Текст книги "Ужасная саба и ее хозяин (СИ)"
Автор книги: Елена Чаусова
Соавторы: Наталия Рашевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
А занимаются они любовью или нет – это частности. Очень сложные частности, учитывая его садистские пристрастия, которые готовы разделить очень немногие и которые он вовсе не готов вываливать на голову милой и чудесной, а еще к тому же безмерно запуганной Лейтис. Так что, может, даже и лучше вовсе об этом не задумываться и просто наслаждаться жизнью рядом с ней. Хватило его убежденности до того момента, когда Эйдан, собравшись ложиться спать, услышал тихий, но настойчивый стук в дверь своей комнаты.
– Хозяин Эйдан, к вам можно? – спросила Лейтис и едва он дал ей утвердительный ответ, как в комнату вошла она, одетая в черное и весьма минималистичное белье и в развязанный халатик. Любимые им хвостики очень задорно качались, когда она грациозно скользила в сторону его кровати, улыбаясь и поигрывая поясом от халатика, – Хозяин Эйдан, надеюсь сегодня вы рады своей сабе?
От представшего перед ним зрелища Эйдан чуть не упал прямо где стоял. Теперь ему и воображать почти ничего не надо было: чувственные изгибы тела Лейтис предстали перед ним во всей красе, хоть зажмуривайся. Да что ж такое. Это из-за голобокса, выходит?.. Он опять сделал для Лейтис что-то, для чего, по ее мнению, благодарности на словах было мало – и вот пожалуйста, она опять пытается отплатить ему сексом. В ванную, что ли, малодушно сбежать, запершись изнутри? Впрочем, разумеется, этого Эйдан, как доминант, себе позволить не мог. Но ничего другого сейчас не в силах был сделать тоже, вытаращившись на нее во все глаза, как распоследний дурак, и замерев на месте.
Ему представилось, как он прижимает Лейтис к стенке, в одно движение стягивает с нее трусики, подхватывает под бедра, понимая вверх, и тут же входит в нее, решительно и страстно, лишь приспустив халат и лямки бюстгальтера с плеч, чтобы наконец-то целовать и кусать и облизывать эту восхитительную грудь, которая все время являлась ему в эротических мечтах. И рассказывая ей, что она невыносимо наглая, развратная, чудесная, самая лучшая для него девица. Которую он сейчас отымеет как следует, если уж она так напрашивается. Потому что невозможно ее не желать, невозможно ее не целовать, невозможно не трогать ее и пальцем, когда она не просто рядом, а вытворяет такое. Лейтис… его любимая, его единственная саба.
Эйдан вздохнул и тряхнул головой, избавляясь от наваждения, а потом подошел к ней, очень аккуратно запахнул халатик и старательно подвязал его поясом.
– Я тебе всегда рад, Лейтис, – сказал он совершенно искренне. Эйдан хотел, чтобы она была рядом всегда. А сейчас, к тому же, со всей ясностью понимал, что не может ее ни отругать, ни тем более выгнать. Это было бы несправедливо: она искренне хотела проявить к нему хорошее отношение в ответ и делала это как умела. И заслужила от Эйдана только внимания, заботы и благодарности. – Если хочешь, оставайся спать здесь, рядом со мной, на моей кровати. Спать означает сон, закрыть глаза и видеть сны, – он обнял ее и нежно поцеловал в висок. Все это вместе и одновременно было маловыносимо: хотеть ее и целомудренно лежать рядом, нежно обнимать и вынужденно ставить границы… Они просто лягут сейчас, он ее обнимет и попытается как следует все объяснить. Не упомянув при этом, как сильно изнывает от желания. А то тогда она точно не поймет, с чего бы ему отказываться, если саба сама предлагает.
– Я вам не нравлюсь? – растерянно спросила Лейтис, возведя брови домиком, и у нее задрожали губы.
