Текст книги "Козлы отпущения"

Автор книги: Эфраим Кишон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

После возвращения домой я с удвоенной энергией приступил к партийной работе. Внимательно рассмотрев отчет доктора Шимковича, я пришел к радостному выводу, что идея защиты волосатых распространяется по стране со скоростью, превышающей скорость звука. Нашим функционерам удалось распространить свою деятельность на большинство населенных пунктов страны. В основном это были добровольцы с хорошей зарплатой, свободные от одностороннего взгляда на политическое положение, которые раньше работали во всевозможных партиях и набирались политического опыта и у правых, и у левых. Там, где антилысистская пропаганда не достигала успеха, мы использовали антианархистские аргументы, подчеркивая незыблемые и вечные религиозные принципы, базирующиеся на учении св. Антала. Молодые люди в фиолетовых галстуках раздавали листовки, содержавшие нашу политическую платформу. Эти листовки приобрели большую популярность. Они были размером в четверть печатного листа, и их лепили на стены. На листовке был изображен молодой парень с пышной шевелюрой, указывающий на собравшуюся толпу. Он говорил:

 
«Ради обеспечения общенациональных целей,
Не чуждаясь духа времени,
Для обеспечения общественной справедливости,
Основанной на контролируемом самосознании,
Ради принципов морали, отрицающих заведомо проигравших в борьбе лысых,
Ради возможности общественной реализации волосатого населения,
Ради этих судьбоносных принципов
Борется Общенациональный фронт гарпунеров».
 

Молодежь (как правило, обладающая буйной шевелюрой) вдохновилась идеей защиты волосатых не только на плакатах и листовках, но и в реальной жизни. Наиболее верные члены Движения вышли из рядов чистого помыслами подрастающего поколения. Не преувеличу, если скажу, что молодежь всеми фибрами души, как промокательная бумага, восприняла разоблачительную силу публикаций нашей газеты. Шумкоти стал предметом обожания в молодежной среде.

Студенты по соглашению с частью преподавателей создали свою антилысистскую организацию и принялись за систематическое силовое изгнание лысых студентов и преподавателей из храмов науки. Юные офицеры также выказали пламенную поддержку нашей позиции. Эти молодые люди, воспитанные в условиях суровой дисциплины в лучших военных школах и называемые руководством страны цветом нации, взяли за правило прогуливаться по выходным и праздникам, держа в руках хлысты, на которых золотыми буквами было вытиснено: «Для проституток, собак и лысых».

Что же касается лиц старшего возраста, то, согласно сухим данным статистики, среди них значительно больше обладателей лысины, нежели среди представителей молодежи. Может, вследствие этого некоторые пожилые люди вступили в различные гуманитарные организации и принялись выступать с торжественными заклинаниями, осуждающими преследования по волосяному принципу. При этом они пользовались давно устаревшими лозунгами типа «права человека», «человеческое достоинство» и т. д. Впрочем, этим они никого особенно не привлекли, наоборот, многие начали потешаться и подсмеиваться над ними, тем более что среди этих людей почти не было обладателей густых шевелюр. Эти необузданные гуманисты, которые группировались вокруг профессора Сила, тщетно потрясали кулаками – к ним все равно никто не относился всерьез. Мы не читали даже те немногие номера «Колеса», которые пропускала цензура.

Правительство св. Антала воевало и с нами, и с нашими противниками. Оно заботилось о том, чтобы лидеры наших врагов сидели в тюрьме, и запрещало их собрания. О нас правительство было самого плохого мнения и даже затаило на нас глубокую обиду, однако с определенного времени и оно встало на рельсы борьбы с лысыми, чтобы выпустить пар из котлов. Тем не менее наши комментаторы продолжали раздувать бурю, которая все сильнее и сильнее бушевала на просторах страны.

Когда отделения нашей организации уже были рассеяны по всей стране, различные религиозные организации пришли к выводу, что и они должны сформулировать свою позицию по отношению к лысым. Проблема стала весьма актуальной. Трудно сказать, что церкви относились к проблематике лысинизма с большой симпатией. Глава протестантов признал, что удаление лысых из молитвенных домов проистекает из естественной потребности народа защитить себя. Тем не менее, он высказал опасение, что стороны, вовлеченные в конфликт, проявляют недостаточную сдержанность, и призвал осознать, что проблема очень сложна.

