Текст книги "Блудница"
Автор книги: Екатерина Маркова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Брось, Ингвар, – поморщился Потапов, – человек летит отдохнуть, а я ее буду грузить своими проблемами.
– Ты – дурак, Ник. Речь идет о твоей жизни. Подвалил редкий шанс – заполучить тонкого умного аналитика. И думаю, Алена с восторгом сумеет совместить это с солнечными ваннами и купанием в море.
– О’кей, старик, – вяло отозвался Потапов. – Меня ждут процедуры и на горизонте сестра Моника. Вечером позвоню.
Но уже через два часа Ингвар перезвонил Потапову и, чему-то самодовольно усмехаясь, проговорил:
– Довожу до твоего сведения, Ник, что театральная подпольная кличка у Алены – «малышка».
– Понятно. Ну, и?..
– Ну и все. До вечера.
Потапов пожал недоуменно плечами и в сопровождении сестры Моники побрел на пляж. Там они расположились за столиком недалеко от спортивной базы, где выдавали катамараны, снаряжение для дайвинга, а для желающих испытать особо острые ощущения вертлявый лихой катерок на буксире тащил по волнам надувной «банан» с сидящими верхом визжащими смельчаками и так же, на тросе, тянул над морем парашют, под куполом которого извивалась червяком очередная жертва.
Потапов заказал бармену два безалкогольных коктейля. Моника вопросительно уставилась на Ника своими кукольными голубыми глазами с загнутыми белесыми ресничками.
– Ах, да, – спохватился Потапов от ее вопрошающего и как всегда требовательного взгляда, – я, собственно, пригласил вас не для разговора, а просто хочу угостить коктейлем. Очень рекомендую отведать мороженое, особенно клубничное, вкусное...
На фарфоровом личике Моники появилось легкое подобие довольной улыбки.
– Очень мило с вашей стороны, Ник. А я, кстати, хотела сообщить вам, что доктор позволил слегка расширить ваш режим. Вы можете ходить в бассейн, и вам дадут более нагрузочный физкультурный комплекс.
– Это оттого, что я осуществил столь изнурительный вояж и не помер? – засмеялся Потапов.
Моника недоуменно подняла тоненькие светлые брови и недовольно заметила:
– У вас все же большие проблемы с чувством юмора, мой дорогой. Так шутить грешно.
Потапов покаянно прижал к груди руки и заказал клубничное мороженое.
– Действительно, вкусно, – согласилась Моника, с аппетитом облизывая ложку, и, вглядываясь куда-то за спину Потапова, сварливо прибавила: – Безобразие! Как можно детям позволять такие опасные аттракционы. Интересно, куда смотрят родители?
Потапов оглянулся, и в это же время на песок недалеко от их столика опустился парашют. Довольная девчонка в круглых очках дождалась, когда ее освободят от ремней безопасности, и сообщила улыбающемуся арабу, что через полчасика повторит полет. Потом поправила съехавшие набок шорты, направилась к стойке бара, взяла стакан сока, присела за соседний столик и, спокойно выдержав возмущенный взгляд сестры Моники, проговорила хрипловатым баском:
– Здравствуйте, Ник! Меня зовут Алена Позднякова. Вам привет от нашего общего друга Ингвара.
– Здравствуйте, Алена, – ошеломленно произнес Потапов. – А... мы вот только что с сестрой Моникой говорили о том, что детям небезопасно летать над морем на парашюте.
Алена оставила это сообщение без реакции, предоставив Потапову внимательно оглядеть ее миловидное круглое личико с действительно детским припухлым ртом, слегка вздернутым носом и умным взрослым взглядом из-за круглых очков в легкой металлической оправе. Нижняя челюсть, чуть выдающаяся вперед, как бы сообщала о твердости характера и железной воле. То, что Алена прекрасно сложена, Потапов отметил, когда она, выпутавшись из парашютных ремней, топала маленькими босыми ногами к бару. «Этот стройненький подросток сведет с ума многих любителей лолитообразных женщин», – мелькнуло у него тогда в голове. Алена чему-то ухмыльнулась, потерла ступней о ступню, стряхивая налипший песок, и на английском языке представилась медсестре Потапова.