– Во имя Трехликой, – сокрушенно выдохнул Эйдан и тут же подхватил Лейтис на руки, усевшись на кровать вместе с ней и крепко прижав к себе. Пожалуй, не упоминая объяснить не получится никак. Пожалуй, лучше вообще откровенно во всем сознаться, лишь бы его чудесная девочка не думала, что она для него непривлекательна. – Очень нравишься, Лейтис, безумно, невыносимо. С первого дня, что ты здесь. Я сегодня так на тебя засмотрелся, когда ты там возле клумбы стояла, взгляд отвести невозможно… А сейчас и вовсе… невозможно. Ты невероятно красивая и соблазнительная. Но… я хочу, чтобы между нами что-то было, только если ты тоже хочешь, по-настоящему, а не просто потому, что я твой доминант и имею право.
– Как будто на мне где-то написано, что я не хочу, – в сердцах сказала Лейтис, – Или я пристаю ко всем встречным и поперечным и выгляжу такой нимфоманкой, которой не вы нравитесь, а любой встречный, у которого член в штанах имеется. С чего вы вообще такое взяли. Это обидно, между прочим. Как будто я сама вообще ничего решить и понять не могу.
Ему немедленно сделалось невыносимо стыдно. Потому что он, ее доминант, не понял ее чувств и желаний. И обидел этим Лейтис, сильно. Что следует из того, что его саба решила соблазнить его вовсе не из благодарности, а потому что он ей кажется соблазнительным, Эйдан сейчас сообразить не мог. Он слишком волновался про то, что ее расстроил, чтобы думать о приятных перспективах в эту минуту.
– Лейтис, хорошая моя, прости меня, – от всей души сказал он. – Я перед тобой виноват, я тебя не понял, не почувствовал… и виноват. Обидел очень, заставил переживать… я думал, ты это делаешь просто из хорошего ко мне отношения. Из благодарности за мое хорошее отношение. А не потому, что я тебе нравлюсь, как мужчина. И очень сильно этим обидел, потому что нравлюсь. И ты почти до слез расстроилась… и тогда за обедом тоже, да?.. Бедная моя, чудесная Лейтис, прости.
– Обидел. Я тут сутки коварные планы строила, как тебя все-таки соблазнить, а ты… вот, – Тут она уткнулась к нему в плечо и зарыдала.
Эйдан и сам чуть не расплакался от невыносимой нежности к ней, которая накрыла его разом, как огромная волна.
– Моя самая замечательная саба… Сутки. Так для меня старалась, бедная хорошая девочка, а я так ужасно себя повел, – проговорил он одновременно сочувственно и восхищенно, прямо ей в ушко, прижав ее к себе еще крепче. Сейчас не поцеловать ее было просто невозможно, он бы не вынес не поцеловать, и не поцеловать было бы самым чудовищным и жестоким преступлением. – Чудесная моя… Красавица моя… Самая соблазнительная… Самая изобретательная… Самая-самая-самая… – полушепотом говорил он, касаясь ее губ короткими поцелуями и вытирая пальцами слезы со щек. А потом приник к этим губам так ласково и так жадно, как хотел все это время, и, не переставая целовать, уложил на кровать, чтобы улечься рядом и продолжить поцелуй, сжимая Лейтис в объятьях.
– Все равно ведь не соблазнила, – горестно сказала она, когда он прервался, – Ты меня жалеешь, а не повелся.
Эйдан, который за эти несколько минут уже успел заново "повестись" так, что с него пижамные штаны сползали, очень пристально и внимательно уставился на Лейтис, потом перевел взгляд на тот самый орган, из-за которого сползали штаны, и который свидетельствовал о его желаниях лучше любых слов, снова посмотрел на нее, а потом перевернул на спину, нависнув сверху и глядя прямо в глаза.
– Тебе просто попался самый суровый доминант Луденвика, – нарочито серьезно сообщил он. – Который сдерживает свои желания стальной хваткой, даже когда рядом с ним расхаживает самая соблазнительная саба Луденвика в одном красивом нижнем белье, которую хочется незамедлительно прижать к стенке и взять прямо так, стоя, потому что невозможно терпеть, когда она такая красивая. И даже когда она невыносимо эротично трогает его ногой под столом, он остается невозмутим и не велит ей залезть под этот самый стол, чтобы незамедлительно доставить ему удовольствие, хотя ему очень хочется. И теперь бесконечно сожалеет, что этого не сделал. Впрочем… я ведь могу завтра утром за завтраком?.. – полувопросительно сказал он, продолжая смотреть на нее, склонившись к ней совсем близко.
