой быть не советую: взгляни на меня и поймёшь, почему. Желаю оторваться по полной.
Я отвернулась, а когда снова взглянула в сторону Эйне, её уже не было. Не знаю, зачем она напускала на себя презрительный вид и говорила холодно-язвительным тоном: в глазах у неё была затаённая горечь. Но отравить мне душу на весь остаток ночи у неё получилось, и когда вернулась Дези, я была в ещё худшем настроении, чем до её отлучки. Видно было, что Дези удачно поохотилась: у неё ещё не погасли в глазах красные искорки. Просто не верилось, что это хорошенькое создание было хищником. Но это было так.
– Ну, как ты тут? – спросила она, усаживаясь на своё прежнее место. – Скучала?
– Угу, – отозвалась я.
В общем, ничего «такого» у нас в эту ночь не случилось. Мы просто любовались красотой ночного мира и болтали обо всём подряд, точнее, Дези трещала без умолку, а я слушала. В основном она в красках расписывала мне свои приключения, коих на её жизнь выпало немало. Она обожала охотиться, а потому со смаком уснащала свой рассказ кровавыми подробностями, от которых ёкало моё медленно бьющееся сердце. В какой-то момент мне показалось, что Дези специально проверяет мою реакцию: пару раз её глаза прищуривались, и из обрамления длинных ресниц в меня впивались холодные и очень острые искорки. Впрочем, я не придала этому большого значения. И, как выяснилось позже, напрасно.
3.18. Проникновение в сердце теней
Самым главным искусством, которым я должна была овладеть, было искусство проникновения в сердце теней – так условно называлось умение тонко чувствовать то, что обычные люди чувствовать не могут. Можете вы, например, узнать, о чём думает проходящий мимо вас по улице совершенно незнакомый человек, только бросив на него краткий взгляд? Или прочесть в его сердце все его привязанности? Отыскать его родственников? Определить на расстоянии, чем он болен? А можете вы одним взглядом забрать у него сознание и подчинить его волю себе? Под силу ли вам оставаться невидимым, находясь в двух шагах от этого человека на открытом пространстве?
Если вы умеете всё это, это значит, что вы владеете искусством проникновения в сердце теней – странное название у этого искусства, но так уж оно названо, и менять его название я не стану.
Вот чему я училась под руководством Оскара в течение последующих двух лет. Как ни был Оскар сдержан на похвалу, но он всё же признал, что у меня выдающиеся способности: я всё схватывала на лету и училась всему гораздо быстрее, чем все его предыдущие ученики. Говоря об этом, он смотрел на меня как-то задумчиво, как бы удивляясь мне, и всё чаще он говорил со мной не в снисходительно-фамильярном и чуть насмешливом тоне, какой он взял со мной с самого начала, а даже с неким уважением.
Освоив обязательную программу, я держала экзамен, длившийся два месяца. Я сдавала все дисциплины, входившие в так называемое искусство проникновения в сердце теней, которых насчитывалось двадцать пять. Поверьте, никогда в моей жизни не было такой охренительной сессии – простите за грубоватое словечко, но другого у меня просто не находится. Да и сам курс обучения был потяжелее, чем спартанское воспитание. Оскар был требовательным учителем, не давал мне никаких поблажек и не позволял расслабляться, и после сдачи экзаменов я чувствовала себя как выжатый лимон. Он и сам выкладывался по полной программе, и я не могла не видеть, что он отдаёт мне почти все свои силы и время. За такое его отношение я не могла платить ничем другим, кроме прилежания и полной самоотдачи.
3.19. Дочь моего отца
Опуская в почтовый ящик очередной конверт, подписанный «Для Карины», я не думала, что деньгами можно искупить то, что я сделала. Но моей сестрёнке было уже два с половиной года, и она росла не по дням, а по часам. Ей нужна была одежда, игрушки, питание, а Денис растил ребёнка один. Его положение было странным: не вдовец и не разведённый. Его брак не был расторгнут, а жена пропала без вести, и от неё не было ни слуху ни духу. Только конверты с деньгами без подписи и обратного адреса непонятным образом оказывались в почтовом ящике.
