Текст книги "Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе"

Автор книги: Ефим Черняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 58 страниц)

Как уже отмечалось, Эбер в своей газете «Отец Дюшен» и в выступлении 21 ноября в Якобинском клубе, глухо упомянув об обвинениях, выдвинутых Шабо, с негодованием их отверг. Однако он не потребовал расследования этих обвинений. Более того, в течение последующих полутора месяцев, вплоть до начала января, Эбер явно избегал упоминать имя Шабо и вообще стал намного реже бывать в Якобинском клубе. За 8 дней – от 8 до 16 ноября (18–26 брюмера), т. е. до дня подачи Шабо письменного заявления, Эбер выступил на каждом из пяти заседаний Якобинского клуба. С 16 ноября 1793 по 4 января 1794 г. состоялось 26 заседаний. Эбер поднимался на трибуну только на восьми заседаниях. Шесть из его выступлений были совершенно незначительными. Остаются речь, произнесенная 21 ноября, о которой уже говорилось, и выступление 21 декабря, когда Эбер обличал «предателей» – Фабра д’Эглантина и Филиппо. Только II декабря Эбер мимоходом упомянул о Шабо, заявив, что он «не обедал с его австриячкой» (прозвище, под которым фигурировала Мария-Антуанетта).

В трех номерах «Отца Дюшена» (№ 313, 314, 315) Эбер обещал не выпускать из виду Шабо. Однако в последующих номерах имя «коварного капуцина» исчезает вовсе со страниц, так же как «дело Ост-Индской компании» и «Заговор Батца», намеревавшегося похитить из Тампля королеву, о которых говорил весь Париж и о которых Эбер благодаря связям в полицейском управлении и Коммуне Парижа мог получить самые надежные сведения. Вместо этого в центр внимания становятся обличения казненных Людовика XVI и Марии-Антуанетты, давно бежавшего за границу Дюмурье, уже осужденных и погибших жирондистов Петиона, Бриссо, Ролана или английского короля Георга III, а то и общие рассуждения о не названных по имени изменниках. Исключение было только для Камила Демулена и Филиппо, но для этого были особые причины: в декабре началась атака дантонистов против Эбера и его сторонников.

Дантон еще в середине октября 1793 г., после того как он потерпел неудачу в попытках спасти жирондистов и королеву, уехал в Арси-сюр-Об, где оставался до середины ноября, т. е. до получения известия об аресте Шабо и Базира. Вечером 18 ноября Дантон прибыл в Париж с целью поддержать обвинения, выдвинутые Шабо и Базиром против эбертистов. С 24 ноября 1793 по 16 марта 1794 г. Дантон получил из тюрьмы от Шабо пять подробных писем, в которых он открыто обвинял Эбера в связи – через Делоне – с бароном Батцем.

Во второй половине ноября Робеспьер стал клеймить дехристианизацию. Он не называл еще Эбера по имени, но в отличие от прежних своих заявлений осенью по этому вопросу, когда Неподкупный осуждал лишь саму политику, но не мотивы, которыми руководствовались организаторы кампании по дехристианизации, теперь он именовал ее контрреволюционным заговором иностранцев. По его настоянию Проли, Дефье, Дюбисон и Перейра были исключены из Якобинского клуба. Дантон в это время тоже резко критикуя дехристианизацию, вместе с тем стал призывать к смягчению террора, к усилению власти Комитета общественного спасения, чтобы ослабить влияние эбертистской Парижской коммуны, возглавлявшейся Шометтом. В Якобинском клубе Робеспьер взял под защиту эбертистов. Лишь в конце декабря стал заметен отход Робеспьера от поддержки дантонистов, возможно из опасения вызвать раскол в Комитете общественного спасения, ряд членов которого решительно осуждали вождя «снисходительных». После выявления роли Фабра в «деле Ост-Индской компании» Робеспьер пришел к убеждению, что обе фракции – и эбертисты и дантонисты – являются врагами революции[479]479
  Hampson N. Danton. P. 142–144, 149–150.


