Текст книги "Пять минут до понимания (СИ)"

Автор книги: Елена Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Annotation

Муравьева Елена Александровна

Муравьева Елена Александровна

Пять минут до понимания

Елена Муравьева

«Пять минут» до понимания

Часть первая

Ольга тяжело вздохнула, прочитала еще раз табличку «Психолог Вера Ивановна Лопухина» и потянула на себя тяжелую металлическую дверь.

Сеанс начался с традиционного вопроса:

– Что вас беспокоит?

– Как бы объяснить толком...

– Начните с главного. И не забывайте про почасовую оплату.

Аргумент подействовал. Первая фраза сложилась, мало того оказалась довольно эффектной.

– У меня что-то с головой. То ли навязчивая идея, то ли предчувствия...

Лопухина приподняла тонко выщипанные брови:

– Может лучше обратиться к психиатру? Я – психолог, это другая парафия.

– Вы – универсальный специалист. Так, во всяком случае, считает полковник Василенко.

– Причем здесь Василенко?

– Полковник – ключевая фигура в моей навязчивой идее.

– Давайте-ка, по порядку.

– Хорошо. – Лиха беда начало. Теперь можно было запустить и домашнюю заготовку. – Андрей Петрович достался мне в наследство...

– Что?

Ольга пояснила:

– Сестра моей бабушки долгие годы была безответно влюблена в Андрея Петровича. Когда он овдовел, старушка надеялась выйти замуж, но не преуспела и с горя умерла, оставив мне в наследство квартиру, дневник со своей лав-стори и завет: позаботиться об одиноком соседе, живущем этажом ниже. Я имею в виду, полковника в отставке Андрея Петровича Василенко.

– Почему такой тон? Вы не любили свою родственницу?

– Я ее совсем не знала. Но семейное придание гласит, что когда-то злая старшая сестра выгнала из дома беременную младшую – мою бабушку и на том семья распалась. Так что я, как бы, в потомственной оппозиции.

– Тем ни менее, последнюю волю усопшей вы выполнили?

– А как же! В квартире навожу порядок. Дневники прочитала. А с полковником вышла промашка. Я явилась полная благих намерений и пионерского задора. Все-таки: вдовец, без детей, семьдесят восемь лет, стакан воды некому подать. Ну и получила! Дверь открыл красавец голливудского формата, косая сажень в плечах, рост под потолок. Ну, вы сами знаете каков Андрей Петрович. Догадываетесь, наверное, и как он себя повел.

– Представления не имею.

– Полковник выслушал меня внимательно и послал подальше. Фактически вытолкал вон. Но я оставила на всякий случай номер телефона. Чтобы совесть была чиста.

– И что же? Андрей Петрович позвонил?

– Да. Предложил убирать у него раз в неделю. В купальнике, а лучше голой!

– Вот наглец.

– Мягко сказано. Убить за такое мало.

– Вы, конечно, отказались?

– Причем в довольно резкой форме.

– После чего и возникла навязчивая идея?

Шутка попала в цель.

– В принципе, да, – призналась Ольга.

Лопухина сделала несколько пометок в блокноте, затем спросила:

– О чем собственно идет речь?

– О смерти. Я предчувствую, что Василенко скоро умрет.

– В столь преклонном возрасте такое порой случается.

– Нет, полковник умрет насильственной смертью. Его убьют.

– Даже так? Каким образом?

– Понятия не имею. Когда в предчувствии дело доходит до конкретики, становится так страшно, что я отключаюсь.

– Ясно. Позвольте, несколько вопросов. Вы увлекаетесь мистикой?

– Не больше других.

– Обладаете экстрасенсорными способностями?

– Нет. Я – обычный человек.

– Какую форму имеет ваше предчувствие? Вы видите картинки, слышите голоса, ощущаете что-то?

– Когда на меня накатывает, я, будто пропадаю куда-то, потом прихожу в себя и знаю, что будет с полковником.

– Только с ним?

– Только.

– Вам жалко Андрея?

– Нет. Я не испытываю эмоций по поводу смерти Василенко и это меня здорово огорчает. Не гуманно как-то.

– Вы планируете предупредить Андрея Петровича?

– Нет. Зачем пугать человека? Пусть напоследок поживет нормально.

