Текст книги "Разломщик (СИ)"

Автор книги: Эл Лекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

И директор снова усмехнулся, подчеркивая курьезность ситуации.

– Что ж, ладно, Они… Тэр Стрельцов. – продолжил он после небольшой паузы. – Вы знаете, как проходит экзамен?

– У меня есть полтора часа на то, чтобы изготовить артефакт «полетный плащ». – ответил я. – Разрешается использовать все, что есть на столе, но ничего, кроме этого. Экзамен считается сданым, если получившийся артефакт выполняет свои функции, а именно – позволяет плавно спускаться с высоты. Внешний вид, аккуратность изготовления и прочие визуальные качества при этом значения не имеют.

– Я вижу, Вы подготовились. – покачал головой директор.

– Так эти правила же прямо в приложении написаны. – я пожал плечами.

– Ну, знаете, не все заходят дальше расписания. А что будет, если Вы не сдадите, тоже знаете?

– Да, конечно. За каждое неправильное действие мне будет присваиваться штрафное очко, и, когда их станет пять, экзамен автоматически считается проваленным. В таком случае, следующая попытка у меня будет не раньше, чем через полгода.

– Что ж, тэр Стрельцов… – вздохнул директор. – Я вижу, Вам даже объяснять ничего не нужно. Все, что мне остается, это лишь спросить у коллег, нет ли каких-то вопросов к Вам у них?

Но преподаватели лишь синхронно покачали головами, показывая, что вопросов не имеют.

– Что ж. Тогда я думаю, можно начинать.

Директор протянул руку и перевернул большие песочные часы, стоящие перед ним на столе.

– Ваш экзамен начался, О… Тэр Стрельцов. Приступайте, пожалуйста.

Я кивнул, вытащил из пакета все нужные материалы, расставил их на столе…

А потом протянул руку и взял всережущий нож.

Глава 24

Наверняка за всю историю Урмадана было немало студентов, которые попались в эту ловушку. Это было хорошо видно по тому, как Янус Меньшов, который с самого начала невзлюбил меня, аж весь подался вперед и чуть ли не засиял от предвкушения того, как сейчас вмажет мне штрафной балл, едва только я коснусь ножом материалов.

Конечно же, всережущий нож совершенно не был нужен для изготовления «полетного плаща». Этот инструмент иногда использовался в артефакторике, но в основном для того, чтобы порезать на куски нужного размера ингредиенты немагического происхождения. Всережущий нож потому и «всережущий», что перерезает даже каналы, по которым циркулирует мана и тем самым превращает магические компоненты в бесполезный мусор. Благодаря этому свойству, кстати, это было неплохое оружие против магов, так что нет ничего удивительного, что Старшая Сестра выбрала именно его.

Но конкретно для меня сейчас нож был бесполезен и даже вреден. «Полетный плащ» шился из крыльев весп – огромных ядовитых ос, – и, если бы я взялся резать их ножом, вся магия из них тут уже улетучилась бы. А соблазн кроить их именно всережущим ножом у любого начинающего артефактора обязательно присутствует, ведь по своей твердости крылья напоминают не самую тонкую жесть.

Я поднял нож одной рукой, а второй – непробиваемый наперсток, который тоже лежал на столе лишь для того, чтобы сбить меня с толку. Поднял их и спросил:

– Уважаемая комиссия, скажите, куда я могу убраь со стола лишние предметы, которые не требуются для создания экзаменационного артефакта?

Меньшов аж скривился от моего хода, но сдаваться не собирался. Он набрал полную грудь воздуха и прокаркал, как настоящий Ворон:

– Сперва скажите, с чего вы взяли, что они не требуются для этого!

– Янус… – с укором произнесла Литова, но ее внезапно прервал директор:

– Пускай, пускай, он в своем праве! Тем более, что мне что-то подсказывает, что наш экзаменуемый без проблем ответит на этот вопрос!

