Текст книги "Пять минут до понимания (СИ)"

Автор книги: Елена Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Я жалею, что пришла к вам, – Ольга с трудом сдержала порыв. Больше всего сейчас хотелось встать и уйти. Подальше от Павла и его бьющих наотмашь слов.

– Ладно, ладно, забудьте все. Вы – не мазохистка, а бедная несчастная жертва своеволия и несдержанности отца. Посему продолжим обсуждать тему инцеста. Мы уже отчасти обозначили ваши эмоции. Теперь пора потолковать о возмещении причиненного ущерба. Моральные и физические страдания жертвы требует возмездия, поэтому специалисты советуют реально или символически наказать тирана. Что может компенсировать отчаяние, в которое вверг нас папенька?

– Понятия не имею.

– Обычно возникает желание подать на отца в суд, написать обличительное письмо или бросить в лицо обвинение, – предложил варианты Рубан.

– Не знаю, что и сказать.

– Ну, а чем за ваши обиды должна расплатиться мать?

– Ни чем.

– Одна моя пациентка сочинила рассказ и послала матери. Для нее было важным не наказать отца, а понять знала ли мама о причиненном насилии.

– Я бы тоже хотела это знать и даже собиралась поговорить с мамой после смерти отца. Но передумала, пожалела маму.

– У вас есть сексуальные проблемы?

– Что за вопросы?! – возмутилась Ольга.

– Отвечайте! – приказал Павел.

Пришлось подчиниться:

– Нет.

– Тогда тема закрыта. Ваша психика справились с последствиями инцеста. Реально оценив масштабы полученной травмы, вы сочли ущерб не значительным. Все.

– Но у меня душа болит.

– Вы готовы слушать про мазохизм?

Ольга тяжело вздохнула.

– Нет.

– Как только вы перестанете бороться с собой, все наладится. Все мы разные, но каждый – творение Божье. Не будьте умнее Бога, не судите Его работу.

– И все же нет.

– Тогда, можно потолковать о вашем и прочих отцах. Всякий любящий свою дочь папа невольно приближается к границе, за которой может быть нарушена норма. Дальше возможны три варианта событий. Мужчина переступает грань и делает дочь сексуальной партнершей. При этом она часто бывает несчастной, но обычно женственна. Если же, чувствуя притяжение, мужчина останавливается на ранних подступах, и не дает своей девочке необходимую дозу мужского восхищения, то повзрослев, женщина больше смахивает на мужчину или представителя среднего пола. Лишь немногим мужчинам удается выдержать золотую середину в отношении своих чад. Но и это – не гарантия счастья. "Накормленная" восхищением и девочка всю жизнь ищет партнера, похожего на отца и крайне редко находит.

– Как все сложно.

– Еще хочу добавить, что инцест травмирует обоих участников, я это знаю из личной практики.

– Расскажите, – попросила Ольга.

– У меня было три пациента. Все обратились через интернет, рассказали, что имели сексуальные отношения со своими детьми, и никто не пожелал явиться на терапию лично. Пришлось общаться через скайп, причем достаточно долго.

– И какие впечатления: это нормальные люди?

– Вполне.

– Что они хотели от вас?

– Индульгенции. Ребята всячески пытались объяснить свою позицию, защититься или простить себя.

– Как вы думаете, пока шла терапия, они продолжали мучить своих детей?

Павел угрюмо кивнул.

– Каждый утверждал, что взял себя в руки, но верилось с трудом.

– Почему?

– Ощущалась какая-то двойственность. С одной стороны пациенты, сами не понимая, декларировали свои истинные, привитые с детства правила маскулинности. Я имею в виду: доминирование по праву рождения, одобрение агрессии, стремление брать, но не отдавать, выражать любовь с помощью секса, считать женщин и детей собственностью, использовать их труд для своей выгоды, а тела для получения удовольствия или возможности сорвать злость. С другой, они все-таки осознавали, что поступают не правильно.

– Что вы им говорили?

– Если честно, всякую ерунду, так как быстро понял, что, по сути, бессилен. Инцест уходит корнями в социальные проблемы, психология тут малоэффективна. Согласно статистике 95-99% насильников – мужчины, около 80% при этом хорошо знают ребенка и пользуются его доверием. Поэтому инцест, в основном, – проблема гендерная.

