Текст книги "Дети Мира"
Автор книги: Екатерина Пекур
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Он не запирался. А вот ключ во входной двери был скрипучим и тугим, как клин в заднице, Боги мне помогите.
Я открыла двери и ступила на порожек. Адди погрузился в ночь. Повесив сумку через плечо, я замерла в секундной оторопи – я же и впрямь хочу это сделать! Лететь самой, без никого. А я вообще смогу?! Меня почему-то страшил именно миг шагания в темноту, с твёрдой бетонной поверхности плиты…
Время идёт.
Знаете, что нередко помогает врачам? Вы думаете, мы не боимся? Думаете, мы не брезгуем окунаться в дерьмо? Не устаём?
Мы всё это делаем.
Но мы не успеваем это осознать. Всё погребает великое чувство «надо». Это «надо» не имеет ничего общего с великими принципами гуманизма, жалостью или милосердием. Настоящий врач глубоко чужд всего этого. Более того, всё это мешает и, в конечном итоге, человек, озадаченный гуманизмом, милосердием или жалостью, становится кем угодно – только не врачом. Врачебное «надо» – это твёрдое отрезание лишнего. Того, что мешает пациенту жить – тревоги, грязи, болезни или её угрозы. Это принятие факта, что тебе следует действовать – или молниеносно, или быстро, или постепенно, но всегда сейчас – а отдыхать, фыркать или переживать мы будем потом. Это долг в чистом виде. Слепой и почти лишенный меркантильности – потому что человек (или человечество) страдает сейчас, а потом этого человека (или человечества) уже может не быть. То есть в конечном итоге мы всё-таки подходим к гуманизму и жалости – но совсем с другой стороны…
Я ненавидела свою работу – но я всё-таки была врачом. И пока я боялась ступить с порожка – я теряла время, и, может быть, теряла человека.
Сжав зубы, я бросилась в пустоту ночных улиц и растворилась в их причудливом лабиринте…
Башня милиции встретила меня тишиной, только в окнах первого этажа светился слабый свет. Наморщив нос, я проверила оба известных мне порожка, но все они были заперты изнутри. Вздохнув, я приземлилась у нижнего крыльца, тихо поднялась по ступеням и осторожно толкнула дверь.
Майко Серая Скала занимал своё обычное место за столом у лестницы. Его серые грустные глаза немедленно поднялись на меня. Я ступила в круг света от его настольной лампы. Взгляд Майко был ясным и внимательным, а сам он как-то мгновенно подобрался.
– Санда? – со своим забавным сильным акцентом спросил он, – Привет. Поздно уже… ты чего?
Майко был немножко удивлен, и даже, как мне показалось, на самом деле он был очень рад меня видеть. Но я ничего не отвечала, а он ведь и так понимал, в чём дело.
– Где он?
– Санда..? – тревожно уточнил Майко, пошевелившись на стуле, – Мы разве уже не решили этот вопрос на днях..?
– Мой друг! – прорычала я, – Где он? Что с ним случилось? Что натворил Даллин?!
Моргнув, бриз на миг глянул вверх по лестнице. На его лице мелькнуло слишком много чувств. Стыд, ярость и, пожалуй, какое-то внутренее, не рассудочное, но лишь эмоциональное, допущение, что Даллин всё-таки был прав…
– Он всё ещё у нас. Ты что, не знаешь? Совет принял решение…
– Знаю, что у вас! И мне плевать на Совет! Я не позволю его убить! Я его забираю!
Пригнувшись, как для броска, Майко встал из-за стола.
– Санда, – пробормотал Майко. Он выглядел… обескураженным, – Извини, но я должен тебя остановить. Ты разве не понимаешь, что он враг? Он же убил бы тебя, окажись вы в Низинах! Да ещё и как убил!
Говоря, он медленно, бочкСм, подходил ко мне.
– Мне всё равно – я друзей не бросаю!
Смущение на лице бриза достигло предела. Он явно не собирался останавливать меня силой, но простые, очевидные доводы пролетали мимо моих ушей.
– Санда, ещё полдела, что ты нарушаешь закон – не буду же я с тобой драться. Но ты идёшь против здравого смысла.
– Не подходи.
Мой голос напоминал тихое рычание. Майко замер, пристально глядя на меня – и неожиданно выбросил руки перед собой. Его глаза расширились.
