Текст книги "Ползи! (СИ)"

Автор книги: Эл Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

***

Я открыл глаза – их ослепило светом из окна. Зажмурил, подождал, открыл снова.

– Ты очнулся! – чуть ли не мне в ухо заорал Агнар.

– И на радостях ты решил оглушить меня? – спросил я, морщась, но радуясь тому, что вижу этого ставшего родным мальчугана.

– Ты как, Дан?

– Да жив вроде. Лучше ты скажи – насколько я плох?

– Рада сказала, что жить будешь. Она тебя все лечила и лечила, все мазала чем-то, в рот тебе что-то вливала, перебинтовывала пятьдесят раз. Так что не бойся – с такой заботой вскоре на ноги встанешь.

– Главное, остаться потом на них, – пошутил я, приподнимая голову и осматривая себя.

И вправду – перебинтован в области груди, предплечья и бедра. Спасибо доброй женщине.

– Как же они на это испытание отправляют пятнадцатилетних мальцов? Это же смерть верная!

– И мне придется через год, – уныло сказал Агнар.

– Ну уж нет! – отрезал я. – Не пущу!

– Но как же…

– Нет, я сказал! Я не позволю этим мракобесам угробить тебя.

– А кто такие мракобесы?

– Не важно. Ты не знаешь случаем, что за последнее испытание там готовится мне?

– Я слыхал, как Роб что-то говорил про заглатывание чудищем, и про хижину в лесу…

Я сделал глубокий вдох. Так, спокойно. Выдох – вот так вот.

– Сколько я пролежал так? – сменил я тему, решив раньше времени не ударяться в панику.

– Да уж четвертые сутки идут.

– И все это время был без сознания?

– Да. Ты бредил пару раз.

– А что… с, хммм… туалетом?

– Да, было дело, что ты… – мальчишка смутился.

– Я понял.

– Ли ухаживала за тобой и меняла твое белье.

– Что? – испуганно воскликнул я. – Ли меняла мое… белье? И выносила мои… Все, я хочу сдохнуть, верните меня к алоушу.

– Да ладно тебе, Дан. И вовсе Ли не такая неженка, как ты думаешь. Она очень ждала твоего пробуждения.

– Да иди ты, – махнул я рукой.

– Очень ждала, – повторил Агнар и заговорщицки подмигнул мне.

«Мне никогда не забыть этого позора», – подумал я сокрушенно.

Глава 10. Да пожрет Дана чудище лесное!

– Что значит на последнем этапе посвящения человека должно поглотить чудовище? – возмутился я.

Мы впервые серьезно беседовали со старейшиной после моего пробуждения. А пробудился я уже неделю как. Алоуш, проклятая тварюга такая, сильно ранил, поэтому на поправку я шел медленно. Все эти дни Анвар лишь отмахивался от меня – мол, в себя приходи, а уж потом потолкуем.

Сейчас я мог самостоятельно ходить в туалет (наконец-то конец позору!), сидеть, откинувшись назад и не морщиться при этом от боли, нормально питаться, а то до этого мутило. А самое главное – мне больше не хотелось сдохнуть из-за боли. И вообще, странное дело: я вот жил в относительной безопасности и комфорте в своем мире, в уютной Москве, где в паре шагов от дома супермаркет, тебя не кличут рабом и червем, не пытается убить обезумевший от голода мишка с примесью пантеры… но я изнывал от тоски! Я просто с жиру бесился! У меня была непрекращающаяся депрессия – и не та, которая просто меланхолия и грусть, а депром все это лишь для понтов и по глупости называют. Нет, у меня была самая натуральная депрессия! Мне было тошно от жизни, я не видел в ней смысла, не мог отыскать своего пути и места в мире (скорее, попросту забил и не искал). Меня тошнило от собственного бытия.

А тут – полный букет «радостей» жизни. На, раб, кирку, и иди долби камень. Сри, раб, при всех в реку. Ползи, червь, под землей и надейся, что авось выберешься к солнцу. Вали, Дан, в лес, чтоб почти с нулевой вероятностью победы биться с тварью, тушка которой раз в десять больше твоей.

