Текст книги "Жизнь в стиле С (СИ)"

Автор книги: Елена Муравьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Рощин умчался в ночь, оставив ее в неизвестности и растерянности. Что случилось, мучилась Таня от любопытства. Любопытства не более. Валентина могла не успокаивать ее. Все будет хорошо – Таня это знала. Странный оптимизм ни чем не объяснялся. Разве что глупостью и недальновидностью. Таня сердилась на себя, пыталась хоть в малой степени оправдать собственную бездеятельность. Надо найти Андрея, надо заставить его принять решение, надо переговорить с Валентиной…. тысячи «надо» разбивались вдребезги об радужное безмятежное «успею».

И все же…

– Еще немного и никто не возьмется делать мне аборт, – началось выяснение отношений. И закончилось: – ну, скучаю по Андрею, ну и что? – Признаться, КАК она скучает, Таня не могла даже себе. Мысли, чувства, желания, словно обезумев, томили душу, рвали, бедную, на части. Изодранная в клочья, она взмывала в блаженное поднебесье, парила в грезах. Стоило подумать, стоило произнести, волшебное слово «Андрей», и взрывная волна нежности укрывала тело, мутила сознание, пеленала сердце жарким душным безумием. Глаза закрывались сами собой, руки, повторяя движения Андрея, шарили по груди и бедрам, внутри, внизу живота, растеклось что-то невнятное жадное требующее.

Господи… Таня за уши вытягивала себя из сладкого омута и снова тонула в нем. Господи… не было спасения от мечты. Хищница, химера, волшебница перекрашивала привычное безучастие в яркие тона надежды.

Андрей появился на следующий день после разговора с Валей. Внезапно ввалился в гостиную под вечер с тортом, игрушками, цветами. Закружил Никитку, Машу. Таню небрежно чмокнул в щеку. И только по голодному жадному вниманию, которое Таня поймала на себе, она почувствовала нацеленность Рощина, его устремленность. Он приехал к ней, за ней. Он что-то решил, что?

Валентина изображала спокойствие. Актрисой она была никудышней, потому глядя на дешевые уловки, Таня разнервничалась. Если бы не очевидное облегчение, переполнявшее старшую Рощину, и не радость, которую ни как не удавалось скрыть Андрею, можно было бы подозревать всякое. Можно, да не нужно. Слишком уж очевидно было, что Андрей привез хорошие новости. Отличные. Прекрасные. Которые брат и сестра, почему-то пытались скрыть.

– Что произошло? – не утерпела Таня и выскользнула за Валентиной на кухню.

– Ничего, – искусственно удивилась Валентина Петровна. И для правдоподобия даже похлопала ресницами.

– О чем это вы тут судачите? – в дверях возник Рощин.

– Танечка думает, будто у нас с тобой секреты, что мы от нее что-то скрываем, – давясь от сдерживаемого торжества, возвестила Валентина.

– Ни сном, ни духом, – подтвердил Андрей.

– Ну, и хорошо, – как ни одолевало любопытство, а тешить чужое самолюбие Таня она не стала. Захотят сами скажут, нет – не надо, с недовольной гримасой она шагнула к двери и остановилась. В последнее мгновение Андрей заступил ей дорогу. Заглянул в глаза. «Как ты без меня…помнила…думала…что помнила…о чем думала…» – спросил немо.

Мне без тебя плохо…помнить и думать мне мало…о чем ни помни, о чем ни думай, мне все мало…» Кровь прилила к щекам, сердце застучало дробно и часто…что помнила, о чем думала…все отразилось в лице…все прочитал вредный Рощин. И ухмыльнулся довольный, ухмыльнулся победно и насмешливо. Затем хозяйским жестом облапил ее, притянул к себе.

– Я соскучился.

Валя протиснулась мимо.

– А ну брысь. Нашли место любезничать, там дети без торта голодной смертью погибают, а они дорогу загородили, мешают прогрессу.

Прогресс, сияя кремовыми розами, покинул кухню, вместо него явился контроль.

– Папа, ты больше никуда не уедешь? – Никита привалился к боку Андрея.

