Текст книги "Так не бывает (СИ)"

Автор книги: Элен Рейв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Часть 10 – Обречённость

При всём своём катастрофическом невезении, что накрыло меня словно цунами за последние несколько дней, мне кажется, что кто-то свыше всё-таки оберегает меня. Изредка поглядывает вниз узнать, а не подохла ли я ещё? И каждый раз этот короткий взгляд оказывается решающим. В самый последний момент, перед тем как гильотина рухнет вниз и отсечёт мне голову.

Мой ангел-хранитель настоящий садист.

– Умница, – без тени ласки или её подобия произносит Влад, застегивая ширинку. – Хотя могла бы стараться и получше.

Я так и сижу, согнувшись почти в позе эмбриона. Сплёвываю на пол горькую слюну, тяжело дышу. Меня мутит, лихорадит, всё тело дрожит. Болезненные спазмы продолжают сжимать желудок, но блевать уже нечем.

– Отличное представление, Влад, – Ренат одобрительно хлопает парня по плечу.

– Рад стараться, – небрежно хмыкает тот.

Жёлтая лужа расплывается перед глазами – слёзы текут сами собой и им наплевать, что у меня совершенно нет никакого желания ещё и реветь перед этими чудовищами.

– Итак… – меня грубо хватают за волосы, тянут вверх, но я словно не тут. Ничего не чувствую. Смотрю пустым взглядом на довольное лицо. Ренат ухмыляется, сидит передо мной на корточках:

– Вариантов у тебя немного. Ты ведь понимаешь, что просто так я от тебя теперь не отстану. Знаешь… я дам тебе пару дней на размышления. Обдумай всё как следует. И если будешь паинькой и сделаешь всё, как я захочу, то быть может твоя жизнь даже станет чуточку лучше.

Никак не реагирую. Смотрю на него и молчу. Всё происходящее кажется нереальным… Это не со мной. Меня здесь нет…

– Поднимешься из низших слоёв общества, – он брезгливо хмыкает. – Может, даже заработаешь себе на пару подарочков от меня… Как тебе такой расклад? – пару секунд подумав, чудовище прибавляет: – Но знаешь… хочу сразу тебя предупредить: если откажешься – себе же сделаешь хуже. Тогда мне придётся ломать тебя, Алёнушка… – Меня передёргивает от того, как звучит моё имя его голосом. – А я люблю ломать, – широкая белозубая улыбка. – Люблю подавлять сопротивление и какие-либо протесты. Особенно если они исходят от шлюшек, вроде тебя. Подумай как следует над моими словами.

Не отвечаю. И, кажется, моя безучастность выводит парня из себя, потому что он отпускает мои волосы и снова бьёт меня наотмашь. И без того нещадно разбитая губа вспыхивает новым приступом острой боли. Чувствую, как по подбородку скатывается тонкая струйка. Заваливаюсь набок, падаю на пол.

– По-моему она в шоке, – смеётся Влад.

– Судя по всему.

Ренат перешагивает через меня, будто через грязную лужу, его друг просто обходит. Входная дверь открывается, и вся компания недоносков выходит из комнаты. Слышу, как удаляются их шаги, но не двигаюсь. Меня парализовало. В голове ни единой мысли. Все чувства и ощущения как-то резко померкли. Даже дрожь – и та отступила. Словно ей стало скучно и она, недовольно хмыкнув, пошла искать себе новую жертву.

От Светы тоже ни звука… Может, умерла от нестерпимого унижения?

Мне дали время подумать? Какая ирония…

Не знаю, сколько так лежу, но голоса, внезапно прозвучавшие по ту сторону двери, словно удар тока заставляют меня встрепенуться и прийти в себя. Чётко слышу голос Макса и он не один. Громкий весёлый смех принадлежит небольшой компании молодых людей. Их радость, словно злая насмешка судьбы.

Поднимаюсь с пола, сажусь на колени. Губа болит, грудь ноет. Желтая лужа передо мной и Света, неподвижно лежащая на кровати. Пустая-пустая комната, наполненная нестерпимой давящей тишиной.

Чего я тут расселась?

