Текст книги "Папарацци (СИ)"
Автор книги: Елена Макарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
32
Глава 32
Андрей
Совсем немного не хватило, чтобы вырвать из рук микрофон, но пьяная Вика была на редкость ловкой. Она убежала в самый дальний угол комнаты и запрыгнул на диван, вообразив его концертной сценой.
– Прошу, не надо, – по первым же аккордам узнал проклятую песню и не хотел слышать ее вновь ни в чьем исполнении, даже если это будет Викино по-пьяному забавное. – Сейчас сползаются откормленные тюлени-гости, которые мирно засыпают возле елки, – и тогда уже я стану объектом для смешков и глупых шуточек.
Но Вика не слушала меня и начала представление. И даже то, что она не могла видеть текст на экране, не мешало – она знала слова наизусть:
Я никогда не была твоей,
Мы вместе были в кругу друзей…(1)
– Откуда ты знаешь это старье? – старался перекричать музыку. – Тебя, наверное, еще и на свете не было, когда она появилась?
– Одним летом я работал в караоке-баре, – прервалась, чтобы ответить, – и женщины в возрасте, бахнув рюмочку другую, очень любили петь “что-нибудь из Аллегровой”.
Пропустив пару строчек, она подхватила последнюю фразу и с прежней артистичностью продолжила:
И вот однажды я поняла,
Что без тебя словно не жила…
Никогда не любил караоке. Каждый считал себя одаренным, но не оцененным, спешил скорей показать себя миру. Как правило, у таких любителей не было ни голоса, ни слуха, и для меня их “душевное” исполнение как ногтями по стекло – невыносимая пытка, от которого мое чувство прекрасного корчилось и умирало в муках. Но у Вики оказался приятный голос, и она почти не лажала. Хотя с такой песней в “три притопа и три прихлопа” надо постараться, чтобы спеть ее мимо нот.
Она добралась до припева и я, наверное, в какой-то мере уже получал невинное удовольствие от ее “концерта”.
Привет, Андрей,
Ну где ты был,
Ну обними меня скорей!
Чувствовал себя дураком, потому что до зубного скрежета хотел исполнить ее просьбу. И так во всём, что касалось Вики. Не мог сохранять выдержку и стойкость в столкновении с ее ней. Подумать только, она девять дней изводила своим молчанием. Девять дней, когда я не мог прикоснуться, поцеловать или просто услышать ее голос. Обиделась, посчитала себя задетой. Я лишь оберегал ее, а она за это медленно убивала меня.
Нам есть что вспомнить, о чем забыть,
Над чем смеяться, о чем грустить…
Каждое утро видел ее зубную щетку в ванной и злость накатывала с новой силой. За то, что она такая принципиальная, упрямая. И за то, что не стучит в мою дверь с виноватым видом. Но девять дней без секса и пара бокалов виски сделали своё дело. Странно, но я не чувствовал, что унижаюсь, прося у нее прощение, сам толком не понимая за что именно. Каким-то образом ей удалось обернуть жалостливое и унизительное примирение в маленькую интимную исповедь.
Что не позволить, а что простить…
Господи, у меня столько грехов! Простит ли она их? Особенно она… Черт, я тоже, похоже, перепил, если вижу подтекст в этой нелепой песне! Она не может знать.
Но и про клуб не должна была узнать. Я до сих пор не представлял, как докопалась до этого. Строгая конфиденциальность, никакой утечки информации быть не могло. Каждый подписывал соглашение о неразглашении, включая персонал. Ни один клиент в здравом уме не стал бы болтать: открыв рот, они сами себя потопили бы. Кто? Кто эта крыса? Не могу спросить саму Вику – не хочу снова с ней ссориться. А это неизбежно: она вспыльчивая и упрямая, а я вынужден защищать ту чертову суку! Дрянь превратила мою жизнь в ад, а Вика как глоток свободы в бесконечном море лжи.
