Текст книги "Вопреки судьбе (СИ)"

Автор книги: Екатерина Попова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Глава 30

– Что это? – холодно спросила Вельзевул, с брезгливостью глядя на плоский предмет, который двумя пальцами, как что-то на редкость противное, держал бесёнок из прислуги. Дагон, чей доклад был прерван его появлением, бросала на бесёнка многообещающие взгляды, и тот под ними ёжился, словно от ощущения ледяных капель за шиворотом. Впрочем, почему «как»? Дагон всегда, ещё до Падения, больше всего интересовалась водными массивами, и даже сейчас, уже несколько тысяч лет занимая пост герцога Ада, не пожелала менять свой подводный грот на дне Марианской впадины на что-то более подходящее статусу. Устроить провинившемуся холодный душ (или даже целый водопад, который прольётся на виновную голову и больше ни на кого), для неё – не проблема.

– Я спросила, что это! – повысив голос, с тихим бешенством повторила Вельзевул, поскольку бесёнок, вместо того чтобы нормально отрапортовать, что-то испуганно пробормотал себе под нос, вжав голову в плечи. – Отвечай, пока я не превратила и тебя, и эту мерзззость в плесень!

Словно подтверждая озвученную характеристику, предмет вновь мелко завибрировал, заставив бесёнка вздрогнуть, а Дагон – благоразумно попятиться назад, и под низкими сводами троннога зала разнеслись отвратительные звуки «Аве Мария». Бесёнок посмотрел на предмет с настоящим отчаянием, и, обречённо подняв голову на Вельзевул, с запинкой отрапортовал:

– Люди н-называют это телефон, лорд В-вельзевул…

– Вижу, что не радио! Откуда он взялся? У Кроули отобрали? Почему мне не доложили сразу?

С достижениями человеческой техники Вельзевул была знакома и, хотя не испытывала восторга предателя-Кроули перед этими предметами, осознавала необходимость учитывать их при общении со смертными. Вопрос в том, что ультрасовременный гаджет делал здесь, внизу, если практически никто из демонов, кроме отступника, не стремился окружить себя этими человеческими игрушками? Это открывало интересные перспективы…

Однако бесёнок, опровергая её предположения, поспешно помотал головой:

– Изъято у п-пленного ангела. Что п-прикажете делать с ним?

Музыка продолжала надрываться. Вельзевул поморщилась.

– Для начала зззаткни его!

Бесёнок беспомощно уставился на продолжающий верещать и вибрировать предмет, и на мордочке его отразилось такое отчаяние, что Вельзевул, с трудом подавив очередной приступ раздражения, мысленно плюнула и просто прищёлкнула пальцами, ставя полог молчания. В зале воцарилась долгожданная тишина.

А Вельзевул, хищно улыбнувшись, с удовлетворением откинулась на неудобную спинку трона. А ведь перспективы и впрямь открываются… дьявольски широкие. Пожалуй, всё даже лучше, чем она надеялась.

Бесёнок и Дагон ждали, почтительно глядя на неё. Дагон нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, и на её покрытом мелкой чешуёй лице отчётливо было видны досада на неожиданную помеху и нетерпение. Ничтожество. Даже герцоги не видят дальше собственного носа, и при этом даже учиться этому не желают. Проклятый Кроули, надо же ему было взбрыкнуть именно сейчас, когда ей так нужен кто-то быстро соображающий и не зашоренный всей этой адской мишурой! Вот уж от кого она не ожидала подобной пакости с подменой Антихриста. Хастур был тугодумом, но, по-крайней мере, всегда был достаточно умён в житейских вопросах. А Лигура и Кроули Вельзевул давно привыкла считать своей главной опорой во всех делах, требующих хитрости и остроумных решений. И вот теперь двое мертвы, а третьего придётся пустить в расход, как только удастся выковырять из его очередного убежища. И что теперь ей делать с этим скопищем недоумков, которые даже простейших выводов сделать не могут?

– Дагон, я меняю твоё ззззадание, – раздражённо бросила лорд, с досадой косясь на недоумённо вытянувшееся лицо подчинённого. – Зззабери телефон, выясни, кто пытался звонить ангелу, какой у этого смертного статус по нашей базззе, чем он связан с Аззззирафаэлем. И быстрее!