– О да, мой хозяин, – с придыханием ответила Лейтис, – Хоть весь завтрак, я вся в вашем распоряжении.
"Ох, девочка" – мысленно вздохнул Эйдан и тут же нетерпеливо прижался к ней бедрами. Это было прекрасно: и видеть, и ощущать наконец ее желание, которое больше не смешивалось с его собственным – откровенное и сладкое, головокружительное. Самое упоительное, что может быть в мире: то, как Лейтис хочет его. Своего доминанта, способного завести ее даже не приказом, а обещанием приказа. Во имя всех богов… ни один мужчина в мире не мог быть счастливее Эйдана в эту секунду.
– Ты и сейчас в моем распоряжении, – проговорил он, целуя ее в шею возле уха, переплетая свои пальцы с ее пальцами, чтобы прижать руку Лейтис к кровати. – В полном… моем… распоряжении… – он спустился поцелуями вниз по ее прекрасной шее, которая на вкус, под губами, была еще восхитительнее, чем ему представлялось, до самого ободка ошейника, провел языком прямо над ним, поцеловал ключицу под ним, а потом, слегка отстранившись, велел Лейтис: – Сядь, я хочу тебя раздеть, прямо сейчас.
– Да, хозяин, – у нее горели глаза, когда она поднималась и все это время Лейтис смотрела на него безотрывно. Она была настоящей сабой, нуждающейся в том, чтобы ею командовали и подчиняли, жаждущей его власти над ней – власти, которая всегда должна была быть ограничена ее желаниями, зачастую даже невысказанными. Если связь укрепится, то Эйдан будет их ощущать, не станет ошибаться, как сейчас, и всегда будет доставлять ей только удовольствие – в этом были суть и смысл образования доминантно-сабмиссивных пар. Именно это стабилизировало магию сабов прежде всего, а не артефактные ошейники, которые просто помогали справляться, особенно поначалу. И Эйдан горел желанием делать своей сабе только хорошо, но слишком боялся, что после всего ее явно ужасного опыта, она совсем не может подчиняться, как положено ей по ее природе. Но он ошибся, и теперь ему нужно было просто загладить свою ошибку. Показать сабе свою силу и власть, показать, что он всегда будет командовать ею к полному ее удовольствию.
Раздевать Лейтис, неторопливо и с удовольствием, было изысканным наслаждением: медленно стаскивать с ее плечей халатик, поглаживая руки, расстегивать бюстгальтер, чтобы наконец увидеть целиком ее совершенно дивную, прекрасную грудь, взять в ладони, слегка сжать, снова любоваться.
– Моя красавица… восхитительная… – довольно сказал Эйдан, а потом, слегка толкнул ее ладонью под подбородок, велев: – Запрокинь голову, покажи мне шейку, – чтобы погладить пальцами вверх и вниз по всей длине, ласкать возле ошейника, чувствуя, как она трепещет, слышать, как учащается ее дыхание.
Любоваться ей еще, а потом снова велеть: – Поднимись, на колени, – махнув рукой, и когда она встала, добраться губами до этой невозможно сладкой груди, целовать и облизывать, одновременно поглаживая ладонями по спине. – Теперь раздень меня, – отдал он новое указание, не прерывая своих ласк, напротив, сделав их еще более жаркими и страстными, тут же зашептав: – Моя сладкая… моя Лейтис… Моя.
– Ваша хозяин Эйдан, вся ваша, – согласилась Лейтис и старательно снимала с него одежду, пока он ласкал ее грудь, потом слегка, совсем несильно потянул ее за хвостики, это должно было быть можно, оно про власть и доминирование, а не про боль. Когда Лейтис справилась с задачей, потянул ее за хвостики чуть сильнее, заглянул в глаза, спросил:
– Ты ведь хочешь уже доставлять мне удовольствие, моя саба?
– Очень хочу, хозяин, – и по выражению ее лица, по учащенному дыханию, по румянцу и покрасневшим губам было видно, как она хочет, но Эйдан принял суровый вид и сказал:
– Сейчас проверю, – и только тогда позволил себе запустить руку между ее ног. Там было восхитительно горячо и влажно, трудно было оторваться, но Эйдан выдержал лицо, убрал руку, – Действительно хочешь, послушная саба, хорошая. Тогда я разрешаю тебе вылизать его.