Ну где ты был,
Ну обними меня скорей!
Где ты была раньше?
Поймал танцующую на диване Вику, и она, не устояв на мягких подушках, упала мне прямо в объятия.
– А теперь гитарное соло, – припев закончился и музыка перешла в короткий проигрыш.
– У тебя талант, – любовался блеском ее глаз, – тебе случайно не нужен продюсер?
– Я слышала, там всё через постель, – тихо прошептала.
– По-разному, – авторитетно подтвердил, – но тебе точно придется согревать мою.
– Я не против, – всё так же шепотом.
Когда я отметил эту странность, понял, что за маленьким представлением наблюдал ни я один. Часть “сытых тюленей” все-таки приползла на звуки, толпясь у двери.
– Молодец, Вика, у тебя сто баллов! – раздались поздравления.
– Я пою великолепно! – указала Вика на надпись на экране. – А караоке не может лгать!
Ну да, он ведь не запрограммирован так, что чем громче голосишь в микрофон, тем больше баллов получаешь в конце. Но это мало кого интересовало: теперь каждый хотел что-нибудь спеть. Вику снова “отняли” мои любящие родственники. А я уже устал от этого балагана, хотел вернуться в свою тихую пустую квартиру. По-детски я ревновал, не желая делить ее внимание ни с кем. Она моя, почему они все крутятся вокруг нее? Желая хоть немного тишины и виски, пошел к праздничному столу и застал там отца. Он закинул пару таблеток в рот и запил их водой из бокала.
– Отец? – он обернулся и спешно спрятал пузырек с таблетками в карман. – Всё в порядке?
– Да, – натянуто улыбнулся, заставляя волноваться. – Ерунда, изжога замучила. Бывает.
– После такого-то застолья это не удивительно, – тревога отступила. От его шуток про смерть у меня уже паранойя.
– Видишь, она согласилась, – резко сменил тему, – а ты говорил откажет.
Я на само деле не собирался ее звать, но потом понял, что в горло шампанское не полезет, когда Вика где-то там одна во всем мире. Пригласить ее – простое человеческое сострадание. А вот почему она согласилась оставалось загадкой.
– Наверное, просто повезло, – выдвинул шутливое предположение, – или луна была в другой фазе.
– Конечно, – уже привычным жестом похлопал по плечу. – Матери она понравилась, можешь быть спокоен. Она дала ей свою самую высокую оценку: наша.
Мать непонятным мне образом делила людей на наших и не наших. Например, после знакомств с Ритой она сразу окрестила ее нашей. Увидев впервые внука, тоже объявила, что он нашей породы. Как будто коннозаводчик с особо ценной породой. Говорил Вике, что семейка с приветом, а не поверила. Но после сегодняшнего дня, думаю, убедилась в этом сама. И я не знал, как сдержать смех, когда провожая нас домой, ей вручили коробку с фирменным печеньем: призовая лошадь получила свой сахарок.
Вика всю дорогу не выпускала жестяную банку, украшенную новогодними узорами. В какой-то момент сняла крышку и, тоскливо глядя в окно машины, захрустела печеньем. А потом я дал по тормозам и чуть мы чуть не слетели с дороги прямиком в снежный сугроб, потому что Вика начала рыдать.
– Что!? – я был в панике. – Что такое? – пытался вспомнить как оказывать первую помощь при…
– Печенье, – громко всхлипывала, – оно, и правда, очень вкусное, – и продолжала есть проклятое печенье, заливаясь слезами.
– Какое, нах**, печенье?! – вырвал жестянку и бросил на заднее сидение. – Что происходит? Это из-за моей семьи? – гадал, не представляя, из-за чего можно так убиваться. – Они чем-то обидели тебя? Я предупреждал, что они “оторви и выбрось”.
– Нет, – утирала мокрое лицо. – У тебя чудесная семья. Все такие приветливые и внимательные.
– Тогда в чем дело? – я исчерпал все варианты.
