Текст книги "Королева бриллиантов"

Автор книги: Элен Баррингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ

Когда Бёмер вошёл в кабинет Бретейля, он понятия не имел, что ему предстоит перевернуть ужасную страницу истории, не подозревал, какой страшный омут таится под внешне спокойной гладью воды. Приведи его судьба к кому-нибудь другому, скажем, к министру иностранных дел графу де Верженн, а не Бретейлю, то мотивы этого дела так бы и не всплыли на поверхность. Но де Бретейль был недалёким и злым человеком, лишённым способности заглядывать далеко вперёд.

Сейчас на его рассмотрение представили дело, и он сразу увидел шанс, которого уже давно ждал. Наконец-то он добьётся своего, отомстит кардиналу де Рогану, которого долгие годы ненавидел. Даже в опале кардинал по-прежнему сохранял за собой высокий титул, за ним по-прежнему увивались всяческие лизоблюды, по-прежнему он пользовался большой популярностью в народе из-за своего либерализма, из-за того, что всегда отзывался на просьбы о помощи. Мог ли де Бретейль смириться с тем, что ему постоянно приходилось встречаться на парижских улицах с его роскошной каретой с гербами на дверцах, видеть этого де Рогана, величественно восседавшего и кивком головы принимавшего как должное приветствия толпы? Популярность принца за последнее время буквально взлетела, ибо его секретарь аббат Жоржель постоянно подчёркивал несправедливость остракизма, которому кардинал подвергается. Тот, кого по каким-то причинам преследовал двор, становился для народа истинным другом. Аббат при этом преследовал и собственные цели, кардинал ему был нужен. В будущем он сможет им манипулировать и добьётся того, чтобы тот присоединился к его партии.

Министр двора слушал рассказ Бёмера. Лицо его покраснело от удовольствия, довольная улыбка обнажила гнилые зубы. Глаза горели, голос звучал резко, он ставил один вопрос за другим, пытаясь докопаться до самой сути.

   – Вы говорите, что кардинал действовал подобным образом всё это время? А эта женщина де Ламотт? Она была посредницей между вами?

   – Нет, месье. Я довольно часто встречался с его преосвященством. В определённом смысле мадам де Ламотт действовала в качестве посредника, но монсеньор всегда был с ней заодно. Я обычно разговаривал только с ним.

Даже теперь Бёмер продолжал хвататься, как утопающий, за соломинку, ожидая, что вот-вот всё образуется, Жанна сдержит своё слово.

   – Он подписал договор?

   – Несомненно, месье.

Бёмера изумило выражение лица графа, который, ударив кулаком по колену, радостно воскликнул:

   – Ну, теперь он у меня в кармане! Никуда не денется.

Де Бретейль, с серьёзным видом повернувшись к Бёмеру, заговорил:

   – Месье, мы дадим ход этому делу. Однако должен заметить, что вы поступили неумно, не сообщив обо всём сразу же мне. Вам должно быть отлично известно, что королева не заключает подобных сделок сама. Всё делается через мой департамент. Поэтому смею вас заверить, что она от начала до конца ничего не знала о таком деле.

   – Но, месье, что же будет со мной? – Бёмер почувствовал, как холодеет от ужаса. – Я же говорю вам, что видел её почерк. Я видел её письма. Месье Лекло взял моё ожерелье от её имени...

Он не мог продолжать и беспомощно повалился на стул. Де Бретейль попросил старика успокоиться, взять себя в руки, пойти домой и там подробно написать всё, что с ним произошло, не упуская ни малейших деталей. Нужно добраться до самого дна.

   – И не забывайте, – добавил министр, – что вы тоже можете оказаться замешанным в этом деле. Очень легко может возникнуть подозрение, что вы хотели избавиться от этих висящих на вас мёртвым грузом бриллиантов и заставить королеву купить их, чтобы избежать громкого скандала. Так что будьте осторожны. Пишите только правду, ничего не упускайте. Особенно о том, что касается кардинала де Рогана и этой женщины.