И что же? Я обрел цель! Я встал на путь, по которому мне хочется идти! Я начал сознавать себя. Я – Дан, которого заставили почувствовать себя червем. Я – беглый раб. Я – нищеброд, который не может себе книжку купить, без которой ему жизнь не мила. Но я готов и хочу рвать жопу для того, чтобы подняться из этого дна!

Кажется, я осознал все это вот в этот момент – когда болтал с Анваром. Вспышка понимания озарила мою дурную башку. И я весь просиял изнутри. После того, как алоуш чуть не отправил меня в могилу, мне еще яростнее захотелось жить. После того, как я выжил, я еще четче осознал, что моя жизнь – не игрушка.

– Есть легенда про героя, которого…

– …сожрало чудище? И для вас это – образец для подражания? – в очередной раз возмутился я.

– Дан, будь добр, дай договорить, – сурово отчитал меня старик. – Да, героя проглотило чудовище, но он выбрался наружу, прорезав себе путь, распоров брюхо монстра!

– Но я так не смогу! – чуть ли не заорал я. – Знаешь что, Анвар… ты меня прости. Ты отличный мужик. Очень вы с Радой полюбились нам. Но это уж чересчур. Я едва выжил при битве с алоушем! Приключения, конечно, это круто… но не тогда, когда на кону жизнь! Подохнуть из-за какой-то легенды как минимум нелепо!

– Что ж, ты можешь, разумеется, отказаться… но знай, что таких чудовищ, как в легенде, у нас уже не водится… и последнее испытание – больше подражание, чем реальное действие.

– Это еще что значит? Мне вообразить, что меня кто-то сожрал?

– Приблизительно так, – закивал Анвар. – В глубине леса есть хижина…

Ну началось…

– …в которой издревле наши праотцы проводили важные ритуалы. Тебе надобно будет, если пожелаешь закончить посвящение, конечно, провести в ней в одиночестве ночь.

– И все? – с недоверием спросил я. Уж слишком как-то все просто.

– Да. Конечно, я не утверждаю, что там будет безопасно. Ведь лес кругом. Тот же алоуш может поблизости бродить, да и волки… Но ты будешь внутри хижины, дверь запирается на засов. Легенда гласит, что после того, как воин прорезал брюхо чудовища и вылез наружу, он получил дар магии. Есть множество историй о том, что в той хижине, которая означает нутро страшного, несущего смерть чудовища, многие люди обретали свой дар, вернее, дожидались его пробуждения. Быть может, и ты станешь одним из таких счастливцев. Ты еще достаточно молод, чтобы предполагать, что твой дар попросту не пробудился.

– Прекрати, – отмахнулся я. – Все это чушь. Нет у меня никакого дара. Насчет хижины… просто отсидеться там ночь и..?

– На рассвете вернешься. Разумеется, при себе ты будешь иметь оружие и факел на случай, если понадобится отпугивать хищников.

– Спасибо, Анвар, это меняет дело.

– Так ты согласен?

– Просидеть ночь в домике? Еще бы! – улыбнулся я. – Ведь я тогда стану одним из вас, верно?

– Верно. Мы с Радой будем счастливы, если вы с Агнаром останетесь в деревне. Ты ведь помнишь, деток у нас нет… а Рада всю жизнь страдала из-за этого. По душе вы ей пришлись, да и мне тоже отрадой стали. Ты уж прости стариков, коли что не так…

– Перестань, Анвар. – Я положил руку ему на плечо. – Вы стали для нас с Агнаром настоящей семьей.

В глазах старика засветилось тепло. Он похлопал меня по плечу и вышел во двор.

Злился ли я на старейшину за то, что отправил меня на верную смерть? Ведь то, что я выжил – иначе как чудом не объяснишь. Это ладно деревенские – они все с пеленок пашут не покладая рук, они крепкие, сильные и выносливые, к тому же, знают, к чему готовиться на посвящении. А я – горожанин, который не то что с огроменным зверем в лесу не бился, даже просто в уличных подростковых драках у себя в мире не участвовал.

Так что да – я, конечно, злился на Анвара. Но в то же время не перестал его любить и уважать. Да, пожалуй, я могу без преувеличения сказать, что полюбил этих стариков – они стали нам с Агнаром родными. Стали нашей семьей.

