Текст книги "Янтарные слезы Феникса (СИ)"

Автор книги: Екатерина Мозговая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 26
Хочешь насмешить Бога? Расскажи ему о своих планах…

Тело плыло и качалось, удерживаемое путами проклятой магии. И виделась я себе в этом мрачном перемещении – корабельной доской, уцелевшей после крушения и дрейфующей по обманчиво тихой воде. Темной, вязкой с множеством чудовищ, притаившихся на глубине. Действительность от воображения отличалась кардинально, поскольку здесь монстры прятаться и не думали…

И пусть веки столь же крепко держало закрытыми проклятье, а сознание туманила отравленная магия, но… Все шорохи, отрывистая, гортанная, более подходящая очеловеченному животному речь, появившихся словно из ниоткуда андрогинов, спорящая с кем-то Арисия, поутратившая самоуверенности, не давали отделаться от мысли, что сновидения куда более безопасны. И нужно бы сдаться. Провалиться в них с головой, поскольку там, в реальности меня ничего не держит, а задуманное я могу исполнить и так…

Малодушие проходило. Было оно жадным, и с каждым своим неудавшимся наступлением, пыталось захватить с собой кусочек моей веры в свою правоту, однако я не сдавалась. Из врожденного и выстраданного упрямства, кое, думается мне, останется рядом даже на алтаре, я сопротивлялась чарам, не желая уходить в темноту неведения.

К слову, левитировала я не так чтобы долго. Процессия сопровождаемых меня приспешников Безымянного, шествующих по вырытым ходам дроу, довольно скоро вышла на площадку, судя по притокам воздуха, явно размеров серьезных. Я не могла этого увидеть, но интуиция подсказывала – вот и пункт назначения. Скорее всего какой-то природный подземный грот, размещенный аккурат в середине Гор Забвения Фей, дабы и алтарь было где состряпать, и удар от извлеченной из носителя силы прошелся в основание ненавистного андрогинам кургана. Что там должно произойти дальше по умозаключением четвероруких, я точно не знала. Вариантов много. Или преграда расколется, или раскрошится на мелкие камушки, или и вовсе истает, наконец, дав завершить чудовищам начатое.

Внутренний глас, несмотря на серьезность и незавидность моего положения, как умеет один лишь он, язвительно пропел – то-то они удивятся…

Угу, и даже взбесятся. Если успеют. Но я этого уже не застану.

Если бы могла, по привычке тряхнула головой, отмахиваясь от мучающих дум, однако чего-чего, а с подвижностью не заладилось. Еще и не к месту возникла неуместная, но в раз взволновавшая мыслишка – интересно, а у них на алтарь деву одетую класть принято, или раздевать станут? Вот последнего не хотелось точно. Во-первых, каменюка наверняка холодной окажется, и вряд ли в проклятых достанет заботы ее подогреть, а во-вторых… Негоже незамужней сирине блистать первозданной своей красотой. И пусть мне иной статус теперь не светит по определению, однако убежденность от сего крепость не растеряла, словно строительный раствор в кадке, забытый на солнышке. Угу, не вытрясти, не выскребать.

Нашла, как говорится, о чем думать.

А с другой стороны, лучше уж размышлять о мелком соре, который непременно вопьется в оголенные лопатки, чем о кинжале, пробьющем сердце. Так что, да, на раздевание не подписываюсь. Зря я что ли, ночную рубаху с умыслом выбирала? Чтоб и вырез удобный и помирать прилично можно.

– Даршех србадезар пршсхар дэ граш.

Раздалось в пространстве повелительное, и тут же разлетелось эхом по округе, заставив всех прочих умолкнуть, а меня непроизвольно напрячься. Просто некто, и как подозреваю, жрец Безымянного не двояко намекнул, дескать, пора начинать. Я не смогла полностью идентифицировать фразу, перевела только обрывки: "положите здесь" и "источник". Вскользь, который раз, подивившись предусмотрительностью отца, умудрившегося заставить дочь выучить язык перволюдов, не посвящая в то, кому он принадлежит. Дальше мысли перепрыгнули к самим толкованиям сказанного: последнее, видимо, обо мне. Впрочем, и про "положить" в принципе непосредственно меня касалось, поскольку спина враз утратила невесомость и упокоилась на чем-то твердом, и естественно холодном. Даже сквозь платье. Шерстяное. Никакого почтения перед жертвами у этих проклятых нет, хоть бы постелили чего. Определенно если удумают стягивать одежду, придется отбиваться. Важность момента, важностью, а девичье смущение дороже. Еще и пятка нервно засвербела, заставляя сконцентрировать внимание на ее бедах, и понять – обувь таки уже сняли.