Бёмер с трудом поднялся и теперь стоял перед графом, держась обеими руками за спинку стула. Он вглядывался в бесстрастное, беспощадное лицо де Бретейля, всё больше приходя в ужас, как вдруг дверь отворилась и в кабинет вошёл де Ферзен – высокий, белокурый и как всегда спокойный. Сам он не был наедине с Марией-Антуанеттой с той роковой «встречи Любви и Дружбы под открытым небом». Королева высокомерно отвечала на его поклоны, недоступная, оскорблённая, разгневанная.

Но совесть его была чиста. Ведь ни одна женщина, пусть даже королева, не имеет права отвергать любовь, которая ничего не ждёт, ни на что не надеется, лишь предлагает себя, как предлагают щит и меч для защиты возлюбленной. А в глубине сердца он знал, что недалёк тот день, когда ей потребуется его помощь.

Де Бретейль был явно недоволен его приходом и не слушал поспешных извинений.

   – Очень сожалею, мой дорогой граф. Может, подождёте меня в приёмной? Я совсем забыл о нашей встрече: пришёл месье Бёмер по важному делу. Я освобожусь через пару минут.

Де Ферзен, круто повернувшись, направился к двери. Но Бёмер, видимо, окончательно лишившийся рассудка, одним прыжком настиг его. Он знал, что де Ферзен – офицер, пользующийся репутацией человека, приближённого к королеве.

   – Месье, – плаксиво заговорил он, – прошу вас передать её величеству, что меня обвиняют в воровстве собственных бриллиантов и не знаю в чём ещё. Ради бога, убедите её – пусть скажет правду. Я словно бык, которого ведут на бойню. Каждый преследует собственные интересы, и никому нет дело до других. Трудно рассчитывать на чью-то жалость. Умолите её величество, умолите ради меня! Прошу вас.

Де Ферзен, чуть побледнев, повернулся к де Бретейлю.

–Думаю, мой друг, мне просто необходимо узнать причину жалоб месье Бёмера.

Тот лишь пожал плечами, в глубине души считая, что чем раньше откроется позор кардинала, тем лучше.

   – Так как это станет известно всей Франции через неделю, я не вижу ничего дурного в том, что такой дворянин, как вы, услышит об этом теперь. Тем более вы умеете держать язык за зубами. Но ради вашего собственного благополучия рекомендую вам держаться подальше от этого дела.

Де Ферзен промолчал и повернулся к Бёмеру. Ювелир снова начал рассказывать свою историю. Он старался излагать её как можно понятливее и лаконичнее, и это, хоть и с трудом, ему удавалось, тем более что де Ферзен спокойно слушал, не перебивая. Лицо графа не отражало никаких эмоций. На нём не дрогнул ни один мускул. Наконец, Бёмер в полном изнеможении закончил, едва стоя на ногах от пережитых волнений. Де Ферзен налил ему из графина бокал вина.

   – Благодарю вас, месье. Вы всё толково и ясно изложили. Я всё понял. Вот выпейте, это укрепит ваши силы. И ступайте домой, делайте то, что считаете нужным. Думаю, из этой сложной ситуации можно найти выход. Главное – спокойствие и молчание. Поверьте мне, правда всегда будет выслушана королевой, а невиновность сумеет себя отстоять.

Неожиданная доброта, проявленная к нему, растрогала старика, и он печально поклонился ему, забыв на некоторое время о всесильном министре, и почти пополз к двери.

   – Ничего себе заварилась каша! – с явным удовольствием произнёс де Бретейль. – Ну и начудил этот старик себе на голову. Несомненно, сегодня же вечером он окажется в Бастилии!

Он был уверен в полном согласии де Ферзена и расценил как пощёчину тихое возражение собеседника:

   – Надеюсь, вы шутите?

   – Какие могут быть шутки, черт подери! Я очень серьёзен. И не только я, но и королева, если у неё ещё сохранилось чуть-чуть здравого смысла. Я считаю, что она невиновна, – де Ферзен сделал нетерпеливый жест рукой, но ничего не сказал, – и скоро весь мир узнает о том, что за негодяй этот кардинал и какую роль во всём этом он сыграл. У её величества есть единственный шанс. Боже, как обрадуются, как завоют все её враги!