Когда он уходил на работу, с Кариной оставалась няня. Иногда, когда они гуляли в парке, я наблюдала из-за дерева за маленькой фигуркой в розовой курточке и красной шапочке с помпоном. Вот она подняла с земли смятую пачку из-под сигарет, а няня – шлёп её по ручке:
– Фу! Брось! Ка-ка!
А она недоуменно таращит глазёнки, не понимая: почему «ка-ка»? Вот шлёпнулась и заревела, мокрое личико – как помидор. Дочь моего отца, моя кровинка.
И любого, кто тронет её хоть пальцем, я разорву на куски.
Глава 4. Юля
4.1. Тусовка
С Эйне я теперь встречалась редко, и эти редкие встречи были странными. И я, и она, казалось, говорили друг другу совсем не то, что хотели сказать – во всяком случае, я. Первой грубить начинала она, я тоже не оставалась в долгу, и на том мы расставались, но после этого мне ещё долго бывало не по себе. Так мы с ней и существовали – по разные стороны какой-то прозрачной стены.
Я по-прежнему жила у Аделаиды, и это была весьма уединённая жизнь, пока меня не разыскала Дезидерата: она, как видно, меня не позабыла. Первая наша встреча была вполне дружеской, мы поохотились вместе, а потом она затащила меня в клуб. Это был закрытый клуб исключительно для хищников; он ничем не отличался от обыкновенного ночного клуба, кроме одного: единственным напитком, который там подавался, была кровь. Там можно было потанцевать, угоститься кровью, расслабиться, покурить травки и с кем-нибудь познакомиться. Было там и стриптиз-шоу – по пятницам, а раз в месяц там устраивалась кровавая оргия с участием людей.
Ничего более безумного, дикого и кровопролитного я в своей жизни не видела. Несчастных жертв заманивали в клуб в качестве гостей, и поначалу они, не подозревая, что их ждёт, танцевали и веселились вместе с хищниками, а потом на них набрасывались и высасывали досуха. Дези была завсегдатаем клуба, и любимым её развлечением были именно эти оргии. Она с нетерпением их ждала и ни одной не пропускала, а мне этот аттракцион пришёлся не по нутру с первого раза. Потрястись под тяжёлую техно-музыку, выкурить косячок, поболтать, завести новые знакомства – это ещё куда ни шло, но терзать бедных беззащитных жертв вместе с толпой озверелых хищников меня невозможно было заставить.
– Неужели тебе это нравится? – спросила я Дезидерату.
– Жесть! – ответила она. – Только тогда и чувствуешь себя хищником.
– А по-моему, все становятся похожими на стаю взбесившихся гиен, – сказала я. – Просто животных.
Она усмехнулась.
– Выплесни из себя животную страсть во время такой веселухи, и это поможет тебе не быть животным всё остальное время. Выпусти пар, от которого тебя распирает!
– Мне это не нужно, – сказала я. – Меня не распирает никакой пар и никакая животная страсть. Больше не приглашай меня на эти оргии, я в них участвовать не хочу. Мне это не нравится.
– Может, тебе и в клубе не нравится? – хмыкнула она, прищурившись и поглядев на меня с каким-то подозрением.
– Нет, в клубе приятно проводить время, – сказала я. – Раз-другой в неделю потанцевать, послушать новый музон, потусоваться – это неплохо. Но эти оргии… Это слишком.
4.2. Крыши Питера
Я увидела Эйне глубокой ночью на Невском проспекте. Одетая в чёрную кожаную пару, в ботфортах на высоких каблуках, она шла за ручку с какой-то девушкой в белой курточке и голубых джинсах.
С замиранием сердца я следовала за ними. Они гуляли по городу, и разведённые мосты не были для них преградой: она взмывала тёмным ангелом в небо с молодой незнакомкой на руках.
Они летали по крышам, и девушка прыгала с них вниз, а она её ловила. Они перелетали с крыши на крышу, и девушка смеялась.