– Не делай этого, – прошептал он, испуганно мотая головой, – Ты же не умеешь..!!!
Не делать чего? Что я не умею?! Но я не могла ждать. В ярости и отчаянии я бросилась на Майко с кулаками – хотя что я могла ему противоставить? – но в меня как Тень вошёл… Он схватил меня за талию, пытаясь сохранить дистанцию, но не успел – я с размаху ударила бриза по лицу и… что-то случилось. Со свистом вздохнув, Майко разжал руки и осел на пол. Взвизгнув, я отпрыгнула на шаг. Что это я сделала?! Я же просто хотела… остановить его, хоть на время! Боги, да что это со мной?!
Поборов короткое замешательство, я присела, быстро касаясь шеи Серой Скалы – жив. Без сознания. Ну и ладно. Я не хотела ему повредить! Только не Майко! Он хороший, он добрый, он просто… слишком честный. Но что бы это ни было – я пройду внутрь. Я сняла с пояса Майко жетон и нож в кожанном чехле – клинок длиннее ладони с чуть загнутым, сложным лезвием.
Сжав зубы, я побежала по лестнице.
Найти Каруна. Во чтобы то ни стало. Он должен быть ещё жив. Если его собираются казнить – это можно применить только к живому, правда? Уже знакомый мне коридор, поворот, ряд запертых дверей. Я металась среди пустых помещений, рыча от отчаяния. Он должен быть жив!!! Но когда я его увидела, я чётко осознала, что понятие жизни – очень растяжимое…
Жетон Майко разомкнул жёсткую «веревку» из гууда, сковывавшую запястье да Лигарры и кольцо возле пола. Он лежал на полу ничком, и дела его были из рук вон плохи.
– Карун, нет!!!
Мои пальцы скользили от крови. Как бы его поднять? Я не подниму его. Эффект прилипания, сказал Лак'ор. Чтобы оторвать Каруна от земли, мне требовалось столько же усилий, как я если бы я пыталась поднять его, на этой земле стоя. Для моих габаритов и его роста – нулевой вариант. Он был слишком тяжёлый, а ещё я даже наощупь определяла несколько переломов. Даллин. Скотина. Глаза б ему вырвать и дать сожрать… За что же он его так?! Нет, я понимала, за что, но моя голова отказывалась воспринимать то, что я видела…
– Вставай, пожалуйста, держись… Это я! Карун, не падаааай!
Я плакала и рычала от злости.
Каким-то чудом (хотя даже годы спустя не понимала – каким) я поставила его на ноги. Он висел на мне, колени у него подгибались, и он снова стекал вниз. Дыхание вырывалось из его горла отрывистыми хрипами.
– Пожалуйста, Карун, помоги мне. Если ты хоть чуточку меня слышишь… я не удержу тебя!
Ослабевшие пальцы на моей спине неожиданно сжались, сминая кофту. Очень вяло, но он хотя бы понимает. Это хорошо. Я поволокла его к порожку. Коридор, за угол, направо. Мне казалось, он вообще не сознаёт происходящее, в обмороке с открытыми глазами. Ему слишком больно. Как это вообще можно вынести?!
Замерев у порожка, я глубоко вздохнула. Сейчас я это сделаю. Сейчас. Боги, мой экзамен на Дар…
– Карун, – прошептала я ему на ухо, – Пожалуйста, если у тебя есть хоть капля самосохранения – держись за меня. Из последних сил, любой ценой. Я не отпущу тебя. Но помоги мне, умоляю! И не бойся, я рядом…
Судорожный вздох, клёкот в горле. Как ему худо, Боги… Он не понимает, нет. Неожиданно, вскинувшись, он обнял меня за шею, повис моих на плечах, уж как мог крепко с такими ранами…
С коротким вздохом я шагнула с порожка. Каруна на миг дёрнуло вниз, но ещё через долю мгновения мы были в воздухе.
Бежать из Адди. Я старалась не думать, куда… Просто спасти его. Если это ещё возможно. Но об этом тоже не думать.
Я летела, пока не закончились силы. То есть почти не закончились – я ещё не слишком хорошо понимала пределы своих возможностей. Наступило утро, прохладное и ясное, израненный человек на моей шее забылся, и только иногда он жалобно, по-детски, всхлипывал, уткнувшись лбом в моё плечо. Крепко обхватив его, я наматывала расстояние.