«Лысина, – по мнению просвещенного теолога, – подлежит эзотерическому суду. Общественность лысых требует, напротив, псевдопатриархальной справедливости, и обе стороны склонны отрицать, что не следует забывать об эрозии, которая является вечной по существу времени, даже если не очень популярна на данный момент».

Через несколько дней после появления этой туманной «Нагорной проповеди» католический епископ тоже опубликовал важное послание к прихожанам. Он называл лысых «подвижной тканью», которая ищет своего места в трещинах исторического процесса, подобно эмплопсису – ползучему растению, не дающему цветов. Глава церкви категорически выступил против того, чтобы лысые последователи Святого Престола упоминались вместе с лысыми язычниками. Он цитировал Евангелие от Луки: «…Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии», – и добавлял, что лысый, вставший на путь исправления, подобен грешнику, удостоившемуся райских плодов в грядущем мире после его очищения в плавильном котле христианства.

Из всех этих разговоров Пепи сделал всего один вывод, который и опубликовал в газете «Подавляющее большинство»:

«Глава христианской церкви согласился рассматривать лысых как грешников».

Итак, церковь решила не оказывать нам сопротивления, и мы восприняли ее молчание как подтверждение наших успехов в расширении связей с молитвенными домами и укреплении морально-религиозных принципов нашего движения.

Такая взвешенная позиция церквей и различных религиозных организаций положила конец сомнениям, которые еще вили гнезда в сердцах последователей св. Антала, и оказала свое благотворное влияние на идеологическую сферу вообще. Соответствующие цитаты из священных текстов повлияли в основном на средний класс населения. Можно сказать, что начался здоровый процесс раскола общества без различия религии или расы, который усилился с момента публикации раввинатом галахического постановления, базирующегося на книге «Второзаконие». Постановление говорило о необходимости усиления контроля над лысыми с точки зрения здравоохранения и в свете требований поклоняющихся Господу.

4

Как и ожидалось, множеству разочарованных граждан открылось теперь истинное лицо их лысых друзей и знакомых, хотя эти лысые и были в отдельных случаях уважаемыми потомками именитых граждан страны. Отныне контакты между некоторыми людьми стали невозможны – это зависело от наличия или отсутствия шевелюры. Дело дошло до того, что люди, которые были близки десятки лет, прекращали общаться друг с другом и довольствовались лишь краткими сообщениями по работе в том случае, если один из них был лысый, а другой – волосатый. На рабочих местах воцарилось молчание, в семьях стал острее проявляться конфликт поколений. Молодость и сопутствующая ей шевелюра стали предметом гордости, и молодые люди частенько стыдились, а порой и презирали лысых родителей. Иногда, исходя из той же патриотической мотивации, они заодно презирали и дедушку с бабушкой. Расслоение общества по новому принципу стало высшим результатом идеологической деятельности Движения. Оно особенно усилилось с тех пор, как в «Подавляющем большинстве» стали появляться большие фиолетовые подзаголовки:

Волосатый, не покупай у лысых!

Этот естественный процесс, разумеется, не обошелся и без проявлений народного юмора. Например, преподаватель легкой атлетики в академии физкультуры завел обычай, согласно которому лысые и волосатые студенты тренировались раздельно. Физрук подчеркивал, что в этом нет никакого намерения дискриминировать ту или иную группу. И все же в начале урока случилось небольшое происшествие, когда один из учеников, который начал лысеть, колебался, в какую группу ему определиться. Преподавателю пришлось подогнать его: «И будет жить каждый под своей виноградной лозой и под своей шевелюрой, паршивые-плешивые!»

Обладатели шевелюр, составлявшие в классе большинство, встретили эти слова смехом и аплодисментами, и новое прозвище быстро укоренилось.

Однако не будем скрывать, что Движение не раз было вынуждено признавать свое болезненное поражение. Например, наша фиолетовая листовка, которую распространяли активисты, содержала два портрета отвратительных лысых с подписью: «Ни гроша лысым!»

Это было очень удачное обращение к широкой публике, обладающей национальным самосознанием, но на деле произошло следующее. Слишком энергичная ударная бригада доктора Шимковича широкими взмахами кисти с фиолетовой краской нарисовала на подозрительных витринах букву «Л», и в тот же день другая не менее энергичная бригада перебила эти витрины с криками: «Ленивые – плешивые – сопливые!»