– То есть речь идет не об извращении, а обычном мужском поведении?

– Да.

– Неужели нормальный отец не понимает, какой ужас испытывает ребенок, его родной ребенок, которого использовали подобным образом?

– Не знаю что и сказать...Даже те, кто обратился ко мне, старательно обманывали себя и винили дочек, жен или странное бесконтрольное состояние. Первые, мол, сами хотели, вторые, не додали нежности, третье – накатило и лишило ума.

– Девочки еще и виноваты...

– Природа устроила так, что первым на ком слабый пол оттачивает силу своего обаяния – это, безусловно, отец. Клиенты рассказывали, что дочки разгуливали по дому полуодетыми, крутили бедрами, одевались, как взрослые, прижимались уже набухшей грудью, то есть вели себя, как женщины, которые хотят секса.

– Это неосознанно.

– Женщины и мужчины часто не понимают друг друга. Мои подопечные считали себя героями, когда могли противостоять соблазну, и просто обычными парнями, если "сдавались".

– А что они говорили про жен?

– Ничего не обычного. Когда ищут оправдания, вечно пытаются переложить вину на чужие плечи. В нашей культуре принято возлагать на мать ответственность за все, что происходит в доме. Очень мило, если мужчина проявляет интерес к воспитанию ребенка или помогает по дому, но за результат отвечает все-таки женщина. Поэтому и жертва, и инициатор инцеста пытаются переложить на нее часть своей вины или назначают дополнительной причиной страданий, хотя на самом деле, женщины, как правило, не причастны к проблеме инцеста между отцом и дочкой.

– Значит, мама могла ничего не знать...– выдохнула Ольга.

– Скорее всего. Шалости вашего папеньки, назовем это так, длились мгновения, наверняка он избегал свидетелей. Но и в более серьезных случаях, мать обычно узнает все последней.

– Я уже не жалею, что пришла к вам. Вы часто говорите неприятные вещи, но потом становится легче. Спасибо, Павел. Большое спасибо. А можно я спрошу: почему вы занимаетесь инцестами? Такая неприятная тема...

– Есть личные мотивы.

– Неужели...

Павел хмыкнул:

– Ну-ну, не краснейте. Меня не насиловали и не соблазняли родители, ни тем паче Вера. Все гораздо благочиннее, но от того, не менее трагично. Хотите узнать подробности?

Ольга смутилась:

– Если это удобно.

– Слушайте...

Отец Павла, Михаил Рубан был крупным чиновником областного масштаба. Квартира, машина, дача, связи, брак с прелестной блондинкой, рождение сына – идиллия закончилась, когда маленький Павлик начал серьезно болеть. Не выдержав испытаний, красавица-мать сбежала за границу с ухажером. Потом увезла за кордон родителей. Вторые бабушка и дедушка пребывали уже в лучшем из миров, поэтому тяготы по уходу за малышом легки на плечи Михаила. Однако ноша оказалась непосильной. Ни личной жизни, ни свободного времени, ни возможности делать карьеру. Денег и тех не хватало.

Ситуация изменилась коренным образом, когда Михаил познакомился с Верой. Новая жена была врачом, не могла иметь детей, и нереализованное материнство компенсировала за счет пасынка. Выздоровел Павел исключительно благодаря Вере.

– Я всегда предпочитал мачеху родному отцу, – Рубан заметно волновался, у него даже голос дрожал. – Про мать и говорить нечего. Сука. Лет в девятнадцать мы встретились, и я понял, что отхватил выигрышный билет. Поменять двух дебильных эгоистов на человека с чистой душой и светлым умом удается не каждому.

– Вера Ивановна – классная...– поддакнула Ольга.

– Классная. Вы знаете, что такое вера?

– В общих чертах...