Я старалась затеряться с лабиринте скал, но отчетливо понимала, что бризы всяко знают свою территорию лучше. Не имея возможности считать ни время, ни расстояние, я тем не менее пыталась сориентироватся – по тем скудным знаниям, которые были мной получены за несколько дней в доме отца. Основные хребты Гор (и на карте, и перед моими глазами) отличались чёткостью и узнаваемостью.
Чаша, огромное высотное плоскогорье, основная пригодная для жизни территория Горной Страны, осталась позади. А к полудню, сделав несколько остановок, мы покинули и Корневой Хребет.
За первым же перевалом Матиссы я заметила реку, по моим понятиям, это была Быстрица – исток великой низинной реки Зирры. Проделав огромный путь с южных склонов Корневого, Быстрица пересекала Долину-Лодку, а затем погружалась в толщу Барьерного Хребта – ныряла под каменную толщу в месте, которое назвалось Провал. Все три большие реки восточного побережья рождались таким образом – и почему только из них продолжали пить? Может, считали, что проход под землёй очищает воду, истёкшую во владениях Богам-Противных Отродий. Впрочем, большинство великих рек Низин стекало с Гор – гигантская Мудрая, её притоки Селлия и Бурая, Лешая река, Зирра и её восточные соседки…
В общем, двигаться дальше я не решилась. Я ощущала, что вот-вот устану насмерть, а что тогда будет, одна Тень знает. Однако я ещё потратила уйму сил на поиск места посадки – долина Быстрицы имела весьма сложный профиль. Да ещё и возможность взлететь с грузом надо было учесть. Наконец на скалах вокруг Быстрицы я присмотрела небольшую выемку, наподобие грота или пещерки, и козырёк – в двадцати шагах от воды.
Я осторожно уложила да Лигарру на камни. Он замер и не шевелился, только иногда с полуоткрытых губ срывались короткие стоны. Огромные кровоподтеки, наверняка несколько источников внутренних кровотечений, а ещё мне казалось, что у него челюсть сломана.
Ему невозможно помочь… Ему вообще никто, наверное, не смог бы уже помочь. Тут нужна операция, притом срочная, притом безо всякой надежды. Зачем было стремиться казнить этого человека? Достаточно было просто отставить его без помощи на пару суток.
Карун да Лигарра умирал. Для этого даже врачом не нужно было быть. Я сидела под стенкой, держа его за руку, и молчала. Смысла плакать нет. Но я сделала то, что могла.
Слёзы всё-таки навернулись на мои глаза. Я не могла ни о чём думать. Я гладила его по руке, словно пыталась волшебным образом залечить сбитую кожу и отёкшие пальцы.
Я теряю друга. Что бы они не говорили – это правда. Странного и чужого, но притом (каким-то необъяснимым образом) близкого до рези в глазах.
Ближе к ночи у него поднялась температура. Я укутала его одеялом и заснула рядом. Меня охватило тупое, беспросветное отчаяние, но я понимала, что буду следовать своему выбору до конца.
…Мне снился свет.
Я купалась в свете, разном, многоцветном, необыкновенно вкусном. Он истекал из меня, из камней, из растений, он падал с неба – ничего не понимая, я улыбалась, как дитя, ловя руками потоки и ощущая их разность. Свет был тёплым и холодным, упругим и мягким, легким и тяжёлым, липким и выскальзывающим, а ещё он лепился, как воск, и разделялся на волокна, как стебелёк льна.
Что за чудо..?!
…Свет согревал меня до утра.
…Я открыла глаза и остолбенела. Мои руки светились.
Точнее, в них лежало бесформенное сине-белое облако, как пойманная тучка, и пока я глядела на это чудесное и странное видение, я вдруг начала понимать, что ощущаю его, как что-то, имеющее массу. Свет – плотный на ощупь?
Что за невероятное дело?!
Мой сон – не сон? Что это такое??!!
И пока я глотала воздух открытым ртом, я перевела взгляд на руку Каруна, которую я сжимала всю ночь. На ней не было ни царапины.
Глава пятнадцатая
Неожиданное озарение заставило меня вскочить.
