Текст книги "Я тебя вижу (СИ)"

Автор книги: Екатерина Евсеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

1 глава

  Вдыхать сладкий и пряный запах было прекрасно. В крошечном, размером с маленькую комнатку, которая была заставлена мебелью, помещении каждый угол пропитался цветочным ароматом. Девушка была полностью поглощена им. Она глядела по сторонам. Вдоль стен покоились высокие горшки, а из них показывали свои головки стройные и грациозные растения, впитывающие в себя воду, которую рано утром им дал продавец. Совсем рядом висели полки, а на них стояли пластиковые кашпо телесных оттенков, подарочные коробки, атласные ленты, открытки. Девушку охватывало торжество от увиденного.

  Казалось, что это Рай. И вот он на земле, такой сладостный и манящий, воплощённый в крошечный мирок. Запах овладевал телом, впитывался в чистую кожу, будто липкий бархатный крем, и в завитые, облитые блестящим лаком волосы. Яркие нотки цветов опьяняли и погружали в забытие. Вокруг девушки кружились в лёгком вальсе букеты роз, а та блуждала от одного бутона к другому, словно сама желала кружиться в вальсе и летать над ними. Она дотрагивалась до нежных розовых, белых, бордовых, пыльно-персиковых лепестков кончиками пальцев, осторожно гладила аккуратные края венчиков. Блестящий белый пол отражал каждый цветок, и это серое утро наполнялось буйством красок. Длинные пёстрые ленты увивали букеты, уже собранные молодой девушкой-флористом с тонкими и длинными пальцами и горящими зелёными глазами. Её завораживал сам процесс, и она иногда даже радостно вздыхала и вздрагивала, когда пионы или ромашки сочетались с незабудками и хризантемами, а иногда, когда их не было в наличии, то и просто друг с другом.

  Вдруг резкие слова вернули нашу мечтательницу с небес на землю.

   -Два букета по пять роз, пожалуйста. Одни бордовые, другие алые. Да... лучше в белую бумагу. Да... и ленточку розовую.

  Она повернулась на голос, это говорил её брат. Крепко сложенный, чуть выше среднего роста, в строгом чёрном костюме и с уложенной набок чёлкой, он отсчитывал необходимую сумму и создавал ощущение, что делает это впопыхах, вытряхивая последнюю мелочь из своего кошелька. Монетки позвякивали в руках, отдавая медным стуком в ушах.

  -Не хватает пятидесяти четырёх рублей, Свет. У тебя есть что-нибудь? – обратился юноша.

  -Что-то должно быть. Тебе же мама недавно давала, – начала его укорять сестра. -Опять всё потратил? – произнесла она тише.

  -Давай я сам разберусь в этом. Тут и так твоей доли всего ничего.

  -Ох, – вздохнула девушка, открыла сумку, достала монеты и грациозно, с одолжением, подала их. – На, держи.

  Молодой человек передал собранные с горем пополам деньги продавщице, взмыленной, уставшей, но не выглядевшей от этого злой, а даже ещё более вдохновлённой от работы в тесноте и жаре, когда магазин ломился от школьников и их родителей. Флорист передала ему два букета. Они, как двойняшки, вроде таили в себе похожую красоту, но всё-таки были совершенно разными. Алые розы казались более нежными, как молодая, невинная девушка. Бордовые – более строгими, как женщина в летах, прожившая большую половину жизни, но не утратившая своей природной стати.

  Брат и сестра поспешили выйти на воздух, а девушка будто бы всё ещё находилась за стеклянными витринами магазина и плыла между рядами пышных бутонов. Цветы стояли в своих домиках-горшках, освещённые холодным светом и ясными бликами белоснежных ламп. Оживлённой улице недоставало того прелестного аромата. В противоположность, она была наполнена запахом пыли, выхлопных газов и фастфуда, готовящегося совсем рядом на углу, в небольшой забегаловке, которую часто посещали голодные школьники после долгих уроков.

  -Пошли быстрее, ещё своих надо найти, – протягивая сестре букет, буркнул юноша.

  -Идём. Кстати, где же денежки? Хорошо вчера последний день лета отметил? Повезло тебе, что мама не видела.