Он указал на свой член, и Лейтис склонилась над ним, чтобы выполнить распоряжение. Это было восхитительно – ощущать ее язычок, наблюдать ее красивую спинку и попку, когда она так склонялась, старательно доставляя ему удовольствие. А он продолжал приказывать, чтобы ей было еще приятнее это делать:
– Теперь чуть быстрее… Вот так… Теперь головку… Старайся… О-о-о… Хорошо, старательная саба. Выгни спинку сильнее, хозяин хочет тобой любоваться, – он погладил ее по спине рукой сверху вниз, едва удержавшись в конце от шлепка по попке. – Молодец… Красивая девочка, послушная саба. Заслужила, чтобы хозяин взял тебя сегодня. Хочешь, чтобы я сделал это? – он снова позволил себе слегка потянуть ее за розовый хвостик, пока поднимал голову вверх за подбородок.
Какая же Лейтис была потрясающая, когда так преданно и страстно смотрела на него снизу вверх. Еще красивее, чем всегда, самая красивая сейчас – его, вся целиком, саба хозяина Эйдана. Сама мысль об этом была такой возбуждающей, что у него по позвоночнику пробежала дрожь. И все сжалось в предвкушении того, как он прикажет Лейтис раздвинуть перед ним ноги. Как возьмет ее, придавив к кровати, сжимая в объятьях, ощущая своей еще больше, еще сильнее. Даже воображать это было бесконечным удовольствием.
– Мечтаю, хозяин Эйдан, – согласилась Лейтис, и это, мягко говоря, не передавало того, как сильно она хотела. Она была не просто мокрой между ног, смазка потекла ниже, вся внутренняя часть ее бедер была влажной, так она хотела.
Эйдан умел командовать, умел показать свою власть так, что большего казалось и желать невозможно, даже не нужно было мечтать о том, чтобы он ее выпорол или как-то иначе распорядился ее телом по своему усмотрению – а это были те вещи, которые обычно могли ее довести до такого состояния. И сейчас она мечтала об одном: чтобы этот красивый и достаточно крупный член, с которым она теперь была неплохо знакома, оказался в том месте, которое так его жаждало. У нее давно не было мужчины, Лейтис не настолько низко себя уронила, чтобы спать с собратьями по несчастью на улице, так что сейчас наверняка член Эдана покажется ей даже слишком крупным, и эта мысль доставляла ей неимоверное удовольствие.
– Хорошая саба, любишь доставлять удовольствие хозяину, – Эйдан, продолжая удерживать Лейтис за подбородок, погладил ее большим пальцем по губам, слегка толкнул его в рот, чтобы погладить язык тоже, а потом отпустил ее голову и, как-то особенно строго и решительно велел: – Ложись на спину и раздвигай ноги, – кивнув в сторону подушек.
Сам он остался стоять на кровати на коленях, уперев одну руку вбок и наблюдая сверху, как Лейтис выполняет указание, с видом строгим и невозмутимым. Доминировал над кроватью и над ней самим своим положением в пространстве, видом и позой. Он смотрел на нее внимательно, будто оценивая, насколько она справляется и насколько заслужила, чтобы он отымел ее прямо сейчас, как Лейтис страстно хотелось.
Она лежала, так глядя на него, любуясь его атлетическим телом и изнывая от желания, чтобы он овладел ею не только снизу, чтобы еще и снова так вот властно поласкал ее язык, а потом еще двумя пальцами, жестко и ощутимо и Эйдан, будто услышал ее мысли, опустившись над ей, он оперся на локоть и опустил палец к ее рту:
– Старайся, покажи еще раз хозяину, как ты хочешь, – и когда она облизала палец, втягивая его внутрь, толкнулся вторым пальцем, дождался, пока она выгнется от удовольствия, и тогда вошел в нее на всю длину члена сразу, не жалея.