Поднимаюсь с колен, пытаюсь отыскать взглядом зеркало и огорчаюсь, когда не нахожу искомого. Подхожу к Свете. Девушка лежит на боку с открытыми глазами, тупо смотрит куда-то вперёд. Замечаю капельки спермы на её лице. Никакой реакции организма. Ни единого чувства. Мне словно всё равно. Неуверенно касаюсь её руки, затем беру за предплечье и помогаю подняться. Надо же, она жива, не сопротивляется. Позволяет мне поднять её, помочь встать с кровати.

– Тебе нужно умыться, – просто говорю я механическим голосом. Потихоньку прихожу к мысли о том, что, должно быть, у меня действительно шок.

Девушка кротко кивает, идёт вместе со мной к выходу из комнаты. Через секунду мы уже в общем туалете. Света отмывает с лица следы унижения. Я таращусь на себя в зеркало. Зрачки в норме, бледнота спала. Щека только красная, ноет. Подсохшая кровь и разбитая припухшая губа. Завтра будет хуже, надо бы приложить лёд, но я отметаю эту мысль. Сейчас меня больше волнует, исчезнет ли теперь это неживое выражение с моего лица. Этот человек, смотрящий на меня из зеркала, пугает.

Открываю кран, набираю в ладони ледяную воду и наклоняюсь, чтобы умыться. Губу снова щиплет, сдержанно шиплю, но снова набираю воды и повторяю действие несколько раз.

– Надо бы убрать то безобразие, что я натворила на полу твоей комнаты, – зачем-то говорю я и смотрю на Свету. Будто разрешения жду.

Девушка несколько секунд молчит, затем просто кивает.

Беру в кабинке уборщицы швабру, смачиваю ледяной водой половую тряпку, даже не думая надеть резиновые перчатки. Сколько грязных полов перемыто этой тряпкой, неизвестно. Негнущимися заледеневшими пальцами выжимаю и бреду с принадлежностями для уборки обратно в комнату Светы. За один раз убрать лужу желчи не получается, возвращаюсь в туалет полощу тряпку, а затем довершаю начатое.

Света возвращается в комнату через несколько минут. Просто садится на кровать и вновь пялится в одну точку.

– И давно… так? – опускаюсь рядом с ней, тоже смотрю перед собой, осмысливая произошедшее. Неужели я всё ещё жива? Меня всё ещё не изнасиловали… Даже не знаю, кого благодарить за такой подарок…

– С того дня… – уклончиво отвечает девушка.

– Это он тебя избивал, верно? – задаю вопрос, хотя ответ и так очевиден.

Света кивает.

– Что он ещё делал? – решаю, если уж добивать, так полностью.

Девушка молчит какое-то время, а затем снова начинает тихо плакать. Столько дерьма, горечи и унижения на меня, наверное, ещё никогда не выливалось. Она рассказывает всё. И как он после того тройного свидания отвёз её в отель, невзирая на то, что Света, как я поняла, с самого начала не была уверена в правильности своего решения и пыталась уйти. Но кто бы ей позволил… И как он её избил в тот же вечер за то, что всё-таки попыталась уйти, как издевался над ней полночи, как насиловал несколько дней подряд. Она рассказала про унижения, про угрозы, что если только рискнёт сунуться к ментам, или расскажет кому-то о том, что произошло…

Вот только кому ей рассказывать? Она такая же приезжая, как и я. У неё тут никого нет. Даже друзей толком не появилось за время учёбы. Ей была предложена та же весьма и весьма не радужная перспективка, что и мне… Она не обдумывала это, просто согласилась. Просто потому что вариантов не было. Иначе всё было бы в разы хуже, а проверять насколько страшнее это «хуже» она не решилась. Так у неё хотя бы осталась возможность «спокойно» доучиться.

Слушаю Свету, и кажется, что это пересказ какого-то очень жестокого криминального романа или триллера. Триллера, который не каждый решится смотреть. Такого не покажут по телевизору. Такого просто не может произойти в жизни… Или может? Слушаю её, и ко мне потихоньку возвращаются чувства. Шок теряет своё великолепное свойство отбивать все ощущения, эмоции, свойство притуплять осознание окружающего мира и себя. В голове один за другим всплывают вопросы и самый главный из них:

«Как я поступлю?»

На что мне хватит храбрости, а на что нет? И вообще можно ли что-то из этих двух зол назвать храбростью? Собственноручно позволить какому-то недоноску растоптать себя, уничтожить… или продолжить отстаивать свою… что? Честь?