– Но лорд Вельзевул, портал…

О, Сатана, почему её не расплавили вместо Хастура?!

«Кроули, ты ответишь мне за это», – мысленно пообещала себе лорд Ада.

– Я найду, кому поручить определение точки выхода! – сквозь зубы процедила она вслух, с трудом сдерживаясь, чтобы не развоплотить разом и Дагон, и испуганно втягивающего голову в плечи бесёнка. Мелкому недоумку хотя бы хватает ума понять, что повелитель в бешенстве. Переведя глаза на осёкшуюся Дагон, она поймала её взгляд и не отпускала, пока выражение недоумение окончательно не стёрлось с её невыразительного лица, смытое запоздалым страхом. И лишь тогда тихо, почти ласково, напомнила:

– Я жжжду отчёта о владельце телефона через час, Дагон.

Дагон невольно передёрнулась – что ж, по крайней мере, распознать угрозу в её голосе у неё ума хватило – и, раболепно поклонившись, исчезла вместе с телефоном.

Бесёнок, воспользовавшись тем, что на него пока что не смотрят, постарался незаметно скрыться из зала; Вельзевул почти собралась было остановить его и припахать к работе, раз уж у него не хватило ума и удачливости не попадаться начальству на глаза в такой момент. Но потом, подумав, махнула рукой. Если уж всё равно придётся пополнять свиту, то стоит посмотреть на тех, кто сейчас оказался достаточно догадлив, чтобы найти себе достаточно уважительную причину оказаться как можно дальше от тронного зала.

…Кажется, Кроули прикармливал кого-то из мелких демонов с верхних Кругов. Возможно, хотя бы среди них окажется кто-то, понимающий, что средние века давно закончились.

***

В небольшой квартире-студии, заваленной недописанными картинами, пустыми банками из-под краски и газетными обрывками, молодая художница раздражённо швырнула смартфон на постель и нервно запустила руки в волосы. Волосам к таким жестам было, по всему видно, не привыкать; вряд ли живописному вороньему гнезду, в которое давно превратилось короткое каре, что-то уже могло повредить.

– Чёрт, – расстроенно пробормотала она, мрачно сверля взглядом на молчащий телефон.

– Мрррыу? – подняла голову растянувшаяся на низком пуфике сиамская кошка.

– Не тебе, – отмахнулась девушка. Помедлив минуту, она порывисто прошлась по комнате. Попавшуюся под ноги пустую банку не глядя отпихнула в сторону. Тихо чертыхаясь, сгребла вместе четыре пустых кружки, небрежно сгрузив их на подоконник, и без того напоминающий склад после бомбёжки. Подошла было к мольберту… Но почти тут же, скривившись, раздражённо швырнула кисть обратно на палитру и, закатив глаза, со злым стоном рухнула на диван. Раскинула руки, разглядывая разрисованный под ночное небо потолок.

– Только попробуй сказать, что меня опять кинули, – мрачно пригрозила она, скосив глаза на кошку. Та, понятное дело, не ответила, вместо этого флегматично свернувшись обратно в клубок.

Какое-то время в квартире стояла тишина. Только тикали громко часы над кроватью, да сонно мурчала пятнистая сиамка. Но долго находиться в неподвижности хозяйка квартиры, похоже, не умела. Уже через минуту она со вздохом сложила руки на груди, на миг став похожей на обиженную, невыспавшуюся Белоснежку. Потом, тяжело вздохнув, схватила телефон, привычно набирая один из контактов. И вновь замерла, зажав его в ладони и мрачно разглядывая стилизованный под Ван Гога потолок.

Минуту спустя светящийся экран смартфона мигнул и погас. Так и не надумав звонить, девушка мрачно швырнула его рядом с собой и, закинув руки за голову, закрыла глаза. Выглядела она скорее растерянно, чем обиженно, и если и была чем-то похожа на «вновь кинутую», то разве что полным отсутствием в квартире кого-либо, кроме равнодушной ко всему кошки.

Зазвонивший смартфон заставил её подскочить и, посветлев лицом, схватиться за телефон. Но почти тут же выражение её скисло, превратившись в досадливую гримасу.

