Текст книги "Вспомни обо мне"
Автор книги: Екатерина Вересова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
– Вам виднее, Петр Петрович… Конечно, вам виднее… – уважительно закивала Эмилия Аркадьевна. – Мы все сделаем, как вы попросите.
– Скажите, Эмилия Аркадьевна, вы хорошо знали пассию вашего сына? – спросил доктор. – Что это была за девушка? Какой у нее был круг интересов?
– Лично с ней я накоротке знакома не была – надеюсь, вы понимаете, почему. Да, Антоша приводил ее к нам пару раз, в самом начале их дружбы… Но у нас как-то сразу возникла взаимная антипатия. Она явно чувствовала себя среди нас не в своей тарелке.
– Надменная она уж очень была, – с обидой добавил Бося, – нас как будто за людей не считала… Вроде как она ученая, а мы все так, пописать вышли… Извините за выражение, – с нажимом добавил он.
– А откуда она приезжала к своей бабушке? – спросил Петр Петрович.
– Кажется, из Ленинграда, то есть Петербурга, – сказала хозяйка дома.
– Она была студенткой?
– Да. Училась в университете, на филфаке, – ответила Эмилия Аркадьевна.
– Когда они только познакомились, – припомнил ее муж, – сын мой пришел домой и начал критику на нас наводить: почему это в доме нет ни одной книжной полки? Что за мещанство – тоннами солить огурцы и скупать все заграничные безделушки, которые моряки привозят из рейсов? Я тогда ему сразу все объяснил – и про книжные полки, и про ковры, и про безделушки…
– А кто ее родители? – прищурившись, спросил доктор.
– Точно мы не знаем, но, кажется, тоже какие-то ученые, – сказала Эмилия Аркадьевна.
– Он тогда же и малевать начал свою абру-ка-дабру. – Бося махнул рукой и отвернулся.
– Если вы насчет картин Антона, то не советую торопиться с выводами, – заметил доктор. – Судя по тому, что мне показывала ваша жена, у мальчика явно талант к рисованию…
– Подумаешь, у меня тоже талант, – сказал глава семейства, – однако же я деньги в дом приношу, а не ерундой всякой занимаюсь…
– Ладно, Борис, не кипятись, – остановила его Эмилия Аркадьевна, – доктор же нас не для этого расспрашивает.
Кристине надоело чувствовать себя мебелью, на которую никто не обращает внимания. В конце концов, кто здесь главное действующее лицо? Кому в первую очередь нужна вся эта информация про девушку?
– Скажите, а какой у нее был характер? – спросила она громко. – Она была вспыльчивая? Или, наоборот, спокойная? Она умела петь и танцевать? Рассказывала анекдоты?
– Ну ты зачастила, артистка! – всплеснул руками Бося. – Ты что же, к больному придешь и с ходу ему анекдоты начнешь рассказывать?
Кристина ничего ему не ответила и продолжала, обращаясь к Эмилии Аркадьевне:
– Еще меня очень беспокоит голос. Мне кажется, что даже если удастся сделать из меня точную копию, как только я открою рот, ваш Антон сразу поймет, что я никакая не Наташа.
– Голос… – отозвалась та, – голос у нее был потоньше, чем у вас, и послабее.
– Значит, мне придется говорить вполголоса…
– Насчет этого как раз не волнуйтесь, – ответил за хозяйку Петр Петрович, – мужчины вообще, в отличие от женщин, устроены так, что воспринимают в большей степени зрительный образ, чем звуковой. И потом в отношении тембра голоса вы всегда можете свалить все на простуду или насморк… Другое дело – манера говорить, особые, характерные только для этого человека выражения и жесты… Может быть, вы что-то запомнили, на что-то обратили внимание, когда Наташа приходила в ваш дом?
– Она сразу… гм… как-то очень независимо держалась, – подняв глаза к потолку, вспомнила Эмилия Аркадьевна, – никакого стеснения – не покраснеет, глаз не опустит… Обычно девушки в ее возрасте совсем другие…
«Кажется, она сильно заблуждается насчет современных девушек», – подумала Кристина.
– А как она говорила? – перебил хозяйку дома Петр Петрович. – Наташа употребляла современные жаргонные словечки – «клевый», «прикид», «облом» или что-нибудь в этом роде?
