Текст книги "Янтарные слезы Феникса (СИ)"
Автор книги: Екатерина Мозговая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
– Не передумала?
Я же в ответ воинственно вздернула носик, не утративший за пережитое время своей горделивости, и со значением фыркнула:
– Не надейся.
Наши улыбки стали тем единодушным "да", которое подвигло божественное пламя пролиться нам на запястья, скрепляя их вязью одинаковых брачных татуировок – истинного знака принадлежности друг другу. Мы же в свою очередь не отставали от божественной воли и подтвердили сие событие поцелуем.
Он все длился и длился, и прервался лишь на но, чтобы отыскать маленькую комнатку, за кафедрой с иконами. Большего нам и не нужно было. А после… Несносный Рыжик все же получил желаемое.
Это походило на танец. Поначалу легкий, несмелый, дающий возможность привыкнуть к движениям партнера. Чувственные, скользящие прикосновения рук, ног, губ. Острая вспышка боли, как особенно сложный пируэт, разделивший все на до и после. Дающий понять танцующим, что они созданы друг для друга. И пламенное, страстное завершение, когда смешивается дыхание, сердцебиение, и стирается грань между телами. А уста исступленно шепчут, не веря, что может быть ТАК хорошо и правильно:
– Мой Мир…
И получают в ответ легкий, счастливый выдох:
– Моя Война.
ГЛАВА
БОНУС
Проснулась я от смутного и неясного давления в районе поясницы, еще не вспомнив того, что произошло после венчания. Ибо в целом сей факт не являлся особо заметным, на фоне общей расслабленной неги и приятной ленивой истомы, разлившейся по организму на редкость гармонично и равномерно. Мне было мягко, тепло и…
И еще на теле, аккурат, на груди возвышалась длань… Лишняя, но с уверенной фундаментальностью, если не сказать надежностью, ее поддерживающая. Глаза я распахнула мигом, что позволило воспоминаниям обо всем, что делала и что шептала жених… (тьфу ты, теперь еще привыкай к новому статусу) мужу, просочиться обратно в сознание, и в целом испытать эмоции весьма сумбурные от счастья до непрошенного смущения. А уж когда я, стараясь не потревожить рыжиковскую конечность в частности и муженька в целом, повернулась к нему и узрела, что коварный Феникс не спит, а очень даже самозабвенно изучает меня, и больше всего уделяет внимание раскрытой груди…
Под покрывало я нырнула инстинктивно, не задумываясь о том, что переживать после всего поздновато. Логика под горящим взором любимого пасовала и старалась не отсвечивать.
Секунда и Демирин последовал моему примеру – накрылся, придвинулся поближе, (отчего я мигом смекнула, что именно мне там упиралось в спину, и едва сдержала истеричный смешок) и горячо зашептал на ушко:
– От кого прячемся?
– А то ты не понимаешь? – выдала возмущенно, осознав, что робость – определенно не мое, а вот эгоцентризм самое то.
– Даже не догадываюсь, Воительница, – молвил ненаглядный насмешливо и ушко поцеловал.
И ладно если б этим ограничился.
Задохнулась не то от возмущения, не то от того, что после уха, вероломный искуситель, всерьез вознамерившийся исполнить свою давнюю угрозу и таки посвятить меня во всех нюансах взрослой жизни, перебрался на шею, а рука… И вовсе бесстыдная поменяла дисклокацию.
Хотелось ехидно заметить, что для индивида, так долго делающего вид, что у меня нет груди, он нашел ее излишне споро, но…
Слова как-то резко утратили смысл, а смущение и вовсе растаяло, словно лучи заходящего солнца, решившего деликатно предоставить нас самим себе.
Прошло два месяца…
– Оно не подымается, Рин. Я уже все перепробовала, но результата ноль.
