Текст книги "Вопреки судьбе (СИ)"

Автор книги: Екатерина Попова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава 34

Спустя пятнадцать минут Азирафаэль окончательно понял, что выполнить намеченный план (выпить святой воды, залечить оставшиеся ожоги Кроули, решить проблему с церковными песнопениями) будет не так-то просто, как он решил было. Начать с того, что Кроули наотрез отказался просыпаться. Нет, он не терял сознания. И, вопреки опасениям Азирафаэля, не впал в спячку. В ответ на реплики ангела он шевелился, неохотно открывал тусклые янтарные глаза, после чего вновь сворачивался ещё плотнее и продолжал дремать, игнорируя все попытки друга разговорить его или, тем паче, заставить его принять антропоморфную форму.

После некоторых колебаний (и пяти попыток добудиться упрямого змея) Азирафаэль был вынужден осторожно высвободить руку, плотно обмотанную гибким чешуйчатым телом, заработав за это мрачный и, кажется, немного обиженный взгляд, после чего осторожно положить разочаровано обвисшего змея на узкую кровать. Кроули тут же свернулся кольцами, буквально завязавшись в сложный узел. Выглядел он при этом настолько несчастным, что ангел виновато вздохнул и чуть было не сгрёб его обратно на руки. Но, к счастью, вовремя вспомнил, что речь идёт о восстановлении сил, необходимых для исцеления измученного друга, а не просто о приятном отдыхе.

– Потерпи немного, дорогой мой, – с жалостью пробормотал он, чувствуя иррациональную вину за то, что оставляет Кроули одного в незнакомом и тоже не слишком уж тёплом месте. Змей, как и стоило ожидать, никак не отреагировал. И Азирафаэль, с трудом подавив желание оглянуться, поспешно вышел из спальни.

На то, чтобы выпить несколько глотков буквально искрящейся Благодатью воды, а после тщательно уничтожить все следы смертельно опасной жидкости, ушла пара минут. На щелчок пальцев, повысивший температуру в комнатах до комфортных 82 фаренгейтов – и вовсе буквально одно мгновение. Для рептилии, разумеется, комфортных, люди вряд ли сказали бы ему спасибо. Ещё тридцать секунд (и каплю восстановленных сил) ангел, не удержавшись, потратил на то, чтобы вернуть приличный вид своей истрёпанной одежде. И, с удовлетворением одёрнув безупречно выглаженный жилет, поспешно вернулся в спальню, мысленно продумывая, за какие из ожогов возьмётся в первую очередь.

На этом месте он столкнулся со второй проблемой. Или всё-таки с первой? Кроули, как уже говорилось, отказался просыпаться. На самом деле, ничего необычного – демон любил поспать; что говорить, если однажды он проспал почти целый век?! Сложность заключалась в том, что его нежелание уходить из объятий Морфея выражалось, в первую очередь, в удивительно компактной позе. Которая оставляла открытой для целительных манипуляций голову, кончик хвоста и очень небольшой отрезок спины. Когда Азирафаэль, предприняв очередную бесплодную попытку (ну ладно, очередные пару… три-четыре попытки!) разбудить друга, попытался самостоятельно развернуть его в более подходящее для медицинских процедур положение, Кроули всё-таки нехотя приподнял голову. Сверкнул в щели мигательной перепонки янтарь мутных со сна глаз. Но не успел Азирафаэль порадоваться успеху, как демон недовольно (правда, очень тихо, что немного утешало) зашипел и вновь свернулся в клубок.

– Кроули!.. – не выдержав, вслух возмутился Азирафаэль, у которого просто руки опустились от столь безответственного отношения к своему здоровью. И замолчал.

Нет, он честно собирался сказать что-то ещё. Но задохнулся от возмущения и, с полминуты немо пораскрывав рот, резко развернулся и пошёл в гостиную за корзиной.

Вернувшись, он застал Кроули почти в той же позе; почти, поскольку голова змея заметно сдвинулась в сторону края дивана, а расслабленные кольца чешуйчатого тела выглядели сейчас заметно… напряжёнными. Азирафаэль замер. О. Кажется, всё-таки, это можно было посчитать за ответ.

Ангел только не знал, какой именно.