– Сколько вам лет?

– Двадцать восемь.

– Работаете?

– Вкалываю, как негр на плантации. Руковожу отделом продаж в коммерческой фирме.

– Как с личной жизнью?

– До недавнего времени была в отношениях, потом рассталась со своим молодым человеком и пока одна.

– Возможно, ваше состояние вызвано именно этим? Ну, там нервы, разбитое сердце...

Ольга отрицательно покачала головой.

– Я сама выступила инициатором разрыва и до сих пор радуюсь, что избавилась от этого оболтуса.

– Другие стрессовые ситуации были?

– Жизнь – сплошной стресс.

Лопухина кивнула:

– Что со здоровьем?

– Сплю крепко, аппетит в норме, соображаю быстро.

– Тревожные настроения? Спиртным или наркотиками злоупотребляете?

– Все: нет.

– Как часто случаются предчувствия?

– Почти каждый день.

– Как давно?

– Пару недель.

– Почему вы только сейчас обратились за помощью?

– Сначала я вообще никому ничего не хотела рассказывать. Потом случайно подслушала разговор двух соседок, перемывающих кости Василенко, узнала про вас и решила довериться.

– О чем же беседовали кумушки?

– О вашем романе с Андреем Петровичем...– Ольга смешалась. Полковнику семьдесят восемь, психологине на вид под шестьдесят. Из обоих песок сыплется. Какие романы у стариков? – Он, мол, жениться собирается...

– Соседки что же и адрес моего кабинета подсказали?

– Представьте: да. Одна из женщин служит курьером в юридической конторе рядом с вашим кабинетом и иногда подменяет вашу уборщицу. Я заглянула к тетечке, наболтала всякой чуши и выведала все, что нужно.

– Тесен мир. Ну, хорошо, не будем отвлекаться. Вы решили довериться, открыться. Что вы ждете в ответ?

– Убедите меня, пожалуйста, – попросила Ольга, – что предчувствия – чушь собачья и как-то спасите полковника.

Лопухина усмехнулась:

– Если предчувствия – чушь, то зачем спасать Андрея? К тому ж я не знаю будущего и не могу ни опровергнуть, ни подтвердить ваши пророчества.

– Тогда проверьте, может я...того, с ума сошла...

– Пока вы производите впечатление нормального человека. Поэтому попробуйте еще раз обозначить свою цель.

Ольга задумалась. Ни одна формулировка не выдерживала критики. Что же, получается, она напрасно приперлась? Нельзя помочь человеку, когда он сам не знает, чего хочет!

– Я в затруднении...

– Не подбирайте слов, не ищите логики...озвучивайте первое, что приходит на ум. Если мотивация есть, она проявится.

– Меня распирает от неудержимого желания поделиться с кем-то своими, как вы выразились "пророчествами", но я вынуждена молчать, так как боюсь показаться сумасшедшей. Вам я открылась первой. Зачем? Скорее всего, чтобы вы знали, чтобы хоть кто-то знал...

– Сидеть на двух стульях неудобно. Поэтому определите чего в вас больше: желания рассказывать о пророчествах или страха прослыть безумной. Только без обмана, честно.

– Теперь, когда вы в курсе, мне уже легче, и я могу держать себя в руках.

– Отлично. Раз можете, то держите. Не осложняйте себе жизнь, а мне работу. Что касается прочего, то у меня две версии. Первая: проблемы в личной жизни, сентиментальные дневники родственницы, хамское поведением Василенко и другие негативные впечатления, связанные с сильным полом, пробудили в вас жажду мести, трансформировавшуюся в подсознательное желание убить Андрея Петровича, которое почему-то "спряталось" за псевдо-предчувствия.

– Звучит сложно, но красиво.

– Вторая возможная причина проще и интереснее. Предполагаю, что вы влюблены.

– В кого? – ахнула Ольга.

– В полковника.

– Он мне в дедушки годится!