– Вера – это признание чего-либо истинным, часто – без предварительной фактической или логической проверки, единственно в силу внутреннего, субъективного непреложного убеждения, которое не нуждается в обоснованиях и доказательствах. Вера обусловлена особенностями психики человека. Безоговорочно принятые истины в дальнейшем часто становятся основой самоидентификации, определяют стиль поведения, направленность суждений, характер отношений. Так вот, мама Вера для меня – вера. Не хочется богохульствовать, но вера в Бога и вера в Веру Ивановну Лопухину для меня почти равные понятия. Это трудно понять, трудно объяснить, даже произнести это трудно, но так есть. Болезнь полностью замкнула, отгородила меня от мира. Я жил в вакууме, не чувствуя страданий, боли, привязанностей, а с Верой будто родился заново. Сначала было сложно. Но обычные социальные навыки восстановились достаточно быстро. А вот эмоционально я, конечно, здорово отставал от сверстников. В лет двенадцать, когда ребятню, особенно мальчишек нельзя ни погладить, ни приласкать, я, как пятилетний по сто раз на дню целовался и обнимался с Верой.

Потом случилась беда. Я вляпался в плохую историю, учинил несусветную глупость и мог попасть за решетку. Вера меня спасла. Уж как она исхитрилась, только Богу известно, но все обошлось, если не считать одного. Когда, перепуганный до смерти, почти невменяемый, я рассказал о своем поступке, она попыталась успокоить меня...прижала к себе...так ведут себя мамы...но она не была мамой...она была женщиной, которую я боготворил и я...от волнения и страха... – договорить Рубан не смог. Он разрыдался.

Ольга замерла, затаив дыхание. Впервые в жизни она видела рыдающего мужчину. Впервые слышала признание подобного рода. И от того, что мужчина этот был не чужой, от того что он только что открыл свое сердце...она тоже начала потихоньку всхлипывать. Было жалко маленького глупого мальчишку, затравленного болезнью и одиночеством, обожающего свою мачеху и сотворившего невесть что. Было жалко взрослого Павла, так и не освободившегося от детских чувств и вины за содеянное. Было жалко Веру Ивановну, которой выпало столько всего. Было жалко весь мир, не желающий жить просто и ясно, стремящийся все усложнить и запутать. А еще одолевало любопытство...

– ...я испытал первую эрекцию...– еле слышно прошептал Павел, отнимая ладони от мокрого от слез лица. – А потом начал испытывать к Вере влечение.

– Господи...

– Так часто бывает. Большинство мальчишек от трех до шести лет испытывают влечение к матерям и мечтают, повзрослев, жениться на них. Многие, спустя годы, так и поступают. В переносном, конечно, смысле, выбирая внешне или по характеру схожих женщин. Я не стал исключением. Вернее стал, потому что чувство возникло, когда я только начал выходить из своего эмоционального ступора после болезни, и был с одной стороны инфантилен, как младенец, с другой в силу тинэйджерского возраста – эмоционально нестабилен и сексуально озабочен. В общем, меня переклинило сильнее и глубже других пацанов. В четырнадцать я понял, что мне нужна только женщина похожая на Веру. Только – понимаете?! А так как моя супер-пупер замечательная мачеха оказалась уникальным продуктом эпохи, я до сих пор один. И только, встретив вас, обрел надежду. Не буду утверждать, что вы с Верой похожи. Так или иначе, ваше очарование оказалось сильнее моей идеи-фикс. Я влюбился. Сколько раз вы влюблялись, испытывали симпатию, страсть?

– Трудно сосчитать.

– Со мной это случилось впервые и, честно говоря, я изрядно трушу. В фантазиях все было просто: пришел, увидел, полюбил, прожили счастливо и умерли в один день. А в реалиях так легко ошибиться и все испортить, – Рубан уже овладел собой. Или же спрятал растерянность под привычной маской иронии? – Я не уверен, что завоюю вас, что вы не разобьете мне сердце; что, в случае поражения, я дождусь нового чувства. Еще я боюсь вашей власти надо мной. К мечте невозможно относиться объективно, а я такого насочинял про отношения с любимой женщиной, что впору писать дамские романы.

– Интересно, что вы придумали.

– Хотите, послушать?

– Только без интимных подробностей. Впрочем, нет. Никто не собирается быть несчастным и не планирует причинять зло другому человеку, пока строит воздушные замки. Проблемы возникают потом, когда приходится выбирать. Хочется выпить, а жена не дает. Приятелями зовут поиграть в футбол, а нужно вести детей в цирк...Это женские примеры, мужских тоже хватает. Так уж получается, что в угоду собственным желаниям, кто-то попирает интересы любимого человека. Поэтому, оставьте свои иллюзии при себе.