– Дорогой мой, тебе не обязательно притворяться, – укоризненно вздохнул он, – Я же вижу, что ты не спишь. Если ты не хочешь, чтобы я тебя сейчас трогал, то я, разумеется, оставлю тебя в покое. Но ты всё ещё не в форме, и я хочу помочь тебе!

Кроули едва заметно шевельнул острой головой. Словно плечами пожал, если бы, конечно, у змей было бы хоть какое-то подобие плечей. И это был единственный ответ, который Азирафаэль получил на свою тираду.

– Кроули, я должен тебя исцелить! – взмолился Азирафаэль, осознав наконец, что его друг намерен и дальше притворяться спящим. – В таком ужасном состоянии ты можешь не выдержать вечерней мессы!

Ещё одно недовольное движение, на этот раз – кончиком высовывающегося из чешуйчатого узла хвоста. И – так тихо, что ангел не сразу понял, было ли, показалось ли – тихое, измученное шипение, в котором с трудом различалось недовольное «посссмотрим…»

Азирафаэль бессильно сжал кулаки. Сердце неожиданно сдавило от острого чувства жалости. Нет. Это нужно было прекращать. Он не понимал, почему… Нет, не так. Понимал. И удивлялся скорее тому, что измученный Кроули находит в себе силы удерживаться в сознании, вместо того, чтобы впасть в длительную спячку. Он просто не знал, что делать. Он не привык насильно врываться в личное пространство демона, если тот сам не делал никаких шагов для этого. А Кроули сейчас, определённо, их не делал.

…Но – оставить его в покое? Позволить самостоятельно приходить в себя, надеясь, что церковная благодать, буквально разлитая в воздухе, не нанесёт демону необратимого ущерба раньше, чем успеет собственными силами залечить свои раны?

Отойти в сторону – сейчас, когда Кроули выглядит уязвимым и измученным больше, чем когда-либо за шесть тысяч лет их знакомства?

Азирафаэль сглотнул.

– Кроули, – решительно начал он, чувствуя, как сжимает горло невидимая удавка. – Если ты не позволяешь мне продолжить твоё лечение, то мне придётся вновь засунуть тебя в эту ужасную… отвратительную корзину! Я не могу позволить тебе спать в освящённом месте с открытыми ранами! Это, в конце концов, просто небезопасно!

Это было подло. И ангел внутренне сам содрогнулся, ужасаясь циничности своих слов. Слишком хорошо он знал, как непримиримо Кроули ненавидит тесноту. Но…

Змей нехотя поднял голову. Мигнули, открываясь, мутные глаза цвета расплавленного янтаря.

– Ангел, ты что, шшшшантажируешшшь меня?.. – в раздраженном шипении отчётливо послышалось удивление.

Азирафаэль виновато развёл руками. И, сдержав улыбку, осторожно присел рядом с демоном на узкую кровать.

– Ох, да, кажется, это называется именно так… Раз уж ты всё равно проснулся, позволь, я осмотрю твою спину. А потом мы можем немного поспать, вместе – ты ведь давно хотел, чтобы я попробовал, не так ли, дорогой мой?

И не удержался всё-таки – улыбнулся, чувствуя, как облегчение мешается с острым чувством жалости и вины за те страдания, которые пришлось вынести его другу. Кроули мрачно окинул его взглядом. Ангел с трудом удержался, чтобы не поёжиться от ощутимой тяжести этого взгляда.

– Это я иссскуситель, ангел, – хмуро огрызнулся Змей наконец. – Ты ничего не путаешшшшь?

Азирафаэль недоумённо моргнул. Искуситель? При чём здесь это, он ведь…

Ах.

Он почувствовал, как губы против его воли расползаются в смущённой улыбке.

– О, и впрямь… Кроули, дорогой, я не имел в виду ничего такого!.. Я хотел сказать – это был приятный опыт, тогда, на Седьмом Круге… Я бы не против попробовать заснуть… в нормальной обстановке. И мы могли бы сделать это вместе… Я имею в виду, в одной комнате, если ты, разумеется, не против. Но, конечно, я не настаиваю, если ты…

Он смешался, чувствуя, что говорит что-то не то. Неподвижный взгляд змеиных глаз, сверлящий его с плохо поддающимся расшифровке выражением, избавиться от неуместного смущения не помогал. О, Боже! Можно подумать, он предложил что-то неприличное! Словно это не Кроули, будучи в змеиной форме, вечно норовил свернуться кольцами у него на коленях или забраться на плечи, эпатируя редких посетителей книжной лавки. Почему Кроули можно, а ему нельзя?