– Слышали бы вы свой голос, когда описывали импозантную внешность Андрея Петровича. Видели б глаза. Да, не смущайтесь, в жизни всякое случается. Вас зацепило. Вы просто не хотите признавать. Срабатывает стереотип: любить старика – плохо, стыдно. А без взаимности – и вовсе позор, катастрофа. В итоге, возникает внутренний конфликт. Одно я говорит: сюси-пуси, симпатичный дядечка, хочу, дай. Другое вопит: низззя – и закручивает гайки. В нормальном состоянии, вы бы быстро расставили точки над "╕". В угнетенном избегаете ответственности и определенности, потому реальную картину подменяете искусственной, в которой проблема решается само собой.

– То есть, стремясь избавиться от мыслей об Андрее Петровиче, я сочиняю историю про убийство? – Ольга кивнула. – Круто. А что, возможно, так и есть. Полковник мне, действительно, понравился. Я даже задумалась: мол, романы между молодыми женщинами и пожилыми мужчинами не так страшны, как казалось прежде, а потом сильно рассердилась на себя за подобные глупости.

– Вот мы и добрались до сути.

– Что ж теперь делать?

– Для начала перестать сопротивляться и сполна отдаться чувству.

– Закрутить роман с пенсионером? Никогда!

Лопухина улыбнулась:

– Отдаться надо чувству, а не Андрею Петровичу. Признайтесь самой себе, что вы испытываете симпатию, разрешите пофантазировать. Это ослабит внутренний конфликт и снимет напряжение. И не бойтесь влюбиться по-настоящему. Любые отношения лучше навязчивой идеи. Кроме того, я бы посоветовала: познакомьтесь ближе с реальным Василенко. Правда – отлично отрезвляющее средство.

– Не могу же прийти к человеку и сказать: давайте общаться, мне вас доктор прописал по три раза в день после еды. К тому же меня уже один раз послали подальше.

– Какие у вас планы на завтрашний вечер?

– Ничего особенного.

– Тогда приходите в гости.

– Зачем?

– Лечиться. Пообщаетесь с предметом своей, так сказать, страсти вживую. Возможно, два часа в компании полковника остудят ваше буйное воображение.

– Это удобно? – растерялась Ольга.

– Вполне. Я не боюсь конкуренции, да и вы – для меня не соперница.

– Почему?

– Долго объяснять.

– Василенко был со мной не очень любезен. Вряд ли, ему доставит удовольствие новая встреча.

– Все нормально, – отмахнулась Лопухина, – думайте о себе.

– Вы уверены, что я не помешаю?

– Да. Покупайте бутылку хорошего вина и приходите. Договорились?

– Ну, раз вы настаиваете.

– А теперь, давайте, потолкуем вот о чем. Ответьте, только быстро, не думая, что для вас означает мужчина. Одно слово! Ну-ка!

– Опасность!

– Опасность? Чему? Жизни?

– Нет. Эмоциональному состоянию. В отношениях я превращаюсь либо в жертву, либо в тирана. И страдаю в обоих случаях.

– Забавно.

*

Новость о нежданной гостье Василенко воспринял довольно сдержанно.

– Зачем она нам? – донеслось из коридора. И Ольга в который раз пожалела, что поддалась на уговоры и согласилась прийти.

– Это моя давняя приятельница. Она нам не помешает.

Голос Веры Ивановны звучал игриво, дразнил.

– Ладно, не выгонять же человека...– грянул вердикт и, спустя мгновение, в комнате появился полковник. За ним – Лопухина.

Жаль, не было камеры. Сцена украсила бы любой фильм. Увидев, с кем придется коротать вечер, Василенко застыл, как изваяние. Вежливая улыбка сползла с лица; рельефные, словно вырубленные из мрамора морщины, сложились в брезгливую гримасу, губы поджались, глаза стали злыми.

– Позволь, представить: Ольга. А это Андрей Петрович...

– Добрый вечер. – Ольга вежливо кивнула.

– Андрей, что с тобой? – Вера Ивановна явно забавлялась

– Ничего, – процедил полковник.

– Ты как-то странно выглядишь.

– Все нормально.

– Точно?

– Да.

– Тогда я на кухню. Пригляжу за пирогом...

Вот и настал миг истины. Ольга сосредоточилась, прислушалась к себе. Если подсознательная любовь-морковь и, в правду, имела место, то тет-а-тет с "предметом страсти" по определению должен был вызвать волнение. В душе, однако, царило полное спокойствие. Ум молчал. Тело тем паче не отзывалось на присутствие "антиквариата". Но Лопухина велела принять профилактические меры, а пренебрегать советами столь ценного специалиста негоже.