Это было так восхитительно, что Лейтис застонала, едва не закричала, и Эйдан еще и еще опускал пальцы ей в рот, пока не решил сменить позу. Теперь он наваливался на нее всем телом, давал ей ощутить насколько он сверху и какой он тяжелый – это было совершенно восхитительное чувство, несравнимое ни с каким другим. Он сжимал ее в тесных объятьях, стискивая ладони на плечах и двигался в ней, резко, жадно, страстно, а потом провел рукой вниз, ухватил за попку и хрипло сказал на ухо:
– Закинь на меня ножку. Выше. Вот так, – а потом вошел еще глубже, еще сильнее, так что Лейтис казалось, что она ощущает Эйдана буквально всем своим телом, по которому от каждого его движения в ней расходится дрожь наслаждения.
Он продолжал двигаться, ускоряясь, и целовал ее в губы, в подбородок, в шею, снова спускаясь к ошейнику. А добравшись до него, ухватил зубами и потянул, с глухим страстным полустоном-полурычанием. И Лейтис, ощутив давление ошейника, невольно запрокинула голову, открывая Эйдану шею, которую он тут же принялся снова целовать.
– Моя… моя… моя… Моя Лейтис, моя девочка, моя саба.
– Ваша хозяин, только ваша и больше ничья, ни за что не буду ничья другая, – согласилась Лейтис, потому что ощущала это именно так: она могла быть только с ним, с этим восхитительным красивым властным мужчиной, могла принадлежать только ему, навсегда, потому что ни с кем другим ей не может быть и в половину так хорошо. Она всегда хотела ощущать в себе только его член.
И на этой мысли ее накрыла волна восхитительного оргазма, который длился очень-очень-очень долго, так что Лейтис совершенно выдохлась к тому времени, как он кончился, и ощутила себя свалившейся на кровать тонкой тряпочкой, которую только что очень хорошо отгладили – всем телом Эйдана.
– Лейтис, – шепнул он ей на ухо, теперь совсем ласково, прежде чем, отстранившись лишь ненадолго, укрыть одеялом и тут же, улегшись рядом, сжал в сильных и крепких объятьях, в которых было очень уютно. – Самая чудесная, самая сладкая, самая страстная… С тобой восхитительно хорошо, девочка моя, – все так же шепотом говорил он, касаясь ее щек, подбородка и губ, легкими, неторопливыми расслабленными поцелуями.
– Мхм-м-м, – согласилась Лейтис, у которой сил не было даже на то, чтобы шевельнуть языком, привалилась к Эйдану поближе и мигом уснула.
«С ума сойти» – это была первая внятна мысль, которую подумал Эйдан, когда все закончилось и стихла последняя судорога невыносимо яркого оргазма. И теперь это «с ума сойти» повторялось у него в голове на разные лады, пока он лежал, сжимая в объятьях свое спящее сокровище с растрепавшимися хвостиками. Эйдан очень осторожно, чтобы не потревожить, стянул резинки с волос Лейтис, отложил на тумбочку и продолжил смотреть на ее умиротворенное во сне лицо, слушать ее тихое, ровное спокойное дыхание.
От всего этого и впрямь было можно свихнуться: то ли от радости, то ли от изумления, то ли от понимания, что он все это время вел себя как полный дурак – а скорее от всего сразу и одновременно. От того, что сегодня его жизнь благодаря Лейтис снова сделала кульбит, и теперь его саба сладко спит в его объятьях, ровно так, как он еще вчера, да что там, еще сегодня смел только мечтать. "Ты ей нужен, так же сильно, как она тебе. Понял ты наконец? – строго сказал Эйдан сам себе. – Тебе сказали "ярко-зеленый", вот и слушай, что оракул говорит"
Впрочем, еще лучше было слушать Лейтис, которая всегда и во всем была совершенно запредельно искренней. А особенно с ним, Эйданом, потому что доверяла ему. Так, как, может быть, никому никогда не доверяла в жизни раньше. Своему хозяину, которому только что подчинялась с таким нескрываемым и страстным удовольствием. Эйдан ужасно сглупил, решив, что при таких проблемах в жизни, где она пугается каждого его неосторожного слова и движения, пугается даже неожиданных сюрпризов – проблем в сексе у нее будет еще больше. И потому держал дистанцию здесь куда сильнее. И сглупил. Потому что нужно было делать ровно наоборот, потому что в постели Лейтис вовсе не была запуганной, и он мог ей дать то, что ей нужно, в полной мере. Они оба могли быть друг с другом ровно так, как им обоим было нужно.
