Текст книги "Папарацци (СИ)"

Автор книги: Елена Макарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

28

Глава 28

Андрей

Делал десятый подход на перекладинах, когда начался апокалипсис, локализованный в моей квартире. Трель звонка, стук в дверь и крики, прекрасно слышные даже в самой дальней комнате дома – скорей всего, Вика уже получила посылку.

Угораздило же меня связаться с дьяволицей во плоти!

Викина ярость не ослабевала, она с тем же рвением колотила в дверь, грозя собрать на лестничной клетке всех соседей. Это не ее забытый всеми дом, где можно спокойно устраивать притон и никто и внимания не обратит. Тут же жили не последние люди, и они очень не любили, когда их беспокоят. Поэтому я далеко не в лучшем расположении духа встретил Вику.

– Твою мать, ты могла бы вести себя потише!? – рванул ее за руку, втаскивая в квартиру. Не хотел, чтобы были свидетели предстоящего скандала. А Вика точно его сейчас устроит. А может, еще и врежет. – Знаю, мы договорились: никаких подарков, – перешел в оборону прежде, чем она примется обвинять и оскорблять. – Только не кричи – у меня голова болит. Твое пойло все-таки оказалось паленым.

На удивление Вика молчала и странно смотрела на меня. Ее спокойствие пугало больше, чем агрессия. Фантазирует каким образом меня убьет?

А потом море расступилось, вода превратилось в вино – случилось чудо.

– Никогда не думала, что скажу это, – серьезным тоном, и я напрягся, чувствуя подвох, – но ты – лучший, Соболев! – на последних словах практически взвизгнула от восторга и запрыгнула на меня, целуя. – Спасибо! Спасибо! Спасибо! – и с еще большим неистовством осыпала поцелуями. – Я всё верну, честно!

Не верил собственным глазам и ушам. Вика благодарит меня? Она рада подарку и смотрит на меня восхищенными глазами? Моя дикая, несговорчивая Вика! Мир сошел с ума.

– Так ты не злишься? – осторожно прощупывал почву.

– Нет, – улыбнулась.

– Все еще бухая? – гадал.

Может это я повредился рассудком? Пора завязывать с пьянкой.

– Уже нет, – ответила, будто я просто поинтересовался ее здоровьем. Похоже, она не улавливала подтекста моих вопросов, иначе я бы давно с лихвой получил. – Ты видел ее? – скинула с плеча рюкзак и достала камеру. – Она великолепна! – и начала сыпать цифрами и понятными только фотографу терминами.

Не важно, что я ни черта не понимал; наплевать, что конкретно она говорила, главное – она светится от счастья. Как будто ребенку вручили игрушку, о которой он давно мечтал. Вот каково это: быть счастливым только от того, что счастлив кто-то другой.

– Можешь в это поверить? – видимо Вика закончила лекцию о технической стороне и ждала от меня такой же восторженной реакции. – Прости, – слова извинений от нее словно раскат грома среди ясного неба, – ты, наверное, ничего не понял из того, что я сказала. Сейчас я объясню на “человеческом” языке. Затвор ….

– Поверю тебе на слово, – прервал ее, не желая выслушивать всё с самого начала.

– Прости, – стала вдруг трогательной девочкой, – иногда забываю, что нормальные люди, в отличии от меня, не одержимы фотографией.

– Я привык, что ты с приветом.

Ожидал получить от нее колкость или даже оплеуху, но она виновато улыбнулась:

– Знаю, со мной сложно.

Твою мать, да что происходит!?

– Я, правда, верну деньги, – снова пообещала.

Для нее эта сумма была непомерной, для меня же – сущим пустяком.

– Пусть будет подарком.

– Нет, – покачала головой. – Правила…

– Порой у правил есть исключения.

Глупо продолжать придерживаться правил, если мы на каждом шагу нарушаем их.

– Это может плохо кончится, – предостерегла, нервно терзая руками ремень камеры.

– Например? Думаешь, мы поженимся и обзаведемся кучей детишек?

– Да никогда! – воскликнула, будто я говорил о чем-то противоестественном.

– Значит всё в порядке, – заверил, что нашим идеальным отношениям ничего не грозит. Но Вика продолжала хмуриться.

