Текст книги "Я тебя вижу (СИ)"

Автор книги: Екатерина Евсеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

  Юноша долго мог разговаривать в тишине, с надеждой вслушиваясь в пустоту. Одиночество стало такой обыденностью, что даже общество соседки ему казалось чрезмерным. Когда та приходила, чтобы принести ему еды, он ждал, вперивши взгляд в стену, когда же она уйдёт.

  -Я завтра зайду вечером, буду жарить пирожки своим и тебе занесу...

  «Не нужны мне никакие пирожки... – роились в голове мысли, – никто мне не нужен, ничто мне не нужно».

  -Или заходи на недельке как-нибудь сам. Ты знаешь, мы всегда тебе рады. С Настей поговоришь, поиграешь в домино, шахматы. Она так по тебе скучала...

  Настя, дочка тёти Маши, бойкая девочка с рыжими волосами, веснушчатым лицом и большим шрамом под правым глазом от падения с велосипеда, очень любила, когда к ним домой заходил сосед. Она мечтала, как выйдет за него замуж и у них будет большой дом с высокими окнами и белыми колоннами, поэтому всячески пыталась занять его какими-либо занятиями, будь то настольные игры или просмотр мультфильмов. Михаила уже тогда тяготило её общество. Он не знал, о чём с ней говорить. Казалось, беседы для неё были пустым делом. Девочка бегала около него, стреляла глазками, стараясь уловить его, как ей чудилось, влюблённый взгляд, но не находила ничего кроме уставших и равнодушных серых глаз. Кстати, свой шрам Настя получила, когда хотела произвести на соседа впечатление, съехав с небольшой горки на своём двухколёснике. В итоге девочка упала на угол лавочки и разбила себе всё лицо.

  «Не хочу никуда идти», – твердил про себя он, но вслух отвечал:

  -Как-нибудь зайду...

  Всё стало ненужным, не таким важным, как раньше.

  Тётя Маша уходила, а он оставался в кровати...

  Внезапно в ворота громко постучали. Михаил дёрнулся, будто его сковала судорога. Он не ждал никаких гостей, а у тёти Маши были ключи от двери, так что та заходила беззвучно. Юношу этот звон, который он не слышал достаточно долго, напугал до дрожи.

  Встав с кровати, он мотнул головой, чтобы прогнать звёздочки из глаз, и, опираясь на стенку, вышел в коридор и выглянул во двор из окна кухни. За воротами кто-то стоял, какое-то тёмное пятно маячило за калиткой, снег скрывал черты лица. Кто так резко и неожиданно вспомнил о нём, Михаил предположить не мог.

  Зябко и сыро было снаружи. Давно не скрипело крыльцо под его ногами, давно мороз не пощипывал нос. Юноша мутным взглядом прошёлся по округе и спустился по лестнице. За воротами он разглядел чёрный капюшон, из-под которого торчали пучки светлых волос, припорошенные снегом.

  -Миш, это Макс! – послышался знакомый голос.

  Юноша нахмурился, вспоминая, кто это, а потом, когда на ум пришёл образ соседа, друга из прошлого, ускорил шаг, щёлкнул замком и открыл дверь.

  -Привет, – тихо поприветствовал Михаил.

  -Привет, можно я ненадолго зайду?

  Михаил поглядел на него с полминуты и отступил, пропуская гостя. Вместе они молча взошли по занесённым ступеням и вошли в дом.

  Гробовая тишина встретила их.

  Снимая куртку и холодея от отсутствия какого-либо шума, Максим спросил:

  -Как ты?

  Михаил взял его куртку, повесил её на крючок рядом со своей и протянул:

  -Ничего. Пытаюсь жить.

  Михаил, потирая ладонями локти и не зная, куда ему деться, шагнул в зал. Невольно за ним пошёл и Максим. Последний удивился почти пустой комнате, в которой привык с детства наблюдать всё на своих местах, но вида не подал. А если бы и подал, то сосед и не заметил бы этого.

  -Нет, – резко остановился Михаил, словно ударившись током. – Пойдём на кухню, тут совсем негде сесть.

  Когда они вошли в маленькую, погружённую в сон комнатку с коричневыми шторами на окнах, Максим приземлился за столом. На тёмно-бежевой клеёнке лежала тарелка с засохшими блинами, которые ему занесла соседка. Он обещал ей, что съест их ещё вчера.

