Текст книги "Папарацци (СИ)"

Автор книги: Елена Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

36

Глава 36

Вика

Переодевалась на заднем сиденье, пока машина неслась по городу, нарушая правила за правилами. Андрей плевал на безопасность и гнал на безумной скорости, рискую самому отправиться на больничную койку. Как смогла стерла салфеткой помаду и яркий макияж, и на ближайшем светофоре перебралась вперед к Андрею.

В такой момент не хотелось его отчитывать и наставить накинуть ремень. Понятия не имела что делать и как себя вести. Мне не доводилось терять близких. Родители не в счет, их я не знала и их утрата прошла для меня безболезненно. Вот дальнейшая жизнь была несладкой, но это совсем другое.

– Пристегнись, – осторожно попросила, – пожалуйста.

Андрей перестал барабанить пальцами по рулю. В уголках глаз, на лбу, между бровей трагической маской вырисовывались раньше незаметные морщинки. Он оглядел меня, будто я сказала полнейшую глупость. Знаю, сейчас его меньше всего волновал какой-то ремень безопасности, но меня беспокоил он сам, и поэтому я рискнула нарваться на грубость. Но Андрей задержался на мне долгим взглядом и сначала потянул мой ремень, после характерного щелчка замка, перекинул через плечо и свой. Загорелся зеленый и машина сорвалась с места.

В больнице мы плутали по коридорам, запутавшись в указателях. И только когда остановленный нами санитар направил в нужное отделение, нашли наконец семью Андрея. В сердце защемило от увиденной картины: Ольгу Алексеевну с покрасневшими мокрыми глазами обнимал за плечи Костя, лицо которого тоже выглядело серым и непроницаемым; Рита сидела на скамейке, привалившись спиной к стене и, как загипнотизированная, монотонно водила ладонью по круглому животу. Они все разом обернулись на наши шаги и их будто снова накрыло волной скорби. Андрей бросился к матери, сжимая ее хрупкое тело, и они втроем образовали нерушимы родственный круг.

Я присела рядом с Ритой, и она тихим, ослабевшим голосом о всех подробностях. О том, что Ольга Алексеевна нашла мужа без сознания на полу кухни. Как скорая привезла его в больницу, где его сразу же отправили на операцию. Она использовала кучу непонятных терминов, из которых более-менее понятным и знакомым мне было “шунтирование”. Операция вроде бы несложная, длится недолго, но всегда есть риск, как говорят врачи. И следующие несколько часов мы почти безмолвно дожидались ее окончания.

Ольга Алексеевна сидела каменным изваянием и с отсутствующим взглядом. Я могла лишь гадать, что твориться в ее душе. Какую боль она испытывает, переживая за любимого человека. И тут всё встало на свои места: я больше не удивлялась их странному дуэту, они уже не казались мне диссонирующими внешне. Они просто любил друг друга, и им не нужны были для это причины.

И Рита держала сейчас мужа за руку из любви и неподдельной заботы. В общих чертах была в курсе их общей истории. И если раньше во мне жило слабое убеждение, что она лишь удачно вышла замуж, отхватив себе мужа-знаменитость, то теперь не сомневалась в ее искренности, глядя как она положила голову ему на плечо, утешая.

Меня никто не учил любить. Окружение, сама жизнь демонстрировали, что ненавидеть проще, безопасней. Эфемерная любовь не спасет тебя от вечного холода, которым будто нарочно пропитан детский дом. Будто тебе решили заморозить только руки и ноги, но хотят, чтобы и внутри все заледенело. Не прогонит отступную безысходность. Не утолит голод и жажду маминой ласки, которой тебя никогда не было и остается только воображать какого это. Не защитит от тумаков озлобленных сверстников или жестоких взрослых. Не оградит от мальчишек постарше, что зажимают в темном коридоре и лапают своими грязными руками. Какой толк от любви?

Но это бесполезное чувство все-таки поселилось в моем сердце. Оно же подтолкнуло меня последовать за Андреем, когда он поднялся со скамейки и, шаря по карманам в поисках пачки, прошел мимо меня к запасному выходу.