– Ольга, клянусь, я никогда не огорчу вас.

– Павел, я видела, как вы мучили Веру Ивановну после похорон Василенко.

Рубан улыбнулся.

– Было дело. Но это всего лишь психологический прием. Я доставал Веру и она злилась на меня, а не страдала по своему старичку. Согласитесь, из двух зол я был все-таки меньшим.

– А как бесцеремонно вы вели себя с Митей.

– Я тогда плохо контролировал себя.

– Это не оправдание.

– Конечно, не оправдание. Это – катастрофа. Я – психолог, сексолог, пикапер, гипнотизер и еще черт знает, кто и что – не должен терять над собой контроль не при каких обстоятельствах. А тут вдруг выяснилось, что я – еще и человек и в критической ситуации могу элементарно сорваться. Такая вот беда.

– Ну, хорошо, – примирительно произнесла Ольга. – Кто старое помянет, тому глаз вон. Все мы не без греха.

– Значит, я частично реабилитирован и могу надеяться?

– На что?

– Как минимум на откровенность. Скажите прямо: я вам совсем не симпатичен?

– В принципе, да. Но я так часто об этом думаю, что начинаю подозревать обратное. Наверное, как-то где-то вы меня все-таки зацепили. На языке морского боя, ранили.

– Слава Богу. Значит, у меня есть шансы! А Митя? Он вам нравится?

– Нравится. Но это ровным счетом ничего не значит. Я сейчас сосредоточена только на себе. Мне не до ухажеров.

– Ух...Просто камень с души упал. Сейчас переведу дух, и мы продолжим терапию. – Рубан улыбнулся виновато и спрятал лицо в ладонях. Через несколько мгновений он уже воплощал собой спокойствие и собранность. Только в глазах горели счастливые искорки. – Хотите, поясню, что с вами происходит?

– Да.

– Вы уже несколько месяцев консультируетесь у Веры, на многое смотрите по-другому, и из-за обилия впечатлений, нервная система слегка тормозит, замедляя реакции. В нормальном состоянии вы бы быстрее и острее отреагировали на меня или, не приведи Господи, Митю. Однако в эпоху перемен, подсознание, минимизируя нагрузку, отторгает чувства, как лишнее. Поэтому, уж простите, вы и динамите, мужиков. Но скоро молодость возьмет свое, и вы сделаете выбор. Надеюсь, правильный, в мою пользу.

Ольга кивнула, объяснения звучало логично. Впервые за последние несколько месяцев она даже ощутила, что беспокойство отхлынуло, на душе стало легче. Еще бы утрясти вопрос с предчувствиями и жизнь совсем наладится.

– Тем паче, что эволюция на моей стороне, – неожиданно добавил Павел.

– То есть?

– Митя вам не пара. Он, может быть замечательный человек и превосходный любовник, но эмоционально он стабилен, как потомок древних земледельцев. Вы же – стрессоголик, как воин. Такой союз обречен. Спокойное размеренное существование – норма для Мити – вызовет у вас потребность в искусственных стрессах. Проще говоря, вы будете устраивать скандалы по дурацким поводам либо для остроты ощущений заведете любовника, либо загоните себя в невроз. Последнее наиболее вероятно. По индийским законам женщина-воин или, если хотите амазонка, связывает судьбу только с воином либо мудрецом. В первом случае она плечо к плечу воюет с миром за общие ценности, во втором внедряют законы своего мужчины в жизнь, охраняет их, служит. В паре же с торговцами или земледельцами женщина девальвирует свою природу, а та ей мстит за это неврозами и болезнями.

– А как же любовь?

– Любовь зла, а социальные и религиозные законы мудры ибо обслуживают выживание и здоровье социума.

– Кто же по этой системе вы?

– Брахман, конечно. То есть мудрец. Высшая каста. Брахманы занимались самым бесполезным с обыденной точки зрения делами: изучали и проповедовали религию, толковали священные законы, совершали обряды и давали советы. Тем ни менее их освобождали от налогов, повинностей, телесных наказаний; уважали и почитали. Даже цари должны были считаться с мнением брахманов.