Когда чьи-то многочисленные конечности зашевелились на мне и задергали пуговицы, очи непроизвольно заморгали, пытаясь открыться. И никакая магия, даже самая проклятая не могла управиться с моим желанием отстоять одежду.

Глаз приоткрыть практически вышло. Наполовину. Этого хватило, дабы узреть два плоских, тарелкопобных лица, склоненных надо мною. Страшных до того, что упомянутый храбрец мигом зажмурился и решил, что дальнейшее отстаивание добродетели обойдется без его участия. Слишком уж увиденное впечатлило. Да там от одних шрамов, можно всю жизнь кошмарами маяться, не то что, в общем… По четыре глаза, с бельмами и нарывами, пара скрюченных носов, с широкими, одутловатыми ноздрями, рты, лишенные губ, и кожа, изрытая порезами и вмятинами, сероватого оттенка "свеженького" покойничка. В общем, я впечатлилась. Все ж таки сны снами, а наяву и клюква кислее. Вот и увиденное, превзошло ожидания.

– Бархрат, – скомандовал тот же повелительный глас раздраженно, и от меня отстали.

Даже не так – отпрянули, будто от Зараженной. Хотя уж кто-кто, а эти ребята, такими страхами страдать не должны.

"Время" – вновь перевел мой мозг, и я ощутила…

Облегчение?

Нет, страх, он гони не гони, а присутствовал, словно брат родной, вознамерившись задушить меня в объятьях. Только не пламенных, а хладных. Он струился по коже ручейками липкого пота, холодил сердце, замедляя его ритм, и студил кровь, сделав ее не в меру ленивой и неторопливой. Казалось, проткни мне палец, и даже капельки не вылезет, до того она сделалась сонной. Наверное, именно поэтому, я и испытала желание, наконец, покончить с этим поскорее…

Шаги. Грузные и торопливые, приближались, отмеряя последние мгновения моей жизни. Заставляя напоследок в который раз с горечью осознать, сколько всего я не успела, не увидела, не познала. Кулаки сжались, зубы сцепились. Перестань жаловаться, Фирсен. Лучше представь, как много тварей ты сегодня заберешь с собой… Особенно не терпелось добраться до тети. Вот уж кого я собираюсь сопроводить за грани самолично.

Успокоилась, замерла, как полагается приличной пленной и вознамерилась абстрагироваться от происходящего.

Не дали.

А попробуй тут абстрагируйся, когда в нос дыхнуло таким смрадом от наклоненной ко мне впритык андрогиновской пасти, что глаза, продолжая разумно жмуриться, заслезились. Вот ведь, даже не предполагала, что расплачусь не от того, что страшно или жалко себя, а потому что кто-то в жизни не чистил зубов. А если еще учесть, что на его морде не один, а два источника зловония, то и вовсе беда.

В следующее мгновение на лицо легла рука, с костистыми, ужасно жесткими пальцами, будто были они обтянуты не кожей, а древесной корой, не позволяя отстраниться от этакой компании.

– Бр-р-раайдэрг.

Прорычало чудище, ибо отнестись к этим ошибкам Богов, как к разумным не выходило, и по мне вновь ударили проклятым воздействием. Причем ментально. Стремясь подчинить и тело, и разум, и душу. Не сопротивлялась, прекрасно понимая на чьей стороне перевес сил. И далее все происходящее воспринималось мной скорее, как со стороны. Словно детальный, красочный, и жуткий до рыхта сон.