Тогда я привлек ее себе, надеясь убедить если не словами, так действия. Она уперлась ладонями мне в грудь и вскинула голову, одними глазами говоря, что все еще не уверена, что мы не совершаем ошибку, переходя установленные ранее границы. Вспомнилась прошлая ночь, сохранившаяся в памяти сумбурно и отрывочно, и четкое осознание, что нарушать правила мне понравилось. Из тлеющих углей вчерашней страсти снова вспыхнуло пламя и жадно поцеловал Вику. Раздел бы и снова трахнул.

Если бы не звонок в дверь, я, наверное, так бы и поступил. Что за день открытых дверей? Все сговорились с самого утра ходить ко мне в гости?

– Наверное, очередная любовница с требованием не дарить ей подарки, – пошутил, когда Вика вопросительно посмотрела.

– Предупреждаю сразу, – пригрозила пальцем, – я не участвую в тройничках.

Возможно раньше я бы и огорчился, но по странным стечениям обстоятельств вот уже несколько недель она единственная женщина, с которой я сплю. К тому же сама мысль делить ее с кем-то покоробила. Впервые за это время я задумался, есть ли у Вики еще кто-то кроме меня. И от того ревность схватила за горло, лишая воздуха.

В дверь продолжали звонить, но я не мог уйти, не выяснив правду.

– Ты спишь только со мной?

– Кто-то сильно хочет тебя видеть, – намекнула на настойчивую трель.

Да пусть хоть дверь выламывают, я должен знать.

– Я задал вопрос, – старался выглядеть спокойным, а у самого внутри всё клокотало.

– Странный вопрос, хочу заметить, – ее игривое настроение только больше нервировало.

– Просто ответь, – шумно выдохнул, из последних сил стараясь не сорваться.

Видимо, она почувствовала, что обстановка накалилась, и больше не выглядела легкомысленной.

– Только с тобой, – произнесла с беспричинной злобой. Хотя и моя внезапная вспышка, наверное, тоже казалась ей таковой.

– Подожди пока я выпровожу этого болвана, – не хотел, чтобы она вот так уходила, – пожалуйста, – решил немного смягчить грубую просьбу.

Она сверлила меня глазами, но потом все-таки опустилась в кресло, соглашаясь остаться.

Незваному гостю грозило стать идеальной жертвой для того, чтобы спустить пар. Но на пороге стоял человек, которому я и слова поперек не смел сказать.

– Отец? Что ты тут делаешь? Дома что-то случилось?

– Ты видишь, чтобы я умирал? – смотрел из под густых, практически седых, бровей. – Или у меня скорбное лицо?

– Нет, – тоном пристыженного ребенка. Сколько бы времени не прошло, чего бы я не достиг в жизни, но рядом с отцом всегда чувствовал себя мальчишкой.

– Ну тогда чего разводишь панику на ровном месте, точно как твоя мать? – прогремел его, несмотря на возраст, все еще сильный и полный жизни голос.

– Потому что слишком рано для визитов, – захлопнул за ним дверь. – И ты не предупреждал, что приедешь.

– Да был в больнице здесь рядом, – объяснял буднично. А я даже представления не имел, что у него какие-то сложности со здоровьем. Не успел ни о чем расспросить, как он продолжил монолог о тяготах жизни. – Знаешь, с этой старостью столько хлопот: болит то там, то тут. Твоя мать не отстанет, пока меня всего с ног до головы не обколют иглами и не заверят, что опасаться нечего. Так что я остался сегодня без завтрака из-за этих анализов и решил, раз уж так совпало, убью двух зайцев сразу: и поем, и повидаюсь с сыном. Ты ж вчера чуть ли не сбежал с ужина. Мать была недовольна.

– У меня были срочные дела, – повторил уже приевшуюся банальность, следуя за отцом в гостиную.

– И я, кажется, вижу их причину, – он остановился, разглядывая Вику. Она вскочила с кресла, не ожидая увидеть кого-то кроме меня. – Здравствуйте, – дружелюбно поприветствовал, – я Лев Викторович, отец Андрея. А вас как зовут?

Она не отвечала и вопросительно смотрела на меня, растерявшись. Мы договаривались не знакомиться с родней, но тот пакт уже устарел. Но я все равно не хотел, чтобы ее затянуло в трясину непомерной любви и заботы семейства Соболевых.