Внутри кто-то горько усмехается…

Когда Света заканчивает свой рассказ, я просто ухожу. Оставляю её наедине со своими слезами и унижением. Я ничем не смогу ей помочь. Пыталась. Но как выяснилось… да что уж там.

Недолго думаю, куда податься и просто возвращаюсь в нашу с Риткой комнату. Запираю дверь на ключ, словно она способна защитить меня от любого зла в этом грёбаном несправедливом мире. Скидываю кеды, забираюсь с ногами на кровать и беззвучно плачу.

* * * *

За весь день не отвечаю ни на один звонок мобильного телефона. А их, надо сказать, немало. Складывается впечатление, что именно сегодня по какой-то абсолютно непостижимой причине обо мне вспомнили все кому не лень. Раз десять, не меньше за утро звонит Ритка, потом вроде успокаивается. Затем пару раз Сашка. Ближе к полудню Дима. Самым неуёмным оказывается Лёня. Даже когда друг начинает названивать без перебоя как ненормальный, всё равно не отвечаю. Просто зажимаю кнопку снятия блокировки и отключаю мобильник. Бросаю его на письменный стол в нашей комнате в общежитии и ухожу.

Пока друзья на парах, еду в Лёнькину квартиру, забираю свои немногочисленные вещи и оставляю ключи бабе Нюре, что живёт этажом ниже. Бабуля радует, ибо не задаёт много лишних вопросов, а лишь сообщает, что обязательно передаст «посылку» другу.

Надо же, я ещё могу хоть чему-то радоваться.

Не знаю, сколько времени бесцельно шатаюсь по улицам города. Мобильный остался в общежитии, а других часов у меня никогда не имелось. Да и нельзя сказать, что это самое время сильно волнует. Я просто иду вперёд. Невидящим взглядом смотрю сквозь суетные улицы, размышляю обо всех возможных вариантах исхода ситуации, в которой оказалась.

Сперва хочется просто сбежать. Пойти на вокзал, купить билет до родного болота в один конец и больше никогда… НИКОГДА сюда не возвращаться. Забыть всё как страшный сон и остаться в знакомом состоянии апатии и отрешённости, что неизменно преследовали меня там последние несколько лет.

Даже опомниться не успеваю, когда осознаю, что ноги сами принесли меня к нужному вокзалу. Замираю перед большими дверьми центрального входа. Долго смотрю на них как грешник на врата рая, в который ему никогда не суждено попасть. Перед глазами чёткой картиной материализуются лица Лёньки и Риты.

Я-то уеду… И скорее всего про меня забудут…

Сомневаюсь, что кто-то из этих чудовищ изъявит желание тащиться следом за мной в наш захолустный городишко. Но как же Лёнька? Рита? Что будет с ними? В груди что-то щемит, неприятно переворачивается. Неужто совесть? Да, пожалуй, она. Я не могу так поступить. Разумеется, я не герой, но бросать людей, которые за прошедшее время стали мне ближе кого бы то ни было на произвол судьбы…

Нет. Это не правильно.

Я так не смогу.

Через несколько минут, когда стоящая, словно памятник, я уже начинаю привлекать к себе посторонние подозрительные взгляды, разворачиваюсь и направляюсь в обратную сторону. Тем же маршрутом. Так же неспешно, но более уверенно. Долгая прогулка явно идёт на пользу. Мысли как-то сами собой выстраиваются в нужную колею. Приводят к общему знаменателю, единственно верному решению. По крайней мере, сейчас это кажется правильным.

Несмотря на по-ноябрьски холодную погоду и на мою по-осеннему лёгкую одежду, гуляю до тех пор, пока не коченею до самых костей. Без малейших угрызений совести прогуливаю вечернюю смену в магазине. Возвращаюсь в общагу, без сил падаю на кровать и засыпаю.

А поздней ночью меня будит грохот, непонятные крики и чьи-то громкие ругательства.

28 ноября

* * * *

Меня грубо трясут. Сквозь дремоту слышу крики, ничего не понимаю. Когда открываю глаза, вижу перед собой рыдающую, словно на похоронах, Ритку, злого Лёньку. Парень стоит со скрещенными на груди руками. От дверного проёма сочится свет, в коридоре слышны чьи-то голоса, кто-то ходит.

Прихожу в себя.

– Где ты была?! – надрывно воет подруга, впиваясь пальцами мне в плечи.