Моника выглядела сконфуженной, приняв взрослую женщину за ребенка, но Алена тут же пояснила, что она давно привыкла к тому, что иногда местные московские забулдыги, забивающие во дворе «козла», посылают ее в магазин за пивком.
Вскоре Моника удалилась по неотложным делам, и Потапов пересел за Аленин стол.
– Вы здесь одна?
– С напарником, – отозвалась Алена, выуживая трубочкой из стакана кусочек льда.
– То есть? – удивился Потапов.
– Если одна не справлюсь с вашими проблемами, на него можно положиться, – ответила Алена и, поддев льдинку, отправила ее в рот.
– Это вы напрасно, – заметил Потапов, – судя по голосу, вы и так уже успели где-то простудиться.
– Да нет. Я с детства такая простуженная. Голос такой, – невозмутимо отозвалась Алена.
– И кто же этот ваш напарник? – улыбаясь, спросил Потапов.
Алена в ответ одарила его обаятельной, слегка насмешливой улыбкой, продемонстрировав при этом мелкие ровные зубы необыкновенной белизны.
– Он сидел в тюрьме, но его выпустили, признав невиновным.
– И... за что же он сидел?
– За убийство любимой женщины.
Потапов почувствовал на лбу появившуюся испарину.
– Понятно... А оказалось, что он не убивал.
– Да нет, почему же. Он и убил. – Алена, не поднимая глаз, выудила из кармана шорт пакетик с бумажными платками и протянула Потапову. Тот машинально вытер вспотевшее лицо и решил больше не задавать посторонних вопросов.
– Ингвар сказал, что вы в общих чертах в курсе того, что со мной случилось.
– И в общих и, пожалуй, в частности. – Алена подняла голову и долгим внимательным взглядом обвела лицо Потапова. – Знаете, Ингвар очень толковый и обстоятельный. Да, конечно, вы знаете. Так вот, когда мы с театром были в Стокгольме и он рассказал обо всем, меня это так заинтересовало, что Ингвар даже устроил мне встречу со своим приятелем из органов, и он дал прочесть ваши показания.
– И... что же вы думаете? – осторожно спросил Потапов, – впрочем, я понимаю, что тут пока еще все непонятно.
– Ну нет, почему же, – неожиданно возразила Алена. – Понятно одно. По жанру все, что происходит, – совсем не детектив, а скорее мелодрама. А это очень, очень непростой жанр. Знаете, он как бы с подвохом. К примеру, если берешь ставить пьесу с мелодраматическим сюжетом, то для того, чтобы не получилось в результате мексиканской мыльной оперы, надо очень жестко определить психологический рисунок каждого персонажа. Мелодрама – великий жанр, это всегда высокая история о любви и смерти, и тут исключена любая сентиментальность, ее просто по природе человеческих взаимоотношений не должно быть. По сути, люди находятся в очень жестких отношениях между собой.
– А если любовь? – встрял взволнованно Потапов.
– У-у, если любовь, то тем более, – прогудела осой на бреющем полете Алена. – Я вам только что говорила о своем напарнике. Это была истинная любовь. Как в самой гениальной мелодраме. Кстати, сейчас я вас познакомлю. Он уже осуществил очередной заезд на «банане» и двигается к нам. Только, конечно, как всегда, ничего не видит вокруг.
Алена заложила в рот пальцы колечком и пронзительно свистнула.
Через минуту к столику подошел худой, бледный до синевы, совсем еще не тронутый египетским солнцем долговязый мальчишка.
– Ага, тоже травести, – засмеялась Алена, проследив за недоуменным взглядом Потапова. – Такая вот у нас компашка. Сева, познакомься, это тот самый господин Потапов.
– Здравствуйте, – церемонно поклонился молодой человек. – Алена Владимировна, вас ребята на парашют приглашают. Что им сказать? Попозже?
– А вам еще нельзя? – поинтересовалась Алена у Потапова и тут же сама за него ответила: – Ну да, конечно же, нельзя. Вы ведь еще со штырем в бедре гуляете. Очень беспокоит?
– Да когда как, – отозвался Потапов, пораженный осведомленностью Алены.
– Ну а как же! Я ведь вашу историю болезни тоже изучала. Ингвар переводил со шведского, – улыбнулась Алена, прочтя мысли Николая. – У вас по распорядку дня сейчас обед, если не ошибаюсь. А потом послеобеденный сон. Как в пионерлагере в застойные времена. Ну и давайте! А мы пока с Севкой полетаем над морем. А потом на солнышке полежим. Надо этому сине-зеленому товарищу придать товарный вид. А то все египтянки нос воротят. Мы живем в соседнем отеле, вон в том. – Алена кивнула в сторону белоснежного здания с колоннами. – Я вам записываю номер своего мобильника, а ваш у меня есть. Увидимся вечером.
Но вечером встретиться не удалось. Во время ужина в столовую, где вокруг роскошного шведского стола бродил с тарелкой Потапов, влетела только что приехавшая Ксюша. Она бросилась к нему на шею и разрыдалась, к великому изумлению окружающих. Потапов, обнимая Ксюшу, понимал до глубины души, кому адресованы эти горячие слезы, и сам еле сдерживался от рыданий. Не дав ему опомниться, Ксюша потащила его знакомить с дочерью. В роскошных трехкомнатных апартаментах вынимала игрушки из своего рюкзачка маленькая рыженькая девочка. У Потапова в груди стиснуло и защемило сердце.
– Мария, познакомься, пожалуйста, это – Ник.
Девочка протянула Нику ручку и серьезно произнесла:
– Здравствуйте, Ник. А почему вы с тарелкой?
Потапов с удивлением заметил, что он держит под мышкой тарелку, с которой его настигла Ксюша возле шведского стола.
Он засмеялся. Сделал большие глаза, нарочито грозно зарычал и проговорил сиплым противным голосом:
– Это не оттого, что я собираюсь поужинать девочкой Марией. Я никогда не ем таких хорошеньких мамзелей.
Мария тут же включилась в игру и, звонко завизжав, спряталась за креслом и оттуда ответила тоже не своим, а писклявым дурным голосочком:
– Я не верю тебе. Боюсь, что ты пришел меня съесть.
Потапов изобразил крайнее отчаяние, заломил руки с тарелкой за шею, закрутил головой:
– Поверь мне, я не людоед, я мирный свинопас и пришел к тебе с миром.
– Почему свинопас? – залилась теперь смехом Ксюша. – Да-а, с фантазией тут проблемы.
– Докажи, что ты друг! – грозно потребовала Мария.
В открытое окно полетела казенная тарелка и, к всеобщему восторгу, завязла в густом кустарнике.
– Теперь погладь меня по шерсти в знак нашей дружбы. – Потапов встал на четвереньки и подполз к улыбающейся девочке. Мария осторожно дотронулась до волос Потапова и тут же со страхом отдернула руку.
– Не бойся, Мария, наш свинопас давно не читал детских книжек и подзабыл, что ему самому необязательно ходить на четвереньках и обрастать шерстью, – насмешливо констатировала Ксюша, но Потапов не желал вставать с четверенек и терся лбом о коленки Марии. Наконец девочка осмелела и несколько раз погладила маленькой ладошкой по голове Николая. Тот довольно заурчал и вдруг увидел в приоткрытую дверь в соседнюю комнату женщину, распаковывавшую на диване чемодан. Ему сразу бросился в глаза выступающий на спине горб и почти полумонашеское одеяние из темной ткани.
Потапов взглянул на Ксюшу и вопросительно кивнул в сторону неприкрытой двери.
– Это Вероника, няня Марии. Замечательная женщина и, главное, прекрасно ладит с ребенком. А у этого ребенка характер прямо-таки не сахар, – ответила негромко Ксюша.
– А вот и сахар, – тут же не согласилась Мария, – Вероника так и говорит: «Сладенькая ты моя». Так что не верьте маме. У ребенка Марии характер просто шоколадный.
– А сколько же тебе лет? – поинтересовался свинопас Потапов на всякий случай все еще рычащим голосом.
– Пять. А вам?
Потапов задумался:
– Вообще-то у свинопасов нет возраста. Но я думаю, годков эдак двести пятьдесят уже набралось. Кстати, да, я припоминаю, что сегодня у меня как раз день рождения, и – Потапов взглянул на часы, – через полчаса я приглашаю вас на торжественный ужин.
– Свинопасы не носят часов, – недовольно заметила Мария, – они время определяют по солнцу.
– Но что делать, если солнце уже зашло... – растерянно попытался оправдаться Потапов, подползая к двери. – Пойду проверю свое стадо и вернусь за вами.
Мария вылезла из-за кресла и подошла к Потапову.
– Если хотите, за ужином я могу быть принцессой. Если, конечно, вы имеете в виду того свинопаса, который влюблен в принцессу, – предложила девочка. – Хотя мама права, тот свинопас не был сам животным. Ну ладно, у вас есть время подумать. Я все-таки оденусь принцессой, а вы должны быть в соломенной шляпе и выглядеть понеряшливей. Он же как-никак имеет дело со свиньями.
– Вот тут я не согласен, – возмутился Потапов. – Во-первых, мои свиньи очень чистоплотные, они отпрыски аристократического рода. А потом... человек, влюбленный в принцессу... а я вспомнил, что я все-таки именно тот свинопас... может слегка и приодеться поприличней.
– Тогда подумайте, где вы достали такую одежду, – предложила Мария. – Может, украли у своего хозяина... или нет, лучше одолжили в лавке. Как будто у вас там приятель работает.
– Не-ет, – поморщился Потапов, – я уж придумаю что-нибудь поромантичней. Нет-нет, лавка с приятелем – это слишком буднично для возвышенной души свинопаса.
– Ну давай, – согласилась Мария.
Уже уходя, Потапов спросил девочку шепотом:
– А на каком языке ты общаешься со своей няней?
– Во-первых, она не няня, а гувернантка. Няня – это для тех, кто еще ходить не умеет, – тоже шепотом ответила Мария. – А во-вторых, на каком захочется, на том и разговариваем. Сама Вероника итальянка, но она до меня работала в русской семье и выучила язык просто здорово, а потом мы с ней общаемся по-французски и теперь уже по-итальянски. Ну, а на английском мы в основном говорим, когда папа дома – он ирландец и ему это приятно.
– Слушай, Мария, а было бы здорово, если бы принцесса давала свинопасу уроки итальянского. На пляже, а?
– Это можно, только с Вероникой. А то я буду сбиваться. Я ее спрошу, кем она будет. Может, главной фрейлиной? Чего? Опять буднично?
– Не «чего», а «что», – поправил девочку Потапов, выходя из номера, и услышал вслед недовольный возглас Марии.
– Еще чего! Свинопас не может поправлять принцессу!
Закрыв дверь, Потапов прислонился затылком к прохладной стене и прижал руки к груди. Сердце давало по сто с лишним ударов, как после хорошей дистанции... Она даже так же морщит нос, когда ей смешно, и так же склоняет к плечу рыжую головку... и смотрит так же, чуть округляя глаза от усилий сосредоточиться и не пропустить самого главного... Какая же мощная женская природа была заложена в Марии, чтобы передать сначала дочери, а потом внучке всю себя...
Потапов вышел на улицу, чтобы снять с веток кустарника выброшенную тарелку. У окна лицом к лицу столкнулся с кандидаткой в главные фрейлины. Она задумчиво разглядывала ярко-малиновые цветы, которыми был усыпан кустарник.
– Простите, я испугал вас. Вы вздрогнули, – с сожалением произнес Потапов. – Меня зовут Ник. А вас – Вероника, я уже знаю.
Легкая приветливая улыбка мелькнула на бледных губах гувернантки. В уже сгустившихся сумерках ее сглаженное лицо выглядело, наверное, моложе настоящего возраста. Потапову она напомнила состарившуюся боттичеллиевскую Афродиту, выходящую из морской пены, только в черном варианте. У нее были гладко зачесанные темные волосы с седыми прядями, а лицо такое же неопределенное, как у обнаженной богини, с тонкими неуловимыми чертами. Вспомнив про горб на спине Вероники, Потапов мысленно усмехнулся пришедшему на ум сравнению. Впрочем, приглядевшись, он понял, что эта игра светотени сделала ее лицо изысканным. Подкравшиеся сумерки сузили и удлинили на самом деле довольно широкий плоский нос, и тонкие сухие губы расплылись в полутьме, сделавшись слегка припухшими. Глаза с чуть опущенными вниз уголками вносили в ее облик нечто семитское. Потапов поймал себя на мысли, что слишком долго занимается изучением ее необычного лица, вмещающего в своих чертах самые взаимоисключающие характеристики.
– Я за тарелкой, – сказал он таким тоном, словно извинялся за что-то.
Вероника кивнула и с легким акцентом ответила:
– Пожалуйста, я не возражаю.
Еле уловимая насмешка прозвучала в ее тихом голосе, и Потапов вдруг вздрогнул и с недоумением взглянул на нее.
Но ее позвали, и она, продемонстрировав свой уродливый горб, скрылась в комнате.
«Странная...» – со смешанным чувством неприязни и возникшего интереса подумал Потапов.
За ужином, который было решено провести на берегу моря в ресторанчике под соломенной крышей и стенами из экзотического плюща, выяснилось, что за день все очень устали – «принцесса» терла глаза, зевала, хмурилась в ответ на вялые заигрывания свинопаса и наконец, не дождавшись горячего, заснула, свернувшись клубочком в просторном плетеном кресле. Ксюша тоже выглядела утомленной и жаловалась на жуткую головную боль. Потапов вполголоса, чтобы не потревожить спящую Марию, рассказал про свое восхождение на гору Моисея, умолчав лишь о встрече с роковой мулаткой. Вероника, не проронившая за ужином ни одного слова, казалось, воодушевилась рассказом Николая и, задав ему несколько вопросов, закурила и вышла из ресторанчика подышать морским воздухом.
– Своеобразная особа, – осторожно высказался Потапов вслед Веронике.
– Не знаю. Я к ней привыкла, – пожала плечами Ксюша. – У нее были блестящие рекомендации от предыдущей семьи. Мария сразу ее полюбила, а Вероника просто души в ней не чает.
– В ней есть что-то монашеское и одновременно глубокий след от, видимо, бурной светской жизни, – задумчиво произнес Потапов.
– А ты наблюдательный. – Ксюша бросила шипучую таблетку в стакан с водой и залпом выпила. – Вероника была замужем за очень богатым итальянским архитектором и скульптором. Сама она тоже замечательно рисует. Я потом покажу тебе несколько портретов Марии... Ну вот, ее мужа убили какие-то мафиози. Шла борьба за осуществление огромного и очень дорогостоящего архитектурного проекта и... в общем, все, как у нас. Разборки, угрозы, деньги... Вероника очень долго болела после смерти мужа, что-то произошло с костями. Видел, какой у нее горб? Потом какая-то непонятная история с сыном... Короче, она перевела на его имя все свое состояние и жила несколько лет в монастыре. Потом случайно познакомилась с русской семьей, привязалась к ребенку и согласилась работать в их доме гувернанткой. Ну, а потом ребенок вырос, а тут мы подвернулись. В дом ее привел Кристиан...
Ксюша замолчала, потому что к столику приближалась Вероника. Теперь Потапов увидел, что она еле заметно припадает на одну ногу, и подумал, что, очевидно, сильное смещение позвоночника сделало одну ногу чуть короче.
– Я отнесу Марию в кровать, – тихо произнесла Вероника и сразу отказалась от помощи Николая. – Не надо. Она к вам еще не привыкла, может спросонья испугаться.
Она ловко поддела под спящую девочку руки и, подняв, как пушинку, прижала ее к груди. Мария что-то пролепетала во сне.
– Спи, моя сладенькая, спи, я сейчас тебя раздену и уложу в постельку... а там тебя ждет твой верный Тотошка, он сторожит твою пижамку... – Вероника кивнула Потапову в знак прощания и, продолжая что-то нашептывать Марии, вышла из ресторана.
– Мария тоже похожа на маму, правда, Ник? – спросила Ксюша, провожая их взглядом.
– Еще как! – воскликнул Потапов и тут же хлопнул себя обескураженно по лбу. – Вот черт! Ну и память стала после всей этой эпопеи! Извини, Ксюша, мне надо позвонить одной женщине. Мы должны были встретиться, а у меня с вашим приездом все из головы вылетело.
– Египетский роман? – лукаво сощурилась Ксюша.
– Нет-нет, это по делу. Она знакомая Ингвара, ты его должна помнить... Добрый вечер, Алена, извините, так получилось...
– Не надо ничего объяснять, Ник, – прогудел в трубке низкий голос, – я в курсе...
– Вы где сейчас?
– Если вы повернете голову направо, то увидите где... – улыбнулась Алена.
Потапов развернулся всем телом и заметил за дальним угловым столиком Алену с «напарником». У напарника лицо было такого цвета, точно его только что обварили крутым кипятком. Местное солнце не пощадило бледнолицего доходягу, и он сполна получил за то, что «дорвался». Потапов не заметил, как Ксюша сорвалась с места, и увидел ее уже в объятиях Алены. Они, казалось, забыли обо всем на свете, Алена даже не отключила свой мобильник, и Николаю, тоже почему-то в растерянности прижимающему к уху трубку, были слышны оживленные неожиданной встречей голоса.
Потапов подумал о том, как все же тесен мир, и вспомнил наконец-то, как Ингвар рассказывал ему про Алену, про тот триумф, который произвели в Стокгольме спектакли театра, главным режиссером которого она являлась. И конечно же, Ксюша там с ней и познакомилась. Приезд русского театра всегда событие для тех соотечественников, которые проживают за рубежом. Но все оказалось совсем не так.
– Что ты, Ник! – возразила на его умозаключения Ксюша. – Мы с Аленой знакомы гораздо дольше. И случилось это при очень печальных обстоятельствах. Мы познакомились на похоронах тетушки Эдит в Париже. Господи! Я так говорю, словно ты в курсе всей родословной Криса.
– Криса? – вздрогнул Потапов.
– Ну да, это как бы сокращенное имя моего мужа Кристиана МакКинли, которого ты, наверное, и не воспринял, хотя он тоже приложил немалые усилия, чтобы вывести тебя из комы. Но когда ты выздоравливал, его уже не было в Стокгольме и вы знакомы только заочно. – Ксюша вдруг замолчала и обеспокоенно вгляделась в побледневшее лицо Потапова.
– Я вижу, тебе не очень-то... А, Ник? Сегодня был сумасшедший день... давай-ка я провожу тебя в гостиницу.
Ксюша решительно взяла Потапова под руку и, даже не дав ему перекинуться парой слов с Аленой, вывела из ресторана. Уже возле ступенек, ведущих к бунгало Потапова, его перехватила взволнованная сестра Моника.
– Сплошное наказание, а не пациент, – начала она свое обычное ворчание, но Ксюша мягко оборвала ее.
– Не сердитесь, Моника. Это я виновата. Ему немного не по себе. Но это от эмоционального напряжения. Сейчас все пройдет.
И она, перепоручив Потапова медсестре, вернулась к Алене.
Всю ночь Николай метался, как в бреду. Ему казалось, что он не спит, но уголком воспаленного сознания понимал, что та бездна, в которую он проваливался, все же была сном, потому что там была Мария. Она плакала молча, смотрела на него ожидающими каких-то необыкновенных слов глазами, а он говорил ей, что она жива, жива в нем, каждодневно, ежесекундно, и он ощущает ее присутствие горячо и больно. Ушедшие в мир иной щадят живых и так остро и жадно не льнут к каждой возможности вплестись в контекст жизни, когда ты дрожишь от такого вторжения и слушаешь, как меряют тишину знакомые шаги того, кто считается давно ушедшим. Сейчас Потапов чувствовал себя тем мальчишкой, которому двести лет назад явилась вот в таком полусне-полубреду эта женщина и терзала его душу, его плоть, истязала желанной близостью и, всякий раз пообещав вернуться, таяла в наступающем свете дня. Потом она обрела конкретный осязаемый образ – судьба, сжалившись и высоко оценив его верность, подарила ему Марию. Но его терзало сейчас другое... Потапов вскакивал, пил воду, глядел на часы и снова сваливался в вязкое полузабытье, не докопавшись до того, что его мучило. Уже когда он под аккомпанемент взявших спросонья неправильную ноту и тут же пустившихся под его окном в мелодичную перебранку пичужек, измаявшись, крепко заснул, ему не снилось ничего, только время от времени чья-то нежная прохладная рука касалась легким прикосновением его лба, и он шептал обессиленно: «Мария...»
Когда в дверь постучала сестра Моника, он смотрел в потолок сосредоточенным измученным взглядом и думал о том, что ему необходимо как можно скорее повидаться с Аленой...
– Да, конечно, это не совпадение, – прогудела Алена, выслушав Потапова. – А то, что вам даже не приходило в голову, что муж Ксении, Кристиан МакКинли, и тот Крис, о котором вам рассказывала Мария, один и тот же человек, вполне естественно. Слишком невероятно, чтобы вот так, запросто, включить в логическую систему ваших мыслей этот факт.
– Но ведь тогда... – растерянно прошептал Потапов, – тогда автокатастрофа, в которой погибла Мария, совсем не несчастный случай, а сознательное самоубийство!
Алена ничего не ответила, она сосредоточенно вглядывалась в море, по которому скользил к пристани экскурсионный катер.
– Севка весь обгорел, и я его отправила на прогулку в бухту с коралловыми рифами. Чтобы на солнце не торчал.
Она протерла шейным платком свои круглые очечки и, заказав кофе для себя и Потапова, вдруг спохватилась:
– Извините, вам, наверное, кофе нельзя?
– Не надо из меня делать полного инвалида, – недовольно буркнул Потапов. – Мне можно все. И не щадить меня с самыми трагическими выводами тоже можно. Даже необходимо.
Алена протяжно вздохнула, вытянула из маленькой плоской сумочки фотографию. Но прежде чем отдать ее Потапову, внимательным взглядом проверила правомочность его утверждений о том, что он совсем молодец и готов к любым испытаниям.
Потапов взял снимок и усилием воли заставил пошатнувшееся под ним кресло встать на место и удержаться в нем вертикально.
С фотографии смеялась Мария. Ее длинные распущенные волосы развевал ветер и эффектно перепутывал в своем шаловливом порыве с такими же длинными черными волосами стоящей рядом, уже хорошо знакомой Потапову... длинноногой мулатки.
Переждав первую реакцию Николая, Алена заговорила негромко:
– Мария очень умно и тщательно попыталась ликвидировать все, что могло до спланированной ею автомобильной катастрофы разладить свадьбу Ксюши и Кристиана. Нельзя было допустить, чтобы, с одной стороны, дочь узнала, что она – та женщина, которую в глубине души продолжал любить Кристиан, с другой стороны, чтобы ее бывший возлюбленный и по-прежнему страстно любимый мужчина... узнал, что Ксюша – ее дочь. Наверное, не стоит, хотя и очень хочется, фантазировать на тему: действительно ли именно Ксюшу полюбил Кристиан, или же этот такой поразительный слепок с его любимой женщины решил судьбу... Но, конечно же, нельзя было предусмотреть все, нельзя было быть уверенной, что где-нибудь не выплывет не учтенная и не уничтоженная фотография или же не просочится другая информация – и Мария торопилась. Она уже знала, что Ксюша беременна, и была уверена, что когда постфактум откроется вся правда – Кристиан все равно женится на ее дочери. Она знала и то, что этот брак благословила тетушка Эдит, а для Кристиана это было равноценно благословению матери. На эту фотографию Ксюша наткнулась в груде старых журналов, вскоре после гибели Марии, да, это было перед самыми ее родами и в мой отпуск, когда мы наконец-то сподобились по просьбе Кристиана разобрать вещи его тетушки. Ксюша разбирала на диване старые журналы и, наткнувшись на фотографию, закричала так, что я прибежала в панике принимать роды.
– А Кристиан? – взволнованно перебил Алену Потапов. – Кристиан был с вами?
– Конечно. Он тоже примчался из сада в уверенности, что начались роды. Ксюша тыкала пальцем в фотографию и, рыдая в голос, кричала: «Мамочка моя дорогая! Мамочка...»
– И что же Кристиан?
– Его реакция была страшной. Я, честно говоря, подумала, что он сошел с ума. У Ксюши началась истерика, а он, казалось, ничего не видел... Отошел с журналом к окну, бледный, точно вывалился из преисподней, я к нему подошла сзади, а он бормочет: «Прости, я ведь чувствовал... не то... что-то не то... поверил, идиот, в раскосую бурятскую маму... боже мой, за что мне это... Прости...» Я решила, что он окончательно сбрендил, когда услышала про какую-то раскосую бурятку... Но тогда особо предаваться анализу было некогда. Ксюша не воспринимала Кристиана в тот момент так же, как он ее. И это было счастьем.
Через какое-то время Кристиан взял себя в руки, сумел скрыть волнение, да и уже было не до того. У Ксюши начались такие бурные схватки, что мы еле успели доставить ее в родильный дом. Когда ее увезли в отделение и сказали, что за Кристианом придут, как только подготовят ее к родам, он рассказал мне о Марии, взяв слово, что об этом никогда не узнает Ксюша... Позже и Ксения поведала мне, как она преподнесла ему свою мать потомком декабристов и выходцем из сибирских охотников...
– Зачем? – вырвалось изумленно у Потапова.
– Да ни за чем! Абсолютно детская выходка. Желание заинтересовать собой фактами выдуманной биографии – богатая наследница латышских фермеров и потомок декабристов. Да это-то все понятно. Вот другого неясного много... – задумчиво проговорила Алена и тихо прибавила: – Пока что... много.
– Ну, и кто эта мулатка? И на кой черт я ей сдался?
– Мулатка – известная топ-модель и, видимо, каким-то образом знакомая Марии. Хотя топ-модель она в прошлом, ушла из этого рода деятельности уже давно и, по запросам с подачи Ингвара органами местопребывание ее неизвестно. В коротенькой статье из этого журнала говорится о том, что топ-модель Нэнси Райт собирается покинуть подиум и думает, не заняться ли ей ресторанным бизнесом. Все. Под фотографией надпись: «Нэнси Райт со своей русской подругой». Возможно, она, уйдя из манекенщиц, поменяла фамилию, если только это вообще не было ее псевдонимом.
– Как же неизвестно ее местопребывание, если неделю назад она слезла с верблюда в облике бедуина и порывалась второй раз отправить меня на тот свет?! – возмутился Потапов.
– Ну, теперь об этом знаете вы, Ингвар, я и, по-моему, очень инертный следователь, который опять же только под давлением Ингвара связался с Интерполом.
– Так ее ищут? – упавшим голосом спросил Потапов.
– Ищут-ищут, – неубедительным тоном успокоила его Алена. – Вот-вот придут к вам за показаниями.
– Что-то они не торопятся, – хмыкнул Потапов.
– Да ведь с вами все не просто, – заметила Алена. – Живете в Стокгольме, подданство российское, покушение произошло хоть и на территории Швеции, но на русского гражданина американской подданной. Чего шведам особенно колотиться! У них со своими родненькими наркоманами не соскучишься.
Увидев приближающегося краснолицего «напарника», Потапов торопливо спросил:
– Вчера вы сказали, что познакомились с Ксюшей на похоронах его тетки...
– Ну?
– И каким ветром вас туда занесло?
– Я расскажу... – Алена усмехнулась, глядя, как он поспешно перевернул фотографию изображением вниз. – Давайте ее сюда. Пусть будет все-таки у меня. А то обыщут в ваше отсутствие номер, и потом кое-чего не досчитаетесь. Привет братьям-индейцам! – обратилась она к подошедшему Севе. – Надо будет изобрести тебе что-нибудь типа пера и воткнуть в голову.
– Угу, – отозвался без воодушевления «напарник». – Пока что мне втыкали перо совсем в другое место.
– Уже интересно, – насторожилась Алена. – И что же это у нас, ну прямо ни дня без строчки!
– Короче, нам дали понять, что наше присутствие в этом райском уголке крайне нежелательно, – буркнул «напарник», глядя куда-то вбок.
Алена проследила за его взглядом, но, не обнаружив там ничего существенного, сочла, что это чисто нервное, и грозно прорычала:
– Что за манера – смотреть мимо лица собеседника!