  Михаил упёрся в подоконник. Тощий, как скелет, он еле держался на худых длинных ногах. Впавшие щёки забыли, что такое румянец, а глаза отрешённо смотрели в пол. Максим, пытаясь начать разговор, вопросил:

  -Думаешь уехать обратно?

  Михаил сложил руки и закрыл глаза.

  -Не знаю... Хочу остаться тут. Тут лежат родители. Куда я уеду?

  -Это да. Но ты поступай, как считаешь нужным. Я пришёл тебя немного отвлечь, – он разгладил ладонями клеёнку. – Свету выписали, она сейчас дома. Я знаю: ты что-то к ней чувствовал. Ей нужна поддержка, все о ней решили забыть, она осталась одна. Может, так ты переключишься, сменишь обстановку? Я не видел тебя с того момента, как...

  -Ты хочешь, чтобы я приходил к вам?

  -Да, помоги ей. Сам себе помоги. Может, тебе станет легче.

  -Ты понимаешь, что я сейчас не могу? Не могу. Я не готов. Я не хочу вообще делать что-либо.

  -Но ведь...– он понизил тон. – Ведь надо когда-нибудь начать.

  -Не знаю. Но пока не хочу.

  Максим поставил на кулаки подбородок и продолжил:

  -Знаешь, я не буду обманывать и говорить эти пустые слова о том, что я тебя понимаю. Это не так. Но я думаю, что надо что-то делать.

  -Не хочу...слышишь? – протянул тот.

  Другой выдохнул, но продолжил:

  -Света тебя помнит. Она одинока. Как и ты.

  Михаил подёрнул плечами.

  -Ты любишь её? – резко спросил Максим.

  Михаил открыл глаза и сильнее вжался спиной в подоконник.

  -Я помню, что... да.

  -Если любишь, значит, не бросишь. Она одна, все её оставили.

  -Меня тоже.

  Собственное потрясение так завладело юношей, что он не мог думать больше о ком-то другом. Будто проснувшись от глубокого сна, он вспомнил о том случае. Скорая, носилки, её лицо... страшно...

  -Как она сейчас?

  Последовал выдох. Максим тщательно начал рассматривать свои пальцы и продолжил:

  -Она не видит, только цвета различает, если близко поднесёт что-то к глазам. Лицо пострадало, конечно. Но это же так не важно... За этим всем стоит она, та, которая всегда останется красавицей...

  Михаил молча слушал.

  -Ей многое пришлось пережить, – говорил Максим. -Такого она не заслужила.

  Слушатель сверлил взглядом оливково-коричневый ламинат.

  -Ты помнишь, она очень любит розы. Помнишь, ты всегда, как только раскрывался у тебя в садике первый бутон на кустах, срывал его и дарил ей? А она ставила его в узкий высокий стакан и украшала им свой стол. – продолжал сосед. – Я хочу кое-что сделать для неё. Если ты захочешь, то можешь мне помочь. Я хочу построить теплицу с цветами, чтобы там цвели розы.

  Михаил повернул голову и разжал замок на груди.

  -Представь, когда она поправится, там будет много кустов, можно делать из них букеты. И столько, сколько душе будет угодно. Я знаю, что был виноват в тот раз. Это случилось из-за меня. И я хочу подарить ей счастье, в котором она так сильно нуждается.

  Юноша у подоконника погрузился в раздумья, хмуря брови.

  -Как ты думаешь?

  Михаил отвлекся и поднял голову.

  -Думаю, это хорошая идея, – незаинтересованно ответил он.

  Максим улыбнулся и снова поглядел на руки.

  -Ты поможешь мне?

  -Я... я не знаю... я подумаю...

  -Ладно, как надумаешь, скажи. Заходи как-нибудь. Думаю, Света будет рада старым знакомым.

  Михаил молча кивнул. Сосед протянул ему руку, а тот вяло потянулся к ней, чтобы пожать.

  Уже стоя у ворот, Максим сказал:

  -Выходи из затворничества. Я знаю тебя. Ты всё сможешь, – он вышел со двора. – Я передам от тебя «привет» Свете, ничего?

  Михаил улыбнулся. Какая-то маленькая искорка вызвала эту слабую, забытую эмоцию.

  -Ничего.

  -Тогда пока! Ждём тебя, – махнув рукой, бросил Максим.