Ангел почувствовал, что почти начинает сердиться. Кроули опять ухитрился всё перевернуть с ног на голову. Он всего лишь хотел помочь – когда этот невыносимый демон успел сделать так, что он вновь чувствует себя последним глупцом?!

Он уже открыл рот, собираясь оскорблённо добавить… добавить… что-нибудь, что напомнит Кроули, кто из них нуждается сейчас в лечении. Но Кроули успел первым.

– Договорилисссь, – довольно прошипел он, расслабленно расплетая гибкое тело. – Но ты будешшшь ссспать как обычный человек, сссо сссснами. Никаких ангельссских чудессс!

И Азирафаэль, потерянно закрыв рот, запоздало сообразил, что этот… этот… подлый змей просто развёл его на очередное желание.

Снова.

И главное, даже обижаться бессмысленно, сам ведь предложил…

– Кроули, ну ты и!.. – возмущённо выдохнул он, как только вновь обрёл дар речи. Демон лениво прищурился и, едва слышно зашипев, скользнул по покрывалу поближе к нему. И Азирафаэль резко замолчал. Ох…

Возможно, всё будет даже сложнее, чем он думал.

По крайней мере, минуту назад ангел ещё верил в то, что Кроули просто устал и не желает двигаться из-за предельного изнеможения.

Минуту назад. Не сейчас.

– Ох, дорогой мой… – беспомощно выдохнул он, поспешно протягивая руки к болезненно вздрагивающему длинному телу. Кроули раздражённо повёл узкой головой, явственно недовольный тем, что кто-то видит его в столь уязвимом виде. Но отстраниться не попытался, даже когда Азирафаэль, поколебавшись, осторожно взял его под живот, чтобы переложить к себе на колени. Только зашипел болезненно, отчётливо вздрогнув от прикосновения.

– Прости, я постараюсь быть осторожным, – с болью пообещал Азирафаэль. Он уже осторожно вёл ладонью над тусклой чешуей, спеша найти оставшиеся неисцелёнными ожоги. Благодать бурлила почти у самых пальцев, стремясь вырваться наружу, не желая оставаться не у дел. Удерживать её внутри себя, не позволять ей привычно скользнуть в потоки целительной энергии было ужасно трудно. Сейчас, буквально в нескольких шагах от зала, где каждый день возносят молитвы сотни верующих, эта сияющая волна стала ещё мощнее, ещё настойчивее…

Азирафаэль упрямо стиснул зубы, стараясь не думать, что случится с Кроули, если он не удержит собственную суть в узде. И, с мучительным сочувствием отмечая, что несколько не до конца излеченных ран вновь углубились, словно разъедаемые непрерывным жаром струящейся вокруг святости, осторожно толкнул сквозь пальцы первую толику целительной силы.

И в этот момент в воздухе разлился долгий, тягучий звон.

Кроули дёрнулся, вскидывая голову. А сам Азирафаэль, оцепенев на миг, в ужасе отдёрнул руку, не сразу сообразив, что произошло. Вскрикнул, в панике кидаясь к стоящей слишком далеко, на противоположном краю кровати, спасительной корзине. Машинально подхватил испуганно зашипевшего змея, которые от его рывка рухнул на пол почти всей своей длиной, лишь в последний миг успев обернуться вокруг его руки.

– Асссирафаэль, ангелы бы тебя побрали! – зло зашипел Кроули, раздражённо подтягиваясь и с трудом заползая обратно на кровать.

И лишь теперь Азирафаэль понял, что что-то не так.

Он замер, неловко наклонившись вбок и одной рукой вцепившись в ручку корзины. Колебание Благодати не изменилось. Ровный, спокойный поток, а не сияющий пульсирующий вал, струящийся от церковного звона. И сам звук…

Колокол ударил вновь. И вновь. Глухо, отдалённо, тягучим медным звоном. Пять. Шесть. Семь.