4.3. Твоих оград узор чугунный
Я брела мимо чугунной ограды. Холодная грязная Нева, уже освободившаяся ото льда, поблёскивала: фонари. Она летала где-то с Юлей, где-то над Финским заливом, и Юлина щека прижималась к её щеке, её руки обнимали её, и блеском Юлиных волос она любовалась в лунном свете.
Чугунная ограда медленно плыла мимо.
Неоновая надпись ночного клуба звёздчато подмигивала. С улыбкой пройдя мимо охранника, я подмигнула ему, а он смотрел мне вслед остекленевшими глазами.
Бухающий ритм долбил по черепу. Цветомузыка надрывала глаза. У стойки бара на табурете сидел молодой человек в пёстрой рубашке, с причёской «под Элвиса», с бакенбардами. Он жевал жвачку, курил и как будто скучал. К нему подсела девчонка со стеклянными глазами. Они обменялись парой незначащих фраз, но незначащими они казались только для посторонних. Девчонка опустила руку вниз, а спустя секунду и «Элвис» сделал то же самое. Со стороны – ничего особенного. Через полминуты девчонка соскользнула с табурета и скрылась в танцующей толпе.
Подожди, Элвис, тобой я ещё займусь, а сначала – девочка.
Она открыла дверцу кабинки в туалете, а там её уже ждала я, сидя на краю сливного бачка и поставив ногу в чёрном сапоге на ободок унитаза. Она испуганно отшатнулась.
– Ой, извините… Я не знала, что тут занято.
Обтянутая чёрной перчаткой ладонь:
– Отдай мне то, что ты купила у этого парня. – Спокойно, мягко, но властно, глядя в её накрашенные кукольные глаза. – Детка, твои мама и папа не для того горбатятся на работе, чтобы ты спускала их деньги на эту гадость.
Она положила мне на ладонь спичечный коробок.
– Молодец, девочка. – Я высыпала содержимое коробка в унитаз и спустил воду. – А теперь домой, детка. Домой, и больше в этот клуб не ходи. – Достала из заднего кармана облегающих чёрных брюк деньги и положила в её всё ещё выставленную вперёд руку. – Вот, возьми, на такси. Уже поздно. Иди.
Она повиновалась, а я проследила, чтобы она действительно села в такси и уехала. Она сделала, как ей было сказано, и я вернулась в клуб.
«Элвис» сидел на своём месте, покуривая и потягивая пиво. Я подсела на тот же табурет, куда садилась девчонка, но он на меня и не взглянул. Он ждал условной фразы, но я сказала не то, чего он ожидал услышать.
– Молодой человек, не угостите девушку?
Кроваво-красная помада и горящие глаза сразу привели его в состояние транса.
– Что девушка желает?
– Литр твоей крови.
Он захохотал и, оценив мои сексуально обтянутые чёрными брюками ноги, предложил:
– А может, сразу дунем?
Я улыбнулась.
– Это можно.
Моя рука влекла его на задворки клуба, и он покорно плёлся, не сводя взгляда с моих туго обтянутых брюками бёдер. А в следующую секунду он увидел меня уже с крыльями, и мы взлетели на крышу.
– Больше, гад, ты не будешь травить детей.
Моя пасть впилась в его шею, и он угостил меня тем, что я у него попросила – литром своей крови. Конечно, на его место придёт другой, но одним подонком стало меньше. Глянув вниз, в тёмный двор, на стоячие и поваленные мусорные баки, я увидела, что туда уже подтянулась свора шакалов, выжидательно задрав головы, мерцая холодными жёлтыми глазами и роняя из зловонных пастей голодную слюну.
– Нате, жрите!
И я швырнула тело вниз, и оно утонуло в черноте их спин.
Снова чугунная ограда плыла мимо меня. Я села и прислонилась к ней спиной. Я устала. Ну, что ж, на сегодня хватит. А завтра я пойду к тебе, Юля. У меня есть к тебе разговор.