Морщусь, шиплю от боли. Всё тело ломит, словно по мне катком проехались. Хорошо погуляла…

– Рит, прекрати так сжимать. Больно!

– Где ты была?! – снова повторяет она. – Мы обыскались! Думали, тебя уже и в живых нет! Даже в полицию ходили!

– Да жива я, жива… – несильно отталкиваю от себя девушку, скидываю покрывало и поднимаюсь с кровати.

Лёнька хмурится ещё сильнее, когда видит на мне верхнюю одежду.

– Ты пьяная, что ли? – сам не верит тому, что спрашивает.

– Нет, – прижимаю ладони к лицу, тут же снова шиплю. Губа отзывается тупой болью.

Друг подлетает ко мне, когда свет из коридора освещает моё лицо (не представляю, как выгляжу), хватает за плечи. Да вы мне их так оторвете к чертям!

– Кто тебя ударил? – теперь он в ещё большем недоумении.

Хмурюсь, молчу.

– Алён! – парень встряхивает меня, а я отдергиваю руки, отхожу от него на два шага назад.

– Никто! Оставьте меня в покое! – почему-то всё происходящее резко начинает бесить. Вылетаю из комнаты, слепну от ударившего по глазам яркого света, но не останавливаюсь. Тут же натыкаюсь на Лидию Сергеевну, она немеет от шока. Что, неужто всё так плохо? За ней Макс, после ещё кто-то. Блядь, устроили тут собрание! Быстро протискиваюсь мимо, даже не обращая внимания, что кого-то грубо оттолкнула. Залетаю в мужской туалет, хлопаю дверью и закрываюсь на щеколду. Долго и упорно умываюсь. Пытаюсь проснуться. Прийти в себя. Слышу голос комендантши, она долбит в дверь:

– Алёна! С тобой всё нормально? Открой дверь!

Да ни хера со мной не нормально!

Не отвечаю. Закрываю кран, ухожу в помещение с туалетами, запираю и эту дверь тоже. Я сейчас и забаррикадироваться не прочь, только вот особо нечем. Несколько секунд стою посреди вонючего туалета, осмысливая на кой чёрт вообще сюда припёрлась? Затем подхожу к подоконнику, забираюсь на него с ногами и тупо смотрю в окно.

Темно. Снег идёт. Крупные хлопья опадают вниз непринуждённым вращающимся танцем. В голове пустота, в груди пустота. Мне всё равно.

Через некоторое время крики и стук стихают. Помещение окутывает звенящая тишина – подобно невидимому огромному зверю она проглатывает всё вокруг. Даже меня. И так неуютно, так беспомощно плохо. Обнимаю себя за плечи, впиваюсь пальцами, словно хочу проткнуть ногтями куртку. Ком подкатывает к горлу, но я держусь. Ни хрена мне не всё равно! Так страшно… Так безумно страшно, что мозг буквально тупеет от этого вездесущего непробиваемого чувства.

Что же делать?

Что делать?..

Вытираю с глаз влагу до того, как она начнёт литься по щекам.

Никаких слёз! Хватит!

Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем успокаиваюсь и, наконец, решаюсь выйти из этого чёртового туалета. Жесть, тут воняет так, словно его вообще никогда не моют. Лёнька и Рита поджидают меня в коридоре. Больше никого нет. Останавливаюсь, смотрю на подругу. Всё ещё ревёт. Капец, да сколько можно-то?! Мрачнею, перевожу взгляд на Лёньку.

– Что? – какой-то у меня нехороший голос.

– Где ты была? – спокойно спрашивает друг, но я вижу, как пульсирует венка на его шее, выдавая истинные эмоции.

– Гуляла.

– А ты забыла, что у тебя сегодня смена?

– Нет. Не забыла… – дарю парню незаслуженно холодный взгляд, тот мрачнеет ещё сильнее.

– Кто тебя ударил? У тебя губа разбита.

– Да ладно? – что-то нервное поднимается изнутри, и я расплываюсь в натянутой улыбке. – А я-то думаю, какого хера она так болит.

Понимаю, друзья тут ни при чём. Они ничего плохого мне не сделали, они просто волновались за меня, но кто-то внутри иного мнения на сей счёт. Кто-то очень злой, невероятно взбешённый… испуганный.

Лёня несколько секунд сверлит меня полным порицания взглядом.