  Михаил вернулся в дом, лёг на кровать и заговорил:

  -Мама, не будет ли тебе больно, если я перестану думать о тебе всё время, если перестану вспоминать тебя? Обидишься ли ты, если поступлю так, как бы ты сказала мне не поступать? Хотя я даже не знаю, что ты об этом думаешь. Могу ли я выйти из этого дома? Будет ли твоя душа спокойна, мама? Я боюсь что-то делать, чтобы не перестать думать о тебе.

  Он вспомнил Светлану, и по его сердцу растеклась жгучая жидкость. Он вспомнил всё. Его тянуло к ней. Нужна его помощь. Но может ли он думать о ней?

  -Мама, помоги, скажи, что делать. Уповаю на тебя, потому что не на кого больше. Сам себе перестал верить. Если ты меня слышишь, мама, помоги...

  Юноша уснул очень поздно. Перед этим он долго смотрел на луну, выглядывающую из-за яблони. Михаил посылал вопросы, мысли в небо, думая, что его кто-то услышит.

  ***

  Белый свет казался тёплым. В нём хотелось купаться, как в согретом солнечными лучами бассейне с блестящей водой. Всё казалось таким чистым и непорочным, ясным и совершенным. Внезапно из пустоты начали возникать знакомые черты. Михаил узнал в них свою мать. Силуэт, озарённый яркими вспышками, приблизился и коснулся локтя юноши. За минуту оба оказались на зеленеющей поляне. Цветущий луг окружал их со всех сторон и божественно пах. Внизу шелестели стебли растений, лаская голые ноги.

  -Мама, – воскликнул он, но голос будто эхом прозвучал в голове.

  Молодая женщина, с чистым, без единой морщинки лицом улыбнулась.

  -Ты звал – я пришла.

  Михаил боялся сдвинуться с места, чтобы не разрушить этот мир. Он не хотел терять сладостный миг, полный счастья и молчаливой радости.

  Олеся коснулась травы у ног, и вдруг перед фигурами появился огонь. Такой яркий и страстный, но от него не было жарко телу и больно глазам.

  -Мама, что ты делаешь?

  Женщина повернулась к сыну, губы её зашевелились.

  -Я пришла показать тебе, что надо делать.

  В руке появилась простынь с кровати, на которой Олеся лежала в последние дни и от которой не мог себе позволить избавиться юноша. Женщина бросила её в огонь.

  -Я знаю, ты хранишь её. Не надо. Забудь её. Выбрось.

  Тут же в руках, как по волшебству, появилась газета со сканвордами. Та тоже полетела, шелестя страницами, в пекло.

  -Это лежит до сих пор в шкафу на полке. Там я писала то, что нельзя прочесть. Я не хочу, чтобы это заставляло тебя страдать. Уничтожь это.

  Затем Олеся сжигала какие-то свои вещи, ненужные безделушки, на которые её сын смотрел после смерти и каждый раз обливался слезами.

  -Миша, это всё не несёт в себе ничего, кроме боли. Уничтожай всё, от чего ты страдаешь. Оставь то, с чем связано что-то светлое и лёгкое. То, что будет напоминать о счастливом времени, а не о смерти.

  Юноша подумал о магнитофоне, старых кассетах и дисках.

  -Да, сынок, это оставь, – кивнула женщина. – Я знаю, тебе оно ещё пригодиться в будущем.

  Она протянула Михаилу в руки свою старую куртку, в которой встречала юношу, сидя на нижней ступеньке лестницы, когда юноша последний раз приехал домой, и которую тётя Маша убрала в шкаф на верхнюю полку.

  -Отпусти горе. Оно было и было. Впереди столько всего, ты даже представить себе не можешь.

  По щекам текли горячие слёзы. Казалось, они обжигали сильнее, чем пылающий костёр. Юноша вздохнул и отдал куртку ревущему и жадному пламени. Тот в долю секунды присвоил её себе и начал поглощать. Ткань распалась и провалилась в глубь костра. Юноша, полный скорби, всё ещё не трогался с места. Женщина продолжила говорить:

  -Ты много настрадался, сынок. Перестань терзаться. Всё со временем пройдёт. Старайся быстрее справляться с тяжёлыми временами. Ибо когда придут новые беды, они тебя раздавят. Думай о себе, думай. Всё хорошо. Вспоминай, но не рви душу. Помни о прошлом, но не переставай думать и о будущем. Делай то, что приносит счастье. Делай и не жалей, что сделал. Поступай, как считаешь нужным. Сотри всё плохое, а хорошее повесь в рамку, смотри на него и радуйся. И главное, не бойся. И живи. Живи и наслаждайся. А я буду рядом...