А еще я был образованным московским недо-интеллектуалом, который прекрасно знал и понимал, что в подобного вида обществах – другие законы, другие принципы мышления, другая жизнь, другие ценности и другие приоритеты. Можно глядеть с высоты своей образованной цивилизации двадцать первого века – и осуждать, воротить нос и тыкать пальцем, насмехаясь, что за дичь творят эти варвары. А можно попробовать поставить себя на их место, попробовать думать и чувствовать, как они – и… пожалеть их за то, что их умы до сих пор находятся в тисках губящего человека мышления.

Философ, блин, хренов!

Какой из всего этого вывод? Я пройду до конца эту сраную инициацию – пусть мне это не нравится, пусть я считаю это лютым трэшем, но я должен и хочу стать частью этой приютившей нас деревни!

***

– Я принесла тебе книгу! – в дом ворвалась запыхавшаяся Ли.

Да, она навещала меня. Все время. Если быть точнее – дважды в день, утром перед началом трудового дня и вечером, когда работа заканчивалась и можно было расслабиться. И да – мне это нравилось, я был искренне рад каждый раз видеть ее милое, слегка смущенное личико и светящиеся от радости глаза. А улыбка… Короче, я завидую самому себе.

Что могло сказать о моем серьезном восприятии девушки и приличных намерениях по отношению к ней – так это… отсутствие неприличных планов на нее. Как обыкновенно раньше бывало в моей убогой жизни? Заприметил телку, подумал – о, классная, надо подкатить, в койку, и «прощай» утром. Ну ладно, такое бывало не так уж часто. Все-таки я стремался одноразовых связей из-за страха заразиться чем-то и из-за банального омерзения. И по отношению к доступной бабе, и по отношению к себе, скатившемуся до такого.

А Ли… она была просто прелесть. Ожившая мечта любого мужика. И с каждым днем мое сердце все сильнее к ней привязывалось, хотя чувство все еще не перешло в стадию влюбленности.

– Спасибо! – Я, не глядя, убрал потрепанную книгу в сторону.

Когда рядом такая красота, даже о любимых увлечениях забываешь. Глаза наслаждались, любуясь ее лицом. Мужики поймут, в общем.

– Я рада, что ты идешь на поправку. – Она наклонилась ближе и… (да неужто она собирается…?) …поправила подушку за моей спиной. – И рада, что ты появился в нашей деревне.

– А я-то как рад. Особенно тому, что встретил тебя.

– Да? Почему? – с хитринкой улыбнулась Ли.

– Потому что люблю красоту. И я, кажется, обрел ее.

– Правда? – Смущенное личико опустилось к полу.

– А то ты не знаешь.

– Знаю. Многие деревенские парни говорили подобное…

Ну вот, всю жизнь ненавидел пошлые комплименты – и уже докатился до них. Теряешь сноровку, Дан.

– А ты что?

– А я чего-то другого ждала. – Тяжкий, мучительно-романтичный вздох.

– Ну, я вполне себе другой. – Надеюсь, не слишком нахально прозвучало… – И ты другая – не похожа на других местных девушек. И читать любишь – уму непостижимо! Будем тут с тобой две белые вороны.

– Мне нравится эта мысль, – улыбнулась Ли, наконец, поднимая ласковый взгляд от пола на меня.

***

Монарх королевства Альбит занимался любовью со своей единственно любимой женой – Альгадрой.

Она была бывшей шлюхой в процветающем борделе. Ей нравилась ее работа, ведь за нее много платили. Бордель был для знати, абы кого туда не пускали. Альгадра была наделена холодной, недоступной для большинства смертных красотой. Лишь ее прекрасные глаза пылали огнем, готовым пожрать весь мир вокруг, сердце же девушки оставалось не теплее льда.

Однажды брат короля Ингвальда решил сделать правителю своеобразный подарок на день рождения – он подарил ему ночь с Альгадрой. Король был в бешенстве. Он отверг Альгадру. Вернее, он провел с ней ночь – но не в постели, а за столом в беседе. На рассвете Ингвальд просил Альгадру стать его женой. Та не посмела отказать королю – и не захотела. Королева Альгадра – это звучало красиво. Куда лучше, чем шлюха Альгадра.