– Идите к себе в комнату, – это он уже мне и Рите. – Я сейчас вернусь.

Небрежно пожимаю плечами, обхожу подругу, словно незнакомого человека и делаю как велено. Только сейчас понимаю, что убежала в туалет в одних носках. Смешно… Снимаю их, закидываю в корзину с грязным бельём, затем падаю на кровать и закрываю глаза. Хочется просто уснуть… и больше никогда не просыпаться. Ни здесь, ни сейчас, никогда… Ни в этом времени и ни в этой реальности. В ноющей от боли груди неприятно тянет. Но это точно не последствия побоев.

Слышу медленные шаги – Ритка. Она садится на свою кровать, а затем выдаёт неуверенное:

– Алён… что случилось?

Хмурюсь. Не хочу я ничего рассказывать и уж тем более обсуждать.

Подруга не настаивает, просто сидит, но уже молча. Через некоторое время возвращается Лёнька, закрывает за собой дверь на защёлку, включает свет. Резко морщусь, отворачиваюсь к стене, пытаюсь закрыть лицо рукой.

– Коньяк будешь? – буднично спрашивает друг, звеня стаканами. – Твой любимый… из круглосуточного дешевого супермаркета.

Мне как-то сейчас не до смеха, но я поднимаюсь, сажусь на кровати, прижимаю колено к груди. Ритка уже перебралась за письменный стол возле моей кровати, Лёнька рядом на табуретке. Они наливают по одной, выпивают, не дожидаясь меня, запивают всё тем же лимонадом прямо из горла. Он точно выдохся, ведь стоит под столом уже чёрт знает сколько времени. Не выдерживаю, нервно цокаю, беру стопку и тоже выпиваю. Морщусь, когда алкоголь попадает на разбитую губу, обжигает горло, растекается теплом в груди. Друг протягивает мне спрайт. Наплевать, что выдохся. Пить хочу! И я пью. Долго. Жадно.

– Зачем телефон отключила? – Лёнька включает мой мобильный, видит, что батарейка полная.

– Просто, – без выражения роняю я.

– Алён, я достаточно хорошо тебя знаю, – морщится парень. – Ты никогда не отключаешь мобильный. И со своим педантизмом даже батарейке никогда не даешь разрядиться полностью. Всегда носишь с собой зарядное.

Молчу.

– Что-то ведь произошло, так? – он сверлит меня взглядом, а я даже глаз не могу поднять. Теперь мне стыдно за своё поведение. Чего я на них сорвалась?! – Я надеялся, что ты не пойдёшь на пары и просто останешься дома. Выспишься. Отдохнешь от всего этого дерьма… – ага, отдохнула, блин… – Он снова приезжал? Что произошло?

Не могу! Не могу я просто взять и рассказать всё! Мне тошно, противно, горько и… Почему я не могу поделиться этим со своими друзьями? Они ведь всегда поддерживали меня. Всегда выручали. Но я не могу и поэтому просто сижу и пялюсь в одну точку.

– Ладно, – тяжело вздыхает Лёнька и сдаётся. – Не хочешь рассказывать – не надо, – в его голосе чётко слышна обида.

Он снова разливает коньяк по стопкам, протягивает одну мне. Беру и тут же замечаю, как мелко трясутся мои руки. Быстро выпиваю, даже не удосужившись запить, отставляю тару и обхватываю колено руками. Но поздно… и Лёнька, и Рита уже всё увидели.

Голова внезапно кружится. Вспоминаю, что вообще не ела сегодня.

– Я останусь в общаге, – зачем-то сообщаю я, словно пытаясь увести их от темы моего состояния.

– Я уже понял. Баба Нюра передала ключи… – друг некоторое время молчит, затем спрашивает: – Ты уверена, что это хорошая мысль?

Ритка сидит с понурым видом, будто её и нет тут вовсе.

– Да.

– Ладно. Твоё право. – Выпивает.

Так неуютно. Впервые в жизни ловлю себя на мысли, что мне неуютно среди этих людей… или это что-то другое.

– Что сказала Лидия Сергеевна? – на самом деле мне всё равно, но надо же как-то строить диалог.

– Она подумала, что ты пьяна, – спокойно отвечает Лёнька. Сейчас друг как-то странно и задумчиво смотрит на меня.

– Хм, а что, пьяные ведут себя именно так?

