Текст книги "Дети Мира"

Автор книги: Екатерина Пекур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Мы летели молча, надо всем городом, мимо Каменных Стражей на западной дороге (именно так звались стеллы на подъездах к городу), над пустынными околицами Адди… Я только сейчас приметила, что с этой стороны города не было никаких признаков цивилизации. Наконец, минут десять спустя, Лак'ор принудил меня стать на землю.

– Это священное место. Тут мы всегда идём своими ногами – в память о тех, кто открыл для нас эти земли – а некоторые и поныне верят, что эта земля была сотворена Создателем именно тогда. Лишь благодаря молитвам Дуанна и Роннил. Они оба были так истощены, что уже не могли лететь и из последних сил взошли на край долины.

Немного озадаченная, я шагала следом за Лак'ором по сухой некошенной траве. Как это – они взошли на край долины – и только тогда её открыли? Или..?

Последние шаги дались нам с трудом – воображаю, каково это было делать в состоянии полного изнеможения. Дороги или тропинки здесь не было – и только на самом верху кольцевого холма (одного из тех, что окружали Адди) лежали древние на вид каменные плиты. Сопя, я поднялась на них – и остолбенела.

– Истинная Маахо-да-Руана, – проговорил Лак'ор, распрямляясь на краю плит. Казалось, его годы отступают – глаза профессора стали живыми, а лицо засветилось, – А ты думала, Адди-да-Карделл построен в ней? Нет, конечно же, – улыбнулся он, – Маахо-да-Руанна была основана на краю Заповедной Долины. Её же саму сохранили в неприкосновенности. Конечно, сейчас уже конец лета, и травы увяли, но весной розовые цветы роннианы снова появятся тут. Давай помолчим. Послушай ветер.

Волшебная чаша, описанная в истории Лак'ора, лежала передо мной. Поистине огромная, полная тёплого ветра, и окруженная пологими холмами цвета заиндевелой травы, с рыжими пятнами зрелости – а небо над ней казалось точайшей работы синим куполом – бездонным, чистым и поистине священным. И надо всем этим стояла первобытная живая тишина, словно это боги дышали в её сердце. Я остолбенела.

Я стояла, глотая воздух ртом. Я никогда в жизни не видела ничего даже приблизительно подобного увиденному! Меня не хватало на осознание этой красоты, и я словно растворилась в потоках воздуха, в шевелении трав, в тишине камней, в уютном величии сопок, а потом я поняла, что лечу. Или точнее – ветер растёт через меня, как стебель бамбука, пронизывает меня, как вода, и увлекает к небу – а я, путаясь в чувствах, впервые в жизни молюсь тому, кто ниспослал мне этот Дар.

Наверное, в этом месте было нельзя иначе.

Назад мы шли молча, Лак'ор крепко сжимал мою руку и тихо улыбался, мне казалось, что с него и впрямь сошло лет двадцать. Меня переполняло так много светлых чувств, надежд и переживаний, что я почти лишилась дара речи. Любые слова были слишком грубы и неточны перед лицом того, что мне открылось.

– Я думаю, её действительно создали небесные силы, – робко проговорила я на самом краю западной дороги, когда мы уже готовились взлететь.

Лак'ор кивнул.

– Сложный вопрос. Но уж лучше отвечать на него сердцем, чем наукой. Знаешь, некоторые сайти, кто не умеет летать, способны взлететь на краю Маахо-да-Руанны. И больше нигде. Твой отец, например.

Я потрясённно остановилась.

– А почему так?!

– Ты только что сама ответила на свой вопрос, – с тихой улыбкой сказал Лак'ор. – Идём домой, девочка.

Очень немногие люди в моей жизни звали меня «девочка». Вот так же спокойно, подчеркивая лишь разницу в опыте, но не принижая меня. На самом деле, с Лак'ором и отцом выходило трое.

Скоро будет двое.

Я приказала себе не думать об этом, но реальность немедленно вернулась ко мне. Даже самые светлые чувства не остановят Совет. Вся сила того, что мне довелось пережить вчера и сегодня, не поможет мне найти решение. Его придётся искать самой.

Я пришла домой с тяжёлым сердцем и долго сидела на окне.