– Этот Новый год был самым лучшим в моей жизни, – слова смешались вместе с рыданием в едва различимый вой. – Я поняла, какого это, когда у тебя есть настоящая семья. Зря ты называешь их психами, тебе несказанно повезло с ними.
– Ты больше не одинока, у тебя есть я, – молол всё подряд, только бы она успокоилась.
– Зачем я тебе? – чуть притихла и шмыгнула носом, а потом снова разразилась плачем. – Я ужасный человек: необразованная, не умею себя вести с людьми, не умею выстраивать личные отношения. Хочу быть как Рита: мягкой и покладистой. И уметь печь такое восхитительное печенье, – запихнула в рот остаток печенья.
– Это она-то покладистая? – насмешила. – Тебя ввел в заблуждение ее образ безобидной беременной. – Взял ее за плечи, разворачивая к себе: – И не нужно тебе быть на кого-то похожей, – только сейчас заметил, что на ее лице нет ни грамма косметики, и все равно она выглядела невероятно красивой, несмотря на красный нос и успевший слегка припухнуть глаза, – ты мне нравишься такой, какая есть.
– Правда? – недоверчиво, как ребенок, которому пообещали чудо.
– Правда, – провел пальцами по ее влажным щекам. – Только не реви больше.
– Прости, – постепенно ко мне стала возвращаться прежняя Вика. – Что-то я расклеилась, наверное, пара последних бокалов шампанского была лишней.
Черт его знает, в чем причина, но я был рад, что мы миновали слезливый кризис.
– Теперь мы можем ехать? Ты обещаешь больше не пугать так?
Вика закивала, и откинулась в кресле, громко вздыхая на весь салон. Надеялся, заснет дорогой, и мы без происшествий доберемся до дома, но она задумчиво смотрела на сыпавший на лобовое стекло снег. Никогда не думал, что она настолько травмирована. Как бы не старался, мне не понять ее: вместе с братом я рос в полной любящей семье. И я не знал, как себя вести с Викой, о чем можно спрашивать, а о чем не следует, чтобы не вызвать новую волну слез. Ее никчемные родители должны локти кусать, что оставили. Если б они только видели, какой она стала.
– Ты никогда не искала родителей? – рискнул спросить. Вика заерзала на сидение, я пожалел, что задал вопрос – ей некомфортно. – Прости, можешь не отвечать.
– Не искала, – заговорила с такой отчужденностью, что теперь стало не по себе мне, – и не хочу.
– Почему?
– Я была не нужна им тогда, с чего вдруг они захотят признать меня сейчас? – она то нервно поглаживая колени, то прятала в карманы куртки, – Истории всех детдомовцев, как под копирку, сомневаюсь, что моя уникальная. И я, как и все брошенные дети, задаюсь вопросами: Кто мои родители? Почему они меня бросили? Но я пока не готов получить на них ответы.
Моя хрупкая девочка боялась получить новую порцию боли и унижения.
– Когда будешь готова, – взял за руку, чтобы она больше не суетилась, не зная, куда себя деть, – просто попроси – я помогу.
Она притихла, успокоившись:
– Знаю.
Остаток пути прошел в тишине, но ободное молчание не угнетало. Оно казалось естественным: мы поняли друг друга в этом вопросе, а другие темы пока нас не волновали.
Бегом, спасаясь от утреннего мороза, мы пересекли парковку перед домом. В квартире стянув холодную одежду и уже в постели согревались теплом друг друга. Вика дрожала, ее холодные пальцы касались моих ног.
– Андрей? – позвала сонным голосом.
– Да? – крепче обнял ее, уткнулся носом в шелк ее волос.
– С Новым годом, – как пожелание спокойной ночи.
– С Новым годом, – вдохнул ее запах. Она пахла проклятым печеньем.