"Спасибо, моя чудесная саба", – подумал он, улыбнувшись. Его Лейтис сделала все правильно, принялась его соблазнять и соблазнила, в конце концов. Хорошая саба, замечательная, готовая, если хозяин ошибся и делает все неправильно, взять и сделать правильно. Строптивая, своевольная, беспокойная – самая лучшая для Эйдана. Он бы не хотел никакой другой. Лейтис была лучше всех, лучшая в Луденвике, в Нортумбрии, на всей планете.
Глава 5
Будильник у Эйдана на медальоне играл какую-то приятную мелодию, от которой Лейтис хотелось не просыпаться, а продолжать смотреть сны уже под нее, вплетя в ускользающее сновидение, в котором она куда-то шла по лесу – возможно, за грибами – а музыка звучала прямо из крон деревьев. Денек там стоял погожий, и просыпаться из этого сна вовсе не хотелось, но потом Лейтис ощутила объятия Эйдана – и немедленно передумала, решив, что в реальности сейчас намного лучше.
– Хозяин Эйдан, – восхищенно прошептала она, открыв глаза и увидев, что он уже не спит, после чего сразу кокетливо спросила: – А я заслужила утренний поцелуй?
– Доброе утро, моя чудесная Лейтис, – Эйдан улыбнулся и тут же наклонился к ней, коснувшись носом кончика ее носа. – Ты заслужила много-много утренних поцелуев, и не утренних тоже, всяких разных, – сказал он очень довольным тоном и сразу же, в подтверждение слов, поцеловал ее, нежно, неторопливо и с удовольствием.
Лейтис осторожно погладила его по боку, радуясь этой возможности расслабленно побыть с ним. Эйдан уже пообещал, что весело будет за завтраком, а значит сейчас можно было просто целоваться и обниматься, а может даже заняться сексом "ванильно", если он захочет. Все-таки сабмиссивность требовала подчинения не круглосуточно, а сколько-то, не слишком много. Каждому сабу нужно было свое количество командного воздействия, чтобы успокоить нервы и магию и на какое-то время сделаться как нормальный член общества, который может за себя отвечать, и выяснить это количество можно было только опытным путем. В любом случае, после вчерашнего Лейтис стало легче, так же как ей стало легче после того, как Эйдан надел на нее поводок в торговом центре. И когда это незримое давление магии утихало, ей хотелось ласки и нежности не меньше, чем любому человеку, не отягченному нестабильным магическим даром.
Эйдан, кажется, разделял ее желания – или чувствовал, что ей сейчас нужно. Хотя связь и у них была пока совсем слабая, она все же была и проявлялась то и дело. В любом случае, когда он медленно поглаживал Лейтис по спине и так же медленно, томительно-нежно целовал в губы и в подбородок, выглядел он очень даже довольным.
– Такая красивая… хочется поцеловать тебя везде, – наконец сказал он, снова ей улыбаясь. – Красивая, чудесная и рядом, невозможно не целовать.
– Вот и целуй, – довольно сказала Лейтис, – Я ведь твоя саба, так что ты обязан получать удовольствие. Ну и мне заодно доставлять. Чуточку.
Она томно потянулась, ощущая себя самой коварной соблазнительницей и манипуляторшей домами, прям как Джулия Джонс, шпионка из комиксов. Это было смешное чувство, потому что Летис отлично знала, что ничего подобного, но кажется оно возникло от того, что она ощущала чувства Эйдана и чувствовала, как своими действиями может на них повлиять и это было в конце-концов отчаянно приятно, точно чувствовать, как тебя сильно и страстно хотят, и как желают делать тебе хорошо.
– Чуточку?.. – с очень лукавой улыбкой спросил Эйдан, вздернув бровь, а потом принялся покрывать ее шею легкими, совершенно зефирными, нежнейшими поцелуями и так же нежно поглаживать ее языком, спускаясь ниже, на плечо, а оттуда к груди. – Самую капельку… и очень-очень осторожно буду доставлять тебе удовольствие, – полушепотом сказал Эйдан и медленно очертил языком круг возле ее соска.