Ларнико запретил мне видеться с Каруном. Запретил прямо и однозначно, но ноющее, болезненное чувство в груди не давало мне покоя. Даже тогда, когда уроки Лак'ора полностью захвАтывали меня – на самом деле мне лишь на время удавалось забыть о человеке, сидящем под замком у Майко Серой Скалы. Мне казалось, что если я в сию минуту не начну делать хоть что-то – меня просто разорвёт.

Не в силах этого вынести, я выбежала из дому и побрела по улице.

Путь от башни милиции, проделанный мной два дня назад, я помнила смутно. Ориентируясь по маршруту большой «пузырьковидной» бойры, я шагала вдоль улицы, заодно глазея по сторонам. Улицы в Адди были пешеходными. Это наводило меня на мысль, что город сам по себе не слишком велик – так, что его можно пройти ногами, а если уж совсем невмоготу, то вот она, бойра. Никто не обращал на меня внимания – одета я была достаточно нейтрально, а людей с рыжеватыми волосами всех оттенков тут было хоть пруд пруди. Но мысли мои были слишком взбудоражены, чтобы серьёзно анализировать увиденное.

И так постепенно, минут за тридцать, я добрела до мест, где мы с отцом гуляли после моего приезда в Адди. Хотя как раз в те минуты я была слишком растеряна и только глазами хлопала – тем не менее в моей памяти легко возникли ориентиры. Через пару шагов я была на месте, возле башни милиции…

Глава четырнадцатая

Потоптавшись в нерешительности, я обошла вокруг здания, механически отмечая расположение двух порожков – хотя я не собиралась тут порхать (это вообще оставалось для меня довольно экзотическим занятием), но запомнить все детали показалось мне разумным соображением. Прохожие не обращали на меня ровно никакого внимания. Подумав, я собралась духом и поднялась по лестнице. Стеклянная дверь в тяжёлой металлической раме с трудом поддалась моим рукам.

Внутри было безлюдно и прохладно. Стол, за которым в прошлый раз сидел бриз по имени Майко, пустовал, несколько бумаг и папок были аккуратно сложены на углу столешницы, и покосившаяся настольная лампа глядела в пыльную тёмную древесину. Я немного постояла среди помещения, где-то вдалеке слышались голоса, но тут никого не было.

Вот и хорошо. У меня были серьёзные основания полагать, что Совет приказал не пускать меня в здание милиции – по крайней мере на свидания с пленником. Майко или его коллеги могли бы встретить меня кучей неудобных вопросов, на которые я не смогла бы ответить…

Интересно, где его содержат? Я несмело ступила на первую ступеньку лестницы и начала подниматься.

Наверное, глупо было идти вдоль по лестнице без перил у самой стены – после того, как Лак'ор преподал мне самый странный и впечатляющий урок в моей жизни. Да, я научилась летать. Сознательно. Но это умение, скользнув по моему разуму, ещё отнюдь не поселилось среди моих рефлексов. А рефлексы по-прежнему гласили, что с такой лестницы можно упасть и разбиться, ну хотя бы ногу сломать! Смешно, наверное, да? Я же знала, что не сломаю. И не упаду. Но я по-прежнему шла вдоль стенки.

Полукруклая лестница окончилась. Передо мной были два перпендикулярных коридора: прямо – короткий и светлый, с порожком в конце, из которого (из одной из комнат) доносились голоса (видимо, был обед или что-то вроде того), и длинный, направо, более тёмный. Там было несколько закрытых дверей.

Ага. Где-то тут, в коридоре прямо, я ждала прихода отца два дня назад. Подумав, я тихо пошла направо. На дверях были разные таблички, значение которых я пока скорее угадывала, чем понимала. Пройдя десяток шагов и поприкладывав ухо к косякам, я замерла: одна из дверей была оснащена решёткой – сейчас полуоткрытой. Не слишком-то часто жители Адди нарушают закон? Или нарушителей обычно держат где-то в другом месте? Оглянувшись, я быстро толкнула её и вошла. Короткий тамбур привёл меня к следующей двери, запертой на автоматический замок. Я разочарованно застыла, и тут приметила на стене полку с кучей мотков гууда разного размера. Ну что мне терять? Я повернула ручку замка и вошла.