Счастливые месяцы сливались один в другой, но новоиспеченной королеве было тоскливо. Ингвальд был слишком скучен и незатейлив – и в делах политических (он был слишком милосерден для правителя), и в делах семейных и брачных (Альгадра любопытства ради попыталась однажды устроить ему грандиозный скандал, но супруг лишь спросил «Чего ты хочешь? Скажи, и ты получишь это»), и в делах постельных. Уж Альгадра, проработавшая в поте лица с шестнадцати лет в области интересной профессии, знала толк в таких делах.

И вот сейчас женщина в очередной раз терпела ласки своего короля и мужа.

– Давай я сверху! – властно потребовала она и ловко сменила позу.

Ингвальд с блаженством закрыл глаза, в то время как жена отрабатывала на нем трюки, которым обучалась много лет. Король был счастлив, он улыбался.

– На этот раз ты совершенно по-особенному кончишь, мой милый супруг… – с придыханием проговорила Альгадра.

– Давай, сокровище мое, я весь твой… – застонал король.

Альгадра извлекла из-под матраса кинжал и с блаженной улыбкой на красивых чувственных губах погрузила его в шею короля-мужа.

***

– Возвращайся скорее, Дан, – с улыбкой сказала Ли.

Всей деревней меня провожали на последнее испытание. Я, наконец, полностью поправился и мог свободно управлять своим телом и даже быстро бегать, если понадобится удирать от лесного зверя.

– Возвращайся ко мне, – шепнула на ухо девушка и легонько коснулась губами моей щеки.

Меня тут же прошиб легкий озноб – неужто я и впрямь влюбляюсь в эту девчонку?

Указать мне дорогу поручили Робу: мы с парнем неплохо ладили, даже сдружились, можно сказать, а еще его сестрица почти была моей невестой. Я рад был его компании. Ни с кем другим в деревне, не считая семьи старейшины и Ли, конечно, я так близко еще не сошелся.

– Слушай, Дан, – дернул меня за рукав рубахи Агнар.

– А?

– Ты удирай, если что, ладно? Не вздумай там героически гибнуть. Ради меня хотя бы. Ты ж мне это… как брат. Никого больше и нет у меня.

Я крепко сжал плечо пацана.

– Обещаю. Я вернусь… брат.

Он серьезно кивнул. Взрослый совсем. Но все равно еще ребенок.

Попрощавшись со всеми до завтрашнего дня, я отправился в путь вслед за Робом. Долго шли, как и в прошлый раз к алоушу. На этот раз дорога пролегала в другом направлении.

– Что, Дан, когда свадьба-то? – хохотнув, спросил Роб.

– Ты о чем?

– Да будто ты не знаешь.

– Хитрецы вы такие, – с улыбкой отозвался я. – Я, небось, еще и предложение твоей сестре не сделал, а вы всей общиной уже поженили нас.

– А то как же! Чего ждать-то? Все видят – вы с ней глаз не сводите друг с друга, коли рядом стоите. Ли у нас девка хорошая, хозяйственная, красавица писаная, ты долго не раздумывай, бери, пока она сама хочет, – вновь хохотнул парень. – А уж она хочет, ты поверь мне, ух как хочет!

– Да ну тебя…

Болтая о том, о сем, мы, наконец, достигли цели. Издали хижину было не разглядеть – деревья-великаны густой листвой загораживали дом от остального мира. Я уж не знаю, может, я чокнулся, а может, воображение разыгралось в атмосфере таинственности, но мне почудилось, будто вокруг хижины даже воздух другой. Густой такой, тяжело вдохнуть. А уж мрачно как – жуть! Верхушки деревьев почти не пропускали света солнца в эту скорбную обитель.

Хижина была олицетворением зловещей тревоги. Темная, неуютная. Готичная, я бы сказал. Ее деревянные бока слегка покосились, но стояла пока хижина крепко. Дверь (я проверил) действительно надежно закрывалась изнутри. Переживу, значит, ночь. На душе сразу полегчало.

– Спасибо тебе, Роб! – пожал я руку своему проводнику. – Помогаешь, поддерживаешь – не забуду, брат!

– Да брось ты, поди почти породнились уже… – Он, порывшись в своем мешке, вытащил флягу. – На, глотни.

– Это что?

– Да не боись ты – успокоительное это. На травах. Ты ж знаешь, я спец по ним. Я употребляю иногда, когда коленки трясутся от волнения. Когда я впервые на охоту собрался, чуть штаны не обоссал от страха; мамка этот отвар дала перед походом в лес – и знаешь, помогло! Так что пей давай – повеселее на душе станет.