Исцеление. Отец и профессор оба говорили об Исцелении – одном из частых, хотя и не всегда сильных, компонентов Дара… Отец сказал, что после Проявления все компоненты приходят к человеку, как лавина… Лак'ор даже хотел проверить, что я ещё умею, кроме как летать. Но он не успел.
Дар приходит сам по себе у детей. А иначе проявляется на фоне необыкновеннной потребности. Боги, да была ли какая-то потребность сильнее моей?! Или, правильнее сказать – Создатель… потому что уж какой мне Тени поминать Братьев-Богов, если я настолько бриз? Ещё беду накличу на свою немножко рыжую голову.
Я – Целитель? Хоть бы слабенький? Может быть, я смогу ему помочь – или хотя бы облегчить его страдания?! У меня пересохло во рту.
Я снова поглядала на облачко. От моих прыжков на ноги с карачек оно не пропало, словно его клеем приклеили, и когда я присмотрелась, я вдруг поняла, для чего это нужно. Синий свет для выращивания новых тканей. Белый – дает силы. Вроде бы так, если я правильно расшифрСвывала свои ощущения. Но количество оттенков было так велико, притом их переходы вовсе не коррелировали со сменой функции – я начинала понимать, что если я начну задумываться над этим, я потеряю концентрацию.
…Просто делай своё дело!
Как в полуобмороке я приложила ладони к груди Каруна, и свет немедленно, словно этого и ждал, стёк в него, как вода стекает в сухую почву.
Создатель, помоги блудной сайти, дуре необученной. Не корысти же ради. Чтобы жил хороший человек. Ещё немножко жил на свете, пожалуйста…
Я следила за светом. Расширенными от удивления глазами я видела сквозь ткани, как просвечивающий аппарат, только ещё точнее. Я не ошиблась. Разрывы органов. Сломанные рёбра. Челюсть. Вывихи. Полный живот крови, Боги, как же он жил так долго?!
И всё это начало… медленно, очень медленно… заживать.
Закашлявшись, я осела на камни.
Целый день я провела в трансе – наблюдала, как идет запущенный мной процесс. Очень скоро я начала понимать, что речь идет о гонке со смертью. Кто быстрее – моё Исцеление или умирание необыкновенно вымотанного человека?
Ещё несколько раз я пыталась вызывать разноцветный свет. Иногда у меня выходило, но чаще – нет. Я не сдавалась. Пробовала снова и снова. Для экспериментов я выбирала всякие неглубокие ссадины и внимательно изучала, какой эффект достигается тем или иым воздействием. Сменой качеств этого светящегося-не-знаю-чего.
Заполдень Карун впервые пришёл в себя. Это вряд ли можно было назвать сознанием, но он еле ощутимо сжал мой палец. Я позвала его по имени, сказала, что я рядом, и погладила по лицу. Полежав немножко, Карун почти беззвучно прошептал: «Санда… воды… пожалуйста…»
– Сейчас, потерпи.
Я достала из сумки кружку и слетала вниз. Необходимость облегчить состояние другого человека уже напрочь выбила из меня страх перед полётом… Я даже поленилась взлетать над козырьком и уже потом перемещаться за его край – я просто шагнула вниз, хотя ещё недавно такой манёвр вызывал у меня рефлекторный ужас. Вернувшись, я приподняла ему голову и влила несколько капель воды в сжатые зубы. Остатками умыла его от пота и запёкшейся на губах крови.
Я начала постепенно видеть окружающее. Уютную нишу частично закрывали сухие кусты. Шум Быстрицы не был громким – здесь русло ещё имело достаточную ширину, я и даже разглядела внизу берег, по которому можно было бы идти. Погода стояла ясная, тёплая, даже камни нагрелись до того, что не вызывали никакого дискомфорта.
Потом Каруну снова стало хуже. На очередной волне лихорадки он стал бредить. Я пыталась ему помочь, но все мои действия были так неумелы! Я ощущала это физически и очень злилась. А от этого тонкое, интуитивное, почти потустороннее, вЗдение исчезало… Но в короткие минуты, когда я умудрялась-таки заглянуть в него, я видела, что у Каруна, несмотря ни на что, есть шансы. Хоть бы он дожил до вечера. Он поправится. Если он выздоровеет, то этим вечером. Я хотела на это надеяться. Если ничто не помешает. Если я ни в чём не ошиблась.
…Часа за два до заката сверху по течению Быстрицы у кромки скал появилась бойра.
