Текст книги "Вопреки судьбе (СИ)"

Автор книги: Екатерина Попова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

– Я не пойду никуда без тебя, Кроули! Мы ведь договорились! Если ты решил сдаться, то я не буду больше мучить тебя и заставлять идти. О, Боже, я… Кроули, я обещал, я у… я помогу тебе уйти. Но к порталу не пойду, даже и не проси!

Он с усилием перевёл дыхание. Как же это было тяжело…

Тяжело и страшно.

Но, кажется, всё-таки не так страшно, как идея бросить Кроули здесь. Сейчас, когда он нашёл хоть какой-то выход и решился… почти решился… сейчас вдруг стало немного легче. Спокойнее на душе. Он перевёл дыхание, видя, как почти провалившийся в беспамятство Кроули с трудом, осоловело хлопая ресницами, поднимает голову. Он через силу улыбнулся ему. Виновато пожал плечами.

– Я… мне нужно будет как-то сделать это с собой… Ну, ты понимаешь. Ты, наверное, не справишься сейчас с мечом. Я думаю, что мог бы сделать это сам, вряд ли это будет слишком сложно. Только придумаю, чем обернуть рукоять. Ах да… Дорогой, ты скажешь мне, где у тебя остатки святой воды? Я бы не хотел лишний раз тревожить тебя… Мне кажется, обыскивать тебя сейчас не самая лучшая…

Кроули, всё это время непонимающе прислушивающийся к его словам, потрясённо вскинул голову. Осознал. На миг Азирафаэль ощутил горькую, почти злую радость. Нет, Кроули может даже не надеяться, что сможет заставить бросить его здесь.

Демон оторопело потряс головой. Повис миг оторопелого молчания, за которое он успел осмотреть своего ангела с ног до головы (разумеется, с той стороны, которую мог увидеть, сидя на полу и прижимаясь головой к его груди). Азирафаэль даже думать не хотел, какое жалкое зрелище должен был он увидеть.

Потом Кроули со стоном уронил голову, вновь прижавшись виском к его плечу. И Азирафаэль почти машинально придержал его ладонью, чувствуя, как демон медленно сползает вниз, буквально вытекая из его объятий.

– Так нечессстно… – беспомощно прошипел Кроули. – Это шшшантаж…

Азирафаэль внутренне улыбнулся. Ему было невесело, нет. Но, кажется, он смог достучаться до измученного и совсем решившего сдаться друга.

– Конечно, мой дорогой, – мягко откликнулся тот, осторожно поглаживая его растрёпанные волосы. – Я обязательно извинюсь перед тобой, если мы выберемся отсюда. Или мы всё-таки будем вынуждены разыграть эту ужасную сцену из «Ромео и Джульетты»?

– Я ненавижу тебя, ангел… – простонал тот вместо ответа.

Азирафаэль только улыбнулся в ответ – теперь уже не скрываясь. И, справедливо посчитав слова демона за согласие, бережно подхватил его под мышки, помогая подняться на ноги.

…Спустя несколько минут (и пару десятков шагов) оба они вновь сидели на полу. Точнее, сидел Азирафаэль, а Кроули лежал, вытянувшись без сил и безвольно опустив ему на колени голову.

– Не могу… – прошипел он, с трудом пытаясь вырваться из стремительно затягивающего его забытья. – Просссти, ангел…

Азирафаэль бережно погладил его по холодному лбу. Невольно закусил губу, когда Кроули измученно прижался к его ладони: он видел, какого труда стоило демону удерживаться в сознании. Похолодев, запоздало осознал, что да, это не красивые слова – Кроули медленно уплывал.

Он резко вздохнул.

– Нет, погоди… Кроули, дорогой мой, прошу, не засыпай! Если ты не можешь идти – я мог бы понести тебя!

– У тебя не хватит…

– Да-да, я знаю! – перебил его ангел. – Я имею в виду – я мог бы понести тебя другого. В смысле – если бы ты превратился в змею…

Кроули с трудом открыл глаза. В глазах его мелькнул слабый интерес. Потом огонёк погас:

– Слишшшком… тяжёлый. И я всссё равно… не ссссмогу.

– Сможешь! Кроули, прошу, хотя бы попытайся! Я не хочу убивать тебя, я не хочу умирать сам, только не сейчас, когда мы почти спаслись!