– Это Вика, – сдался, чувствуя себя идиотом от развернувшейся немой сцены. – Мы с ней…

– Работаем вместе, – первой сообразила она. – Я фотограф, – продемонстрировала камеру, – снимаю Дару. Знаете Дару? – делала ложь как можно правдоподобней, добавляя подлинные детали.

Перевел взгляд с нее на меня и обратно.

– Я, конечно, стар, но не настолько, чтобы верить, что ранним утром женщина находится в квартире мужчины ради работы.

Пойманная на лжи и ошарашенная бесцеремонностью отца, она онемела и снова уставилась на меня. А потом онемел я от того, что она все-таки ему ответила:

– Знает, вы правы, – сложила руки на груди, принимая вызов, – нет у нас никакой общей работы, мы просто спим вместе. И сейчас собирались заняться сексом, но вы помешали своим появлением.

Одновременно захотелось покурить, выпить и выпрыгнуть из окна.

Моя семья далеко не интеллигенция и голубая кровь в наших жилах не текла, но ей было чуждо подобное обращение. Это только я был своеобразной белой вороной и позволял себе нахальство и неприкрытую грубость. Мать в детстве била меня по губам за каждое грязное слово, но это, к ее сожалению, не помогло. И теперь я боялся представить реакцию отца.

– Это хорошо, – кивнул он одобрительно, повергая меня в шок, – а то его мать начала подозревать, что он гей, раз у него нет серьезных отношений.

Вика, наоборот, расслабилась, будто найдя общий язык с ним.

– Можете успокоить ее, – со знанием дела заверяла, – Андрей стопроцентно только по женщинам.

– Так и я о том же, – будто жаловался на больной мозоль. – Говорю ей, что надо быть благодарными, что он не таскает в дом этих пустоголовых девиц, которых назавтра и не вспомнит.

– Разумно, – поддакивала та, втираюсь в доверие.

– А ты вижу, с головой на плечах, – во всем читалось его расположение к ней. – Составишь нам компанию, мы с Андреем собирались где-нибудь перекусить?

Если я сейчас не вмешаюсь, они окончательно подружиться, причем против меня.

– Ей пора на работу, – я не дал открыть ей рот.

– Может, дашь девочке самой ответить? – тут же осадил меня отец. – Что скажешь? – с добродушной улыбкой обратился к Вике.

Мысленно повторял, чтобы не смела этого делать, но она будто назло согласилась. Разыграла врученную мной же карту: больше не было запрета на знакомство и общение с семьей.

“Я тебя убью” – произнес одними губами.

– Смотрите, как Андрей рад, что мы проведем немного времени втроем, – резала без ножа.

Боюсь представить какая гримаса злости, неприятия и обреченности отражалась на моем лице. Мать непременно узнает о завтраке, о девушке, которую я скрываю, и наброситься на меня с новой силой.

– Давай, сынок, собирайся, – подгонял отец, окончательно спевшись с Викой, – а мы пока поболтаем.

Эта женщина слишком дорого мне обходиться, и это при том, что я не практически не трачу на нее деньги.

29

Глава 29

Андрей

Не хотел надолго оставлять Вику наедине с отцом: мало ли что она успеет ему наговорить. Но как бы я не торопился, все равно застал их мило беседующими.

Отец оказался благодарным слушателя и с интересом внимал тому, как она распространяется об искусстве и фотографии в частности. Надо сказать, я удивлен ее широкими познаниями о художниках эпохи Возрождения, постмодернизме и даже стрит-арте. Имена представителей последнего направления я слышал впервые.

Оказывается, Вика умеет поддержать любой разговор, так почему мы с ней только переругиваемся и сражаемся? Наблюдать ее улыбку намного приятнее, чем колючий взгляд.

– Ты готов? – отец заметил меня, подслушивающим у двери как какого-нибудь воришку.

– Давайте поторопимся, – я выбивался из общей картины веселья и смеха своим сухим тоном и, наверное, угрюмым лицом, – у меня мало времени, всё расписано поминутно.

– Ну спасибо, что уделил старику хотя бы минуту, – заворчал отец, – а то так помру, и с сыном не успею повидаться.