– Да мне и так нормально, но спасибо, брат.

– Да пей говорю! Я ж тебе добра желаю. Это сейчас тебе нормально, а ночью? Ты не забыл, что ночью зверье на охоту выйдет? Будет шастать вокруг хижины стая волков – ты под землю провалиться захочешь от страха. Уж я-то знаю, видывал не раз этих тварей.

– Ну ладно. Давай сюда этот чудо-напиток. – Взяв флягу, я залпом осушил ее.

По горлу тут же начало разливаться приятное тепло. Ах, хорошо как стало! Прав Роб оказался – хороший напиток.

– Я посижу с тобой чутка, до ночи ведь далеко еще.

Мы с Робом уселись под раскидистым деревом и возобновили беседу. Пролетело минут пятнадцать-двадцать, и я ощутил странные перемены в теле.

– Что это ты заерзал?

– Да что-то как-то не по себе стало…

– Воот, говорю же, коленки вскоре затрясутся от страха.

– Да нет, тут другое, я будто… немею. Тело немеет. Надо размяться.

Поднявшись, я шагнул вперед, чтобы пройтись, но следующий шаг сделать не смог – упал. Попытался встать: конечности не слушались, меня шатало, будто размывало по земле.

– Роб, я, кажется, заболел, помоги мне, надо вернуться в деревню…

– Нет, Дан, ты вовсе не болен. – Роб подошел и присел рядом со мной на корточки. – Ты попросту… как ты сказал? Немеешь – вот.

– Что? О чем ты? – Я попытался протянуть ему руку, но та не повиновалась, а Роб не спешил помочь мне.

– Ты ведь не мог догадаться, Дан, что книга о травах не напрасно лежит у меня дома, верно? Ты не мог догадаться, что я не просто мамке травки от простуды таскал в детстве, а вдоль и поперек изучил и выучил эту книгу, запомнил в ней почти каждое растение. И, разумеется, ты не мог догадаться, Дан, что мне знакома трава, ядовитый сок которой парализует человека. И знаешь, что самое приятное? Эта чудесная травка растет в этом лесу! – Роб премерзко расхохотался.

– Ну ты и ублюдок, – выплюнул я в него слова. – Ли не простит тебя за это.

– Ли? – вновь расхохотался он. – О, само собой, ты не мог догадаться, Дан, что моя сестрица знает все об этом плане, более того – она помогала мне придумывать его! Ты же не мог догадаться, Дан, что мы с сестрой – лучшие друзья с детства, верно? И что мы все делали вместе и всегда были заодно.

– Не верю тебе. Она же собралась за меня… замуж… – Мне стало тяжело говорить.

Знаете, будто горло и рот замораживает, как после обезболивающего в кабинете у стоматолога.

– Да брось ты, Дан. Не будь таким наивным. Нам надо было втереться к тебе в доверие. И скажи – ведь удалось ведь, а? Ты там в своих жалких фантазиях уже десятерых детей моей сестре наделал, наверное, а? – В сотый раз расхохотался гад.

– Анвар все… узнает… тебе это… с рук не… не сойдет…

– Неужто ты думаешь, что я настолько глуп, что оставлю следы? Погоди, ты еще не весь мой великолепный план увидел. Так узри же его!

Роб поднялся, вытащил из мешка другую флягу, открыл и принялся кропить меня из нее каплями… нет, чтоб его, только не это!

– Не делай этого, Роб… не делай! – попытался заорать я, но с губ сорвался лишь слабый шепот.

Паралич постепенно добрался до каждой частички моего тела и почти целиком – до лица.

– Спокойно, Дан, спокойно, – сказал Роб, продолжая поливать меня алыми каплями. – Ты не умрешь от паралича – в этом вся проблема. Действие травы как раз приблизительно к рассвету пройдет, но к тому времени от тебя одни кости останутся.

Ублюдок закончил меня поливать и убрал флягу в мешок.

– Ну, мне пора, Дан. И еще хотел тебе сказать: каждый раз, когда ты называл меня братом или другом – я жаждал вцепиться тебе в горло. – Глаза парня горели ненавистью.

– Неужели все… из-за… моей соседки…? – с огромным усилием выговорил я.