Ольга принюхалась. Лопухина сказала: из пяти органов восприятия обоняние – самый слабый, но очень убедительный инструмент. Глаза и уши можно обмануть, нос труднее. Итак? Сквозь энергичный аромат недорогой парфюмерии, очевидно, пробивался кислый душок, присущий мужчинам в возрасте. Отлично. Теперь открыть глаза пошире...

– Что вы на меня уставились, как баран на новые ворота? – не выдержал Василенко. – И вообще, что вы здесь делаете? Вы меня преследуете?

– С какой стати? – ответила Ольга, не прерывая отсчет обнаруженных недостатков.

"Из носа волосы растут..."

– Как вы здесь очутились? – настаивал полковник.

"Из ушей тоже..."

– Это что допрос?

– Отвечайте!

– Меня пригласила Вера Ивановна.

– Откуда вы ее знаете?

"А морщин сколько..."

– Она приобретала в нашей фирме некоторые товары. Мы случайно разговорились, потом общались по телефону. Очень приятная женщина, правда? – заранее заготовленная "легенда" сработала. Василенко немного остыл.

– Вера не знает, что мы – соседи?

– Нет.

– Это хорошо.

"Пигментные пятна на ладонях..."

– Кстати, мы – соседи лишь временно. Я унаследовала квартиру в вашем доме, но жить там не собираюсь. Разберусь с барахлом и сразу же продам.

– Неважно. Главное, не проболтайтесь про свою родственницу.

"И при ярком свете он совсем не так импозантен..."

– Почему?

– Молчите и все.

Из кухни выглянула Вера Ивановна:

– Вы тут не скучаете?

– Нет, нет, – уверил Андрей Петрович.

– Наверное, обо мне сплетничаете? – хмыкнула Лопухина и скрылась из виду.

– Какая у нее милая улыбка, – Ольга постаралась сменить тему, но не тут-то было. Собеседник продолжал гнуть свое.

– Я не хочу посвящать Веру Ивановну в неприятные перипетии своей биографии, – мужской голос полнился раздражением. – А ваша родственница была на редкость навязчивой особой и порой вынуждала к поступкам совсем не джентльменским. Кое-что даже стыдно вспомнить. Однажды мы чуть не подрались...

– Я буду нема, как рыба.

– Уж извольте. Я дорожу отношениями с Верой и не позволю портить мнение о себе.

– Настоящая дружба способна выдержать любые испытания.

– Три месяца – недостаточный срок, чтобы проводить экзамены, – возразил полковник.

Ольга удивилась. Она думала, что Василенко и Лопухина знакомы давно и основательно.

– И все это время я изо дня в день не перестаю восхищаться. Вера – необыкновенный человек, – произнес Андрей Петрович неожиданно на повышенных тонах, наверное, в расчете на хорошую акустику. – Она воспитала пасынка, когда первый муж ушел из семьи. После смерти второго, популяризирует его научные идеи по поводу активной старости, на общественных началах учит тех, кому за...не будем уточнять сколько... правильно жить.

– То есть? – удивилась Ольга.

– Годы – тяжкое бремя. Наседают хвори, настроение хреновое, одиночество одолевает. Но надо держаться. Вера учит как. Кстати, мы познакомились на лекции, где она вразумляла районную пенсионную тусовку. Я в последнее время стал редко выходить на люди. То сил нет, то настроения, то денег. А тут выбрался в кои веки и ухватил удачу за хвост: подружился с таким замечательной женщиной и увидел свет в конце туннеля, – пафосный спич закончился неожиданным кивком в сторону уютного мягкого уголка, стоящего рядом с антикварным комодом. Ольга невольно оглядела и остальное убранство комнаты. Дорого, стильно, а что удивительно – нет фотографий.