– Кто будет торт? – грянуло призывное. Валентина предлагала мальчику оставить взрослых одних.

– Нет, мой хороший, уеду, – сказал Рощин, не отводя от Тани глаз. – И маму с собой заберу. Потерпишь немного без нас?

– Сколько? – Никита устоял от искушения, не дрогнул.

– Два дня.

– А мне можно с вами?

– Через два дня я заберу вас. А пока побудьте у тети Вали. Хорошо?

– Два дня, – смирился Никита и убежал в комнату.

– Куда ты меня хочешь везти?

– Сейчас на дачу, потом видно будет. Надо кое о чем потолковать, – улыбка сползла с лица Андрея. Ее место заняло напряжение. Беседа, видимо, предстояла нешуточная. Так и оказалось.

Чем ближе машина подъезжала к дачному поселку, тем серьезнее становился Андрей, и тем тревожнее было Тане. Порог дома она переступала едва не в панике.

– Прочти это. – решительным жестом Рощин указал на стопку бумаг на столе.

Она пробежала глазами текст:

– Нет…Это не возможно…Этого не может быть…

Андрей покачал головой. Свое удивление он разменял раньше.

– Но как же так? – подходящих слов не было. Слов вообще не было. Было только огромное как океан изумление.

Твердо, как заученный урок, Андрей сказал:

– Никита и Маша – мои дети. Я – их отец.

– А Гена кто? – спросила на всякий случай Таня.

– Никто. Сбоку припека. Случайный человек.

– Это ошибка.

– Это правда.

– Но ведь я знаю кто отец моих детей.

– Теперь знаешь. Раньше ошибалась.

– Это невозможно!

Таня смотрела на Андрея враждебно, настороженно. Он и не ожидал иного. У человека рушились представления о жизни. Не взгляды, не оценка, не понимание, само течение жизни подвергалось сомнению.

– Побойся Бога, Андрей. – Таня покачала головой. Она знает кто отец ее детей, не может не знать. То, что говорит Андрей – глупость, бред, обман. – Я понимаю, ты хочешь, как лучше, но так же нельзя.

Вежливая фраза означала: ты врешь, хитришь, передергиваешь.

Такие же злые слова, с такой же враждебной интонацией, Рощин бросал несколько дней назад в лицо Валентине:

– Ты рехнулась… заплатила врачам…это полная херня…бред….

Сестра, жалостно всхлипывая, клялась:

– Святая истинная правда.

Результаты генетической экспертизы однозначно показали, что Никита и Маша – его дети. Рощин тупо смотрел на сизый бланк справки, не верил своим глазам, не верил словам сестры, не верил сам себе.

Прохожие оглядывались на странную парочку, думали, гадали, о чем плачет у дверей исследовательского центра хорошо одетая дама. Зачем мужчина с ошеломленным лицом целует лист бумаги. Прохожим невдомек было, что листок, заполненный компьютерным текстом и увенчанный печатью, утверждал: ты – дурак, идиот, кретин; живешь и не знаешь ничего о себе. Страдаешь напрасно, радуешься пустому, думаешь не о том. Жизнь – мираж, кино, театр. Ты – зритель, который последние тридцать девять лет просидел, повернувшись затылком к сцене, потому спектакль под названием «Жизнь Андрея Рощина» не увидел. Сейчас, хочешь – смотри; не хочешь – ругай сестру и обвиняй в обмане и подлоге.

– Это святая истинная правда, – выдавил из себя Рощин. – Мы с Валей повторили тест дважды. Результат сто процентный.

Про третью и четвертую попытку Рощин не рассказал даже сестре. Она сама догадалась.

– Хватит дурью маяться, – заявила решительно. – Из песни слов не выкинешь. Ребята твои, хочешь ты это признавать или нет.

– Хочу, – поторопился с ответом Андрей.

– Тогда не изводи себя. Не старайся понять, не напрягайся, прими, как должное. Или плюнь и забудь, и дело с концом.

– Нашла дурака.