– Нет… Во всяком случае, при нас. И еще Антошу она странно называла – «Тотохин» или просто «Тото».
– Что ж, это весьма ценная информация. А сам Антон? Может быть, вам приходилось слышать обрывки его телефонных разговоров с друзьями? Любил он ввернуть какое-нибудь молодежное выражение?
– Раньше – да… Но с тех пор, как познакомился с Наташей, он очень сильно изменился.
– Насколько я понял, это случилось еще прошлым летом?
– Да… То есть прошлым летом они начали тесно дружить. А знали они друг друга лет с двенадцати.
– Мда-а… – озабоченно протянул доктор, – значит, у них должно быть очень много общих воспоминаний, восстановить которые совершенно не представляется возможным. Придется вам, Кристина, импровизировать на ходу…
– Ладно, мне не впервой, – сказала Кристина, стараясь говорить низким голосом, как Марго, – для актеров импровизация – родная стихия. Скажите, а как именно изменился Антон после встречи с этой Наташей?
– Ну… – закатила глаза к потолку Эмилия Аркадьевна, пытаясь подобрать нужные слова.
– Как изменился, как изменился… – проворчал Бося. – Строить из себя стал невесть что – вот как изменился. Бывало, раньше – на море с пацанами бегал, рыбу удил, на мотоцикле гонял. Парень как парень… А то как замороженный стал. Весь из себя вежливый, начитанный – как и не родной вовсе. Совсем его эта девчонка в свою веру обратила.
– Говорит: поеду учиться в Ленинград. На художника, – добавила Эмилия Аркадьевна, едва не утирая слезу, – а мы, значит, тут пропадай. Дом строили, отец дело свое налаживал – и все коту под хвост…
– Значит, жаргонные словечки Наташа не употребляла, – невозмутимо продолжал расследование Петр Петрович, – и, судя по всему, вообще старалась вести себя как светская леди…
– Вот-вот, – подтвердил хозяин дома, – этакая светская штучка, прости Господи. Как говорится, красивая и смелая.
– А насколько же она смелая? – спросил доктор.
– В каком смысле? – не поняла Эмилия Аркадьевна.
– Я имею в виду: насколько далеко зашли их отношения?
– Ну, извините, мы им свечку не держали – не знаем, – развел руками Бося, – дело молодое, может, у них давно все было слажено. – Он со вздохом улыбнулся, и на загорелых щеках появились и исчезли ямочки.
– Не знаю, не знаю… – задумчиво сказала Эмилия Аркадьевна, – мне-то кажется, эта Наташа – девочка не из таких. Во всяком случае, вид у нее в этом смысле не вульгарный. Может быть, у них и были какие-нибудь отношения, но от нас все тщательно скрывалось. В последнее время Антон вообще стал часто обманывать и выкручиваться… Вроде как он и не встречается с этой Наташей. Но я-то все равно знала – сердцем чуяла…
– Я думаю, напоследок вы все-таки должны рассказать немного и о характере Антоши, – сказал доктор. – Кристина должна знать хотя бы о том, что ему нравится, чтобы сразу правильно себя с ним повести. Какие у него привычки, какая любимая еда, музыка, телепередача, в конце концов…
Кристина вдруг почувствовала себя участницей какого-то дурацкого спектакля. Эти вопросы, похожие на психологические тесты из воскресных журналов… Эти чужие люди со своей чужой жизнью и чуждыми Кристине проблемами… Мальчик Антон, вокруг которого все тут прыгают, на которого тратят бешеные деньги. Почему-то он уже заранее был ей неприятен. Также, как Димон, и даже еще больше…
– Наш Антоша всегда хорошо учился. Был милым, добрым мальчиком, – начала Эмилия Аркадьевна. – Знаете, мы вообще долгое время не знали с ним никаких хлопот… Он с детства хорошо ел, рос крепким, спортивным… Очень любит макароны, манную кашу… Еще сырники со сметаной…
– Сладкоежка? – спросил доктор.
– Нет… пожалуй, нет, – сказала Эмилия Аркадьевна, вновь высматривая ответ на потолке. – Насчет музыки я, как вы просили, приготовила коробку с кассетами – можно будет потом перебрать… А вот телевизор он вообще почти не смотрит. Больше у компьютера просиживает. В последнее время сетью этой увлекся – Интернет.