Меня заметили куда раньше, чем я смогла спрятаться. Задрожав, я смотрела, как лодка приближается – многоместная, ёмкая, с навесом, полная народу – и даже не дышала…
Я. Его. Им. Не отдам.
Сжав руку Каруна, я сказала ему: «Держись!» – и встала навстречу поисковой группе.
В бойре сидело шестеро. Корму занимал нервный человек с всклокоченной шевелюрой, видимо, он и прАвил лодкой, спустя полминуты я признала в нём Даллина Ясный Путь. Человек, которого я хотела убить. По крайней мере, вынудить его совершить с самим собой что-нибудь противоестественное. Рядом с Даллином я увидела ещё троих незнакомых рыжих. На носу сидел Майко. Он был как в воду опущенный – голова провалилась между плеч, растрёпанные волосы ворошил ветер, и он не шевелился. Шестого из пассажиров я поначалу не заметила за плечами Майко, но миг спустя я увидала отца, и в моей душе всё обмерло.
Тень. Это нечестно. На самом деле меня не мучило ни единое сомнение в правильности моих поступков, но привычка во всём слушаться родителя была кое в чём сильнее меня. Карун, напомнила я себе. Он умрёт, если они меня отсюда заберут. Он умрёт, даже если выживет после ран – потому что отсюда не выбраться без помощи бриза. И он умрёт ещё вернее, если они заметят, что он жив. Сжав зубы, я наблюдала, как приближается лодка, как Даллин передает управление одному из бризов, как поисковая группа высыпает на тесную площадку…
Отец немедленно оттиснул всех остальных, мы некоторое время стояли друг перед другом и не шевелились. Майко не вмешивался. На самом деле, я на миг ощутила облегчение, что с Серой Скалой действительно всё в порядке. Он жив и на вид здоров, только угнетён почему-то. Я не имела понятия, что за неведомое умение вырвалось из меня в башне милиции, но сильно подозревала, что умение это способно причинять немалый вред другим людям – а это меня всегда пугало. Тем более, что я не имела понятия, как это контролировать. А уж о том, что это было, даже задумываться боялась…
– Санда. Что ты наделала..?
– Я сделала то, что считала правильным, – тихо и ясно проговорила я, – Я предупреждала, что не отступлю от своего.
– Ты нарушила все законы, какие были… – немного растерянно проговорил отец, – Что ты сделала со своей жизнью?! Ты хоть представляешь, что теперь будет?!
Я на миг перевела взгляд на Майко – тот не сводил с меня глаз, но выглядел он каким-то побитым, словно бы он хотел и не решался сделать что-то серьёзное. Боги. Ведь я же ему нравлюсь. Как же я раньше не сообразила. Наверное, мне следовало как-то использовать это в свою пользу (ну хоть бы затем, чтобы он не предъявлял мне обвинения в нападении!), но всякие способности в флирту и дипломатии меня покинули. Я вообще не воспринимала никого, кроме умирающего человека за своей спиной. Вот Карун бы выкрутился из такой ситуации с блеском и остроумием, да ещё и доказал бы, что его правда сверху, но я только молчала и ждала.
Я слышала, как они переговариваются между собой: «Вот же хаос! – втихаря рычал Даллин на ухо Майко и ещё одному из поисковиков, – Как можно было не досмотреть за этой девчонкой! Полукровка с таким сильным Даром, рожденная в Низинах! Касание Смерти сразу за полётом! У сайти! Да ей цены нет!»
Майко в ответ возмущенно двинул плечом, словно приказывая ему молчать, и Даллин на миг заткнулся. Но только на миг.
Вот же хрень. Думали, я не слышу? Конечно, я просто идеальный агент. Суперагент. Находка. Но я взбесилась. Хотя здравый смысл подсказывал, что при разумном подходе можно удовлетворить обе враждующие стороны и ещё при своих интересах остаться, но меня охватило отвращение – меня снова хотят использовать! Да теперь ещё и в заведомо невыгодных условиях. А мне надо выходить да Лигарру.
– Убирайтесь, вы все, немедленно! – я кинулась на них, чуть не рыча, заодно оттирая их, как могла, от обморочного Каруна.
– Санда, но ты…
– Убирайтесь, – повторила я, глядя отцу в глаза, – Я хочу сдохнуть сама. По своей воле, а не по чьему-то приказу или ради чьей-то прихоти!