– Не жизнь, а малина.

– В общем-то, да, если не учитывать несколько неприятных моментов. Мудрец обязан всегда говорить правду, сохранять самообладание, не проявлять жадность, не вести пустой болтовни и т.д. Его авторитет опирается на не силу, власть или симпатии толпы, а исключительно на уважение. Заслужить и удержать которое, как вы понимаете, задача сложная.

– Можно подумать, мудрецы не прислуживали сильным мира сего ради злата-серебра или влияния, – отмахнулась Ольга.

– Было и такое. Все мы не идеальны. Но сути вопроса это не касается. С Митей вам будет комфортно, но скучно. А со мной сложно, но интересно. Выбирайте, что вам ближе.

– Можно не сейчас?

– Конечно. Позвольте, – Павел взял Ольгину руку, прижал к губам. Она почувствовала, как волна нежности накрыла сердце. Этот умный самоуверенный и такой ранимый человек был ей сейчас необыкновенно близок. И притягателен.

– Олечка, солнышко мое...

Шепот ударили по нервам, включил воображение...постель, жаркие объятия, поцелуй...Поцелуй оказался настоящим. Она сама потянулась к Павлу, обвила шею руками...Сладкий морок поглотил сознание и кроме губ Павла в мире ничего не осталось.

*

«Наш ответ Чемберлену» удался на славу. Ночь на дворе, а Киселев уперся и гнет свое.

– Может все-таки лучше завтра потолкуем, а? – попытал счастья Антошин.

– Нет, – уронил Игорь и шепотом добавил: – Проститутку, которую я организовал твоему племяннику, нашли мертвой.

– Пошли на кухню...

Игорь начал издалека:

– В городе около десяти лет орудует маньяк. Прокуратуре похвастаться нечем. Следствие топчется на месте. Сначала убийства молодых женщин даже не рассматривались, как серия. Потом обнаружились схожие моменты и дела объединили в одно производство. Маньяк расправляется с жертвами – молодыми женщинами в парках или пригородных лесах – местах достаточно глухих, но имеющих подъездные пути; всегда наносит двадцать семь ножевых ранений и зачем-то смачивает запястья духами "Красной Москвой" давнего, еще советского выпуска. Только не спрашивай, где он взял этот раритет и какой смысл вкладывал. Эксперты ни на один вопрос не ответили. В общем, полная лажа: ни улик, ни свидетелей, ни даже психологического портрета.

– Какое отношение этот упырь имеет ко мне?– оборвал затянувшееся вступление Антошин.

– Следы слабого раствора "Красной Москвы" обнаружены на букете, который ты дал мне для экспертизы.

– Думаешь: Рубан – маньяк?

Киселев поморщился:

– Я не думаю, у меня и привычки такой нет. Просто от нечего делать сливаю тебе служебную информацию и рискую карьерой.

– Ладно, не кипятись.

– На сегодняшний день в моей конторе действует распоряжение, по которому любая информация, имеющая отношение к "Красной Москве" должна быть донесена до начальства в обязательном порядке. Поэтому, не взыщи, но о букете я сообщил по инстанции. Рубана взяли в оборот, но больше для порядка. Ведь розы побывали в руках многих людей. Ничего не изменилось, и когда я поведал про Митины изыскания. Мне ответили: у психологов тараканов в голове, хоть торгуй, а раз пациенты молчат, значит, все нормально. В общем, до сегодняшнего дня Рубана не рассматривали, как перспективного подозреваемого...– с явной неохотой Киселев рассказал про прошедший день.

Утро он встретил с мыслью: надо вернуть коллеге одолженную год назад бутылку коньяка и страшно удивился. С чего такие церемонии? Однако доводы рассудка не помогали. Странная мысль гложила, давила, становилась острее, нестерпимее.