[Закрыть].

5 декабря 1793 г. появился первый номер газеты «Старый кордельер» Камила Демулена, ставшей рупором Дантона. Лейтмотивом новой газеты были атаки против эбертистов, их политики дехристианизации, требование прекращения революционного террора, ликвидации ограничений свободы печати. Эбертистов Демулен именовал иностранными агентами в Париже, «санкюлотами Питта». Эти атаки велись в условиях, когда Дантону и Демулену было известно, что Робеспьер в курсе обвинений Шабо против Эбера. В пятом номере «Старого кордельера», напечатанном 25 декабря 1793 г. (но поступившем в продажу только 5 января следующего года), воспроизводились в слегка завуалированной форме утверждения Шабо о связях Эбера с Батцем, о получении Эбером денег через графиню Рошуар за попытки спасти королеву.

Резко возражая в своей газете (Ne 332 и 333) по поводу различных второстепенных упреков Демулена и даже угрожая ему гильотиной, Эбер не ответил на главное обвинение – в связях с Батцем, как будто любой ценой хотел допустить, чтобы читатели узнали об этом обвинении Брошюра «Жак-Рене Эбер, автор «Отца Дюшена», – Камилу Демулену» содержала только пространные опровержения брошенного Демуленом упрека, будто Эбер в юности совершил мелкую кражу. В одном лишь месте Эбер коснулся главного обвинения. Демулен писал, что Эбер поддерживал связи с заговорщиками через графиню де Рошуар. В ответе Эбера указывалось: «Ты простер свое злодейство до того, что обвиняешь меня в связи с некой старой греховодницей Рошуар, которая была послана ко мне интриганами, подобными тебе, чтобы подкупить меня, и которую я прогонял несколько раз». Это странные слова, напоминающие скрытое признание, ведь они свидетельствуют, что Эбер несколько раз встречался с вражеским агентом и не поставил власти в известность об этих встречах.

Однако при чтении пятого номера «Старого кордельера» Эбер понял, что Демулен повторяет обвинения Шабо и вынужден был прервать свое длительное молчание о бывшем капуцине. Обрушивая в своей газете (№ 331) на Шабо обвинения в продажности, Эбер тщательно обходил тему об инкриминируемых самому издателю «Отца Дюшена» связях с Батцем. После же № 331 Эбер уже ни разу, вплоть до своего ареста и гибели, более не упоминал в газете имя арестованного дантониста. 5 января, в день выхода в свет пятого номера «Старого кордельера», произошла ожесточенная перепалка между Демуленом и Эбером. Но и здесь Эбер замолчал обвинения Шабо. В то же время и Шабо из тюрьмы прекратил свою эпистолярную войну против автора «Отца Дюшена». Вместе с тем пятый номер «Старого кордельера» был последним, содержащим резкую полемику против Эбера. В шестом номере, вышедшем 25 января (6 плювиоза 2-го года), Демулен даже поздравил своего противника с его признанием «санкюлота Иисуса», т. е. с отказом от политики дехристианизации.

Это было связано с явным неуспехом наступления дантонистов, осужденного Робеспьером. Но осуждение не было окончательным. 26 декабря Фабр был исключен из комиссии, занимавшейся расследованием «дела Шабо». 8 января 1794 г. Робеспьер добился исключения Фабра из Якобинского клуба, и через несколько дней «лукавый змий… извивающийся сотней способов», как его обозвал 21 декабря Эбер, выступая в Якобинском клубе, был арестован. Выявившееся участие Фабра в махинациях с декретом об Ост-Индской компании повлияло на убеждение Робеспьера в том, что некоторые монтаньяры были лишь бессознательными агентами контрреволюционеров и иностранных шпионов.