– Теперь придется на время отказаться от этой привычки, – сказал Петр Петрович. – Чтобы как следует восстановить здоровье после травмы, потребуется щадящий режим не меньше чем на полгода.
– Мы все сделаем, как вы скажете, Петр Петрович, лишь бы мальчик поправился…
– Ну что ж, – подвел итог доктор Петр Петрович, – мне примерно все понятно.
– Мне тоже, – сказала Кристина. – Извините, а у вас есть какая-нибудь книжка про Ленинград?
19
Козлы стащили Европу
С утра Кристина волновалась больше, чем перед первым прослушиванием в театральном училище. Там были преподаватели, а здесь жизнь. Кристина понимала, что ни ошибиться, ни сфальшивить она не может – от этого зависит счастье и благополучие нескольких человек.
О своей жизни на берегу моря, об авангардном показе мод и о своем первом мужчине по прозвищу Монтана она вспоминала теперь как о далеком сне…
Перед тем как войти в комнату своего «возлюбленного», Кристина еще раз оглянулась на Эмилию Аркадьевну.
– Пожалуйста, посмотрите еще раз – у меня все в порядке? – шепотом спросила она.
– Не то слово, – прошипела ей на ухо хозяйка дома, – ты просто вы-ли-та-я… Думаю, ему и в голову не придет, что ты не настоящая. Главное – держись поуверенней. Если что – вали все на аварию. Мол, ничего не помню после сотрясения мозга. Как будто заново родилась…
Они шли по коридору второго этажа, и Кристина не удержалась, чтобы еще раз не взглянуть на себя в большое встроенное в стену зеркало.
Парикмахер Лариса, несмотря на простоватую манеру разговора и моложавый, почти девический облик, оказалась превосходным мастером своего дела. Она потратила на Кристину не меньше трех часов, но в результате добилась удивительного сходства с оригиналом. Первым делом она остригла Кристине волосы.
– И не жалко тебе расставаться с такой гривой? – спросила она, прежде чем срезать первую шелковистую прядь.
– Нисколечко… – ответила Кристина, хотя сама едва сдерживала слезы, думая о том, что сейчас в одну секунду лишится красоты, которую старательно растила несколько лет. – Режь, не смущайся, – подбодрила она парикмахершу.
– Хотя в наше время и по этому поводу особо трепыхаться не стоит, – отозвалась та, – чего только не делают теперь… И, заметь, не за границей, а прямо у нас! Хочешь – на свои сосульки набор «Роскошные волосы» присобачивай… А хочешь – вообще новые тебе приживят, причем настоящие. Ты, слышь, стребуй с Эмилии сверх… – сказала она шепотом, наклонившись к самому уху Кристины. – Скажи, я из-за вас волос своих лишилася – платите за восстановление… Им-то эти деньги все равно как поссать сходить. Слышала, у мужа-то ее виноградники какие – два совхоза с потрохами скупил…
– Ладно, – пожала плечами Кристина, – посмотрим, может, мне и с короткими волосами понравится.
– Понравится – отчего же не понравится, – улыбнулась Лариса, ловко щелкая парикмахерскими ножницами, – я из тебя такую Мадонну сделаю – закачаешься. Пепельная блондинка – все по высшему классу. Брови и ресницы тоже вытравим и прокрасим – чтобы все как в жизни…
Одежду восстанавливали с помощью бабушки Наташи. После долгих уговоров та согласилась показать личные вещи погибшей внучки, но только показать, а не отдавать. Она ни в коем случае не хотела с ними расстаться. Пришлось по возможности закупить такие же. Теперь у Кристины был совершенно новый, с иголочки гардероб, который лишний раз подтверждал, что девушка, которую играла Кристина, обладала хорошим вкусом.
Для первого свидания были выбраны голубые джинсовые шорты и тонкая джинсовая рубашка. Именно в такой одежде родители Антона видели Наташу с сыном последний раз.
Кристина осталась довольна своим отражением. Она в который раз повторила перед зеркалом ироническую усмешку, подсмотренную на видеозаписях. Потом прошлась, ставя ноги слегка врозь, как балерина. Помотала головой, зажмурила глаза, пытаясь прогнать волнение… Но сердце продолжало колотиться так, как будто у него появилось множество филиалов по всему телу. Потом Кристина, вспоминая эту минуту, думала о том, что все эти разговоры о женской интуиции и способности предчувствовать – вовсе не такая уж чушь…
Когда она, тихонько толкнув дверь, вошла в заветную комнату, она увидела, что человек на большой кровати спит или по крайней мере лежит с закрытыми глазами. Кристина осторожно, на цыпочках прошла по мягкому серому ковру и, остановившись посередине большой комнаты, стала осматриваться по сторонам.