– Ну потому, что главное удовольствие – тебе, – широко улыбаясь объяснила Лейтис, – а мне чуточку, что останется. Я не жадная.
– Самая… щедрая… саба… в Луденвике… – проговорил Эйдан, то обхватывая ее сосок губами, то снова отпуская. Потом переместился губами ко второй груди – и продолжил свои ласки. – Мне с тобой так повезло… Ты мое главное удовольствие, Лейтис, вся ты целиком, – ладонь Эйдана заскользила по ее боку, по животу, по бедру, описывая изгибы тела, задерживаясь в некоторых местах, чтобы погладить с особенным вниманием и наслаждением.
– Правда? – Лейтис принялась целовать его шею, гладя одной рукой по голове, а второй аккуратно спускаясь по спине к его заманчивой крепкой заднице, – А чем я тебе нравлюсь, расскажешь?
Ей и правда нужно было это слышать, хотелось чувствовать, что она ему правда хорошая и нужная и привлекательная, что дело не просто в том, что у него утренний стояк, а в том что ему хорошо с ней.
– Конечно, – Эйдан довольно вздохнул, откидывая голову, подставляя шею под ее губы. – Именно этим и собирался заниматься одновременно с поцелуями. Целовать везде и рассказывать, как ты мне нравишься везде…
Он снова наклонился к ней, чтобы поцеловать в плечо, покрыть его все до самого изгиба шеи быстрыми жадными поцелуями, а потом перебраться на ключицу. А обе его руки продолжали путешествовать по телу Лейтис, неторопливо лаская.
– Очень сексуальная, – выдохнул Эйдан ей в шею. – Такая, что в одежде тебя все время хочется представлять раздетой, твою восхитительную грудь и не менее восхитительную попку, которые эта клятая одежда так красиво облегает… А без одежды просто невыносимо соблазнительная… Лейтис… Самая очаровательная. Двигаешься, как кошечка. Я бы тобой любовался все время, если бы мне не хотелось так сильно тут же тебя схватить и что-нибудь с тобой сделать. Все с тобой сделать. Страстно, как вчера, нежно, как сейчас. Хочу с тобой по-всякому, потому что ты мне всякая нравишься, всегда, – он продолжал покрывать поцелуями ее кожу, пока говорил, а потом приподнялся на локте, запустив пальцы в ее волосы, с розой стороны. – И волосы твои обожаю. Запрещу тебе перекрашиваться, как суровый доминант… Тебе безумно идет этот розовый. К твоим губам, к твоим щечкам… Чудесная моя, – он вздохнул и обхватил своими губами ее в томном и жарком поцелуе.
От слов "все с тобой делать" Лейтис завелась, немедленно, представив себе очень разное "все". Разумеется, о порке даже мечтать не стоило, но Лейтис тут же отмахнулась от этой грустной мысли когда ей было так хорошо, принявшись думать о куда более реалистичном, но тоже приятном. Ну уж поводок он, наверное, не откажется привнести в их игры и сзади отыметь, и, может, хотя бы намекнуть на связывание? Распорка между ног, руки за спиной и Эйдан который рассказывает ей, что дело сабы молча сосать, а не ждать, пока ее будут заводить и ласкать, так что теперь он ее отымеет насухую, чтоб не выступала… Наверняка ее фантазии зашли слишком далеко, дальше, чем он стал бы себя вести с ней, но рядом с ним представлялось так сладко. И Лейтис все же тихонько, совсем немножечко повоображала про Эйдана с ремнем в руке, который обещает ее наказать как следует. А потом закинула ногу ему на бедро, наслаждаясь близостью с Эйданом. Ей нравился его запах, нравились его рыжие кудрявые волосы, его прекрасный нос, его умение командовать, его манера носить сюртук, его доброта с ней и с Тэвишем. Она тоже хотела его всего, такого как есть.
Когда Эйдан оторвался от ее губ, Лейтис сообщила:
– Это магическая "вечная" покраска, ее не так просто свести. Вот если бы тебе не нравилось – было б проблематично.