Именно этим отчаянным возгласом я встречала опешившего друга на пороге нашего с Рыжиком маленького, двухэтажного домика, расположенного на окраине Радалэна. Поближе, так сказать, к родной академии и подальше от городской суеты, явно неспособной понять моих экспериментов.
Тролль, нужно признать, домчался быстро, что делало ему чести, ведь Триура я за другом позвала всего-то минут двадцать назад. А расстояние нешуточное… И выглядел соответственно запыхавшимся, взъерошенным и раскрасневшимся, как будто и впрямь не с извозчиком на пролетке, а бегом добежал.
– Что..? – только и смог он выдавить осипшим голосом, наблюдая как у меня на глазах наворачиваются слезы, и уже заранее не зная, что с этим делать.
Как показал опыт, его и дубиной по голове не возьмешь, а вот стоит всплакнуть и пожалуйста – пришибленный Эринир, готов на любые подвиги.
Подвигов мне было не надо, да и собственная плаксивость, откровенно говоря, удручала, но… Навязчивая идея оказалась сильнее, чем здравые доводы разума. Который хоть и вякал, но этак скромненько, без огоньку и пылу.
– Пойдем, – буркнула безжизненно, шмыгнула носом и, повесив голову, поплелась вглубь первого этажа.
– Эмм, мелкая… – стараясь не сказануть лишнего, осторожно начал троллик, когда смекнул, куда я его веду. – А ты уверена, что подымать мертвецов на кухне, разумно?
В ответ получил еще один всхлип, преисполненный наивысшей печали, и сразу же сдался:
– Впрочем, кухня так кухня, – заметил с энтузиазмом и улыбнулся одобрительно.
– Вот он, твой труп, – ткнула пальцем на миску, прикрытую полотенчиком, и рухнула на высокий табурет, прикрыв лицо ладонями. – Четыре часа с ним промучилась, а оно…
Что там оно, не договорила, давая возможность Рину выяснить это самому.
Тролль не подвел, подобрался к цели, нахмурил брови, и двумя пальцами, приподнял сокрытое.
– Тьфу на тебя, Фирсен, – выдохнул с облегчением, хватаясь за сердце, в наличии которого мы с Марисой регулярно сомневались, – вот напугала. Я уже думал, у тебя там голова притаилась, а это всего лишь тесто.
– Во-первых, не Фирсен, а Лианель из рода Алых Фениксов. Ты ведь знаешь, что после того, как предки моего благоверного прознали, что к нему вернулась способность превращаться, они чуть ли не лебезили перед ним, стараясь замириться на любых условиях. А во-вторых… – вздохнула горестно, – с головой я бы и без тебя управилась, а вот с этим…
И не договорила, поскольку собственное поражение признавать не хотелось, но и отрицать бессмысленно.
– Хозяюшка, – тут же скабрезно залыбился приятель. А когда вдоволь наглумился, поинтересовался: – С чего ты вообще решилась печь?
И что мне ему на это сказать? Я и сама ведь не знаю ответа. Но чувствую, что надо. Вот прямо всенепременно. И что б пироги, и булки и ватрушки. При упоминании последних, опять опечалилась до такой степени, что принялась размазывать дорожки слез по лицу. Я же и творог купила, и книгу поваренную, и муку и яйца, и сахару с запасом, и дрожжи, зело свежие, живые. Хотя как по мне – жутко звучит, но продавщица советовала, говорит, сама только эти беру… И смешала все по инструкции, с соблюдением всех пропорций, до того точно, что и Инка позавидует. А оно, поди ж ты, не поднялось. И запах приобрело такой кислый, пивной, удушливый. Будто я туда не дрожжи, а хмеля от души пролила.
– Ладно-ладно, не топи дом, – примирительно простер ладони, как два флага капитуляции Эринир. Поглядел так проникновенно, словно сканируя, а после подошел ко мне, обнял за плечи, одной ручищей, ибо веса двоих я попросту не выдержу, и поинтересовался: – Почему именно меня вызвала?