Азирафаэль облегчённо всхлипнул и разжал пальцы, отпуская несчастную корзину и без сил откидываясь к стене.

О, Господи.

– Какого… кракена это ссссейчассс было, ангел? – со стоном уточнил Кроули. Повисев пару секунд на его руках, подобно чешуйчатому канату, он шевельнулся, сжал крепче предплечье и, едва слышно зашипев от боли, свернулся на коленях Азирафаэля.

Ангел, не отвечая, вцепился в него трясущимися руками, прижал к себе. Услышал, как Кроули что-то с угрозой прошипел, и поспешно ослабил хватку.

Его мелко потряхивало от пережитого страха.

Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать.

– П… полдень… – трясущимися губами пробормотал он, чувствуя, как он запоздалого испуга и острого облегчения резко начинает кружиться голова. Кроули зашипел снова. На этот раз с явным недоумением.

– Сссс каких пор… – «двенадцать», машинально отметил ангел последний удар, со стыдом отмечая, что тревоги в шипящем голосе друга куда больше, чем привычной издёвки, – ты ссстал бояться грёбаного Биг Бена? Что ссс тобой, ангел? И что дальшшше? Будешшшь шшшшарахаться от резиновых уточек? Проверять, нет ли в шшшшкафу ссстрашного бугимена?

Азирафаэль мрачно подумал, что, может, не от уточек, а вот от эмалированных ванн он, пожалуй, и впрямь долго ещё будет… шарахаться, что за унизительное слово! Только Кроули и мог так высказаться. Испытывать негативные эмоции. Да.

И, удручённо вздохнув, опёрся свободной рукой о постель, пытаясь встать. К слову, с пятидесятифунтовой змеёй на груди сделать это было не так уж легко.

Кроули тем временем, должно быть, сложил два и два. Жёлтые немигающие глаза озадаченно уставились на него, и Азирафаэль почувствовал, как его лицо заливает краской стыда.

– Поссстой, ангел… Ты что, решшшил, что это… что это церковный колокол?!

И в голосе его не было сейчас даже насмешки. Только крайнее изумление. Азирафаэль мысленно застонал, представив себе, сколько лет демон теперь будет вспоминать эту его маленькую оплошность. И, тяжело вздохнув, нехотя пожал плечами.

– Ну, они похожи, разве нет? – смущённо пробормотал он, отводя глаза. Кроули не ответил. Он продолжал сверлить его немигающим взглядом – Азирафаэль чувствовал его, даже низко опустив голову, со стыдом и слабым чувством вины радуясь, что у него есть повод не смотреть сейчас на друга. Лишь сейчас он запоздало осознал, что своим глупым рывком вновь причинил Кроули боль, задев не до конца зажившие ожоги.

Он поспешно поднёс пальцы к тому месту, где чувствовал особенно нездоровую спутанность энергетических линий. И, уже привычно удерживая в себе ищущую выхода благодать, бережно принялся переливать в чужое тело исцеляющую энергию, щедро разбавленную солнечным золотом любви и отчаянного желания унять по собственной глупости причинённые страдания.

Кроули тихо, со свистом выдохнул. Азирафаэль замер на миг, боясь, что демона всё-таки слегка зацепило бурлящей возле самых кончиков ногтей Благодатью. Но нет, это был вздох облегчения, а не боли.

Он виновато поднял голову. И слабо улыбнулся, успев увидеть, как не успевшее стереться с выразительной змеиной морды изумление стирается выражением сонного блаженства. Кроули вяло моргнул. И, покачавшись ещё пару секунд на уровне лица Азирафаэля, расслабленно опустил голову на его плечо.

– Ссспсбо… – невнятно пробормотал он. Ангел почувствовал, как упругие мышцы под чешуей напряглись, сокращаясь – змей, решив, видимо, не мелочиться, укладывался поудобнее. И, повернув чуть голову, чтобы не мешать Кроули обвиваться вокруг своих плеч, невольно задумался, к чему относится его «спасибо». К лечению? Или к его глупому испугу за Кроули, в самый первый миг, когда он во всей красе успел представить, что случится с его демоном, если тот попадёт под концентрированную волну идущей от колокольного звона святости?