– Ну что опять? – недовольно пробормотала себе под нос она, с неохотой нажимая на приём. Женский голос в трубке что-то взволнованно спросил. – Я сказала, доброе утро! Мама, я же просила не звонить мне в такое время! Я только что легла спать! Что? Да, именно, спала, не выдумывай!

Голос в трубке стал ещё более недоверчивым. Девушка озадаченно отвела трубку, разглядывая её с каким-то обиженным удивлением.

– Погоди, ты что, за мной следишь? Откуда ты знаешь… А, я поняла, опять Дженис, я так и знала, что она не из простого альтруизма вызвалась подвезти меня домой! Нет, я никого не ждала. Да, именно, просто гуляла. Мам, да оставь ты меня в покое! Ты что, пьяна?! Не влюбилась я, он просто друг!

Рывком опустив телефон, она зажала микрофон рукой и негромко, но с чувством произнесла несколько фраз, больше подходящих портовому грузчику, нежели худой до прозрачности девушке с одухотворённым выражением лица. Переведя дыхание, она вновь подняла телефон к уху и произнесла уже спокойно, холодно цедя сквозь зубы:

– Да вы все охренели со своими идеями! Ты вообще нормальная? Аааа, так это папа? Ну-ка дай ему трубку! Ну ладно, тогда я ему сама потом позвоню. Вы побесились, что ли, все? Ему за сорок, он не в моём вкусе и, по-моему, вообще гей! Мы просто… О, господи, да отстань ты от меня! Не пришёл и чёрт с ним, не слишком-то и хотелось! Нет, мама, я спокойна, это ты истеришь. Нет, писать не буду. И звонить тоже. Да, уверена. А теперь можно мне всё-таки лечь спать?!

Голос в трубке ещё что-то продолжал спрашивать, но девушка уже злым жестом ткнула на кнопку сброса и, со злостью швырнув смартфон рядом с собой, закрыла лицо ладонями.

Потревоженная громким разговором кошка настороженно приподняла голову, сверля хозяйку немигающим взглядом. Потом, запрыгнув на постель, забралась на грудь девушке и, громко мурлыча, принялась слабо покусывать её за подбородок.

Девушка со вздохом опустила одну руку. Вяло почесала питомицу за ухом, поморщилась от слишком «нежного» укуса и, оттолкнув мордочку кошки от лица, принялась гладить её уже активнее.

– До-ста-ли, – тихо, по слогам произнесла она. Сиамка, блаженно жмурящая голубые глаза, согласно мурлыкнула.

***

Что может быть проще для ангела, чем одарить страждущего исцеляющей силой небесной Любви? Ангелы состоят из любви – из неё и веры. Это их естество, их глубинная суть. Они просто не способны не делиться ею. В каждом благословении, в каждой крупице силы, направленной на что либо, есть отсвет этого божественного чувства. Даже карая, ангелы осеняют подлежащего наказанию нечестивца ею. Скорбя о заблудшей душе, а не теша свою ненависть.

…Сейчас же Азирафаэлю нужно было отдать только согревающее золото любви. Только его. Не ослепляющий огонь Благодати.

И в этом-то и была основная сложность. Любовь – это и есть Благодать, разве нет? Ангелы сохранили этот свет, в то время как демоны отреклись от него – и Пали. Как он сможет изъять из собственной силы то, что составляет самую её суть?.. Выхолостить, разъять на составляющие, сохранив при этом то, ради чего он собирался её призвать?

Ещё вчера он сказал бы, что это невозможно.

…Но вчера ещё не было того невыносимо-бесконечного пути сквозь стены Преисподней и мягкого сияния их с Кроули общей силы. Вчера ещё не было чёрных крыльев, заслоняющих его от удушающего ветра Скверны. Спасительного тепла окутывающего его океана заботы и любви, целительного, всепоглощающего, бескорыстного океана, который не мог, не способен был, как всегда считалось, исходить от демона – не было.

Вчера он не стал бы даже пытаться, боясь обжечь своего друга вместо того, чтобы спасти его. В конце концов, обычного исцеления достаточно, оно не имеет цвета, не способно спалить проклятый прах демонической плоти божественным светом.