Демон слабо всхлипнул.

– Ааангел, тебе не обязательно…

– Нет, хватит, мы уже говорили об этом. Пожалуйста, Кроули. Попытайся сменить форму. Дай мне хотя бы шанс вытащить нас. Просто сделай это!

Кроули в ответ только тихо застонал. Зажмурился, тяжело дыша. Азирафаэль молча глотал непрошенные слёзы, а губы его, против воли, беззвучно повторяли, словно молитву: «Пожалуйста, Кроули, просто попытайся…»

Кроули вдруг скрипнул зубами. Болезненно кривясь, рывком поднял руку… уронил её со стоном.

– Карман… – просипел он, зажмурившись и тяжело дыша. – Вн… Внутренний. Вытащи.

Азирафаэль потерянно смотрел на него пару секунд, не сразу сообразив, что от него хотят. Демон с трудом открыл глаза, с досадой нашаривая взглядом его лицо – и он, наконец, опомнился.

– Сейчас, дорогой, подожди…

Он слабо представлял, что должен вытащить, но переспрашивать, когда Кроули едва держится в сознании, явно было не лучшим вариантом. Он осторожно, стараясь не задеть глубокую царапину от меча, отогнул ворот и сунул руку другу за пазуху. Почти тут же нащупал закрытый на пуговицу карман, а в кармане…

Его прошибло морозом, и он, судорожно вздохнув, содрогнулся, почти в панике отдёргивая пальцы от небольшого стеклянного пузырька.

– Кроули, пожалуйста… – бессильно выдохнул он, с ненавистью к себе понимая, что не имеет сейчас права ни о чём просить. Что если Кроули потребует отпустить его…

– Что ещщщё? – измученно прошипел демон. Глаза его бессмысленно шарили по лицу Азирафаэля, но он сильно сомневался, чтобы с настолько расширенным зрачком Кроули мог что-то чётко разглядеть. Он сглотнул. Просто не знал, что ответить.

Миг тяжёлого молчания – а потом Кроули, сдавленно выругавшись, без сил опустил веки.

– А-а-ангел, усссспокойссся. Ессли я решшшу ссс… сссдохнуть, я ссскажу. Забери это, не хочу пр… проверять, что будет, есссли эта гадосссть… окажется внутри меня.

И Азирафаэль с острым, почти мучительным облегчением осознал, что всё это время не дышал.

– Ох, дорогой… Прости.

Он поспешно выгреб из кармана пузырёк. Пальцы вдруг зацепились за что-то мягкое, и он машинально, не задумавшись, подцепил это мягкое и вытащил наружу вместе со святой водой. И потрясённо уставился на обломок белого пера, испачканного в чём-то буром.

– О мой Бог…

Он задохнулся, не зная, что сказать. Не зная, как спросить, как развязать стянувшую горло тугую удавку, мешающую говорить…

Кроули, покривившись, с трудом повернул голову. Поморгал, фокусируя взгляд на дрожащем почти перед глазами пере. Улыбнулся виновато, жалко:

– Точно… Сссовсем… забыл. Ссспрячь у ссссебя, хорошшшо?

– Конечно, дорогой… – дрожащим голосом, чувствуя, как мучительно печёт глаза, пробормотал Азирафаэль. Кроули медленно опустил веки. Ангел ждал, что тот скажет дальше – объяснит, что он должен делать, попросит помощи… Он же может помочь? Или нет? Чем вообще можно помочь демону, которому не хватает сил даже на то, чтобы говорить, не то чтобы менять форму?

Кроули молчал долго. Очень долго, на взгляд Азирафаэля.

– Хорошшо… – почти без звука выдохнул он наконец. – Ссссейчас уйди.

С трудом поднял веки, чтобы с досадой взглянуть на судорожно прижавшего его к себе ангела. Скривился и раздражённо прошипел:

– Отойти в ссссторону, твоя ангельссская сссущность может помешшшать. Проссссто… не вмешшшивася.

Азирафаэль прерывисто вздохнул. Поморгал, осмысливая сказанное. После чего осторожно переложил сдавленно застонавшего демона на пол и поспешно отступил на несколько шагов, к самой стене коридора.