Мне предстало довольно просторное помещение, в котором было лишь узкое, не шире ладони, длинное окно, а из мебели – одинокий стул. На спинке стула висела чья-то серо-красная куртка. Комнату, видимо, ремонтировали – сбоку на цементном полу лежали рулоны пластикового покрытия (изрядно запыленные), часть стены оставалась недоштукатурена, и металлическая арматура торчала прямо наружу. К железным прутам были пристегнуты двое вполне обычных наручников.

Достаточно высоко, чтобы человек, ими скованный, не мог лечь, но и сидеть ему тоже было бы чудовищно неудобно.

– Карун..!!!

Всхлипнув, я бросилась через комнату. Вздрогнув, прикованный человек поднял голову.

– Санда..?

– Как ты?! Да что ж они тебя так..! Карун, ты в порядке?

Он был бледным, трёхдневная щетина покрывала впавшие щёки, а на грязной одежде виднелись широкие мазки цементной пыли. Завалившиеся глаза казались чёрными, ладони покрывала грязь. На левой щеке красовалась запёкшаяся ссадина – но больше никаких ран я не приметила.

– Привет…

Он охрип и плохо держал голову. Я не знала, что это значит. Может, его били. Или он настолько обессилел. Или простыл в этой конуре…

– Карун. Я пытаюсь договориться с Советом. Но они как заладили, что ты просто вводил меня в помрачение. Я не знаю, что делать… Я правда пытаюсь тебе помочь…

– Санда. Не стоит.

Я осеклась.

– Почему..?!

Встряхнув головой, да Лигарра словно взял себя в руки – на меня глядело если не то, что раньше, то хотя бы подобие его обычного. Он улыбнулся – отстранённо и весело, как будто он не находился тут. Я продолжала вопросительно моргать, и он снова улыбнулся.

– Не стоит, девочка. Твои дела как?

Я повела плечами.

– Обещали гражданство. УчЗтеля дали. Знаешь, я ведь и правда… не аллонга… – я смутилась, – И, оказывается, такие дети бывают. Дети от бризов и всех остальных, представляешь?! А мы думали, что нет… И ведь об этом, наверное, никто в Мире не знает! – тараторила я, – А отец жив. Нет, всё хорошо, на самом деле… только… – я неожиданно задохнулась от подступивших к горлу слёз.

Да Лигарра смотрел на меня, не мигая, мне казалось, он с трудом держится, чтобы не уронить голову – правда, когда я сказала про нестерильность контактов бризов и просто людей, его глаза на миг зажглись неподдельным интересом и даже, возможно, тревогой. Но ещё через секунду он словно оборвал себя. И опять застыл. Хотя его это вправду очень сильно встревожило…

– Если бы они дали тебе шанс выжить в обмен на сотрудничество… хочешь, я буду просить за тебя?! я смогу!!!

Короткая улыбка. Нет.

– Иди домой, малыш.

Мои глаза заволокло водой…

– Я могу… что-то ещё… сделать для тебя?

Он помолчал, а потом с еле уловимой улыбкой попросил.

– Убери мне волосы со лба, будь человеком. Не могу достать, а чешется ужасно. И в глаза лезет.

Я растерянно замерла, а потом, кивнув, протянула руку. Поборов смущение, я коснулась его кожи и неловко провела пальцем по его волосам.

– Спасибо.

Я плакала.

– Иди, малыш. За тобой уже пришли, – улыбнулся Карун, кивая за моё плечо. Я рывком обернулась, лихорадочно вытирая слёзы с лица. В дверях комнаты стоял Майко.

Мы оба какое-то время не шевелились.

– Идём за мной, – наконец сухо (хотя и без агрессии) произнёс высокий бриз. Вскочив, я торопливо последовала за ним. Впрочем, в дверях я быстро оглянулась, но так и не увидела лица Каруна. Он отвернулся и бессильно повис на наручниках.

Майко был в коридоре не один. Вместе с ним за дверями импровизированной камеры стоял незнакомый мне рыжий – среднего роста, молодой, с порывистыми движениями и горящим лицом. Мне показалось, они о чём-то спорили с Майко перед тем, как войти – потому что второй взирал на милиционера с вызовом и осуждением.