Все загалдели.
– Но он не может оставаться здесь! Он слишком много знает! – кивая на да Лигарру, вдруг надвинулся на меня Майко. Таки решился, защитничек Горного покоя. Он говорил тихо и не решался мне угрожать, но ведь ему-то, небось, не поздоровится, когда он не вернёт пленника в да-Карделл… Осознание этого придало мне сил – я не имела права отступить. На кону стояла жизнь человека.
– Он мой. Этот человек принадлежит мне! И его жизнью буду распоряжаться я! Убирайтесь. Если мы умрём в этих горах, так тому и быть.
Кольцо вокруг меня сжималось. Я чуть не плакала – оставалось надеяться, что по моему лицу это не слишком заметно.
– Бросьте её, – глухо бросил Даллин, – Она не протянет здесь и недели. Не умрёт – мы вернёмся, и всё будет по-нашему. Всё равно ей некуда деваться.
Его спутники загалдели. Я услышала имена Ларнико и Барро Жихаро, и что-то насчет того, что, поумневши, я проще исправлюсь, а то ведь зачем дуре под замком сидеть. Даже Майко вроде согласился, что это идея. Отец мельком глянул на Серую Скалу, тревожно оглянулся на Даллина и прочих поисковиков. Но он не вмешивался. Я подумала, что, наверное, по законам Адди я и впрямь натворила что-то такое, что поперевоспитываться в Горах на голодном пайке для меня будет спасением. Вот отец и помалкивает. И даже, наверное, рад, что Майко не арестовывает меня с ходу, а позволяет мне помариноваться на камушках. А ведь отец, наверное, давно подметил, что Серая Скала ко мне неравнодушен, и спал и видел, как тот станет за мной ухаживать – только от этой мысли меня будто в кипяток окунули. Я погрузилась в тупую бесцветную ярость. Меня все хотят использовать. И все используют, ничего не давая взамен. А мне это надоело.
– Попроси прощения перед лицом Малого Совета – может быть, тебя, как новенькую в этих местах, простят, – глухо проговорил отец, – Иначе ты попадёшь в беду. Но принуждать тебя никто не будет. Здесь все решают за себя. До тех, естественно, пор, пока это не вредит общине. Ты же пока вредишь лишь себе.
Да Лигарру уже никто не брал в расчёт. Вот и хорошо. Для Даллина и прочих он был мёртв. Не чудо же его вылечит – а откуда взяться чуду в этих местах? А вот и ошибся ты, Даллин, мститель недоделанный. Чудо – это я.
– О чём ещё думать? – прорычала я, – Уходите все. Я не буду на вашей стороне. И не на чьей другой. Я собираюсь сдохнуть тут.
Они переглянулись. Я ощущала, что поисковики в целом согласны с Даллином, но отец словно оцепенел. Он не верил, что я и впрямь совершу такую дурость. Но моей решимостью было впору Горы двигать… Решимостью и яростью.
– Ты делаешь ошибку, Санда, – спокойно проговорил отец, – Прямо сейчас.
И всё-таки мне потребовалась вся моя воля, чтобы не податься навстречу ему, не запросить пощады. Голос, научивший меня всему, что я знала, не мог ошибаться! Отец всегда оказывался прав! О чём же я не знаю? Что такое может случиться, если я настою на своём? Я ничего не знала про жизнь в этих местах… Сомнения охватили меня, но дело было сделано.
– Мы вернёмся.
Они развернулись и ушли к припаркованной лодке. Не оглядываясь. И только отец смотрел на меня, пока бойра не скрылась из виду за гребнями Матиссы…
Я проследила за ними глазами, лодка скрылась из виду, и наступила тишина. Ярость и испуг постепенно отпускали меня, взамен на меня медленно снизошли спокойствие и уверенность. Я победила. По крайней мере, выгадала время – а там видно будет. Я опустилась на колени возле да Лигарры и провела руками над его грудью. Странное дело, мне казалось, что я начинаю понимать, что я делаю и как этим управлять.
Тень их всех возьми. И здесь мне суждено лечить людей? Дар. У меня и впрямь есть Дар… и я спасу этого человека. Назло людям да-Карделла.
