Текст книги "Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)"

Автор книги: Екатерина Вторая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 107 страниц)

1077. Екатерина II – Г.А. Потемкину

Позабыла я тебе, мой друг, в сегодняшнем письме сказать, что ко мне прислана из Голландии от купца в подарок выкраденная из Архива французских дел военных книга: «Описание, французскими инженерами деланное, турецких набережных мест». Планов однако же и карт по сю пору нет. Она довольно любопытна, и для того ее к тебе посылаю в подарок. Авось-либо в чем ни на есть тебе пригодится. Прощай, Бог с тобою.

Авгу[ста] 29 ч., 1790 г.

1078. Екатерина II – Г.А. Потемкину

29 августа 1790

Сия¹ книга выкрадена из архива Французского министра Морских дел и ко мне в подарок прислана от одного голландского мне преданного банкира. Я же ее посылаю к тебе в подарок. Жаль, что карты и планы не приложены. Быть может, что еще достанут.

1079. Г. А. Потемкин – Екатерине II

Сентября 4 [1790]. Бендеры

Вот, матушка родная, Бог даровал победу и другую над флотом турецким, где он совершенно разбит¹. Адмирал взятый – лутчий у них морской начальник. Считают, что уже он и пожалован капитан-пашою². Капитан взятого корабля также храбрейший, и тот убит из пушки³. Какой бы Адмирал европейский не здался, потеряв мачты, имея половину интрюйма воды и пожар, но он – нет, и насилу уговорили, как корабль был пламенем обнят.

Едва исполнилось семь лет, как корабль «Слава Екатерины» – сошел по Днепру в Понт. Флот уже размноженный торжествует и безпрерывно имеет, по благости Божией, поверхность. Не получил неприятель в бою ни лодки, опричь занесенного бурею корабля и батареи с Ломбардом. Но то была воля Божья. Я счастлив, что не принес флагу Вашему безчестия.

Будьте милостивы к Контр-Адмиралу Ушакову. Где сыскать такого охотника до драки: в одно лето – третье сражение, из которых то, что было у пролива Еникольского, наиупорнейшее. Офицеры рвутся один пред другим. С каким бы я Адмиралом мог ввести правило драться на ближней дистанции, а у него – линия начинает бой в 120 саженях, а сам особенно с кораблем был против «Капитании» в двадцати саженях. Он достоин ордена 2-го класса Военного, но за ним тридцать душ, и то в Пошехонье. Пожалуйте душ 500, хорошенькую деревеньку в Белоруссии, и тогда он будет кавалер с хлебом⁴.

Я был на флоте и с радостными слезами любовался, видя с флотилиею больше ста судов там, где до Вашего соизволения не было ни лодки. На Севере Вы умножили флот, а здесь из ничего сотворили. Ты беспрекословно основательница, люби, матушка, свое дитя, которое усердно тебе служит и не делает стыда. Флотилия в совершенном порядке. Я не могу нахвалиться Генерал-Майором Рибасом. При его отличной храбрости наполнен он несказанным рвением. Совсем противная погода не допустила во время сражения притить к флоту. Да я и рад, а то много бы она потеряла от шторма, тотчас по окончании боя возставшего. От сильной качки у меня голова закружилась, хотел я с корабля отправить мою реляцию, но писать не смог и позахворал, возвращаясь. Теперь ввожу корабль пленный для поправки, и протчее готовлю, чтоб с помощию Божиею паки искать неприятелю нанести вред. Лишь бы сил мне достало. Опять поскачу в Николаев понудить и учредить нужное. На сухом пути на сих днях два корпуса двинутся к Татарбунару, и я их уже тамо найду⁵.

Как я слаб, матушка, стал головою: все кровь подымается, и сие меня мучит.

Посланного с сим моего Генеральс-адъютанта Львова⁶ рекомендую как храброго, так и отлично искуссного офицера. Он отлично одобрен Адмиралом. Был он послан в Севастополь по причине заболевшего капитана Поскочина⁷, что командовал его кораблем, тот выздоровел, но он не хотел ехать и был при флоте.