Ветер нещадно трепал мои волосы, которые я так и не нашла чем завязать, и вместе с острыми снежинками гнал мне в лицо едкий дым. Терпеть не могла, когда Андрей курил, но покорно сносила и мороз и отравляющий никотин.

– Иди внутрь, – приказал, видя как я растираю продрогшие плечи. – Не обязательно таскаться за мной.

– Не хотела оставлять одного, – честно призналась. Не думаю, что вежливое лицемерие сейчас уместно.

Он затянулся сильнее обычного, будто одним махом хотел выкурить всю сигарету, и обрушил на меня, скопившуюся усталость:

– Не нужно со мной нянчиться!

Я замерла. Горько? Обидно? Порываясь броситься в бой на собственную защиту? Миллион раз “да”. Но я не хотела больше защищаться от Андрея. Молча, стерпела грубость, уверенная, что это минутная слабость. И как в подтверждение скоро последовали извинения:

– Прости, – тихое и неуверенное.

– Можешь кричать на меня сколько влезет, если от этого становится легче, – не сахарная, не растаю. Готова на все лишь бы не видеть в его глазах эту необъятную тоску.

– Не хочу я кричать, – отшвырнул окурок в ближайший сугроб, запрокинул голову и устремил взгляд в серое небо, затянутое облаками. Стояла как идиотка, не зная как помочь. Как утешать людей? Как поддержать? Я совсем не умею проявлять свои чувства, тем более красиво облекать их в слова.

– Андрей? – позвала, не представляю, что скажу следом. Лишь попытка выдернуть его из трясину горя.

Он опустил голову и лишь на миг зацепился за меня взглядом, но этого было достаточно, чтобы разглядеть в них непролитые слезы. Больше я не колеблясь и не сомневалась: смела разделяющее нас расстояние и обняла его, закрывая своим телом от злого ветра, колючего снега и всех горестей мира разом. Забрала бы всю его боль себе, лишь бы она снова стал прежним. Пусть порой грубым, циничным и жестоким, но с восхитительной улыбкой на лице.

Андрей уронил голову мне на плечо:

– Как такое могло случится? Я никогда не думал… Кажется, что родители вечные. Это ты разбиваешь коленки, режешь пальцы, ломаешь ногу, а отец… Он неуязвим. Как супермен.

Я запустила руки под его распахнутую куртку, стараясь согреть своим теплом:

– Он выкарабкается.

– Если бы я был внимательней, – изводил себя терзаниями, ища ответы, которых нет и не может быть, – если бы больше уделял семье времени…

– Твоей вины нет, – напрасно убеждала того, кто не готов слушать. – Никто не виноват. Это произошла и всё.

– Что же теперь делать, Вика? – его руки обвили меня кольцом, моля о спасении. – А если?…

Он не смог произнести эти страшные слова, но я почувствовала панический страх в его голосе.

– Тогда я буду рядом, не на секунду не оставлю, разделю с тобой каждый темный день, – слова вместе с дыханием превращались в туманную дымку. – Я люблю тебя, – естественно и легко, без страха и смущения. Не верила, что он разделяет мои чувства, но увиденная в клубе сцена подарила слабую надежду.

Андрей не поцеловал Мадам, когда она практически предлагала себя. Оттолкнул с презрением, словно она досадное препятствие на пути. На пути ко мне.

Надежно скрывшись за алыми палантинами, наблюдала с какой одержимостью вглядывался в каждую женщину; с каким разочарованием, граничащим с яростью, понимал, что обознался; и с какой чуть ли не мольбой звал меня. И это не было похоже на ревность к любимой игрушке, которую словно кто-то взял поиграть без его разрешения. Из-за такого не затевают драк. Обычный эгоизм не стоит побоев. Мне хотелось верить, что за его одержимостью вытащить меня из клуба стояло нечто большее. Поэтому я показалась, вышла из укрытия, спасла его от участи быть избитым, выставленным за порог и оставленным в мучительном ожидании меня у дверей клуба.