Вчера он просто смирился бы с ситуацией, как смирился с нею полвека назад, радуясь уже тому, что ожоги не поднялись выше ступней, а значит, нескольких дней терпеливых усилий хватит, чтобы превратить их в лёгкие зудящие потёртости на коже, которые легко сойдут при первой же змеиной линьке.

Вчера…

Вчера осталось позади. Сегодня Азирафаэль знал, что может помочь. Сразу. Не растягивая исцеление на долгие мучительные недели, не ограничиваясь облегчением боли…

Он медленно закрыл глаза, отстранясь от струящих Благодать стен, от холода раннего весеннего утра, от тревожных, немигающих глаз Кроули…

И осторожно, с мучительной щемящей нежностью заново осознавая, какие страдания перенёс его друг, чтобы спасти его, послал к воспалённой обугленной чешуе лёгкую волну исцеляющей силы.

Кроули слабо вздрогнул и издал долгое, прерывистое шипение.

– Больно? – испуганно закаменел ангел. Он не почувствовал никакого ущерба: сила текла легко, беспрепятственно, буквально лаская израненную плоть. Но так было для него. А для Кроули…

Змей вяло качнул головой; раздвоенный язык выстрелил изо рта и вновь спрятался.

– Хорошшшо… Продолжай.

Азирафаэль облегчённо выдохнул. Он и сам не заметил, как напрягся, в ужасе ожидая увидеть, что своими усилиями принёс Кроули новую муку…

Руки вдруг мелко задрожали, и ангел, слабо всхлипнув, часто заморгал, чувствуя, как вдруг против воли влажнеют ресницы. Последние дни совершенно вымотали его – не столько даже в телесном, сколько в душевном плане. Если бы снова оказалось, что его благие намерения обернулись для его бедного друга новой болью…

Азирафаэль устало опустил веки и с усилием выпустил воздух сквозь плотно сжатые губы, пытаясь вернуть себе самообладание.

…А Кроули, с долгим вздохом опустив голову, уже расслабленно вытянулся почти во всю длину и смежил кожистые веки. И Азирафаэль лишь сейчас, ощущая, как размягчаются спазмированные мышцы под ладонью, запоздало понял, насколько напряжён был демон всё это время.

Он сглотнул. И мысленно пообещал себе, что отныне – никакой боли. Никаких растянутых на много дней сеансов лечения и тщательно дозированного ангельского участия. Теперь – можно.

…Теперь – подлостью, недопустимым эгоизмом было бы всё иное.

– Потерпи немного, дорогой мой… – стараясь говорить ровно и всё равно слыша, как против воли срывается голос, прошептал Азирафаэль. Кроули лениво моргнул. И слабо шевельнулся, без возражений подставляя сожжённое до чёрно-красной, сочащейся сукровицей корки брюхо под исцеляющие руки.

А Азирафаэль, с невольным облегчением выдыхая, уже без страха послал к пальцам новую порцию сил. И минуту спустя с радостью увидел, как почти на глазах бледнеет и затягивается здоровой плотью оплавленная глубокая рана. Кроули вновь тихо зашипел – на этот раз с настолько блаженными интонациями, что ангел против воли заулыбался и поспешно пригасил эту улыбку, представляя, как ощетинится Кроули, если вздумает открыть глаза. И потянулся к следующему, более глубокому ожогу. На этот раз уже безо всяких сомнений.

Потянулся – и закусил губу. Здесь чешуя сгорела не полностью. К сожалению. Оплавленные ороговевшие пластины глубоко впились в воспалённые мышцы, царапая и без того буквально расползающиеся от малейшего прикосновения ткани и наверняка причиняя змею нешуточные страдания.

Он заколебался. Возможно, стоило взяться сперва за другие раны, а к этой вернуться потом, когда Кроули уже будет чувствовать себя не таким измученным…

Но ведь любое движение и дальше будет задевать эту обгорелую заусеницу, и каждый раз, когда Кроули придётся шевелиться, он будет испытывать боль. Испытывал её – всё то время, что скрывал тяжесть полученных ран, делая вид, что всё в порядке.

…И Азирафаэлю до дурноты хотелось верить, что все эти жуткие ожоги получены уже после возвращения из Ада. Потому что иначе жестокий вопрос «чего Кроули стоило моё спасение» просто терял свой смысл, превращаясь в грозящий настоящим безумием безжалостный приговор. Потому что невозможно – ходить, бегать, летать с обожжёнными до живой плоти ногами.