– А кого еще? – пожала плечами, хоть и далось сие нелегко под таким-то прессом, – Можно подумать Ини с Мари зело кулинарные дивы. А ты… Сам рассказывал, что как матушка занедужила, все хозяйство на тебя свалилось. А домашний хлеб – всяко дешевле покупного.
– Смотри, какая логическая цепочка, – вновь хохотнул друг, впрочем, не обидно. – Ну, рассказывай тогда, что делала и что вообще хотела сделать.
– Вот, – протянула ему книженцию, с закладкой – петушиным пером, на страничке, которой были выложены на белой, кружевной скатерочке с вышитыми маками и незабудками, свежие, румяные, щедро посыпанные изюмом ватрушки. И ниже рецепт приготовления.
– Все, как написано, смешала? – уточнил троллик.
Получил в ответ вялый кивок, помолчал, подумал, не нашел к чему придраться, и задал новый наводящий вопрос:
– А потом что?
– Поставила в теплое место.
– И где у нас оно? – с возрастающим интересом осведомился Эринир, озираясь по сторонам.
– Это место – Файри, – отрапортовала со вздохом.
С тех пор, как мы с Демирином исполнили предсказание, и очистили подземелья дроу от андрогиновской напасти, элементали утратили отчужденный вид. И преисполнившись раскаяния, выполняли любую мою блажь, стараясь загладить вину за недавнее игнорирование и умалчивание многих важных сведений. И, естественно, я сим пользовалась. Нет, в душе не нашлось места обиде, поскольку я давно смекнула – они не могли вмешаться и помешать ходу пророчества. Но для виду… Продолжала дуть губы. Профилактика – наше все.
Рин, как-то подозрительно хрюкнул, словно пытаясь скрыть порыв неуместного веселья, и этак с натяжечкой уточнил:
– Лия, а тебе не кажется, что теплое место и огненный элементаль – несколько перебор? И… сколько же ты так его грела?
– Часа три, – вымолвила неуверенно, и добавила с неохотой, после того, как друг озадаченно крякнул: – С половиной. Чтоб уж точно согрелось.
Троллик поджал губы. И взор ореховых глаз к полу опустил. Не помогло. Через мгновение он уже хохотал, давясь смехом, повиснув на расстроенной мне. И в перерывах между весельем, раскаянно постанывал: "Прости". А когда успокоился, потрепал по светлой, и без того растрепанной что тестом, что неудачей макушке и выдал покровительственно:
– Давай-ка, мы с тобой вместе еще раз попробуем.
Возражать не стала. Ватрушек самоличного изготовления хотелось до безумия, и тролля в помощники организм одобрил без капризов.
А когда я все же справилась с этим дивом, и друг засобирался обратно в РАМИиЗ, от него поступил странный, туманный намек, который Эринир пытался выдать за совет:
– Ты бы это, мелкая, наведалась к Вулфину на прием. Авось узнаешь причины своей негаданной хозяйственности, – и так он при этом улыбался, что я заподозрила тролля в сокрытии чего-то важного, чего-то, что мне определенно стоит знать.
Однако ухватить приятеля за грудки и выпытать правду не вышло. Когда становилось нужно, крупногабаритный тролль делался на редкость юрким и быстрым.
Спустя еще неделю…
Стол был чист, из светлых пород дерева и еще пах лаком. Приятно так пах, что подспудно хотелось обнять его, прилечь и набрать полные легкие воздуха, наслаждаясь ароматом. От бредовой мысли отказалась, а от стола отшатнулась, потерянно оглядывая помещение своей лаборатории, которая хоть и не расположилась в кухне, но соседствовала с ней тесно.
А вот вчера, например, мутило от запаха ванили… Где логика?
Не было ее. Как и у всего, со мной происходящего. Просто потому, что не могло это случиться так быстро. Хотя… Срок ведь аккурат два месяца, как сказал Вулфин, к которому по совету Рина я все же сходила. И значит, Созидание постаралась на славу для своего любимчика, не поинтересовавшись, что по такому поводу думаю я.