Простите, моя кормилица, я по смерть

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1080. Екатерина II – Г.А. Потемкину

Князь Григорий Александрович. Празднуя днесь мир с Королем Шведским, не могу запамятовать добрые советы Ваши, как по той войне, такожде и касательно мирного сего дела, и в знак моего признания посылаю к Вам перстень бриллиантовый. Пускай лучи, из оного исходящие, ударяют во зрение врагов наших. Да отверзут очи, закрытые лестью, доводящей их даже до неверия о сем мирном постановлении. Бога прошу да поможет тебе совершить и с ними мир благополучный. Пребываю доброжелательна.

Екатерина

Сен[тября] 8 ч., 1790 г.

1081. Г. А. Потемкин – Екатерине II

Бендеры. 10 сентября [1790]

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Скорое обращение войск к Двине много произведет. Прикажите только укомплектовать скорей и обучать по предписанию, от меня Вам поднесенному. О Риге меньше должно пещись: она за рекою. Я подробно об операции пришлю, как она быть долженствует по взаимности с генеральным планом. Полевой артиллерии прикажите множить к той стороне. По Двине лодки вооруженные, дюжину скорей зделать из легких, тамо употребляемых. Сими всякую переправу воспрепятствовать можно. Слухи о прибавлении войск распускайте. Двинская армия одна должна быть с частью, что в Белоруссии¹, которые, чтоб соединить, старшего из Аншефов определите командиром, предписав ему сноситься со мною почасту. Ежели Салтыков не будет, то прикажите Репнина, хотя от него и много хлопот будет, но нет другого.

Я не уповаю по близости зимы быть действиям ныне, а к весне подоспеет Игельштром, который, конечно, им водить будет.

Нация польская начинает видеть обман, и большая часть к нам наклонны, но Сейм – закон, а он весь прусский. Я писал к Булгакову, чтоб ловить на нашу сторону Маршала Лит[овского] Потоцкого и Сапегу с матерью². Будет нужно реконфедерациею разорвать Сейм и уничтожить, иначе ничего не будет, пока продлится Сейм.

Удивительно, что посол наш посадил Коронным Маршалом наипреданнейшего Королю Прусскому Малаховского³. Сие меня заставляет думать, что и Его Сиятельство немалый пруссак.

Матушка родная, пруссаки на меня устремились лично, и нет пакости, какой бы они мне не делали. Купил я прекрасное и большое имение в Польше, и Вам известно, что в намерении многих польз для России. Первая – для флота, которого ресурсы единственно в лесах тамошних. Я не говорю о том, что отягощают излишним побором и притесняют присутствием войск, но намерение их у меня конфисковать при первом случае, придравшись за что-нибудь, или разорить наголову. Сыскали теперь одного мошенника, который подал в Комиссию цивильно-войсковую, что я опустошаю леса, посылая в Адмиралтейство, и вывожу, будто, подданных в Россию. Сей донос послан в Варшаву. Мне притеснения чужестранных держав делают честь, ибо сие значит, что я верен Вам. Не жаль мне и имущества, когда и жизнь моя всегда Вам на жертву. Но я продал и Кричев, и Дубровну, которую купил деньгами продажею всех других деревень, а для Смилы продал и белорусские. Теперь у меня Колтуши, да в Ярославле тысяча душ и еще четыреста в Белоруссии. Довольна я имел, но нет места, где б приятно мог я голову приклонить. Прошу у тебя, матушка родная, пожалуй мне ту дачу, о которой я приложил записку к Графу Безбородке, и за большую милость сочту. Становлюсь слаб; по крайней мере, будет место, где отдохнуть. Я право заслужу Вам, будучи по смерть предан душей и телом.

Вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1082. Екатерина II – Г.А. Потемкину

Сен[тября] 10 ч., 1790 г.