Заметил, чем старше становились родители, тем чаще поднимают тему смерти и тем виртуозней используют ее, чтобы манипулировать родственниками, например как сейчас. Оставалось только скрипеть зубами и помалкивать.

– Ладно, мы никуда не торопимся, – любыми способами стремился не дать этому разговору развиться.

– А теперь он делает мне одолжение, – обратился он к Вике, ища поддержку.

– Он просто не ценит то, что имеет, – кивала, соглашаясь, что я плохой сын.

– Ты, наверное, не обращаешься так со своими родителями, – он затронул тему, которую мы с ней никогда не поднимали, и я не мог предугадать, как она отреагирует.

– Не обращалась бы, если бы они у меня были, – ее голос звучал вполне естественно, словно она говорила о будничных вещах, например о погоде на завтра.

– Совсем никого? – с грустью уточнил. Она отрицательно покачала головой, будто ее совсем не волновало ее одиночество. – Андрей, чего встал? – погонял меня отец точно пастух стадо. – Накорми уже девочку, видишь же, больше некому о ней позаботиться.

Он плохо знал Вику, раз считал, что она позволит хоть кому-нибудь о себе заботиться. Я набил достаточно шишек в этих тщетных попытках.

Но отец и дальше расспрашивал, а я с любопытством подслушивал (снова!), хотя многие факты из ее жизни мне и так известны из досье, которые собрал для меня Витек. Но я никогда не утруждался узнать подробности лично от нее.

– Я никогда не видела своих родителей, – начала она сентиментальную историю абсолютно беспристрастным тоном, – мать отказалась от меня еще в роддоме. Не знаю, есть ли у меня другие родственники – никто не пытался меня забрать из детского дома.

– Ох, детка, – проникся отец сочувствием. – Как же ты справляешься? Скоро же праздники, с кем ты их проводишь?

– Когда как, – пожала плечами, – сейчас чаще одна.

– В этом году ты обязательно должна побывать у нас, – громогласно объявил отец. – Мне до сих пор не понятно как, но Оля с Ритой умудряются создать по-настоящему сказочную атмосферу дома: вся эта мишура, гирлянды, елочные украшения, – сделал паузу, будто воображая эту картину. – А еще они пекут такие крошечные печеньки с глазурью, – пытался буквально на пальцах показать как они выглядят. А когда понял, что вряд ли удастся передать всю их прелесть словами, заявил: – Ты должна сама их попробовать!

Да кому они нужны!?

– Уверен, она ни раз ела печенье, – не дал ей ответить первой. – Нет в них ничего особенного.

– А я бы не отказалась, – сделала Вика выпад, встретившись со мной игривым взглядом.

Не собралась она никуда ехать, и печенья ей не нужны – она развлекалась, дразня меня.

Отец принял же ее слова за чистую монету:

– Вот и славно, у Андрея будет повод появиться, а то он постоянно занят. Видимо, у него есть более важные дела, чем семья. Да, сынок?

– Я пропустил всего один несчастный Новый год, – устал от упреков за мелкую провинность. Кто в моем возрасте отмечает праздники с семьей?

– А если бы я в тот год умер? – завел старую песню, а я пожалел, что сам не умер тогда на Ибице от передоза и адового количества рома, которым заливался.

– У тебя просто нет сердца, – вдогонку прилетело осуждение от Вики.

Ей, похоже, нравилось издеваться надо мной и она с радостью поддерживала любое начинание отца травить меня собственной смертью. Так продолжалось в машине, потом и в кафе. Правда, Вика надолго задерживаться не стала, и, пригубив кофе, скоро начала собираться. Отец не стал уговаривать ее остаться, а вместо этого попросил сфотографировать нас. Как будто у матери не ломятся полки от доисторических альбомов со снимками. На вопрос “Зачем?” он ответил в привычном духе:

– На память о своем старике, а то помру и ничего тебе не останется от меня.

После такого трудно позировать для фото с жизнерадостным видом, но я все-таки придвинул стул поближе к отцовскому.

– Андрей, можно повеселее? – Вике была недовольна тем, что выходило.

– Это максимум веселья, на которое я сейчас способен, – не хотел натягивать фальшивую улыбку, как постоянно делал это на официальных мероприятиях.