До сих пор все шло как надо. Однако выяснилось, что три магазина из числа восьмидесяти четырех подозрительных лысым не принадлежали, поэтому страховые компании отказывались выплачивать их владельцам компенсацию за неоправданное нанесение ущерба. Нашему Движению пришлось потратить немало денег, чтобы компенсировать потери честным владельцам магазинов, у которых с волосами все было в порядке.

Наш советник по внутренним делам вызвал к себе руководителя группы витрин и обрушился на него всем своим весом.

– Слушайте, хулиган, – кричал доктор Шимкович, – с каких это пор мы нападаем на мирных граждан? Вы что, не слышали о чистоте помыслов защитников волосатых?

– Извините, – оправдывался не в меру активный парень, – я не мог знать, что трое хозяев записали магазины на своих жен.

– Надо быть осторожнее! Лысые всегда норовят уйти от ответственности. Нам нужна высокая волосяная бдительность.

– Я понял, волосатый командир! Терпение!

– Да здравствует Пинто!

Благородные принципы Движения защиты волосатых впитывались все глубже в души активистов, и это проявлялось в самых разных сферах жизни. К примеру, производство париков в течение нескольких месяцев превратилось в одну из самых развитых отраслей промышленности страны. Постоянно увеличивающиеся счета Тровица я теперь проверял вместе с Пепи. Мы ободряли шустрого промышленника бесконечными славословиями и поощряли его сконцентрировать все усилия на дальнейшем росте производства и реализации продукции с целью удовлетворения постоянно растущих потребностей населения.

Есть хорошие шансы, полагали мы, что идея защиты волосатых распространится во всем цивилизованном мире, и это даст толчок массовому производству париков в большом ассортименте.

С жидкостью для ращения волос возникли определенные проблемы из-за того, что конкурирующее средство «Кассонал» снова упало в цене. Маленькая бутылочка продавалась теперь за 10,5 форинтов, то есть дешевле нашей. Я договорился с доктором Шимковичем, что мы будем продавать наш «Антитер» по 8,85, и мы без промедления ввели новую сенсационную цену – ведь поначалу наше средство стоило 32,7. Это было весьма существенное снижение для лысого потребителя, ограниченного в деньгах.

Тут я должен заметить, что существовала профессия, для которой наше Движение представляло сущую катастрофу. Недавно меня в партийном штабе посетила многочисленная делегация парикмахеров высокого класса. Они однозначно выразили решительный протест против «бесчеловечной идеи» защиты волосатых и заявили, что преследование определенной части человечества на основе лысины не соответствует понятиям о совести; в связи с этим они пришли высказать свое глубокое возмущение.

– Уже два месяца никто не посещает парикмахерские, – жаловались члены делегации, – каждый стремится доказать обществу, что у него нет проблем с волосами, и у людей не возникает никакой потребности стричься. Люди просто гордятся длинными растрепанными волосами. Где же справедливость, господин Пинто?

Я постарался ответить, выказав максимум уважения этим людям, для которых существенны лишь материальные соображения. В соответствии с платформой нашей партии я обещал им, что мы, идя навстречу законному решению проблемы лысых, задействуем парикмахеров в качестве специалистов по проблеме волос на государственной службе, как только придем к власти. При этих словах члены делегации успокоились и тут же попросили принять их в ряды Национального фронта гарпунеров.

* * *

Я сидел на заднем сиденье моей новой машины, направлявшейся в город Бакачан, а моя молодая жена Мици свернулась у меня на коленях. Машина пожирала расстояние со скоростью 120 км/час, как и подобает транспорту лидера общенационального массового движения. Наша очередь на бракосочетание в большой базилике выпала на утренние часы. Мы справили шикарную свадьбу с участием высших церковных кругов. Затем мы сели в машину и отправились в свадебное путешествие. Вдоль улицы шеренгами выстроились почетные члены Национального фронта в фиолетовых галстуках. Это было трогательное зрелище. Когда мы, выйдя из церкви, проходили вдоль рядов почетного караула, на нас со всех сторон сыпались бесконечные поздравления.

– Да здравствует наш вождь! – кричал народ. – Желаем вам много густоволосых детей! Приятного медового месяца! Она просто чудо, Гидеон! Терпение! Да здравствует Пинто!