Он осёкся, ожидая поддержки де Ферзена, но, не дождавшись, продолжал:

   – Монсеньора нужно представить союзником и сообщником этого мерзавца Калиостро. Ведь он находился здесь, когда эти бриллианты меняли владельца. Несомненно, тот, кто их в конце концов получил, был простым орудием в руках мага и монсеньора. Боже мой! Неплохой они получили улов, ничего не скажешь! Но больше всего меня поражает потрясающая наглость этого человека!

Он с явным злорадством повторил несколько отрывков из рассказа Бёмера. Королева, по его мнению, была лишь пешкой в большой игре де Рогана. А тот играл по-крупному. Де Ферзен молча слушал, принимая решение. Он молчал до тех пор, покуда де Бретейль не взял свою шляпу со шпагой, чтобы идти к королю.

   – Какое счастье, – наконец заговорил де Ферзен, – что я узнал обо всём до того, как вы увидите короля. Говорят, одна голова – хорошо, а две – лучше. И я буду вам крайне обязан, если вы выслушаете меня.

Он всё ещё стоял, прислонившись спиной к створке двери, и граф не мог пройти мимо него. Де Бретейль с равнодушным видом снова уселся в кресло, приготовившись слушать.

   – Любому, кто услышит эту историю, станет ясно, что де Рогана попросту одурачили. У этой женщины есть сообщники, это несомненно...

   – Что вы! – сердито возразил де Бретейль. – Он же сам говорил Бёмеру, что виделся с королевой. Если только вы на самом деле не думаете...

Неприязненный взгляд де Ферзена заставил его замолчать.

   – Если вы тщательно проанализируете факты, то поймёте, что эта часть истории – сплошная выдумка.

Де Бретейль резко перебил его:

   – Почему бы и нет? Если он хотел обвести вокруг пальца Бёмера и завладеть бриллиантами?

   – Потому что отсутствует мотив. Бриллианты не могли соблазнить кардинала. Вы только вдумайтесь: он ведь – де Роган. Он швыряет деньги налево и направо! Нет, нет! Об этом не стоит и говорить. Его обманули, подвели. Но я скажу больше. Даже если это не так и он во всём виновен, то он всё же кардинал, и его нельзя трогать. Его нужно защитить.

   – Чтобы защитить королеву? – громко рассмеялся де Бретейль. – Боже мой, вы, наверное, полагаете, что сама королева приняла участие в заговоре, если...

Де Ферзен сделал шаг вперёд.

   – Позвольте мне закончить. Сейчас, когда о королеве все поголовно весьма невысокого мнения, когда все питают к ней только ненависть, де Роган легко может угодить в герои. Все будут говорить, что он стал её жертвой, и тем самым вы погубите её, а он выйдет сухим из воды. Он ведь тесно связан с самыми могущественными аристократическими семьями во Франции – Конде и прочими. Неужели они будут сидеть сложа руки? Они все выступят сообща, заодно. К тому же он – князь Церкви. А Церковь? Разве она с этим смирится? Де Роган очень популярен в народе. Могу поклясться, королевская гордость и сознание своей невиновности заставят Марию-Антуанетту решительно преследовать этого глупца, но если вам дорога монархия, то просто необходимо спасти её от самой себя.

Граф сейчас думал только о ней, о ней одной, больше ни о ком. Что для него монархия, если она не связана с ней? Но он взывал к совести де Бретейля – нотабля[9]9
  Нотабли – во Франции XIV – XVIII вв. члены собрания, созывавшегося королем для обсуждения государственных, финансовых и административных вопросов. Назначались королем из числа представителей высшего дворянства и духовенства. Собрания нотаблей имели совещательный характер.


[Закрыть] Франции, который должен прежде всего считаться с интересами короны.

Министр жестом дал понять собеседнику, он не согласен.

   – Вы хотите, чтобы народ увидел, что королева не смеет обвинять кардинала?! Смею предположить, что вы такой же безумец, как Бёмер.

   – В последний раз я взываю к вам, – произнёс де Ферзен. – Повторяю – если вам дороги король и королева, опомнитесь, ибо вы обоих толкаете к гибели. Пригласите к себе де Рогана. Пусть предоставит свои объяснения. Ступайте к королю, поговорите с ним. Только не вынуждайте его на отчаянный шаг. Никаких разговоров о Бастилии! Потребуйте задержать Ламотт с сообщниками. Могу сказать вам прямо, вот здесь, стоя перед вами, – даже их следовало бы сейчас оставить в покое, настолько деликатно в настоящее время положение королевы. Неужели я вас не убедил? Вы не должны допустить огласки. Никогда!

Де Бретейль прицепил к поясу шпагу и посмотрел прямо в лицо де Ферзена.

   – Мы с вами зря теряем драгоценное время. Ваш совет – это не что иное, как трусость. Кто способен замять такой громкий скандал? Королева должна открыто добиться победы.

– Она может отнестись ко всему этому как отважная женщина, но в результате победы не будет, Де Ферзен знал, как де Бретейль ненавидел кардинала. Да и всё это знали. Нет, больше ему ничего не добиться.

   – В последний раз вас спрашиваю – собираетесь ли вы подождать и обсудить всё прежде с де Вершённом? Он – один из самых мудрых и здравомыслящих людей во дворце, и его советы могут пригодиться. Подождите немного, умоляю вас!

   – В последний раз говорю вам – нет!

Де Ферзен отошёл в сторону. Де Бретейль вышел, громко хлопнув дверью. Граф оказался в кабинете один. Он стоял, опираясь на шпагу, глубоко погрузившись в свои мысли. Время шло, а он всё стоял, не зная, что же ему делать. Наконец де Ферзен очнулся.

Он вышел из кабинета, пошёл по пустым коридорам, в которых эхом отдавались звуки его шагов. Вдруг он увидал фрейлину, лицо которой ему было знакомо.

   – Скажите, принцесса вернулась?

   – Да, месье. Её высочество вернулась сегодня утром.

   – Не могли бы вы оказать мне любезность и передать её высочеству мою маленькую просьбу? Не может ли она уделить мне немного времени как можно скорее.

Через несколько минут он стоял перед принцессой...

Через час де Ламбаль отправила королеве записку. В ней она умоляла о встрече. Ответа принцесса не получила. Её величество закрылась в своих покоях с королём и министром двора. Спустя четыре часа она предприняла ещё одну попытку. Её величество сообщила, что плохо себя чувствует, но готова её принять.

Никогда в своей жизни де Ламбаль не могла стереть из памяти эту сцену. Королева, смертельно бледная, с красными, распухшими от слёз глазами расхаживала по комнате так быстро, что её белое платье просто летало перед глазами принцессы. Она даже не замечала её, стоявшую у двери. Наконец принцесса, набравшись мужества, встала у королевы на пути. Та резко остановилась, поднесла в смущении руки ко лбу.

   – Тереза! С того времени, как ты уехала, весь мир, кажется, перевернулся, и я тоже перевернулась с ног на голову!

Мягко взяв за руку, принцесса подвела королеву к столу, усадила её, а сама опустилась на колени, заглядывая ей в лицо. Мария-Антуанетта закрыла уставшие глаза.

   – Тебе известен этот ужас?

   – Да, я всё знаю.

   – В таком случае хочу сообщить тебе, что на сей раз король стал действовать решительно и энергично. Я буду отмщена перед лицом Франции, перед лицом всего мира. Через несколько дней злодей будет сидеть в Бастилии.

   – Кто?

   – Де Роган, разумеется. Кто же ещё?

Терезе де Ламбаль пришлось собрать всё мужество, чтобы говорить так, как было условлено с де Ферзеном. После этого она сама удивлялась своей смелости. Принцесса даже не помнила тех аргументов, которые приводила против намерения королевы, потому что у неё в голове царил полный сумбур. Она умоляла Марию-Антуанетту отправить кардинала в ссылку после того, как он переживёт свой позор.

   – Я ненавижу этого человека так же сильно, как и ваше величество, – убеждала Тереза королеву. – Но в нём есть искра доброты, а аристократическая кровь семейства де Роганов не позволит ему общаться с разными подонками и отбросами общества, к чему вы сейчас его принуждаете.

Но королеву не переубедили ни веские доводы, ни пылкие слова.

   – Он сам выбрал своих друзей, – высокомерно перебила она принцессу.

   – Да, это правда, но его самым чудовищным образом обманули и одурачили. Такого человека следует простить, тем более если всё это дело связано с политикой. Так простите же его великодушно. Отберите у него нити закулисных интриг. Скажите ему, что в его интересах быть откровенным с вами. Не отталкивайте Церковь и аристократию. Народ уже...

Ламбаль осеклась.

Королева спросила с горечью:

   – Ну, чего же ты испугалась? Почему не высказываешься до конца? Ладно, сделаю это за тебя. Народ уже превратился в моего главного врага. Ну что же мне делать? Придётся вести борьбу в одиночку. В одиночку я и умру, если возникнет такая необходимость. Больше не желаю ничего слышать, ни слова. Какой позор даже выслушивать подобные советы, а давать их во всеуслышание – это просто преступление.

Но даже такие резкие слова не отвратили от королевы верное сердце принцессы. Те, кто любил королеву, любили её искренне, им приходилось многое терпеть от неё, но они всё выносили стойко, без жалоб.

Ещё раз фрейлина в полном отчаянии повторила свою просьбу.

   – Чего ты добиваешься? Дать возможность и другим сбежать? Стать их сообщницей? Может, ты хочешь заставить меня заплатить Бёмеру за бриллиантовое ожерелье? И кто это говорит? Ты! Я всегда считала тебя отважной женщиной с чистой совестью. Но теперь вижу, что ошибалась. Ты такая же предательница и обманщица, как и другие, – возмутилась Мария-Антуанетта.

Принцесса снесла и это оскорбление. Она продолжала умолять королеву, приводить новые аргументы в свою пользу, ибо знала о страшной опасности, которая грозила всем.

   – Эта чудовищная ложь заставит их наконец понять, что все обвинения, выдвигаемые и прежде против меня, были клеветой, злобной выдумкой. Ах, Тереза, может, всё это станет благословением? Сколько мне пришлось вынести мучений, и вот это последнее испытание может положить им всем конец. Франция увидит моих врагов. Они все выползут из тёмных углов на свет Божий. Ах, может, мне следует за это благодарить Бога? Пока не за что, но я обязательно вознесу ему благодарность.

Слышать эти слова для Терезы было настоящей пыткой; ей казалось, что она вот-вот лишится чувств. Принцесса знала, что привело королеву к такому решению, знала, пыталась бороться, но все её усилия оказались напрасными.

Она поняла, что битва проиграна.

   – Да хранит вас Господь, ваше величество. Пусть он укажет вам верный путь. Могу ли я удалиться?

Женщины стояли друг против друга.

   – Поцелуй меня, мой друг, – сказала королева. – Как бы мне хотелось быть такой же мужественной и отважной, как ты, и разделять твои убеждения. Я люблю тебя и всегда любила.

Тереза де Ламбаль прикоснулась к её щеке холодными губами. Обернувшись у двери, она бросила прощальный взгляд на свою королеву.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Разве мог знать кардинал, что его ждёт в Версале? Он прибыл туда, и в груди его теснились радостные чувства, которые не имели никакого отношения к церковным делам. Он был спокоен, сосредоточен, никто не мог предположить, что творится на самом деле в душе кардинала. Его приняли со всей почтительностью, и он тут же проследовал в галерею, а оттуда в зал «Бычий глаз», где его уже давно ожидала разодетая праздничная толпа. Все только ждали сигнала, чтобы приступить к торжественной службе, которая была второй ипостасью повседневной дворцовой жизни. Вот-вот должны были появиться король с королевой, и все были готовы к шествию.

До де Рогана доносились обрывки разговоров. Слухи, скандалы, вся эта болтовня была хоть и приглушённой, но надоедливой. Кардинал думал о своём и почти ничего не слышал. Неужели она скоро появится здесь, в этом зале? Улыбнётся ли она ему, одарит ли многозначительным взглядом, как тогда, когда он видел её в последний раз на галерее? Нет, сегодня всё будет иначе, более откровенно. Всё будет... В это мгновение гул стих, все замолчали. Вдруг появилась какая-то бумага. Она перелетала из рук в руки, словно птичка.

   – Боже! Кардинала вызывает к себе его величество! Как бы мне хотелось оказаться на его месте! – послышались голоса.

   – Ах, какое безобразие! – посетовала какая-то пышная дама. – Наверняка будет задержка, а у меня через полчаса важное свидание!

   – Их величества могли бы иметь хотя бы показное уважение к своим несчастным подданным! – заметил кто-то в толпе. – Их поведение столь вызывающе, что нападки этого остроумца Бомарше вполне уместны!

Теперь никто не скупился на язвительные комментарии. Раздражение росло, росло и любопытство.

Кардинал вспыхнул от волнения. Он почувствовал, как бешено забилось сердце. Двое слуг проводили его в кабинет короля и, открыв двери, замерли. Кардинал был слишком смущён, слишком взволнован и сразу не мог разобрать, кто его ждёт. «Наконец-то, наконец! – пела его душа. – Наконец затмение кончится, и снова засияет солнце над головой. Ненастье позади, теперь впереди его ждёт тепло и свет. Это она сотворила чудо». Он готов предложить ей в знак благодарности свою вечную преданность до конца жизни.

Кардинала встретила ледяная настороженная тишина. Наконец он осмелился поднять глаза. Перед ним стоял король. Он стоял молча, не спуская с. де Рогана настороженного взгляда. Рядом сидела королева, в белом платье, собранная и напряжённая. Ни следа улыбки. Никаких приветствий. Кардинал попятился назад. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Король заговорил, и страх в одно мгновение сковал кардинала.

   – Это вы купили бриллианты у Бёмера?

   – Да, сир. – Его это голос или не его? Нет, не его. Он звучал непривычно гулко в этом громадном кабинете.

   – Ну и что вы с ними сделали?

Пытаясь оставаться уравновешенным и сохранять самообладание, де Роган машинально ответил:

   – Я считал, что они были переданы королеве.

   – И кто вас на это уполномочил?

   – Одна дама, графиня Ламотт-Валуа. Это она передала мне письмо, написанное королевой.

Кардинал, словно споткнувшись на ровном месте, осёкся. Король, вытаращив глаза, не мог скрыть своего изумления. Де Роган стал неловко оправдываться:

   – Мне казалось, что я доставлю её величеству удовольствие тем, что лично займусь этим делом.

Королева напряглась ещё сильнее. Она заговорила таким тоном, что кардиналу показалось, будто льдинки слипшегося снега колотят по замерзшему оконному стеклу.

   – Как же вы, монсеньор, могли поверить, что я выберу для такого дела именно вас, человека, с которым я не имела счастья переброситься и парой слов за целых восемь лет? Как вы посмели вообразить, что имеете право вести какие-то переговоры от моего имени за моей спиной, да ещё к тому же через посредничество дамы, которую я никогда в глаза не видела?

Кардинал лишился дара речи. Слова застревали у него в горле. Прошло не менее минуты, пока он, наконец, сумел взять себя в руки. Он не мог прийти в себя после такого коварного удара. Карточный домик развалился, а карты разлетелись в разные стороны, как осенние жёлтые листья под порывом сильного ветра.

   – Теперь мне всё ясно, – с трудом, задыхаясь, произнёс кардинал. – Я вижу, что меня нагло обманули. Я готов заплатить за ожерелье.

Воцарилась мёртвая тишина.

   – Моё громадное желание доставить удовольствие её величеству ослепило меня. Но я никак не ожидал обмана.

Опять тишина.

   – Мне очень жаль, что всё так получилось.

Тишина.

Он не видел кабинета. Перед глазами кружились какие-то ярко-красные пятна. Неужели они так и будут молчать?

Кардинал лихорадочно порылся в карманах, вытащил письмо и молча протянул королю. Это было письмо от королевы, то самое, которое ему передала Жанна с поручением приобрести бриллиантовое ожерелье. Король молча взял письмо в руки. Королева сидела на своём стуле не шелохнувшись. Король прочитал письмо, держа его за край, брезгливо, словно боясь заразиться, и холодно вымолвил:

   – Это письмо написано не королевой. И подпись тоже не её. Как мог принц де Роган, главный жалователь милостыни в моём государстве, считать, что королева так подписывается – «Мария-Антуанетта, французская королева»? Вы же прекрасно знаете, что королевы подписываются под документами лишь своим полученным при крещении именем. А это ваше письмо?

Король протянул де Рогану копию письма, написанного им Бёмеру. Чувствуя, что с каждой секундой он утрачивает ясность рассудка, кардинал, заикаясь, произнёс:

   – Не помню, писал ли я его когда-нибудь.

   – Но если мы покажем вам оригинал, с вашей подписью, вы дадите нам утвердительный ответ?

   – Если письмо подписано мной, тогда оно настоящее, не подложное.

Что-то стряслось у него с головой. Он чувствовал, что больше не способен думать, только повторял одно и то же:

   – Меня обманули, сир. Я готов заплатить за ожерелье. Меня самым наглым образом обманули. Я прошу прощения у ваших величеств.

Его жалкое бормотание смягчило короля.

   – В таком случае разъясните мне, прошу вас, всю эту тайну. У меня нет ни малейшего желания обвинять вас в позорном поведении. И я не теряю надежды, что вы ещё сумеете оправдаться. Расскажите нам всё об этих интригах с Бёмером. Что означают эти заверения и письма?

Кардинал, смертельно бледный, в изнеможении оперся о стол рукой, чтобы не упасть. Королева с омерзением разглядывала его, словно перед ней был не человек, а грязное животное. Ему удалось вымолвить лишь несколько слов:

   – Сир, я слишком удручён, и испытываемое мной сильнейшее волнение не позволяет мне объяснить...

Король попытался сохранить добродушный тон, несмотря на то, что приступ гнева охватил его.

   – Да соберитесь вы, наконец, с силами. Ступайте в мой рабочий кабинет. Там найдёте всё что нужно – бумагу, перо, чернила. Напишите подробно обо всём.

В то время, как король ещё пытался быть справедливым, королева словно впилась своими голубыми глазами в де Рогана. Боже, как она сейчас ненавидела этого человека, который стал причиной всех её нынешних бед.

Когда де Роган, пошатываясь, вышел, король повернулся к жене и, взяв её руку, нежно поцеловал.

   – Да не молчи ты всё время, Антуанетта. Теперь ты в полной безопасности. Кардинал поможет нам распутать этот заговор. Мне кажется, он просто глупец, но никак не мошенник.

   – Прошу тебя, ради бога, будь к нему беспощаден, – воскликнула королева, едва не плача. – Если тебе хоть чуточку меня жаль, то не давай спуску этому человеку. Неужели ты веришь письмам? Ведь он – де Роган. И по-моему самый подлый из всех заговорщиков. Вели его арестовать...

.Через четверть часа де Роган вернулся. Внешне он по-прежнему выглядел великолепно в своих кардинальских роскошных одеждах, но лицо под малиновым беретом было белым от страха. Дрожащей рукой он подал листок бумаги королю.

Это было трудно назвать объяснением. Кляксы, зачёркнутые слова, незаконченные фразы...

Король долго изучал листок, но так ничего и не понял. Он положил записку на стол, подошёл к двери и что-то крикнул в прихожую. Через секунду в кабинет вошёл злейший враг де Рогана, барон де Бретейль, министр двора его величества. По его виду легко можно было догадаться, как он радуется падению своего противника.

Король, повернувшись к де Бретейлю, осведомился:

   – Караул готов? Арестуйте этого человека!

Всё было кончено в мгновение ока. Через несколько секунд кардинала вёл в тюрьму молодой лейтенант из личной охраны короля. Де Роган то и дело спотыкался, когда они шли по бесконечным залам и галереям. Потрясённый неожиданным зрелищем двор заволновался и загалдел, словно потревоженный курятник. Король, оставшись наедине с королевой, попытался её успокоить.

Худенький, смуглый, молоденький лейтенант был явно смущён высоким положением своего пленника и потому вёл его с величайшим почтением. Такое отношение со стороны гвардейца вдруг позволило кардиналу трезво обдумать ситуацию. Всё потеряно, а если ещё, не дай бог, обыщут его кабинет в «Отеле де Роган», то всё окончательно рухнет. Если бы только удалось незаметно поговорить со своим секретарём аббатом Жоржелем! Может, обратиться к этому юнцу?.. Но вряд ли он разрешит. Боже, что делать? В эту минуту кардинал увидел, как к ним приближается майор из королевской личной гвардии. Этот бравый вояка собирался, судя по всему, освободить лейтенанта от беспокойного ответственного поручения. Ещё минута, и последний шанс улетучится. Де Роган прошептал лейтенанту:

   – Куда меня ведут, не скажете?

   – Монсеньор, сначала домой в «Отель де Роган», а затем в Бастилию. Там вы будете находиться под строгим караулом.

   – Лейтенант, нельзя ли мне перекинуться словечком со своим слугой... он должен быть где-то здесь, поблизости. Только одно слово, прошу вас. В сущности, это пустяк, не так ли?

   – Монсеньор, опишите мне его.

Лейтенант понимал, что это арест по политическим соображениям, но для него арестованный всё ещё оставался кардиналом, к тому же князем Церкви. Да и какой вред может причинить слуга?

   – На нём будет ливрея с моими гербами. Высокий, белокурый... родом из Страсбурга.

Лейтенант согласно кивнул головой и, отдав честь, лихо повернулся на каблуках.

Теперь охранником стал майор. Он со строгим видом вышагивал рядом со своим арестантом.

Они приблизились к дверям, и там кардинал заметил своего слугу. Тот явно нервничал, видя, в каком ужасном положении оказался его господин. К своему большому облегчению, де Роган увидел рядом с ним молодого лейтенанта. Кардинал остановился и просительно сказал майору:

   – Месье, не позволите ли мне передать кое-какие инструкции моему слуге, чтобы он собрал в Бастилию все нужные мне вещи. Я напишу ему записку, можете ознакомиться с её содержанием.

   – Хорошо, монсеньор! Вот присядьте за этот столик.

Снова де Роган почувствовал себя кардиналом и – князем. Сев за стол, он написал несколько фраз и показал бумагу офицеру. Тот посмотрел на неё и, ничего не поняв, махнул рукой. Записка была написана по-немецки, а майору не хотелось демонстрировать своё невежество.

Кардинал поманил пальцем своего слугу и заговорил с ним по-немецки:

   – Возьмите эту записку и немедленно передайте её аббату Жоржелю, который даст все нужные указания. Отвечаете головой. – Потом, повернувшись к майору, добавил по-французски: – Это скрасит большую часть тех неудобств, которые ожидают меня в Бастилии. А теперь я в полном вашем распоряжении.

Толпа расступилась перед верзилой-слугой, и он стремительно зашагал прочь. На первой попавшейся лошади он поскакал в Париж. Дело было сделано вовремя. Когда карета с арестантом проделала лишь половину пути от Версаля до Парижа, все опасные, компрометирующие документы были сожжены. Вместе с дымом рассеялись и все надежды королевы на своё оправдание.

В «Отеле де Роган» полицейские по приказу де Бретейлц перерыли всё вверх дном. Кардинал спокойно взирал на то, как они старательно опечатывали бумаги. Он знал, что его переписка с Жанной и прочие важные бумаги были уничтожены и превратились в пепел.

Но полицейским всё же удалось обнаружить кусок не сгоревшего до конца документа, на котором стояла подпись «Великого кофты», и так как в Париже в последнее время отмечалось множество его ловких проделок, в голову де Бретейля вдруг пришла мысль: а не арестовать ли заодно и Калиостро? Может, он прояснит кое-что, связанное с этим запутанным делом. Ну а Ламотт? Кто знает? Может, она сейчас пребывает у «Великого кофты»? Ведь, как говорят, она была частой гостьей у него во время проведения таинственных магических сеансов.