В сердце таяло напряжение. Когда оно превратилось из ледяной глыбы в теплый сироп, разогретое мечтами о счастье бурным безудержным половодьем разлилось по крови. Рощин ходил по кабинету, глупо улыбался, разговаривал сам с собой, бегал в комнату к Алле Аркадьевне:

– Но ведь этого быть не может, – заводил одно и тоже.

– Какая разница может это быть или нет? – под перезвон спиц озвучивались самые сокровенные мысли. – Ты писатель, значит почти волшебник, у тебя все может быть.

– Да? И что же теперь делать?

– Быть счастливым или отказаться от счастья.

Отказываться от счастья Рощин не собирался. Потому с напряжением вглядывался в лицо Тани, выискивая отклики своим восторженным настроениям. Увы, ответом было только ошеломленное недоверие.

– Андрей, – глухо сказала Таня, – это слишком. Не переходи черту. Я все понимаю…

– Ты думаешь, это обман? Фальсификация? – Рощин едва сдерживал победное торжество в голосе. – Ты думаешь, я купил эту справку? Или организовал по знакомству? Или устроил еще каким-либо образом? Ты ругаешь Валю за излишний энтузиазм, меня считаешь наивным оболтусом и сумасшедшим фантазером?

Приблизительно так Таня думала и считала.

– Я тоже так думал. И я ошибался. Это, – Рощин ткнул пальцем в бланк, – правда. В нее можно не верить, но опровергнуть ее нельзя. К счастью. Кроме того, я даже знаю обстоятельства, при которых ЭТО произошло в случае с Машей.

– Даже слушать не хочу! – Таня протестующе замотала головой

Рощин старался говорить как можно спокойнее:

– Завтра мы пойдем в любую городскую лабораторию или поедем в любой другой город, где можно провести генетическую экспертизу. У меня есть четыре положительных результата теста на отцовство, я уверен, суд подтвердит мои права на детей.

– Суд?

– Суд! – отчеканил Андрей. – Но никакой суд не заставит тебя поверить в то, что с нами произошло чудо. Ты можешь принять его, можешь отвергнуть, выбор за тобой. Я принял это чудо, хотя честно сказать, сделать это было нелегко.

– Чудес не бывает.

– Точно этого никто не знает. Так или иначе, зачем нам отказываться от счастья?

Переиначенная фраза Аллы Аркадьевны возымела действие во второй раз. Отказаться от счастья Таня не решилась и пунцовая от стыда выслушала рассказ Андрея про их вторую встречу на даче у скульптора.

– Стыд какой.

– Глупости, – небрежным жестом Андрей отмахнулся от морали. – Нам суждено было встретиться, познать друг друга и зачать Машу. Если бы ты не проявила активность, ее проявил бы я. В ту ночь секс у нас случился бы обязательно. В этом и состоял эксперимент. Нас привели друг к другу, дали шанс и стали наблюдать, как мы этот шанс используем. Задействована та же схема, что и на встрече у озера. Только тогда нам закрыли глаза темнотой, а здесь алкоголем и страстью.

– Кто закрыл глаза? Кто задействовал схему? – ужаснулась Таня.

– Об этом лучше не думать, – Андрей криво улыбнулся. – Скажем так, СУДЬБА. ВЫСШИЕ СИЛЫ.

– Но… – Таня махнула рукой безнадежно и отошла к окну, уставилась пустым взором во тьму.

– Мы никогда не узнаем точный ответ. Никогда. – Рощин шагнул к ней и сделал то, о чем мечтал весь вечер – привлек к себе, прижал голову к своему плечу, стал гладить волосы. Ему хотелось, чтобы Таня заплакала, чтобы сухой злой обличающий блеск исчез из ее глаз, чтобы она прекратила доказывать себе и ему невозможность происходящего. Он хотел, чтобы она впустила его в свою жизнь добровольно, без принуждения, не под тяжестью неопровержимых доказательств и улик. Чтобы приняла и оценила случившееся, также как он: с восторженным удивлением, с радостью, с ликованием. Чтобы сказала себе и ему, да это чудо, и я верю в него.