– Я решил позвонить, узнать, может это приятель поминает меня не добрым словом. Оказалось: в городе очередное ЧП, работы выше крыши, не до коньяка. Можно было успокоиться. Куда там. Желание вернуть бутылку стало еще сильнее. И тут только я сообразил, что это "Аз воздам" гнет меня в бараний рог, заставляет идти в контору. Но я – не мальчик, бегать, куда пошлют, не собираюсь. Часа два я сопротивлялся. Потом плюнул – жизнь дороже. Сердце ныло, давление заскакало, суставы болели. И поперся в субботу! в законный выходной! на службу.

– Наши кураторы умеют убеждать, – Антошин тяжело вздохнул и с откровенным уважением посмотрел на потолок.

– А как ювелирно работают. Я ввалился в кабинет приятеля в ту самую минуту, когда он перебирал снимки очередной жертвы маньяка-любителя "Красной Москвы" и узнал Натали.

– Этого следовало ожидать. Помнишь, Ольга ходила к Рубану?

– Ну...

– Так вот в приемной она видела Натали, ожидавшую свою очередь на консультацию. На следующий день Оля заявила, что девушка скоро умрет насильственной смертью и даже предупредила Натали об опасности. Получается, что сбылось еще одно предсказание.

Лицо Игоря окаменело.

– Почему ты ничего не сказал раньше?

– Не успел. Не счел нужным. Я же не знал, что так все обернется.

– Погоди, я должен подумать...

Кухня утонула в тишине. Наконец, Киселев заговорил:

– Увидев фото Ната

ли, я решил промолчать и чуть не сдох от головной боли. Пришлось идти в сознанку. Но кое-что я все-таки утаил. Пожалел твою Олю. Мои в курсе как Натали попала к Рубану, но понятия не имеют о предчувствиях и связи Ольги с маньяком.

– Киселев – ты герой, гуманист и настоящий друг. А как Ольга связана с маньяком?

– Проститутку-то убил не рядовой злодей, а маньяк. Так что Ольге, когда ее вызовут на допрос, лучше о многом помалкивать. Это в ее же интересах.

– Предупрежу.

– Вернемся к нашим баранам. То бишь Рубану. Когда наши узнали, что человек, преподнесший барышне букет, опрысканный "Красной Москвой", был знаком с жертвой, отношение к Павлу заметно изменилось. А тут еще выяснилось, что у Рубана нет алиби. Наружка видела Натали, выходящую из офиса Павла, в десять вечера. Через минут двадцать психолог отправился на своей машине домой, где пробыл до утра. Около двенадцати, когда, как утверждают эксперты, была убита проститутка, в окнах Рубана горел свет. Но, как сам понимаешь, это, не аргумент. Поэтому сейчас из Рубана либо начнут выколачивать признания, что маловероятно. Либо парня спровоцируют к агрессии и возьмут на "горячем". А провоцировать придется Ольге. Она – идеальная кандидатура на роль приманки.

– Но это же, опасно.

– Конечно. Сам понимаешь, последствия такой операции, предугадать трудно. Возможно всякое. Даже летальный исход.

– Что же делать?

– Соберемся завтра с утра и будем думать, как выводить Ольгу из-под удара.

Однако усилия спасательной команды оказались напрасны. Часам к одиннадцати воскресенья на электронный адрес Антошина пришло письмо, в котором Ольга сообщала: непредвиденные обстоятельства заставили ее неожиданно уехать из города, по возвращении она все расскажет, а пока просит оформить отпуск.

*

– Ольга, Оля...

Собственное имя разорвало пелену сна, звук заставил открыть глаза. Ольга с удивлением осмотрелась. Незнакомая комната в сером полумраке, за не плотно задернутыми шторами голые ветви деревьев.

– Слава Богу...– раздался голос Лопухиной. Затем "в кадре" появилась сама Вера Ивановна.

– Где я?

– У меня на даче.

Ольга напряглась. В памяти возникла картинка: кабинет Павла, жаркие объятия, поцелуй...Информация о поездке отсутствовала.

– Как я сюда попала?

– В подробности я не посвящена, но сюда вас привез Паша.

– Зачем?

Лопухина изобразила смущение:

– Ну, чтобы побыть наедине...в интимной, так сказать, обстановке...

Ольга задумалась. Интимной обстановке? Неужели она переспала с Павлом? Не может быть! Или может?

– Вы не помните?