  Михаил больше не мог выдержать. Он прижался к матери и уткнулся лицом в её плечо.

  -Хорошо, мама. Я люблю тебя.

  Он думал, что женщина растает в его руках, но она продолжала стоять.

  -И я тебя, сынок. Я вижу, впереди тебя ждёт счастье. Не упусти его.

  Чудилось, они так стояли долго, будто бы вечность. Костёр не потухал, цветы продолжали качаться, поддаваясь ветерку, трава шелестела под ногами и пробивалась между пальцев. Постепенно начало создаваться ощущение невесомости и абсолютной лёгкости, словно взлетаешь к небу. Фигуры всё ещё были вместе, как и их души, которые навсегда останутся неделимыми. Вся поляна постепенно исчезла, остался только тёплый белый свет.

  Михаил открыл глаза и глянул на окно. Из-за яблони уже проскальзывал озорной луч. На сердце было так тепло, что хотелось обнять весь мир. Юноша встал с кровати и подошёл к стене, на которой висела фотография матери. Молодая девушка стояла у скалы, которую захлестывали волны набегающего моря, в лёгком летнем сарафане и держала правую руку у головы, придерживая соломенную шляпку, украшенную салатовой лентой, а левой облокачивалась на раскалённый камень.

  -Спасибо, мама. Я знал, что ты слышишь меня. Я смогу. Я всё смогу. Спасибо...

  Юноша коснулся губами холодного стекла и через секунду отпрянул, протирая его от горячего дыхания.

  Михаил, совершенно обновлённый, вышел из дома и опустился на верхнюю ступеньку у самого входа в дом и громко выдохнул. В каждой частичке мира чувствовалось присутствие матери, её светлого лика и мягкого голоса.

  Погода была прекрасная. Снег не казался таким грязным, как вчера, а солнце будто светило ярче, чем прежде.

  Юноша вдохнул свежий воздух и словно поселил в себе новую жизнь. Лёгкость и наслаждение завораживали его. Михаил решился поменять что-то в доме. Сейчас же. Пока действует сон. Часа через пол он перенёс стоявший посередине комнаты стол на место, где раньше была кровать. Спустя время он уже выносил во двор старые вещи матери.

  «Пока я в этом состоянии, надо сделать это. Потом будет труднее...» – думал Михаил.

  Совсем старое он складывал в пакеты и выбрасывал, а остальное собирал недалеко от мусорников, чтобы нуждающиеся люди могли взять что-то себе. Так всегда делали Олеся и Константин.

  Соседка, тётя Маша, в это время выходила из дома. Она, проходя мимо ворот Михаила, увидела, как тот бодрым шагом идёт к мусорникам с охапкой вещей в руках. На лице юноши было немое воодушевление. Женщина предположила, что кризис прошёл, и не стала мешать. А тот собирал, выносил, убирал, что-то складывал, что-то доставал из коробок и пакетов, осматривал вещицы, сортировал по кучам, снова собирал и выносил. К вечеру он чувствовал небывалую лёгкость и наслаждение. Тревога прошла.

  -На долго ли? – размышлял Михаил. – Посмотрим. Не буду загадывать.

  Он заснул рано, лишь начало смеркаться. Юноша погружался в сон и думал:

  «Завтра я приду к Свете. Она ждёт меня. Я увижу её, и не важно, что будет потом. Я не боюсь. Если любишь, то не боишься».

12 глава

  Прошло несколько дней. Пышные хлопья медленно опускались всё ниже и ниже, мягко ложась на землю, как на перьевую подушку. Из домов выходили маленькие дети, радуясь зимней сказке, и с искренним восторгом следили за каждой снежинкой, за ребятами вылезали родители, вздыхавшие от того, что придётся расчищать дорожки, раскапывать машины. То, что раньше казалось чудесами, постепенно превращалось для взрослых в заботы.

  Но всё равно так приятно смотреть на улицу из окна, сидя в тёплой кухне и кутаясь в воротник свитера. Снег наваливался на листья, из последних сил державшиеся за ветки, и срывался вместе с ними вниз с большой высоты. Побег оставался голым, подверженным холоду, а листья оказывались под махровым ковром.