Хотела б я знать, что это за Касание Смерти такое. И почему Даллина его наличие у меня так изумило. По книгам Лак'ора я припоминала короткое упоминание о таком компоненте Дара, но там почти ничего не объясняли о его сути. Только о том, что Касание – синергист Исцеления, и ещё пару цитат из кого-то знаменитого (знаменитый призывал к сугубой нравственности пользования Касанием). Обдумав эти факты, я забеспокоилась. Все мои планы базировались на том, что поисковики не знают о возникшем у меня Исцелении – но если оно и Касание Смерти ходят парой, то очень скоро кто-то задумается – не открылись ли у беглой Санды какие-нибудь ещё таланты? Но я по сути ничего не могла сделать с этим. Разве что дождаться, пока да Лигарра хоть немного оклемается, да уходить отсюда.
День склонялся к закату. Раны Каруна затягивались буквально на глазах. Его дыхание стало ровным, он заворочался, а потом уснул. Я сидела рядом, обхватив колени руками и накрывшись свитером, и молча, терпеливо ждала… Солнце бросало треугольный блик на камни нашей пещерки, ветер пах какими-то цветами, тихий шум реки доносился из-под каменной стены. Я думала, помнит ли Карун, что происходило всё это время?
Солнце уже касалось вершины, когда он пришел в себя.
Я сидела рядом, на коленках, мы молча смотрели друг на друга. Повеяло ночным холодком. Вокруг стояла неземная тишина, только позванивала речная вода, да ещё иногда шумел ветер. В затуманенных от слабости глазах Каруна мелькнуло непонимание, неверие, изумление – очень коротко, пока он начинал сознавать, где он и почему, или, может быть, начал что-то вспоминать…
Он жив. И что же я наделала… Меня внезапно пробрал испуганный холод, но я тем не менее тихо спросила:
– Есть хочешь?
Он медленно покачал головой, словно не уверенный, что она на месте. Я снова поднесла к нему ладони, наливая до краёв этим странным сиянием, которого он, как я понимала, не мог видеть. Жёлтым, а ещё зелёным. Щёки да Лигарры чуть порозовели. Теперь он был в безопасности. Я поняла это в один миг – и сразу закрыла поток.
– Ты не ушла с ними.
Его голос был хриплым и тихим.
Он не спрашивал. Он был шокирован. А я поняла, что он оставался в сознании, когда я чуть не дралась с поисковой бригадой.
Я помогла ему сесть и пожала плечами.
– Раз ты слышал, ты знаешь, почему.
По телу да Лигарры пробежала дрожь. Подобравшись, он уткнулся носом в колени и часто, отрывисто дышал. Я испугалась, в порядке ли он, но потом поняла, что с ним происходило. Как же это было в его глазах – наверное, ещё хуже, чем в моих. От казни и пыток его спасла женщина-бриз, вылечила каким-то неведомым (могу допустить, что неведомым) способом, притом отказалась от своего народа. Он отлично понимал, что назад мне дороги не было – и теперь он почти обезумел от неясности своего душевного состояния. Да Лигарру раздирали такие сильные и противоречивые чувства, что даже смотреть на него было страшно.
– Почему..? Как же ты теперь..?! Зачем ты..? – тихо прошептал он, – Ты разве не понимаешь…
– Мне надоело, что меня используют, – ворчливо произнесла я, отстраняясь от подступающего страха.
– Но ты… но я же..! – ему не хватало дыхания. В сцене крушения риннолёта, ситуации куда менее предсказуемой и более жуткой, из нас двоих именно он не впал в истерику. Что ж, пришла моя очередь держать лопнувшую плотину…
– Карун. Не гони Тень знает что. Давай устраиваться на ночь, пока не стемнело. Одеяло твоё – я удержу температуру сама. Оно с подогревом, так что не замёрзнешь.
Он сморгнул и кивнул. Плохо человеку. Мне казалось, что Карун с трудом понимал, что я ему говорю. Его огромных душевных сил хватало для удержания рамок, но внутри его всё тряслось. Буря переполнявших эмоций окатывала его дрожью. При том, что на самом деле всё было ещё сложнее, но про это не стоило даже думать… Не в такой ситуации, как наша.
Вздохнув, Карун завернулся в одеяло и тихо лёг на камень.
На пещерку опустилась ночь. Я уселась в угол, положила на колени сумку и задремала.