Но сладкое ощущение счастья на утро развеял телефонный сигнал. Спросонья решил, что это давным-давно выставленный будильник, но мерцающий экран и имя чертовой суки убедил, что это все-таки звонок. Она каким-то образом чувствовала, когда я счастлив и спешила всё изгадить. Пришлось выбраться из теплой кровати, чтобы не разбудить Вику, посылая Елену на х*й. Новогоднее настроение вконец развеялось.
– Что тебе нужно? – не стал церемониться.
– Я тоже рада тебя слышать, милый, – тянула слова, словно наслаждалась звуками собственного голоса. Нарциссизм в запущенной форме. Но самый незначительный из всех ее пороков.
– Если ничего важного, то иди к черту, – на меня больше не действовало ее напускное очарование.
– Скучаю по тебе, – в ход пошла ее излюбленная тактика, – особенного сегодня. Мы должны проводить праздники вместе. Как семья.
– Ты мне никто, – готов был затолкать ей в глотку каждое слово, чтобы она поняла наконец это поняла.
– А та девка, что сейчас лежит в твоей постели? – после недолгой выдержанной паузы. Пыталась манипулировать, но я больше не велся на дешевые провокации.
– Ревнуешь, милая?
Негромки, совершенно неестественный смех:
– Какая ревность, если я сама позволяю тебе забавляться с новой игрушкой?
– С Софией всё хорошо? – проигнорировал все ее ничтожные попытки уязвить меня.
– Конечно, я забочусь о ней, – как всегд постановочно любящая.
– Тогда иди на х*й! – отключился.
(1) Авторы песни: И.Николаев
33
Глава 33
Вика
Я проснулась еще до того, как дверь тихо скрипнула и Андрей вышел из спальни. Он думает, я не замечаю его таком сделанных звонков; не чувствую, как потом он полдня ходит темнее тучи; не вижу, как меняется его лицо, когда ему звонит эта женщина. Но всё, что мне известно, так это только ее голос. Даже не голос, а тон и интонации, которые я улавливала из телефона, застав Андрея за разговором. Она будто произносила мистические заклинания, под влиянием которых он становился покорным и запросто мог уехать без объяснений. К ней.
Иногда эффект ее магии ослабевал он срывался и отвечал что-нибудь резкое, не жалея матерных слов. Но всё равно, стоило ей позвонить в следующий раз, как он послушно снимал трубку.
У меня было множество возможностей заглянуть в его телефон, но это казалось мне таким унизительным и жалким, что я не воспользовалась ни одной из них. После совместного Нового года в отношениях мы шагнули далеко за пределы “секс и ничего личного”. Одни границы размылись, а других никто не выстроил: я понятия не имела как себя вести. Имела ли я права что-то требовать? Андрей не обещал эксклюзивных отношений, не признавался в любви вечной верности, и со снедающей изнутри ревностью думала о том, что далеко не одна у него.
Мы стали близки настолько, что я с легкостью могла рассказать как проходит день его и во сколько он вернется домой. Знала, что его мать простудилась; что у племянника выпал первый зуб; что Рита придумала имя будущему ребенку; что отцу необходимо пройти обследование, а но артачится; что новая песня Дары стала хитом и еще много других подробностей его жизни. Только понятия не имела, кто та долбанная женщина! Она – его личный секрет, которым он не желал делиться. Как и я своим: меня ждали на беседу в SQY.
Позвонили сразу после праздников. Ничего особенного: вежливый мужчина сообщил, что они рассмотрели мое заявление и будут рады увидеть на финальном испытании. В чем оно заключалось не пояснил, а я не рискнула вызвать лишних подозрений и своим любопытством провалить так долго встраиваемую аферу. Через несколько дней мне просто прислали сообщение с адресом. И не слова о том, кто меня там встретит, как узнать этого интервьюера. Они словно нагнетали таинственности, испытывая мою выдержку и нервы. Часть ли это проверки?