Невозможно ведь?..

– Потерпи немного, дорогой мой… – с острой жалостью пробормотал Азирафаэль, решаясь. – Я постараюсь не причинять тебе боли…

Змей неохотно открыл глаза. Посмотрел на него – мутным, безразличным – смертельно усталым, как вновь с болезненным уколом осознал Азирафаэль, взглядом. И слабо мотнул головой.

– Делай, что сссчитаешь нужным, ангел. Не ссстрашно…

Азирафаэль сглотнул. И, внутренне сжимаясь от одной мысли о том, что должен будет сейчас сделать, осторожно взялся пальцами за обугленный край криво торчащей чешуйки. Бережно окутал повреждённое место согревающим золотом целительной силы, стараясь если не убрать боль полностью, то хотя бы немного приглушить её. И быстро, не давая ни себе, ни Кроули времени передумать, потянул её на себя.

– Хс-с-с-с-с!

Кроули дёрнулся, болезненно скручиваясь и непроизвольно отшатываясь назад. Вскинул голову, дико тараща на него глаза.

– Прости, дорогой… – удручённо пробормотал ангел. И поспешно накрыл вновь начавшую кровоточить рану ладонью, посылая в израненный организм новую порцию силы. Кроули, содрогнувшись, покосился на окровавленную черную чешуйку в его руке. Азирафаэль перевёл на неё взгляд и, опомнившись, разжал пальцы.

Кроули проводил чешуйку мрачным взглядом пульсирующих жёлтых глаз. Но буквально через несколько секунд потерял к ней интерес и, облегчённо вздохнув, вновь измученно опустил узкую голову на фанеру. Азирафаэль чувствовал, как неохотно, с трудом пробиваются лучи энергии сквозь повреждённые ткани. Совсем не так, как на предыдущем неглубоком ожоге. И ангел не мог отрешиться от неуместной, пугающей мысли: если бы эти раны были глубже… Если бы эти ожоги нанесли не церковные камни, а святая вода…

Хватило бы ему сил, чтобы исцелить их? Хватило бы времени?

И он до болезненно нутряного озноба был рад, что искать этот ответ на практике нет нужды.

Несколько минут и десяток почти полностью исцелённых ожогов спустя Азирафаэль с неудовольствием был вынужден признаться себе, что переоценил свои силы. Низ тела Кроули больше не напоминал забытый над огнём бифштекс, однако и у самого ангела мелко тряслись руки, а в голове медленно разрасталась противная обморочная лёгкость. Неприятное тянущее ощущение в спине, к которому он за последние часы в Аду успел притерпеться и постепенно просто перестал замечать, перешло сперва в болезненное жжение, а потом остатки искалеченных крыльев начали ныть, отдаваясь противной тяжестью между лопатками. Нельзя сказать, что боль была особо сильной; по сравнению с тем, что ему пришлось перенести внизу, подобные мелочи просто не стоили отдельного упоминания. Азирафаэль старался не обращать внимание на усиливающийся дискомфорт, полностью сосредоточившись на Кроули, которому явно было намного хуже. Но ощущения были далеки от приятных. А главное, он с тревогой чувствовал, что ему всё труднее направлять собственные, стремительно тающие, силы вовне своей сущности.

Между тем до полноценного исцеления Кроули было ещё очень, очень далеко. Ещё после первых трёх ран Азирафаэль, спохватившись, принялся действовать более осторожно, экономно расходуя собственные силы, которые плен и последующий выматывающий путь через Ад вычерпали почти до дна. Теперь, сняв боль и поверхностно залечив ожог, он переходил к следующему повреждённому участку, разумно рассудив, что лучше Кроули будет немного неудобно шевелиться из-за двух дюжин наполовину заживших ран, чем чудовищно больно из-за одной – но открытой и глубокой.