– Не обязательно. Просто тебя пьяной никто толком и не видел никогда… Думаю, они «слегка» удивились твоему состоянию.

– Ясно, – киваю, беру стопку и протягиваю её Лёньке, уже не скрывая, что мои руки дрожат. – Давайте напьёмся сегодня.

– Завтра на пары, – но друг всё равно тянется за бутылкой.

– Наплевать… – в животе урчит. – Есть хочу.

– Сходить в магазин? Холодильник у вас по-любому пустой.

Невнятно пожимаю плечами, мол, как хочешь.

Внезапно Ритка поднимается со стула, подходит и забирается ко мне на кровать. Обхватывает мою руку и прижимается, будто ребёнок к матери.

– Снова будешь рыдать? – спрашиваю без выражения.

– Нет… не буду, – девушка качает головой, кладёт подбородок мне на плечо. – Я очень испугалась за тебя…

– Знаю… прости, – хочется обнять её, прижать к себе, убаюкать как младшую сестрёнку, но я просто сижу. Кручу в пальцах пустую стопку, смотрю на тонкое стекло с давно затёршимся рисунком. Кажется, это какой-то собор, или ещё что-то в этом роде. Не разобрать.

– Знаешь… – спустя секунды молчания роняет подруга, – я всегда удивлялась тому насколько ты сильная.

– Это ещё что? – хмурюсь против воли.

На Лёнькином лице внезапно появляется полуулыбка.

– Наверное, я ни разу не видела, как ты плачешь, – продолжает подруга. – По крайней мере, я такого не припомню. Даже когда всё совсем плохо, у тебя хватает сил подняться и поднять за собой остальных… Меня, например.

– Это точно, – хмыкает друг и выпивает. – С тобой всегда куча проблем.

Ритка морщит свой аккуратненький носик на подколку парня, но затем добродушно улыбается.

– Каждый раз, когда мне было плохо, ты всегда оказывалась рядом. Всегда поддерживала, – кошусь на подругу, замечаю тепло в карих глазах, и от этого становится вдруг спокойно. – Ты очень сильный и светлый человечек и… я люблю тебя, Алён.

Быстрый чмок в щёку от Ритки сбивает с толку.

– Ты чего? – слегка отстраняюсь. – Совсем сбрендила? Или тебе коньяк так быстро в голову долбанул?

Лёнька тихо посмеивается, Ритка улыбается как ребёнок, которому только что купили его любимую шоколадку.

– Глупая ты, – констатирует девушка и снова вцепляется в моё предплечье.

– Сама ты глупая, – в этот раз я не отстраняюсь, но чувствую накрывающее меня тепло.

– Просто знай, что мы рядом, – довершает свою мысль она. – Ты всегда можешь обратиться к нам за помощью.

– Не представляю даже, какую помощь ты можешь предложить мне, когда сама постоянно влипаешь в истории, – хмурюсь беззлобно, но подруга не обижается. Просто пожимает плечами даже не пытаясь оправдаться.

Теперь до меня доходит: именно это мне и было нужно. Поддержка друзей, их улыбки. Просто чтобы были рядом. И пусть злюсь, пусть ничего не рассказываю им. Но эти маленькие мгновения тепла придают уверенности, что бой ещё не проигран. Я буду сопротивляться. Кем бы ни были, чёрт возьми, эти чудовища, сколько бы власти ни имели… Я буду сопротивляться!

* * * *

На пары не идём, бухаем до самого утра так, словно это последний день нашей жизни. Благо круглосуточный магазинчик самообслуживания, недалеко от общаги, не очень-то соблюдает законы – спиртным по ночам там торгуют направо и налево.

Не сказать, что всю ночь меня обуревает безудержное веселье. По правде я просто напиваюсь. Слушаю разговоры друзей, однако сама почти всё время молчу. Пару раз они пытаются поговорить со мной на тему Рената, просто отмахиваюсь, обосновывая тем, что не желаю обсуждать этого выродка. Видимо выражение моего лица выглядит достаточно категоричным и непробиваемым, ибо затем данный разговор больше не поднимается.

Днём просыпаюсь с жутким похмельем и головной болью. Идти никуда не хочется. У Лёньки и Риты на работе выпали выходные, мне повезло меньше. Вчерашний прогул нужно отработать, так что к трём часам я уже как штык в магазине. Даже раньше, чем положено. Решаю сегодня всех удивлять своим примерным поведением.