Не знаю, сколько мы так простояли. Могла бы провести так вечность: чувствовать его дыхание на своей шее, удары сердца под ладонью и тепло, несмотря на мороз. Впервые я чувствовала себя нужно. Но когда пальцы ног одеревенели и перестали ощущать даже холод, я предложила вернулись в больницу. Он молча кивнул и скользнул по губам поцелуем.

– Как будто с пепельницей целуюсь, – выпалила, ощутив резкий запах никотина. – Когда ты уже избавишься от этой привычки, Соболев? Ну невозможно же!

Только закончив обвинительную тираду, я сообразила что вообще несу. Как можно отчитывать человека за маленькие слабости, когда его отец лежит на операционном столе? Непроходимая идиотка!

– Прости, – испуганно прикрыла свой болтливый рот ладонью. – Можешь курить сколько хочешь. В смысле, я не против, – кто-нибудь заткните меня.

На лице не дрогнул ни один мускул, он смотрел на меня со смесью изумления и непонимания. Потом его губы дрогнули в улыбке, он нервно хмыкнул, потом истеричным смешок. Скоро в его глазах вновь стояли слезы, но теперь их причиной был безудержный хохот. Я расслабилась и позволила ему вдоль посмеяться надо мной, выплескивая наружу всё скопившееся за ночь напряжение. Хоть где-то пригодилась моя бестолковость и невоспитанность.

– Ты прелесть, – все еще посмеиваясь, снова поцеловал, но на этот раз в висок. – Я брошу, – пообещал, обнимая.

– Только если сам хочешь, – невинно пожала плечами, якобы предоставляя самому решать.

– Хочу, – достал из кармана пачку, выбросил в ближайшую урну.

Видимо, мы долго отсутствовали, поскольку операция уже завершилась и главный хирург рассказывал обо всех нюансах и возможных осложнениях, которые могут возникнуть в ближайшие часы. Но в целом он заверил, что все прошло успешно и Лев Викторович проживет еще много лет. конечно, если будет соблюдать предписания врачей. Но с такой семьей, как у него, стоит не опасаться, что он пропустит прием лекарств или позволит себе отступить от предписанной диеты.

Врач посоветовал нам поехать домой и поспать – пациент еще не скоро отойдет от наркоза, и ему тоже требуется отдых.

Казалось, самое сложное и страшное позади и позволила себе ненадолго отвлечься на собственные дела: до сих пор понятия не имела где Машка и все ли прошло по плану. На горизонте забрезжил рассвет, меня укачивало в машине, подталкивая в объятия сна, а монотонные гудки в трубке походил на колыбельную, от которой только сильней хотелось зевать.

– Ты где? – набросилась на Митьку с расспросами, как только он снял трубку. – Простите, что бросила вас одних, но мне необходимо было уехать.

– Забей! – успокоил друг, видимо успев нахвататься словечек от Машки. – У нас все отлично, мы просматриваем отснятый материал. Приедешь?

– Мы? – несколько удивленно уточнила.

– Я у Маши, – довольно пояснил. – Она предложила согреться горячим чаем после того как я полночи просидел в машине, ну я и не стал отказываться.

– Хорошо, – не знала как еще реагировать на их внезапную дружбу.

– Так ты приедешь?

Для начала нужно немного поспать – я уже плохо соображала.

– Позже.

– Ладно, – он явно никуда не торопился, – я все равно зависну здесь на целый день, – и отключился, будто у него есть более важные дела. Непривычно быть свахой, но если я невольно свела двух одиноких людей, то честь мне и хвала.

Глубже провалилась в мягкое сидение и сонно наблюдала за медленно плывущими за окном картинами утреннего города.

– Куда мы едем? – вдруг поняла, что не узнаю дороги, по которой последние несколько месяцев добиралась до квартиры Андрея.

– Хочу познакомить тебя кое с кем, – туманно пояснил, оставив мучиться догадками до самого конца поездки.