– Оба – за мной! – процедил Майко сквозь зубы, – ДАллин, не вздумай!

Я поплелась за Майко. Бриз по имени Даллин зашагал следом, всем видом демонстрируя независимость.

– Жди меня в дежурке!

– Ты так и не ответил, с какой такой стати я должен..?! – взвился Даллин.

Между собой они говорили на бризовском диалекте, но я уже научилась распознавать его слова, и смысл дискуссии получался такой:

– С такой, что с Советом не спорят! – прорычал Майко.

– А с чего ты решил, что я спорю с Советом?! Я просто добиваюсь справедливости, – выражение лица Даллина показывало, что он ничуть не сомневается в своей правоте.

– Твою справедливость можно отстоять либо в Круге, либо через суд. Здесь всё решит суд. И точка.

– А то мы не знаем, что он решит! – презрительно буркнул Даллин, – Так какая, скажи мне, разница..?!!!

– Чудовищно большая, – отрезал Майко металлическим голосом, – Я приказываю тебе выкинуть эти идеи из головы, ты понял?! Здесь не мясорубка. Здесь дом справедливости. Марш в дежурную и жди меня так!

Даллин выглядел, как взбешённый дикообраз. Что бы это ни было, он ничуть не сомневался в своей правоте, но наличие Майко (может быть, тот был его начальником) удерживало его от реализации каких-то идей, которые Серая Скала счёл неправомерными.

Меня посетило страшное подозрение – уж не про Каруна ли они говорили? Но я всё ещё слишком плохо понимала здешний язык, и опасалась попасть впросак. Хотя, если мои подозрения верны… выходит, что этот Даллин не сомневается в фатальном решении Совета, а потому жаждет физической мести пленнику – как бы уже всё равно. Что ж, в таком случае, хорошо, что Майко такой законопослушный малый. Но, входя следом за Майко в небольшую комнатку на втором этаже, я ощущала себя крайне скверно…

Видимо, именно тут только что ели здешние работники. На столе красовались немытые разнокалиберные чашки, два пузатых фарфоровых чайника, остатки печенья и тарелка, в которой сиротливо тулилась последняя горсть мне незнакомых (и слегка помятых) тёмно-синих ягод. Смущенно сгребя в сторону весь этот бардак, Майко сел напротив меня на стул и сказал:

– Ну..?

– Я хотела узнать, как он, – тихо, но твёрдо проговорила я.

– Санда. Совет запретил тебя к нему пускать. Не знаю, почему, но таково решение Совета. А решения Совета здесь выполняют беспрекословно.

– У тебя будут неприятности? – проговорила я. Вздрогнув, Майко смягчился. Он явно не подозревал, что я подумаю ещё и о нём.

– Я вообще тебя имел ввиду.

– Я не хотела тебя подставить. Извини. Я ведь не знала, что нельзя… Я просто… жутко переживаю из-за своего друга, понимаешь?

– Сложно понять, как из-за этого человека можно переживать… но ты лучше знаешь низинные обычаи.

– Майко, скажи мне… у тебя точно не будет неприятностей?

Он равнодушно пожал плечами, ещё более утвердив меня в парадоксальном ощущении, что у него и у да Лигарры есть что-то общее. На этот раз – презрение к наказаниям и опасностям.

– Это не важно. Я просто хочу, чтобы впредь ты выполняла требования Совета. Пойми, Совет вмешивается в очень немногие сферы жизни Горной Страны. Только тогда, когда это действительно важно для безопасности, выживания и будущего. Но его решения в таких случаях обязательны к выполнению. А сейчас ты (просто по незнанию) могла выдать своему другу вещи, за которые многие люди платили почти неописуемую цену, – укорил он меня.

В голосе Майко не было менторской тональности, пафоса или угроз. Он был ровным и каким-то умудрённым – историю своей страны он знал, конечно, во много раз лучше меня, да и работа его была связана с обеспеченим этой самой безопасности.