Стоит только переступить порог магазина, как тут же натыкаюсь на Василича. Выглядит откровенно недовольным, встречает укоризненным взглядом сквозь приспущенные на нос очки.

Делаю виноватое лицо и подхожу к мужчине.

– Здравствуйте, Михаил Васильевич, – бормочу неуверенно.

– Здравствуй, Алёна, – опускает взгляд в какие-то бумаги у себя в руках.

– Я-а… это… – так, нужно срочно включать режим профессионального вруна. – Мне вчера плохо было… – И это чистая правда!

– Вот как? – мужчина вскидывает брови, но, кажется, не верит.

– Да, с самого утра лежала в постели, даже на пары не пошла. Думала отлежаться, а потом…

– И как? Успешно?

– Не очень, – виновато опускаю голову, надеюсь, выглядит это убедительно. – В итоге проснулась уже вечером и поняла, что проспала на работу.

– А почему не предупредила? – Михаил Васильевич откладывает бумаги. Радует, что его тон спокойный. Меня вообще всегда радовало, что этот мужчина никогда не повышает голос. – Леонид весь вечер не мог до тебя дозвониться.

– Да-а… это… у меня батарейка села на телефоне, – нервно чешу в затылке. – Я потом увидела кучу пропущенных, хотела перезвонить, но… предположила, что уже поздно оповещать. Всё равно полсмены проспала… – натягиваю максимально дружелюбную улыбку, хотя мне кажется, выходит она слишком уж вымученной.

Василич тяжело вздыхает:

– Это было очень безответственно с твоей стороны.

– Да. Понимаю.

– Я закрою глаза на произошедшее, но только в этот раз. Чтоб больше подобного не повторялось.

– Да. Я поняла. Больше не повторится, – блин, чувствую себя пятилетним нашкодившим ребёнком.

– Иди. Переодевайся в форму и помоги Вадиму с новым товаром. – Мне указывают на дверь, ведущую в служебные помещения.

– Уже бегу! – и я реально бегу. Правда тут же получила вслед порицающее: «не бегай по магазину». После чего остаток пути миную чуть ли не на цыпочках. Быстро переодеваюсь и топаю на склад.

Товара много. Возимся с ним часа четыре не меньше, но я просто счастлива чем-то занять себя. Забить голову другими мыслями, совершенно не имеющими отношения к моей личной жизни. Забыть хоть на мгновение то, что произошло вчера. Выкинуть из головы двух недоносков, вознамерившихся растоптать меня; отвратительную сцену со Светой, невольной свидетельницей которой стала… мою странную апатию. Хотя скорее это состояние можно охарактеризовать как обреченность. И внезапно навалившаяся работа как нельзя лучше помогает в этом. Отсутствие Лёньки ничуть не напрягает и кажется, что всё нормально. Всё так и должно быть. Словно жизнь началась с чистого листа и теперь уже никогда не подкинет мне новых сюрпризов. Словно и не было угроз. Не было того бешеного страха…

Разделавшись с порученной работой, я и Вадим выходим на выгрузку. Парень покурить, я просто постоять, глотнуть свежего воздуха.

– Василич сегодня просто зверь, – с мрачным видом бормочет он, разглядывая уголёк сигареты. – С самого утра гоняет.

Невысокий коренастый парень, наверное, как нельзя лучше подходит под описание того уличного хулиганья, которое постоянно влипает в истории. А точнее, которое само ищет их на свою пятую точку, считая это наивысшей степенью крутизны. Не сказать, что он отталкивает или является невыносимым человеком, просто, как правило, такие люди видят мир в очень примитивной форме, загнанной в рамки каких-то бессмысленных стереотипов. Правил а-ля братва, тачки, бабки, тёлки, утверждённых непонятно кем и непонятно когда. И всё их существование сводится к тусовкам с себе подобными, поиску девушки по образу гламурной безмозглой дурочки и всё тем же деньгам. Скучное, я бы даже сказала серое существование. Но, как ни странно, иногда он бывает неплохим собеседником. Если опуститься до его уровня и не заводить темы о «прекрасном и высоком».

– Ты на полной смене сегодня? – решаю уточнить.

– Угу, – Вадим кивает, затягиваясь, а затем выпускает облако дыма.