За одну эту ночь я столько пережила, что была уверена: меня уже ничего не способно удивить.

Но я ошибалась.

37

Глава 37

Вика

Тихая окраина города. Не престижный район, самый обычный. Много небольших скверов, летом непременно утопающих в зелени; современных детских площадок в каждом дворе и детей, за руку с родителями спешащих в школу.

Типовая многоэтажка, теряющаяся в вышине в серых снежных облаках.

– И кто тут живет? – пыталась подготовиться к встрече.

– Увидишь, – Андрей взял меня за руку и потянул меня к подъезду.

В какой-то момент захотелось начаться упираться ногами и заявить, что никуда не пойду. Я так долго стремилась разгадать его тайну, что когда оказалась с ней нос к носу, растерялась. Испугалась того, что это нечто станет для нас непреодолимой пропастью. Кого он прячет в этой Башне из слоновой кости?

Несколько томительных минут ожидания, пока мы поднялись на лифте, подступили к одной из дверей. Потом долгие мгновения между звонком и моментом, когда она распахнулась.

– Андрей Львович!? А мы и не ждали вас так рано, – уже немолодая женщина поглаживала рукой небрежно собранные в пучок волосы. – Проходите-проходите, – будто вспомнила свои обязанности и вежливо зазывала в дом. – Может быть, чай?

– Лучше кофе, – приветливо отозвался Андрей. – Уже проснулась? – будто спрашивал о ком-то еще.

– Наверное, самой первой в городе, – нежная улыбка преобразила ее, сделав почтенной матроной, гордящейся своим семействам. Вот уж не думала, что Андрей скрывает ее. Она явно не его любовница – было в их разговоре нечто формальное.

Андрей прошел вперед по коридору и скрылся в одной из комнат. До меня долетела его внезапно восторженная фраза “Кто тут у нас?” и последующее за ней восклицание, похожее на перелив колокольчиков, “Пап-пап-пап…”

С опаской я шагнула следом и сердце невольно сжалось, когда я увидела на руках у Андрея маленького белокурого ангелочка.

Он заливался смехом и задорно дергал ножками от щекотки, и недовольно скуксился, когда игра закончилась, и Андрей любяще поцеловал ребенка в щеку.

– Познакомься, это Соня, – обернулся ко мне. Выдержал паузу, будто собирался с духом и добавил: – моя дочь, – прижимая к себе пухлое детское тельце.

Я долго не могла ничего произнести, разглядывая девочку как экспонат в музее – искала сходство между ней и отцом. Не знаю зачем, просто не верилось, что у Андрея есть ребенок и он от…

– Ее мать Мадам? – первое, что я сказала, нарушив молчание.

– Ее зовут Елена, – поправил, – но да, она мать Сони.

– Прости, но ты уверен, что она твоя? – во мне проснулась циничный логик и прагматик. – Ма… Елена не похожа на тех, кто всю жизнь хранит верность одному мужчине.

– Уверен на 99,99 процента, – безапелляционно подтвердил.

Значит, позаботился о тесте на отцовство. С фактами не поспоришь, и мне останавливалось только принять их и свыкнуться с существованием Сони. Но в моей голове никак не укладывалась в голове, что ее мать Елена.

– Но эта женщина? – с неприкрытым осуждением и разочарованием. – Андрей, о чем ты думал?

– Я не планировал, – опустил девочку на пол, которая уже заскучала и задергалась у него на руках.

– А Елена? – не сомневалась, что она способна на подобное.

– Возможно, – неотрывно следил как малышка нетвердой походкой прошлась до большой корзины с изображениями мультяшных персонажей. – Но это не важно, я люблю Соню и счастлив, что она появилась в моей жизни. – Она достала разноцветную пирамидку и, путаясь в собственных ногах, побежала обратно к отцу. Он с улыбкой взял врученную ему игрушку и опустился на пол, чтобы заново собрать ее, но уже вместе с дочерью.

Я присела рядом и наблюдала как она подносила Андрею все новые игрушки и как он развлекал ее, разыгрывают забавные сценки с резиновыми кошечками и собачками.