– Здесь нет ничего, что напоминает о прошлом, – любопытство не осталось не замеченным. Василенко счел нужным пояснить: – После похорон Вера сдала в аренду квартиру, где жила с мужем, и перебралась в собственную. Она ушла, в чем была, не взяв с собой ничего, что будит воспоминания, потому что считает старые квартиры и барахло источником болезней и дряхления. Я тоже полагаю, что со старьем надо прощаться, только не могу решиться на перемены, – вздохнул горько Василенко. – Боюсь. Времена нынче лихие. Народ совсем испоганился. Никому доверять нельзя. Эти маклеры да риелторы – сплошь и рядом проходимцы. Обманут, не успеешь глазом моргнуть. А остаться без денег и крыши над головой страшно.

– Вы собираетесь продавать свою квартиру? Мы могли бы скооперироваться. Район у нас престижный, две трешки одна под другой в сталинке – вариант перспективный.

– Я пока думаю о другом. Сделаю Верочке предложение. Если она согласиться, переберусь на ее жилплощадь, свою сдам в аренду. Лишняя копейка всегда пригодится.

Ольга удивленно вскинула брови. Менее всего она ожидала услышать столь рациональные речи.

Полковник меж тем вздумал пооткровенничать. Когда-то в его квартире обитала большая семья. Теперь он – один. Но разве это жизнь? Каждый угол, каждая трещинка напоминают о покойниках. О бабушке, дедушке, отце, тете, матери, жене. Все они, умершие, плюс издохшие, больше чем за полвека черепахи, рыбки, хомячки, собаки, коты, тянут из него силы, зовут к себе, требуют, просят: приходи к нам. А он не хочет. Вере хорошо. Повернулась и ушла, благо есть куда. Потому и энергии много, потому и хвори не берут. И ему надо, во что бы то ни стало решить жилищный вопрос. А то давление скачет, сердце ноет, почки шалят...

– У меня уже все готово. К столу, пожалуйста. – В дверях появилась Вера Ивановна с подносом в руках, и Василенко, мгновенно оборвав жалобы, бросился помогать.

Дальше ничего особенного не происходило. Ели-пили, болтали о политиках и артистах. Но главным развлечением было наблюдать за новыми знакомыми.

Лопухина не блистала красотой. Даже в молодости, скорее всего, была серой мышкой. С возрастом ситуация только ухудшилась. Но вялая кожа в росчерках морщин, линялая голубизна глаз и скорбно опущенная линия губ не мешали Лопухиной быть очаровательной.

Василенко смотрел на психологиню, как завороженный, будто в комнате больше никого не было! И хотя реальность – выцветшие зрачки, неопрятные крошки около рта, чрезмерный аппетит, банальные суждения, истасканные анекдоты, манеры провинциального бонвиана... – как и обещала Лопухина, делала свое дело, уничтожала странное увлечение – мужское пренебрежение задевало.

Может быть, поэтому показалось, что Андрей Петрович не очень искренен. И слова и поступки были демонстративными, избыточными, с очевидной оглядкой на то, что старания заметят и оценят по достоинству.

Но, как говорит народная мудрость: кажется – крестить. Что не придумаешь в раздражении? – одернула себя Ольга. Экзальтация могла объясняться и чувством, которое бравый полковник испытывал к Вере Ивановне. А также безудержному желанию пожить в чужой квартире.

*

– Ольга, извините, я бы хотела с вами поговорить. Буду признательна, если найдете время. У меня к вам личный вопрос.

Звонок Лопухиной был неожиданным и интригующим. Поэтому к месту встречи – у входа в парк – Ольга примчалась на четверть часа раньше условленного времени.

– Я видела, – беседа началась с разоблачения, – как пристально вы наблюдали за полковником и мной...

Вера Ивановна заметно нервничала, даже голос немного дрожал.

– Простите, такая уж у меня натура, люблю все понимать.

– Я без претензий, сама препарирую все и вся. И что скажете? Поделитесь впечатлениями. Полковник сделал мне предложение руки и сердца, а я решительно не знаю, что ответить.

– Потому выбрали в советчики меня?

– Да.

– Мы ведь едва знакомы. Зачем вам мое мнение?

Лопухина пожала плечами.

– Вы выполнили мое задание?

– Да, – ответила Ольга. – Я опросила некоторых подруг и была поражена. Для одной мужчины – это секс, для другой – защита, для третьей – предмет заботы. Только я одна считаю, что сильный пол – это опасность.

– Я такая же и, в частности, серьезно побаиваюсь Андрея Петровича. Казалось бы, интересный, приятный человек, ко мне хорошо относится, я ему тоже симпатизирую, но...