  Михаил размешивал ложкой сахар в чашке, нервно теребя в руке салфетку и ковыряя в ней дырки. Он переживал, отчего ещё громче стучал прибором по посуде, растерянно прокручивал в голове слова, которые хотел сказать Светлане при встрече. И всё-таки, отбросив все мысли, нужные и ненужные, он сделал последний глоток, звонко стукнул дном чашки по столу, бросил в урну еле живую салфетку, изрядно промокшую от влажных рук, и подошёл к фотографии матери.

  -Я пошёл, мама. Может, под моим счастьем ты подразумевала это.

  Юноша оставил поцелуи на тонком и хрупком стекле и, одевшись потеплее, вышел из дома.

  Оставляя следы на снегу, он медленно, нерешительно шагал к дому соседей. По пути всплывали в памяти воспоминания.

  Зима. Сугробы по колено. Он со Светой идёт после школы домой. Девочка толкает Мишу в снег, а он, не сопротивляясь и даже подыгрывая, прыгает в высокий мягкий сугроб. Мальчик собирает в охапку белый пух и распыляет его перед подругой. Та задорно хохочет, а он заливается, скрывая боль от жжения налипшего на лицо ледяного снега. Миша хватает Свету за руки и тянет в сугроб рядом с собой. Она приземляется на спину, не переставая смеяться. Насмотревшись вдоволь на зимнее далекое солнце, они решают разойтись по домам на обед. Миша вытягивает из снежного плена подругу, и они вместе продолжают путь по исполосованной колёсами автомобилей дороге. Мальчик провожает Свету до её дома, а во дворе их встречает Анна Сергеевна. Она вскидывает руки и, конечно, как следует ругает ребят. Те молча слушают и, красные, как спелые помидоры, все в снегу с ног до головы, смотрят друг на друга. Когда Света подходит к двери дома, она оборачивается на Мишу, машет рукой и, незаметно от матери, подмигивает.

  «Это ещё не всё, скоро увидимся...»

  Михаил так тосковал по тому времени и всё-таки, где-то в глубине души, надеялся, что он почувствует когда-нибудь ту детскую непосредственность вновь. И снова позволит себе упасть в снег, зная, что рядом будет человек, который тебя обязательно вылечит, если ты вдруг после этого заболеешь. Он будет спрашивать, выпил ли ты таблетки и прополоскал ли горло, будет обтирать ноги спиртом, закутывать в тёплое одеяло...

  Дом Светланы постепенно приближался. С каждым шагом сердце билось всё чаще. Но, дойдя до ворот и преодолев робкое смятение, молодой человек дотронулся до звонка. Казалось, зазвенело всё внутри, а по телу пробежали мурашки. Прошло каких-то пять минут, в течение которых Михаила терзала мысль, не вернуться ли ему обратно, как вдруг со двора раздался знакомый голос:

  -Привет!

  Максим, недолго похрустев по снегу, открыл дверь.

  -Привет, – протягивая руку, произнёс другой.

  -Всё хорошо?

  -Нормально. Как Света?

  -Она не знает, что ты пришёл, – кивнул Максим, приглашая соседа во двор и закрывая за ним ворота. – Сделаем сюрприз.

  В дом юноши вошли молча. Внутри пахло закипевшим молоком. Молодые люди бегло сняли с себя тёплую одежду и проследовали по коридору к комнате девушки. Михаил, неумело скрывая волнение, бегал по сторонам глазами, оглядывая знакомые стены, висевшие на них картины и полки, и чуть было не начал кашлять. Максим, держа палец у губ, осторожно приотворил дверцу. Заглядывая внутрь, он обратился к сестре, согнувшейся над холстом:

  -Свет, к нам кое-кто пришёл.

  Девушка, отвлекаясь от своей очередной картины, вымолвила:

  -Что ещё за тайный гость? Я никого не звала. Я никого не хочу видеть.

  Брат малость опешил, а Михаил и вовсе чуть не поперхнулся, часто моргая глазами.

  -Свет. Это твой старый друг. Он не сделает тебе плохо.

  Она повернула голову.

  -Кто?

  «Ну, надо идти», – решил Михаил и появился в проёме комнаты. Он взглянул на свою давнюю приятельницу, школьную верную подругу, первую любовь и опешил. Воображение юноши рисовало различные картины, и он готовил себя ко всему. Но не к такому. Так страшно и непривычно было смотреть, но юноша, уверенно ступая к фигуре, будто нашёл в себе запас решительности, начал:

  -Света, это Миша. Помнишь? Мы в школе вместе учились.

  Девушка встрепенулась, закрыла лицо и отвернулась к стене.

  -Зачем? Зачем ты пришёл? Максим, зачем ты привёл его? Вы издеваетесь надо мной?

  Михаил решил вклиниться.

  -Света, я не за этим сюда пришёл. Я хочу тебе помочь. У меня нет никаких плохих намерений, – юноша обратился к её брату. – Прикрой дверь, пожалуйста.

  Максим щёлкнул ручкой и скрылся, а Михаил сел на аккуратно убранную кровать.

  -Света, я знаю тебя очень давно. Если бы я не хотел тебя поддержать, я бы не пришёл, – он говорил медленно, но твёрдо, как на исповеди. – Я тоже в последнее время нахожусь в ужасном состоянии. Ты не одна так несчастна.

  «Кому я теперь-то могу рассказать об этом, кроме как ей?» – думал он.

  Девушка продолжала сидеть, отвернувшись от юноши.

  -Спасибо, конечно. Но и ты меня пойми. Я боюсь открываться кому-либо. Боюсь. Не могу пока.

  -Разве я кто-либо? Мы же всё детство...

  -Это было давно..., – оборвала Михаила девушка.

  -А что поменялось? – обида сковала его сердце.

  -Очень многое. Сейчас я уже не могу быть той маленькой девочкой, что дружила с тобой раньше. Я уже другая.

  -И ты не хочешь всё вернуть? Как было?

  -А что было?

  Михаил прогудел и постучал пальцами.

  -Была... дружба. Тебе её сейчас хватает? Мне не очень.

  -Так ты за своей долей пришёл? Ну что же. Ищи её, но не здесь. А моей мне хватает. Ко мне постоянно друзья ходят...

  К концу она повысила голос, чтобы казаться убедительнее. На самом деле на душе скребли кошки, а слёзы уже наворачивались на глаза.

  Видя, как Светлана понемногу всхлипывает, он подсел ближе.

  -Света, я же знаю всё. Не обманывайся. Повернись.

  «Теперь я должен быть сильнее. Брось свою апатию! Брось свой страх! И посмотри на неё», – размышлял он.

  Девушка покачала головой.

  -Я не могу. Не хочу, чтобы ещё кто-то смотрел на уродство.

  -Уродство – это недостатки людей, которые, не скрывая своего лицемерного поведения и подлости, к счастью, ушли из твоей жизни.

  Девушка начала водить пальцем по коленке. Так она делала всегда, когда нервничала.

  Медленно Светлана подняла голову, проглотила комок в горле и повернулась лицом к юноше. Он сидел неподвижно и смотрел в мутные глаза. Страх с каждой секундой пропадал. Пусть боятся трусы и слабаки. А юноша держался прямо, заставляя пульс стучать тише и реже, и старался не издавать ни звука.

  Незаметно Михаил тронул руку, движущуюся по коленке, а девушка дёрнулась, будто её ужалила змея. Он молчал и продолжал смотреть. Ему было очень жалко подругу, но он никак это не выражал. Ей достаточно высказали на этот счёт её «подружки» и «друзья». А от него этого не требовалось. Молодой человек лишь произнёс:

  -Всё хорошо. А будет ещё лучше.

  Девушка опустила голову и вытерла мокрые глаза рукавом, испачканным серой краской.

  -Спасибо, Миш. Мне нужно отдохнуть. Начинает болеть голова.

  -Я уйду, если тебе нужно.

  Он поднялся и подошёл к двери. Напоследок Светлана сказала:

  -Если я выгляжу жалко, лучше не жалей меня. И не приходи снова, если я тебе неприятна. Не скрывай этого. Я пойму. Я только прошу... не обманывай меня.

  -Я не обманываю. Я скоро приду снова.

  -Нет! – она оторвала руку от мокрых глаз. – Я за долгое время почувствовала себя на секунду счастливой. Слишком много счастья сразу принесёт потом за собой беду!

  -Дурные предрассудки! Ты заслужила своё счастье.

  -Хотелось бы верить.

  «Верь! Обязательно верь! А я буду рядом», – подумал он.

  Юноша молча закрыл дверь, ничего не сказав на прощание, показывая, что их разговор ещё не закончен.

  Из кухни выглянула голова Максима.

  -Ну как там? – обратился он, держа в руке кружку с горячим молоком.

  -Ну... по-разному, – Михаил подошёл к двери, ведущей на кухню. – Понятное дело, нервничает, боится. Я будто бы сам не боюсь. Очень боюсь. Боюсь сделать что-то не так. Тут нужно быть осторожным.

  -Да уж, – отхлебывая, согласился тот, и, оторвавшись от чашки, продолжил. – Она очень закрылась в себе, даже от пылинки ждет подвоха. Кстати, – он поставил кружку на стол, -пойдём во двор, я тебе кое-что покажу.

  -Это насчёт...

  -Тс-с-с..., всё же слышно.

  Михаил вовремя спохватился и замолчал.

  -Понял.

  Молодые люди, немые, как рыбы, покинули помещение и зашагали в сад по узким дорожкам, расчищенным утром Максимом. Открытая лужайка, простиравшаяся на несколько метров, была тоже убрана от снега.

  -Нужны деревянные брусья, клеёнка, – начал объяснять Максим, – бетон пойдет на карниз. Им же можно залить и дорожки внутри, в остальных местах будет земля с кустами. Ну и так ещё по мелочи надо купить: гвозди и прочее.

  Он отмерил шагами длину и ширину будущей постройки и на углах воткнул сухие тонкие ветки сосны.

  -Пока нужно найти материалы, – задумался Михаил.

  -Я об этом подумал и уже нашёл человека, который может помочь. Гоша, мой друг, мы с ним в школе на волейбол ходили, пообещал подсобить. Осталось только наскрести денежек. Скоро должны начислить стипендию. Пока-то у Светы нет операций. Будет только в следующем году весной. А я вот откладываю и туда, и сюда. Если не хватит здесь, будем торговаться.

  -За сколько, думаешь, управиться?

  -Не хочу загадывать. Как пойдёт. Руки, конечно, уже чешутся.

  Юноши простояли так с полчаса, разговаривая в большинстве своём о девушке.

  -Света любит рисовать? – спросил Михаил.

   -Не то чтобы очень. В последнее время она только это и делает. Не хочет больше ничего. Сидит, копается в этой липкой жиже. Может, ей от этого легче становится.

  -Может, – юноша решил глянуть на время. – Ладно, Макс, я пойду, нужно дома убраться.

  -Ладно, давай. Обещай, что ещё зайдешь к Свете.

  -Я-то зайду, а как она отреагирует на это, не знаю.

  -Всё будет хорошо. Со временем всё наладится.

  На обратном пути Михаил вспоминал фигуру девушки, склонённую над полотном и пахнущую карамельным печеньем, её руки, запятнанные краской и зелёные тусклые...глаза...

  «Нет, никакого уныния! Завтра всё будет лучше, чем сегодня!»

  Михаил вернулся в свой дом. Такой пыльной и серой показалась вдруг его обитель. Набрав полное ведро холодной воды и сняв с батареи пару тряпок, он последовал в гостиную. Комната теперь была просторная и незаставленная. Дышать стало намного легче. Юноша залез на стул и начал вытирать пыль. Без особого энтузиазма и увлеченности он следил глазами за тряпкой в руке и иногда отворачивался, когда в лицо летел клубок пыли. Юноша натирал полки до блеска и вспоминал Светлану, её сосредоточенное лицо и потерянный, подавленный голос. Ему так хотелось прижать девушку к себе, однако её неприступность отталкивала всю его нежность.

  «Я не хочу её тревожить. Но я теперь сам нервничаю, когда её не вижу...»

  Когда с полками было покончено, юноша спрыгнул на пол, передвинул табуретку немного вправо и открыл платяной шкаф. На верхних стеллажах лежало много простыней и коробок. Михаил вновь взобрался наверх и запустил длинную руку вглубь шкафа. Нащупав какие-то маленькие ящички, он выдвинул их, разваливающихся прямо на глазах и до невозможности пыльных, и поставил на стол. Один из них, металлический коробок из-под ароматного заграничного чая, казался сравнительно недавно использованным по сравнению с остальными. Он с первой секунды привлёк внимание юноши. Михаил, полный любопытства, осторожно поднял жестяную, плотно прилегающую крышку. Сначала молодой человек зажмурил глаза, а затем медленно открыл их и прищурился. Внутри в стопке лежали крупные купюры, рядом с ними покоилась записка. Не поверив увиденному, он потянулся сперва к бумаге. Развернув её, он прочитал это:

  "Сынок, если ты нашёл эту коробку, значит, меня уже нет, но я кружу около тебя ангелом и обещаю оберегать тебя всю жизнь. С того момента, как ты уехал учиться, я начала откладывать деньги с зарплаты. Мне они уже были ни к чему. Я знала это. Теперь они твои. Не трать их впустую. Пусть они тебя не развращают. Думай, что ты можешь дать другому, нуждающемуся в них больше, чем ты, человеку, потратив их. Если это во благо, то не жалей. Не обязательно нужно быть умным, чтобы уметь зарабатывать деньги, важно иметь ум, чтобы правильно ими распоряжаться.