– Почему не рассказал раньше? – мысль, которая терзала меня с того момента, как я узнала о Соне.

– Я никому не рассказывал, – погладил малышку по голове, когда та плюхнулась на пол и принялась сосредоточено складывать башню из кубиков.

– Твои родители будут рады внучке, – не секунду не сомневалась в их понимании.

– Я не хочу впускать в их жизнь Елену, – признался в потаенных страха. – Этой мой тихий, уютный мир, где ей не место. Никогда ей не есть мамино новогоднее печенье, – умудрился пошутить.

– Она его не заслуживает, – улыбнулась. – А вот Соня бы с удовольствием уплетала бабушкино печенье. Да, Соня? – нагнулась к ней, не надеясь на ответ, но та подняла голову, взглянув на меня папиными серыми глазами, и звонко на всю комнату воскликнула:

– Да! – вскочила на ноги и опять убежала к корзине.

– Не лишай ее семьи, – теперь мы оба с Андреем наблюдали за детской возней. – Я знаю, что говорю.

Соня вернулась и протянула мне белую фигурку лошади.

– Спасибо, Сонечка, – приняла подарок. – А ты знаешь как делает лошадка? – Она запрыгала и цокала языком, подражая звуку животного. – Умница!

– Ты ей явно нравишься, – с ревностью смотрел на нас Андрей. Не знаю кого он больше ревновал: меня или дочь.

– Детям нравится всякий, кто играет с ними, – успокоила его задетое самолюбие.

– Не всякий, – стал серьезным. – Елена каждый раз вымучивает из себя улыбку и ласку, и ребенок, будто чувствует это, начинает вырываться и плакать. У этой женщины полностью отсутствуют материнские инстинкты.

Грустно было слышать такое, и жаль ребенка, обделенного материнской любовью.

– Часто она навещает Соню?

Та вдруг, как приказу, забралась к отцу на колени и легла ему на грудь, замерев, будто к чему-то прислушиваясь.

– Реже, чем бы хотелось, – обнял, поглаживая по спине.

Вспомнилось свое детство, и стало не по себе. И как всегда в таких случаях накатывала злость на безалаберных взрослых, что бросают детей на произвол судьбы.

– Зачем ты вообще связался с этой женщиной? – точно такой же “кукушкой” как моя собственная мать.

– Мы познакомились больше десяти лет назад, я и подумать не мог, что у нас когда-нибудь будет общий ребенок. – Соня будто тоже слушала и, тихо сопя, смирно сидела. – Тогда мы с Костей только пробивались в звездную тусовку, в мир шоу-бизнеса. У нас ничего не было, кроме его гитары и моей веры, что мы станет успешными. Елена только приехала из провинции покорять большой город. Мы пересекались на тусовках, иногда проворачивали мелкие делишки и налаживали связи в том заоблачном мире шика и блеска. Это не было любовь, просто увлечение. В двадцать лет мне нужен была только секс. Потом наши пути разошлись: я сконцентрировался на музыке и продвижении группы брата, а она … Она, вкусив красивой жизни, решила, что нет ничего прибыльней, чем зарабатывать на человеческих пороках. Сначала она устраивала вечеринки, постепенно привнося в них некоторые изюминки, которых не было у других.

– Например, секс и кокаин?

– Ты такая наивная, что это даже мило, – поцеловал дочь в макушку, снова и снова проводя ладонью по спине. – Этого добра было полно и до нее. Но она превратила обычный съем шлюх в целое эротическое шоу. Интрига, запретность, привилегированность и камерность ее вечеринок манило всех пресыщенных тусовщиков.

– И озабоченных извращенцев, – подсказала, вспоминая один мерзкий случай. – Ты не представляешь, что мне предлагали в клубе.

– Надеюсь, ты отказалась? – строгим голосом родителя, которой узнал, что его ребенку “плохие мальчики” предложили алкоголь.