4.4. Визит
Она попрощалась с ней в пустом сквере, и Юля пошла к себе домой, а она – в своё логово, отдыхать. Они натешились, летая по крышам, а ещё они посетили Париж. Я проскользнула следом за Юлей в подъезд, просочилась в её квартиру. Она устало сбросила ботинки, сняла и повесила куртку – так же устало, как я, когда приходила домой после встреч с Эйне. Когда она включила свет в комнате, я уже ждала её, сидя в кресле. Она испуганно вскрикнула и попятилась к двери.
– Не пугайся, Юленька. Меня зовут Аврора. Я старая знакомая Эйне, с которой ты только что рассталась… Понравился тебе Париж? Хотя зачем я спрашиваю – конечно, понравился. Я тоже там бывала не раз.
Мне не хотелось на неё давить, она была такая милая. Она была всего лишь глупая девочка, ни в чём не виноватая.
– Как вы… Как вы сюда попали? – пробормотала она.
– Это сейчас не главный вопрос. – Я закурила. – У тебя можно курить?
Она ничего не сказала, не сводя с меня недоумевающего и испуганного взгляда. Она поняла, что я такая же, как Эйне.
– А где твои родители, Юленька? А, уехали по делам, конечно. Они у тебя предприниматели, все в делах, часто оставляют тебя одну… Значит, ты сейчас предоставлена сама себе и пользуешься полной свободой. Хорошо же ты проводишь время.
– Что вам нужно? – тихо спросила она.
– Мне не нужно от тебя ничего особенного, Юля. Просто посмотреть на тебя, поговорить с тобой… Вот и всё. И бояться меня не надо. Расслабься.
Хотя я нисколько не давила на неё, у неё всё-таки дрожали колени. Я сказала:
– Юленька, ты присядь и не волнуйся. Мы только немножко поговорим, и я уйду.
Она села на диван – подальше от меня. Я включила настенный светильник, а верхний свет выключила.
– Я не люблю яркий электрический свет, – сказала я. – Если ты не возражаешь, оставим приглушённое освещение.
Она смотрела на меня, как кролик на удава. Мне было и смешно, и жалко её, хотелось её успокоить, и я сделала к ней движение, но она подалась назад и вжалась в спинку дивана.
– Юль, я же тебе сказала – не надо бояться. Хорошо, если тебе так будет спокойнее, я останусь сидеть там, где сижу. Тебе нравится общаться с Эйне?
– С ней… необычно, – сказала она.
– И тебя это завораживает, – кивнула я. – Понимаю. Она уже угощала тебя кровью?
– Я… Я не могу есть нормальную еду, – ответила она. – Всё кажется таким мерзким… Я уже становлюсь такой, как она.
– Нет, Юля, ты нормальный человек, – сказала я. – А эти извращения аппетита – из-за поцелуя. Она ещё не сделала тебя подобной себе, только дала тебе почувствовать, каково это – жаждать крови. Это – временный эффект, вызываемый попадением её слюны в твой организм. Это пройдёт. Или, может быть, ты хочешь стать такой?
Она пожала плечами.
– Ну… Это было бы прикольно.
– Нет, Юля! Нет, это совсем не прикольно.
Я повысила голос, и она вздрогнула. Я сказала мягче:
– Впрочем, это тебе решать. Расскажи, как ты в первый раз отведала крови? Тебе это понравилось?
Она ответила:
– Кровь вкусная… Мы пошли с ней на улицу, она велела мне ждать, а сама ушла куда-то. А потом… Минут через десять она вернулась с пластиковой бутылкой, полной тёплой крови. И мы её выпили напополам.
– Значит, ты никогда не видела, как она убивает? – спросила я.
– Нет… Я об этом не задумывалась, – пробормотала она.
– Детка, неужели ты не думала о том, что вот эта кровь, которой она тебя угощает – из только что убитого ею человека?
– Я… Я об этом не думала. Я никогда не видела, чтобы она кого-нибудь убивала.
– Понятно. Она не делает этого у тебя на глазах, потому что это малоприятное зрелище. Что ж, Юленька… Видно, мне придётся показать тебе наглядно, как это делается. Чтобы у тебя не оставалось никаких иллюзий. Пойдём.