Несколько минут ничего не происходило. Кроули лежал, тяжело дыша и кусая губы. Время от времени по его телу проходили судороги, словно под кожей у него перекатывались появляющиеся и исчезающие мышцы. Потом, неожиданно, он сдавленно вскрикнул, рывком перевернулся на бок, подтягивая ноги к животу. Забился, словно в эпилептическом припадке, сорвано закричал – хриплым, с жутковатым голосом, в котором отчётливо слышалось шипение умирающей змеи.

Азирафаэль беспомощно качнулся вперёд, не в силах наблюдать мучения друга. Замер на месте, кусая губы и в ужасе наблюдая за этой агонией. Он не смел подойти, боясь, что слабые ручейки его заблокированной, но никуда не исчезнувшей Благодати помешают Кроули, причинят ему ещё более сильную боль. И оставаться на месте не мог, понимая, что, быть может, то, что он видит – не попытки сменить форму, а предсмертные судороги.

Наконец, он, пересиливая себя, шагнул к Кроули, почти готовый подхватить его на руки и… и что? Ждать, надеясь, что судороги прекратятся и он сумеет, быть может, хотя бы волоком дотащить его до портала? Или использовать по назначению остатки святой воды и оборвать мучения Кроули? Азирафаэлю никогда не приходилось отнимать чужую жизнь, но он, конечно, умел убивать. Наверное, умел. По крайней мере, остальные принципалиты точно не испытывали с этим затруднений. В прежние времена ему несколько раз довелось подарить раненым на поле боя воинам смерть из милосердия – точнее, просто погрузить их в глубокий счастливый сон, в котором конец наступал легко и без страданий. Но никогда прежде ему не приходилось убивать друзей.

Он не знал, что выбрал бы, продлись конвульсии Кроули ещё минутой дольше. Но в какой-то момент сдавленный крик вдруг окончательно сменился шипением, Кроули судорожно выгнулся всем телом, словно разом лишившись всех костей… А миг спустя Азирафаэль облегчённо вздохнул, сдерживая рвущийся из горла истерический смех: на холодном полу, слабо вздрагивая, лежала крупная чёрная змея с алым узором на животе.

– О, Кроули… – пробормотал он, опускаясь рядом на колени и проводя дрожащей рукой по прохладной чешуе. – Спасибо, спасибо тебе, дорогой мой…

Змея слабо дёрнула головой. Раздвоенный язык выстрелил изо рта, со слабым шипением пробуя воздух.

– Сейчас, сейчас, дорогой, подожди минуту… – вздрагивая от мучительного сочувствия, поспешно забормотал Азирафаэль. Он осторожно приподнял змея под живот. Замер, когда тот дёрнулся и зашипел.

– Я… я что-то делаю не так? – испуганно пробормотал он.

– Всё хорошшшшо… – раздражённо прошипел Кроули. – Проссссто ожоги.

– О, прости, я не подумал…

Он виновато погладил змею указательным пальцем по голове. Проигнорировал мрачный взгляд жёлтых глаз. И аккуратно, стараясь прикасаться как можно осторожнее, поднял его с пола, бережно укладывая кольцами на сомкнутых колыбелью руках.

Кроули вновь зашипел. На этот раз – просто от боли. Он почти не шевелился, позволяя ангелу сворачивать своё тело, как тот считал нужным. Сознание почти покинуло его, он явно поминутно то проваливался в темноту, то вновь почти видимым усилием воли выныривал на поверхность.

Азирафаэль с натугой вздохнул. Сделал несколько шагов – и остановился, вынужденный испуганно ловить чуть было не выскользнувшее из рук длинное тело. Виновато опустил взгляд.

– Ты немного тяжеловат. Возможно, ты мог бы обвиться вокруг…

Он осёкся, разглядев плывущий взгляд мутных, расфокусированных глаз.

– Ох, дорогой мой… – с сочувствием вздохнул он, виновато поглаживая чешуйчатую голову большим пальцем. – Прости, я не подумал. Если хочешь, можешь засыпать, я найду дорогу сам. Я положу тебя за пазуху. Постарайся не укусить меня, хорошо?

Кроули не ответил. Но если высунувшийся изо рта раздвоенный язык, осторожно коснувшийся запястья ангела, можно было считать ответом, то он был согласен.

