Текст книги "Пять минут до понимания (СИ)"

Автор книги: Елена Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

"Тогда поясните, что я покупаю".

"Позвольте..."

То, что произошло потом, Натали определила так:

– Я – профессионалка, меня трудно завести. Но Павлу это удалось. Он держал меня за руку, а я летала. Млела от восторга. Балдела. Если бы я знала этот прием, то стоила бы на порядок дороже. А под конец сеанса...

Финал презентации был предсказуемым. Возбужденная Натали первой проявила инициативу, и следующие полчаса парочка предавалась плотским утехам на полу кабинета. На прощание Рубан предложил предварить общую терапию практическими занятиями.

– Бесплатными! – счастливым голосом добавила Натали: – Я, конечно, согласилась. Павел – чудо. Умеет создать настроение и вообще...

Поймав вопрошающий взгляд дяди, Митя ответил раздраженно:

– Делай, что хочешь...Спасибо за помощь.

*

Игорь Киселев стоял в дверной проеме и недовольно хмурился. Перспектива ночных посиделок не вызывала у него ни малейшего воодушевления.

– Можно завтра? Сегодня ни как. Я только с работы. Устал, как черт.

Антошин сурово промолчал.

– Тогда... – тяжкий вздох предварил согласие, – хоть накорми ужином. Мои к теще укатили. В холодильнике пусто.

По дороге домой Антошин тщательно обдумал предстоящий разговор, тем ни менее, слова подбирал с трудом...

– Игореша, помнишь, мы как-то обсуждали тему преступления и наказания. Я спросил, если преступление не раскрыто, значит, Божье провидение не сработало и зло не наказано? А ты выдал теорию: мол, любая система стремится к равновесию. В Библии так и сказано: "Мне отмщение, и аз воздам". В смысле: не бойтесь, люди добрые и злые, Господь каждому выпишет по мере его. Все получают по заслугам. Только одни сразу, другие со временем.

– Ты, что со мной о Боге толковать собрался?

Антошин проигнорировал вопрос. Продолжил:

– Еще ты сказал: кара настигает преступников через дни, месяцы, годы, причем путем часто странным, непредсказуемым. Кто-то ненароком что-то сболтнет или появится нечаянный свидетель, или обстоятельство всплывет важное и все: информация попадает в нужную инстанцию, создает резонанс, подталкивает к поиску истины, обеспечивая, тем самым, торжество справедливости.

– Саня, а еще котлеты есть? И аджики добавь. Что касается торжества справедливости, то я этого не говорил. Не сочиняй.

– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Ты тогда здорово набрался.

– Охота тебе помнить всякий бред...

Стараясь не отвлекаться на лишние подробности, Антошин поведал историю Ольги и перешел к главному – своим комментариям.

– А теперь смотри, что получается. У Ольги неожиданно начались предчувствия, связанные исключительно с преступлениями. С одним случаем, простым, она справилась сама. Второй оказался сложнее, и она обратилась за помощью сначала к Лопухиной, потом ко мне.

Ковалев хрустнул соленым огурцом, хмыкнул:

– И что?

– Все происходит согласно твоей теории. Ольга и есть тот нечаянный неуемный свидетель, который жаждет донести информацию до нужной инстанции.

– Не исключено. Что дальше?

– Теперь речь о Мите. Сам знаешь, племяш – человек спокойный, мирный, логик, тем ни менее, вдруг без всяких оснований проникся дикой ненавистью к малознакомому человеку, затеял расследование и творит несусветные глупости.

– Прямо-таки, чудеса в решете. Парень ревнует Ольгу, потому и взъелся на соперника.

– Не исключено. Но Митьке не из-за чего лезть в бутылку и тем паче собирать на Рубана компромат. У Ольги с Павлом ничего нет. Да и Митя с Ольгой тоже виделся всего пару раз.

Киселев хмыкнул:

– Мало ли. Любовь и ненависть – штуки хитрые. Может Ольга здесь и не причем, а твоему Митьке просто претят наглые бесцеремонные люди, вроде Павла или коробит моральная сторона дела. Все-таки, трахать пациентов, людей, обратившихся за помощью, не этично.