Я не стала “переигрывать” и ради собеседования что-то кардинально менять в своем имидже, превращаясь в звезду инстаграма. Лишь сменила любимые ботинки на низком ходу на каблук, а теплую уютную толстовку на легкую свободную рубашку и для создания более женственного образа распустила волосы. Но просто не могла жить без резинок и заколок, которые стягивали мои непослушные волосы в хвост.
То и дело скручивала волосы в жгут, чтобы наэлектризованные курткой и шапкой они не липли к лицу, мешая есть, пить и просто разговаривать. Андрей с насмешливым любопытством наблюдал за этой картиной, смакуя черный кофе, ароматом которого по утрам наполнялась квартира. Эту “инновацию” я привнесла в его жизнь: имея кучу техники на кухне, он не утруждал себя пользоваться ей. Я же с первого дня облюбовала кофеварку, и сейчас бы тоже не прочь насладиться кофе, только собственные волосы выводили из себя. Или я просто нервничала перед встречей с Мадам?
– Деловая встреча? – поинтересовался Андрей, оценивая мой непривычный наряд.
– Да, – не стала отрицать, чтобы не вызывать подозрений нагромождением лжи.
– Что-то стоящее или очередной треш для желтых заголовков? – не таращился как обычно в телефон, параллельно занимаясь собственными делами, а смотрел прямо мне в глаза. Он что, пытается поймать меня на вранье?
– Стоящее, – снова ответила коротко, намеренно не проявляя интереса.
– Ты на меня обижена? – неожиданно всё обернулось выяснением отношений. – Злишься? Что я опять сделал не так?
– Нет, – поняла, что конспирация полностью провалена. Видимо, он успел изучить меня не хуже, чем я его. – Просто такое настроение – не разговорчивое.
– Всего лишь настроение? – он пытался читать меня: мои реакции, жесты. Пытался залезть мне в голову.
– Всего лишь, – со всей решительностью противостояла его магнетическому взгляду.
Долго такого напряжения я бы не выдержала, поэтому решила ускользнуть от хищника: не стала допивать кофе и начала собираться на работу. Но Андрей в прямом смысле слова припер меня к стенке, когда я попыталась пройти мимо. От удара воздух выбило из легких, в спину впился край картинной рамы, на пол со звоном упала маленькая статуэтка и прокатилась несколько сантиметров, отсчитывая острыми краями удары по паркету.
– Я опаздываю, – твердо произнесла без капли страха. – Вечером, – пообещала, как только его руки скользнули по моей груди, сминая тонкую ткань рубашки.
– Сейчас, – будто требовал доказательств, что я действительно не сержусь на него. Пальцы утонули в мои волосах, до боли сомкнулись на затылке, принуждая меня откинуть голову назад и разомкнуть губы для поцелуя.
– Я не хочу, – на этот раз откровенно врала: всегда его хотела, как ни одного мужчина в жизни.
– Не лги мне, – за пояс джинсов рванул к себе и, не сводя с меня глаз, расстегивал сначала пуговицу, затем молнию. Скользнул рукой под ткань и стиснул челюсти, шумно выдохнув: – Ты вся мокрая. – Рывком развернул меня лицом к стене, сдернул брюки вместе с бельем, не оставляя мне выбора.
Во мне же боролись протест и предвкушение. Было что-то в этом сексе неправильное. Не грязное или пошлое (мы проделывали вещи и более непристойные), а нечто болезненное: наша ободная неспособностью общаться, быть откровенными и открытыми вне постели.
Я хотела его поцелуев и ласковых рук, но он крепко удерживал, не давая прикоснуться к себе. Неистово врывался в меня, будто наказывая меня за ложь или за что-то иное, известное только ему одному.
Примитивное и животное во мне взяло верх, и скоро я изгибалась всем телом, подстраиваясь под безудержный ритм. Ноги едва держали, когда меня сотрясало от накрывающих волн нестерпимого наслаждения. Привалилась к холодной стене, чтобы не рухнуть на пол, пока он с хриплым рыком кончал прямо в меня.