– Что ты, – отмахнулся он, на секунду ненависть в глазах сменилась насмешкой. – Мне нет дела до этой шалавы. Но я не люблю, когда меня унижают, Дан, а ты меня унизил. Так получи же по заслугам. А мне пора. Смотри, не уходи отсюда никуда, – он шутливо погрозил пальцем и рассмеялся собственной шутке, – а то зверь останется без ужина.

Роб бросил на меня последний насмешливо-уничтожающий взгляд и отправился домой – в тепло, в уют, в безопасность. Лгать, что все хорошо, что Дан сидит в безопасной хижине.

Глава 11. Пляски со смертью возобновляются

Ох, как же мне было хреново! Проклятье, мне еще, кажется, никогда в жизни не бывало столь хреново!

Нет, не от боли – боли попросту не было. Вообще ничего не было – и в этом была громадная, просто колоссальная проблема! Катастрофа! Я не чувствовал ни тела, ни лица – совсем.

Когда увидел, что по руке ползет паук, я пришел в бешенство. Нет, маленьких паучков я, конечно, не боялся. Но после встречи в собственной иллюзии, насланной Перстом, с этими тварями, мне они стали еще менее симпатичны, чем раньше. Но злило меня то, что я хотел, но не мог шевельнуть рукой, чтобы сбросить гада! Вот ведь засада какая – потерять власть над собственной тушкой! Я даже когда бухал в хламину, таким овощем себя не чувствовал.

Не знаю, сколько я уже лежал парализованный на земле. Два часа, три, пять – время растягивалось в века. Я ожидал появления алоуша или волков каждую гребанную секунду, что пробыл в таком состоянии! Каждую гребанную секунду я содрогался от панического ужаса, когда слышал какой-нибудь шорох. Хорошо, что я хотя бы других чувств восприятия не потерял – только осязание.

Весь вечер я провел, изнемогая от страха и ужаса. Фоном проносились негодующие мысли о Робе и его вероломной сестрице, в которую я почти втрескался. Хорошо еще, что не успел! Какой же я наивный и доверчивый дурак! Как можно было повестись на их игру?

Мне никогда не понять, как такие, как они, потом живут с подобным. Хорошо, наверное, живут. Я бы вряд ли смог. Впрочем… живу же я с осознанием того, что мог предотвратить взрыв в пещерах, мог спасти Маха и Магрит… но не сделал этого. Не успел, не смог… но это мало меня утешает.

Лес накрыла глубокая, темная ночь. Это добавило еще больше жути к зловещей атмосфере, царившей вокруг.

Тьма принесла с собой врага. Я увидел его, потому что зверь шел со стороны, на которую я вынужденно все время глядел. Желтые глаза блестели, становясь все ближе к моей беспомощной тушке. Волк остановился в нескольких шагах от меня и утробно зарычал.

Волосы на мне встали дыбом, наверное, от происходящего, только я этого не ощутил. Паника металлом сдавила сердце. Было страшно умирать такой чудовищной смертью.

Внезапно сбоку раздалось другое рычание – мощнее и громче. Я не мог повернуть головы, чтобы взглянуть, кого еще ночь принесла ко мне. А вот волк рывком развернулся к гостю и повторил рык, хищно скаля страшные зубы.

Звери стали кружить, соревнуясь в громкости и мощи рыка. Когда противник волчары оказался в поле моего зрения, я похолодел. Металл паники сдавил сердце так, что стало трудно дышать. Напротив волка стоял огромный алоуш. Он был больше в размерах, чем тот, с которым мне пришлось биться. Волк рядом с ним казался мелкой собачонкой – мелкой, но храброй.

Звери набросились друг на друга. И я впервые в жизни наблюдал схватку двух ужасных, чудовищных созданий – схватку не на жизнь, а на смерть.

Волк вонзал зубы в своего врага, но тот был больше и сильнее в разы – и вскоре волк с разорванной глоткой валялся на земле. Лунный свет освещал его издыхающую тушу – и зрелище это было полно жути и первобытного ужаса.

Видимо, я для алоуша представлял куда больший гастрономический интерес, чем убитый зверь, потому что помесь мишки и пантеры повернулся ко мне, демонстрируя свой великолепно-ужасный оскал.