Я проснулась от нестерпимого холода, глубокой ночью, цокая зубами… Я пережила секундное недоумение, а потом поняла, что допустила чудовищную ошибку! Взрослый бриз, прошедший полное обучение, никогда бы её не сделал! Голодная, уставшая, перелившая в да Лигарру все силы, я не могла поддерживать температуру тела слишком долго… Я «покрутила» внутренний «тумблер» так и эдак, но тепло не пошло. Неоткуда. До меня начало доходить, что дела плохи. Поёживаясь, я сжалась в комок и хлюпнула носом.
Нет сил – значит, наутро я не смогу даже лететь – а мне это и так пока плохо удаётся! Вот же Тень проклятая! Но признать, что отец был прав, мне не позволяла гордость. Я дура, спору нет, но я выживу.
Да Лигарра появился рядом так тихо, что я испугалась. Когда было нужно, он передвигался совершенно бесшумно.
– Ты стучишь зубами, как костями гремишь. Спать невозможно, – проворчал он, накрывая меня одеялом, – Давай. Так всё же теплее. Давай же, ну… простудишься.
Секунду поколебавшись, я позволила ему обнять себя за плечи. Хотя я тащила его на себе несколько часов, но прижимать к себе больного человека – это вовсе не то же самое, что сидеть рядом со вполне живым мужчиной. Аллонга не касаются друг друга. Вы поймите меня правильно – я вовсе не была ритуально чистой недотрогой, хотя сейчас это вызывало у меня только смущение. Лежал на моей душе серьёзный грешок – ещё со школьных, с «Раньяты», времён – но я тогда была уверена, что мы с моим парнем поженимся и никто ничего не заметит. Отец, наверное, прибил бы меня тогда, узнай он про мои «подвиги». Числился за мной и набор боевых «трофеев» – кавалеров, не вынесших моего характера – однако, естественно, со многими из них приходилось обниматься и даже целоваться. Но я продолжала считать, что дистанция – это всё. Что бы там ни было. И то сказать, все эти целования и касания так и остались для меня достаточно неинтересными – я не видела смысла в том, чтобы тратить на них время, да ещё и выходить ради этого замуж…
Холодно. Боги, как же холодно. Я дрожала, но только отчасти – от того, что замёрзла. Куда больше меня беспокоило наше отчаянное положение. Я влипла. А ему теперь как быть?.. если мы вернёмся в Низины – куда ему со мной деваться?! Сдавать на опыты? Мамочки, как же мне быть?! Мне нельзя ни назад в Адди, ни обратно в Мир!!!
Приличия – да какая уже была разница… Снова потянув носом, я всё-таки прильнула щекой к его тёплому телу, к груди и боку. Почему-то, хотя мы уже который день таскались по Горам, он всё равно пах кофе и табаком. Я услышала стук его сердца под ухом и звенящую тишину снаружи, и внезапно моим собственным плотинам пришёл конец.
Я разрыдалась.
– Санда… – пробормотал да Лигарра в растерянности. Ну нет на свете мужчины, знающего, что делать с плачущей особью женского пола!
– Карун! – закричала я, – Мне страшно! Мне очень страшно, ты понимаешь?! За каждым поворотом может быть всё, что угодно! Моя жизнь превратилась в какую-то геометрическую прогрессию дерьма… Мне чудовищно страшно…
Хреновый из меня бриз… ох, какой же хреновый. Да этот человек продаст меня на запчасти и ещё карьеру сделает… Какой Тени я его спасла..?
Внезапно да Лигарра нагнулся ко мне и поцеловал.
Он целовал меня так, как этого не делал ещё никто – неудержимо, зло и бережно, так что я оцепенела… а потом моя спина, руки, ноги, голова стали как ватные. Я смутно осознала, что я… внезапно и резко обнимаю его за шею, и что он сгребает меня обоими руками, под спину и за талию – и между нами, между нашими телами, уже не остаётся ни капельки воздуха, и что мы падаем на камни, и он разнимает мою кофту, задирает блузку, целует шею, окаменевшую от желания грудь, вздымаемую частым-пречастым дыханием, сдирает с себя рубашку… Он целовал меня в губы, щёки, глаза, а я почти плакала от охватившего меня безумия… Меня не было. Я хотела его до такой степени, что мало не слепла, и не могла пошевелиться.