  -Отметил хорошо. А ты что? Сидела дома за ноутбуком? Что же лучше? И это, и это убивает мозг.

  -В отличие от некоторых, я занималась полезными вещами, касающимися учебы, и убиралась в доме, а не деградировала с бутылкой пива за гаражами.

  -Всё, хватит! И так день неудачный.

  -Мама тебя уже не может контролировать. Ты же большой. А только недавно документы, вроде, подавали. Думали это что-то поменяет. Но не может время менять человека. Оно летит без нашего разрешения, без билета... А ты всё ведёшь себя, как маленький.

  Дорога заняла от силы минут двадцать, после чего молодые люди наконец подошли к корпусу института.

  Вокруг кипела жизнь: первокурсники, как маленькие цыплята, потерявшие свою маму, жались друг к другу, временами вытягивали шейки, вертя головой и оглядываясь на всё, что движется, и не переставая пищали. Более старшие, матёрые студенты, стояли с каменным лицом, облокотившись на стены, или расслабленно перекидывались фразочками. Кто-то курил на спортивной площадке под баскетбольным кольцом, бросая окурки в мусорные баки или в кусты, делая вид, что на самом деле целился в контейнеры.

  Наш герой без труда отыскал в этом потоке мыслей, слов и выкриков свой третий курс и группу, а его сестре пришлось поблуждать, чтобы найти одногруппниц, которые, как назло, долго не хотели попадаться на глаза. Обстановка навеяла воспоминания недавнего прошлого. Первый курс. Светлана стоит под липой, скрываясь за её ветками от неизведанной и шумной толпы. А вокруг мелькают новые лица, не слышно ни одного знакомого голоса. И страх неизвестного тогда отдавался в голосе, и сердце так бешено стучало... Давно и одновременно близко это было, всего лишь год назад. Теперь же её не пугал и последний курс, который важно ступал по дорожкам мимо неоперившихся птенцов, распуская свои нафантазированные павлиньи хвосты. Кто-то из них уже жаждал свободы, думая, что будто там, «на воле», их ждут и не дождутся. А кто-то хотел подольше остаться в знакомой среде. Они не рвались к незнакомой жизни, которая многим ангелам ломает крылья, а демонам украшает рога коронами.

  Наконец девушка отыскала подруг в толпе, перекинулась с ними парой дежурных фраз, посмеялась с каких-то шуток, чтобы не расстроить острячек, изрядное время помолчала, глядя на них, и решила пройти немного вглубь толпы. Там, чуть дальше шеренги скамеек, она различила знакомые черты и пригляделась. Около дуба стоял, опираясь спиной на поручень у лестницы, вытянутый молодой человек. Вид у него был весьма нерадужный, юноша немного горбился и напрягал лоб, сдвигая чёрные густые брови. На ушах лежали пышные каштановые волосы, глаза цвета душистой мяты редко моргали. Одну руку он небрежно держал в кармане, в другой сжимал букет из трёх роз.

  Она поймала взгляд юноши и лёгкой походкой направилась к нему, поднимаясь чуть выше на носочки при каждом шаге, чтобы её завитые локоны осторожно подпрыгивали, как в рекламе шампуня или дорогого фена.

  -Доброе утро, Никита! Какое утро, да?

  -Доброе, – он поцеловал её за ухом. – Прекрасное, если бы оно было свободное. Без беготни и давки. Без этих людей...

  -И без учёбы.

  -И без учёбы.

  -Почти все с цветами, красота! Я знаю, что ведь немногие дарят преподавателям цветы в институте.

  -Согласен. Но у нас так повелось. Мало кто несёт цветы в институт. Но всё равно цветочники набьют кармашки, сорвут куш. Все школьники сегодня стараются урвать букетик покрасивее. А красота стоит денег, и не малых. 250 рублей за одну розу, да это грабёж! Вот оно средство от любых несчастий и ошибок! Букет цветов!

  -Это если нет других средств.