– А что, у него есть шанс остаться в живых..? – прошептала я, – Если ты говоришь, что ему нельзя разглашать секретные данные..?

Майко снова пожал плечами.

– Создатель всё видит и всё допускает. А мы выбираем. Но в даном случае… – он запнулся и твёрдо закончил, – подождём решения суда, а фантазии отложим. И давай договоримся – ты больше не будешь бегать на свидания. Если только Мастер Ларнико не позволит тебе, доведя это предварительно до моего сведения.

Сглотнув, я кивнула. Наверное, Майко – хороший человек. Он предложил уладить мою выходку миром и ограничился воспитательным внушением. И стучать Ларнико явно не собирался. Понял, что я пока слабо ориентируюсь в здешних обычаях, и искренне волнуюсь. Хотя ему наверняка не миновать выговора от вездесущего Лилового Света. Нет, у них с Каруном определённо было что-то похожее – они даже говорили в похожей тональности…

– Но если захочешь просто зайти в гости – буду рад. Приходи на чай, – добавил он с несмелой улыбкой, – Или, если ты не против, я могу как-нибудь сам зайти к вам. Уважаю твоего отца – он настоящий герой.

Рассеянно кивнув, я позволила проводить себя до дверей. Высунувшись из-за угла, Даллин проследил за мной и Майко яростным взглядом, и я ответила ему тем же… просто автоматически.

Правда, героическое милосердие Майко пропало втуне. Выйдя на улицу, я почти немедленно врезалась в Барро Жихаро… В общем, когда мне удалось таки добраться до дома, мои уши горели – главным образом, из-за многотонной лекции противного старикашки, который вынудил меня ждать его на скамейке у здания милиции, а потом долго, занудно, со множеством подробностей, терминов и деталей втирал мне здешнее право и общечеловеческие основы морали, которые, по его словам, я попирала не глядя. Причём истинной пыткой для меня были даже не сами по себе его схоластические нравоучения, а мысли, чем он был занят в башне милиции, пока я мариновалась у крыльца… Истинной пыткой были мысли об общечеловеческих основах морали в то время, когда Майко, возможно, уже получил приказ допрашивать Каруна… Мне было плохо от всего этого. Я понимала, что неспроста же они так ненавидят Комитет… но я никак не могла остановить этот кошмар!

Ввалившись в свою комнату, я упала на кровать и ощутила, что заболеваю ото всех этих переживаний.

Поздно вечером в дверь порожка постучали. Я как раз хлебала одинокий чай, благоразумно оставленная домочадцами наедине с десертом (ибо на все строгие, ласковые, эмоциональные, логические и прочие призывы отца – после лекций и гнусных доносов Барро – я почти не отзывалась). Вздрогнув, я поглядела через стекло и открыла дверь. На кухню смущенно завалился Майко.

– Привет, – сказал он, – Хорошо, что ты ещё не спишь. Я тут летел мимо, гляжу – у вас свет горит.

– Я поздно ложусь. Привычка. Чаю будешь? – предложила я, чтобы хоть как-то заполнить неловкость.

Бриз покачал головой.

– Не могу. Еду на Границу. Дела… надо к утру быть на Данно-да-Ри… в общем, о чём это я..? Я что хотел сказать… нехорошо сегодня получилось. С Мастером Барро. Моя вина. Надо было тебя спрятать в кабинете. А так он на тебя обрушился, как лавина… Вообще, знаешь, это у него кличка такая, – смущенно хихикнул Майко, – Нудная Лавина. Только ты никому, ладно? Он страшно злится на это…

Я улыбнулась.

– А на него похоже.

Майко потоптался.

– Я добился, чтобы твоего друга перевели в нормальную камеру. Не уподобляться же Комитету. Мастер Барро согласился. Это мы об этом так долго говорили. Может быть… ты и впрямь права. Ну, я ведь слышал… как вы говорили… По крайней мере, тебя он вроде бы и впрямь не ненавидит – а для такого, как он, это уже… много. Хотя сволочь он порядочная, если честно, видела б ты его досье… Но висеть два дня на наручниках – по мне, это слишком. Даже для него… Ладно, будь здорова.