– Вот теперь я злюсь и обижена, – но сил продемонстрировать это, хотя бы оттолкнув его, не осталось. В насмешку он откинул с шеи спутанные волосы и нежно коснулся губами, кожей чувствовала как он улыбается.
В полной тишине мы оделись, так же тихо собиралась уйти, но он не отпустил без поцелуя:
– Удачного дня, – произнес на прощание. Прозвучало как предупреждение, и я ушла с чувством беспокойства, готовясь в неминуемому провалу на собеседовании.
***.
Следуя строгому расписанию, закинула в рот таблетку и проглотила, ничем не запивая. Снова глянула через лобовое стекло на вывеску с названием ресторана, где ждала меня Мадам.
Посчитала сколько осталось противозачаточных на курс и захлопнула пластиковый контейнер. Андрей как знал, что они понадобятся, когда настоял на их приеме.
Оценила свой вид в зеркало заднего вида: заметно, что я недавно занималась сексом? Хотя, возможно, это станет мне подспорьем. Пусть считает меня нифоманкой в поисках неиссякаемого источника наслаждения.
Посмотрела на часы – пора.
На входе меня встретила девушка-хостес, больше похожая на модель с подиумов высокой моды. Услужливо она попросила следовать за ней, когда я назвала свое имя и сказала, что меня ждут.
Почему-то все дорогие рестораны выглядели одинаково пафосно и помпезно, вызывали у меня только чувство дискомфорта и напрочь отбивали аппетит.
Голоса немногочисленных посетителей тонули в ненавязчивой джазовой музыке, и изредка разбавлялись звоном бокалов и приборов о тарелки.
Каждый раз, как мы проходили мимо одиноко сидящей женщины, я проходила по ней белым взглядом, примеряя на нее образ владелицы секс-клуба.
– Прошу, – наконец остановился хостес у углового столика, предлагая мне сесть.
– Спасибо, – и опустилась на стул напротив Мадам.
Кроваво-красная помада, идеальная линия темных бровей, глубокие синие глаза, безупречно белые волосы идеально собраны на затылке. Она сидела откинувшись назад и закинув ногу на ногу, словно она тут хозяйка. Медленно, будто растягивая удовольствие, подносила к губам сигарету, оценивающе смотрела из-под чуть опущенных ресниц и выдыхала облако дыма. Проходящие мимо молодые официанты то и дело глазели на ее, гадая есть ли на ней белье – невесомая ткань платья плохо скрывала проступающие очертания сосков. Секс в чистом виде.
– Добрый день, Виктория, – произнесла, растягивая звуки. У меня мурашки побежали по телу от знакомых ноток. – Не хотите закурить? – взгляд упал на серебряный узорный портсигар на столе.
– Не курю, – у меня все желание отбило быть с ней приветливой.
– Ваше право, – и затянулась еще глубже, будто короткой затяжкой не получала необходимой дозы никотина. – Не нарушать чужие права и границы дозволенного – главное правило клуба. Вы любите нарушать правила, Виктория? – через пелену дыма ее взгляд казался угрожающим.
– Иногда, – тоже откинулась на спинку стула. Война, значит война.
– Откуда вы узнали о нас? – переменила тему, пытаясь подступить ко мне с другой стороны. Прощупывала, искала слабые места.
– От любовника, – и пусть гадает от какого, – он бывал у вас.
– Вы, конечно же, не назовете его имя? – притворно улыбнулась.
– Зачем же выдавать его? – с такой же фальшивой улыбкой. – Уверена, он бы еще не раз побывал на ваших вечеринка.
– А почему вы хотите оказаться среди приглашенных? – потушила остаток сигареты в пепельнице.
– Я люблю секс, – смотрела прямо ей в глаза, и ее это ничуть не смущало.
– Вам недостаточно секса в обычной жизни? – невинный вопрос.