То, что Кроули проговорил это вслух, а не привычно пообещал расплатиться за услугу ужином, глубоко тронуло ангела. И, если говорить откровенно, отозвалось болезненным уколом где-то глубоко внутри. Кроули, мягко говоря, недолюбливал вербальную благодарность. В немалой степени, подозревал ангел, из-за этимологии этого слова. Если уж он осквернил… в смысле облагородил свою речь святым словом, он, должно быть, совершенно измучен.

Азирафаэль сглотнул, с внезапной горечью радуясь, что Кроули наконец закрыл глаза и теперь не может видеть его лица.

– Поспи, если хочешь, – тихо предложил он, так и не решив, что сказать в ответ. – Полагаю, до вечера мне как раз хватит времени, чтобы исцелить твои ожоги. Я разбужу тебя незадолго до Вечерни…

Кроули слабо шевельнулся, лениво дёрнув хвостом.

Другого ответа ангел не получил. И заключил, что это можно считать за разрешение. Чудесно! Ему, конечно, придётся постараться, чтобы дотянуться до верхней… в смысле передней… в смысле приближенной к голове части тела Кроули. Но об этом он подумает потом, когда справится с грубыми незажившими язвами на животе и спине змея.

…Кажется, больше сопротивляться и возражать против лечения Кроули не собирался.

И ангел намерен был воспользоваться предоставленной возможностью в полной мере, пока упрямый демон не почувствовал себя достаточно хорошо и не принялся вновь играть в эту утомительную независимость.

Но для начала, запоздало сообразил он – сделать один звонок. И надеяться, что единственный, кто, возможно, в силах укрыть их от внимания Ада, не откажет им в помощи.

***

Два часа, которые поднявшая трубку старушка просила продержаться до их приезда (мадам Трейси, она назвалась мадам Трейси, а имя её спутника Сьюзан, к своему стыду, успела забыть) – эти несчастные два часа не истекли ещё даже на половину, а она уже была в состоянии, близком к истерике. Покоя, что снизошёл на неё в книжном магазинчике мистера Фелла, хватило ненадолго. Да и не могло хватить того, чего просто в принципе не существовало. Здесь, в этом тихом, заставленном книгами помещении, ранили, а то и убили кого-то. Быть может, даже доброго мистера Фелла или Энтони, он ведь, кажется, нередко бывал здесь – по крайней мере, Сьюзан казалось, что это именно так. Кроули говорил о мистере Фелле так, как говорят только о самых близких людях. Было бы странно, если бы они не гостили время от времени друг у друга.

Возможно, кто-то решил украсть из магазина какую-нибудь редкую книгу, а мистер Фелл заметил вора и…

Дальше Сьюзан старалась не представлять. Не хотелось думать о том, что кровь на полу принадлежала одному из людей, которые были так добры к ней и к которым она, за прошедшие месяцы, успела по-настоящему привязаться. Но если с ними всё хорошо – почему никто из них не предупредил её, чтобы не ждала напрасно у галереи? Кто звонил ей с номера мистера Фелла утром? (И нет, это был именно кто-то, не мистер Фелл – потому что должно же быть в этом чёртовом мире хоть что-то святое?!)

…А святое в нём, наверное, и впрямь было. Сьюзан не помнила точно, сколько времени прошло с тех пор, как она, устав расхаживать в волнении между стеллажами, вернулась в торговый зал и, почти машинально выбрав из сложенных на столе перьев одно, почти не испачканное кровью, забилась вместе с ним под прилавок. Почему-то, когда она касалась его, на душе становилось ощумимо легче, и даже душный страх, никак не желающий проходить, немного разжимал свои когти.

С глухим отчаянием и острой, до тошноты сильной тоской, заставляющими буквально смаковать мысли о том, как просто было бы сейчас выйти из магазинчика и, пройдя до угла, выйти на проезжую часть, чудесное перо справиться не могло. Но Сьюзан, странным образом, всё равно было теперь немного легче бороться с мучительным желанием покончить с собой. В какой-то момент она отчётливо услышала, как бьют давно не работающие часы на Биг-Бене. И после этого поняла окончательно, что, свихнулась ли она, или её и впрямь пытается свести с ума какая-то потусторонняя тварь, но ненависть к себе, душащая её, находится вне её, а не внутри.