– Конечно, отвечу. – я поднял повыше нож. – Всережущий нож бесполезен, поскольку при пошиве «полетного плаща» не используется ни один компонент немагического происхождения, а все магические компоненты при контакте с ним сразу же превращаются в тыкву. А наперсток бесполезен просто по своей сути. То, что он непробиваемый это, конечно, хорошо, меньше шансов уколоться, но при пошиве «полетного плаща» требуется очень хорошо чувствовать, куда и как входит игла, чтобы не попасть в мановые каналы, которые у каждой пары крыльев располагаются уникальным образом. Поэтому наперстком пользоваться нельзя, даже если твердость материалов располагает к этому.

– Я же говорил. – директор с триумфом посмотрел на Януса. – Тэр Меньшов, будьте любезны, заберите у испытуемого лишние инструменты.

Янус, которому нечего было ответить, ответил директору злобным взглядом, но ему все же пришлось встать из-за стола, подойти ко мне и практически выхватить артефакты из моих рук.

– Спасибо. – кивнул я ему и снова обратился к комиссии. – Ну а теперь, с вашего позволения, я приступлю.

Со строением «полетного плаща» я познакомился благодаря все тому же дневнику Болтона Бейтса, он там был указан одним из самых первых. Артефакт был довольно прост, и, даже если бы не дневник, я бы и сам догадался, как его можно сотворить, стоило только хотя бы раз подержать его в руках или воспользоваться его свойствами.

Крылья веспы уже сами по себе обладали прекрасной способностью к генерации антигравитационного поля при подаче на них маны, поэтому для того, чтобы сделать из них плащ, всего-то и нужно было, что сшить их вместе, не порвав при этом мановые каналы, манопроводящей нитью, и по желанию добавить или не добавлять источник питания в виде кристаллика манолита. В первом случае артефактом сможет пользоваться кто угодно, включая нормиков, но придется еще придумать какой-то магический «выключатель», который будет подавать на мановые каналы плаща свободную ману из манолита. Без выключателя плащ будет работать на постоянной основе, и хрен с ним, что быстро разрядится – это половина беды. Настоящая же беда в том, что постоянно работающий плащ однажды просто улетит, когда хозяин забудется и снимет его не в том месте и не в то время.

Во втором же случае артефакт будет поглощать ману мага, и, конечно же, я выбрал именно его. Своей маны у меня черпать не перечерпать, и было бы глупо этим не пользоваться.

Я взял ножницы по металлу, которые тоже лежали на столе, среди других инструментов, и принялся резать крылья веспы на тонкие длинные полосы. В ножницах не было ни капли магии, поэтому можно было не опасаться, что они запорют материал. Опасаться следовало скорее за меня самого, потому что налегать на рукояти приходилось всем своим весом, иначе жесткие крылья отказывались поддаваться.

Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем я наконец нарезал нужное количество узких и длинных полосок. За все это время никто из преподателей не сказал мне ни слова, только иногда тихонько перешептывались друг с другом, но о чем – я не уловил. Да и не пытался особенно, мое внимание было полностью сосредоточено на будущем артефакте.

Закончив с крыльями, я взялся за манопроводящую нить – толстую, едва заметно светящуюся свободной маной, отмотал сразу добрых два метра, отрезал все теми же ножницами по металлу (можно было и обычными, но эти были в руках), вдел ее в огромную, толщиной с зубочистку, иглу и взял первую из нарезанных полосок.

А дальше началось самое сложное. Я прогнал через свое тело капельку маны и через пальцы влил ее в иглу, сосредоточив ее на самом кончике, и этим достиг сразу двух целей. Во-первых, игла приобрела возможность прокалывать крылья намного легче, чем если бы я пытался делать это по-старинке. Но это скорее побочный эффект, потому что основным был совсем другой. Теперь я мог почувствовать момент, когда кончик иглы упрется в мановые каналы в толщине крыльев, и почувствую я это потому, что моя собственная мана попытается в эти каналы утечь. Тогда главное вовремя остановить иглу, чтобы она не проколола канал насквозь, потому что это будет означать потерю заготовки. А односторонний прокол это не страшно, он сам зарастет при первом же заполнении каналов маной.