И неважно, что и сама очень переживала по вопросу совместимости, и даже строила планы по разработке средства, поспособствующего рождению нашего первенца, но… Не так же скоро.
Растерянно передвинула колбу с вытяжкой яда гюрзы к прочим примесям опасного свойства, и уставилась на подрагивающие руки, не зная, как быть. Нет, быть определенно придется, тут и думать нечего, потому как одна часть меня уже неделю безумно ликует, периодически укладывая ладони на живот, и глупо улыбается. А вторая, более дотошная, порядком трусит и цепенеет, поскольку искусство пеленания ей попросту не знакомо. И это только один из примеров моего несовершенства.
А ведь я еще не сказала виновнику моего нынешнего состояния. Не от страха, что тоже запаникует. Муженек мой редкостной душевной крепости, угу, а иногда и черствости, наверняка станет, на руках носить и опекать всячески. А лабораторию замурует, заявив, дескать, пока не родишь, не пущу.
Он и без новости о пополнении в нашей едва-едва созданной семье сделался чуть ли не тоталитарен. Я только и слышу: "Это опасно, нет", "Без тебя Служба Безопасности не рухнет", или "Нельзя, я сказал". И главное, мои родители вместе с Аскрином млеют от этакой строгости, и умильно пускают по Фениксу слезинки. В общем, поддержки ждать не от кого, приходится отстаивать независимость самостоятельно. Периодически… Если не очень лень.
Жар прожигаемого пространства, вывел из раздумий, как сознательный прохожий подслеповатую старушку на другую сторону дороги. Явился… Подумалось мрачно, опять-таки лишь одной моей частью натуры. Той, что даже после замужества не перестала слыть повышенной языкастостью. А вторая напротив – затрепетала, заволновалась, и я едва подавила порыв кинуться в объятья возникшему на пороге любимому.
Ишь, поглядывает как лукаво, улыбается и меня разглядывает, будто цветное стеклышко мальчишка в жизни не видевший дива волшебней. Против воли, в солнечном сплетении волнительно защекотало. Стало легко и приятно.
– Жена моя… – небрежно откинув со лба челку, Демирин сделал неспешный шажочек к разделяющему нас столу.
Подкрадывается, значит.
– …я явился за долгом… супружеским, – без обиняков констатировал сей "кредитор", упираясь руками об столешницу, и выпячивая губы для поцелуя.
Вышло так потешно, что я не устояла, и все же чмокнула благоверного, быстро отпрянув, ибо хитрец, попытался сомкнуть ручищи на моей талии.
Хохотнула победно, враз позабыв про иррациональную обиду и горделиво вскинув подбородок, в знаке – размечтался, со значением уточнила:
– И сколько я задолжала?
– Адову неделю. Долгую, томительную, одинокую, беспросветную… – добавил в голос побольше смиренной трагедии рыжий комедиант.
В словах имелась правда, ведь с тех пор, как узнала о интересном положении, мне как-то стало не до романтики и иже с ней.
– Да-да, я поняла, как нелегко тебе пришлось, – оборвала хохмача, поскольку догадывалась – он так может еще прилично распинаться. После, изобразила вид, словно задумалась, а затем решительно заявила: – Приходи завтра, у меня сегодня нет.
Мир, не ожидавший такой наглости, опешил. Постоял с секунду, моргая, а затем решительно стал сдвигать мелкие детальки изобретателя на край стола, расчищая себе место для маневра.
А поскольку опытным путем стало доказано, что стол Рыжику в деле соблазнения не помеха, если не сказать наоборот, то… Естественно, я проявила беспокойство:
– Ты что это делаешь?
– Я? – деланное изумление. – Решил не верить тебе на слово. Ну, вдруг, да и завалялся.