Азирафаэль, поколебавшись, опустился на колени, не желая вновь опускать Кроули на холодный пол. Придерживая слабо шевелящегося змея одной рукой, другой поспешно расстегнул несколько пуговиц на рубашке, радуясь, что изорванный жилет не будет мешать. Осторожно, стараясь не потревожить, поднял змея и положил (или, скорее, слил, учитывая то, как с готовностью расслабился Кроули в его руках) за пазуху. Застегнул пуговицы и, придерживая обеими руками свой драгоценный груз, поспешно зашагал дальше, к описанному Кроули отнорку. Змей немного поворочался под рубашкой, сворачиваясь компактными кольцами. И затих.

Только спустя полсотни шагов Азирафаэль понял, что забыл забрать с собой демонический клинок. Впрочем, какая разница? Он всё равно не знал, как нести оружие, способное обжечь даже сквозь слой ткани…

Глава 25

Анафема резко открыла глаза, выныривая из кошмара, и рывком села на постели. Застыла, часто дыша и пытаясь избавиться от ощущения ужаса и обречённости, всё ещё сжимающих её сердце. Непроизвольно прижала к груди одеяло. Сон? Сон… Просто сон…

Её колотила крупная дрожь.

Долго, прерывисто вздохнув, Анафема оглядела комнату. Всё было хорошо. В маленьком коттедже было тихо, только негромко стучали по стеклу ветви сирени, да спокойно сопел рядом Ньют.

Приснившийся кошмар стремительно утекал из памяти. Миг, другой – и вот уже не осталось ничего, кроме чувства бесконечного отчаяния… и обрекающей тяжести нависшей над головой беды.

Рядом, потревоженный её резким движением и частым дыханием, сонно зашевелился Ньют. Потянулся к ней, обнимая. Вновь затих, уткнувшись носом в её бок. Добрый, славный, такой милый Ньют…

Не понимающий, не способный понять её до конца.

Тяжело вздохнув, Анафема помедлила, дожидаясь, когда он снова уснёт крепче. А потом, осторожно высвободившись из его объятий, спустила ноги на пол и, на ходу вдевая зябнущие ноги в тапочки, пошла в гостиную.

Это мог быть просто сон. Даже у потомственных ведьм иногда сны означают лишь нервный день и слишком плотный ужин. Даже у потомственных ведьм кошмары не всегда предвещают беду.

…Правда, потомственные ведьмы не идут на поводу у своих сиюминутных желаний и детского желания делать всё без указки старших. И, самое главное – не уничтожают многовековые реликвии, от которых, быть может, зависит судьба целого мира.

Анафема тяжело закрыла глаза. Сколько же раз за прошедшие с недоапокалипсиса месяцы она проклинала и себя, и Ньютона, поддержавшего её трусость… Ньютона, не остановившего, не понявшего, чем была для неё, для всей её семьи, эта чёртова Агнесса со своей чёртовой книгой…

Хотелось плакать. От чувства вины, от злости на себя, от тоскливого понимания того, что славный наивный Ньют не виноват в том, что бесценная рукопись её прабабки сгорела в огне. Не виноват, никто не виноват, кроме неё, потомка, которому доверили величайшую драгоценность их семьи и который не сумел эту драгоценность уберечь. Плакать хотелось, да вот слёз, как назло, не было. Что-то сломали в ней те последние часы, когда она уже почти поверила в то, что всё безвозвратно кончено, и мир, и она сама, обречены. Страх, потом злость на прабабку, потом острая благодарность и снова страх, и снова благодарность… Она слишком привыкла быть потомком, наследником мудрости гениальной провидицы. Она даже не думала, что жить без спасительных подсказок на все случаи жизни окажется так сложно. Так… так пусто. Никто больше не гнал её за океан, предотвращать апокалипсис. Никто не навязывал ей судьбу, вплоть до первой любви и лишения девственности. Никто не подсказывал ей, что нужно делать, чтобы всё закончилось хорошо.

…Никто больше в принципе не обещал, что всё будет хорошо.

И это было чудовищно тяжело.

Анафема опустилась на диван. Долго сидела, невидяще глядя в потухший камин и ёжась от предутренней прохлады. Потом, тихо застонав, уронила лицо в ладони и, поджав колени, свернулась клубком на диване.