– Мотивы Митиного рвения сейчас не имеют значения. Важен результат, который укладывается в ту же систему. Митя, как Оля, несет в мир информацию о нарушении закона. Эксперимент с проституткой однозначно доказывает, что Рубан нарушает уголовный кодекс. Я смотрел в интернете, за такие штуки сажают.

– Если пациенты протестуют.

– Так или иначе, сорваны покровы тайны уже с третьего преступления. Поэтому я уврен, что Ольгины предчувствия и Митина суета – звенья одной цепи.

– Уверен? А основания?

– Выслушав Ольгу, я, хотя и валился с ног от усталости, помчался к Митяю. Знаешь, зачем? Читать нотации. Не выдержав моего занудства, племяш сорвался, рассказал о расследовании и визите проститутки к Рубану. Ну, а после общения с барышней, меня вдруг осенило. Представь: возвращаюсь домой, удивляюсь, в который раз странностям человеческой природы и вдруг: бац – в голове появилась идея-фикс! Хочу докопаться до правды, хоть тресни!

– Правды? По поводу чего? – Киселев удивленно покачал головой.

– Я же сказал: совершены, по крайней мере, три преступления. Зло должно быть наказано.

– Антошин, ты сегодня не пил часом?

– Не пил, не пил.

– Почему тогда несешь всякую чушь?

– Ну, не тупи. Неужели не ясно: я тоже в игре. Как Ольга и Митя.

– Какой игре?

– "Аз воздам"! Не криви рожу! Это твоя теория!

– Ладно. Вы в игре. Причем здесь я? – Игорь подался вперед, уперся взглядом, словно, взял на прицел.

– Притом, что докапываться до правды мы будем вместе. Уже докапываемся. Ты взял букет на экспертизу, нашел проститутку, слушаешь меня, хотя устал и хочешь спать. А еще Ольга, найдя труп Василенко, хотела попросить у тебя помощи, и только поддавшись на уговоры Лопухиной не сделала этого. В общем, ты в теме, Игореша, и теперь тоже будешь инструментом в руках Провидения.

– Бред какой-то.

– Киселев, что тебя, собственно, смущает? Ты не веришь в Промысел Божий?

– Понятия не имею. Никогда про это не думал.

– Теперь придется. Помнишь я говорил: затевая свою разведывательную операцию, Митя написал Рубану от имени дамы, которую в детстве лапал отец? Так вот, я полюбопытствовал: откуда сюжетец? Инцест ведь бывает разный. Митя отмахнулся: пришло в голову и все. Но я-то знаю, все не просто так. После похорон отца Ольга хватила лишку и разоткровенничалась. Ее папа распускал руки, и она до сих пор не может простить его.

– Обычное совпадение. Таких уродов – пруд пруди.

– А как Ольга нашла кабинет Лопухиной? А почему явилась на встречу с Василенко за полчаса до условленного срока? В этой истории слишком много совпадений, но отнюдь не случайных. А, напротив, намеренных. Всеми нами движет рок.

– Ладно, ладно, не дави. Определенный резон в твоих словах есть. Только вот вопрос: если мы за торжество справедливости, на чьей тогда стороне Лопухина и Рубан?

– Не знаю. У парня точно рыльце в пушку. С Лопухиной сложнее. Если Ольга права и старика действительно убили, то поведение дамочки обретает совсем иной смысл. Незадолго до смерти Василенко продал трехкомнатную сталинку и часть денег отдал Лопухиной за возможность участвовать в какой-то чудо-программе для стариков. Остальная сумма лежит в чулке или банке, и, стало быть, максимум через несколько месяцев перейдет к единственной наследнице – вдове. Если, конечно, правоохранители не заинтересуется кончиной полковника. А дабы это не случилось, надо заставить Олю молчать или каким-либо образом умалить значение ее возможных показаний.

– Ты полагаешь, Лопухина отвлекает девчонку, морочит голову, тянет время и внушает сомнения в психическом здоровье, тем самым дискредитируя, как потенциального свидетеля? Мудрено больно. Да и вилами по воде писано. Но я подумаю над твоим рассказом, – протянул Киселев. – Вернемся к теме через пару дней.

*

Вопреки ожиданиям Павел был сдержан, деловит и сразу озвучил свои намерения.