  Ты уже взрослый, Миша. Ты сильный. Теперь ты самый сильный. Будь осторожен. Я очень тебя люблю. Целую, мой милый."

  В самом низу листа было написано:

  «Скажи Марии Ивановне „спасибо большое“ за её помощь и подари ей от чистого сердца из этих денег столько, сколько сам считаешь нужным.»

  Мама

  Михаил поднёс записку к сердцу и, чуть всхлипнув, подошёл к фотографии.

  -Спасибо, мама. Большое спасибо. Попозже обязательно зайду и поблагодарю.

  Девушка за стеклом смотрела на юношу и широко улыбалась, щуря глазки.

  Вечером, когда Максим уже закончил свою работу за ноутбуком и опустил его крышку, потягиваясь и сонно зевая, девушка позвала брата к себе.

  -Да? – приоткрывая дверь, спросил он.

  -Макс, – она теребила подол юбки и часто дышала, – Макс, скажи...

  -Что сказать? – подгонял уставший голос.

  Она вспыхнула и зарделась.

  -Скажи Мише... скажи ему... пожалуйста... пусть он придёт... завтра...

  Девушка стыдливо мотнула головой и снова принялась за кисть, будто и не отвлекалась вовсе от своего занятия.

  Юноша улыбнулся и кивнул.

  -Хорошо.

  Он вернулся к себе и поспешил отправить сообщение соседу.

  М-м: «Ещё не спишь? Ты же будешь ещё у нас? Света попросила, чтобы ты пришёл»

  М-л: «Конечно. Ещё у меня приятные новости»

  М-м: «Какие?»

  М-л: «Завтра расскажу»

  М-м: «Ну не тяни»

  М-л: «Нет. Завтра»

  М-м: «Ладно, интриган. Завтра увидимся»

  Перед сном Светлана представляла лицо Михаила, но никак не могла ничего вспомнить. Почти в слезах она собирала по кусочкам его черты, но не выходило. Больно. Очень больно.

  «Я просто забыла. Нет! Не может быть!»

  От чувства вины девушка царапала себе руки, коря себя за свою короткую память.

  «Я видела его лишь два раза за долгое время. Я просто не помню. Боже мой, увижу ли я его ещё раз?»

  Светлана уткнулась головой в подушку, чтобы полностью погрузиться в темноту. Перед глазами вспыхивали яркие картинки и воспоминания – всё, что бережно хранила её память. Но ничего конкретного. Всё какое-то мутное, расплывчатое.

  Она снова разразилась рыданиями, кусая пальцы до крови и погружаясь всё глубже во тьму ночи, которая будет тянуться для девушки ещё долго.

13 глава

  Михаил проснулся рано, когда солнце ещё не взошло, а над землей висела мгла. В его груди что-то трепетало, теплилось. Белый свет, исходящий от снега, подогревал в нём бодрость, хоть и слепил сонные глаза.

  «Я нужен ей. Я постараюсь вытянуть её из этой тёмной берлоги... Но что её сможет порадовать?» – раскидывал мозгами он, смотря на улицу из окна кухни и наматывая на палец штору.

  -Музыка! – воскликнул юноша.

  Михаил прошёл в зал, включил тусклую лампу на столе и остановился около магнитофона. Внутри был диск с песнями The Beatles. В шкафу у стены напротив лежало ещё много кассет, старых флешек, которыми когда-то пользовались он и его родители. Юноша открыл дверцу. Запах валерьянки и персикового масла ударил в нос. Прошерстив (прошерсти́ть – разг. здесь – усиленно проверить что-либо, пройдя от начала до конца) по полкам, сдвинув в сторону коробки с советскими сервизами, пуговицами, юноша нашёл ещё много дискет и аудиокассет. На некоторых из них были надеты ещё целые картонные упаковки с надписями, обведёнными в кружок названиями песен, подчёркнутыми именами исполнителей; какие-то кассеты были одеты в чехлы, кое-где потрескавшиеся, некоторые лежали без одежды, холодные и забытые.