Ей показалось, что она вспомнила обрывок приснившегося ей сна.

И в этом сне плачущий Азирафаэль баюкал на руках тело рыжего гомика с Бентли. И мёртвые змеиные глаза, слепо распахнутые в пустоту, смотрели, кажется, прямо ей в душу.

***

– Тоже не отвечает?.. – взволнованно спросил сержант Шедвелл, вновь останавливаясь рядом с упрямо терзающей телефон мадам Трейси. Та только устало вздохнула, с укоризной глядя на него поверх очков. Ответ, и впрямь, был излишен.

«Абонент выключен или находится вне зоны действия сети», – в очередной раз сообщил бесстрастный женский голос, и Иезавель обречённо опустила трубку на рычажки.

– Ох, боюсь, это бессмысленно… – удручённо пробормотала она, глядя не на сержанта, а на бесполезный телефон. – Я чувствую, с ними случилась беда… С ними обоими. Это ни с чем невозможно спутать. Словно крик в моём разуме… Что же нам делать, мистер Шедвелл, милый мой?

Сержант расстроенно крякнул. Покосился на свою женщину. Потом, сердито махнув рукой, отстранил её от аппарата и сам решительно взялся за диск.

– Куда вы собираетесь звонить? – взволнованно спросила медиум, наблюдая, как бывший сержант армии ведьмоловов набирает номер.

– Рядовому Пульциферу, моя дорогая Иезавель, – мрачно пробурчал он в ответ, не отрывая взгляда от телефона.

– Сейчас?! В четыре часа ночи?

– Солдат всегда должен быть готов заступить на службу, – решительно отрезал Шевелл. И мадам Трейси, взглянув на его нахмуренные брови, со вздохом сложила руки на коленях. Покрытые неброским манюкюром пальцы машинально принялись теребить бахрому на ночной сорочке.

Тем временем длинные гудки в трубке сменились коротким сигналом соединения, и сонный мужской голос что-то невнятно пробормотал. Звучал он удивлённо и самую малость недовольно, но ни тревоги, ни страха в нём не было.

– Подъём, солдат! – рявкнул сержант Шедвелл, не дослушав Ньютона. – Что? На войне выходных нет, запомни это, сынок! Даю тебе полчаса на сборы и прощание с женой, а потом жду твоего звонка. Пришла пора мозгового штурма! Мадам Трейси чувствует беду. Готовься к сражению… булавку не забудь! И соберись, наконец, враг не дремлет!

Ошарашенный Ньют пытался, кажется, что-то возражать, но сержант не стал его слушать. Бросив трубку, он повернулся к бледной Иезавель и с удивительной нежностью, на которую, казалось, вовсе не способны его грубые руки, обнял её.

– Всё будет хорошо, Иезавель. Ньют – отважный мальчик! Да и у меня ещё не отсырел порох в пороховницах, нет-нет! Если миру беда грозит, мы найдём способ его спасти.

Мадам Трейси тяжело вздохнула и устало опустила голову на плечо любимого.

– Если миру – возможно… А если – только этому милому ангелу и его другу?..

– Тогда – тем более, – решительно отрезал сержант Шедвелл.

Медиум тяжело, обречённо вздохнула.

Если чему-то её и научил её странный, слишком долго используемый для развлечения скучающих обывателей, дар, так это тому, что не всех можно спасти.

Не всех – и не всегда.

***

Адаму, в отличие от Анафемы, не снились кошмары, и дурные предчувствия не мучили его. Сны его были беспорядочны и суматошны, инопланетяне в них сражались с морскими чудовищами, а фиолетовые семиголовые кошки рассуждали о сложности понимания девчонок и их глупых капризов. Барбос чутко дремал в его ногах, свернувшись клубком поверх одеяла, и время от времени слабо подёргивал лапами, умильно повизгивая. Адские псы не видят снов, а если и видят, то те полны крови и жажды убийства. Барбоса слабо заботило то, насколько он соответствует собственной природе. Ему снились холмы Тадфилда, и сахарные косточки, и злобная соседская кошка, которой он уже почти сумел показать её место. Иногда он взлаивал особенно громко, и тогда мальчик, не просыпаясь, тянулся рукой к его голове, бездумно теребя четвероногого друга за мягкие уши. Адаму всё ещё не разрешалось пускать собаку в комнату. И он по-прежнему каждый вечер обещал себе, что завтра обязательно начнёт слушаться родителей и оставит Барбоса на улице, в сделанной отцом будке. Точно-точно, только сегодня ещё один последний раз поспит вместе со своей собакой…