Я не знала, как реагировать – наверное, следовало поблагодарить рыжего, но моя улыбка вышла какой-то беспомощной. Не без смущения поведя плечами, Майко развернулся и скрылся в ночи.

По крайней мере, после этого кошмарного дня я уснула спокойно…

Каруна убьют. У него не было никаких шансов. А я буду жить дальше, много лет и наверное, счастливо, но его уже никогда не будет.

Я ощущала себя так, будто падала в пропасть… удара ещё не было, я жила, и всё было так надо, но я точно знала, что он наступит.

И так пришёл следующий день.

Всё утро и полдня отец отсутствовал. Рики заперся у себя и, очевидно, творил. Я честно обложилась учебниками и яростно вникала в задания профессора – пока мозги мои не закипели от усилий – ведь мне приходилось учить абсолютно новые вещи на новом языке! Наконец я решила заняться чем-то физическим, чтобы хоть кровь от черепа отлила. Отец явился около пяти часов, с пачкой журналов и сумкой, набитой продуктами.

– Санда? Ты обедала?

– Нет. Я тут кое-чего наготовила. Раньше я такое отлично переваривала, – я смущённо повела плечами, – Но Рики меня засмеял. Правда, потом извинился. Сказал, что для низинной аллонга я чудовищно самостоятельна. И отличная хозяйка. Так что он там сам что-то стряпает.

Отец улыбнулся, сваливая покупки в кучу. Мне на миг показалось, что он никак не решается мне что-то сказать, но вместо серьёзных новостей он лукаво уточнил:

– Ты объяснила ему, что ленилась даже за служанкой присматривать?

– Ага.

Рики писал музыку, и его знал весь Адди. Жил он с отцом в качестве чего-то вроде кампаньона. Отцу плохо удавалось управляться с домом – а пожилому хупара, как водится, это было лишь в удовольствие – чем бы не занимались шоколадные и где бы они не жили, их природа требовала неспешной, обстоятельной работы руками, а иначе на них нападала тоска. Для Рики это было фоном для его основного занятия и родом отдыха. Но был он, конечно, не подчиненным, а равным. И то, что он делал, меня потрясло.

Конечно, и раньше в жизни я слышала песни и музыку. Хупара частенько, когда их не слышали белые, пели и танцевали, но слушать и смотреть на это считалось не то чтобы дурным тоном (хупара были, конечно, вольны развлекаться в своём вкусе), но чем-то, роняющим достоинство умного человека. Когда я услышала от отца, что Рики занимается музыкой, я подумала о чём-то в таком духе. В крайнем случае – что он создает что-то вроде гармоний для медитаций Школы Нового разума – единственного подобия музыки, признаваемом аллонга, да и то не всеми, а лишь рядом чудаков.

Я была беспросветно глупа…

Из вежливости поинтересовавшись основной профессией хупара, я получила два звуко-диска. Старик Рики застенчиво, но с достоинством подарил мне их, а я осталась в полном недоумении. Музыка? На звуко-дисках?! Бррр… вот и свет стал с ног на голову!

Тем не менее я нашла в гостинной магнитофон и засунула туда странный подарок.

Я пережила шок. Мне казалось, что человеческие нервы не могут выдержать ничего подобного – это было всё равно что вставить электрод прямо в центр экстаза, в головной мозг. Красота гармонических переливов (для моего неискушенного восприятия) была близка к боли – это уже потом я узнала, что бризы и шайти слушают такие вещи просто в качестве изящного развлечения! Но в тот миг все мои чувства находились в страшном смятении – в несколько моментов мне даже казалось, что я вижу галлюцинации, осязаю что-то неведомое, лечу, как наяву. Справедливости ради сказать – придя в себя, я заметила, что я впрямь бессознательно приподнялась над креслом… Было немыслимо влагать такое в свои уши – и при этом касаться бренной земли! Концентрат из облаков, растений, ветра, голосов, камней Гор – превращенный в звуки, выстроенные немыслимым и волшебным образом – вот что называли музыкой в Горной Стране…

Помоги мне небо… как обделяли себя аллонга… Это можно было употреблять как наркотик.