…Тем более что открытыми и глубокими были все почти без исключения. Разве что глубина этих чудовищных отметин была разной… Какие-то из них казались поджившими, схватившиеся грубой коркой, и лишь потом опалёнными заново. Другие же…

Другие выглядели настолько свежими, что Азирафаэль, с трудом сглатывая болезненный комок в горле, то и дело косился взглядом на гладкий каменный пол, невольно пытаясь найти на его равнодушной белизне следы крови и обугленной чешуи. Тщетно, конечно. Все частицы демонической плоти, попавшие на пропитанную Благодатью землю, давно уже стали пеплом и растаяли без следа.

Но можно подумать, от этого было легче…

– «И будешь ты ползать на животе…», – удручённо пробормотал Азирафаэль себе под нос, с состраданием проводя подрагивающей от всевозрастающей слабости ладонью над особо неприятным ожогом. Неуютно повёл плечами, пытаясь справиться с тянущей болью между лопатками. Помогло слабо.

Кроули лениво дёрнул головой. Приоткрыл глаза, неохотно выныривая из полудрёмы.

– Дурацкая фраза… – пробормотал он. – Ссссловно до той неудачной шшшутки ссс яблоком я на чём-то другом ползал…

Ангел вздохнул.

– Это просто легенда, дорогой мой, – устало возразил он, понимая, что вновь ввязался в успевший надоесть за шесть тысячелетий спор.

– Глупая легенда, – упрямо прошипел змей. – Можно решшшить, что я получил это тело в наказание. Оссскорбительно! Я сссам его выбрал, быть змеёй круто!

– Не сомневаюсь, Кроули. И всё-таки, согласись, у этого тела есть свои недостатки.

– Можно подумать, что у человечессской формы их нет… – не желая сдаваться, огрызнулся демон. Но Азирафаэль уже чувствовал, что спорит тот из чистого упрямства. Голос его становился всё замедленнее, все невнятнее. И ангел с облегчением осознал, что стихающая боль, должно быть, усыпляет его, заставляет расслабиться теперь уже по-настоящему.

Он слабо улыбнулся. И мысленно пообещал себе больше не тревожить Кроули, даже если он заснёт по-настоящему.

Но исполнить это намерение не удалось. Несколько минут спустя он, обессиленно опустив руки, перевёл дыхание. И, смаргивая кружащие перед глазами чёрные точки, потряс головой. Определённо, он переоценил свои возможности. Силы, ещё несколько минут буквально бурлящие в его истинной сущности, таяли стремительно и неумолимо. Тупое давление между лопатками сменилось тянущей, муторной болью; он почти чувствовал, как вздрагивают от прокатывающихся спазмов не существующие на физическом плане крылья.

В голове что-то начало опасно кружиться. Азирафаэль сморгнул. Но, вместо чтобы прекратить измываться над собой, упрямо провёл подрагивающей ладонью над телом Кроули, не желая оставлять его страдать от боли.

И, вздрогнув, замер. Склонился ещё чуть ниже, пытаясь, не ворочая неповоротливое змеиное тело, разглядеть его спину.

Прерывисто вздохнул и, отшатнувлись, закусил губу. Нет. Не показалось.

– Господи, Кроули, как ты мог обжечь спину? – вздрагивая от жалости, пробормотал он. Пальцы его уже осторожно двигались над самым глубоким, тянущимся вдоль хребта ожогом. В голове, словно по волшебству, прояснилось, и даже навалившаяся усталось вдруг притихла, отступила в сторону, смытая острой волной сочувствия. Сочувствия – и гнева: на Ад, на демонов, на Кроули, ухитрившегося где-то прислониться к освящённой поверхности…

На себя, заметившего этот, наверняка очень болезненный, ожог лишь сейчас.

Кроули, просыпаясь, неохотно шевельнул головой. Глаза его были полуприкрыты, и Азирафаэль не мог отрешиться от мысли, что настрадавшийся змей жмурится от удовольствия.

– Не бери в голову… – пробормотал он расслабленно. – Просссто ссспоткнулся.

Ангел сглотнул. Он мог представить, насколько это должно было быть больно.

О да. Теперь – мог.

Теперь, когда испытал на себе жесткость адского огня…

Ему очень не хотелось вспоминать те бесконечные минуты в раскалённой могиле. И ещё меньше – то, что сделал с его крыльями Хастур.

…Представлять, какие страдания испытал и всё ещё продолжал испытывать Кроули, было почему-то даже страшнее. По крайней мере, его собственная пытка уже закончилась. Почти.