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Утомясь до крайности в первый день празднества мира и пролежа вчерашний весь день¹, так что головы почти подымать была не в силе, теперь лишь могу принимать перо, дабы к тебе писать. Последнее твое письмо от 29 августа меня извещает, что ты поехал во флот. Признаюсь, что теперь по позднему годовому времени меня сие несколько стращает, тем паче, что при равноденствии тамо всегда и здесь ныне сильные бури. Пусть буря бы разстроила турецкие морские предприятья, а наши суда бы переждали равноденствие в портах. Желаю всем сердцем, чтоб Бог помог тебе преодолеть все затруднения вообще, а паче еще то, которое оказывается, как пишешь, в перевозе провианта.

Что поляков лагерь или войски в Бреславле, и нам известно. Vous verres, mon Ami, par les registres comment je me suis tiree d'affaire des fetes de la Paix. J'ai tachee d'etre juste, et j'ai recompense avec splendeur et generosite partout la ou j'ai pu decouvrir l'ombre de service rendus; j'espere que ce nouvel exemple, imite des exemples precedens, servira d'aiguillon pour encourager les gens a bien servir; c'est dommage qu'on ne puisse inculer a un chacun l'habilete et les talents; cependant je suis bien aise de voir que parmi les jeunes generaux il у en a qui sont et deviennent meilleurs que ceux que j'ai vus dans la guerre de Sept ans finie en 1762[440]440
  Вы увидите, мой друг, из списка, как я из всего вышла при празднествах мира. Я старалась быть справедливою и награждала блистательно и великодушно всюду, где могла открыть тень оказанных заслуг. Я надеюсь, что этот пример, как подражание примерам предшествующим, послужит для возбуждения и поощрения хорошо служить. Жаль, что нельзя каждому вдохнуть умение и талант, но мне приятно видеть, что между молодыми генералами находятся такие, которые теперь лучше и будут еще лучше, чем те, каких мне удалось видеть в 1762 году, по окончании Семилетней войны (фр.).


[Закрыть]

Булгаков приехал в Варшаву. От Короля Шведского прислан сюда Стединг, который человек изрядный и мною принят сколько можно лутче. Теперь фон дер Палена отправить велю в Стокгольм. За выбор генералов, сюда присланных, вообще чрез сие тебя благодарю. Всякий из них делал свою должность с усердным рвением, и они все люди изрядные.

Денисов имел с Королем Шведским разговор образцовый, но переводчик не все перевел, чего он ему сказать велел².

Прощай, мой друг, мочи нет писать. От празднества голова кружится. Мне ничто так теперь не нужно, как несколько дней отдохновения, а там примусь за дело. Странное происшествие занимало нашу публику в день молебствия и публичной аудиенции. Когда вышедши из церкви люди собирались в галерею, где трон поставлен был, и ожидали моего прихода, вдруг прусский поверенный в делах Гюттель (NB. Un des principaux employes de Mre. Hertzberg[441]441
  Один из главных сотрудников месье Герцберга (фр.).


[Закрыть]) получив вертиж, упал на землю так жестоко, что лоб и нос разшиб до крови³, и принуждены были его кровь с пола стереть до моего прихода. И по всей галерее пошла молва, что пруссак разшиб нос у подножия Российского Престола. Шведским миром совершенно они не обрадованы. Adieu, mon Ami, Бог с тобою.

Сен[тября] 11 ч., 1790

Ты корнета кавалергардского найдешь в росписи. Я ему дала Александровскую ленту, и что о нем написано, то воистину – самая правда, чего я засвидетельствую.

1083. Г. А. Потемкин – Екатерине II

11 сентября [1790]. Бенд[еры]

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Был я совсем готов ехать, и письмы написаны уже к Вам, приехал курьер. За краткостию теперь мало пишу. Турков всячески принуждать буду¹, да поможет Господь Бог. Ежели бы удалось флот их застать в какой ни есть бухте, ветр имея для себя, тут бы можно разбить все, а в открытом море тяжело их ловить: очень ходят легко.

Матушка родная, улови Короля Шведского и нацию; для сего лутче бы всех был Игельштром. Пожалуй ему деревеньку, но не все в Лифляндии, а и в русских провинциях. Пусть русеет.