Руководители партии по очереди поздравляли молодых. Пепи лично изъявил желание забыть «прискорбный случай с задницей», который в свое время случился с ним и с моей будущей женой в конторе лысого Пулицера. Пепи преподнес нам свадебный подарок – свой большой фотопортрет с автографом. Среди приглашенных находились видные представители общественных структур. Высокие гости лично поздравляли нас. Только отца невесты не было на торжестве, причину чему нетрудно понять. Мы избегали говорить на эту тему. Зато как тронуты мы были, когда маленькая девочка, блондинка в фиолетовом платье, стоявшая в конце очереди поздравляющих, преподнесла нам букет цветов и продекламировала своим детским голоском:

 
Поздравляют малыши
Дядю Пинто от души.
Волосатый он народ
К процветанию ведет.
 

Я взял девочку на руки и запечатлел на ее щечке бесчисленное количество поцелуев. Однако лицо Мици приняло суровое выражение, едва она услышала финальную часть этого замечательного поздравления. Надо сказать, что отец невесты не особенно сопротивлялся нашей женитьбе. Когда он понял, что его дочь любит меня всей душой, то, хотя сам и не разделял этих чувств, согласился на нашу свадьбу, просто не видя иного выхода. Разумеется, ему тяжело было согласиться с тем, что его любимая дочь будет расплачиваться за грехи отца. Что же касается меня, то в моем сердце не было никакой неприязни к маленькой Мици. В конце концов, убеждал я себя, дочь за отца не отвечает.

Однажды я встретил своего тестя и, к своему удивлению, нашел, что это симпатичный и спокойный человек. Он был, как и следовало ожидать, директором процветающего предприятия. Мне показалось, что он лишен многих негативных черт, присущих лысым: бесхарактерности, стремления к наживе, трусости. Тесть в открытую сказал мне, что, по его мнению, проблема лысых возникла вследствие болезненного недопонимания. Я в свою очередь объяснил, что вопрос видится ему в таком свете лишь потому, что он сам представляет уникальный случай. То есть он полагал, что все лысые граждане, подобно ему, являются порядочными, а исключения лишь подтверждают правило, и пытался убедить в этом меня. Я тут же попросил его, пользуясь случаем, хранить в тайне семейно-родственные проблемы, и он мне это пообещал. Тем не менее, расстались мы в атмосфере достаточно напряженной, что не могло меня не беспокоить, да и Мици была встревожена фантазиями отца.

Однако прекрасные пейзажи, проносившиеся перед нами, радовали взор моей молодой супруги. Мы составили себе развлекательную программу на период пребывания в Бакачане. Еще дома мы позаботились о том, чтобы во время медового месяца нас не беспокоили понапрасну. Я дал указание госпоже Мольнар продолжать заботиться о страдающей в застенках вдове, которая в последние дни становилась все более требовательной и просила предоставить в ее распоряжение электрическое одеяло и ананасовый компот. Пепи я заявил, что разрешаю беспокоить себя по партийным вопросам только в том случае, если он сам никоим образом не сможет разрешить какую-либо проблему. Пепи по-дружески успокоил меня, заявив, что по этой причине он меня никогда не побеспокоит.

Кстати, во время нашей поездки случилось забавное приключение. Бакачан был город простой, патриархальный и, как и еще сто восемьдесят четыре села вокруг, принадлежал богатому дворянину. Этот дворянин – барон Фиделио Бонифаций, личное имя Мария – считался со своими пятью тысячами гектаров одним из богатейших помещиков страны. Молодой барон одним из первых воспринял идеи защиты волосатых и потрудился изгнать лысых из своих владений еще за два месяца до нашего приезда. Затем он предоставил всех своих людей в распоряжение Национального фронта гарпунеров. Его крестьяне, выполняя приказ барона, во время полевых работ надевали фиолетовый галстук на обнаженный торс. Его сиятельство лично объезжал поля на своем скакуне, следя за тем, как выполняются его распоряжения, выдержанные в духе гарпунного учения. Когда Фиделио стало известно, что я собираюсь жениться, он изъявил готовность предоставить в мое распоряжение любой из своих пятидесяти восьми замков, находящихся в бакачанских поместьях.

Молодой барон, потомок древнего знатного рода, прямо-таки умолял меня, чтобы я не отказывался от приглашения погостить вместе с моей уважаемой супругой в его роскошном дворце.

– Друг доктора Эрнста Шумкоти – мой друг, – заявил барон. – Своим визитом вы окажете мне высокую честь.