Адам не задумывался о том, что он лжёт своим родителям, как и о том, чтобы использовать свои сверхъестественные силы, чтобы заставить их забыть об обидном запрете. Он привык держать своё потустороннее могущество в запрете – привык легко, просто приняв, как данность, и эти странные сверхспособности, и опасность их применения. Адам не знал, что мама каждый вечер заходит к нему, чтобы поправить одеяло и потрепать лениво приоткрывающего один глаз Барбоса по голове. Он ещё думать не думал о том, что некоторые запреты придуманы взрослыми лишь для того, чтобы дети их нарушали. Он был обычным почти двенадцатилетним ребёнком, и сны его ничем не отличались от снов миллионов таких же, как он, мальчишек и девчонок, уже начинающих потихоньку интересоваться противоположным полом, но всё ещё гораздо больше озабоченных приключениями Гарри Поттера и Перси Джексона, нежели возможным концом света из-за глобального потепления или ядерной войны.

…Адама миновала мучительная тревога, обрушившаяся на головы других обладателей экстрасенсорных способностей, знакомых с Кроули и Азирафаэлем. Он не был всемогущим – уже не был. И, конечно же, не был всезнающим. А если бы даже и знал, как близко стоит сейчас бесстрастный Всадник с косой к его новым друзьям, то, наверное, только философски пожал бы плечами и перевернулся на другой бок: завтра в школе была контрольная по математике. Он не был равнодушным, о нет. Теперь – даже меньше, чем когда-либо. Но полгода назад, во время чуть было не устроенного собственноручно и собственноручно же остановленного Апокалипсиса, Адам узнал то, чего одиннадцатилетним мальчикам знать не стоит: Смерть всегда приходит вовремя. Даже когда кажется, что это случилось слишком рано.

И ещё – ещё он теперь знал, знал так же точно, как и то, что ангелы с демонами существуют: за любой выбор надо платить. И чем дольше ты пытаешься оттянуть момент расчёта по кредиту, тем больше набегает процентов на невидимый долг. Адам чувствовал, каким-то глубинным, нерассудочным, пришедшим вместе со всемогуществом и оставшимся, когда то ушло, чутьём: ангел и демон ещё не расплатились за выбор своей собственной стороны. И, когда это случится, никто, кроме них, не сможет погасить накопившийся счёт, как бы сильно не хотел помочь.

Адаму нравился мягкий, добрый и ужасно старомодный Азирафаэль – Азирафаэль, целившийся в него из смешной средневековой базуки, а потом взявший за руку и пообещавший, что всегда будет рядом. Нравился ехидный, остроумный, притягивающий своим неприятием правил Кроули – Кроули, требовавший от ангела убить его, а потом остановивший время, чтобы дать ему время найти путь к спасению Земли. Они нравились ему, оба, и ему не хотелось думать о том, что однажды они тоже могут исчезнуть. Он был обычным ребёнком. Почти обычным. Он боялся конца тех, к кому привязался. И, как любой ребёнок, он порой представлял, как это будет: вот он приходит домой, а мамы больше нет. Никто больше не позовёт на ужин, не пожелает доброй ночи… Вот по телевизору сообщают о крушении самолёта, а он знает, что папа летел этим рейсом… Вот в школе объявляют об аварии в Лондоне, и Пеппер никогда больше не обвинит его в сексизме, потому что была в той машине…

Он был обычным ребёнком, и думать об этом не любил. Старался гнать эти мысли, когда они приходили. Плакал – иногда, когда знал, что никто не увидит. Он был – совсем не обычным, и не раз представлял, как вновь призывает свои силы, чтобы отменить настоящее, вернуть мир, в котором ещё есть те, кого он любит…

Представлял – но понимал отчётливо, намного отчётливее, чем большинство детей его возраста: не любой конец можно переписать, не любую смерть – отменить. Не любое будущее, в котором больше нет близких, можно исправить.