Перволюд, удовлетворившись проделанной работой, зазвенел вмонтированными в камень цепями. А вскоре и на меня их нахлобучил крест-накрест, следом заведя странную, тягучую песню, смысл, которой ускользал от мозга. Сопровождая словесные излияния небольшими царапинами. Первая досталась лбу. Две другие запястьям. Прочие исчертили лодыжки. Боли не было. Ничего не было. Даже алтарь больше не мучил спину, а оголенные ступни перестали мерзнуть. Что странно. Поскольку в основе колдовства проклятых – страданию отведена роль почетная призовая. А тут… Даже вереница выцарапываемых на мне символов выдалась на диво деликатной.

Впрочем, глупо жаловаться, верно? Однако и расслабляться рановато, нечто подсказывало – это далеко не основное блюдо…

В какой-то момент, навеянное спокойствие отступило, будто успешно отыгравший свою роль актер, уступив ощущению гораздо более неприятному. Меня затрясло. Это была даже не дрожь, нет. Так скорее выглядит эпилепсия, в простонародье больше известная, как падучая. Зубы сжалились до скрежета, того и гляди покрошатся. Пальцы рук и ног свело судорогой, а голова запрокинулась, бесконтрольно забившись затылком об равнодушный камень.

Этак я сама себе раньше времени череп проломлю, и не видать им дармовой силы стихий.

Словно придя к таким же выводам, голос четверорукого вожака возвысился до крика. Торжественного и страшного, предвещающего всевозможные кары всем непокорившимся его воле и силе ранее.

Земля задрожала, с потолка посыпались мелкие камушки, будто намекая – этак и до обвала недалеко. Что в принципе, вполне реальный исход местного "сборища". А что? Они ведь хотели, чтобы горы рухнули? Почему не сейчас?

Андрогин, совершенно не обращая на "деликатные" намеки природы внимание, продолжил горланить проклятье, заставляя меня выгнуться, упершись многострадальным затылком и ступнями об алтарь. Цепи натянулись, впившись в кожу, глаза приоткрылись, ибо веки враз лишились сил держать их сомкнутыми. И я увидела, как проклятый вздымает ввысь две верхние руки с кинжалом, угрожающе занося его надо мной. Лезвие металлического убийцы сверкнуло чернильной вспышкой и…

* * *

Открывать портал в обличье Феникса вышло еще проще, нежели в человеческом облике. Только вот… Точка перехода сбилась, выбросив отряд во главе с отцам Лии рядом со входом в подземелье дроу. То есть добраться до места основных событий сразу не представлялось возможным. Придется пешим ходом. А это время, которого, чуяла птичья сущность оборотня, до страшного мало. Вод ведь, рыхт.

– Все как предсказано Арсенией, – прошептал рядом Лиррен, который, казалось, после известия о побеге дочки не просто постарел – состарился. И столько горькой безнадежности вылилось в одной строчке.

Демирин не сдержал яростного клекота, и понесся в темный провал подземного хода первым, становясь одновременно и проводником, и факелом. К рыхту все. В конце концов, раз уж мирозданию так нужны эти слезы, отчего ж не всплакнуть. Пусть подавится. Тем более, что у него тоже предсказание имеется. Личное. Он просто не позволит ей погибнуть, любой ценой. Сия мысль стала тем гарантом, не позволяющим паникующему парню провалиться в муторность ощущений с головой. Он спасет вредную, языкастую, непокорную, горделивую, упертую, и невероятно любимую девчонку во чтобы то не стало. И если повезет, то до конца своих дней, совершенно не гнушаясь подлым приемчиком, станет напоминать ей этот случай, требуя любви, ласки и заботы. Да, и стыдно ему не будет. После всего, что она заставила его пережить и прочувствовать, это еще малая плата. Весьма и весьма.