За те две недели, что мы гостили во дворце, мы поближе познакомились с бароном, который оказался исключительно благородной личностью. Монокль придавал некий оттенок аристократической странности и дополнительный шарм его лицу, обладавшему чертами женской красоты. Фиделио сразу же стал нашим другом и, стараясь проявить себя с самой лучшей стороны, предоставил в наше распоряжение замок со ста двадцатью девятью комнатами и полным штатом прислуги. Оригинальные идеи, появлявшиеся в голове барона, заставляли нас глубоко задумываться. Так, он соорудил перед дворцом гору высотой восемьдесят метров; к дворцу вела железная дорога, проходившая через тоннель в горе. Кроме того, меня несколько раздражало, что барон обращается к своей охотничьей собаке на «вы».

Однако как только барон начинал говорить о целях и задачах движения, всякие странности в нем исчезали. Его взгляд становился твердым и уверенным, когда он говорил, что принципы защиты волосатых должны охватить весь мир, поскольку человечество за свою историю еще не выработало более красивой и справедливой идеи. Это произносилось особым тоном, ибо Фиделио был весьма верующим человеком, не жалевшим никаких денег для найма профессиональных проповедников, которые рассказывали его работникам о грядущем мире. Работники барона любили; исключение, пожалуй, составляли отдельные крестьяне, зараженные неправильными идеями. Они время от времени даже устраивали мятежи, направленные на слом установившейся здесь справедливой социальной структуры. Как-то раз мне случилось побеседовать с крестьянами, находившимися под влиянием ложной идеологии.

* * *

Эта встреча произошла, когда Мици еще спала в спальне замка, обставленной в стиле графа Валленштейна, растянувшись под шикарным балдахином Марии Антуанетты. Вчера ночью мы легли поздно, поскольку Фиделио организовал в нашу честь костюмированный бал с пышным фейерверком. Я встал пораньше и поехал кататься в пролетке по огромному имению, дабы полюбоваться чудесными пейзажами.

По дороге я встретил нескольких крестьян, работавших на полях в фиолетовых галстуках. Они послушно приветствовали меня в соответствии с указаниями барона.

– Наше нижайшее почтение господину вождю, – воскликнули они, снимая шапки. Я прошел с ними на поле и спросил их:

– Каково ваше мнение о принципах защиты волосатых?

Крестьяне смотрели на меня и неуверенно мяли в руках шапки.

– Замечательная идея, – сказал наконец один из них, сплевывая, – это должно быть замечательно. Ведь сам его сиятельство барон дал указание так думать.

Я вышел из повозки, и поскольку прекрасное солнечное утро пробудило во мне веселое настроение, кратко описал крестьянам суть волосозащитной идеологии. Будучи прирожденным оратором, еще с пеленок обладавшим огромным даром убеждения, я осветил проблему со всех сторон, вытащив на яркое солнце все грязное белье подлых лысых бандитов.

– Мы удалим их со всех ведущих позиций в сельхозсекторе, – завершил я свою речь, – и это откроет перед вами перспективы лучшей жизни. Наш лозунг: «Каждому бедняку – по прянику и пирогу!» Что вам еще нужно, друзья?!

Крестьяне снова замолчали, и лишь через некоторое время кто-то из них сказал:

– Нам нужны участки земли, уважаемый господин.

– Какие участки?

– Земля. Участки.

Мне было тяжело понять этих необразованных людей.

– Но ведь это земля его сиятельства барона Фиделио, – сказал я. – Эта земля вас кормит и поит. Я не могу поверить, что вы завидуете старинному родовому имению вашего достопочтеннейшего господина.

Крестьяне, подобно стаду гусей, забормотали что-то нечленораздельное, не выразив однако существенного неприятия моих слов. Я, разумеется, попенял им на то, что их мысли не соответствуют ни образу мышления добрых христиан, ни чистоте помыслов защитников волосатого дела.

– Только провокаторы и подстрекатели говорят так, – напомнил я, – эти слова подобают антихристу, в которого вселился волосатый черт. Мы, члены Национального фронта гарпунеров, прекрасно осведомлены о чаяниях и нуждах проживающих здесь простых крестьян. В нашей политической платформе есть пункт о раздаче земельных участков бедным.

Тут крестьяне словно проснулись и обрушили на меня град вопросов относительно будущего раздела земли.