– Нет.

– В прошлую субботу вы...

– Какой сегодня день?

– Среда.

Это было уже слишком. Ольга попыталась сесть, но смогла лишь оторвать голову от подушки. Волна боли ударила по вискам и сковала движения.

– Лучше не шевелитесь, – посоветовала Лопухина. – И не нервничайте. Я сейчас все расскажу. В прошлую субботу вы были у Павла на консультации. Потом поехали сюда и, если верить моему пасынку, предавались пламенной страсти два дня кряду. На третий, то есть вчера, вы с утра грохнулись в обморок. Да так неудачно, что ударились головой. Паша немедленно позвонил, я сразу примчалась и не отходила от вас ни на минуту.

– Как долго я была без чувств?

– Несколько минут. Зато проспали потом целые сутки. Я уже начала беспокоиться.

Ольга вздохнула.

– Павел ничего не напутал?

Лопухина пожала плечами:

– Судя по виду, в котором я вас застала, нет.

– Как я выглядела?

– Соответственно.

– Где сам Павел?

– В городе. Не беспокойтесь. Скоро вернется.

– Если сегодня среда, значит, я три дня не была на работе. Какой ужас. У меня же выставка на носу, – вспомнила Ольга.

– Вы вроде бы связались с шефом и взяли отпуск на неделю.

– Отпуск?

– Маму вы тоже предупредили. Паша сказал: перед тем, как выбросить мобильный, вы уладили все необходимые вопросы.

От такой новости впору было снова потерять сознание.

– Я выбросила свой айфон? С контактами клиентов? Не может быть!

– Вы вроде бы швырнули телефон в окно машины, на полном ходу со словами: "Надоели! Не хочу, чтобы нам мешали".

Ольга озадаченно кивнула.

– Хотите кушать? – поинтересовалась Лопухина.

– Нет. Я лучше еще посплю.

– Хорошо.

Лопухина села у окна, открыла книгу.

– Вера Ивановна, я уже второй раз теряю сознание. Со мной что-то не так...

– Спите, спите, мы во всем разберемся.

Ольга закрыла глаза и буквально сразу провалилась в сон.

Реальность вернулась с ласковыми поцелуями. Кто-то нежил ее ладонь. "Это Павел, – мелькнула бесстрастная мысль. Вдогонку полетело: – Неужели я с ним переспала?"

– Оленька, открой глазки. Я вижу, ты не спишь.

Лицо Павла тоже не вызвало эмоций.

– Я ничего не помню. Неужели мы, действительно, провели вместе два дня?

– Да, – выдохнул Рубан и счастливо улыбнулся. – Это было восхитительно. Смотри, что я тебе принес.

На мужской ладони лежало золотое обручальное кольцо.

– Как порядочный человек, теперь я должен на тебе жениться.

– Пашка, дай человеку в себя прийти, – в дверях появилась Лопухина. – Ольга, вы, наверное, умираете от голода? Хотите бульон?

После еды в голове немного прояснилось. Но не настолько, чтобы воскресить в памяти последние события.

– Вера Ивановна, что со мной?

– Возможно, легкое сотрясение мозга, отсюда некоторая дезориентация, нарушение сна, слабость. Голова болит?

– Нет.

– Головокружение, шум в ушах, чувство дискомфорта?

– Да, отчасти.

– Поводите-ка глазами в разные стороны? Больно?

– Нет.

– Отлично, значит, ничего страшного. Отлежитесь пару дней, все и пройдет. Только, чур, не волноваться. Павел, тебя это касается в первую очередь. Человеку нужно спокойствие.

Ольга подняла взгляд на Рубана. Тот в ответ улыбнулся, но как-то жалко.

– Ты в правду ничего не помнишь?

– Мы уже на "ты"?

– Конечно, – на мужском лице разлилась растерянность. – После того, что между нами было...Как же так? Ты сказала, что любишь меня...

Ольга вздохнула. Беспамятство коснулось и ума, и сердца. Она не испытывала к Рубану ни каких чувств.

Лицо Павла исказила гримаса боли, и он стремительно вышел из комнаты.