  Пара, по мере того как развивался разговор, медленно, но верно подтягивалась ко входу, где Светлана встретила свою преподавательницу, куратора её группы. Девушка подарила цветы женщине, шикарную причёску которой невозможно было не заметить даже в плотной толпе. Густые тёмно-русые волосы, уложенные на один бок и закреплённые лаком, выглядели роскошно. Она заулыбалась, принимая букет, и маленькие, но достаточно глубокие морщинки возникли около глаз. Светлана улыбнулась в ответ, упиваясь наслаждением от того, что эти алые розы сделали ещё кого-то счастливым. А преподавательница, здороваясь со студентками, подходящими к ней, держала букеты в своих пухленьких коротеньких ручках, сплошь покрытых веснушками.

  -Ты с ними ненадолго расстаёшься, – к девушке подошёл Никита. – Завтра ты проснёшься, выйдешь сонная, ещё не расчёсанная, на кухню, а в вазе будут стоять твои розы.

  Светлана восторженно вздохнула и представила эту картину. От удовольствия она снова выпала из реальности. Но её восторженный полёт длился лишь одно мгновение. Группы начинали заходить в институт, протискиваясь и толкаясь, будто внутри их ждали бесплатные, горячие, только что испечённые пирожки со всевозможными начинками. Охранник на вахте с насупленным лицом и сдвинутыми бровями, свисающими на маленькие глаза, смотрел на всю эту кутерьму и поддерживал свой подбородок рукой, одновременно качая под столом ногой, иногда ударявшейся о деревянную стенку стола, в такт музыке, играющей по радио на небольшом и стареньком магнитофоне. На распутье двух дорог Светлана и Никита ненадолго расстались. Одни группы заняли кабинеты левого крыла, другие – правого.

  Первый учебный день тянулся так, как тянется к сухой почве смола соснового дерева – медленно и безропотно. Одногруппницы, встретившись после мимолётного лета, щебетали о разных бытовых делах.

  Светлана сидела, повернувшись к девушкам, и иногда вступала в разговор. Однако его можно было расценивать как сущий монолог, ведь говорила почти только одна из них. Ангелина за эти три месяца успела побывать во многих местах. Но больше всего всех интересовал вопрос «с кем?». Юная леди тараторила, постоянно откидывая с лица тёмные волосы, которые прилипали к её губам, жирно намазанным блеском цвета капучино. Брови рассказчицы неожиданно для всех слушательниц то вздымали вверх, то опускались к векам. Как непредсказуемые волны, они не знали, что такое штиль. Другая девушка, Татьяна, наматывала на палец свой хвост из светлых локонов, туго собранных выше макушки. Скаля зубы и растягивая свои тонкие бледные губы, она шутила над Ангелиной и иногда щурила выпученные сверкающие глаза, ухмыляясь своему сарказму, холодно встречаемому остальными.

  Наконец в песочных часах вниз, в общую кучку золотой пыльцы, упала последняя песчинка, и занятия завершились. Студенты, играя лицами усталость, будто три дня без перерыва на обед и сон стояли у станка, выходили из института. За пройденное время погода успела перемениться. Солнце теперь пряталось за облаками, а те уже покрывали почти весь небесный свод.

  Никита встретил Светлану у дверей с резным орнаментом. Пара, немного обсудив первые занятия в семестре, направилась по аллее. Из-за скопления грузных плотных туч воздух стал спёртым, сухость не давала надышаться. Как бы люди не желали остановить время, придержать приход осени, процессы в природе не поддавались воле человека. Листья постепенно начинали своё путешествие с небес на землю. От неизбежности холодов и, как следствие этого, грусти ветки уже сейчас казались нагими.

  -Ты домой? – спросил Никита.

  -Да, нужно маме помочь.

  -Я провожу, сегодня у меня нет тренировки. Тренер ещё не вышел с больничного. А нам надо бы уже готовиться к соревнованиям, – он коснулся кончиками пальцев березовых листьев, касающихся его волос. – В прошлый раз хоть мы и выиграли, но, знаешь, всё равно не хочется сбавлять обороты. Макс тогда, я помню, всех на уши поднял, чтобы мы готовились. Каждый день ходили без тренера на стадион.

  -А какая разница, с тренером или без?

  -Так большая разница. С ним удобнее, он видит наши способности и сам для себя строит кривую наших успехов, наш рейтинг.