– Олечка, вы мне нравитесь, очень нравитесь, но на работе отвлекаться на личное нельзя. Это закон моей профессии. Поэтому не нервничайте. Я буду паинькой. А сейчас, пожалуйста, ответьте на вопросы. Вот ручка.

Первый же пункт теста: "Мне кажется, что у меня огромное чувство вины, для которого нет оснований?" – поставил Ольгу в тупик.

Отвечать следовало: "да" или "нет", однако категорические "огромное" и "нет" мало соответвовали объективным реалиям. Огромной вины Ольга за собой не ощущала. Совесть смущали только мелкие прегрешения. Но надо, значит, надо. С некоторым сомнением она вывела "нет".

"Я не люблю осознавать и принимать тот факт, что сержусь?" – Тут было проще. "Да" и точка.

"Иногда я использую юмор, для того, чтобы не сталкиваться лицом к лицу со своими настоящими чувствами?" – "Да".

"Я часто чрезмерно критикую себя и окружающих?" – "Да".

"Обычно я не говорю окружающим о своей обиде или душевной боли?" – "Да".

"Я считаю себя зависимым в партнерских взаимоотношениях?" – "Да".

"Я иногда поступаю или общаюсь таким образом, чтобы казаться лучше, выше другого человека, в чем-то его превосходить?" – "Да".

"Я переживал эпизод преступного посягательства на мою жизнь или насилие (физическое или сексуальное) в партнерских отношениях либо в детстве?"

– Вы задумались? – спросил Павел. – Нужна помощь?

Хотелось сказать: "Да, мне нужна помощь, очень нужна. Слишком трудно нести этот крест. Слишком тягостно хранить страшную тайну. Один раз, один единственный раз, постыдная истина вырвалась наружу. И все, больше откровений не предвидится! Ах, папа, папа, что же ты наделал?! Зачем обидел меня?"

Стоило вспомнить "эпизоды преступного посягательства на мою жизнь или насилие", как глаза наполнились слезами. Папа не умел сдерживать себя: орал, распускал руки. В прямом и переносном смыслах. Когда ей было лет девять-десять, он перед сном звал ее с собой в кладовую – там лежали убранные на день постели. Просил: помоги. Послушная девочка – она – покорно плелась. Потом в тесной клетушке замирала в надежде: вдруг обойдется, вдруг удастся отгородиться ворохом одеял-подушек и наглые настойчивые руки не коснутся груди...

"Ох, папа, папа, из-за тебя у меня столько проблем. Я не ощущаю себя достойной, боюсь, чувствую виноватой, затравленной, такой, какой была в детстве, когда человек обязанный защищать, насиловал мою волю, ум, чувства..."

– Нет, – ответила Ольга и поставила в нужной графе "да".

– Если хотите, можем поговорить о насилии. Агрессия связана с ним напрямую...

– Нет.

– Тогда продолжайте отвечать на вопросы.

"Если вам необходимо прибегнуть к физической силе для защиты своих прав, вы сделаете это?" – "Да".

"Если кто-нибудь поднимет на вас руку, вы постараетесь ударить первым?" – "Да".

"Когда вы думаете об очень неприятном человеке, вы хотите причинить ему зло? Вам доставляют удовольствие мысли о наказании?" – "Да".

– Ольга, я хочу предложить небольшой эксперимент.

– Какой? Лучше не надо. Я и так чувствую себя не комфортно.

– Причины?

– Вдруг вы определите, что я схожу с ума. Что тогда делать? Как жить дальше?

– Для сумасшедшей вы слишком благоразумны.

– Слишком – уже отклонение от нормы.

Рубан улыбнулся.

– Не волнуйтесь. Я – психолог и не ставлю диагнозы. Что касается эксперимента, то он куда эффективнее опросников, и сэкономит кучу времени.

– Тогда, пожалуй, можно рискнуть. Что нужно делать?

– Вспомните себя и человека, который совершал по отношению к вам насилие. К примеру, кого-то из родителей. Вас наказывали в детстве?

– Конечно.

– Закройте глаза и представьте: место, обстановку, расставьте персонажей. Вы должны как бы увидеть стоп-кадр из фильма о себе и тех событиях... Пляска пятен за закрытыми веками сменилась декорациями событий более чем десятилетней давности.