Чудо требовало взаимного признания и взаимных восторгов. От Таниного колючего недоверия, от почти враждебного неприятия, чудо превращалось в набор случайностей и грозило им оказаться. Но случайностей не было! Была закономерность! События увязывались в четкую безусловную логическую схему, фабулу, которую, Андрей, сам – хороший романист, отследил, едва сумел оценить замысел сюжета. Автор милой шутки действовал более чем целенаправленно, организовывая их свидания. Что и подтверждали сделанный аборт, Никита, Маша и дитя, вызревающее в Танином чреве.

– Я ничего не понимаю, – настал черед слез. Затем пришло время нежности. Потом тут же, в объятиях, начались разбирательства. Следовало узнать, при каких обстоятельствах появился на свет Никита.

– Чтобы ребенок родился его надо зачать. Это событие происходит когда-то, с кем-то, где-то, – от нетерпения у Рощина чесались ладони. – Давай по порядку, пункт первый: когда.

– Никита родился 29 января. Значит забеременеть я могла за 40 недель до того, плюс-минус четыре недели. Сроки, как видишь, более чем приблизительные.

– Хорошо. Пункт второй, с кем у тебя были тогда интимные отношения?

– Только с Геной. Я была влюблена по уши и ни на кого другого даже не смотрела.

– Подумай, вспомни.

– Клянусь. У меня всегда был только один мужчина, – в голосе Тани дрогнула обида. Уверять Рощина в своей порядочности она полагала ниже своего достоинства.

– Ладно, проехали. 29 января минус сорок недель получается начало мая. Где ты была в мае-апреле того года?

– В апреле дома. На майские мы поехали в Крым. Потом снова была дома.

– А я тогда был в Херсоне и неделю гулял у приятеля на свадьбе. Свадьба была 26 апреля, я точно знаю, в день Чернобыльской годовщины.

Таня вздрогнула.

– Что такое? – подался вперед Андрей.

– Мы отстали от поезда, и ночь провели в Херсоне.

– Какое это было число?

– Не помню. Двадцать девятое, тридцатое…

Рощин рассмеялся с явным облегчением.

– Вот видишь! Начало положено. Мы были в одно и то же время в одном и том же месте. Это не случайно. – Рощин стремительно сел на постели, затем не менее стремительно рухнул на подушку, – Блин. Где вы ночевали?

– В молодежном кемпинге. У Гены там знакомый работал.

Рощи выругался.

– Прости меня. Я поступил как скотина.

Свадьбу приятель справлял большую, богатую, на двести человек. Приезжих гостей – только однокашников и сослуживцев жениха – военных моряков прибыло более двадцати – разместили в кемпинге. Там догуливали третий, четвертый и так далее дни. Пили, ели, не просыхая, «хороводились» с симпатичными барышнями.

Поздним вечером, Рощин, изрядно под шефе, ввалился в комнату, как он полагал к одной из таких симпатяг. Шагнув за порог, он понял свою ошибку, однако вместо того, чтобы уйти замер пораженный. Полоса света от фонаря за окном разрезала пространство комнаты на две части и упиралась в спящую на кровати женщину. Она была обнажена и волнующе красива. В кемпинге чужих не было, только свои, со свадьбы, человек пятнадцать мужиков и столько же баб. «Отрывались» по полной, что в питии, что в сексе. От беспробудного веселья, Рощин совсем ошалел, потому, не раздумывая особо, разделся и юркнул в разобранную постель. Кожа женщины обожгла нестерпимым жаром. У нее температура, сработала автоматически мысль, градусов 39, не меньше. И ладно, живое гуманное уступило место хищному мужскому возбуждению.

Рощин погладил рукой грудь женщины. Осторожно опустил ладонь ниже. Минуя мягкий бугор живота, коснулся кудряшек на лобке, сполз во влажную тесноту сведенных плотно ног. Женщина застонала сладко и перевернулась на спину. «….отстань, мне плохо…» – прошептала чуть слышно и стиснула ладонь Андрея, сильным движением бедер.

Она невнятно произнесла мужское имя, и на мгновение, отрезвев, Рощин понял, что творит непотребное, нехорошее, неправильное, но не остановился. С каким-то озорным удовольствием продолжил. «Если сука не захочет, кобель не вскочит», – крутилось в мозгу оправдание.