И опершись о край светлого дерева ручищами, легко его перемахнул, тесня меня к окну и подоконнику, который впрочем, огненный ловкач тоже использовал не по назначению, руководствуясь тем, что живем мы уединенно.
Все что могла противопоставить натиску жениховских рук и губ, давно потерявших всякий стыд, и не спешащих заново его отыскивать, так это упереться некоторым ладонями в грудь. В мужественную такую, надежную, со шрамиком на левом плече, который я любила особенно томно выцеловывать…
Так, если мысли и дальше станут брать такой вираж, то мы с ними несомненно падем… в его объятья. А я… А что, собственно, я? Можно подумать всерьез обижена. Одна только видимость. Отголосок удивления, растерянности, и счастья, в которое до сих пор боялась поверить.
– Родная… – блаженно промурчал искуситель, осознав, что не спешу выдумывать причин для отказа, и на ласку отзываюсь всем своим естеством: – Может, все же объяснишь, отчего всю неделю я был обделен и ущемлен в своих правах? Где я уже провинился?
– В храме, – констатировала недовольная словесными отступлениями. Тяжело, знаете, концентрироваться на разговоре, когда одна ладонь бессовестного Рыжика блуждает пониже поясницы, а вторая, развязывает ворот блузки.
Феникс замер. Отстранился. И что совсем уж прискорбно, руки убрал. А я, вообще-то, тоже соскучилась.
– В смысле? – выдал до того мрачно, что прям УХ.
Само негодование.
Походу пташка моя подумал, будто бы я сожалею о замужестве и очень натурально оскорбился.
Вот хотелось развить сию тему, и немного попаясничать, заставив понервничать огненного героя, но… Не стала. Взрослею, что ли? Внутренний остряк тут же ехидно подметил, что и выбора у меня теперь в таком положении особого нет.
– В смысле, ты комнату гостевую доделал? – перескочила с темы на тему до того стремительно, что Демир за мной определенно не поспел.
Посмотрел особенно внимательно, для этого даже отступив на шаг, ну, чтоб поле для обзора увеличить, и вновь непонимающе отчитался:
– Уже два дня как. Ты и сама знаешь, – а затем обличительно прищурился, и попытался строго отчеканить: – Даже не думай, Лия, третий раз я цвет краски менять не стану.
Улыбнулась. До того победно и счастливо, что уверенности на лице ненаглядного поубавилась, как вина в кубке заядлого "ценителя". Чудится мне, после новости, которою сейчас выдам, Феникс тоже будет не прочь выпить.
– Еще как станешь, родной мой, – пропела ласково, стараясь незаметно обойти возмущенного муженька. Поравнялась с его боком, привстала на цыпочки и шепотом на ушко многозначительно прошептала: – И вообще, все там переделаешь. – А после для наглядности, еще и мочку его чмокнула, которая если бы могла, дернулась от предстоящих перспектив.
– С чего такая уверенность? – продолжая горделиво стоять истуканом, молвил будущий отец нашего семейства.
Обошла его, храня молчание, и лишь достигнув выхода, вроде бы как небрежно, а на самом деле боясь, что оглохну от того, как стучит сердце, констатировала:
– А с того, что теперь это будет детская.
И бегом припустила из лаборатории, словно нашкодившая девчонка
– Детская? – переспросил громко любимый недоуменно, еще не сообразив, на что я намекаю. – Погоди… Какая детская, Лианель?
А вот этот вопль всегда спокойному и самоуверенному Рыжику был настолько несвойственным, что я чуть не споткнулась на лестнице от хохота, но бегства не прекратила.
Естественно меня догнали, и естественно поймали, горячо и жадно вглядываясь в очи, осведомились – не шучу ли я, и, увидев ответ в моих счастливых глазах, стиснули в объятьях, закружили по комнате, не сдерживая радости, затем зацеловали, а после…
В общем, долг я в тот день отдала сполна. Еще и с процентами.;)