У нее было такое впечатление, будто она попала совершенно в другой дом. Даже в другой мир. Комната была большая, просто огромная и показалась ей целой планетой… Помимо обычных, пусть даже очень шикарных вещей вроде музыкального центра или компьютера с колонками, здесь было множество предметов, которые Кристине не приходилось видеть никогда и нигде.
Необыкновенной красоты керамические напольные вазы с сухими букетами… Изящные стеллажи на стенах, заполненные книгами, раковинами, морскими звездами и морскими ежами, красивыми корягами, напоминающими человеческие фигуры…
На отдельном стеллаже из темного дерева стояла целая коллекция песочных часов. Там были часы-матрешки, часы – игральные карты, часы, крутящиеся в руках маленьких статуэток, часы-аквариумы…
На отдельных полках и на широких подоконниках – белые гипсовые головы классических римских скульптур… В углу – небольшая статуя Аполлона в черной бейсболке… Пустой мольберт и небрежно брошенная на круглый столик палитра…
Но самое главное – картины. Они здесь были везде – висели на стенах, лежали стопками на шкафах, были прислонены к стенам. Кристине ни разу в жизни не доводилось бывать на выставках современных художников, поэтому картины она видела только на журнальных репродукциях.
Антон рисовал море. Кристина знала, что такие художники называются маринистами. Помнила она и картину «Девятый вал» Айвазовского из школьного учебника. Но море на картинах Антона было совсем другим. Во-первых, оно переливалось всеми цветами радуги… Во-вторых, оно было таким кипучим, что едва не выплескивалось с мирно висящих и стоящих полотен… А кроме того, вместо рыб в нем совершенно бесстыдно плавали предметы праздного человеческого бытия – пакетики из-под чипсов, смятые пластиковые стаканчики, разорванные надувные игрушки… Словом, все как в жизни.
Кристина словно завороженная стояла посреди комнаты и переводила взгляд с одной диковинки на другую.
– Наташка! – вдруг услышала она тихий голос с кровати – и невольно вздрогнула. – Наконец-то…
Все-таки он застал ее за изучением комнаты! Теперь получается, что она пришла сюда в первый раз, тогда как ее двойняшка знала здесь все как свои пять пальцев… Кристина помнила золотое правило: если ты попал в щекотливую ситуацию, постарайся действовать напористо. Это отвлечет других от твоей оплошности.
– Тише, Тото, тише… – сказала она шепотом (на всякий случай, чтобы не пугать его сразу чужим голосом), – врач не разрешил тебе много разговаривать…
– Ну иди же сюда… Что ты там встала? – Антон тоже перешел на шепот. – Я так долго тебя ждал…
Кристина схватилась за виски и зажмурила глаза.
– Я просто не верю, что мы снова вместе, – сказала она, пугаясь своего голоса, – прошло всего несколько дней, – а мы как будто не виделись целую вечность. Только ради Бога не рассказывай мне ничего про эту дурацкую аварию. – Кристина осторожными шагами приблизилась к изголовью кровати и опустилась рядом на колени (только бы он ничего не заподозрил!). – Давай лучше не будем больше вообще о ней вспоминать…
Почему-то она не могла заставить себя смотреть на лежащего там человека. Но теперь от прямого взгляда глаза в глаза ей было уже не отвертеться.
Это было первое, что она увидела: большие, слегка вытянутые к вискам серо-зеленые глаза с блестящими ресницами. Они были бы похожи на глаза девушки, если бы не густые темные брови, упрямо сходящиеся у переносицы…
Увидев его глаза, она поняла, что если в жизни действительно существует любовь с первого взгляда, то это был как раз тот случай.
Именно о нем она мечтала, его зеленые, чуть раскосые глаза представляла в сладких девичьих грезах… Молодой зеленоглазый тигр, который обнимет ее сильными мягкими лапами и унесет в свое жаркое логово…
Чувства так захлестнули и переполнили Кристину, что она отвела взгляд и торопливо уткнулась юноше в плечо. Плечо было острое и твердое, обтянутое белой футболкой.