…Он никогда не представлял, что больше нет Кроули и Азирафаэля. Ему это было не нужно.

Он и так знал, помнил, как это будет.

И давно смирился с этим знанием. Как смирился и с осознанием того, что исправить, скорее всего, ничего не сможет. Потому, что не хватит сил, ушедших, как вода сквозь песок, после исчезновения Сатаны на авиабазе Тадфилда. Или потому, что цена будет слишком высокой. Или…

Он не представлял смерть взявшихся опекать его ангела и демона. Не нервничал, когда пообещавшие помощь и защиту сверхъестественные существа исчезали без предупреждения на несколько месяцев и даже не отвечали на звонки.

Он знал, как это случится. Но кто мог бы сказать ему, когда и почему это произойдёт?

Нет, он не представлял конец новых друзей и не боялся его.

Просто ждал, когда его позовут на помощь.

А до тех пор он был обычным одиннадцатилетним мальчишкой, видящим суматошные и бессвязные сны после целого дня, наполненного подготовкой к сложной контрольной и субботней экскурсии во Францию. И адский пёс мирно дремал в его ногах, не думая о том, как страстная мечта золотоволосого ребёнка о собаке лишила его власти и славы, подарив взамен – счастье быть любимым…

***

Причину, по которой циркачи носят своих змей на шее, как некий диковинный галстук, Азирафаэль понял очень скоро. Собственно, уже через пару десятков шагов. Понял и про себя мысленно взвыл, представив, как будет себя чувствовать к концу их пути. Даже если он окажется совсем недолгим. Кроули был тяжёлым. Нет, не так. Кроули был очень тяжёлым. Пожалуй, намного тяжелее, чем можно было подумать, глядя на него в его змеиной форме со стороны. Даже сейчас, уменьшившийся до без малого двух метров, он казался почти неподъёмным. Азирафаэль с ужасом представлял, что бы он делал, останься Кроули в своём обычном размере.

…и изо всех сил гнал от себя мысли о том, что на эту трансформацию его друг, возможно, потратил все оставшиеся силы. В нематериальном виде размер не имел никакого значения – но нематериальность сейчас была непозволительной роскошью. А физическая форма накладывала свои ограничения.

…Такие же тяжёлые, как тяжёлое неподвижное тело, безвольно свернувшееся у ангела за пазухой. Кроули сейчас был совсем небольшим. Его можно было поднять. Можно было нести, не падая под его весом. Можно было…

Для измученного, с трудом переставляющего ноги Азирафаэля даже двадцать килограмм, до которых уменьшился вес обычно поистине огромной рептилии, был почти непосилен. Сейчас, когда Кроули всей своей тяжестью безвольно лежал под его рубашкой, холодя кожу своей чуть шершавой чешуей, это ощущалось как никогда сильно. Азирафаэль только на миг рискнул убрать поддерживающие его руки – и едва успел вернуть их на место, когда наспех заправленная в брюки рубашка чуть было не выдернулась из-под ремня под нешуточным весом. Дальше он шёл, крепко прижимая неподвижное длинное тело друга к себе и старательно вглядываясь себе под ноги, боясь споткнуться и упасть вперёд.

Нет, он, конечно, не боялся раздавить Кроули. Наверное, даже сейчас вряд ли это убьёт его по-настоящему. Но… Нет, проверять Азирафаэль не желал. Тем более что ведь были ещё ожоги, о которых упоминал Кроули… Святые ожоги, как втайне боялся ангел. Иначе почему они не затянулись до сих пор? Или…

Он задумался, может ли демон обжечься в аду – он ведь, должно быть, спускался за ним вниз в ту могилу…

И тут же, отвлекшись, запнулся о незаметную в полумраке неровность пола, с приглушённым вскриком качнувшись вперёд. Сердце захолонуло, дёрнулось вверх. Он непроизвольно крепче прижал Кроули к себе, сделал один поспешный шаг, второй, третий… На четвёртом потерянное равновесие наконец удалось восстановить, и он, тяжело дыша, остановился, в панике прижимая болезненно зашипевшего змея к себе.

– О, мой Бог… Прости, дорогой, прости! – виновато прошептал он, вздрагивая пополам от запоздалого страха и острой жалости.