Шкаф, обычный полированный трехстворчатый шкаф торцом упирается в стену. Она, тоже скоро упрется в стену. Осталось немного. Между спиной и бетоном сантиметров сорок. Отступать некуда. Бежать некуда. Спасения нет. Тупик. Справа шкаф, слева диван. Впереди папа. Гневное лицо, рот выплевывает страшные слова. Впрочем, слов не слышно. "Кино", слава Богу, немое.

– Получилось? Теперь опишите себя. Сколько вам лет?

– Тринадцать-пятнадцать.

– Вы уверены?

– Да, я уже большая девочка.

– Кто рядом с вами?

– Отец.

– Что он делает?

– Кричит на меня.

– Почему?

– Не помню.

– Наверное, проступок заслуживал серьезного наказания?

Из-за чего разразился тот скандал, почему запомнился в череде аналогичных? Информация в мозгу отсутствовала.

– Вряд ли. Я была достаточно послушным ребенком и дальше мелких проказ и ничтожного неповиновения не шла. А папа, скажем так, просто не отличался сдержанностью.

– То есть, подобные конфликты случались часто?

– Точно не помню. Но даже, если и редко, то метко.

– Хорошо. Что произойдет дальше?

– Сейчас отец ударит меня.

– Как сильно? Вас избивали до синяков, крови, потери сознания?

– Нет. Никогда.

– Выбитые зубы? Рассеченная бровь?

– Нет. Папа отвешивал что-то вроде оплеухи. Он не зверствовал, насколько я могу судить, другим ребятам доставалось порой куда больше. Но это не меняет моего к нему отношения. Папа для меня всегда был потенциальной угрозой. Нет, скорее, врагом. И остался таковым и теперь. Хотя он умер, я все равно не могу ни простить, ни примириться с ним.

– Мать тоже применяла к вам физическое воздействие?

– Иногда шлепала. Наверное. Впрочем, не помню.

– Кричала?

– Может быть, повышала тон.

– Она вас защищала?

– Нет. Я почему-то совершенно не помню, что делала мама во время наших конфликтов с папой.

– Вы просили о помощи?

– Нет.

– Почему? Ваша матушка в принципе могла вас защитить?

– Могла. Но мне никогда не приходила мысль попросить поддержки.

– Оля, успокойтесь. Я вижу, как нелегко вам дается откровенность. Но надо же, когда-нибудь расставить точки над "i". Так что держитесь. Главное – впереди.

– Я в порядке.

– Тогда, слушайте. Психологическую устойчивость личности обеспечивают эмоциональное общение, которому ребенка учит мать. Если девочка в крайне сложной ситуации не обсуждает с матерью свои проблемы, не просит и не получает защиты, она, повзрослев, чувствует себя одинокой, уязвимой, ей не хватает внутренней стабильности, чтобы адекватно реагировать на вызовы мира. Не лучшим образом обстоят дела и с эмоциональной независимостью. Это качество у ребенка обязан взрастить отец. Ваш явно не справился с поставленной задачей, из-за чего вы воспринимаете мир, как источник агрессии, а себя считаете жертвой.

– Точно.

– Такие взгляды способствуют развитию агрессивности. Так что, одну рекомендацию я уже могу выдать. Пора менять мировоззрение.

– Кто бы спорил, но как?

– Это подскажет наш эксперимент. Продолжим. Нажмите в воображении на "пуск", пусть картинка оживет. Получилось?

– Да.

– Ощутите себя юной Олей, окунитесь в детские переживания.

– Готово.

– Вы – больше не взрослая женщина. Вы – подросток, которому угрожает опасность. Что вы чувствуете?

Ольга молчала не в силах произнести ни звука.

– Ну, же...– подстегнул Павел.

– Мне очень страшно...я...застыла, сжалась...Сейчас отец скажет: "Сними очки, я тебе врежу" и случится самое страшное...

– Не торопитесь. Давайте по порядку. Вам страшно. Чего вы боитесь? Боли?

– Нет. Я боюсь папу...

– Как вы боитесь? Опишите свои ощущения.

– Я не знаю таких слов. Тело будто парализованное, мозг в ступоре... – прошептала Ольга.