Кристине вдруг захотелось плакать. Неизвестно отчего – то ли от счастья, то ли от смущения, то ли от сознания, что вся нежность и любовь, которую прочитала Кристина в серо-зеленых глазах, направлена не на нее, а на ту, другую.
Вдруг она почувствовала, что теплая рука ласково и бережно гладит ее по коротко стриженному затылку.
– Бедная моя девочка… – шептал он рядом с ее ухом. – Ты еще больше похудела… Ты тоже была в больнице… ой, прости, мы же решили про это не говорить…
Казалось бы, Кристина должна была радоваться, что все получилось, что у ее партнера не возникло и тени подозрения. Но мысли ее были заняты совершенно другим. «Господи! Как же я могу так гнусно его обманывать! – в отчаянии думала Кристина. – Если бы он знал, как гадко я продалась, чтобы на пару с его мамашей пудрить ему мозги!»
– Успокойся, теперь все будет хорошо, – нежно шептал он, покрывая короткими поцелуями ее лицо. – Правильно говорят – нет худа без добра… – Он замолчал, переводя дыхание. – После аварии предки сразу перестали талдычить, что ты мне не пара. Видишь, даже разрешили тебе приходить… Ты сама им позвонила?
Кристина решила, что не стоит без нужды врать. И без того вся ее роль в этой истории лживая от начала до конца. Если она и чувствовала себя актрисой, то не театра, а какого-то дешевого балагана уличных мошенников.
– Нет, это они меня нашли, – ответила она, – сказали, что ты про меня спрашивал. Я тогда была еще в больнице. Вот, теперь вышла – и сразу помчалась к тебе… Слушай, а ты совсем неплохо выглядишь, – сказала Кристина, нисколько не кривя душой.
Только сейчас она как следует разглядела своего «возлюбленного». При том, что он был неуловимо похож лицом на мать, в отличие от нее, в нем не было ничего кроличьего. Не унаследовал он от отца и длинный, «шнобелем» нос… Напротив, природа словно взяла у обоих его родителей все самое лучшее и щедро одарила их единственного отпрыска. Даже гигиеническая стрижка «под ноль», которую ему, видимо, сделали в больнице, и белые полоски пластыря по всей голове ничуть его не портили. Русые волосы слегка отросли и теперь торчали вверх коротким темно-русым ежиком. «Да… Неудивительно, что они так над ним трясутся, – подумала Кристина, – необыкновенно красивый мальчик. И вообще он просто классный – это точно…» Кристина еще не видела Антона в полный рост, но, судя по острым точеным плечам, он унаследовал высокую статную фигуру своего отца.
– Слушай, а ты еще не поднималась на Олимп? – слабым голосом спросил вдруг Антон. – Я так волнуюсь – вдруг какие-нибудь козлы утащили мою Европу…
Кристина почувствовала, как кровь разом бросилась ей в виски и застучала там тревожным набатом. Ну вот, кажется, дождалась. Начинаются ребусы, которые ей, Кристине, придется разгадывать на ходу. Только не выдать себя растерянным выражением лица. Реакция должна быть немедленной – думать она будет потом, что за Олимп и что за Европа.
– Нет, не поднималась, – сказала она, – говорю же, я сразу понеслась к тебе. Ты не представляешь, что я за это время передумала. Сначала мне тоже не разрешали вставать – боялись внутренних кровоизлияний. – Кристина лепила на ходу все, что приходило в голову. – Бабушка все время как-то таинственно молчала и пожимала плечами, когда я спрашивала у нее про тебя. А потом я вырвалась и позвонила от дежурной сестры твоим родителям… Я так им благодарна. После этого звонка у меня словно камень с души свалился… Все-таки Бог есть, если мы с тобой умудрились уцелеть в такой мясорубке… – Кристина снова склонила голову к плечу Антона, чтобы спрятаться и перевести дух.