Туннели, словно издеваясь, сменялись еще более извилистыми, темными, и узкими переходами, ведшими неизменно вниз. Раздражало все. И протяженность пути, и медлительность спутников, не способных перемещаться со скоростью подвластной птице, и собственная невозможность, оставить их далеко позади. Нет, он не переживал, что они заплутают. Сними ведь Чарчер. Да и принц не единственный оборотень среди солдат. Но самому Демиру, думается, при встрече с проклятыми явно нужна силовая поддержка. Дураком он не был и если мчался на подвиг по спасению девы в цепях, то уж точно не с гордым лозунгом: "Любовь – спасет мир"

Бесчисленная вереница проходов, что тех нор и далеко не кротов, превратилась в этакое чудище, по щупальцам, которого им пришлось блуждать. Только вены его отравлены страхом, будто ядом. Иначе откуда чувство паники и крамольная мыслишка, словно поломанная механическая кукла, причитающая тоненьким голосочком, заставившим оперение вздыбиться и распушиться: "Не успеешь, не успеешь, не успеешь…"?

К рыхту.

Четверорукие появились в одном из проходов совершенно вовремя, поскольку волнение, накрывавшие крылья не хуже силков птицелова, уже изволило просто душить. А так… Феникс полыхнул первозданным пламенем, и если раньше он с помощью него мог только отбиваться, то теперь… Мда, определенно, дав волю своему тотему Мир многое приобрел. Андрогины полыхнули аки дополнительные источники света, на кои, если честно, здесь было туго. Осветив округу едко дымящим, и с ужасом верещащим заревом. Следующих поразил рарх, коему тоже не сиделось во дворце, несмотря на всю свою дипломатическую ценность и недовольство свиты. Но занимало сие Феникса мало. Разъедающая кислотой ревность, мучающая сердце оборотня так долго, сейчас казалась смешной и совершенно незначительной, будто медяк, изъеденный ржавым налетом – проще выкинуть, чем пытаться пристроить.

Рядом перекинувшийся Чар, вгрызся четверорукой твари прямо в шею. Волин создавал земляные воронки, просто погребая врагов в них. Аск атаковал магией мертвых, насылая заклятье "Мертвецкой Бледности" – что-то вроде ускоренной, поражающей за считанные секунды чумы. Лиррен резвился с огненной плетью, коя рубила похлеще самого заточенного топора. Прочие воины не отставали. В пылу схватки все позабыли и про природный страх пред сильным недругом и про его неуязвимость. Загнанным в угол нужно не так уж много, чтобы раскрыть все свои способности – всего лишь выжить.

Но Феникса манило не это. Близко. Она близко. Я чувствую ее – пришло осознание перед тем, как птица влетела в импровизированный подземный зал, дабы увидеть, как над Лиани какой-то смертник занес кинжал.

* * *

Вот и все.

Мысль выдалась на диво спокойной, и лишь толика разочарования скользнула по сознанию – жаль над головой земляной свод, а не ночное небо. Глядя на звезды, умирать романтичней…

Андрогин торжественно оборвал речь, и вознамерился с силой опустить руки, как… Огненная птица дивной красоты с отчаянным криком, впилась когтями в плоское лицо перволюда и воспламенилась, став этаким фитилем для приспешника Безымянного. Он полыхнул за секунду, и не способный отразить атаку, зарычал и вовсе страшно. Но меня испугало не это, нет. Все внутри похолодело от осознания – Феникс здесь. Явился, как и предсказано, презрев мои ухищрения.

Против воли сил сей факт поприбавил. И я даже попыталась заерзать под цепями, не сразу вспомнив, что могу их снести магически, как…

Руки загоревшегося чудовища дрогнули и выпустили из захвата острую смерть, которая, словно натасканный на убийство верный пес, заскользил вниз, аккурат к моей грудной клетке. Увернуться не было и шанса. Только теперь участь действительно испугала. С Демирина ведь станется…

Удар выбил из легких весь воздух. И принес с собой пустоту. Столь стремительную, что я… Не успела в последний миг налюбоваться своей огненной птичкой, обещавшей мне продемонстрировать крылья только после свадьбы. Что ж… Нынешние обстоятельства повяжут нас куда, как крепче.

Тело, не чувствующее положенной боли, похолодело, а то и вовсе заиндевело, стало не удобным, чужим. Мысли вялой кутерьмой, будто снежная метель, закружили, завертели и вознамерились унести меня, наверное, за грани. И тем неожиданней в образовавшейся темноте оказалось узреть протянутую руку. Женскую, жилистую, сухую руку. В нее я вложила свою ладонь по наитию, чувствуя себя заплутавшим, наконец, сыскавшим поводыря.