– Постарайся улыбнуться, я знаю, ты умеешь, – настаивала, не раз снимая меня на этих самых церемониях. – Представь, что тебе вручили Грэмми. Или лучше – Оскар!

– Оскар – награда в сфере кино, – поправил, не сомневаясь, что она прекрасно знала об этом и сама.

– Тогда представь, что ты стал первым музыкальным продюсером, которому дали Оскар!

Отец засмеялся и еще долго не мог остановиться, окончательно испортив все кадры.

Когда импровизированная мини фотосессия закончилась, она поднялась из-за стола:

– Спасибо за чудесный завтрак, но я действительно опаздываю на работу. – Ловким движением пальцев извлекла из камеры карту памяти и положила передо мной: – Уверена, там есть парочка нормальных фото. – Засунула камеру в рюкзак и, словно так давно принято в наших отношения, наклонилась и поцеловала на прощание. – Созвонимся, – замялась, будто сделала что-то неправильное.

Провожал ее взглядом со смешанным ощущением растерянности и истомы: хотелось выскочить за ней на улицу и получить настоящий поцелуй. Но я погасил необъяснимый порыв, вспомнив, что рядом отец, которого не могу бросить в погоне за женской юбкой.

– Не переживай, я сохраню твой маленький секрет, – похлопал по плечу. – Захочешь – сам познакомишь Вику со всеми. И, кстати, я не шутил на счет праздников, пригласи ее.

– Откажет, – заранее предугадал ее ответ. – Она, скажем так, с чудинкой.

– Это я уже заметил, – сделал он собственные выводы, недолго пообщавшись с ней. – Кстати, что такое этот стрит-арт? Ничерта не понял.

Теперь я разразился хохотом на весь зал, заставляя немногочисленных посетителей то и дело раздраженно оборачиваться.

– А слушал с таким заинтересованным видом, – даже я тогда поверил. – Я еще удивился, что тебя так увлекло современное искусство.

– Когда красивая женщина говорит об умных вещах, нужно помалкивать и делать вид, что понимаешь, – поделился жизненной мудростью.

– И часто ты так делаешь?

– Постоянно, – он открывался для меня с новой стороны. – Вспомни, с каким лицом я сижу, когда Рита говорит об архитектуре.

Верно, Костина жена могла утомить скучными лекциями кого угодно, я сам больше десяти минут не выдерживал. Но это отнюдь не значило, что я не питал к ней теплых чувств: у нее полно качеств, за которые я ценил и уважал ее. Так и отцу, я уверен, несмотря ни на что, Вика понравилась, что он косвенно и подтвердил короткой фразой:

– Не испорть всё, – он выглядел серьезным, от былой веселости не осталось и следа, – у не слишком непростая судьба, чтобы еще и ты обижал ее. Такая, как она, ни каждого к себе подпустит, и то, что она потратила время на твоего старика о многом говорит.

– Она сделала это назло, – зря он пытался найди подтекст там, где его нет.

– Нет, – и с улыбкой снова потрепал меня по плечу, – она хотела понравиться мне, чтобы произвести впечатление на тебя.

– Ошибаешься, она не…

Не стал выплескивать на отца в одночасье нахлынувшие вопросы:

Почему она согласилась на завтрак? Почему отдала карту памяти? Почему поцеловала на прощание?

Следующие десять минут мы молча ели и изредка поглядывали друг на друга, каждый оставаясь при своем мнении. И даже спустя несколько часов, когда я делал звонки, принимал решения, отвечал на вопросы интервьюеров, мысленно остался в том кафе, прокручивая в голове отдельные фразы и сцены.

Руки чесались набрать Вике, но я гасил в себе это желание. Что я скажу? Что просто хотел услышать ее голос? Какое-то ребячество, больше свойственное школьникам в муках первой любви. Я бы вполне мог выкроить полчаса-час для нее в течении дня, но не хотел просто перепихнуться на заднем сидении машины или на столе офисе.

В итоге дал себе обещание вовсе не видеться с ней сегодня, и с головой ушел в работу. И только поздним вечером, по пути домой, нарушил его и взял в руки телефон. Несколько коротких гудков и ее голос зазвенел в трубке:

– Если собираешься приезжать, захвати что-нибудь съедобное, – первым делом выдвинула требование. – Я только вернулась домой, а в холодильнике шаром покати. С утра ничего не ела, так что готова отдаться тебе за порцию горячей еды.