– Бедный мальчик, – уронила вслед Вера Ивановна. – Он уже поверил в счастье. Ну, ничего. Надеюсь, все образуется, перемелется, мука будет...

Ольга промолчала. Ей снова сильно захотелось спать. Однако перед тем как сознание отключилось, она подумала: "...не мукА, мУка..."

*

Киселев был расстроен и не скрывал этого:

– Саня, я тебе ничем помочь не смогу.

– Почему? – испугался Антошин, рушилась последняя надежда.

– Моя контора вышла из игры. Еще в субботу все стояли на ушах. В понедельник бригада, занятая делом "Красной Москвы", как я полагал, возьмет в оборот Ольгу, тебя и Митю. Ан, нет. На утреннем совещании Рубана опять признали не перспективным подозреваемым и даже сняли наблюдение. Мало того, в субботу, когда перепроверяли мою информацию, важняки вызвали всех, кто вел парня. Всех! Поэтому узнать, когда и при каких обстоятельствах Ольга покинула кабинет Рубана, невозможно. Но это еще не все. Рубан и Лопухина исчезли. Я проверил квартиры и кабинеты, уже несколько дней наших мозгоправов никто не видел.

– Значит, они сбежали и похитили Ольгу! Сама она не могла уехать, не могла бросить работу! Скоро выставка, дел до хрена. Даже, если б с родными что-то случилось – а я проверил: все живы-здоровы – она бы оставила вместо себя кого-то и изводила непрестанным контролем. А тут, ни звонка, ни смс-ки, и абонент не доступен! – Антошин упрямо покачал головой. – Ольгу увезли силой или обманом! Надо идти в милицию!

– Не надо. Думаю: Ольга сейчас там, где ей положено быть.

– Что ты несешь?

– Если б я в субботу не явился в контору, с Павла не сняли бы наблюдение, и тогда выяснить похищена Ольга или нет, было бы вопросом техники. Но "Аз воздам" погнала меня на работу и заставила слить информацию, стало быть, вопрос был предрешен. Наши дорогие кураторы хотели, чтобы некое событие произошло и осталось в тайне, и добились своего.

– ""Пять минут" до понимания", – как любит говорить Марго. В смысле еще чуть-чуть я и ухвачу смысл твоих слов.

– Напрягись.

– Не учи ученого. Продолжай.

– Следующий момент: Ольги нет на работе три дня, следовательно, уже завтра ты можешь подать заявление в милицию. Я тоже не намерен молчать. А раз через сутки в историю вмешаются силовые ведомств, то "Аз воздам" в изменившихся раскладах либо вернет Ольгу в привычное окружение, либо затеет новую интригу. Я расцениваю первый вариант как более вероятный.

– Почему?

– Да, хотя бы с точки зрения сохранения энергии. Видел бы ты лица моих коллег, когда я в понедельник и вторник ходил по кабинетам и спрашивал: почему вы не разрабатываете Рубана? Слышал бы ответы. Ребят будто подменили, а ведь каждый – пес цепной, ухватится за версию – не оторвешь. Чтобы задурить таким головы понадобится масса килокалорий.

– Там...– Антошин кивнул на потолок, – этого добра от забора до обеда.

– Не скажи, мир устроен рационально,– возразил Киселев, а потом добавил: – Наверное.

– Ну, хорошо, поверю тебе на слово, тем паче до завтра все равно ничего предпринять нельзя.

– Как нельзя? Надо найти в преступлениях, о которых прямо или косвенно стало известно благодаря Ольге, что-то общее. Я уже все мозги высушил, решая эту загадку. Три преступления еще так сяк можно объединить, а вот с Василенко проблема. Тело кремировали и доказать, что старика убили невозможно...– закончить фразу Киселеву не позволила телефонная трель. – Да? – уронил он в мобильный. – И тебе не хворать. Слушаю внимательно. Очень интересно. С удовольствием. Через час? Отлично. Жду. Мать твои ити...– новая реплика адресовалась уже Антошину. – Саня, ты никогда не угадаешь с кем я только что беседовал. И главное: о чем.

Вид у Игоря был растерянным донельзя.

– Звонила твоя сестрица. Она и Марго...желают поделиться информацией о...Василенко и Лопухиной.

– Не может быть!