Когда Рики вошёл в гостинную, он нашёл меня в состоянии, близком к каталепсии. Меня пришлось встряхнуть, а выключение звука подействовало на меня, как внезапное и грубое пробуждение ото сна… Отец был поражен. На самом деле, я думаю, бризы давно не сталкивались со взрослым представителем культурного слоя аллонга, пришедшим в Адди. Лак'ор необыкновенно разволновался, когда позднее ему рассказали про мою реакцию. У меня даже возникло ощущение, что на моём примере тот напишет какую-нибудь научную работу. «Уникальный пример женщины, в возрасте тридцати лет впервые услышавшей музыку»… что-нибудь в этом роде.

После того случая я ещё несколько раз слушала записи на дисках Рики – забегая наперёд, могу сказать, что дальнейшем меня посещали лишь отголоски первого эффекта – когда я слышала что-то новое, что мне нравилось, но я узнала, что все люди переживают подобное от приятной им музыки. Окрыление, особое психологическое воздействие, много ещё чего… Сказать же, что Рики был польщён – это ничего не сказать. Хотя и озадачен тоже. Теперь же он взял надо мной шефство и всячески помогал освоиться. Например, на кухне.

Отец весело кивнул, но потом его лицо снова посерьёзнело. Не слишком сильно – но он сделал мне знак рукой, предлагая зайти с ним в гостинную.

– Отец? Что-то случилось?

– Да, в принципе, ничего страшного, – помялся он, – Но ведь ты хотела быть в курсе дела, да?

Во мне всё обмерло, и я опустилась на кресло.

– Совет принял решение по тому поводу… – как можно равнодушнее проговорил отец, – Само собой, окончательное и не подлежащее оспариванию, – и он неопределенно кивнул в сторону улицы. Где-то там, за несколько кварталов отсюда, была башня милиции… – Как и прогнозировал Мастер Лакиро, сошлись на максимально гуманной казни. Впрочем, безо всякой публичности. У них там сегодня скандал вышёл, вот ведь как… Майко в ярости. Говорят, кричал, что его службу чести лишили, будет жаловаться на этого своего подчиненного, Даллина Ясный Путь.

– А в чём дело?!

– Оказалось, у Даллина к этому типу из КСН счета были. Что будто бы именно и лично он за кого-то из его родни в ответе – не то невесту, не то сестру – у Даллина куча родичей-шайти. Кто информацию выпустил, сейчас Лакиро разбирается. А пока Май отсутствовал, Даллин руки распустил. Говорят, чрезмерно. Так что про публичную казнь речь уже не идёт. Одна формальность будет… Санда?

Но я плохо воспринимала его слова. Я сидела на краешке кресла и жалобно моргала.

– Неужели ничего нельзя изменить???!!! Отец, но это несправедливо! Отец, он же вытащил меня..!!!

Медленно встав с кресла, отец шагнул ко мне и сжал мои плечи.

– Девочка моя. Бедная моя девочка… Отпусти это от себя. Этот человек остался в твоём прошлом. Начинай его забывать – мой тебе совет. Живи дальше, и да будет покой в твоей душе.

Оцепенев, я глядела в пол, и по моим жилам растекалось жидкое пламя.

– Отец… мне нужно побыть одной… извини, пожалуйста, я пока… я просто посижу сама, хорошо..?

Отец молча кивнул, с тревогой глядя мне вслед.

Я встала, не ощущая ног, пола, собственного тела – ничего, а только одну мучительную, бесконечную боль, как будто с моей грудной клетки живьём сдирали кожу.

Перед моим глазами стояла озорная, светлая улыбка человека в темноте складов «Белой Башни».

Я закрыла за собой дверь комнаты, закрыла её на ключ… по моим щекам текли ручьи.