Эйдану не могло не нравиться: волосы были… как отражение самой Лейтис. Откровенно вызывающе, почти по-детски трогательно, очаровательно женственно и сексуально, и обаятельно – все сразу, как сама Лейтис, которой тоже были нужны одновременно строгость и нежность, жесткость и мягкость, страсть и ласка. Которая была такой разной, оставаясь единственной и неповторимой собой. Его саба, его… другой такой нет, для Эйдана точно не существовало никого, кроме нее, ему не был нужен никто, кроме Лейтис. И он и правда хотел с ней всего, хотел нежно и неторопливо заниматься с ней любовью сейчас, чтобы она чувствовала, как нравится ему, как он заботится о ней – и уже мечтал о завтраке. О том, как она встанет перед ним на колени. Как он снова возьмет ее на поводок… ей нравился поводок, ей нравилось, когда ее тянули за ошейник, он проверил вчера, ему хотелось узнать. Узнать, что она любит, когда ее придавливают к кровати. Когда удерживают руки. И значит, если она не против, а вовсе наоборот – можно продолжить… И привязать ее потом уже наконец к этой гвитирианской кованой спинке, что он столько раз представлял в своих фантазиях. Конечно, его мечты заходили куда дальше допустимого, и думать сейчас о том, как по ее красивой кругленькой попке со всего маху проходится стек, оставляя на ней огненно-красные следы, было слишком, чересчур. И Эйдан старательно отогнал от себя эти мысли, сосредоточившись на том, что с ней делать можно. Этого уже было невообразимо много. И Эйдану хотелось любить свою Лейтис всеми возможными способами.
– Мне очень нравится, – заверил он, продолжая перебирать пальцами волосы, поглаживать по голове. Он перебрался пальцами на черную половину волос и одновременно обхватил губами мочку ее ушка, тоже совершенно прекрасного. – Это очаровательно дерзко и очаровательно мило одновременно. Как ты. Чудесно. Очень тебя хочу, девочка моя, – он шумно вздохнул и скользнул рукой между ее ног, лаская внутреннюю сторону бедра, продолжая делать все неторопливо и нежно, наслаждаясь каждым прикосновением к ее телу.
– Я очень дерзкая и непокорная саба, – согласилась Лейтис, – Это ведь тоже чудесно, я надеюсь?
– Восхитительно, – от всей души ответил Эйдан. Потому что в нем с новой силой вспыхивало желание от одних ее слов. Дерзкая, непокорная, которую так приятно покорять… так сладко, так хорошо. Видеть, как Лейтис смотрит на него сверху вниз, ловя его слова, его приказы каждой клеточкой собственного тела, трепещет вся, чувствуя его власть над собой. Удовольствие. Бесконечное. Знать, что она, чудесная строптивая девочка, покорится ему не из страха, не силой, а потому что хочет, жаждет не меньше, чем он жаждет ощущать ее в своей власти. – Чудесно дерзкая, очаровательно непокорная, потрясающе строптивая. И хозяин знает, что с этим делать, – последнюю фразу он шепнул ей на ухо, совсем тихо, одновременно нетерпеливо скользнув ладонью вверх между ее ног, чтобы добраться до самого главного, до того места, которое принадлежало только ему. Которое он сейчас тоже будет покорять, снова, иначе, чем вчера, ласково, нежно, ничуть не менее прекрасно.
Целовать ее самыми трепетными поцелуями и представлять, как позже будет совсем иначе, как он одним словом или движением руки поставит Лейтис на четвереньки, как скажет, что дерзкие непокорные сабы нуждаются в том, чтобы их воспитывали получше. И связали покрепче. И были с ними пожестче. Представлять, как велит подползти к нему на коленях и снова доставить ему удовольствие ртом. И пока она делает ему минет, сможет снова в свое удовольствие тянуть ее за чудесные хвостики, управляя каждым движением головы. Думать обо всем этом, продолжая неторопливые заботливые ласки, было особенно горячо.
– Это самое лучшее для сабы – когда хозяин знает, что с ней делать, – промурлыкала Лейтис, жмуря глаза от удовольствия, – Самое правильное. Когда хозяин знает, что делать, сабам даже не хочется капризничать и вредничать, потому что им и так хорошо.