Я встала и протянула ей руку. Она смотрела на меня непонимающе.
– Куда?
– На охоту, – ответила я.
4.5. Прикольно
И я показала ей настоящую охоту. В воспитательных целях я даже сделала её преувеличенно кровавой и жесткой, но мне опять попался подонок.
Он грабил круглосуточный ларёк, угрожая продавщице пистолетом. Я подошла сзади и похлопала его по плечу. Обернувшись, он сразу попал в плен моих глаз и опустил своё оружие. Я отвела его подальше от ларька и расправилась с ним, а Юля смотрела на это. Я не столько выпила его крови, сколько выпустила из него, чтобы припугнуть Юлю как следует. Бросив тело на асфальт, в лужу крови, я подошла к ней.
– Ну, видела? А теперь смотри, что будет.
Она и так еле держалась на ногах от дурноты, а когда увидела, как шакалы рвут тело на части, жадно пожирают его и слизывают пролившуюся кровь, у неё закатились глаза и подкосились колени. Я успела подхватить её.
Она очнулась у меня на руках: я несла её домой.
– Куда… Куда вы меня…
– Домой, успокойся.
– Я сама… Я сама могу идти. Отпустите…
Я поставила её на ноги, но она опять зашаталась. Пришлось нести её до самого дома, причём для экономии времени я использовала крылья.
Опустив её на диван, я поднесла ей стакан воды. Она сделала глоток, поморщилась, но потом выпила до конца. Я дала ей плитку гематогена, которая была у меня с собой: я иногда ела его вместо шоколада, когда мне хотелось сладкого.
– Съешь. Поможет.
Она ела, дрожа и всхлипывая, и я, не удержавшись, погладила её по голове, как маленькую. Она вздрогнула и вжала голову в плечи.
– Да, правильно, бойся, – сказала я. – Бойся таких, как мы, и не стремись стать такой же.
Она хотела знать:
– Эти существа… С жёлтыми глазами?..
– Падальщики, – объяснила я. – Мы их называем шакалами. Чёрт знает, когда и как эта нечисть появилась. По нашим легендам, она выползла и распространилась по земле с появлением самих хищников – так давно, что уже никто не помнит, а в вампирских летописях этому уделено мало внимания. Природа их неясна. Появляясь и исчезая, как бесплотные призраки, они, тем не менее, пожирают плоть. Вне всякого сомнения, они – одно из порождений Тьмы, коих великое множество, и всё многообразие которых даже нам не дано познать. Они даны нам в вечные спутники нашей охоты, и выгода от них для нас неоспорима. Они убирают за нами следы нашей деятельности: если бы не они, повсюду бы стали обнаруживать трупы со следами укусов… – Я усмехнулась, видя в глазах девушки отражение мистического ужаса. – И наше существование, принимаемое людьми за сказки и легенды, стало бы реальностью.
– Это ужасно, – пробормотала Юля.
– Ну вот, а ты говоришь – «прикольно». Конечно, этот человек был подонком, но и подонки тоже люди, хотя и скверные… А человекоубийство – грех, ты сама знаешь. Кажется, есть одна заповедь касательно этого, не помню точно, как звучит…
– Не убий.
– Вот-вот. А если ты станешь такой, как она… И как я, ты будешь вынуждена нарушать её каждую ночь. Вдумайся: каждую ночь ты будешь убивать, потому что не сможешь иначе. Потому что ты будешь голодна, а твой голод сможет утолять только кровь. И ты хочешь выбрать такое существование?
Она подняла взгляд.
– А вы? Как вы стали такой?
4.6. Вид сверху
Рассвет уже позолотил шпиль Адмиралтейства, когда я закончила свой рассказ. Юля поёживалась, обхватив руками колени, и обводила взглядом крыши.
– Ты замёрзла? Может, спустимся?
Она качнула головой.
– Мне нравится здесь, наверху… Отсюда всё смотрится по-другому. Нет насилия, нет глупости и предательства. Нет равнодушия и продажности. Люди остаются там, внизу, а мы – над ними. Мы выше их.