– Дышите глубже...чувствуйте, проживайте каждый миг...

Проживайте! Как?! Чем? Сердце остановилось, кровь застыла в жилах. Стон сорвался с губ против воли. По щекам потекли слезы.

– Ну-ну, не увлекайтесь. Помните: все происходит в вашем воображении. Это игра, которую можно оборвать в любую минуту. Теперь ответьте: повзрослев, вы продолжали бояться отца?

– Не знаю. Наверное. Мне было двадцать три, когда он последний раз ударил меня. Я тогда собиралась замуж и мама остерегла его: мол, смотри, нарвешься, размажут по стенке, охнуть не успеешь. С тех пор папа доставал меня только словами.

– Двадцать три – это почти детство. А сейчас, неужели вы бы позволили бить себя?

Это был сложный вопрос. Если отвечать честно.

– Ну, хорошо, – Павел правильно расценил молчание. – Предположим, что сегодняшняя Ольга, сильная умная решительная женщина способна постоять за себя. Поместите себя в кадр. Что-то изменилось?

– Конечно.

Скорчившаяся от ужаса девчонка из прошлого перестала быть единственной реальностью. В сознании "проснулось" еще одно "Я" из дня нынешнего и уставилось на "законсервированное временем" альтер-эго.

– Здорово. Меня теперь две, – удивилась Ольга.

– Вас там великое множество и все разные. Каждая структура психики, так называемая, субличность, воспринимается сознанием как нечто отдельное от себя. В данном случае, у вас активизированы как минимум три я-проявления: наблюдатель, испуганный ребенок и взрослый человек. Чтобы не путаться, дадим всем имена. Наблюдатель пусть будет Ольгой, и к ней я буду обращаться. Остальных соответственно назовем: маленькая Оля и большая Ольга.

– Хорошо.

– Теперь поставьте большую Ольгу рядом с маленькой. Готово?

– Да.

– Какое место заняло взрослое начало: слева или справа от детского?

– Слева.

– Левая половина мозга отвечает за логику, значит, стремление помочь себе носит прагматичный, а не эмоциональный характер. Жаль, это затянет эксперимент. Ну, да ничего не попишешь. Будем работать с тем, что есть. Опишите свои чувства.

– Маленькая Оля по-прежнему сильно боится. Сейчас произойдет самое страшное: она снимет очки, и папа ее ударит.

– А что страшнее: снять очки или получить по физиономии?

– Не знаю.

– Ладно, проехали. Как маленькая Оля отреагировала на появление взрослого начала? Она поняла, что получит защиту и спасение?

– Нет. Маленькой Ольге стало хуже.

– Почему?

– Не знаю, – Ольга тяжело вздохнула.

– Знаете. Маленькая Оля боится большую Ольгу. Между ними конфликт. И преогромный. Вы сегодняшняя, сильная умная решительная осуждаете себя за проявленную в детстве покорность, за то, что подчинялись насилию, сами снимали очки, позволяли себя бить. Но это несправедливо. Ребенок не в состоянии противостоять давлению взрослого. Покорность в данном случае, вполне естественна. У вас нет причин мочить себя.

– Какая разница, зачем ворошить прошлое...

– Чтобы освободиться от старых травм. Ведь маленькая Оля – это не воспоминание. Это реакция на стрессовые ситуации. То есть, оказавшись под давлением и, не имея ресурса для освобождения, вы сдаетесь, а потом устраиваете себе Варфоломеевскую ночь.

– Быть слабачкой, лузером никому не нравится.

– Осуждать себя много ума не надо. А вы попробуйте, отнестись к событиям и своей собственной природе конструктивно. Сейчас покорность для вас равна опасности. Подчиняясь, вы ощущаете себя уязвимой. Но нельзя быть лучше того, что человек о себе думает. Нельзя, казня себя за слабость, стать сильной. Вы должны научиться принимать себя любую. И на щите, и под щитом, тогда появятся силы для следующего шага.

– Я про это никогда не думала.

– Вы вообще не думали, а подчинялись стереотипу. Поэтому срочно, сию минуту втолкуйте большой Ольге: негативным отношением к маленькой Оле, к своему прошлому, она лишает себя силы. Надо заступиться за маленькую Олю. Это выгодно.