Мысли ее перегоняли одна другую. Европа… Что же он имеет в виду? Какая-нибудь вещь фирмы «Европа»? Но, кажется, нет более или менее известной фирмы с таким названием. Может быть, запись группы «Европа»? Такая точно есть – вернее, была… Однако глупо волноваться из-за какой-то одной записи, тем более при таких «богатеньких» родителях. Нет, здесь что-то другое. Но что? Может быть, лучше отталкиваться от «Олимпа»? «Не поднималась ли ты на Олимп?» – так он, кажется, спрашивал. Насколько знала Кристина, Олимп – это гора, которая находится в Греции и на которой во время Олимпийских игр зажигают огонь. Разумеется, Антон имел в виду не то. Наверное, Наташа должна знать какую-то гору, которую они между собой называют «Олимп»… И именно там находится эта загадочная «Европа» – некая ценность, которая может быть украдена «козлами».
Кристина снова почувствовала, как Антон ласково гладит ее по голове, по спине… Потом его слабая рука вытащила из шорт рубашку и стала забираться под нее, еле касаясь гладкой шелковистой кожи… Если бы Кристина не была сейчас «Наташей», она вправе была бы возмутиться: как это так, совершенно незнакомый парень вдруг с ходу принимается так откровенно ее ласкать? А если бы ей не было так хорошо и приятно от этих прикосновений, она могла бы подумать: ну вот, я и продалась. Хотя и за большие деньги – но все-таки стала проституткой…
Но Кристина не думала больше ни о чем. Знакомое томление мгновенно завладело всем ее телом, и теперь она безошибочно знала, что оно означает.
Антон взял в руки ее голову и, приподняв, приблизил ее лицо к своим губам. Кристина не успела испугаться, что ее разоблачат за неумение целоваться, как они уже вовсю целовались, и, кажется, Тото был вполне ею доволен.
Руки его совсем уже осмелели и теперь вялыми, неверными движениями пытались протиснуться к ее груди, но Кристина вдруг с ужасом поняла, что именно сейчас он может обнаружить подмену. Ведь если они с Наташей были близки, то он наверняка знал каждый изгиб ее тела на ощупь. Вдруг ее грудь не той формы или не того размера?
Только сейчас до нее дошло, сколько просчетов они допустили при подготовке к первому свиданию. Хотя, может быть, никто и не ожидал от больного и ослабленного Антона такой прыти. Петр Петрович, видимо, посчитал, что парень еще не настолько восстановился, чтобы испытывать настоящее возбуждение. Кажется, он недооценил способности своего пациента.
Кристина вдруг поняла, в чем ее спасение. Ласковым, но твердым движением она отстранилась от Антона и сказала:
– Извини, Тотохин, я обещала. Ваш доктор сказал, что тебе еще нельзя… этим заниматься.
– Чем – этим? – спросил Антон и этим вопросом вызвал в душе Кристины новую бурю сомнений.
Так были они с Наташей близки или все-таки не были? Если не были, то ее чрезмерная смелость может показаться ему подозрительной и даже вызвать некоторую неприязнь.
– Ну, сам понимаешь, – выкрутилась она и улыбнулась ему лукавой улыбкой, которая могла означать одновременно одно, и другое, и третье.
– Прямо смотрю на тебя и не узнаю, – вдруг сказал Антон, качая головой. – Неужели я тоже так изменился после этой чертовой аварии?
– А я что, сильно изменилась? – разыгрывая чисто женское беспокойство, спросила Кристина. – Я стала слишком худая и бледная? Скажи, я стала страшная, да?
– Да нет же, дурочка… Ну как ты можешь быть страшной. Просто ты какая-то… другая. В тебе появилась какая-то… загадочность, что ли. И голос у тебя какой-то не такой… Послушай, а может, ты мне изменила? – вдруг спросил он – и у Кристины сразу отлегло от сердца.
– Да, конечно, изменила, – сказала она, обиженно отвернувшись, – переспала со всем медицинским персоналом Центральной горбольницы… А потом еще по дороге сюда трахнулась с шофером такси…
Антон расхохотался, и смех его вдруг перешел в громкий отрывистый кашель. Кристина тут же бросилась хлопать его по спине, и в этот момент дверь комнаты открылась и вбежала взволнованная Эмилия Аркадьевна. Похоже, во время всего разговора она стояла под самой дверью и подслушивала.
– Антоша, мальчик мой! Тебе стало хуже? – с ходу закудахтала она. – Мне кажется, для первого раза хватит. Наташенька, знаешь, он у нас еще очень слаб… – Она метнула на Кристину выразительный взгляд, означающий: «Ну, мы-то с вами все понимаем».