Проводник говорил, что смерть в этом мире станет окончательной и бесповоротной. Как печально, а я ведь только начал влюбляться в собственную жизнь, захотел прожить ее по-настоящему. Но если гибели не миновать – значит, таков конец моего земного пути. Что ж, да будет так.

Лишь бы с Агнаром все было в порядке, лишь бы Робу не взбрело в голову сотворить ему зло.

Алоуш медленно двинулся ко мне. Предвкушает пир, мразь шерстяная. Ну, давай, топай скорее, разорви меня на части – и покончим с этим спектаклем под названием жизнь.

Зверь приблизился почти вплотную. Я заставлял себя храбриться, чтобы уйти достойно, но душа предательски завопила от страха. Умирать страшно – действительно страшно, если ты не оставляешь позади себя то, что достойно этого мира.

Алоуш остановился рядом со мной, и разинутая пасть его двинулась навстречу моему горлу. Нет, она, конечно, не так медленно двинулась, как я это расписываю, все происходило стремительно, рывками, но моя память услужливо замедлила все действо, будто я желал смаковать детали собственной кончины.

Пасть зверя была, наверное, в сантиметре от моего горла, когда я, не имея смелости глядеть в лицо победившей меня смерти, закрыл глаза.

Ничего не происходит? Или я просто из-за паралича не чувствую, как мою плоть рвут на куски? Что за звуки? Где-то в нескольких метрах от меня раздался приглушенный яростный рык.

Я удивленно распахнул веки. Что за…?

Я был внутри хижины. Первым делом проверил взглядом дверь – заперта на засов. Стены темные, покрытые плесенью. Освещение создает множество свеч на обшарпанном столе. Кто их зажег?

Я лежал на деревянном грязном полу.

– Здравствуй, крошка!

– Ты! – обрадованно вскричал я. – Ох, Пальчик, никогда бы не подумал, что буду до смерти рад тебе – причем фраза эта не просто метафора.

– Будешь меня так называть – верну обратно к зверю! – возмущенно сказал знакомый голос невидимой обладательницы.

– Все, все, перестал обзываться. Прости, Перст Указующий, я же с лаской и любовью.

– Ты словами о любви-то не разбрасывайся. И кстати… – она замешкалась на секунду, – зови меня Руна.

– Это твое имя?

– Да.

– Рад наконец узнать его, Руна, – искренне сказал я. – Ты как здесь очутилась?

– Потом поболтаем. Меня там дожидается с пару десятков человек в мире, в души которых необходимо разлить дары магии. Ночка предстоит, полная трудов, так что давай ты пока полежи тут, а я вернусь утром.

– Эй, что значит полежи? Может, уберешь этот паралич?

Но Руна не ответила. Упорхнула уже? Вот засада! До рассвета валяться бревном – зашибись просто.

За стенами хижины послышался знакомый рык, от которого в дрожь бросало душу. Надеюсь, эти стены и дверь надежны и защитят меня.

***

Ночь прошла благополучно – я выжил. Рычания и прочих шумов за пределами хижины более не слышалось. Надеюсь, мишка-пантера убрался прочь.

Лучики света пробивались внутрь хижины сквозь щели и высокое крохотное оконце почти под самим потолком.

Я все еще был в параличе, но мне казалось, что кончики пальцев на ногах стали обретать чувствительность.

Я стал вслух отсчитывать минуты. Одна… две… пять…

О, пальцы на ногах действительно обрели чувствительность! Пошло дело!

Еще минут через десять я почувствовал, что могу двигать пальцами рук. Секунды и минуты текли и текли – и тело мое постепенно возвращалось к жизни. По моим подсчетам прошло около пары часов, когда паралич прошел целиком.

Вместе с двигательной способностью тела ко мне вернулись и малоприятные ощущения – затекший бок ныл, желудок сводило от голода, ужасно хотелось в туалет.

Кряхтя, я стал подниматься, но удалось мне это простое действие не сразу. Минут пять я боролся с собственными конечностями, которые по инерции не желали повиноваться. Наконец я сумел подняться. Пошатывало немного.

Ах, как отлить хочется, невтерпеж просто!