Женщина хотела. Бедра двигались в согласном ритме, дыхание срывалось от страсти. Но хотела не его. Высохшие от жара губы шептали ласковые слова, адресованные другому. При этом женщина то ли спала, то ли пребывала в забытьи и полагала, видимо, что занимается любовью со своим избранником.

Это заводило особенно. Это напоминало сказку или дешевый любовный роман. Заколдованная принцесса; насилие; коварный злодей, укравший чужую любовь; пелена беспамятства и прочая ерундистика будоражили воображение Рощина.

А– ааа…сладкий стон увенчал акт. Процесс закончился к обоюдному удовольствию.

С явным сожалением Рощин поднялся, быстро оделся и выскользнул из комнаты. Легкую неловкость, почти стыд, за безответственный поступок, перекрывал веселый кураж. Случилось приключение, он отхватил от чужого куска, получил что хотел и не нарвался на неприятности. Посмеиваясь про себя Андрей, выкурил в сумраке коридора сигарету, поигрался с озорной мыслью: не навестить ли барышню еще разок. Хотелось чертовки. Слава Богу, Господь удержал. Грохнула дверь, с лестницы в коридор свернул верзила с бутылкой водки в руках, уверенно зашагал к комнате, которую только что покинул Андрей.

Повезло. Представляя, что могло случиться, приди мужик чуть раньше, Рощин в прекрасном расположении духа ретировался с места преступления и отправился гулять дальше. За случившееся он себя не винил. Ну, попользовался бабой, не убудет ведь с нее? Не убудет, решил, отпуская себе грехи.

– Я поступил как скотина. – теперь предстояло держать ответ.

– Как ты мог? – ошеломленная Таня не находила слов.

Надо было что-то говорить:

– Прости и постарайся понять меня правильно. Я никогда не поступал подобным образом. Это было как затмение, как наваждение. Я словно одурел от похоти.

– Мне стало плохо в поезде …тепловой удар…температура…до утра в беспамятстве.

Каждый толковал о своем, а надо было об общем:

– Таня, – Рощин взял инициативу в свои руки. – Мы оба поступили не лучшим образом. Ты, пьяная, потащила меня в кусты. Я, тоже пьяный, воспользовался твой беспомощностью. Мы квиты с точки зрения приличий. Но вопрос не в них. Вопрос в детях, в Никите и Маше. Чтобы зачать детей мы должны были встретиться, мы должны были переспать. В данном случае цель оправдывала средства.

– Цель оправдывает средства. – прошептала Таня, – это эсеровский лозунг.

– Кстати, – вдруг спохватился Рощин, – я прочитал текст, который ты набрала. Хороший роман. Жаль, не мой.

– А чей? – Татьяна от неожиданности закашлялась.

– Твой, голубушка. Ты правила-правила, редактировала-редактировала и не заметила как сочинила свою историю. Я такого не писал.

– Но… – удивляться больше не было сил.

– Ну, не писал я этого, что поделаешь. Ты закрутила другую интригу, сделала сюжет более динамичным, изменила характеры героев, ввела новые персонажи. Более того, я планировал убить молодых ребят-террористов, а ты всех спасла. Осталось только состряпать финал и в истории можно ставить точку.

– Не может быть. Я лишь отредактировала твою рукопись.

– Нет. Ты сразу начала сочинять свое. Я специально сверил с текстом.

Таня жалко и растерянно улыбнулась.

– Ты не шутишь?

– Нет.

– Тебе серьезно понравилось?

Андрей чмокнул лохматую макушку.

– Очень.

– Но ведь, получается, я украла у тебя идею?

– Конечно, украла. И по большому счету я могу подать на тебя в суд, за плагиат, – мечтательно протянул Андрей. – Поэтому, милая моя, ты просто вынуждена выполнить мои требования. Ну, может не все, а хотя бы одно. Ты станешь мадам Рощиной! Иначе будет скандал, позор, штрафы и, кто знает, может быть даже, тюремные застенки.

Таня вдруг почувствовала себя легкой, воздушной, невесомой. В голове не было ни единой мысли, лишь радостный визгливый трезвон.