  -И какое место в нём занимаешь ты? – она улыбнулась, как лиса.

  -Первое. Провались я на этом месте, если это не так!

  Они шли по чистой, чуть прикрытой лимонно-жёлтой листвой, асфальтированной дороге, держась за руки.

  Светлана и Никита познакомились здесь. Здесь, у дверей института. Здесь их встревоженные взгляды встретились. Здесь родилась их любовь. Здесь, в месте, которое не очень располагает к такого рода чувствам. Здесь, под дубом, и началась их история.

  Он поразил её своей харизмой и галантностью, а она, в свою очередь, отплатила искренностью и нежностью...

  Лучший волейболист в сборной института, целеустремлённый и усердный – создавалось впечатление, что он герой фильма. Светлана будто сидела в кинотеатре, глядела на экран и всматривалась в лицо, руки, слушала голос. А юноша решил резко выступить ей навстречу и пересечь границу реальности и вымысла. Спустя время они уже вместе неслись из зрительного зала, крепко сжимая друг друга в объятиях.

  А они продолжали идти по аллее, ведущей из института в город. Высотки и торговые центры оставались позади. Автомобили трогались с места и оставляли около тротуара клубы дыма.

  Молодым людям пришлось расстаться, когда они достигли ворот дома Светланы. Долго и упорно влюблённые ещё смотрели друг на друга издалека, посылая вслед воздушные поцелуи.

  Ночью, расчёсывая перед овальным, с рамкой из орехового дерева зеркалом свои волосы, рассматривая чистое, освобождённое от макияжа, лицо, сухие губы, ровный нос и зелёные, с пятнами цвета камня нефрита, уставшие и сонные глаза, она думала: «Завтра я встану, а на столе будут стоять розы. Я буду завтракать и смотреть на них. Почему они не могут быть в цвету всегда?»

  В воздухе повис фантомный аромат бутонов. Девушка наполнила им лёгкие и снова оказалась в цветочной лавке. Светлана ходила между рядов и нарушала безмолвную гармонию шуршанием своей юбки из матового розового фатина (фати́н – лёгкая сетчатая (полупрозрачная, матовая или блестящая) ткань средней жёсткости, вуаль из полиэфирной нити.).

2 глава

  Утро постучалось костяшками сжатой ладони в приоткрытое окно, вошло в прохладную спальню, исполненную в приглушённых коричневых и светло-розовых тонах, и застало Светлану уже проснувшейся. И даже не только проснувшейся, а уже стоявшей перед зеркалом в небесно-голубой блузе и кружевной просторной юбке. Девушка переминалась с одной ноги на другую и аккуратно закалывала невидимками сложенный пучок светло-русых волос, слегка поворачивалась и, смотря на отражение, разглаживала складки на тёплой от недавней глажки рубашке. Вид Светланы был свежий, будто она сама только-только расцвела.

  "... выйдет сонная, ещё не расчёсанная, на кухню... ", – звучал в голове девушки голос Никиты.

  Нет, она решила соответствовать подарку и быть ухоженной и аккуратной. На волосах блеснул солнечный свет. Светлана положила голову себе на плечо и пригладила пряди ладонью, так, чтобы они легли за ухо.

  Светлана вышла из комнаты и направилась на кухню, из которой не доносилось ни звука. На столе стояла хрустальная ваза, искусно исполненная вручную советским мастером, а в ней цветы, развевающие благоуханный аромат вокруг. В одном из бутонов лежала записка. Её держали крепко-накрепко, казалось, только что раскрывшиеся лепестки.

  «Люблю» – было выведено красным маркером. Острые края букв торчали в разные стороны, но создавали свой строгий ритм. Послание было написано скорее всего на ходу и в спешке. Но и этого было достаточно.

  Признание вызвало у Светланы тепло в животе и еле ощутимую приятную дрожь. Девушка улыбнулась и остановила взгляд на бежевом столике и смотрела, по сути, в пустоту, так как на секунду позволила себе выпасть из реальности.

  Букеты в доме были частым её другом. О бесконечной любви девушки к розам знали все. Если бы её попросили о том, чтобы она рассказала о себе, девушка не забыла бы упомянуть и о них. Молодой человек, одноклассники, в прошлом и отец – все дарили эти колючие, но всё же великолепные источники пьянящего аромата. Брат преподносил их раньше, когда был маленьким.

  Как ослеплённый, он мчался к кровати сестры, пока та ещё не проснулась, и шелестел обёрткой, ронял по дороге розовые лепестки, оттого что сильно тряс букет от радости за Свету и от наивного волнения. В его голове всплывали восторженные глаза и ясная улыбка сестры. А что ещё нужно для счастья, когда твой родной человек испытывает неподдельный восторг, когда благодарен тебе?

  Сейчас же и юноша, и Светлана чувствовали, что стали очень разными. Вкусы, привычки, повадки – всё в них разнилось. Они были привязаны друг к другу, но в силу того, что считали проявление чувств слабостью, не показывали их. А потом и вовсе забыли, как это, жить в мире с образом мыслей друг друга. С этим приходилось мириться обоим. В быту они почти не общались, давно перестали понимать какие-то поступки ближнего, а только осуждали решения, идущие в разрез с собственными. В общем, жили и рядом, и порознь. Какие уж тут цветы...

  В комнату на огорчение Светланы зашел брат.

  -С первыми петухами, видно, проснулся. Оперативно сработал, – протяжно произнёс он.

  -Ой, Макс, не порть с утра настроение. Вечно любишь так делать.

  Девушка взяла из холодильника йогурт, проверила срок годности и опустила баночку на дно своей строгой замшевой пепельно-серой сумки.

  -Мама уже ушла? – обратилась девушка.

  -Да, – он налил в стакан холодную воду из стеклянного графина. – Сказала, что будет поздно, – Максим осушил стакан одним глотком, почесал лохматую голову тонкими пальцами и заправил за торчащие в стороны уши тёмно-русые пряди.

  Светлана поняла, что больше задерживаться не хочет и, избегая неловкое молчание, проговорила:

  -Хорошо, я до 16:00. Если что, ключи у меня есть.

  Они коротко и ясно распрощались. Девушка уже спешила выйти из тихого, уютного, но вместе с тем скучного и безмолвного дома, который вроде и манил вернуться и лечь в кровать и бессмысленно смотреть в телевизор, а вроде и показывал, что, если не хочешь опуститься до состояния амёбы, иди и действуй, а поспать ты можешь ночью, расслабившись в тишине и покое под треск веток за окном.

  На улице ей уверенно пожал руку тёплый ветерок, пришедший с юго-запада, и потрепал выпавшие пряди.

  Сад ещё цвёл. Если бы никто не знал, что уже началась осень, то подумал бы, что только разгоралась весна. В ореоле раскидистого абрикосового дерева стояла деревянная лавка. Девушка бросила на неё молчаливый взгляд, вздохнула о том, что не сможет посредством неё соединиться с чистым миром природы и свободного полёта мысли, и прошла мимо притягательного объекта по направлению к воротам.

  Никита уже стоял у приоткрытой двери забора, опираясь на металлические основания, показывая, что он уже тут давно, и улыбался, сощурив глаза от солнца. Ростом он был выше Светланы, но не сильно, хотя ей это даже нравилось – удобнее было заглянуть в глаза, достать до густых волос рукой, обхватить шею.

  -Доброе утро, – Никита опустил голову на плечо, прячась от палящих лучей, и отодвинул дверцу.

  -Доброе, – девушка дотронулась локтем его руки и коснулась своим носом кончика его носа. -Спасибо большое. Они очень красивые.

  Он смутился и захлопнул ворота за спиной девушки.

  -Как настроение? -он положил руку на плечо Светланы и самую малость сжал её. – Первая пара ещё никого не радовала.

  -Теперь-то хорошее настроение мне обеспечено.

  Она решила заглянуть в глаза юноши, но тот не откликнулся на взор. Он смотрел под ноги на пыльный тротуар, по обеим сторонам поросший сорняками с широкими листьями и ужасно колючими стеблями.

  -Смотрел вчера «Пятый элемент»? -начала девушка смущённо и тихо, как бы укоряя себя за ту неудачную попытку поймать его взгляд и стараясь обратить на себя внимание словами. – Его часто начали показывать.