«Ещё немного», – мысленно пообещал он себе, словно уговаривая себя. Руки тряслись уже так, что сложно было держать их над обожжённой кожей, не прикасаясь. Когда же в последний раз он чувствовал себя настолько измученным?.. Кажется, как раз во время последней вспышки чумы… Да, точно. Даже во время обеих мировых войн ему не приходилось выматываться до такой степени, что перед глазами начинала колебаться опасная красноватая муть.

Ещё немного. Хотя бы – просто снять боль с вот этого ожога… И хоть немного стянуть вот эту сочащуюся сукровицей рану… И…

Он упрямо тряхнул головой и сморгнул, отгоняя от глаз обморочную муть. И закусил губу, пробегая взглядом по расслабленно вытянувшемуся телу Кроули. По крайней мере, боль явно стихла настолько, что не мешала ему задремать. Наверное, это тоже хорошо…

Он обязательно справится с остальным. Только немного отдохнёт…

Но для начала – уберёт этот ужасный ожог на боку…

– Как ты, дорогой мой?.. – изо всех сил стараясь говорить ровно, пробормотал он. Кроули слабо шевельнул головой.

– Хорошшшо… – сонно, невнятно откликнулся он. – Сссспасибо, ангел…

Азирафаэль сморгнул упрямые слёзы. Да, вот этот ожог – и всё, остальное сможет подождать ещё полчаса… Или час.

– Тише, тише, не просыпайся… – поспешно пробормотал он, осторожно сводя вместе края раны и заращивая их свежим слоем чешуйчатой кожи. – Боюсь, я не справлюсь сейчас со всем сразу… Тебе придётся потерпеть ещё немного, дорогой…

Кроули вяло дёрнул головой.

– Я не ссссплю, ангел, даже и не думай… Просссто жду, когда ты наиграешься в сссвятого Пантелеймона…

Голос его при этом был таким расслабленным, что Азирафаэль буквально расплылся в невольной улыбке, чувствуя, как распирает грудь чувство всеобъемлющего умиления.

Потом Кроули, должно быть, что-то понял, и по телу прошла едва заметная волна напряжения. Он приподнял голову, открывая мутные глаза, и с тревогой уставился на пошатывающегося от усталости Азирафаэля.

Тихо испуганно зашипел. Азирафаэль невольно задумался, насколько же он жалко выглядит, что Кроули, бедняга, аж отшатнулся.

– Ты что тут уссстроил, чёртов идиот?.. – раздражённо прошипел Кроули, не отводя от него взгляда. И с трудом, явно буквально заставляя себя шевелиться, подтянул к себе длинное тело, скручиваясь в плотный клубок. – Сссдохнуть захотелосссь?

Ангел тяжело вздохнул.

– Ох, Кроули… – пробормотал он, неохотно убирая повисшую в воздухе руку. – Что ты такое выдумываешь, дорогой мой… Я просто немного… устал, не больше.

Посмотрел на скептически сощурившегося змея (выглядело это, к слову, жутковато), и обиженно добавил:

– Да, именно немного, Кроули! Уверяю тебя, я знаю пределы собственных сил! И потом, ты перебил меня. Я как раз хотел сказать, что буду вынужден сделать небольшой перерыв, прежде чем… прежде чем долечить тебя окончательно.

Змей пренебрежительно зашипел. А Азирафаэль, с лёгким чувством вины, поймал себя на мысли, что рад упрямству друга. Кажется, он и впрямь… немного не расчитал своих возможностей. Но он обязательно, как только немного отдохнёт…

Голова вдруг опасно поплыла в сторону, и ангел, испуганно вздохнув, поспешно опёрся рукой о пол. С болью увидел, как дёрнулся к нему Кроули. И поспешно замотал головой, рискуя окончательно потерять равновесие.

– В… всё хорошо, дорогой! Извини, мне, кажется… не очень хорошо… Ты ведь не будешь против, если я полежу тут… немного?..

Он сам слышал, как подрагивает и теряет внятность его голос, и на миг испугался, что, кажется, надорвался.