– Сссс… Что с-с-сл…члось?

Азирафаэль закусил губу. Голос Кроули был чудовищно слабым. Он заметно срывался от боли… И, что особенно напугало ангела, стал ещё более невнятным. Словно Кроули стоило труда огромного труда пользоваться человеческой речью – а ведь даже в сорок первом, когда он был вынужден сменить форму, чтобы сбросить сожжёную почти до костей кожу и после на целый месяц впал в спячку в его магазине, он говорил внятно.

– Ох, дорогой мой… прости, мне так жаль… – беспомощно повторил он, против воли осторожно поглаживая неподвижное змеиное тело сквозь рубашку. – Не волнуйся, я всего лишь споткнулся. Я постараюсь не трясти тебя больше.

В ответ донеслось только измученное шипение. Кроули слабо шевельнулся; Азирафаэль почувствовал короткую болезненную дрожь, прокатившуюся по длинному телу. А змей уже замер вновь, тяжело, едва слышно дыша. Ангел подождал ещё полминуты. Потом, поняв, что ответа не будет, последний раз осторожно провёл ладонью по тому, что, как ему казалось, было головой Кроули и, стараясь двигаться как можно ровнее, вновь заспешил вдоль указывающей путь едва заметной нити.

…Тяжелее всего было не сбавлять шаг. Идти, переставлять ноги, одну за другой, раз за разом, раз за разом… Уже через две сотни метров он почувствовал, что начинает задыхаться от слишком быстрой ходьбы. Ещё через несколько минут начали мелко подрагивать от напряжения ноги. Руки, которыми он даже шевельнуть не решался, чтобы не потревожить впавшего в тяжёлую дрёму Кроули, затекли уже давно и теперь медленно начинали отниматься. А слабо мерцающая алая струйка указателя знай текла себе вперёд, не спеша заканчиваться, и Азирафаэль с ужасом ловил себя на мысли о том, что будет, если до спасительного портала осталось пара десятков – или сотен – километров?

О сбежавшем перепуганном демоне он старался просто не вспоминать. В конце концов, предотвратить их обнаружение он был бессилен. Но, возможно, они ещё успеют выбраться на Землю до того, как облаву перебросят на Третий Круг…

Спустя ещё пару сотен шагов Азирафаэль был вынужден остановиться, осторожно опуститься на колени и поудобнее перехватить постепенно выскальзывающего из его рук Кроули. А потом – ещё раз, и ещё… Немеющим от усталости рукам всё труднее было удерживать тяжёлое змеиное тело. В первый раз Кроули проснулся и, встревоженно дёрнувшись, попытался высунуть голову. Впрочем, почти тут же оценил ситуацию и с облегчённым полустоном-полушипением свернулся на его руках. Во второй раз – только слабо вздрогнул, мгновенно успокоившись от его тихого «Всё хорошо, дорогой…» В третий – даже не шевельнулся. И Азирафаэлю стоило огромного труда заставить себя убрать руку, не тревожить друга своим глупым, ненужным желанием нащупать на мягком горле пульс. Кроули был жив, он чувствовал это. У него отняли только силу, не суть, он заметил бы, если бы сознание Кроули ушло из этой физической оболочки.

…По крайней мере, Азирафаэль очень на это надеялся.

На большее у него уже просто не было сил. Он должен был идти. Шаг левой ногой. Шаг правой. И снова – левой. Переступить корявый наплыв на полу – осторожно, ещё осторожнее… Короткий взгляд вперёд, вдоль едва заметной указующей нити. И вновь – шаг левой ногой. Шаг правой…

Сотня шагов. Две. Тысяча…

А потом всё закончилось.

Азирафаэль, непроизвольно споткнувшись, остановился и непонимающе закрутил головой, пытаясь понять, что происходит. Он точно помнил, что коридор впереди был достаточно длинный, не меньше сотни шагов. Настолько длинный, что скорее просто таял в полумраке, нежели скрывался за поворотом, смутно различимым вдали.

…Точнее, таким он был полминуты назад, когда он в последний раз поднял голову, намечая путь на следующие несколько десятков шагов. Теперь же в нескольких метрах впереди была стена. Глухая, багрово-серая, шершавая… обычная.