Я аккуратно, почти по миллиметру, погрузил иглу в крыло, и продолжал погружать, пока она не показалась с другой стороны. Все оказалось намного проще, чем я предполагал, поэтому следующий прокол я делал уже увереннее и быстрее. А следующий за ним – еще увереннее и быстрее.

В итоге через пять минут я наловчился орудовать иглой почти так же быстро, как если бы шил обычную накидку из обычной ткани, которая не норовит испортиться от каждого неловкого движения. Несколько раз я зацеплял мановый канал (оказалось, что это можно определить не только по утекающей мане, но еще и по ощущениям, похожим на прокол стенки вены во время инъекции), но успевал вовремя остановиться и нащупать кончиком иглы другой путь, не опасный.

В итоге еще через двадцать минут готовый «полетный плащ» лег на стол передо мной, и я сложил на нем руки ладонь к ладони, показывая, что закончил. Артефакт тихо шелестел под руками, когда края полосок терлись друг о друга, но это не страшно. То, что выглядел плащ так, словно его купили в секонд-хенде – не страшно тем более. От артефакта требуется лишь чтобы он работал, а он будет работать. А что до внешнего вида – так я и не портной.

Пока что, по крайней мере.

– Что, уже? – удивился директор, и бросил короткий взгляд на часы, где не просыпалось еще и половины песка. – Вы уверены?

– Разумеется. – я улыбнулся. – Разрешите продемонстрировать?

– С огромным удовольствием. – директор сделал приглашающий жест рукой.

Я встал со стула, поднял со стола плащ, накинул его на себя, придерживая рукой возле шеи – никаких завязок я пока что приделывать не стал. Да и не из чего их было делать, не из манопроводящей нити же? Это даже не гвозди микроскопом забивать, это скорее на квантовом компьютере в «Сапера» играть!

Под внимательными взглядами комиссии я залез сначала на стул, потом на стол, а потом шагнул с него вперед, одновременно подавая в плащ капельку маны.

Прелесть «полетного плаща» в том, что он не уменьшал массу падающего объекта, он ее уравновешивал при помощи магии. Это давало преимущество перед, например, тем же парашютом, поскольку не было вероятности, что тебя отнесет ветром на какое-то невменяемое расстояние – масса та же, парусность та же.

Ну, и, конечно, «полетный плащ» намного компактнее, чем любой парашют.

Плащ за спиной резко затвердел, несмотря на то, что был пошит из кучи обособленных кусочков, и мое падение резко замедлилось. Целых две секунды прошло, прежде чем я преодолел разделяющий меня и пол метр пустоты, и коснулся его ногами. Ощущения от пользования плащом были не похожи ни на что из того, что я испытывал ранее. Даже на тот же самый парашют это было вообще не похоже – он ни одно мгновение не позволяет забыть о себе, постоянно подхватывает своей обвязкой то за бедра, то за подмышки при каждом маневре или просто неожиданном порыве ветра. С плащом же падение ощущалось точно так же, как и без него, разве что длилось намного дольше, и удар по ногам в конце был слабее раз в пятьдесят. Вообще никакого удара не было, если уж на то пошло – так, мягкое касание, почти поглаживание.

Приземлившись на пол, я сдернул плащ со спины и на вытянутых руках протянул его в сторону комиссии:

– Осматривать будете?

– Да какой смысл? – директор весело блеснул глазами. – Ваша демонстрация и так была весьма удивительна. Судя по времени, которое прошло до момента касания, плащ пошит просто отлично, полагаю, что не найду в нем ни одной точки утечки маны. Лично я готов поставить Вам высшую оценку, и, конечно же, признать экзамен сданным, причем сданным блестяще!

Директор откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди, показывая, что все сказал.

– Полностью поддерживаю. – Литова повторила его движения.