Не убивайте его. Он человек. Злая зверюка – но при этом человек. Человек, единственный на целом свете не побоявшийся меня защитить и принять! Я знаю. Случайно, неловко, но я увидела в нём что-то такое, что он не показывал никому. Живую и сильную сердцевину, которая сама себе боялась признаться в доброте и лучших человеческих побуждениях. И я верила ему. Я никому в жизни больше так не верила!«…как минимум тридцать человек, осужденных на дознание четвертого-пятого уровней по подозрению в сотрудничестве с Горной Страной, прошли только лично через его руки – естественно, все они были затем расстреляны…» Я не слышала, не сознавала голоса Ларнико в своих ушах… Он не чудовище. И это не пресловутое донышко души, не выдуманное психологами «второе я», не внутренний слой – нет, он такой и был, на поверхности, сам по себе, опасно балансирующий на грани между холодным зверем и весёлым мальчуганом. Но это было человеком. Настоящим. Живым…

Оспариванию не подлежит… Кого молить о чуде?! Броситься в ноги суровому Ларнико? Гуманисту Лакиро? Сухому логику Жихаро? Они не увидят. Не поймут. Никто из них.

…Создатель. Если Ты и впрямь в ответе за этот мир – Ты же знаешь, кто и почём под этим небом!.. Ты знаешь, кто прав и кто нет. Ты знаешь, почему облака плывут на север или на юг, и что лежит за Морем, и что на самом деле делает нас живыми. Ты положил всему предел и время. Ты дал нам право выбирать – но за всё назначил цену, будь то светлую или тёмную, но истинно справедливую, по нашим делам и нашим словам. И так мы платим за движение вперед – любовью ли к Тебе или собственной кровью (если мы не желаем любить), а иногда и тем и другим…

Создатель. Спаси его. Если Ты видишь, что я желаю справедливого – дай мне силы на что-то повлиять! Если есть свет впереди, если верен мой путь – дай мне его спасти! Я не верю, чтобы Ты желал зла – кому бы то ни было, злым или добрым, честным или врунам, большим или маленьким – потому что Твоя любовь – единственный клей, держащий Вселенную вместе. И наша плата за жизнь умножает эту любовь…

Если Карун не так уж виновен перед Твоими глазами – дай мне его спасти… Если нет – забери меня!

И от этой неумелой молитвы в моей душе становилось тепло, словно я всё-таки получала надежду… хотя, может быть, и не получала – но я хотела в это верить.

Я плакала, сидя под дверью, молча и тихо, захлебываясь от мучительной боли в груди, а потом мои слёзы иссякли… Я устала плакать, из меня вышли все эмоции – но остался холодный сухой рассудок, так безжалостно воспитанный моим отцом. Я медленно встала с затёкших ног и огляделась.

Мне нужно было сделать очень многое, притом быстро и незаметно.

На улице уже стемнело. Усевшись на кровать, я задумалась. Мне потребовалось минут двадцать, пока я мысленно составила список необходимых вещей, представила, куда и каким путём я должна пройти в доме. У меня тоже была неплохая зрительная память…

… на миг меня снова окатила боль. Просто от мысли, что я так и не узнаю, правда ли то, что мне почудилось тогда в кафе Куркиса – что у Каруна тоже были какие-то проблемы с математикой, но он изобрел остроумный и поистине Тенью нашёптанный способ избегнуть противного ярлычка. Выучил все ряды основных величин, и всех обвёл вокруг пальца…

Распахнув шкаф, я надела на себя всё самое тёплое и практичное, машинально подбирая вещи, не выглядевшие уж слишком по-здешнему. Универсальную моду, если вы понимаете, о чём я. Брюки, хлопчатую блузку, шерстяной жакет на пуговках.

Порывшись в шкафу, я извлекла термоодеяло, которое Рики хотел, но так и не успел забрать к себе в новую комнату. Прости, великий шоколадный музыкант, мне это нужнее. Я скатала его в трубочку и сунула под мышку.

На кухне я нашла брезентовую сумку с длинным ремнем, нож, кружку, кое-какие мелочи типа мыла и расчёски. Подумав, я проникла в гардероб и затолкала в сумку ещё и несколько тёплых вещей. Прости, отец. Прости ещё раз, Рики.

Простите меня все. У меня нет иного выбора. И если я не выберу это – мой путь вперёд остановится. На нём не будет ни любви Создателя, ни крови, ничего.

Сняв ботинки, я поднялась обратно на кухню, тихо ступая по лестнице, и только на последних ступенях до меня дошло, что я вообще-то могла пролететь это расстояние и не морочить себе голову. Тем более, что я шла я не куда-нибудь, а к порожку.