– Общаться с воображаемым персонажем – это нормально?

– Да, – успокоил Рубан. – Люди постоянно разговаривают с собой.

– Хорошо. Я попробую. Только причем тут выгода?

– Вы апеллирует к логическому началу. Следовательно, мотивация должна быть прагматичной.

Спустя минуту Ольга доложила:

– Большая Ольга осознала свои ошибки.

– Тогда после моей реплики: "Сними очки, я тебе врежу" включайте "фильм" и не забывайте комментировать...

Изображение перед мысленным взором задвигалось...

Папа в стремительном порыве качнулся вперед.

Маленькая Оля так же стремительно отпрянула назад.

Голосом Павла папа заорал: "Сними очки, я тебе врежу" и Оля маленькая, словно сомнамбула, покорно подняла руку к переносице, ухватила двумя пальцами дужку, потянула очки вниз.

Навстречу девичьей щеке с размаху полетела мужская ладонь...

– Ну же! Действуйте! Защищайтесь! Каждый достоин того, что может защитить. Вы должны...

Должна?! Должна! Большая Ольга стремительным движением оборвала полет мужской ладони к детской щеке. Рука отца застыла на полпути. Перехваченная налету она не могла нанести удар. Мгновение длилась неопределенность. Большая Ольга напряглась: удерживать ответное давление стоило больших усилий.

– Рассказывайте, что происходит. Описывайте свои ощущения, – приказал Павел.

– Большая Ольга перехватила руку отца. Идет борьба.

– Кто побеждает?

– Силы равны.

– Если вы не сумеете отстоять безопасность маленькой Оли, большая Ольга так и останется духовным инвалидом, ущербной калекой, убогим аутсайдером....

– Нет! – рявкнула Ольга.

– Тогда вперед!

Следующую часть воображаемого фильма будто снял другой режиссер. Страсти закипели.

– Меня нельзя бить! – выплюнула большая Ольга в лицо отцу и дернула его руку вниз. – Меня нельзя бить! Нельзя! Понял! Не смей! Меня нельзя бить. Нельзя и точка!

Неопределенность исчезла. Большая Ольга была уверена: отец не решится идти против ее воли, не повторит нападение. Не рискнет.

– Что происходит? – голос Павла звенел от напряжения.

Ольга объяснила.

– Большая Ольга победила. Отец подчинился и очень испуган. Я буквально чувствую этот страх, липкий мерзкий, словно чужое мокрое белье...

– Отлично, мы победили! Нажмите на "стоп". Откройте глаза. Отдохните. Пока вы будете приходить в себя, я проведу маленький психологический ликбез. Люди в большинстве своем – заложники детства и, повзрослев, живут под диктовку сформировавшихся в раннем возрасте стереотипов. Возьмем, к примеру, вас. Детские злоключения давно следовало забыть. Вы выросли, похоронили папу, прошли жизненную школу...Ан, нет. Сознание по-прежнему "пережевывает" старую травму, не разбирая жив или мертв обидчик, сколько вам нынче лет и сколько подвигов на счету; реален или вымышлен источник страха, действительно ли так опасна ситуация, оказавшая травмирующее воздействие. Сознанию по фиг все, кроме полученного негативного детского опыта, которое не подвергается анализу и сомнению, которое приравнивает реалии к давним событиям, и превращает каждый конфликт во "встречу" с папой. Дальше сценарий известен. Если силенок не хватает, вы впадаете в ступор, как маленькая Оля. В противном случае, прессуете визави, как папенька. Третьего не дано.

– Вы опять правы. Стрессы для меня погибель. Я либо казню всех без разбора, либо тону в жалости к себе. Адекватна я только в работе, с клиентами.

– В психологии подобное явление называется "незавершенные отношения".

– Что же делать?

– Довести ситуацию до конца. Как бы вы хотели завершить сцену у шкафа?

– Не знаю. Хорошо, если бы кто-то встал между мной и папой, закрыл, защитил.

– Не обманывайте себя и меня. На самом деле вы хотите наказать отца.

– Нет.

Павел усмехнулся.