– Мне нравится экспериментировать, узнавать новое, – ответила весьма предсказуемо и стереотипно, чем тут же ей наскучила. Мадам стало не интересно играть со мной.
– Тогда вам повезло: мы угождаем гостям с очень изысканными вкусами, – будто зачитывала прейскурант. – За закрытыми дверями нашего клуба они могут безбоязненно давать свободу всем своим внутренним демонам.
– Это именно то, чего я хочу, – подтвердила.
– Мы строго относимся к отбору своих членов, это эксклюзивные вечеринки. Как я уже говорила, главное для нас защищенность наших гостей. Под запретом камеры, телефоны и иные гаджеты.
– Ясно, я не против таких правил, – соглашалась на все условия, хотя сомневалась, что я когда-нибудь попаду в клуб.
– Ни один мужчина не смеет прикоснуться к женщине без ее разрешения. Тем, кто не проявляет подобающего уважения, ошибочно принимая клуб за бордель, навсегда закрыт путь обратно.
– Сурово, – не думала, что она такая принципиальная, – но справедливо.
– Верно, – ее будто порадовала мое полное одобрение. И это разожгло ее интерес к моей персоне. Она, как хищник на охоте, почувствовала запах крови и пошла по кровавым следам: – Какой секс вы предпочитаете?
– Зависит от настроения, – обошлась туманно неопределенностью, – всё есть в моей анкете.
Но ее не устраивали общие фразы – она хотела играть:
– Хочу услышать от вас лично, – подалась вперед. – Расскажите о вашем самом ярком оргазме. Нынешний ваш любовник доставлял вам удовольствие?
– Да, – тоже сменила позицию, сокращая между нами расстояние, – и иначе он давно стал бы бывшим.
– Не бойтесь делиться своим чувственным опытом, – предлагала разыграть из себя близких подруг, которые делятся всем, даже подробностями интимной жизни.
– Я и не боюсь, – в том числе тебя, – всего лишь предпочитаю заниматься сексом, а не болтать о нем.
– Вы многое теряете, – дала “дружеский” совет. – Попробуйте проговорить, что вам нравится. Это раскрепощает. Вы зажаты, – причислила к стану проигравших, считая, что я ей неровня: ни в постели, ни в жизни.
Я, и правда, чувствовала себя проигравшей. Она с самого начала кто я: все время называла настоящим именем. И я прекрасно понимала, кто сдал меня.
Терять было уже нечего, и мне необходимо уколоть ее хоть чем-нибудь.
Я поставила локти на стол, почти вплотную приближаясь к ней:
– Мне нравиться трахаться с ним, – медленно проговаривала слова, чтобы она в полной мере прочувствовал и прожила смысл каждого. – И неважно чем он доведет меня до оргазма: членом, пальцами или языком. – Она чуть сощурила глаза, рисуя в своем воображении эти картины, и я с удовольствием питала ее фантазию новыми образами. – Люблю, когда, сгорая от непреодолимого желания, он усаживает меня к себе на колени прямо в машине или опрокидывает на стол прямо в офисе; когда жестко берет сзади, превращаясь в дикаря; когда изводит ласками всю ночь напролет. – Она слушала с каменным лицом, только горящие яростью глаза выдавали, но на последнем предложении ее маска Мадам пошла трещинами, обнажая истинное лицо – уязвленной соперницы: – Но больше всего мне нравится заниматься с ним любовью.
Так тебе достаточно раскрепощенно, сука? Знай и живи с этим.
Она выпрямилась, перевоплощаясь в Мадам:
– Я отправлю вам именное приглашение на завтра.
Зря она думает, что сможет раздавить меня одним пальцем, как какое-нибудь надоедливое насекомое.
– До завтра, – встала из-за стола и победоносно направилась к выходу, мысленно продумывая детали нового плана. Все-таки придется втянуть в это Машку. И Митьку просить помочь.
Не сдамся без боя!