Я очень доволен корнетом, потому что Вы им довольны. Прости, моя кормилица, спешу ехать.

Вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1084 Г. А. Потемкин – Екатерине II

[11 сентября 1790]

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я больше всех того мнения, что должно отомстить Королю Прусскому. Но я того мнения, чтоб побить, а не слабо действовать, то и должно к сему все меры употребить. Поляки очень ворошиться начали за Данциг, пусть он об нем твердит, а ежели покусится, то они защищаться будут и тем разделят его. Польша же к нам тогда должна пристать. Верьте о моей преданности неложной и что я за Вас умереть готов.

Вернейший и благодарнейший

Ваш подданный

Князь Потемкин Таврический

1085. Екатерина II – Г.А. Потемкину

Сент[ября] 16 числа, 1790

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Вчерашний день от меня назначен был для обеда со всеми офицерами четырех полков гвардии, коим давно обеда не было¹. Я шла одеваться, когда прискакал твой Генеральс-адъютант Львов с отлично добрыми вестьми о разбитии турецкого флота между Тендров и Аджибея, чему я много обрадована быв, тотчас приказала, понеже сей день был воскресение, после обедни отпеть молебен при большой пушечной пальбе, и за столом пили при такой же пальбе здоровье победоносного Черноморского флота. Награждения же оному прочтешь в рескрипте, мною сегодня подписанном². И так мой пир твоими радостными вестьми учинился торжеством редким. Я совершенно вхожу в ту радость, которую ты должен чувствовать при сем знаменитом случае, понеже Черноморский флот на Днепре строился под твоим попечением, а теперь видишь плоды оного заведения: и капитан-паша взят, и корабли турецкие взяты, прогнаны и истреблены.

Я всегда отменным оком взирала на все флотские вообще дела³. Успехи же оного меня всегда более обрадовали, нежели самые сухопутные, понеже к сим изстари Россия привыкла, а о морских Ея подвигах лишь в мое царствование прямо слышно стало, и до дней оного морская часть почиталась слабейшею. Черноморский же флот есть наше заведение собственное, следственно, сердцу близко.

Контр-Адмиралу Ушакову посылаю по твоей прозьбе орден Свя[того] Егоргия второй степени и даю ему 500 душ в Белоруссии за его храбрые и отличные дела. Львову я дала крест же и подарок, а к тебе не посылаю крестов егорьевских, понеже пишешь, что еще имеешь.

Спасибо тебе, мой друг, и преспасибо за вести и попечение и за все твои полезные и добрые дела. К тебе пошлю, когда бы только поспел скорее, прибор кофейный золотой для подчивания пашей, кои к тебе приедут за сим для трактования мира. Я надеюсь, что за действиями морскими и когда увидят, что сухопутные корпуса идут, они скоро за ум возьмутся, а лесть покинут. Но при сем весьма желаю, чтоб ты был здоров. Я сама захворала было, но теперь поправляюсь. От мирного торжества грудь залегла и кашлять стала. Прощай, мой друг, Бог с тобою.

1086. Г. А. Потемкин – Екатерине II

23 сентября [1790]. Бенд[еры]

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Лишь приехал из Николаева и Очакова, где все устроил, скачу к Татарбунар[ам], возвращусь чрез два дни и с подробнейшими и многими донесениями отправлю курьера.

Взятый корабль нынешнюю кампанию не поспеет служить: мачты должно переменить и килевать, причем должно надделать фальшкиль, чтобы лутче ходил в бойдевинд. Моя матушка родная, спешу ехать и не пишу больше.

Вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1087. Екатерина II – Г.А. Потемкину

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Письмы твои от 10 и 11 сентября я получила. Короля Шведского, надеюсь, нетрудно будет уловить, и мы будем жить дружно, ибо у него нет гроша. Полки все будут укомплектованы, и лодки по Двине я строить приказала, но Его Величество Прусский Король уже изволит изъясниться, что нас не атакует, чему нетрудно и поверить, паче же, ежели Бог тебе поможет турок побить, а потом мир заключить¹. А не побив их, турецкие союзники будут всячески турок от мира удерж[ив]ать. Гр[афу] Ив[ану] Салтыкову поручила команду над Двинской армией, а под ним Игельстром и Кн[язь] Юр[ий] Долгорукой². Хорошо, что поляки глаза открывают. Когда Бог даст, зделаешь мир, тогда реконфедерацию составим, а прежде того она не нужна, да и в тягости быть может, понеже ее подкрепить должно будет деньгами и людьми.

Плюнь на пруссаков, мы им пакость их отмстим авось-либо³.

Извини, мой друг, что я дурно и коротко пишу: я не очень здорова, кашель у меня, и грудь и спина очень болят. Я два дни лежала на постеле, думала перевести все сие, держась в испарине, а теперь слаба и неловко писать. Твой корнет за мною ходит и такое попечение имеет, что довольно не могу ему спасиба сказать. Прости, друг мой, поздравляю тебя с имянинами и посылаю тебе перстень. Меня уверяют, что камень редкий.

Сен[тября] 30, 1790

1088. Г.А. Потемкин – Екатерина II

Всемилостивейшая Государыня!

Перстень – драгоценный знак Высочайшего о мне благоволения – я получил с тою радостию, с каковою я всегда ощущаю милости Ваши. Мысли мои сопровождались чистым усердием, и в том состояла их цена. Но это только простой мой долг. Я Вам должен всем и платить обязан тем, что мне всего дороже, то и прошу Вас, как мать, ставить мне в цену только те случаи, где жертвую службе Вашей жизнию моею.

По гроб с неограниченным усердием

Вашего Императорского Величества

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

30 сентября [1790]. Бендеры

1089. Екатерина II – Г.А. Потемкину

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Дав тебе рай земной сегодни, как ты называешь ту дачу, которую ты у меня просил, прошу тебя, естьли вздумаешь оную паки продать, предпочтительно мне оную продать. Прощай, Бог с тобою. Я ужасно как слаба.

Окт[ября] 1 ч., 1790 г.

1090. Екатерина II – Г.А. Потемкину

Окт[ября] 8 ч., 1790

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Из подписанного сегодня к тебе рескрипта увидишь, в каком положении дела находятся и что Его Величество Король Прусский снова весьма горячо за вооружения принялся¹. Я чаю, сие чинится отчасти, дабы бородачей удержать, как долго возможно, от заключения мира, как с нами, так и с повинующим[ся] им Венским двором, ибо известие есть, что Люзи пишет, что после 25 конференций он в турках не более произвел к миру склонности, как усмотрел при первой². Но естьли тебе Бог даст успех, то, чаю, скорее произведут мир, нежели все коварные трактования прусские.

Мне гораздо лутче, но очень я была больна и теперь еще довольно слаба. Прощай, мой друг, Бог с тобою.

1091. Г. А. Потемкин – Екатерине II

Бендеры. 16 окт[ября 1790]

Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Я был в большой заботе о кавказской части, но Бог так устроил, что и в ум не приходило¹. Я, одобряя службу, не прошу теперь ни о чем, а дожидаюсь подробной реляции, которая скоро будет. Батал же пашу пришлю в Петербург для многих причин. Пусть посмотрят также и Адмирала².

Жаль Ивана Ив[ановича] Меллера³: дело произошло конфузно от того, что ночью неприятель продолжает защищаться. Противный ветр не пускает флотилию, а без того нечего делать, ибо их суда больше защищались, нежели крепость. Штурмовать же – дорого станет крепость, где стены очень высоки. Что окажутся флоты наши, то донесу с нарочным.

Желал я принесть в поздравление лагерь турецкий в Табаке бывшей на 22 число славной Вашей коронации, но ушел неприятель и везде запирается в крепости. За неоцененные милости благодарю от души. Прекрасной же дачи никому не продам. Тут все употреблю, что имею лутчее по милости Вашей и назову Екатеринославцем. С будущим курьером пришлю описание, как я там строиться буду и весь истощу вкус.

Не отправлял я долго, поджидаючи решения на Кавказе. Жду флота с флотилией, с которым бы и предприятия были, но штурмы страшны, и погоды противные препятствовали до сих пор.

Я, из Татарбунара возвратясь, сильно занемог, но скоро решилось рвотою весьма сильною. Был слаб несколько дней. Теперь слава Богу. Я должен оставаться здесь, чтоб чрез отсутствие мое не подать мысли полякам или, лутче сказать, пруссакам, что я со всеми силами удалился, и потому озабочивать нас демонстрациями.

Прости, моя кормилица родная. Цалую твои благотворящие ручки и по смерть

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1092. Екатерина II – Г.А. Потемкину

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. По двадцати девяти дневном ожидании от тебя курьера, наконец, привезены ко мне твои письмы из Бендер от 16 октября. Адъютанта твоего Армфельда я пожаловала в премьер-майоры¹ и дала ему перстень и пятьсот червонны[х], а в Швецию он ехать не хочет.

Простудясь я в мирное торжество и получив кашель, оный обратился в лихорадку, сия прошла, как все мои болезни, сильным поносом. Но сей оставил мне ветряные колики, кои меня держат без мала три недели почти всякий день несколько часов. Когда сих пакостных болей нет, тогда хожу и езжу, однако слабости чувствую, но ничего не принимаю, опасаясь умножить болезни.

О кавказском сражении усмотрела из твоих писем с удовольствием во ожидании подробной реляции. Приезд сюда Батал-паши и Адмирала будет сильное доказательство ненавидящим нас, что несмотря на их планы и коварства, турки поражены повсюду. О смерти Ив[ана] Ив[ановича] Меллера-Закомельского весьма жалею. Увидим, когда флотилья подойдет, каков будет успех под Килиею. Дай Боже, чтоб потеря была в людях как возможно менее.

Что турки везде запираются в крепостях, сие доказывает, что в поле держаться не могут противу наших войск, а ищут нас остановить противу стен. С удовольствием вижу, что ты обрадовался, как дачею, так и перстню.