– Это очень просто, друзья. Земля будет отнята у лысых наглецов и разделена между вами по справедливости. Вот, например, неподалеку от границ владений моего друга барона проживает некий толстый лысый крестьянин. Его сиятельство о нем упоминал – Стефан как его там.

– А, этот лысый черт! – крестьяне развели руками в знак разочарования. – Так у него всего пол-гектара.

– Но ведь и это уже что-то, друзья. Сколько здесь у вас безземельных?

– Около пяти тысяч в нашем районе, достопочтенный господин.

Я быстренько поделил в уме 0,5 на 5000.

– Да, выходит, что таким образом вы много не получите, особенно если учесть многодетных. Многодетной семье не хватит 0,5 кв. метра земли. А других лысых поблизости нет?

– Конечно, есть. Амрих Качкаш, Петер Галь и еще несколько.

– Вот видите. Нет проблем. Сколько земли у этих лысых гордецов?

– Да ничего у них нет. Они такие же нищие, как и мы.

Мне стало тяжело среди этих невежественных людей, в этой путанице и неразберихе, когда невозможно даже получить достоверную информацию об уровне их благосостояния. Они просто ленятся работать, вот и все. В этом они похожи на лысых. Я помахал кучеру, коляска подъехала, и я, расстроенный, покатил обратно в замок.

* * *

Что хорошо, то хорошо. Мы провели в Бакачане две незабываемые недели. Мици и я катались в пролетке, загорали, а в теплые дни купались в одном из озер для разведения рыбы. Я научился ездить на лошади, и придворный фотограф сделал пятьдесят отпечатков моих портретов для партийных нужд. После этого я слез с лошади, так как боялся, что она из-под меня уйдет. Фиделио научил меня играть в игры, соответствующие нашему статусу, – гольф и крикет. Однажды я даже ездил на охоту и подстрелил горного ястреба, который при ближайшем рассмотрении оказался аистом, но зоология никогда не была моей сильной стороной.

Тут же выяснилось, что я способен прекрасно ладить с маленькой Мици, ибо сумел совершенно разделить политику и частную жизнь. Мы просто были влюблены друг в друга и избегали затрагивать социальные проблемы. Мици каждый день писала отцу подробное письмо, где сообщала, что мы живем, как пара волосатых голубков. Она, несмотря ни на что, обожала отца.

Вследствие приятности нашей жизни в Бакачане я подумывал погостить здесь еще две недели, но расстался с этими планами, узнав, что правительство собирается проводить новые общенациональные выборы. В эти судьбоносные дни мое место было во главе партийных рядов.

Мы тепло распрощались с Фиделио. Пользуясь случаем, я намекнул ему, что деятельность по национальной защите волосатых требует огромных средств, но лидеры Национального фронта ни у кого не просят пожертвований, поскольку слишком себя уважают. Тут же барон по доброй воле предложил внести крупную сумму в партийную кассу. После некоторых колебаний я согласился принять деньги, но предупредил барона, чтобы он не слишком интересовался судьбой своего взноса, поскольку у нас есть секретные фонды, в которых накапливаются резервные капиталы, пожертвованные в партийный фонд благородными людьми.

План организации новых выборов был для нас неожиданностью. Правительство перепробовало тысячи путей, чтобы выбраться из кризиса, но все было напрасно. Порой оно предлагало решить проблему лысых законным путем, а иногда выступало против пророков с шевелюрой, подобных нам. На этот раз правительство вознамерилось попытать счастья, объявив новые выборы, и тем самым показало всем, что оно полностью утратило чувство реальности. Проявляло свою силу правительство лишь в арестах лысых, принадлежащих к антинациональным кругам.

Мы, защитники волосатого дела, были благодарны руководству страны за эти действия. В те дни полиция арестовала группу вольных каменщиков, прятавших пишущую машинку. Их руководитель, молодой лысый мошенник, вел себя в особом трибунале весьма нахально. В своем последнем слове он, намекая на нас, заявил, что у правительства две левые руки, и оно готово терпеть даже всяких беспутных чертей, если это продлит его власть.

– Однако господа у власти забывают, – утверждал этот лысый наглец, – что черти могут утащить в ад.