Глаза распахнулись мгновенно. А лучше бы остались в неведении, честное слово.

Потому как первым что узрела – стал алтарь, и я лежащая на нем, на диво умиротворенная, с тонкой улыбкой на губах, человека всем довольного. Ну, конечно, задуманное ведь выполнено. Не вязалась в идеалистическую картинку только истошно кричащая птица, замершая над странным алым пятном, расползшимся над моим застывшим сердцем, будто вышивка нарядная.

И было в этом крике столько боли… Словно Феникс забрал ее всю себе, оттого и умиралось мне так легко.

– Нет. Нет, пожалуйста, – взмолилась я, обращаясь к Безликой, которая, поди, ж ты сдержала слово о скорой встрече. Именно она ведь явилась за мной…

Богиня, стоящая рядом, и продолжающая крепко стискивать руку, словно мой бестелесный призрак мог сорваться с цепи и что-то предпринять, лишь покачала головой, давая понять – вмешиваться не станет. То ли не желает, то ли не в ее силах – повелевать живыми. Не знаю, что ей руководило. Но было это бесспорно жестоко, поскольку стоять и смотреть, как любимый обменяет свою жизнь на мою, а родители и друзья вязнут в битве, в коей их заведомо меньше – нестерпимая мука.

Ладонь я все же вырвала, и пусть показалось в сей момент, что у богини Тлена осталась взамен и кожа с костями, медлить и проникаться ощущениями не стала. Роль призрака, конечно, нова, но…

Рыхтовы обстоятельства, не располагали к промедлению. Уж слишком много я поставила на кон, чтобы проиграть.

Посему к застывшему собственному телу, метнулась со всем возможным рвением. Но не для того, чтобы попытаться занять опустевшее, привычное пристанище, а затем, дабы со всей силы отпихнуть поникшую птаху, переставшую пылать огнем, и казалось не видящую ничего, что творится вокруг.

Нет, родной, поплачешь после. На могилке, так сказать, и не янтарными, а обычными слезами.

С первого раза ничего не вышло, однако я с завидным упорство продолжила таранить Феникса, чтобы отвлечь от…

Блеснувшие слезинки, словно драгоценнейшие из камней, которые мне доводилось встречать, покатились по клюву, дабы сорваться вниз, прямо на зияющую рану, и раствориться, смешаться в ее недрах.

– Демир… – простонала, опуская руки и опускаясь рядом.

Все враз утратило смысл. Поблекли цвета, звуки, очертания предметов и лиц. Я просто обняла своего самоотверженного, несносного Рыжика и горько заплакала, жалея больше всего на свете, что он не почувствует этих прикосновений…

Бой кипел, кружила сталь, сметали все на своем пути смертельные заклинания, но мне до этого больше не было дела…

Наверное, именно поэтому я не могу сказать, когда все изменилось.

Тело мое вздрогнуло, засветилось и распластало руки и ноги широко-широко, образуя эдакую звезду, от вида которой сделалось стыдно – срам один. Но возмутиться по-настоящему, а еще удивиться, откуда столько резвости, не вышло. Ибо лимит изумлений на сегодня еще не выполнен. Столп света, ударил из моей груди яростным заревом, устремившись вверх. Аккурат к потолку, грозясь пробить его к рыхту. Открывшийся источник, опьянил своей силой даже мою бестелесную сущность. А Демирин, которого я продолжала пораженно обнимать, встрепенулся, перевоплотился обратно в человека, соскользнув на край необжитого пространства камня, и уставился на меня преподозрительно видящим взором. Аж неловко от этакой осознанности стало.

Дальше, больше. Возликовавшие поначалу перволюды, очень скоро испытали эмоции прямопротивоположные. Поскольку вырвавшийся на волю светоч, вместо того, чтобы просверлить горы, ринулся к четверорукому шоблу и его приспешникам, нанося удары, от которых проклятая магия, зашипела, скорежилась, лишая противников преимущества. И вскоре от поклоняющихся Безымянному осталась только горстка, даже не пепла, а этакой трухи. Все случилось за считанные мгновения, заставив испытать собравшихся сильнейшую растерянность, одну на всех.