– Да. Большая Ольга могла заслонить собой маленькую, могла ввязаться в перепалку. Но она затеяла драку и победила, тем самым продемонстрировав сокровенные желания. Признайте, ну, признайте, же: вы хотели и хотите отомстить отцу. Не бойтесь. Все жертвы мечтают наказать тиранов. Особенно, отцов.

– Да...– выдохнула Ольга.

– Мужчина в дочке ищет идеальную женщину, ту, которая принимает его без ограничений и завышенных требований. На определенном отрезке времени так и случается. Девочки боготворят отцов. Но природу не обманешь: со временем начинаются претензии и торговля любовью. Если мужчины роют землю, дочки нежны и внимательны. Если сильный пол проявляет жесткость, девочки сажают пап на эмоциональную диету, заставляют голодать или даже кормят ядом. Ваш батенька без сомнения досыта нажрался вашей злости. Скажите: вы когда-нибудь вступали с отцом в переговоры или устраивали открытый поединок? Нет. Значит, за свои обиды вы мстили тайно, проявляя почти открытую враждебность и неприкрытое равнодушие. Вы, наверняка, никогда не говорили отцу, что любите его, уважаете, цените. Не просили советов, не обнимали, не целовали, не слушали рассказов, не жалели. Не сочтите мои слова упреком. Я лишь показываю механику того, как, загнав свою проблему глубоко внутрь, вы копили из года в год гнев. Но подавленные эмоции никуда не деваются. Если реку перегородить плотиной, вода, либо перельется через край, и тогда прости-прощай прибрежный урожай и безмятежное житье-бытье; либо, сминая берега, проложит другое русло. Берег, в данном случае, ни что иное как родной любимый организм, который под воздействием скопившихся эмоций начинает впадать в депрессии, ощущать неврозы, диареи, экземы и прочие хвори. У вас до этого пока не дошло. Вы устроили половодье, проявили насилие по отношению к внешней среде. Но сколько гнева – столько и агрессии проявится. Это закон сообщающихся сосудов. Поэтому, пока вы не превратись в социально опасное явление или инвалида, научитесь открыто противостоять насилию, проявляя свой протест в контролируемой форме. Тогда агрессия станет управляемой. Первый шаг к этому вы уже сделали, заставив большую Ольгу физически остановить отца. Но до окончательной победы еще далеко. Поведение лишь пять-семь процентов подчинено сознанию. Остальное – сфера эмоций.

– Что я еще должна сделать?

– Сейчас узнаете. Закройте глаза, вернитесь в "фильм", в тот кадр, когда вы и отец стоите напротив друг друга.

Преодолевая внутреннее сопротивление, Ольга выполнила приказание. Пляска пятен за закрытыми веками снова сменилась декорациями событий более чем десятилетней давности. Опять в "кадре" появился шкаф, она, отец...

– Добавьте воспоминаниям мощность, окунитесь полностью в детские переживания. Вы – больше не взрослая женщина. Вы – маленькая девочка, подросток, которому угрожает опасность. Что происходит?

– Сейчас отец ударит меня.

– Вы боитесь?

– Да.

– Не увлекайтесь. Дышите глубже...чувствуйте, проживайте и не забывайте: все происходит в воображении. Это игра, которую можно оборвать в любую минуту и даже изменить сценарий. Поместите в кадр себя сегодняшную, взрослую, сильную, умную женщину. Только поставьте большую Ольгу справа от маленькой Оли.

Под аккомпанемент голоса Рубана скорчившаяся от ужаса девчонка из прошлого перестала быть единственной реальностью. Появилась правда номер два. Но от того стало только хуже. Намного хуже.

– Господи, какой ужас...У нее, у меня...запуталась...даже коленки дрожат...

Ольга захрипела...

Прежние "левые" ощущения не шли в сравнение с теперешними "правыми". Тогда не в силах выдавить из себя хоть звук, застыв, сжавшись, она ждала боли и унижения. Сейчас речь шла о жизни и смерти. Тело тряслось, будто в лихорадке. Зубы отбивали морзянку. Квохчущие звуки вылетали из гортани. Из глаз потоком лились слезы.

– Что вы ощущаете? Можете говорить? Нет? Потерпите. Скоро все закончится. Сейчас ваш отец скажет: "Сними очки, я тебе врежу" и случится самое страшное...