В то время мы уже покинули съемную комнатушку. Я переехал в новую восьмикомнатную квартиру, которую доктор Шимкович снял для меня и моей жены за время нашего медового месяца. Эта квартира полностью соответствовала эстетическим критериям Национального движения защиты волосатых. Стиль мебели был строго выдержан, роскошные ковры заглушали шум – все это делало наше новое жилье весьма приятным. Прогуливаясь по своему новому дому, я с чувством глубокого удовлетворения отмечал, что моя деятельность на благо нации не была напрасной. Я понял, что люди, работающие не покладая рук не ради материальных благ, достигают значительных успехов, а те, кто гонятся лишь за внешним благополучием, несут наказание. Ведь эта квартира принадлежала какому-то лысому богатею, который от стыда бежал за границу.

Во время моего отсутствия мне прибыла повестка с требованием явиться в суд по делу, связанному со свободой слова, – «Пулицер против Пинто». До начала суда оставался еще месяц. Мици работала у лысого черта вплоть до самого замужества и утверждала, что ее босс вовсе не сломлен последними событиями на антилысистском фронте. Напротив, он преисполнен убийственного гнева. Когда Мици мне все это рассказала, я обрадовался. Я напоминал себе тореадора, которому, наконец, попался достойный бык.

Только мысли о вдове Шик, страдающей в тюремных застенках, не давали мне покоя. У этой доброй женщины все время возникали новые требования, которые невозможно было выполнить. Она даже начала прибегать к шантажу. Во время последнего свидания с госпожой Мольнар заключенная прошептала:

– Скажите Пинто, что я больше не могу.

Разумеется, она намекала на то, что в конце концов может подло предать меня, заявив, что найденные у нее доллары принадлежат мне. Вместе с тем я чувствовал себя в определенной степени обязанным этой женщине. Я попытался компенсировать ей свой моральный долг и спросил доктора Шимковича, какова сумма, за которую власти готовы закрыть дело. Цена, которую мне предложили, никоим образом меня не устроила. Тайный представитель генерального прокурора потребовал такую большую взятку, как будто речь шла об оправдании серийного убийцы. Поэтому я прекратил попытки освобождения вдовы официальным путем и попытался найти более дешевый способ вызволить благородную женщину из застенок.

* * *

За несколько дней до выборов мы созвали общее массовое собрание. После длительных совещаний мы назвали его «Первый Всемирный конгресс по общенациональной защите волосатых». Мы выбрали большой зал на территории городского рынка. Этот зал мог вместить десятки тысяч пламенных приверженцев Национального фронта. Для обеспечения присутствия широких масс мы пустили слух, что по окончании работы Конгресса состоится жарка быка целиком на вертеле с последующей всеобщей торжественной трапезой, а также что среди участников будут разыгрываться ценные золотые медали.

Павильоны рынка были тщательно задрапированы фиолетовой бумагой. В самом здании, напоминавшем огромный ангар, была сооружена деревянная сцена, которую построила серьезная фирма, связанная с нашим движением. Над сценой развевались флаги с победным символом Гарпуна. Под потолком красовался огромный лозунг:

 
Ни к чему теперь сомненья —
Лысых бей – вот все решенье!
Если лысых будем бить,
Хорошо мы будем жить!
 

Президиум из трех человек тронулся в путь из штаба партии. Мы были в фиолетовой форме, пошитой специально по такому случаю. Форма состояла из фиолетовой рубашки и такого же цвета носков и сапог. Мы уселись в партийную машину и снова начали выяснять, кому что делать. Пепи с большой тревогой спросил меня, выучил ли я наизусть свое выступление, которое написал для меня доктор Шимкович. Я успокоил его, сказав, что неоднократно отрепетировал текст перед зеркалом, однако собираюсь добавить неожиданную эффектную концовку, почерпнутую из глубин своего интеллекта. Услышав это, Пепи жутко перепугался и попытался протестовать всеми доступными ему способами. Я обратил его внимание на то, что я являюсь вождем партии и посему вправе делать все, что мне взбредет в голову. Тут Пепи провел совершенно неуместную параллель между мной и бараном-вожаком, а я в ответ на это осуществил сжатие его горла своей мощной рукой и несколько раз с силой привел его голову в контакт с дверцей машины. На протяжении поездки я неоднократно повторял в быстром ритме вышеописанное действие, а мой друг молча таскал меня за волосы, поскольку шум нашего общения не должен был привлекать внимание водителя. В конце идеологических дебатов мне удалось мощно обхватить тело моего друга и спихнуть его на дно машины, но тут мы прибыли на рынок, и народ стал выкрикивать в нашу честь «Пинто – Шумкоти! Пинто – Шумкоти!»