Только Мира сия эмоция обошла стороной. Напротив, ненаглядный взирал на меня с вполне ощутимым гневом, всем своим видом доказывая, что чхать он хотел на мою бестелесность. Сейчас как оттягает за уши за дурь излишнюю, да самоволие, и помирать можно будет спокойно. Я даже поежилась от перспективы. Почему-то нисколечко не сомневаясь, что этот сможет угрозы воплотить в жизнь.

– Демирин, я… – начала примирительно, здраво рассудив, что на прощание осталось времени мало, потому как богиня Тлена, так и стояла в стороне, дожидаясь свою непокорную подопечную, дабы лично уже сопроводить за грани, – Это единственный способ остановить войну. Добровольная жертва. Осознанная и покорная своей участи. Мой источник магия проклятых замарать не смогла, напротив, именно он ее очистил, лишая андрогинов связи с проклятым богом.

Огненный защитник, продолжая молчаливо всматриваться в мое лицо, замедленно кивнул, не отрывая взора двух горящих солнц, словно стремясь – зарисовать в памяти сей момент.

– Я люблю тебя, – прошептала пламенно, обняв его лицо ладонями, молясь всем богам разом, чтобы достало силы, на последний прощальный поцелуй.

Феникс в свою очередь, закрепил мои ладошки своими, уперся лбом о мой и твердо поинтересовался:

– Неужели ты думаешь, я позволю тебе уйти?

Ответить не успела, потому как за меня это сделало новое действующее лицо.

– Всегда любила своих вестников за излишнюю самоуверенность. Знают, поганцы, что питаю к ним непозволительную слабость, оттого и вьют из меня веревки, – с притворным укором молвила… девушка, в длинном бежевом одеянии, русыми волосами, и невероятно мудрыми, цвета весеннего неба глазами, которой взяться здесь было попросту неоткуда.

– По-моему, у мозга, лишенного кислорода, начались галлюцинации, – прошептала я трагично, и инстинктивно приложила тыльную сторону ладони к губам, приветствуя… Созидание?

Что-то сегодня перебор на божественные визиты.

Рыжик вздохнул, скопировал жест приветствия и с показной опечаленностью выдал:

– Все наши беды, награда моя, оттого, что у нас все по-твоему. И галлюцинация одна на двоих.

– Нет, ты представляешь, сестра? – продолжала наслаждаться произведенным эффектом богиня всего живого, обращаясь уже к Безликой. – Какие нынче неблагоговейные смертные пошли. Я, значит, явилась, дабы одарить их за смелость и самоотверженность, за искренность и силу чувств, за чистоту помыслов, а они… Не прониклись совершенно.

– Так ты сначала одари, а потом уж и жди спасибо, – посоветовала нисколечко не удивившаяся сестрица Пресветлой. И почудилась мне на ее изменчивом лице – улыбка. Да до того искренняя…

– Ах да, что-то я подзабыла алгоритм последовательности, – показательно смутилась, как выяснилось еще та – шутница, – Сказывается отсутствие практики.

– А ты почаще снисходи, и…

– Ладно, – прервала сестру богиня Созидания и вновь устремила внимание на нас с Демирином, становясь серьезною и величественной, что та икона из главного храма. Солидность момента портили только ее смеющиеся глаза, и тихое хмыканье Рыжика, который не очень-то верил в сию благость, но пока молчал, и на том спасибо.

– Дети мои, – промолвила Созидание, – да осуществится пророчество полностью, и каждый получит в нем по заслугам своим. – Она взмахнула светящимися ладонями и заключила, процитировав последнюю строчку из маминого ведения: – Пусть будет, как будет – ни о чем не жалей.

И в момент, когда нас с Фениксом обнял в теплые, ласковые объятья свет божественной благодати, вот только тогда, я по-настоящему осознала ее смысл – мама ведь изначально давала понять – не нужно бояться своей дороги… Всего лишь пройди ее достойно.