Парковая аллея то тонула в ноябрьском сумраке, то сияла мокрым асфальтом в свете фонарей. Гуляющих было мало. Впереди медленно брела молодая мамочка с коляской, да мужчина с хмурым лицом вынырнул из-за поворота. Проходя мимо Ольги и Лопухиной, он ускорил шаг, будто опасался фланирующих дам.

Вера Ивановна, кажется, этого даже не заметила. Она говорила быстро, взволнованно, очень доверительно и постоянно извинялась за свою откровенность.

– Мне так неловко, что вываливаю на вас свои проблемы...

Ольга отмахнулась:

– Ничего страшного. Мне часто изливают душу.

– Мне тоже, – грустно уронила Вера Ивановна. – Но я и в правду не обременяю вас своим рассказом?

– Ничуть. Продолжайте.

– Мы познакомились с Андреем Петровичем в одном из социальных проектов, поддерживающих пенсионеров. Я выступала с лекцией, он подошел по окончании, стал задавать вопросы, предложил провести домой. Мы встретились пару раз, как-то незаметно подружились, стали проводить много времени вместе. Ходили в театры, концерты, обсуждали прочитанные книги, делились мыслями. Полковник галантно ухаживал: дарил цветы, целовал руки. Я чувствовала себя на седьмом небе. А после предложения руки и сердца и вовсе растаяла, – Вера Ивановна отбросила носком сапога увядший лист, усмехнулась. – Однако эйфория длилась полчаса. Потом я разнервничалась. Одно дело: прогулки при луне и вздохи на скамейке, и совсем другое суета по хозяйству, чужие хвори или неизбежное новое вдовство, учитывая значительную разницу в возрасте. Я не понимаю: зачем мне лишнее беспокойство и не вижу причин менять свой распорядок жизни. Андрея я не люблю, замуж не стремлюсь, меня вполне устраивает приятельские отношения. – Лопухина огорченно вздохнула: – При всем этом, я не хочу оставаться одна. С Андреем хорошо. Он привнес в мои серые будни романтику, позволил почувствовать себя женщиной. Я начала строить планы на будущее, мечтать, сомневаться. Без него у меня останется только работа и душевная пустота, которую нечем заполнить.

– Вера Ивановна, вы – отличный психолог. Но, как обычная женщина, хотите сидеть на всех стульях сразу.

Лопухина рассмеялась:

– Когда ко мне обращаются клиенты, я беспристрастна и логична. Но едва дело касается меня лично, эмоции берут верх над разумом, и я из специалиста превращаюсь в простую бабу. В данном случае прагматичное начало требует: откажи, зачем тебе старый, немощный. А женская натура протестует: держи, такой мужик попался, не отпускай. А тут еще гуманизм с эгоизмом спорят. Без меня Андрей пропадет. А с ним пропаду я. Ну и так далее, и тому подобное, без конца и краю.

– Привычная песня: одной грустно, зато беззаботно. Вдвоем веселее, но приходится вкалывать и терпеть.

– Олечка, если бы только знали, как много приходится вкалывать и терпеть, когда рядом человек много старше тебя. Андрею сейчас семьдесят восемь. Мне шестьдесят. Я не хочу его хоронить.

– Не знаю, что и сказать...

– Выкладывайте свои соображения, дальше видно будет.

– Меня несколько удивил прагматизм Андрея Петровича. Он прямо, без стеснения заявил, что планирует перебраться на вашу жилплощадь.

Вера Ивановна кивнула:

– Я в курсе.

– Вас это устраивает?

– Вполне. Квартира у меня большая, планировка удобная. Мы не будем мешать друг другу. К тому ж Андрей готов взять на себя оплату счетов и содержание семьи. Мне же не придется приноравливаться к чужому дому и чужим порядкам.

– Резонно.

– Что-то еще?

– Вы верите Андрею Петровичу?

Лопухина с озадаченным видом потерла переносицу:

– В принципе, да. Я ни разу не усомнилась в Андрее. Он всегда вел себя безупречно. А что?

– По-моему, Василенко лукавит.

– В чем это выражается?

– Его чувство к вам слишком бурно, словно напоказ.