– Мам, ну перестань, а? – проговорил Антон, привставая на локтях. – Я прекрасно себя чувствую. И мы с Наташей сами разберемся, когда нам встречаться, а когда разбегаться… – Руки его неожиданно подогнулись, и голова резко откинулась на подушку.
– Нет уж, дорогой мой, – строго сказала Эмилия Аркадьевна. – Пока ты до конца не поправишься, во всем разбираться будет только Петр Петрович. Ему я доверяю как самому Господу Богу. А насчет Наташи ты не волнуйся. Я и так никуда ее не отпущу. С ее бабушкой я уже договорилась. Пока ты болен, она может пожить у нас…
– Ты серьезно, мам? – спросил Антон, и Кристина увидела, как глаза его загорелись подлинным счастьем. Он снова попытался подняться, как вдруг из правой ноздри его выбежала тоненькая струйка крови.
– Ляг! – тут же вскричала Эмилия Аркадьевна. – Немедленно ляг!
– Да ничего страшного, это просто от духоты, – стал оправдываться Антон, прижав к носу платок. – Правда, мам, я чувствую себя уже гораздо лучше…
«Господи, до чего же он любит эту свою Наташу!..» – вновь с тоской подумала Кристина, а вслух сказала:
– Ну ладно, тогда я пойду? Когда доктор разрешит, я приду опять. Хорошо?
Антон кивнул и глазами сделал ей знак, чтобы приходила тайком от всех. Она едва заметно кивнула, после чего, покосившись на его мамашу, пожала плечами.
Когда дверь за ней и Эмилией Аркадьевной закрылась, Кристина издала облегченный вздох. У нее уже съехала «крыша» от этой двойной игры. Перед Антоном она разыгрывала, что она его тайная сообщница, а перед его матерью – что она свято чтит их сговор.
– Ну как? – свистящим шепотом спросила ее хозяйка дома, когда они дошли до лестницы и стали спускаться вниз.
– Сейчас расскажу, – буркнула себе под нос Кристина.
В гостиной снова собрался целый консилиум: Бося, Петр Петрович, парикмахерша и даже пожилая домработница тетя Люда. Всем было любопытно узнать, как прошло первое свидание и не заподозрил ли больной что-нибудь неладное.
– Садитесь и спокойно, по порядочку все расскажите, – пропел доктор, усаживая Кристину в кресло и сам располагаясь напротив. – Как вы его находите? Как настроение, как общее состояние?
Кристине вдруг захотелось поломать эту надоевшую ей ситуацию или просто овладеть ею. Она порывисто встала с кресла и принялась прохаживаться по комнате. Все с недоумением следили за ней, поворачивая головы то в одну, то в другую сторону.
– Это подло, понимаете, подло! – тихо, но отчетливо произнесла Кристина в установившейся тишине. – Он верит всему и радуется как ребенок! Он даже ни на секунду не усомнился в том, что я – Наташа! Это ужасно, это подло… – Кристина с силой хлопнула себя ладонями по бедрам.
– Но мы же как раз об этом и мечтали! – воскликнул доктор. – Что же в этом подлого, если человек радуется? И вообще, мне непонятен ваш настрой – ведь, кажется, наш план удался? Во всяком случае, пока?
– Да! Удался! – неожиданно для себя огрызнулась Кристина. – Но я не могу, не могу! Понимаете? Мне противно обманывать его – вы бы видели его глаза!
Во время их перепалки Эмилия Аркадьевна стояла, в ужасе прижав ладони ко рту, Борис Юрьевич нервно курил у окна, а парикмахерша переглядывалась с домработницей, и обе сокрушенно качали головами… Однако Кристина не обращала на них никакого внимания. Она вела разговор только с доктором, который временно сделался в этом доме хозяином.
– Но возьмите себя в руки, девушка, вы же будущая актриса. Вы должны ценить такую возможность. Вам платят именно за ваше умение перевоплощаться – и больше ни за что. Считайте, что каждый день вы выходите на сцену и играете один и тот же спектакль… ну, с небольшими вариациями…
Доктор еще много говорил, приводя множество доказательств своей правоты, но потом к Кристине молча подошла белая как полотно Эмилия Аркадьевна и перевесила все его аргументы одной-единственной фразой.
– Пожалуйста, спасите мне сына, – сказала она.