* * *

В миг, когда уже показалось, что их или добьют андрогинны, или раздавит земля, все пошло совершенно не так. Нельзя сказать, что плохо… Но уж странно – не то слово.

– Только я один ощутил гигантский приток энергии? Словно… – замялся, не зная, стоит ли озвучивать предположение, но памятуя прошлую встречу с Безликой, закончил: – Божественную? – оглядываясь по сторонам, поинтересовался Чарчер. До сих пор не в силах поверить, что приспешники Безымянного, словно по команде исчезли, оставив после себя неприглядные кучки… м, пусть будет праха.

– Не только, – потирая проткнутое плечо, едва не шипя, успокоил племянничка Волин, тоже не без подозрения, оглядывая пустующее пространство. Ожидая чего угодно, но только не вот этой мирной картины. – Вопрос в другом, – провозгласил он с сомнением: – Почему все вышло не по плану перволюдов? Мы ведь не успели вмешаться.

– Потому и не вышло, – вклинился, присевший, сначала на корточки, а после и вовсе развалившийся на земле песчаник, – Лианель пошла на это добровольно. Она принесла ту же жертву, что и в прошлом фейри – ценой своей жизни, не дать им преодолеть рубежи. Колдовство уснувшего народа, оказалось сильнее проклятой магии, и, откликнувшись на образовавшийся источник, испепелило четвероруких. Думаю, теперь для них даже туннели закрыты.

– Все это прекрасно, – Лиррен, который первым делом бросился к пустому алтарю, и облазил его вдоль и поперек, но так и не найдя искомое, встревожено вопросил: – Но где виновница переполоха? Где моя дочь? Да и Феникс пропал.

Понять его волнения можно было легко, и Волин, прекрасно видевший, как легко кинжал угодил в сердце студентки Фирсен, заставив его оборваться, стыдясь, отвел глаза. Слов на то, чтобы сообщить очевидное и добить горем отца Лии, не нашлось.

Мрачную, готовую в любой момент накинуться на выживших тишину, развеял непривычно благостный, если не сказать, удовлетворенный голос Аска. Некромант, доплетясь до брата, для разнообразия волоча на сей раз ногу, ободряюще похлопал того по плечу, сам взгромоздился на каменюку, и блаженно прикрыв очи, выдал:

– Да все с ними в порядке. На данный момент, они находятся где-то в южном регионе Рандии. И думаю, им не до нас…

– С чего такая уверенность? – озвучив вопрос, который у всех засел на языке, что тот типун, сипло проговорил Лир, боясь поверить в то, что исчезновение его девочки к лучшему.

– А я на твоего ретивого зятька маяк повесил перед тем, как в пещеры спускаться, исключительно, на всякий случай, – поведал Аскрин самодовольно, продолжая валяться на алтаре, как будто на мягчайшей перине в мире.

– Да, но Лиани… – не спешил открещиваться от плохого исхода старший Фирсен, чем заработал укоризненный взор от младшенького. Им и был перебит:

– Янтарные слезы были? Были. На деву пролились? Пролились. Значит, все с ней в порядке. А раз мой маяк активен, то и пернатый в добром здравии. Да и… Ты забыл, что я некромант? Эманацией смерти в пещере нет, – и игнорируя скептически заломленную бровь старшего брата, как всегда не спешившего отнестись к его словам с пониманием, отмахнувшись, уточнил: – Андрогины и Зараженные не в счет. До них Безликая не снисходит.

– Значит, обошлось? – переспросил Чарчер, тоже опасавшийся поверить в эдакие чудеса. И расхохотался, дав волю чувствам. На радостях, хлопнув от всей души рарха по предплечью.

– Значит, да, – резюмировал Волин, выражая свое облегчение сдержанней всех. Не от того, что был не рад за своих студентов, а потому, что являлся эльфом дальновидным, и мог с уверенностью сказать – энтузиазм Фирсен, до сего момента, сдерживаемый андрогинной опасностью, теперь обуздать станет сложнее. И уж его вверенное учебное заведение сие коснется первым. "Хоть бы выстояло", – подумалось ректору с тихой печалью, от которой мужчина, впрочем, тут же отмахнулся. В конце концов, он там не за просто так главенствующий пост занимает, и уж постарается направить сей пыл, куда-нибудь с пользой.