– Да, не в кайф тебе… – чуть кривлюсь. Я-то никогда не попадаю на полные смены в связи с учёбой, но зато все закрытия магазина достаются нам с Лёнькой. Мы постоянно сидим тут до упора.

– Ты не подумай, я и не жалуюсь, – Вадим тушит окурок в стену возле двери и достаёт новую сигарету, крутит её в пальцах, о чем-то думает, а затем добавляет:

– Дома всё равно делать нечего.

– Один сейчас живёшь?

– Ну да.

– А девушка? – была ведь вроде не так давно.

– Расстались, – он невнятно пожимает плечами и снова закуривает.

– Понятно, – просто киваю. Всё понятно.

– Как она сказала, – парень делает тоненький голосок и начинает изображать свою бывшую в брезгливо-насмешливой форме, то и дело хлопая ресницами. – Нам нужно расстаться, потому что мы не подходим друг другу, но ты не переживай дело не в тебе, а во мне. Ты хороший парень и обязательно найдёшь ту свою единственную… коза, – не выдерживает под конец. – Я-то знаю, что она уже неделю спит с тем козлом.

С каким козлом не понятно. Но судя по выбранным ругательствам, они подходят друг другу. Коза и козёл. Идеально.

– Изменяла?

– Ну да! – замечаю, как он злится. – А я ей цветочки, рестораны, поездки на природу. Шкура! – Вадим нервно сплёвывает, затем глубоко затягивается.

– Рестораны? – я несколько удивлена. В магазине не так много платят, чтобы по ресторанам шататься.

Он косится, понимает моё удивление:

– Я ведь ещё в автосервисе у парней подрабатываю. Иногда, если пригоняют хорошие тачки, можно срубить за один день нормально бабла.

Не буду я это комментировать…

– А-а! – делаю вид искреннего одобрения и снова киваю. – Тогда понятно.

На этой ноте разговор как-то сам собой заходит в тупик. Мне спрашивать ничего не хочется, а ему, видимо, и рассказывать особо больше нечего. Через пару минут возвращаемся в магазин. Остаток дня занимаемся привычной рутиной. Я обслуживаю покупателей под бдительным взором Василича, Вадим торчит на складе. Даже не знаю, что там ещё можно делать несколько часов подряд.

Однако в конце смены жестокая реальность настигает меня словно шторм в открытом океане. Чёрной, неподдающейся контролю и неистово бурлящей стихией. Бежать некуда, кругом солёная пучина, жаждущая заглотить мой хладный труп. Скормить его злобным тварям, прячущимся в её недрах. А мою хлипенькую лодочку кидает из стороны в сторону и вот-вот перевернёт вверх дном. Хотя, к моему великому удивлению, этот шторм воплощается в совершенно ином человеке. И я никак не ожидала встретить его вновь…

Мы с Иваном Федоровичем как раз закрываем магазин, когда на стоянку неподалеку заезжает чёрный «мерседес». Замечаю его не сразу, да и вообще, по правде, не придаю этому большого значения. Мало ли в городе чёрных «мерседесов».

Бросаю короткий взгляд в сторону, а затем вновь оборачиваюсь, потому что замечаю идущего к нам светловолосого солидно одетого типа. Внутри всё опускается и холодеет от одного его вида. Возникает дикое желание взреветь волком от усталости и глухого раздражения.

Как же всё это достало!

Если бы мы встретились при других обстоятельствах, думаю, я даже восхитилась бы его внешним видом, тем как умеет себя преподнести, ведь выглядит шикарно без преувеличений. Высокий, статный, с широкой уверенной походкой, источающий высокомерие и власть. Так ходят только очень влиятельные люди. Люди способные менять жизни окружающих лишь одним своим присутствием. Способные притягивать к себе всеобщее внимание даже просто стоя на одном месте и ничего не делая. Но отблеск стального холода в бледно-голубых глазах всё так же пугает. К этому взгляду невозможно привыкнуть.

– Здравствуй, лягушка, – со странной улыбкой произносит Ян и останавливается рядом.

Иван Федорович зачем-то копается в багажнике своей «семёрки», а я стою у магазина, дожидаясь, когда он закончит. Мы договорились, что он подбросит меня до общаги. Именно по этой причине я отказалась от Лёнькиного предложения встретить меня с работы. И сейчас сто раз успела об этом пожалеть.