О польских делах тебе скажу, что деньги на оные я приказала ассигновать до пятидесяти тысяч червонных, из которых Булгаков тебе возвратит те двадцать тысяч червонных, кои ты ему дозволил употребить из ассигнованных тебе сумм. Барон Сутерланд² пошлет с курьером в Варшаву вексель сей. Чтоб умы польские обращать на путь нами желаемый, о сем Булгаков имеет от меня за моим подписанием довольные предписания³. На сеймиках же ему самому действовать не должно и нельзя, а посредством приятелей наших, что ему также предписано. Ничего бы не стоило обещать Польше гарантию на ее владения, естьли бы то было удобно на нынешнее время. Но они сами торжественным актом отвергли всякое ручательство. Воли учреждать внутренние дела я от них, конечно, не отнимаю, но в нынешнем положении все подобные обнадеживания инако давать нельзя, как в разговорах Министра Нашего с нашими друзьями, и внушая им, что когда нации часть хотя образумится и станет желать ручательства и прочее, тогда могут получить подтверждения оного. Равно и о связи с нами он им может внушать, что естьли они, видя в какую беду их ведет союз с Королем Прусским, предпочтут сей пагубе наш союз и захотят с нами заключить союз, мы не удалены от оного, как и прежде готовы были с разными для них выгодами и пользою. Кажется, что обещаниями таковыми, не точно определенными, избежим о Молдавии противуречия, в котором мы бы нашлись пред всей Европой, обещав возвратить все завоевания Порте, удержав только границу нашу по реке Днестр. При всех действия[х] наших в Польше, хотя и не открытых, надлежит нам остерегаться паче не дать орудия врагам нашим, чтоб не могли нас предъявить свету, яко начинателей новой войны и наступателей, дабы Англия в деятельность и пособие Королю Прусскому не вступала, в Балтику кораблей не прислала, да и другие державы от нас не отвратились, и самый наш союзник не взял повод уклониться от соучастия. Что касается до хлеба польского, то, по последним известям варшавским, хотели на Сейме зделать Конституцию и разрешить его выпуск. И так, кажется, что на сей раз все наши действия в Польше должны к тому стремиться, чтоб составить, ежели можно, сильную партию, посредством которой не допустить до вреднейших для нас перемен и новостей, и восстановить тако связи с нею, обоим нам полезные и безопасные. А между тем обратить все силы и внимание и старание достать мир с турками, без которого не можно отважиться ни на какие предприятия. Но о сем мире с турками я скажу, что ежели Селиму нужны по его молодости дядьки и опекуны, а сам не умеет кончить свои дела [и] для того избрал себе пруссаков, агличан и голландцев, дабы они более еще интригами завязали его дела, то я не в равном с ним положении, и с седой головой не отдамся им в опеку. Королю Прусскому теперь хочется присоединить себе Польшу и старается быть избран преемником той короны, а чтоб я на сие согласилась, охотно бы склонился на раздробление Селимовой посессии, хотя с ним недавно заключил союз и обещал ему Крым возвратить из наших рук. Но ему Польшу, а туркам Крым не видать, я на Бога надеюсь, как ушей своих. А слабые турки одни обмануты союзником, и продержит их в войне, как возможно долее. Король Шведский был в подобном положении, но вскоре, видя свое неизбежное разорение, взялся за ум и заключил свой мир безпосредственный с нами. Естьли рассудишь за полезно, сообщи мое рассуждение туркам и вели визирю сказать, что тому дивимся, что за визирь ныне у них, который ни на что не уполномочен, окроме того, что пруссаки, агличане и голландцы ему предписывают, будто это все равно – иметь дело с интригами всей Европы, либо разобраться с ними запросто. Русская есть пословица: «Много поваров кашу испортят», да другая – «У семера нянь дитя без глаза».

Ласковое с Польшею обращение, обещание ей гарантии и разных выгод, буде они того потребуют, и все что об них выше сказано, я кладу на такой случай, ежели республика не приимет сторону неприятелей наших образом явным; но буде совершит договор свой с Портою и пристрастие окажет на деле с Королем Прусским, ежели он решится противу нас действовать, в то время должно будет приступить к твоему плану и стараться с одной стороны доставить себе удовлетворение и удобности противу нового неприятеля на щет той земли, которая служила часто главным поводом ко всем замешательствам.

Вот тебе мои мысли. Бог да поможет нам. Прощай, мой друг, Христос с тобою. Мне вчерась и сегодня полутче. Морозы настали, а целый год мы имели непрестанные дожди. Касательно твоего дома я уже приказала его осмотреть и, ежели можно будет, то в нем Артиллерийский кадетский корпус помещу⁴. Все же строить для него необходимость заставит же. К Сартию с сим курьером посылаю за музыку к «Олегу» тысячу червонных и подарок – вещь. Сегодня «Олега» в третий раз представляют в городе, и он имеет величайший успех, и к воскресению уже все места заняты. Спектакль таков, как подобного еще не было, по признанию всех.

Твой корнет непрерывно продолжает свое похвальное поведение, и я должна ему отдать истинную справедливость, что привязанностию его чистосердечной ко мне и скромностию и прочими приятными качествами он всякой похвалы достоин.

Ноября 1 ч., 1790 года

Фон дер Пален приехал во Швецию, а Стединг здесь, и дела со Швециею на лад идут. Стединга я ласкаю весьма, и он человек изрядный. Потоцкого проект, дабы зделать Прусского Короля Королем Польским и соединить Пруссию с Польшею, – не рассудишь ли за благо сообщить туркам⁵, дабы яснее усмотрели каверзы своего союзника, о котором и его адской политике уже вся Европа глаза открывает, и ближние его содрагают[ся], и сама Голландия, да и Англия не во всем с ним согласна.