Это помогало не делать глупостей.

Теперь, когда она знала наверняка, что упрямый вкрадчивый голос внутри неё не принадлежал ей, можно было просто не верить ему. Принять, как неизбежное зло, как боль, которую нужно перетерпеть, пока не подействует анальгетик, и мысленно считать минуты до приезда помощи. Они ведь помогут, верно? Должны помочь, они обещали.

Слуховые галлюцинации, правда, тоже с каждой минутой становились всё отчётливее. И не только слуховые. Несколько раз она ловила краем глаза движение рядом с собой. Но, в панике оглянувшись, видела всё те же стеллажи с узкими, совершенно пустыми проходами между ними, и край окна, сквозь которое пробивался яркий солнечный свет. В отдельные моменты ей казалось, что она может даже разглядеть чью-то приземистую фигуру, бродящую вокруг неё. Человеческую? Звериную? Кто бы знал. Она не присматривалась. Она просто судорожно тискала в руках чудесное ангельское перо, пряча лицо в белом нежном пухе, когда становилось совсем плохо, и без конца, не вдумываясь, бубнила себе под нос единственную молитву, которую помнила ещё со времён счастливого безмятежного детства: «Отче наш, сущий на небесах…»

Где-то на бесконечных полках наверняка были книги, в которых можно было найти молитвы на любой случай. А быть может, и вовсе целые ритуалы, способные защитить от любого зла…

Сьюзан не знала, где их искать. И не чувствовала в себе достаточно мужества, чтобы выбраться из-под ненадёжной защиты письменного стола и углубиться в хитросплетения стеллажей, где, возможно, всё ещё бродит тот – или то – кто напал на мистера Фелла. Полтергейст, нашёптывающий ей самоубийственные желания, по крайней мере, не действовал напрямую. Почти не действовал. Сьюзан вспомнила бьющуюся в невидимой петле Грэйс и, уткнувшись лицом в мягкое перо, беззвучно заплакала, запнувшись на середине «да пребудет имя Твоё…» и сбившись на бессвязные просьбы непонятно кому: «пусть всё будет хорошо… Пожалуйста… Пусть всё будет хорошо…»

Она не сразу поняла, что почти беззвучный шёпот – «хорошо, всё будет хорошо, будет хорошо-шо-шо-ш-ш…» – срывается не только с её губ. А сама она уже не сидит, скорчившись, на полу, а стоит на высоченном, угрожающе качающеся пъедестале из книг, возле лестницы на второй этаж. И её руки, без контроля её самой, уже привязали один край шарфа к низу одного из поддерживающих перила столбиков, а теперь с незнакомой ей, чужой какой-то сноровкой вывязывают на другом конце сложный узел. «Висельный узел», – беззвучно подсказывает ей внутренний – или не только внутренний? – голос. И она с каким-то отстранённым, равнодушным облегчением осознаёт: да, именно. Наконец-то всё закончится.

Сьюзан запоздало поймала себя на этом блаженном нетерпении, испуганная и собственными мыслями, и собственным безразличием… И вздрогнула, выныривая из странного, сонного полузабытья, в который успела впасть.

И поняла, что не может шевельнуться.

Хуже того – не хочет шевелиться. Ей было хорошо. Очень хорошо. Очень спокойно. Шевельнулся было где-то внутри слабый, неуверенный какой-то страх. Шевельнулся – и умер, не успев толком даже ощутиться. «Всё будет хорошо, хорошо, хорошо…» – продолжал убаюкивающе бормотать в её разуме чей-то вкрадчивый голос.

Её пальцы тем временем закончили плести узел на шарфе, и Сьюзан, безвольно уронив руки, застыла, сонно покачиваясь на стопке книг и бездумно глядя на покачивающуюся перед её лицом петлю. Какой-то отдалённой, почти уже неслышной частью своего сознания она понимала, что происходит что-то чудовищное. Но ватная бездумная пустота в голове и сонное безразличие мешали даже осознать до конца весь ужас того, что она собирается сделать. Что её заставляют делать.