Разумеется, отхожее место здесь оборудовать никому в голову не пришло. Выйти за дверь? Ага – и рискнуть напороться на взъяренного алоуша. Мне неведомо, безопасно ли там сейчас. И копье осталось снаружи валяться. Но дожидаться появления Руны, чтобы сходить в туалет? Это уж перебор. Давай, трусливая душа, топай на улицу. А если кто захочет сожрать – мигом обратно заскочу.

Я отпер дверь и с колотящимся сердцем приоткрыл ее. Вроде чисто. Вышел, быстро осмотрелся – не видать никого. Отлил прямо возле двери, и уже хотел было ринуться обратно внутрь, но взгляд зацепился за копье и заплечный мешок. В пару прыжков преодолел расстояние до своего добра и забрал его в хижину. Отлично, пригодятся.

Я запер дверь, проверил, надежно ли, и уселся за стол дожидаться появления Руны. Вот ведь козявка такая: могла наверняка паралич убрать, а оставила мучиться всю ночь.

На самом деле я, конечно, на девушку не злился, я был ей всем сердцем благодарен. Она в третий раз спасла мою задницу. В третий раз вырвала меня прямо из рук старухи с косой.

– Ты хочешь сказать мне «спасибо»?

Я вздрогнул от неожиданности.

– О, вернулась! Слушай, а ты не могла бы так резко не возникать рядом со мной? А то не по себе как-то.

– И как прикажешь быть? Ты ж меня не видишь.

– И то верно. Спасибо, что спасла меня, Руна!

– В очередной раз. Ты начинаешь мне надоедать, крошка.

– Так сама же явилась, – обиделся я.

– Явилась, конечно, когда почувствовала, что возле хижины кто-то ошивается и пробуждения дара ожидает. А это ты оказался, олух такой. И что тебе неймется?

– Причем тут я? Меня бросили умирать!

– Ты просто магнит для смерти, – вздохнула Руна. – Рассказывай давай.

Я поведал ей свой путь, начиная с того момента, как в последний раз общался с девушкой, и заканчивая гнусностью Роба.

– Ты собирался жениться? – это было первое, что Руна спросила, когда я закончил рассказ.

– И это интересует тебя больше всего? – возмутился я.

– Да меня это вообще не интересует, – презрительно фыркнула она.

– Я так и не понял, как ты очутилась здесь.

– Как-как, что здесь может быть непонятного? Эта хижина – место, в котором с древних времен в людях пробуждалась магия. Дом просто пропитан магией. Пренасыщен ею. Твой старик сказал правду: в этой хижине многие века проводили ритуал, символизирующий заглатывание чудовищем. Только вот чудовища никакого я знать не знаю, а вот про пробуждение дара здесь – знаю. Как только в хижине или поблизости от нее появляется человек с душой, пустой от дара, но предназначенной для него, я это чувствую и являюсь на зов.

– М-да… получается, деревенские, сами того не ведая, меня на реальное посвящение отправили?

– Да. Только вот мы с тобой уже проходили через это, крошка. – Руна замолчала. Задумалась, кажется. Спустя минуту возобновила разговор: – Ты снова ставишь меня в тупик, Дан. Твоя душа просит восполнить пустующее место даром, только вот я в растерянности – впервые за долгое время.

– Ты уже помогла мне тогда, сняв рабские метки с моих друзей. Ты мне больше ничего не должна.

– Я и так тебе не должна, – снова фыркнула девица. – Зато Источник должен. Он не может отказать в магии, если душа человека способна вместить ее. Тогда, в пещере, мы с тобой выкрутились – ты выбрал желание вместо магии. Но сейчас…

– Так в чем проблема-то?

– Ты пришел в хижину, ты – участник древнего ритуала, связанного с пробуждением дара. И я пришла на твой зов.

– Я тебя не звал.

– Зов твоей души, дурень. – Наверняка Руна в этот момент закатила глаза. – И я просто не могу отказать тебе. Но и как поступить не знаю.

– Даруй мне какую-нибудь крутую силу, что ли, – улыбнулся я.

– Тебе все шутки шутить.

– Так я серьезно. Сама же сказала – моя душа просит магии. А ты ее раздаешь.

– Мы можем попробовать. Но я не вижу, какой дар у тебя должен быть. Ты для меня как сплошное слепое пятно. – Голос Руны напрягся в тяжком раздумье.

– А могу я сам выбрать?

– Хм… попробуй. Иного пути не вижу.