– Андрей, – последняя попытка сохранить здравомыслие не увенчалась успехом. – Андрей, давай посмотрим на вещи трезво. Ты не можешь быть отцом моих детей, я не умею писать романы. Все это – розыгрыш, чепуха, глупость, случайные совпадения. Не надо ничего выдумывать.

– Надо выдумывать! – перебил Рощин. – Я – писатель и выдумываю постоянно. Ты, как оказалось, тоже писатель и тоже прекрасно выдумываешь. Раньше мы выдумывали порознь и были несчастны. Сейчас попробуем сочинять вместе и обязательно станем счастливыми. Роман и дети у нас уже получились. Остальное приложится.

– Я не верю ни одному твоему слову про детей, – Таня протестующе замотала головой. Радостный трезвон в голове с каждой минутой становился громче, сильнее, увереннее. Противиться ему не было сил. Противостоять не было желания. Хотелось, отчаянно, до умопомрачения, поверить Андрею. Поверить в чудо, в то что Маша и Никита – дети Рощина, что прошлое – исчезло, что впереди – счастье. Что, наконец, жизнь обрела смысл. И смысл этот – не борьба, а любовь.

– Я тебя люблю, – уткнувшись лицом в плечо Андрея, прошептала Таня чуть слышно.

– С этого момента, пожалуйста, поподробнее. – Господин писатель обладал отличным слухом.

– Я тебя люблю, – повторила громче Таня и сдалась, покорилась радостному ощущению. Счастье несмело шагнуло в душу, оглядело новые вотчины, развернулось широким плечом, вытесняя сомнения и тревоги. Радостный трезвон сменился бравурным восторженным маршем, разлился по крови кипучим и дразнящим ликованием. Таня заглянула Рощину в глаза. Ее счастье как в зеркале отражалось в зрачках Андрея.

– Я проверю все, что ты сказал.

Поцелуй проглотил конец фразы, переиначил смысл.

– Я …верю …тебе… – услышал Андрей.

«Я верю ему», – поняла Таня.

Так началась новая жизнь.

РОМАН

В поезде, на ночь глядя, Матвеевы подводили итоги:

– Я всех спасла! – похвасталась Надин и задумалась, – и что же теперь делать?

Павел предложил самое неожиданное:

– Жить дальше и учиться. Тебе надо научиться жить свою жизнь, а не вмешиваться, даже ради высоких целей, в дела других. Каждый сам творец своего счастья, сам хозяин или раб своей судьбы. Сегодня ты вытянула ребят из беды, завтра они найдут новую заботу на свою голову. Кто спасет их тогда? Молодость нужна для накопления опыта, для постижения прописных истин. Этот урок для ребят прошел впустую. Они ничего не усвоили, ничего не поняли. Да, остались живы, но надолго ли?

Надин обиженно засопела.

– Ты, как обычно, прагматичен. Но не все, мой милый, меряется умом и логикой. Есть чувство, порыв, долг, наконец. Я полагаю, что поступила правильно, ты можешь думать иначе.

– Не лукавь, Надюша. Тебе, конечно, жаль этих оболтусов, но по большому счету, ты спасала не их, а себя. Ты полагала обрести такой ценой душевное спокойствие, искупить прежние грехи.

– Мне нечего стыдится и не за что карать себя.

– Есть. Кто сеет смерть, тот пожнет боль и страх. Ты боишься своего прошлого, ты винишь прошлое в том, что не можешь родить ребенка. Ты боишься будущего, ведь в нем предстоит расплачиваться за старые грехи. Ты – рабыня, моя милая. Смелая, умная, но рабыня. Чтобы стать свободной, надо отпустить прошлое и простить себя. Тогда не понадобится совершать подвиги, не придется изнурять себя благотворительностью. Примирись с собой и мир с тобой примирится тоже. Полюби себя и мир полюбит тебя. Хватит воевать со вчерашним днем и бояться завтрашнего. Живи здесь и сейчас, в своем настоящем.

– Господи, что ты такое говоришь.

– Я говорю правду.

Спасибо, что скачали книгу в