– Андрей любит меня, – недоуменно протянула Вера Ивановна, но спустя минуту добавила уже с сомнением. – Так, во всяком случае, он утверждает.

Ольга пожала плечами. Мужские слова – слабый аргумент.

– Не хочу выглядеть циничной, но, похоже, Андрей Петрович не очень честен. Он стар, не очень здоров, одинок. Вы – врач, обеспечены жильем, намного моложе. Вы для полковника – гарантия безопасности и комфорта. Поэтому, не исключено, что своим показным вниманием Василенко старается связать вам руки. Ведь отказать идеальному ухажеру достаточно трудно.

– Значит, он меня не любит?

– Не знаю.

– Значит, не любит. Просто пытается, окрутить меня и сэкономить деньги.

Ольга удивленно приподняла брови:

– Причем тут деньги?

Вера Ивановна пояснила:

– Я – директор программы "Активная старость", в основе которой лежит уникальная разработка моего покойного супруга. Полковник же спит и видит попасть в программу. Он уже и так подъезжал, и эдак, а я ни в какую. Вот он и придумал решение. С мужа брать деньги не порядочно. Значит, придется платить партнерам из своего кармана. А это, на минутку, несколько десятков тысяч баксов.

– Ого.

– В центре работает команда классных специалистов. Все получают высокие оклады, плюс аренда помещений, лабораторное оборудование, коммунальные платежи. В общем, вы понимаете.

– И каковы результаты ваших подопечных?

– Отличные. Первый набор был сделан десять лет назад и все, как один, до сих пор в строю, держаться молодцами. Остальные тем паче.

– Поразительно.

– Я же говорю: это уникальная методика.

– И все же, не стоит на основании пустых догадок обвинять Андрея Петровича.

– Мне и самой порой казалось, что Андрей – использует меня. Вы лишь подтвердили мои опасения.

Ольга остановилась, повернулась к Лопухиной, заглянула в глаза.

– Вера Ивановна, вы тоже ведете себя не очень искренне. Вы не любите полковника, тем ни менее, раздаете авансы, подкармливаете мужские иллюзии, сеете надежду. Все мы не без греха.

Лопухина выругалась вполголоса:

– Вы правы. Но во всем должна быть мера. Я не требую многого. Концерты и спектакли, на которые Андрей меня водит, сплошь благотворительные, бесплатные, для пенсионеров. Букеты я компенсирую ужинами. Так что полковник не в накладе. Мне же в случае чего придется прилично раскошелиться.

Ольга кивнула.

– Классный, но несколько поспешный вывод. Кстати, можно вопрос? Правда, несколько отстраненный от темы беседы.

– Валяйте.

– Вера Ивановна, – Ольга постаралась вложить в голос максимум наивных нот, – помните, мы обе опасаемся мужчин. Так вот, если вы без суда и следствия, верите моим бредням, и сразу назначаете своего друга врагом народа, то, как вы можете избавить меня от моих тараканов?

Лопухина рассмеялась:

– Ладно, признаю: пошла на поводу, деньги в этой истории могут оказаться не причем.

– Да здравствует наш самый гуманный в мире суд.

– А вы, Олечка, молодец, отличный логик и прекрасно разбираетесь в людях.

– Мы же похожи!

– Так что вы мне посоветуете?

– Для начала понять, что вы хотите.

– Я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. Чтобы Андрей не требовал от меня ответа.

– Существует масса благовидных предлогов, дабы затянуть время. Скажете: думаю, взвешиваю, собираюсь.

– Но Андрею нужна определенность.

– Это его проблемы. Когда-нибудь ему надоест вас терроризировать и он успокоится.

– О, нет, я придумала лучший вариант. Правда, мне понадобится ваша помощь. Не пугайтесь, ничего страшного делать не придется. А я в долгу не останусь. Пока решаются мои проблемы, я буду бесплатно улаживать ваши. Это честный бартер. Идет?