Все остальные преподаватели тоже поддержали их. Кто-то сразу же, кто-то после нескольких секунд раздумий. Остался один только Янус Меньшов, по глазам которого ясно было видно, что просто так он не сдастся. Напрямую повлиять на решение остальных преподавателей он не мог, поэтому решил попробовать «завалить» меня.

– А вот скажите, испытуемый. – с торжеством в голосе начал он. – А возможно ли сделать аналог «полетного плаща», не усложняя производство такими вещами, как крылья веспы, артефактные инструменты и все прочее, что трудно достать и дорого стоит?

– Если бы было возможно, никто бы не занимался производством плащей. – усмехнулся я. – Мой ответ – нет, невозможно.

– А как же использование «промокашек»? – не отставал Меньшов. – Почему не «промокнуть» с крыльев их способность и не перенести на какой-то другой объект? На тот же плащ например?

– Причина кроется в синергии мановых каналов. Одно крыло веспы не способно оказать заметное влияние на тело таких габаритов, как человеческое, а большее количество крыльев не дадут накопительного эффекта, как в случае с пошитым плащом, поскольку их мановые каналы не будут работать в синергии, потому что никаких мановых каналов не будет в принципе. «Промокашки» переносят свойство объекта, но не механизм, который это свойство порождает. Говоря проще – перенеся при помощи нескольких промокашек один и тот же эффект на один и тот же предмет, мы не усилим этот эффект, а лишь будем «перезаписывать его», если можно так выразиться из раза к разу. Единственный способ достичь обсуждаемого эффекта – это сшить настоящий полноценный полетный плащ, разве что без завязок… – я с улыбкой потряс своим собственным, только что изготовленным, – … и уже его эффект перенести на какой-то другой предмет. В таком случае это сработает, но ведь для этого все равно придется сначала изготовить полноценный плащ.

– Б-б-блестяще! – Бурков от избытка чувств аж забулькал. – П-п-просто б-б-блестяще! П-пять дополнительных очков т-т-т… Т-т-т… Т-т-те…

– Техномантам, мы поняли. – с улыбкой закончила за него Литова. – Поддерживаю. Ответ просто блестящей. Янус, у вас есть еще какие-то вопросы?

Меньшов злобно посмотрел на меня, но больше ничего не сказал. Только сел и откинулся в своем кресле, сложив руки на груди.

– Что ж, в таком случае решение принято единогласно! – с явным удовольствием объявил директор. – Тэр Стрельцов готов к переходу на следующий ранг магического мастерства, и это самый быстрый переход за всю историю Урмадана, чего уж греха таить! Скажите, Оникс, вы готовы пройти процедуру прямо сейчас?

– Процедуру? – не понял я. – О какой процедуре речь?

– Ну как же. – директор посмотрел на меня поверх очков. – Процедура повышения магического ранга! Некоторые ее называют ритуалом, но, как по мне, это мракобесие какое-то!

– Извините, я не в курсе. – я развел руками. – Что за процедура такая?

В Виварии как-то ничего не было написано ни про какую процедуру, так что я всерьез считал, что «ранг» это просто запись где-то в личном деле. Мол, такой-то вот человек может в магию на вот таком вот уровне.

– Ранги это не просто громкие красивые слова. – вместо директора принялась объяснять Литова. – Ранги это как бы ступени, на которые сила мага поднимается… Рывками, скажем так. Она копится и копится у подножья ступени, а потом одним рывком преодолевает порог и открывает магу новые возможности по управлению маной. Когда-то раньше этот процесс происходил сам собой, и никто не мог предугадать, когда именно это случится, но потом, с развитием магии, придумали экзамены как способ проверить, достиг ли маг нужного порога. А в дополнение к экзаменам придумали еще и процедуру повышения ранга – искусственной стимуляции мага, чтобы сила, которая накопилась у подножья ступеньки, перехлестнула через ее край как можно скорее. Чтобы не пришлось ждать, когда это случится само собой.

– То есть, вы сделаете так, что я получу новые возможности прямо сейчас? А если я не соглашусь, то естественным путем мне новый ранг откроется неизвестно когда?