Ольга закричала. Истошно, надрывно, затем рухнула на колени и, поскуливая, поползла к стене...

– Для правдоподобия я подыграю...

Не папин, чужой мужской голос произнес сакральную фразу...

Папа в "кино" стремительном порыве качнулся вперед...

Маленькая Оля дернулась конвульсивно...

– Как наши дела?

– Хреново. Мне плохо. Я умираю...

– Устроим перекур. Остановите свой фильм ужасов. Доложите обстановку.

Чтобы прийти в себя и связать пару слов, понадобилось несколько минут. Павел слушал очень внимательно, затем спросил:

– Уяснили разницу между рациональным и эмоциональным восприятием?

– Да.

– На уровне ума человек способен трезво оценить уровень опасности. Однако при сильном эмоциональном возбуждении страх воспринимается однозначно, как угроза существованию и, если в списке прерогатив жизнь – главная ценность, паника неминуема.

– Что значит главная ценность? – удивилась Ольга. – Разве есть что-то важнее жизни?

– Да. Дети, деньги, вера, вражда, кумиры, истина, честь. Помните: "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях"? Для многих лучше умереть, чем "жрать дерьмо", позволить "вытереть о себя ноги", в общем, дать растоптать то, что определяет собственную ценность.

– Видимо, я не такая... – вырвалось признание.

– Пока – да. Пока на первом месте прерогатива "спастись любой ценой", вы в аутсайдерах. Но всегда есть возможность измениться. Как вам альтернатива: "защитить себя любой ценой"? Кстати, вы знаете, почему люди ненавидят крыс? Загнанное в угол, это маленькое животное, у редких экземпляров вес достигает килограмма, не покоряется обстоятельствам, а отважно бросается вперед, впивается в руку или даже в лицо человека. В минуту крайней опасности, защищая себя, она превращается из жертвы в агрессора, дает отпор превосходящему силой противнику, затевает в бой и сражается решительно и жестоко, до конца. Своего или чужого не важно. Так или иначе, крыса никогда не проигрывает. Она либо побеждает, либо погибает, как истинный боец, не познав сраму и страха.

– Забавный пример.

– Да? Между прочим, существует старинная боевая психотехника, следуя которой человек для укрепления возможностей подражает кому-то. В качестве идеала выбирается реальный или выдуманный персонаж, животное, предмет, не важно: кто или что, лишь бы доминирование не подвергалось сомнению. Скандинавские берсерки отождествляли себя с волками, псами, медведями. Представителям "звериных" стилей ушу помогает целый зоопарк. Воспользуйтесь и вы уроками природы. Представьте себя крысой и попробуйте преодолеть страх.

– А почему не львом, чтобы уж без сомнений...

– Выше себя не прыгнешь. Из роли жертвы можно выбраться только крысиными методами.

– И что это даст?

– О, многое. Правое полушарие, благодаря связи с подсознанием, перерабатывает до десяти миллионов единиц информации в секунду, на порядки больше, чем левое логическое. Из-за чего любая фантазия, закрепленная на уровне тела, в ощущениях, впечатывается в память как, цемент. Если вам удастся сродниться с образом крысы, если, воспользовавшись ее смелостью и дерзостью, вы выиграете придуманный бой с папой, то внутренний конфликт разрешится. Вы почувствуете себя по-настоящему сильной и непобедимой. Что в корне изменит вашу жизнь.

– Интересно!

– Тогда продолжим эксперимент?

Искушение было велико.

– Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть, – надавил Павел.

– Ну, хорошо...

– Замечательно! Мы продолжаем! Возвращайтесь в "фильм"! Помните, чем закончилась прошлая серия? Маленькая Оля замерла от ужаса. Большая пассивно наблюдает за происходящим.

– Она тоже боится. Я просто не успела сказать.

Изображение на внутреннем экране ожило. Тотчас возник страх. Мгновение разгона и удары сердца превратились в набат, пульс истерично забился, тело покрыл липкий пот, пальцы задрожали, в груди родилась боль, дыхание перехватило, голова закружилась. Попытка овладеть собой ни к чему не привела. Стало совсем невмоготу. Маленькая Оля была едва жива. Большую Ольгу била дрожь.

Потом папа заорал голосом Павла: "Сними очки, я тебе врежу".