*

Так уж повелось, что молодость не беспокоится переходом в мир иной. Слишком иллюзорна трагическая перспектива, слишком обширны насущные планы, чтобы тратить время на пустое. Однако с годами, отбирая родных, близких, друзей, знакомых, смерть приковывает к себе внимание и заставляет воспринять уход другого, как преддверие собственной кончины. «Слава Богу, не я», – думают живые на похоронах, и с ужасом загадывают: кто следующий в очереди?! Но и ужас не долговечен. Однажды с неотвратимой неумолимостью возникает понимание: старуха с косой рядом, не сегодня-завтра с вещами на выход, будущего нет, есть только настоящее, да и то отравленное ожиданием конца...

Ольга слушала новые для себя речи и удивлялась. Как трудно быть старым. Каждый день может оказаться последним. Как же жить в вечном страхе и не сломаться, не превратиться по определению Лопухиной в "начинающего покойника"?

До знакомства с Лопухиной Василенко был именно "начинающим покойником". В семьдесят восемь, превысив статистический стандарт, он уже не ждал от жизни ничего хорошего и всласть упивался плохим: ругал власть, сетовал на нынешние неурядицы, горевал о невозвратном прошлом, не помышлял о будущем, постоянно жаловался на здоровье, кстати и некстати говорил: "если буду жив"...

По теории Лопухиной это означало полную капитуляцию.

Сама Вера Ивановна, напротив, была полна планов, не ворошила былое, не поминала болячки, не злобствовала на политиков и олигархов, редко грустила, много двигалась, читала, думала. Однако тренд и тут был определен. Частое упоминание "в нашем возрасте...", согласно собственной классификации, было началом конца.

– Я уже поставил на себе крест, – признавался Василенко. – Однако Вера и ее теория активной старости заставили меня буквально воскреснуть. Вера заявила: твоя жизнь – крепость, ты – командир, иди, защищай, вверенный объект до последнего издыхания, любые отклонения есть дезертирство, пораженчество и предательство. Для меня, военного, все сразу встало на места. Я мгновенно превратился из "начинающего покойника" в боевого офицера, собрался, сконцентрировался, пошел биться с врагом...

– Разве несколько фраз способны изменить взгляды человека на жизнь и смерть? – Ольга, пытаясь разобраться в теории Лопухиной, без стеснения выпытывала подробности.

– Если слова звучат на языке, понятном пациенту и бьют прямо в цель, есть шанс добиться успеха, – Вера Ивановна отвечала охотно, но уклончиво. И лишь иногда, в редких порывах откровенности, выдавала чуть не пошаговую инструкцию.

– Хорошо. Чем бы вы зацепили меня?

– Предложила бы продать себя старухе с косой по самой высокой цене. Дешевить – стыдно и глупо.

– И что бы я стала делать?

– Хитрить и договариваться с самой собой.

– Ну, а какой-нибудь Марь Иванне, проторчавшей всю жизнь на заводе и света белого не видевшей от домашних хлопот?

– Заставить женщину бороться за свою жизнь проще, чем мужчину. Мы в большинстве своем полагаем, что без нас родные и близкие пропадут. Поэтому стоит воззвать к совести, к родительскому началу, как инстинкт самосохранения пробуждается с невиданной силой.

– Ну, а какой-нибудь слесарь-алкоголик, чем его пронять? – не унималась Ольга.

– Подтолкнуть любого человека к переменам, подвигам, предательству, покупкам, поступкам и прочему можно единственным способом, создав мотивацию, основанную на нужной потребности.

– Это азы маркетинга.

– Я бы сказала: жизни. Абрахам Маслоу – автор теория мотивации, ставшей библией бизнеса, вероятно, слыхом не слыхивал о маркетинге и полагал, что изучает человеческую природу. Я тоже далека от свободного предпринимательства, потому использую пирамиду потребностей Маслоу в качестве рабочего инструмента своей теории. На первом уровне пирамиды находится физиология: сон, секс, голод, жажда – потребности, в преклонном возрасте вряд ли способные подтолкнуть человека к большим переменам. А вот второй уровень, уровень безопасности, уже отлично работает. Надо лишь слегка подправить меседж. Когда у человека угасает желание охранять собственную стабильность, нет возможности защититься, безразличен порядок, не возмущают ограничения, не трогают тревоги и страхи, что в старости – явление обычное, стоит сделать "перенос" и объяснить клиенту, как сильно в случае его кончины пострадает окружение или то, что ему дорого. И все. Сейчас же просыпается ответственность, и появляются силы жить.