– Нет, – закрыла Соне уши руками, чтобы она не нахваталась ненужных слов, – позволила обдолбаному наркоману трахнуть себя, – почти шепотом. – Что за вопросы? За кого ты меня принимаешь?

– За умопомрачительную сексуальную женщину, которую все хотят, – так же тихо.

– Но я хочу только одного мужчину, – малышка завертела головой и сердито нахмурилась. – Да, Сонечка, мне нравится только твой бестолковый папочка.

– Да! – снова повторила.

– Смотрю, вы с ней спелись.

– Это всего лишь женская солидарность. – Соня снова подскочила и на этот раз устроила забег по комнате. – Я видела в клубе еще кое-что, – всматривалась в Андрея, стараясь понять в курсе ли он происходящего. – Елена не боится загреметь за решетку? Она подумала о ребенке?

– Ты еще не поняла, что ей наплевать на ребенка?! – прогремел на всю квартиру, отчего Соня удивленно уставилась на него, прекратив носиться как заведенная. Андрей улыбнулся ей, успокаивая, и та абсолютно счастливая продолжила скакать. – Для Елены она лишь инструмент, средство достижения целей. – Андрей поднялся с пола, не в состоянии усидеть на месте. – Иногда мне кажется, что она родила ее только, чтобы мучить меня. Ноль любви, ноль заботы, – эмоционально и с гневом. – Соня большей частью только моя дочь. Это я отвожу ее в больницу на прививки, я покупаю ей одежду и игрушки, я гуляю с ней и играю. – Он старался сдерживаться, чтобы не пугать ребенка, но, видимо, он не может оставаться спокойным, когда речь заходила об этой женщине. – Перестать воспринимать Елену как нормального человека. Она конченная психопатка: ни эмпатии, ни сострадания, ни каких либо иных чувств. Лишь удовлетворение своих прихотей и потребностей.

Из обрисованной ситуации я видела только один выход:

– Почему ты не заберешь ребенка? С тобой ей будет лучше.

Но Андрею это казалось непосильной ношей:

– Я вечно занятый, черствый чурбан, как я справлюсь с маленьким ребенком?

– С помощью няни, – начала перечислять всех, кто его любит и всегда готов прийти на помощь, – бабушки, дедушки, дяди и тети. В конце концов, я буду помогать. Думаешь, не смогу посидеть с ребенком? Я столько сопливых носов вытерла в свое время в детском доме. Да я просто гуру по горшкам!

Его позабавило мое последние заявление, он ненадолго расслабился, но потом снова помрачнел:

– Она не отдаст, по крайне мере просто так, без какой-либо выгоды.

– Значит, нужно найти эту выгоду, – не позволяла ему сдаваться. – Что для нее важно? – он знал ее лучше всех, ему были известны ее уязвимые места.

– Ее чертов клуб, – подумав и взвесив все, пришел к выводу.

– Клуб говоришь? – постепенно в голове вырисовывался новый план. – Я, кажется, знаю, как тебе помочь, – и это даже проще, чем можно подумать. – Мы отберем у нее Соню! – не сомневалась в победе.

– Иногда ты меня пугаешь своими идеями, – с настороженностью, будто местная сумасшедшая. – Что ты задумала? – не без скепсиса.

– Увидишь, – еще больше насторожила его.

Скрипнула дверь и в комнату вошла та самая женщина, что встретила нас. Теперь мне очевидно, что она лишь няня.

– Ребятки, я рада, что вы чудесно проводите время, – глянула на девочку, что каким-то образом успела оказаться у ног отца и висла на одной из штанин. Время пролетело незаметно, и на часах уже был полдень. – Сонечке уже пора обедать и ложиться спать. Она потом весь день будет капризничать, если не выспится.

Андрей был вынужден попрощаться с дочерью. Она не переставая махала ему на прощание и он всё никак не мог оставить ее. Но все же решительно развернулся и выскочил из квартиры, чтобы растягивать мучительный момент.

– Пока! – как эхом долетало до нас, пока мы створки лифта не захлопнулись за нами, погружая в тишину.