«Я не хочу», – с трудом пробиваясь через эту вязкую муть, подумала Сьюзан. Заставила себя подумать. Буквально проговорила – по слогам, старательно, изо всех сил пытаясь вложить в слова хоть какую-то убеждённость. Но губы остались неподвижными, а фраза, которую она задумала как утвердительную, каким-то образом приобрела интонации вопроса. А вкрадчивый внутренний голос, не давая собраться с новыми силами, ласково забормотал: «Хочу, хочу, хочу…»

«Хочу», – покорно согласилась Сьюзан, сонно моргая. И беззвучно застонала, осознавая, что не только её тело, но, кажется, даже её разум поразил какой-то паралич. Она должна была бороться. Должна была… должна…

Но чужой голос продолжал нашёптывать, и бессильные мысли угасли, исчезли, смытые мутной волной сонного равнодушия и расслабленного, почти приятного нетерпения. Как со стороны, она видела, как её руки поднимаются, неловко пытаясь накинуть на шею мягкую петлю.

…Распахнувшаяся без стука дверь с грохотом ударилась о косяк, и Сьюзан, какой-то частью ещё не отключившегося рассудка вдруг осознав, что это – последний шанс, вцепилась непослушными пальцами в шарф. Вогнала ногти в мягкий ворс в отчаянной попытке помешать собственным рукам сделать последнее движение. Двое людей, поспешно вошедшие в магазинчик, изумлённо уставились прямо на неё.

– Помогите… – без звука прошептала Сьюзан, с отчаянием ощущая, как чужой настойчивый шёпот взлетает в сознании до яростного приказа, и понимая, что руки окончательно перестали подчиняться её воле.

А в следующий момент события полетели вскачь.

Бросившийся вперёд пухлый старичок завопил что-то вроде «А ну слезай оттуда, глупая девчонка!», и одновременно с ним в ужасе вскрикнула пришедшая с ним пожилая леди:

– Стреляйте, мистер Шедвелл!

И Сьюзан, как сквозь сон, увидела, как тот на ходу вскинул дурацкое, ярко-розовое водяное ружьё.

А миг спустя тишину вдруг прорезал дикий, полный нечеловеческой боли вопль, и подчиняющий волю шёпот в сознании оборвался, словно кто-то щёлкнул тумблером. Всхлипнув, Сьюзан замотала головой, трясущимися руками сдирая с себя почти затянутую на горле петлю, и испугано вцепилась в шарф, когда неустойчивая конструкция из книг под ней угрожающе зашаталась. И лишь потом перевела взгляд туда, где ещё был слышен, уже намного более тихий (и куда более отчаянный) визг.

Увиденное потом часто возвращалось к ней в кошмарах. В нескольких шагах от неё, посередине торгового зала, корчилось… Что-то. У существа, кажется, была антропоморфная форма… по-крайней мере, когда-то. Сейчас оно оплывало, как сугроб, на который плеснули кипятком, пузырящаяся кожа стремительно таяла и стекала вниз вспыхивающими каплями. Сьюзан ощутила, как толчком подкатила к горлу дурнота, и краем сознания порадовалась, что не решилась пошарить в жилой части магазинчика в поисках чего-нибудь съедобного.

Спустя несколько секунд всё было кончено. На полу осталась только дымящаяся груда одежды и лужа чего-то, что даже выглядело тошнотворно. Перепуганный вопль, правда, не стихал, и лишь теперь Сьюзан догадалась повернуть голову, ища источник звука.

Оно тоже было похоже на человека. Но только похоже. Не узнать эту звериную харю, отразившуюся в её зеркале утром, было просто невозможно. И сейчас это существо корчилось на полу, прижимая к себе дымящуюся руку, и непрерывно вопило.

– Не стреляйте! – потрясённо разобрала Сьюзан. – Пожалуйста, не надо, я не виноват, они заставили меня, не стреляйте, я прошу политического убежища!