  -Ага, хорошо с отцом посидели.

  -А я дома одна была. Одновременно делала презентацию. Макс ушёл куда-то. Поздно вернулся. Эти ночные походы уже все нервы у мамы забрали. И без этого ей трудно.

  -Да ладно. Пусть живёт, пока есть хоть какая-то свобода. Не держите его. Хочет уходить-пусть уходит. Всё-таки уже не маленький. Любите же вы, женщины, всё драматизировать, держать нас на привязи, будто мы озверевшие собаки. Первое время мы сидим смирно, потом скулим, мечемся, а в конце разрываем и цепь, и тех, кто вокруг.

  Девушку поразил сначала простой, халатный, а затем жуткий ответ. Но она решила не придавать этому большое значение, а лишь произнесла:

  -Интересная мысль, запишу её. Может, если ты поусердствуешь, то наскребём тебе на цитатник.

  -Хм, а я не против. Хорошие мысли ещё никому не помешали. – Никита взмахнул рукой. – Если они, конечно, обдуманны на свежую голову и не с похмелья. Ну или не в состоянии безудержной любви ко всему вокруг. Тогда-то и кажется, что всё прекрасно. И рождение, и смерть, и сила, и опустошение. Ты добр ко всему...

  Невероятный, он, несомненно, сошёл со страниц романа. А какой слог. А какие мысли...

  -Вау, ещё одна цитата. Помедленнее, я не успеваю записывать, – улыбнулась девушка.

  Никита ухмыльнулся.

  -Доставай тетрадь, я подожду.

  -Возьмёшь меня в редакторы?

  -Подумаю. Ты больше подходишь на роль юной девицы, которая запоем читает мою книгу, проникается каждым моим словом, а потом блуждает, обновлённая и вдохновлённая.

  -Как-то посредственно, – девушка сыграла обиду, – но тоже впечатляет.

  Деревья и здания оставались позади, а новые виды захватывали взор пары.

  В этих тенистых аллеях крылась какая-то чудесная неопределённость, неуверенность. Что же будет дальше? Пойдёт ли дождь и унесёт в вихре листву, только что коснувшуюся земли? Пойдёт ли град и разобьёт стёкла машин, а ветер растерзает тонкие и обессиленные ветви? А может, солнце станет палить с большей силой и не оставит места на лазурном, цвета глубокого океана, небе коварным облакам, собирающимся совершить скверный поступок и обрушить мокрые крупные капли.

  Так же Светлана не знала, что ждёт её. Как жаль загадывать что-либо, а потом безвозвратно терять. Терять и корить себя за то, что соорудил для себя бумажные замки, невидимые чудесные планы и сам поверил в их сущность. А их нет. Это иллюзия, сотворённая жаждущим перемен сознанием. Они не повторятся в реальности со стопроцентным сходством с выдуманной картинкой. Эту горькую правду лучше принять сразу, поселить в себе семя настоящего, нелживого.

  Но девушка не могла не строить для себя таких иллюзий: они помогали ей жить легче, переносить тяжёлые времена, отнимающие душевные силы и убивающие нервную систему. Это было лекарство от грусти, чувства опустошённости, от упадка сил и энергии. Но девушка знала множество случаев, когда люди поднимались по лестнице фантастического, придуманного и падали... И боль от этого падения поражала не тело, а душу... Душа ныла... И корила себя, обещала, что в следующий раз подобного больше не повторится. Но человек, увы, редко учится на своих ошибках. Он прощает себе ещё один промах. И всё начинается с самого начала...

  Она часто задавалась некоторыми вопросами, они мучали её с самого начала отношений с Никитой. Всегда ли он будет рядом с ней таким галантным, харизматичным, заботливым? Всегда ли будет приносить розы и ждать около дома? Всегда ли будет дарить комплименты, нежно целовать? Всегда ли будет рядом, как сейчас? Не могли ответить на этот вопрос откровенно ни он сам, ни она. Никита мог начать льстить, обещать что-то неопределённое. А мог и сказать правду. Но кто уверил бы её в том, что он не лжет? Она доверяла ему. Мать ей часто говорила, что открывать душу в полной мере нельзя никому. И в каждом разговоре девушка понимала, что говорить можно, а что нельзя. Но внутри срабатывал какой-то механизм, что-то замыкалось. Ток поступал по всему телу, и Светлана озвучивала совершенно лишнее и личное. А потом сидела и краснела, осуждая себя за такую малую, но всё же глупость.

  В голове девушки творился такой бардак почти всегда. Она не могла просто отпустить все мысли, жить дальше. Они давили на неё и захлёстывали с каждым разом всё сильнее. От этого начинало стучать сердце чаще, дрожь пробегала по тёплой коже, комок подходил к горлу.

  Но вот она ловила на себе его влюблённый взгляд, слышала голос, ласкающий уши, и в ту же секунду таяла. Ну что может пойти не так? Что случится? Она так мало знала и так мало могла предположить. А вдруг она не объективна? А вдруг слишком требовательна? У кого узнать правду? На кого положиться? Только на чувства. На чувства, которые правили разумом, которые подавляли плохие мысли. На чувства, которые не знали, увы, ни тёплых вершин около жаркого восходящего солнца, ни морских глубин, до которых не достаёт даже небольшой проблеск света.

  Она жила по сценарию любовного фильма, и ей не хотелось всё равно ничего менять.

  «Пусть пока так, а потом я подумаю,» – на этой мысли Светлана останавливала свои размышления и продолжала рисовать в сознании образ Никиты.

  Юноша и девушка молчали весь оставшийся путь до института. Около здания взгляд Светланы задержался на клумбе с георгинами, прекрасными сиреневыми цветами, тянущимися к лучам солнца.

  «А розы намного нежнее» – подумала про себя она.

  Никита распахнул перед девушкой дверь. В нос ударил едкий прогорклый запах краски. На втором этаже облагораживали стены коридора. Магнитофон, стоявший на столе охранника, вещал о погоде в регионах. Сам мужчина, томно нависая над газетой, сосредоточенно вписывал буквы в клетки сканворда, шелестя плотными коричневыми страницами и царапая их шариковой синей ручкой.

  Представляя, что этот вездесущий, мерзкий, тошнотворный запах будет их преследовать везде и всюду достаточно долго, молодым людям ничего больше не оставалось кроме как смириться. Они провели на занятиях в институте почти весь день, отгоняли от себя мысли о краске, стоя около открытого окна и вдыхая свежий воздух, и полностью поглощались своими чувствами.

3 глава

  Медленно улетали первые деньки солнечного сентября. Знойная жара ещё дарила счастье, но какое-то пустое, будто жалостливое, а вместе с этим наводила печаль. Лето ушло, а дальше холода. Солнце уйдет, изредка будет появляться по утрам, лучами пробивая себе путь сквозь плотные густые облака, охраняющие землю, представая некой стеной. Но если человек счастлив, то и в лютый мороз ему легко. Легко бежать по ледяным лужам, наступать на тонкий лёд и проваливаться стопой в воду. Легко стоять на остановке, когда ветер уносит с собой шарф и шапку. А когда счастья нет... Ты бежишь и боишься, что промочишь ноги, что обязательно простудишься. Ты стоишь и буквально умираешь от холода и думаешь: «За что мне всё это? Когда наступит тепло?»

  Если ты счастлив, ты даришь счастье окружающим и искренне не понимаешь, почему все вокруг так суровы и скрытны. Если нет – забираешь счастье у других, раня их сердце, воруешь ясность и прекрасное расположение духа; но зато поймешь таких же несчастных, обделённых радостью. Тех безликих фигур с опущенными, будто волочащимися по земле руками. И вы будете идти вместе, нога в ногу, и сетовать на нелёгкую судьбу, жестоких людей и плохую погоду.

  Светлана же была счастлива. Она знала, что влюблена и что тоже любима. И всё-таки девушка иногда осознавала, что эйфория испарится. Поэтому старалась жить сегодняшним днём. Зачем волноваться и переживать, если это ничего не изменит? Нужно просто жить. Наступит момент выбора, будет время осмыслить определённые вещи. Зачем терзать душу? Зачем губить себя самостоятельно? Это медленная, постепенная, но всё равно смерть.

  Светлана и Никита сидели на лавке возле дома. Безмолвие кружило около них, шумели вверху ветки деревьев, вокруг цвели и дышали корзинки-соцветия бронзовых махровых хризантем и, будто жемчужины, разбросанные по садику розовые маргаритки.

  Девушка держала голову на плече юноши и провожала взглядом заходящее солнце. Вдруг, переведя дух, она спросила:

  -У тебя было когда-нибудь чувство полного спокойствия? Но не такого тупого и поверхностного. А спокойствия секундного? И осознания, что через время оно сменится тревогой?

  Он помолчал и небрежно протянул:

  -Наверно. Я предпочитаю не думать, будет тревога-переживу, будет спокойствие-так же.

  -А тебе не было обидно за то, что жизнь слишком изменчива? Секунда... и ничего нет. Совершенно...

  -Бывало. Не надо смотреть триллеры, особенно про апокалипсис. И особенно перед сном.

  -А я и не смотрела. Просто в голову пришло.

  -Очисть её от этого, сейчас не время об этом думать. Сейчас наше время. И только наше. Завтра на гражданском праве подумаем, – он дотронулся губами её макушки.

  -Вот опять спокойствие сменилось тревогой.

  -Ну это ты уже сама начинаешь нервничать. Тебе дай повод, и ты изведёшь себя запросто.

  Светлана подняла голову и глянула юноше в лицо. Она вновь попыталась уловить его взгляд, но Никита опять смотрел не туда, куда ей хотелось – в глаза напротив, а куда-то в сторону, на плитку около крыльца. Упрёк читался в его словах, но он не был обидным, а скорее беззлобным и справедливым.

  -Скоро мама придёт. Опять уставшая. Сегодня ещё рано закончила.

  -Н-да, работка не подарок. Моя-то тоже устает, но у неё хотя бы день нормированный. Сверхурочно не работает.

  -Так она может себе позволить.

  -Это да, но и вы можете что-то придумать.

  -Мама говорит, чтобы мы учились. Только вот кто-то учится, а кто-то блукает (блука́ть -гулять, бродить) где-то.

  -А почему она не выйдет замуж снова?

  -У неё нет времени на себя, иногда на нас. Когда тут думать о ком-то ещё?

  -Было бы желание.

  -Не знаю, может быть, – она потерла нос, на который опустился листок, сорвавшийся с ветки яблони. – Не нам её судить, пусть поступает, как считает нужным. Знаешь, лучше спокойствие, чем стресс.

  -А почему сразу стресс?

  -Ну как же. Чтобы что-то заслужить, надо это заработать. Надо страдать, чтобы в конце получить то желанное, ради чего переступал через себя, менялся. А иногда вот так стараешься, а в конце ничего. Никакого отклика. И всё в пустую, – она поёжилась. – Я думаю, она боится снова ошибиться.

  -Ну не всегда. Ты, например, не страдала.

  «Это-то и пугает», – подумала она, но решила промолчать.

  Никита прижал девушку ближе, чуть только подул осенний ветерок. Волосы Светланы затрепетали и облепили лицо юноше. Они пахли спелыми яблоками и сочной малиной. Девушка одной рукой держала его локоть, другой водила вокруг своей коленки, накручивая на палец тонкую ткань своей светло-персиковой юбки.

  За воротами послышались шаги. Девушка поднялась со скамейки и прошла несколько коротких шажков вперёд. Юноша остался на месте и теперь смотрел на стройную фигуру в лёгком одеянии с распущенными, беспорядочно лежащими кудрями. Щеколда треснула.

  -Привет, Цветочек! Устала, кошмар, – во дворе появилась маленькая женщина лет сорока с большой сумкой в правой руке. Другой она протирала низкий, располосованный морщинами лоб и убирала с лица русые волосы, выбивающиеся от ветра из высокого хвоста и мешающие смотреть. – Хорошо хоть, что Ксения взяла мою партию заказчиков. А то я бы, как вчера, ночью пришла, – женщина закрыла дверь, перебросила сумку в другую руку, выглянула из-за спины дочери и поприветствовала. – Привет, Никита.