Как сквозь слой ваты, услышал нервное, сдавленное шипение Кроули, его испуганный голос… Белый, затянутый паутиной потолок вдруг качнулся перед глазами, резко поплыл куда-то в сторону и вниз…

Потом перед глазами потемнело окончательно. Мягко толкнул в спину чудесно удобный, ласкающий искрящейся святостью каменный пол…

– Ангел! Асссирафаэль, очнисссь! Ты слышишшшь меня? Асс…

Азирафаэль хотел ответить, что да, слышит, всё в порядке, ему просто нужно немного полежать… Но все тело вдруг налилось свинцом, и даже языком шевельнуть вдруг стало – непосильным трудом. Сбоку донеслось испуганное змеиное шипение и шорох чешуи по фанере. Он через силу приоткрыл рот, пытаясь заставить себя говорить…

Вместо слов с губ сорвался только слабый бессвязный вздох. Да что с ним?! Не так уж и сильно он устал, подумаешь, небольшой перерасход энергии!

А миг спустя Азирафаэль понял, что ему стоило вовсе молчать. Кроули зашипел – громко, отчаянно. На грудь вдруг навалилась тяжесть, скользнула по коже прохладная чешуя…

А потом сквозь ватную одурь полуобморока вдруг хлынула, смывая усталось, волна согревающего света. Он потрясённо вздохнул, на миг буквально оглушённый ею… И, чувствуя, как стремительно тает перед глазами мутная пелена, в ужасе дёрнулся, вцепляясь в сжавшегося у него на груди змея обеими руками.

– Кроули, нет! Что ты делаешь!

Он чудовищным усилием открыл глаза – с трудом, борясь с непослушными, так и норовящими вновь опуститься веками и, в панике прижимая к себе змея, рывком сел. Змей рваным движением обвился вокруг его руки, упираясь узкой головой ему в подбородком, и что-то зло прошипел.

И это определённо не было согласием.

– Хватит! Кроули, пожалуйста, уже достаточно, не нужно больше! – чувствуя, как захлёстывает паника, взмолился он. Волна силы, вливающаяся в него, утихла, но он всё ещё ощущал её слабые ручейки, текущие к нему от Кроули. – О, ради Бога, дорогой мой, прекрати! Со мной уже всё хорошо, ну же!

Змей замер. Отстранился, крупно вздрагивая всем телом и настороженно глядя ему в лицо мутными глазами. А потом, измученно прошипев что-то, без сил обвис в его руках. Азирафаэль только и успел, что поспешно подхватить безвольно соскользнувший с его колен хвост, чтобы тот не коснулся пола.

Горло перехватило вдруг мучительным спазмом, и ангел, резко зажмурившись, судорожно вздохнул, изо всех сил пытаясь удержать вскипевшие на глазах слёзы. Нет. Нет, нет, пожалуйста, ну зачем так… Какой же он глупец, слепой глупец…

И он ещё пытался угадать, откуда взялись особенно глубокие, совсем свежие ожоги?..

– Ох, дорогой мой… – беспомощно прошептал он, с трудом сглатывая и слыша, как против воли срывается собственный голос. Он прерывисто вздохнул, пытаясь сказать… сказать… что-то. Что-то, что могло бы облечь словами буквально разрывающие его грудь эмоции. Что-то, что Кроули обязательно нужно было услышать…

Слов не было. Болело сердце, о, как же оно болело… Лишь сейчас Азирафаэль запоздало понял, что эти минуты (или часы?), что он мирно спал в наполненном Благодатью склепе, для Кроули превратились в вечность в самом глубоком кругу Ада. Без преувеличений. Он даже не задался вопросом, что происходило между моментом, когда он услышал прощальное «спи» и погрузился в блаженный сон, до того мига, когда открыл глаза, пробуждаясь в тепле и свете святого места. Что чувствововал Кроули всё это время. Что он успел передумать, дожидаясь его возвращения… в сознание? Или к жизни?

…Что он успел сделать, чтобы исцелить его от адского холода, Скверны – и, возможно, собственного яда? Сколько энергии отдать, пока он был без сознания и не способен был даже ощутить этих спасительных усилий?..

Азирафаэль осторожно сдвинул дрожащую руку и мягко, с мучительным сочувствием и буквально разрывающим грудь чувством вины, погладил безвольно лежащую на его предплечье треугольную голову.