ЭПИЛОГ. О том, чем заканчиваются сказки…

Перенесло нас, аккурат на пригорок. Живописный такой, знаковый. С травой одуряюще зеленой, запах разнотравья которой ударил в нос похлеще квасу свежего, колючего. С солнцем, ярким до такой степени, что даже перед зажмуренными глазами летали световые зайчики, которым, казалось, и темень нипочем. С цветущими деревцами абрикосов и вишен, замершими нарядными невестами в низине рощицы. Я, к слову, тоже стояла на редкость нарядной… Исчезло порезанное, окровавленное, удушливое шерстяное платье, добившее бы меня по такой-то жаре. Вместо него имелось легкое, белое и волшебное в своей простоте платьице с приспущенными на плечах рукавами, затейливым алым пояском на талии, и широким, свободным подолом до колен.

Мысль, что богиня напоследок заготовила каверзу, лишь укрепилась в голове, когда рядом с рощицей, словно из тумана, показался храм белокаменный и не менее торжественный, чем и все в округе. Серьезно, даже ветер будто бы стеснялся играть с завитками волос, а птицы цвиринькали тихо-тихо, словно опасаясь, что приму я решение неправильное.

А я… Вернее, кто ж даст его не принять-то. Я чувствую, от меня сейчас мало что зависит, хорошо если спросят вообще.

– Только не надо делать вид, будто храм ты не заметила, – прошептали некоторые огненноволосые искусители на ухо возмущенно.

Вот, пожалуйста. Уже лишь по тону можно понять – отступить и повыпендриваться мне не позволят. И все же…

– Какой храм? – говорю и ухмыляюсь от уха до уха, до сих пор не в силах поверить, что все закончилось именно так.

– Гордость моя, – изрек Демирин напряженно, не проникшись весельем. Да что там. Я его сроду серьезней не видела, – Я, конечно, понимаю, что невесте не к лицу излишняя покладистость, и перед женитьбой обязательно нужно норов показать по традиции, но… Ты не находишь, что уже напоказывалась?

– Что-то не припомню, – выдала и глазами этак невинно похлопала.

В ответ Рыжик свои попросту закатил. С минуту изображал великомученика, а после вздохнул решительно и на руки меня подхватил. Когда же я от неожиданности испуганно пискнула, не стерпел и залыбился довольно-предовольно. А еще этак предвкушающе, что… Захотелось все же вырваться и по старинке, попытаться сделать от него ноги. Однако надеяться, что дадут сбежать, не стоило, да и… Платье-то мне новое волей Созидания справили замечательное, а вот об обуви не подумали. Или напротив, предусмотрели попытку побега. И не забыли про превентивные меры, исключая его заранее.

Посему, я лишь голову ненаглядному на плечо положила покорно, да руками шею обвила. Вознамерившись отринуть девичьи страхи и, наконец, получить сию огненную птичку в единоличное, законное право. А что он думал, только ему моя свобода покоя не дает? Зря.

С таким лозунгом мы и подошли к резным дверям пристанища богов, отворившимся весьма самостоятельно, что заставило лишь увериться в мысли – Рыжик и Созидание спелись.

Внутри оказалось светло и благостно. Витражные окошки, яркие, светлые фрески и лики святых, наполняли храм духом веры и чуда. Слезы невольно навернулись на глаза. Сказалось или все-то что случилось, или то, что именно о такой свадьбе я и мечтала. Одной на двоих и никого более…

Демирин поставил на ноги, взял за руку, и повел вперед уверенной поступью, ни на секунду не сомневаясь в своем решении соединить наши жизненные пути. Я следовала следом, ощущая, как всполошено бьется сердце. Не от страха, нет. От радости.

Перед статуями богини Созидания и Творца, мы опустились на колени, беззвучно благодаря за высший дар, который нам только могли преподнести. Чаща с огнем вспыхнула пред нами, когда с благодарностью было покончено, и Феникс, посмотрев испытывающе, улыбнулся, как может только он тепло и лукаво, и вопросил: