Текст книги "Козлы отпущения"

Автор книги: Эфраим Кишон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Ничего, – ответила моя любезная женушка, – все это долго не продлится.

Я попытался перевести все происходящее в шутку, однако мне стало ясно, что маленькая Мици готовится к военным действиям на всех фронтах.

Мы надеялись, что быстрое и эффективное решение проблемы лысых будет способствовать повышению боеготовности нашей армии, однако надежды эти не оправдались. Согласно сообщениям, отфильтрованным генштабом, большинство молодых людей, подлежавших призыву, вместо того, чтобы идти добровольцами в боевые части, предпочитали служить охранниками в создаваемых концлагерях для лысых, вдалеке от фронта. Поэтому неудивительно, что наша непобедимая армия в союзе с армией дружественной нам державы находилась, к вящей радости проклятых лысых, в процессе отступления. Доктор Зенмайер назвал совместное отступление наших войск «выпрямлением линии фронта». Это звучало успокаивающе, однако подлый враг оттеснял нас все ближе к границам нашей любимой родины. Противник опирался на старые, избитые лживые лозунги – очевидно, под давлением лысых элементов. Пропаганда противника клеветала, что Закон о защите волосатых находится в вопиющем противоречии с международными юридическими нормами и поэтому, видите ли, с ним надо бороться.

Глава правительства Эберхарт Т. Дугович со всей решительностью отверг грязные происки.

– Никакие внешние силы не имеют права вмешательства во внутренние дела нашей страны, – заявил он на последнем массовом митинге гарпунеров, – наш путь полон камней преткновения, однако он ведет к очищению страны от лысых уродов. В нашем народе таятся огромные силы, которые позволяют нам и нашим потомкам уверенно смотреть в светлое будущее, где жизнь будет лучше и волосатее.

Все мы восприняли эти проникающие в душу слова с чувством глубокого морального удовлетворения и радости. Однако каждому мыслящему человеку стало ясно, что лагерь лысых вошел в тайные сношения с противником, дабы при его поддержке вернуться к власти.

Это была лишь одна из причин того смятенного состояния, которое охватило меня. Другой причиной стало странное поведение моей женушки. Стоило нашему печатному органу опубликовать постановление насчет красных ленточек, как Мици просто поразила меня. Когда я пришел домой, то увидел, что на ее ноге болтается какая-то красная тряпка.

– Что это? – спросил я недовольно. – Птичка, почему ты насмехаешься над самым святым?

– Это не насмешка. Я тренируюсь.

Целый вечер она крутилась по квартире с этой тряпкой на ноге. Даже вдова Шик обратила внимание на эту провокацию.

– Это нехорошо со стороны госпожи Пинто, – заметила домоправительница шепотом, – но, может, у нее нога болит?

Я сделал замечание обнаглевшей женщине и напомнил ей, с кем она имеет честь разговаривать.

– Я хорошо знаю, кто вы, господин Пинто, но ведь и я руководитель женского отдела, если не ошибаюсь.

– У меня вы всего-навсего домоправительница, – заметил я, – и не забывайте, кто вас вызволил из тюрьмы.

– Я ничего не забываю. Вы просто думали, что полиция нашла ваши доллары.

Да, эта женщина вконец обнаглела. Однако кое-что она все-таки забыла. Она забыла, что у меня, как у бывшего жильца, есть ключ от ее квартиры…

* * *

Я вошел в квартиру вдовы Шик на цыпочках. Открыл входную дверь и предстал перед портретом покойного Гершона. Вдова, как вы помните, утверждала, что за ним хранятся мои пятьсот долларов. С экономической точки зрения эта сумма меня совершенно не интересовала, ибо мои источники дохода оправдывали себя превыше всех ожиданий. Однако в свете упрямства, проявленного вдовой, этот вопрос стал для меня принципиальным.

Я снял портрет со стены и чуть не свалился на пол от удивления. За портретом была не просто какая-нибудь ниша для припрятывания денег, там стоял тяжеленный сейф. Не буду отрицать – по части сейфов я обладал кое-каким опытом еще с детства. В четырнадцать лет я пришел к ошибочному заключению, что в современном обществе есть место лишь для людей культурных и образованных, до конца прошедших весь путь, предлагаемый средней школой.

Руководствуясь этими мыслями, я принял решение выкрасть экзаменационные билеты из сейфа своего учебного заведения. На мое счастье, отец ученика, сидевшего рядом со мной – Бенди Фрайверта, если не ошибаюсь, – был опытным взломщиком сейфов. Он вкратце изложил мне основы своей науки при условии, что я поделюсь билетами с его сыном. Я против этого не возражал, и мы оба сдали экзамен на «отлично». Бенди сегодня работает старшим преподавателем гуманитарных наук в университете, а я, как известно, стал зам. министра. С годами мне случалось еще несколько раз извлечь пользу из уроков господина Бенди. Помимо стального сейфа в конторе Пулицера мне удалось облегчить и пару-тройку других, попавшихся на моем пути. Вот и теперь близкое знакомство с сейфом госпожи Шик не составило для меня особого труда.

То, что я там нашел, извергло из меня поток весьма энергичных выражений. За портретом покойного Гершона мною было обнаружено следующее:

– восемь тысяч пятьсот долларов США;

– отпечатанный на машинке договор на гербовой бумаге между объединением производителей стекла с одной стороны и господами Шумкоти и Шимковичем с другой об отчислении этим господам 5,7–9,3 % от чистой прибыли стекольной промышленности «до тех пор, пока Движение в защиту волосатых будет продолжать свою деятельность на благо нации. Печать, подпись»;

– расписка, данная господином Шумкоти госпоже Шик, с обязательством отчислять ей 6 % от вышеуказанных сумм за секретное использование ее сейфа. Сумма будет уплачиваться наличными раз в три месяца;

– серебряный портсигар, который Пепи не вернул мне в свое время;

– сто сорок семь любовных писем Гершона ученице 7-го класса средней школы Аманде, рассортированные по датам и перевязанные красной ленточкой;

– героическое фото Пепи с посвящением «С вечной любовью, Эрнст»;

– мой портрет с выколотыми глазами.

* * *

Излишне говорить, что при виде всех этих богатств мое давление поднялось до небывалых высот. Мне вдруг все стало ясно: подлая измена Пепи, двуличие продажного Шимковича, предательское поведение руководителя нашего женского отдела.

Да, никому на этом свете нельзя доверять!

Я вернул все доказательства преступлений обратно в сейф, разумеется, кроме своих пятисот долларов, и удалился. У дверей квартиры я остановился, так как посчитал, что если 6 % вдовы составляют восемь тысяч долларов, то два этих бандита сунули себе в карман не менее 133333,33 долларов США, полученных от производителей стекла. И все это за моей спиной! Вследствие этого и учитывая, что сумма, которая была инвестирована, помимо моей воли, в сейф вдовы наверняка принесла уже существенный процент, я изъял из сейфа еще восемь тысяч долларов. Я быстренько подрисовал на фотографии Пепи усы и, осторожно закрыв сейф, поехал домой, чтобы забрать клюшку для гольфа, полученную в свое время от Фиделио.

* * *

Когда я ворвался в штаб партии, Пепи тут же почувствовал перемену направления ветра. Он отступил к конторскому шкафу, где хранил архив Движения. Я замахнулся клюшкой над его головой и разбил вдребезги бутылки и рюмки, стоявшие в шкафу для документов, – так поступают мужчины, охваченные гневом. Пепи, стоя среди осколков, вжался в стену и взвыл, как раненый пес.

– Ты с ума сошел! – заорал он. – Что ты вытворяешь?

– Поставляю работу производителям стекла, – заорал я, трахнув кулаком по стеклянной панели его письменного стола, – в соответствии с соглашением!

– Что ты несешь? – завопил Пепи, когда настала очередь оконных стекол.

– Почему Шимкович получает лишь 5,7 %, подонок? Экономия, да? Обманываем лучших друзей?

Лишь на этом этапе моего визита Пепи понял, что дело принимает серьезный оборот.

Он трясущимися руками попытался набрать номер, но телефон упал и разбился вдребезги вследствие удара по нему клюшкой. Мой гнев был неописуем.

– Караул! – закричал руководитель отдела общественных связей в расколоченную стеклянную дверь, – Йони, спасай!

Метрдотель, который в тот день был на службе у Пепи, немедленно прибыл на поле битвы.

– Да, господин главный редактор, чем я могу вам помочь?

– Ради всего святого, – простонал Пепи, – останови этого безумца!

Йони подошел ко мне, сказал «пардон» и вырвал у меня из рук клюшку. Я отвесил наглецу пощечину, в ответ на что он нанес мне удар в район губ, так что я, несмотря на дневное время, увидел сразу все звезды в небе.

Я поднялся и набросился на него со словами:

– Ты что, своего вождя избиваешь, совсем с ума сошел?

Но Йони лишь улыбался.

– Это было указание господина Шумкоти, – заметил он.

– Только я даю здесь указания! – проревел я. – Немедленно наподдай этому негодяю, а не то я тебе все кости переломаю!

Наш общий охранник после некоторых колебаний подошел к Пепи, извинился и стукнул его по затылку. Пепи выразил решительный протест против этой акции, заявив, что сегодня Йони должен обслуживать лишь его в соответствии с заранее установленной очередью. А посему, подчеркнул Пепи, он вправе требовать от Йони оказания необходимых услуг по обузданию меня.

– Что правильно, то правильно, – признался метрдотель и трижды пнул меня сзади.

Это было уже слишком. Я заорал, что если Йони немедленно не отлупит Пепи, он может считать себя исключенным из партийных рядов.

– Вы вождь, господин Пинто, – извинился Йони и швырнул Пепи в корзину с мусором. Пепи беспомощно болтал ногами, глаза его остекленели. Затем он подбежал ко мне, как бы ища убежища:

– Скажи, Гиди, по какому праву он нас избивает?

Совместными силами мы набросились на распоясавшегося метрдотеля и вытолкали его из конторы.

– Скажи, Гиди, чего можно было ждать от этого жалкого типа Шимковича? Он в ответе за все это безобразие, поверь мне. Подобных мошенников надо изгонять из Движения!

Пепи, разумеется, ничего не знал о том, что этот мошенник по внутренним делам имеет отношение к выпуску жидкости для ращения волос.

– Ситуация для чистки партии еще не созрела, – успокоил я его, – надо подождать, дорогой Пепи, до наступления нужного момента. Шимкович лысеет.

– Ладно, тебе решать. Ты не только мой друг, но и вождь.

– Вот и славно. Значит, теперь доходы от стекольщиков делим пополам, ладно?

– Хорошо. Это ведь не помешает нашей дружбе.

Так хорошие друзья разрешают конфликтные ситуации. Я взял свою клюшку и вышел, довольный, из штаба.

* * *

На следующий день в центральном штабе партии разыгрались весьма драматические события. Проходя мимо офиса женского отдела, я вдруг услышал разрывающие душу завывания. Признаться, это не было для меня совершенной неожиданностью.

Дверь офиса резко распахнулась, оттуда вылетела заместитель председателя отдела госпожа Мольнар и направилась ко мне с криком:

– Господин Пинто! Эту Шик надо немедленно заменить!

Я без слов направился в офис. Вдова стояла на коленях на холодном полу, напротив цветного снимка св. Антала, и горько рыдала. Я ее пожалел. В конце концов, она вдова.

– Что случилось, дорогая госпожа Шик?

– Грехи мои тяжкие, грехи неисповедимые, – рыдала несчастная вдова. – Все пропало, сатана все забрал, ой, согрешила я тяжкими грехами, совершила тяжкое преступление. Все было закрыто там, никто не знал, даже несчастный Гершон. Я не хотела ничего утаивать, все само утаилось. Фото… вдруг усы появились… Господи, как мне тяжко… и другое фото… другое…

– Какое, мадам?

– Ваше, – завывала вдова, – ваше фото, господин Пинто.

Я посмотрел на убитую горем вдову с невыразимой жалостью:

– Мое? Возможно, мое фото мозолило глаза Всевышнему?

Зрачки вдовы расширились:

– Глаза? Ой, да, глаза были проколоты.

При этих словах несчастная потеряла сознание и рухнула на пол.

Да, Всевышний не наказывает плетью, как гласит поговорка. Я, собственно, тоже.

* * *

Следующие дни прошли под знаком госпожи Мольнар. Как только я доверил ей бразды правления женским отделом – до тех пор, пока вдова Шик не придет в себя, – она, пользуясь служебным положением, попросила собрать высшее партийное руководство, чтобы обсудить, как она заявила, одну неотложную тему.

Госпожа Мольнар подчеркивала, что речь идет о чрезвычайно деликатной проблеме, в которой она доверяет только господину Шумкоти. Постепенно она разговорилась и начала рассказывать о наболевшем:

– Я люблю своего мужа просто до безумия. То, что он лысеет, для меня ничего не значит, поскольку господин Пинто освободил его от позора, связанного с лысиной, и я должна принять решение моего вождя. Проблема в том, что Артур… как бы это сказать… Артур стремится… делать это со мной… как можно чаще… ну, вы понимаете… А я не могу даже и одного раза вынести этого… и не потому, что он вонючий лысый, а потому, что я все-таки принадлежу к руководящему партполитаппарату Движения в защиту волосатых, и у меня больше с Артуром не получается… и вы меня не заставляйте…

Мы и не пытались заставить госпожу Мольнар делать это против ее желания.

Наступило тяжелое молчание, которое я все же нарушил:

– А вы пробовали делать это с закрытыми глазами?

– Не раз, господин Пинто. И это было еще хуже. Дело в том, что он снимает парик, как только замечает, что я закрыла глаза…

– Тьфу! – возмутился Пепи. – Может, вам стоит перед этим выпить чего-нибудь?

– Алкоголь вводит меня в депрессию.

Тут я понял, что мне нужно поговорить с женщиной начистоту, как подобает истинному Гарпунеру.

– Госпожа Мольнар, – сказал я как можно мягче, – может, у вас есть проблемы с этим делом вообще?

– Да никаких! Ведь с другими мужчинами у меня все нормально проходит.

– Тогда что же можно сделать?

Господа Мольнар допила свой стакан и резко встала:

– Я скажу вам, господа, что можно сделать. Надо запретить это дело по закону.

– Еще чего! – резко ответил я, но Пепи меня перебил.

– Я об этом давно думаю, – сказал он, погруженный в свои размышления, – настал час спасти грядущие поколения от проклятия лысины. Ведь эта каинова печать переходит по наследству. А что ты думаешь, Гиди?

Я припомнил отца моей жены и предпочел промолчать. Пепи поцеловал госпоже Мольнар руку:

– Госпожа, сегодня вы творец истории. Волосатые граждане сожрут это, как горячие пирожки.

– Спасибо, – прошептала госпожа Мольнар с видимым облегчением, – теперь, с Божьей помощью, я больше не обязана спать с Артуром. Да здравствует Пинто!

Закон о сохранении генетической чистоты волосяного покрова был составлен очень быстро. Теперь мужчина, имеющий ту или иную категорию лысины, мог совокупляться лишь с женщиной лысого происхождения. Причем если одна из совокупляющихся сторон принадлежит к более низкой категории, то и другая сторона автоматически попадает в эту категорию, даже если таковое совокупление происходит вне официального брака.

Да, на этот раз Пепи оказался прав. Этот просвещенный закон вызвал удовлетворение даже в кругах оппозиции, так что господин министр внутренних дел Дорфенхаузнер в своей речи заявил:

– Народ, идущий по пути национального возрождения, доказал с помощью этой превентивной меры свою волю к жизни!

При этих гордых словах все депутаты встали и устроили бурную овацию.

На следующий день в передовой статье Пепи в газете «Подавляющее большинство» описывались светлые перспективы, которые раскрывает перед народом новый закон:

«Святая воля народа ныне нашла свое законное выражение. Мы больше не должны опасаться, что косоглазые и кривоногие плешивые-паршивые со своими звериными инстинктами будут осквернять наших чистых и непорочных волосатых девушек. Вонючее семя международного лысого племени более не будет смешиваться с чистым генетическим волосатым материалом».

* * *

Дело о клевете, которое в прежние времена могло считаться заурядным, сегодня приобрело общенациональное, общегосударственное значение. Мой лысый босс, как вы помните, некогда возбудил против меня дело – после того, как я создал новую партию, идущую от победы к победе под моим руководством ради спасения волосатой нации. С тех пор, разумеется, соотношение сил изменилось. Тем не менее, лысый Пулицер (категория А-1) отказывался признавать новые общественные реалии. Возможно, он надеялся на то, что суд не примет во внимание политические условия Новой Эры.

Да, теперь этому лысому не позавидуешь! Однако один наполовину лысый писака в погоне за дешевой сенсацией опубликовал статью под кричащим заголовком «Неизвестный лысый обвиняет!», в которой Пулицер описывался как маленький человек, Давид, бросивший вызов всемогущему Голиафу.

Нет ничего более верно доказывающего сложившееся соотношение сил, чем объявление, помещенное под этой жалкой статьей в рубрике «Поиск работы»:

Двадцатилетний парень, способный доказать волосатое происхождение своего деда, закончивший начальную школу, без знания языков, не имеющий специальности, готов взять на себя управление крупным предприятием за соответствующее вознаграждение. Ответы будут даны лишь на запрос, содержащий исчерпывающее описание работы и написанный разборчивым крупным почерком. Отличительный признак соискателя – густые кудри.

Да, будущее принадлежит молодым и энергичным, с удовлетворением констатировал я, входя в зал суда, до отказа наполненный зрителями. Я приветственно помахал публике, встретившей меня бурными продолжительными аплодисментами. Мой ответ на эти овации был обычным, общепринятым в нашем Фронте – правая рука поднята вверх, четыре пальца сжаты, а большой палец описывает круги, намекая тем самым на круглый лысый череп.

– Терпение, – неслось отовсюду, – да здравствует Пинто!

Я уже привык к подобным признакам обожания. Шимкович, этот грязный боров, который должен был выполнять на суде функции юридического советника, прибыл, как всегда, с опозданием:

– Извините, но я вместе с господином Шумкоти участвовал в церемонии сожжения книг Сократа во дворе университета.

Мне стало совершенно ясно, что Пепи решил уклониться от участия в процессе. Он прекрасно помнил, что именно я в свое время продиктовал ему историческую статью о проклятии, нависшем над лысыми, а следовательно я, а не он, являюсь пророком и провидцем Движения. Пепи аргументировал свое отсутствие тем, что он заказал грузовик для доставки книг лысого Сократа к костру, а в этом ответственном мероприятии участвовали студенты философского факультета университета.

По сути, на суде я ни в ком не нуждался. Пулицер вошел в зал суда в сопровождении своего адвоката. Публика встретила их насмешливыми возгласами:

– Привет, лысый карлик! Ты сегодня мыл голову?

Имели место и другие меткие замечания того же типа. Да, это была несусветная наглость – чтобы совершенно лысый обвинил человека моего положения в «нарушении общественного порядка»!

Доктор Шимкович просил немедленно начать процесс и провести его по ускоренной и сокращенной программе, но судья отклонил это предложение:

– Изменения хода процесса не будет. Все равны перед законом.

Доктор Шимкович тут же парировал:

– В соответствии с Законом о защите волосатых истец относится к категории А.

Я вскочил:

– Господин судья! Благодаря моему законопроекту о защите волосатых от моей партии в парламент избрано сорок пять депутатов!

– Это лишь доказательство того, что вам оказано доверие, – ответил судья, – Дрейфусу такого доверия не оказывали.

– Я, увы, не разбираюсь в истории средних веков, – тут же парировал я, – и доверяю, господин судья, только научным фактам. Я требую выслушать экспертное заключение врача – представителя нашей партии.

Я имел в виду профессора Кумергальта. Он был назначен партийным врачом по рекомендации доктора Зенмайера, который утверждал, что хотя соискатель и требует высокую зарплату, но он действительно крупный специалист. Кроме того, оплата производилась из партийной кассы.

Между тем мы успели внимательно рассмотреть судью. К нашему глубокому сожалению, его голова была просто до отвращения покрыта густыми волосами.

Атмосфера в зале суда начала накаляться. Доктор Кумергальт принес клятву свидетеля и вышел на трибуну.

– Среди людей укоренился предрассудок, – начал лекцию авторитетный специалист, – согласно которому лысина – это всего лишь внешний, генетически обусловленный признак, игра слепого случая. Только немногие понимают, что появление лысины обусловлено глубокими и серьезными причинами. Современная медицинская наука знает две болезни, переходящие по наследству от отца к сыну – сифилис и лысина. Сифилис – это свидетельство телесных грехов родителя, тогда как с лысиной следующему поколению передаются гены духовного вырождения предков. Мы, современные ученые, придерживаемся того мнения, что при помощи лысины мудрый Господь отделил людей, стоящих на низшей ступени развития, от нормального здорового волосатого человечества. Поэтому нет никакого сомнения в том, что моральные и душевные качества человека непосредственно связаны с количеством волос на его голове. Под слоем кринс немусола, простирающимся от синкипота до оксипота, находится каллипатическая система нервных узлов, ответственная за процессы мышления, а через клетки плогоналиса – и за моральный уровень человека.

– Погодите! – взревел вдруг Пулицер, и если б адвокат не удержал его, то лысый истец набросился бы на профессора Кумергальта. – Может, этот тип полагает, что тот, кто не понимает его идиотских терминов, – полный кретин? Ради Бога, что здесь происходит?

Судья призвал нарушителя к порядку, а доктор Шимкович не остался в долгу перед истеричным оппонентом.

– Пулицер, заткнись, – заявил он и затем обратился к судье: – Лысым запрещается всуе произносить имя Господа! Господин судья, в этой связи я прошу выслушать теолога господина Занделя, обладающего международной репутацией.

Свидетель Зандель был давним нашим товарищем по партии, депутатом парламента, активнейшим приверженцем идеи защиты волосатых. Он немало помогал нам в деле мобилизации экономических ресурсов и в поиске их новых источников.

– Многие возводят на нас, представителей Фронта, напраслину, – начал свое выступление известный священник, – будто бы мы выступаем против Иисуса-избавителя. Эта злобная клевета не имеет под собой никаких оснований. Когда мы требуем решения проблемы лысых, то действуем точно в соответствии с духом Господа нашего Иисуса, кудри которого простирались до плеч.

Один из невежливых критиков издал смешок.

– Как известно, – продолжал господин теолог, не обращая никакого внимания на досадную помеху, – Иуда Искариот, который, согласно Новому Завету, предал Иисуса, был бы зачислен, согласно древним описаниям, в категорию ГБ(с)2. Дополнительный аргумент в пользу моего утверждения мы видим на картине художника Джотто из Падуи «Поцелуй Иуды», где Иуда изображен лысым. А на картине «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи Иуда изображен в парике. Но это еще не все, уважаемый суд! Во Втором послании апостола Павла к Тимофею, глава 3, мы находим мнение святою апостола по поводу этих подлых людей, то есть лысых:

«К сим принадлежат те, которые вкрадываются в домы и обольщают женщин, утопающих во грехах, водимых различными похотями»

Таким образом, святой Павел предвидел своим пророческим даром наше законодательство о защите волосатых.

Речь знаменитого теолога была довольно долгой и весьма убедительной. В заключение он подписал свое свидетельство следующим образом:

«Настоящим свидетельствую о том, что предприятие Гарпуна является угодным в глазах Господа нашего Иисуса, который не остановился перед изгнанием кнутом из Храма лысых богохульников».

– Мне трудно в это поверить, – заметил судья, – ведь вам известно, господин священник, что в те времена некоторые ограничения накладывались и на самого Иисуса.

Священник ожидал замечаний подобного рода. Он поднял над головой древний образ Спасителя, на котором явственно были видны светлые кудри, ниспадающие на плечи.

– Вот! – провозгласил религиозный деятель. – Это одно из самых достоверных изображений Господа нашего.

– Возможно, – парировал судья, – но Иосиф, отчим Иисуса, на рисунке Джеральдино – художника, почитаемого Святым Престолом, – изображен совершенно лысым.

Специалист стал оглядываться, ища спасения. Доктор Шимкович, сохранивший завидное спокойствие духа, вскочил со своего места:

– Я гарантирую господину судье, что Иисус был бы удостоен двойного «Освобождения от действия Закона о лысых» от нашего руководителя Гидеона Пинто. С этим нет никаких проблем.

Публика разразилась овациями. Судья попросил тишины.

– Если я не ошибаюсь, – заметил он, – целью настоящего процесса не является выяснение вопроса, относится ли Сын Божий к категории Д(а) или А(Б)И. Мы занимаемся иском господина Александра Коперника Пулицера о том, что подстрекательство против лысых граждан – дело низкое и антигуманное.

Доктор Шимкович толкнул меня в спину:

– Положение осложняется, я сейчас просто разорву эту рожу.

С этими словами наш советник по внутренним делам встал.

– Господин судья, – произнес он ясно и четко, – вы являетесь заинтересованным лицом, поэтому мы просим о прекращении процесса.

Шимкович с силой стукнул кулаком по столу:

– Судья! Ваша жена принадлежит к самой низкой категории – ЖД(Г)(сед).

Публика встретила это сообщение гулом, чреватым взрывом эмоций. Зрители достали карандаши и бумагу, чтобы вычислить категорию жены судьи. Ж – это женщина, Д – отец не лысый, дед принадлежит к категории Г, то есть лыс на четверть, с седыми волосами. Все ясно!

Все обожание публики снова было отдано мне. Своевременное вмешательство доктор Шимковича явно принесло свои плоды.

– Вы должны представить доказательства насчет жены, – кричали проколовшемуся судье из первых рядов, – наемник лысых!

– Я не могу представить никаких доказательств, – тихо признался судья.

Зал захлестнула волна негодования. Тут я счел нужным вмешаться. Я встал и насмешливо спросил:

– А почему же господин судья затрудняется представить доказательства насчет жены?

– Потому что у меня нет жены, – заявил судья. – Я холост.

Это была неприятная минута. Я почувствовал судороги в желудке и никак не мог с ними совладать.

– Я откладываю судебное заседание, – заявил судья, – ибо я действительно заинтересованное лицо. Дело в том, что мне глубоко антипатичен господин Пинто.

Публика стала пробираться к выходу. Мое удрученное настроение не могло развеять даже зрелище того, как отважные люди избивали Пулицера и других лысых подлецов, проходивших мимо здания суда.

* * *

Как вы помните, я затаил обиду на доктора Шимковича из-за его мелких пакостей, в которых участвовал и мой друг Пепи. Я имею в виду их темные делишки с производителями стекла. Каждый раз, когда я вспоминал, с каким честным видом Шимкович докладывал мне, что Пепи чист, то есть не получает ничего от объединения промышленников, меня охватывал гнев. Я удерживался от того, чтобы не раскроить Шимковичу череп, лишь из опасения, что советник по внутренним делам откроет Пепи историю средства «Антитер», который мы производили без ведома моего друга.

Однако теперь, после позора, которым Шимкович покрыл себя на суде, я больше не мог сдерживать свой гнев. Как только дверцы нашей партийной машины захлопнулись, я не сдержался и начал во весь голос орать на советника по внутренним делам:

– Хорошенькое дельце вы заварили, Шимкович! Неужели нельзя было узнать заранее, женат ли судья?

– Ну ладно, Пинто, как я мог знать, что судья – гомик? Кстати, дорогой руководитель, жаль, что вы были так невоздержаны и наговорили столько глупостей.

– Может, мне у вас поучиться уму-разуму, Шимкович?

Мы смерили друг друга презрительными взглядами, подобно двум музыкантам в одном кабаке. Мне было ясно, что мой имидж – значительно более руководящий.

– Заткнись, бандит! – закричал я. – Тебе бы лучше помолчать после всех тех грязных махинаций с отчислениями от витрин, что ты проделывал вместе с Пепи.

Зрачки советника по внутренним делам сужались и расширялись поочередно.

– Гидеон Пинто, – просипел он, – поговорили бы лучше о париках!

– А ты мне не указывай, о чем мне говорить!

– Ах так? Можно подумать, что не я писал каждое слово, которое вылетало из твоих руководящих уст. Да ты без меня не способен придумать ни одной стоящей мысли!

– Ну, Шимкович, да ты просто наглый гордец!

– Тьфу ты, Господи, – вздохнул опозоренный на суде советник, – теперь я начинаю понимать Пулицера!

– А я – лысых!

Когда мы остановились на перекрестке, стало ясно, что наша перепалка грозит перейти в рукопашный бой.

– Если хочешь знать, – проревел советник по внутренним делам, – я уже давно жалею, что заключил с тобой договор на производство жидкости для волос.

– А я-то, идиот, еще делился с тобой деньгами, полученными от Вацека!

– Какого Вацека?

Да, это была серьезная ошибка с моей стороны. В пылу ссоры я совсем забыл, что это Пепи, а не адвокат является моим партнером по объединению промышленников. Но с каких это пор я обязан отчитываться о своих доходах перед подчиненными?

– Шимкович, – сказал я сухо, – выйди из машины!

Мои слова лишь подлили масла в огонь.

– Я выйду не только из машины. Я выйду из всех общих дел, – бросил бывший советник по внутренним делам, выскакивая из автомобиля. – Я основываю новую партию! – закричал он. – Посмотрим, как ты без меня управишься!

В ответ он получил от меня кулаком в нос через открытую дверцу машины.

– Вот тебе пример, как я без тебя управлюсь, – объяснил я свои действия.

Доктор Шимкович растянулся на мостовой, и я выкрикнул в его сторону злободневный лозунг:

– Да здравствует Пинто!

* * *

Пепи не особо взволновало известие об уходе третьего человека из нашего триумвирата.

– Это совершенно не важно, – заметил мой друг, – так нам на двоих больше достанется.

– А конкурирующая партия?

– Ничего, переживем.

«От нас ушел верный сын Фронта, – писал Пепи с большим воодушевлением на следующий день в передовой статье нашей газеты «Подавляющее большинство», – этот верный боец активно боролся за принципы национально-волосатого возрождения. Он был нашим советником по внутренним делам. Сегодня, когда мозг Элмира Шимковича совершенно затуманен и душа его погружена в потемки, мы склоняем в его память фиолетовые знамена и наши губы шепчут в гарпунной печали: «Мы будем продолжать общее дело!»

Передовая статья, помещенная в траурной рамке, не произвела нужного впечатления. Широкие волосатые народные массы нисколько не интересовались проблемами душевного здоровья своих лидеров. Их куда больше интересовали доходы лысых.

Новая партия под руководством Шимковича получила название «Общенациональная лига спасения волосатых». Платформа ее в точности совпадала с нашей, однако для решения проблемы лысых предлагались более радикальные средства. Об этом свидетельствовал и гимн новой партии:

 
Лысых кровь мы прольем,
Далеко мы пойдем,
Мы им головы поотрываем,
Все имущество их
Разделив меж своих,
И тогда только счастье настанет.
 

Молодежь сразу полюбила новую песню. Новая партия часто проводила парады под звуки гимна, названного «Марш молодых спасителей волосатых».