– В целом, да. – Литова кивнула. – Вот только прямо сейчас Вы новый ранг не получите ни при каких раскладах. Процедура длится примерно сутки, и до ее окончания ни о каком новом ранге и говорить нет смысла.

Сутки… Двадцать четыре часа, за которые Старьевщик вполне может прислать мне сообщение в духе «Бой через два часа, билеты можно купить там-то и там-то».

С другой стороны, новый ранг тоже нужен. Как знать – вдруг дневник Болтона Бейтса только и ждет, когда я стану «Учеником», чтобы раскрыть мне еще несколько своих секретов? Таких секретов, которые обычному слушателю, студенту-первокурснику знать не то что не обязательно – банально опасно, например!

С третьей стороны, если подумать, Золтон упоминал, что формирование стаба начинается за сутки до выброса монстров. А значит, и о бое может стать известно только за сутки до него, никак не раньше. И, если я до сих пор не получил весточки от Стара, значит, пока еще о нем не известно. А значит, с высокой долей вероятности я могу себе позволить потратить сутки на процедуру.

Единственное, что меня напрягало – это воспоминания о подслушанном на «би-би» разговоре о том, что Литова как раз во время полета испытывала какие-то последствия после поднятия ранга, и это делало ее крайне слабой. Но я же не Литова, мне магия не очень-то и нужна сама по себе, я не привык на нее опираться.

Поэтому, быстро взвесив все «за» и «против» я решительно кивнул:

– Да, я готов. Говорите, что делать.

Глава 25

Мне оставалось только надеяться, что неведомая «процедура» проводилась не где-то в тайном подвале Урмадана, украшенном пентаграммами и черепами козлов.

Оказалось, что нет – всего-навсего в лазарете. Литова даже хотела меня проводить туда, словно боялась, что я заблужусь, но я вежливо отказался. В гостях у доктора Милы я был достаточно часто для того, чтобы хорошо запомнить дорогу к ней.

– Конечно-конечно, Оникс, входите! – стрельнула глазами Мила, когда я открыл дверь и вошел в лазарет. – И можно даже без стука.

– Я стучал. – ответил я, потому что и правда стучал.

– Громче надо стучать, уважаемый Оникс, громче! – заявила Мила. – А то я же могу и не услышать из соседнего помещения например!

– Не страшно. – я махнул рукой. – Я же все равно по итогу здесь. А что за соседнее помещение? Не припомню, чтобы видел его.

– А вот сейчас и увидите. – довольно улыбнулась Мила. – Первый из всех первокурсников этого года, ну надо же! Следуйте за мной…

И, призывно покачивая бедрами, она двинулась куда-то в угол лазарета. Дойдя до шкафа с медицинскими принадлежностями, она коротко обернулась, убедилась, что я иду следом, и поддела длинными ногтями шкаф, словно собиралась оторвать его от стены.

И шкаф действительно оторвался! Причем без всякой магии – на простой механике, на каких-то скрытых рельсах или других направляющих он отъехал в сторону, открывая потайной ход в стене!

– Ужас. – вздохнул я. – Вот обязательно все делать так вычурно?

– Простите, уважаемый Оникс, что забыли спросить вас много десятилетий назад, когда делали это помещение. – Мила скорчила рожицу и развела руками. – Впрочем, я тоже считаю, что это странное решение – прятать процедурную, как какую-то сокровищницу, но кто мы такие, чтобы с этим спорить? Дело-то все равно уже сделано, и перестраивать ничего нет смысла.

Я молчаливо согласился с ней, и Мила первая шагнула в проем, а я – следом.

Проем вел на узкую винтовую лестницу, слабо освещенную маломощными лампочками. Их едва хватало на то, чтобы разглядеть под ногами край ступеньки, и, судя по всему, тут вообще не предполагались хоть сколько-то частые посещения. Да их тут и не было, судя по тому, что за все эти века края каменных ступеней ни на миллиметр не сгладились – так и остались остро-прямоугольными, как стрелки на брюках офисного клерка, что уже год не может выбить себе повышение.

Лестница вела этажа так на три вниз, по ощущениям, а, значит, ее конец означал бы, что мы уже находимся в подвале Урмадана. Я, конечно, знал, что у университета есть своя сеть подвалов, но, по-моему, ни разу еще не был на этом минус первом уровне. Хотя насчет каморки Стаса не уверен, возможно, она тоже считается подземным помещением.

Лестница привела нас сразу в зал, без какого-то перехода. Я просто сошел с последней ступеньки и оказался в помещении, стены которого были выложены все тем же камнем, что и сама лестница. Даже большое широкое ложе высотой примерно по пояс в центре зала – и то было каменным. Ладно хоть какой-то простынкой его покрыли, уже спасибо.

Зал был освещен так же тускло, как и лестница, но даже в этом неверном свете были заметны разные надписи, пиктограммы и иероглифы, где нарисованные, где выбитые, а где и выжженые, судя по следам гари, прямо в камнях стен.

М-да, по ходу, насчет пентаграмм и черепов животных я был не так уж и не прав…

– Прошу вас, Оникс. – Мила сделала приглашающий жест на каменное ложе.

– Мне раздеваться? – невинно спросил я, подходя ближе.

– Ну, если Вы себя от этого комфортнее будете чувствовать… – ехидно улыбнулась Мила.

– А процедуру будете проводить Вы? – я запрыгнул задницей на ложе. – Если да, то я буду себя комфортно чувствовать, даже в рыцарских доспехах.

– Увы, нет. – рассмеялась Мила. – Процедуру буду проводить не я.

– А кто?

– Процедуру будете проводить Вы. – загадочно улыбнулась Мила. – Это помещение полностью облицовано амальгитом, включая и дверь, которую я закрою, как только выйду. Вы останетесь один на один со своей магией, и, как только образуется замкнутый контур, появится амальгитовое поле. Вы останетесь один на один с собственной магией, которая лишится возможности куда-либо истекать. Она будет отражаться от амальгитового поля и возвращаться обратно к вас, проходить сквозь вас, резонировать в вас. Это и есть вся суть процедуры – за счет резонанса мановых потоков заставить ваш магический потенциал преодолеть очередную ступеньку. По сути, мы просто убеждаем организм, что он готов к этому прыжку веры.

– Это очень здорово, потому что сам я не уверен, что смог бы его в этом убедить. – я улыбнулся. – Так что мне нужно делать?

– После того, как я закрою дверь – ничего. Кроме как… Терпеть.

– Ну да, все же звучало слишком просто. – я вздохнул. – Говорите, будет больно?

– Я не говорила. – Мила стрельнула глазами. – Но будет. И очень сильно. Чем больше размер магического потенциала мага, тем чувствительнее он резонирует. Каждое новое повышение ранга отзывается в теле все большей и большей болью… Но даже у архимагов не бывает такого уровня магического потенциала, как у вас.

Я просо пожал плечами и спросил:

– Как считаете, с моим уровнем магического потенциала насколько все будет плохо?

– Ну, Вы не умрете, если Вы об этом. – довольно улыбнулась Мила. – От боли вообще не умирают, это миф, болевого шока не существует… Но вот то, что Вы останетесь в здравом уме после этого… Даже не уверена, что поставила бы на это, будь мы в казино.

В здравом уме…

Интересно, а Золтон был в здравом уме до того, как пошел на повышение своего архимагического ранга? Ведь вполне может статься, что тот, старый Золтон, и тот, которого я знаю – два разных человека.

– А если не проходить процедуру, то как скоро меня настигнет повышение ранга?

– От недели до двух месяцев. Предугадать невозможно. Все индивидуально.

Нет, не устравает. Неделя еще ладно, но два месяца это чересчур. Я за это время успевал по два заказа закрыть, а тут какое-то повышение ранга!

– Погнали. – бросил я, забрасывая ноги на ложе и ложась на спину.

Теперь я понимаю, почему тут такой тусклый и рассеянный свет – потому что будь он поярче, мне бы глаза жгло даже через сомкнутые веки!

Доктор Мила подошла ко мне, держа в руках крошечный шприц с мутно-белым содержимым. Она уже потянулась было, чтобы уколоть меня в плечо, но я перехватил ее руку на середине движения.

– В чем дело? – Мила удивленно вскинула свои красивые бровки. – Это всего лишь легкое седативное. Поможет, если будет совсем уж худо.

– Так я и думал. – я улыбнулся. – Не нужно. Не люблю, когда сознание спутано.

– Без него будет хуже. – предупредила Мила так, словно не говорила то же самое другими словами минутой раньше.

– Переживу. – я улыбнулся. – Вы же сказали – умереть от этого у меня не получится при всем желании… А я Вам верю.

– Что ж, хозяин – барин – Мила пожала плечами и опустил шприц. – В таком случае, уважаемый Оникс, вынуждена Вас покинуть. Вас ожидает увлекательное путешествие, компанию в котором я не в силах Вас составить… И, честно, даже не могу сказать, что меня это не устраивает.

– А каким было ваше первое повышение ранга? – спросил я, приподняв голову.

– Вы тянете время, Оникс? – чуть улыбнулась Мила.

– Отнюдь. – спокойно парировал я. – Скорее, это Вы не хотит отвечать на мой вопрос.

– Вы правы, не хочу. – внезапно Мила стала серьезной как никогда, и не показательно-серьезной, не дурашливо-серьезной, а прямо… Серьезной. – Удачи Вам, Оникс.

И она вышла из помещения, закрыв за собой дверь.

В последнюю секунду в голове промелькнула чуть не опоздавшая мысль, и я велел Никсу немедленно убираться отсюда. Не хватало еще, чтобы его тоже накрыло его же собственной магией, я же вообще не представляю, что тогда случится!

Никс прочитал мои мысли за мгновение и успел свалить в последнюю секунду, буквально просочиться в щель толщиной с волос.

И я остался один. Один в каменном мешке, на глубине как минимум трех метров ниже уровня земли, да еще и света кот наплакал… Кто-то другой на моем месте, возможно, запаниковал бы, но не я. Чего мне паниковать-то? Я однажды оказался заперт в такой крысиной норе, что процедурная Урмадана по сравнению с нею хоромами покажется! И торчал я там целых два дня, пока не разгадал чертов клинописный шифр и не нажал на символы в правильной последовательности, что деактивировало ловушку.

Так что нет, клаустрофобия меня не мучала.

Меня мучало кое-что другое.

Я чувствовал, что со мной что-то происходит.

– Никс… – тихо позвал я. – Ты тут?

Скавенджер не отозвался, чего не случалось еще ни разу. Значит, действительно ушел, слушаясь моей команды. Вот и хорошо. Не хватало только мне, чтобы еще и он пострадал.

Убедившись, что крыса нет в комнате, я сосредоточился на самом себе, на своих ощущениях. Меня будто потихоньку изнутри, словно где-то внутри меня надувался огромный воздушный шарик. Я закрыл глаза, концентрируясь на новых ощущениях…

И охренел.

Даже несмотря на то, что мои глаза были закрыты, я все видел. Буквально «все», потому что я смотрел не из моих глаз, – они же закрыты! – я смотрел вообще отовсюду! Я как будто построил эту комнату в 3д редакторе, а потом максимально поднял камеру, да еще и включил на ней максимальный угол обзора, чтобы видеть все и сразу.

А потом переключился на магическое зрение.

То самое магическое зрение, или, скорее, магическое чувство, которое помогало мне работать с артефактами, варить зелья и вообще всячески доказывать, что техномант – это звучит гордо. Вот только в этот раз я смотрел не на артефакт или зелье, в этот раз я смотрел на себя, причем со стороны… Но принципиально от этого ничего не менялось.

Я сам стал артефактом в своих собственных руках. Мое тело стало прозрачным, от него остались лишь тонкие линии, обозначающие физические границы. Все остальное пространство было заполнено сотнями и тысячами светящихся нитей. Короткие и длинные, толстые и тонкие, ветвящиеся, и прямые, как рельсы, пересекающиеся и одинокие, они заполняли весь мой организм, как кровеносная система на листе анатомического атласа…

Но я-то знал, что это не кровь. Это мана. Это тот самый мой магический потенциал, который заполняет каждую клетку моего тела. Это те самые мановые каналы, по которым мана перетекает туда, где она нужна.

И все эти потоки вели в одно и то же место – к вживленному в мою грудь камню, который сиял особенно ярко, привлекая к себе внимание.

Но и мановые каналы не отставали от него. Они тоже сияли от проходящей через них маны, но не постоянно, нет. Их свечение постоянно пульсировало, то затухая, то разгораясь с новой силой. И с каждой новой вспышкой каналы становились чуть-чуть, на какие-то микроны, но толще. Я это знал, потому что чувствовал, как они растут.

Это было больно, Мила не обманула. Но не настолько, как я ожидал. Примерно сравнимо с болью в растянутых на самую грань разрыва мышцах, когда маленький Джи, не жалея своих учеников, сажал их на шпагат. В первую секунду кажется, что это просто невыносимо, что большей боли испытать невозможно, потому что испытывать ее уже нечему – там все порвано нахрен и не подлежит восстановлению… Но проходит секунда, две, и боль потихоньку стихает, становится терпимой, и даже позволяет вдохнуть. И выдохнуть тоже.

Вот и сейчас я испытывал что-то подобное. Или вернее не «я», потому что я находился где-то вовне своего тела. Боль испытывало мое тело, а я воспринимал это отстраненно, словно оно меня не касалось вовсе.

Но то, что оно меня не касалось, не означает, что оно меня устраивало. Я видел, что эффективность роста моих мановых каналов далека от идеала. Камень в груди, который заменил мне магическое сердце, гнал ману по магическим венам, не разбирая, сколько куда отправить, всем раздавал поровну. Крошечные, толщиной с волос, «капиллярчики» получали столько же маны, сколько и огромные «аорты», в которые можно было палец засунуть. Естественно, для них это было слишком много, и они просто не выдерживали, лопались, излучая свободную ману наружу, где она снова отражалась от амальгитового поля и опять возвращалась в организм, заново вовлекаясь в этот бесконечный круговорот.

Потому люди и испытывают боль при прохождении процедуры – потому что она несовершенна и неконтролируема. Возможно, это было нормально в древние века, во времени дремучей магии, основанной больше на ритуалах и чувствах, нежели на каком-то понимании процессов…

Но сейчас этому точно нет место в современном мире. По крайней мере, не в моем современном мире.

И, коль скоро я сам для себя на некоторое время стал артефактом, то почему бы не поработать с самим собой? Как с артефактом…

Я поднял невидимые руки, убедился, что чувствую их, даже несмотря на то, что не вижу, и принялся за дело. Я прикоснулся к своему телу, как касался любого артефакта, и не просто увидел, как мана струится по магическим каналам – почувствовал, как чувствовал это с любым артефактом.

А потом я просто начал направлять ее туда, куда нужно. По сути, я отобрал у таинственного камня половину его работу и теперь он был лишь хранилищем моего магического потенциала, а распоряжался им я.

Собственно, как оно и должно быть.

Как опытный регулировщик, я разделял мановые потоки на пучки разной толщины и посылал их туда, куда они способны были пролезть. Маны все равно было слишком много, чтобы каналы их вместили, но это все же лучше, чем-то, что было до этого. Сейчас мои мановые каналы лишь слегка раздувались, пытаясь пропустить через себя больше маны, чем привыкли, но это было терпимо. Это было даже почти не больно, скорее больше похоже на зуд, только не снаружи, а внутри… Как будто внезапно почувствовал, что у тебя зачесалась селезенка или печень. Звучит странно, но лучшего сравнения и не подобрать.