Старик с водяным ружьём, гневно воскликнув что-то вроде «сдхни прклт демон», повернул к нему своё дурацкое оружие. Сьюзан вновь замутило. Она понимала, что эта тварь только что чуть не убила её – но при одной мысли о том, что сейчас его спаситель нажмёт на курок, и живое, хоть и мерзкое, существо, превратится в груду дымящейся одежды…

– Не стреляйте… – чувствуя, как её сотрясает противная нервная дрожь, прошептала она. И увидела искреннее изумление на лицах повернувшихся к ней людей. И повторила – упрямо, сама удивляясь родившейся где-то внутри жалости, – Не надо, не стреляйте, ему же больно…

– Больно? – возмущённо фыркнул старик. – И поделом, все эти мерзкие демоны…

Он продолжал что-то гневно говорить, но Сьюзан уже не слушала его. В голове её, гулким набатом, звучало: «демон». Её хотел убить демон. Боже, какой бред. Словно она пересмотрела «Зачарованных» – но почему именно она? Зачем? За что?!

А раненый демон наконец заткнулся, видимо, сообразив, что сию секунду его не собираются убивать, и, трясясь, сжался на полу, в ужасе глядя на людей. Старик, продолжая что-то недовольно бурчать себе под нос, не глядя протянул ружьё подбежавшей к нему спутнице. И, дождавшись, когда она с решительным видом возьмёт демона на прицел, решительно зашагал к Сьюзан.

И лишь теперь силы у неё вдруг закончились. Разом, словно от поворота выключателя. Голова резко закружилась; Сьюзан зашаталась на своем неустойчивом постаменте, цепляясь слабеющими руками за шарф. Но прежде, чем она успела рухнуть вниз, старик подскочил и неловко подхватил её под руки, помогая устоять на ногах.

– Я… я очень… сп-пасс… – с трудом пробормотала Сьюзан, чувствуя, как её начинает трясти. Старик, неожиданно сильными руками придерживая её, помог спуститься вниз.

– О, бедная девочка, с вами всё в порядке? Они не успели с вами ничего сделать? – с тревогой воскликнула его спутница. Даже повернув голову к Сьюзан, она продолжала коситься на замершего на полу демона; тот, впрочем, не рисковал даже шевельнуться.

– Н-нет… В смысле… Я не…

И вдруг весь ужас последних часов, вся беспомощность и непонимание, мучившие её с самого утра, навалились на неё. До неё запоздало дошло, что несколько минут спустя она чуть было не умерла. Её пытались убить существа, в которых она и не верила. Её могло уже не быть.

Она прерывисто всхлипнула, трясущимися руками пытаясь заправить за пояс выбившуюся рубашку и чувствуя, как её захлёстывает что-то, опасно похожее на истерику. Старик (да нет, не старик, просто пожилой, немного полноватый мужчина) неловко похлопал её по плечу, что-то утешительно бормоча. И этого Сьюзан выдержать уже не могла.

Она изо всех сил зажмурилась, пытаясь сдержать рвущийся изнутри крик. И, уткнувшись лицом в грудь растерявшегося спасителя, отчаянно разрыдалась.

***

Разорвавшая тишину мелодия звонка заставила обоих обитателей Жасминового коттеджа подскочить и с одинаковой тревогой уставиться на телефон. Номер был незнакомый. Анафема опомнилась первой.

– Да?

После первых же слов в трубке её лицо начало вытягиваться, а когда звонящий, поминутно извиняясь, принялся излагать свою просьбу, и вовсе приняло выражение запредельного изумления.

– Что? О, Господи… Нет, всё нормально, мы что-нибудь придумаем. Он сейчас у бабушки, я постараюсь поговорить с ним, как только вернётся. Не-ет, знаете, это вряд ли. После авиабазы ему нехило влетело, так что вам, наверное, придётся подождать… Да? Отлично, я позвоню, как хоть что-нибудь выясню! Пока.

Она медленно опустила телефон и, хмурясь, уставилась на собственное отражение в зеркале. Зеркало ответила растерянной гримасой, тоже не понимая, как они могли докатиться до такого.

– Эй? – неуверенно окликнул её Ньют, подождав полминуты. – Всё нормально? Кто это был?

Анафема медленно повернулась к встревоженно глядящему на неё бойфренду.

– Они живы, – озвучила она каким-то потерянным тоном. Ньют облегчённо вздохнул; но его улыбка тут же померкла, когда Анафема, раздражённо мотнув головой, уточнила, – Живы, но в беде. Демон ранен, и, кажется, всё плохо.