– А если я еще и десерт привезу? – а сам уже развернул машину прямо через сплошную, намечая новый маршрут.

– Тогда я твоя навеки, Соболев.

На такое заявление я ничего не смог возразить, и через полчаса мы уже сидели на кухне, и Вика ковыряла вилкой в тарелке, отказавшись от деревянных палочек, идущих в комплекте с едой из японского ресторан. Подозреваю, она просто не умела ими пользоваться, но из-за упрямства стыдилась признаться.

– Что ты там ищешь? Клад? – не выдержал, когда она в очередной раз скривилась от отвращения.

– Нет, мидии, – спокойно пояснила, не прерываясь.

– Хватит копаться, ешь всё подряд.

– Там же мидии, они противные, – выловила одну из них и собиралась переложить в мою тарелку. – Съешь ты? – невинно попросила.

– Не хочу.

– Сам не хочешь, а меня заставляешь, – будто поймала на воровстве.

– Я прошу есть всё, а не выбирать. Ты что маленькая? – и этот диалог всё больше походил на препирательство ребенка и родителя.

– Не нуди, – отмахнулась.

– Прости? – хоть я и привык к ее нахальству, но порой она переходила все границы.

– Не будь занудой, – добродушно объяснила, как именно меня оскорбила, – ворчишь как старый дед.

Мой возраст – запрещенная тема, тут меня лучше не трогать.

– Сколько по-твоему мне лет?

– Пятьдесят? – равнодушно предположила.

– Издеваешься? – не поверил, что она действительно так считает.

– Шестьдесят!? – все больше приближала меня к смерти. – Ладно, прости, – засмеялась, считая себя невероятно остроумной, – я знаю, что тебе сорок пять.

– Ешь сама свои мидии, – отодвинул подальше от нее свою тарелку, в которую она, как в помойное ведро, швыряла их.

Это на нее подействовало, и она взмолилась:

– Я больше никогда не буду смеяться над тобой, только забери их! – Я сжалился, а она воткнула нож мне в спину: – С детства знаю, что пожилых нужно уважать.

– Старших, а не пожилых, – поправил ее чисто машинально, не оставь надежду, что она перестанет издеваться.

– Я знаю, – даже не скрывала хитрую улыбку.

– Давай поедим в тишине, – устало предложил.

Кухню наполнило тиканье настенных часов, шумом проезжающей за окном машины, лаем собаки в квартире сверху, топотом ног и детскими криками с лестничной клетки. Но среди всей этой какофонии звуков я отчетливо услышал вздох Вики:

– Ты же понимаешь, что у меня идиотское чувство юмора?

– Конечно, – не поднимая глаз.

– Я не пытаюсь унизить тебя.

– Угу, – не видел смысла отвечать что-либо существенное.

– И, может быть, я даже уважаю тебя.

– Ну да.

– А чем-то, возможно, и вовсе восхищаюсь.

– Ммм…

– И, скорей всего, мне нравится не только секс с тобой.

Я уже жалел, что приехал. На что я надеялся? Это разговор с отцом подействовал на меня разлагающе, заставил сомневаться и верить в то, чего нет. Она все так же презирает меня. Надо было придерживаться правил.

– Атмосфера достаточно нагнетена, пружина сжалась до максимума – теперь разом перечеркни все добрые слова в мой адрес какой-нибудь колкостью, а потом займемся сексом и я поеду домой, чтобы, не дай бог, ты не встретила утро рядом со мной.

Я ждал, когда актриса расколется и поднимет меня на смех. Но она молчала. Тишина стала некомфортной, а финальный аккорд затянувшейся комедии так и не прозвучал.

– Пора завязывать с шутками, – тихо, словно говорила сама с собой, – люди уже не понимают, когда я говорю искренне, а когда дурачусь.

– То есть всё, что ты сейчас сказала?…

– Правда, – как никогда серьезно.

В ответ на столь громкое признание, которое, не скрою, грело мне сердце, я ни нашел ничего лучше, чем просто сказать:

– Давай сюда свои мидии.