Во второй половине февраля и начале марта Робеспьер из-за болезни в течение 21 дня, с 19 февраля до 12 марта, лишь один раз присутствовал на заседании Комитета общественного спасения. Правда, еще 5 февраля в произнесенной речи он предостерегал против ультрареволюции, которая компрометирует себя связями с контрреволюцией. В последние дни своей болезни Робеспьер написал текст речи, в которой высказывал убеждение, что Батц является главой заговора эбертистов (текст речи был найден в бумагах Робеспьера после 9 термидора). Именно в этой речи Неподкупный рассказывает о своей встрече с Шабо 14 ноября 1793 г. Тон речи, относительно благожелательный в отношении Шабо, свидетельствовал об убеждении Робеспьера, что заявление арестованного депутата не было ложным.

В конце января Эбер временно перестал служить объектом атак со стороны лидеров дантонистов. Но нападки на него не прекратились. Еще 17 ноября 1793 г. перед Революционным трибуналом предстал один из членов Коммуны, шестидесятилетний Ж. Б. Мишонис. Этот бывший торговец лимонадом занимал важный пост в столичной полиции. Он являлся инспектором тюрем, включая Тампль, где были заключены Людовик XVI и Мария-Антуанетта, и лицом, по служебным обязанностям часто встречавшимся с мэром Пашем, прокурором Коммуны Шометтом и его заместителем Эбером. Одновременно Мишонис поддерживал тайные связи с Батцем и, несомненно, как уже говорилось выше, участвовал в «заговоре гвоздики». Шабо, который в августе 1793 г. сам был членом Комитета общественной безопасности, явно знал о подлинной роли Мишониса, хотя предпочел тогда промолчать. Но он не мог не сказать об этом Робеспьеру при свидании с ним 14 ноября. Еще за месяц до этого, в октябре 1793 г., Мишонис принял участие в очередной попытке похитить королеву. Тогда же он был арестован и вместе с несколькими инспекторами тюрем предстал перед трибуналом. Это произошло по странному совпадению в день ареста Шабо. Следует сразу сказать, что Революционный трибунал оказался исключительно снисходительным к обвиняемым. Все они были оправданы, за исключением Мншониса, который хотя и был признан виновным, но только в непреднамеренном содействии заговорщикам, в пренебрежении служебным долгом и приговорен к тюремному заключению на время войны.

Смысл тактики прокурора Фукье-Тенвиля явно сводился к тому, чтобы не бросить тень на администрацию Коммуны. Путем отказа от допроса неудобных свидетелей и других подобных маневров дело было представлено следующим образом: заключенные-роялисты якобы старались, но тщетно установить связи со своими сообщниками на воле, их попытки привлечь на свою сторону лиц, назначенных Коммуной, не удались, тогда арестованные решили скомпрометировать честных слуг закона. Из них только Мишонис, нарушивший, хоть и без злого умысла, свой долг, заслуживает наказания. На основании такого вердикта Революционного трибунала 19 ноября 1793 г. Мишонис был возвращен в тюрьму Ла-Форс, где он содержался и до суда. Служащими этой тюрьмы были супруги Бол, друзья Мишониса, которые, так же как и он, были замешаны в «заговоре гвоздики». Мадам Бол, дожившая до реставрации Бурбонов, сообщила некоторые подробности о заговорах, связанных с планами освобождения Марии-Антуанетты. Однако этот рассказ явно был приноровлен к роялистской легенде, по которой королеву должны были освободить бесстрашные дворяне, преданные слуги монархии, и в которой не было места для тайных сделок с «цареубийцами».

В конце декабря 1793 г. компанию Мишонису составил арестованный наконец и доставленный в тюрьму Ла-Форс Эспаньяк. В начале января 1794 г. к ним присоединились уже знакомые нам Озан и Лежен, позднее добавилось еще несколько лиц. Правда, тем временем Эспаньяк по его просьбе был переведен в тюремную больницу, где он мог свободно принимать посетителей. Из тюрьмы Эспаньяк, Озан, Мишонис пытались разными способами повторить обвинения Шабо против Эбера, надеясь тем самым сыграть на руку дантонистам, от победы которых зависело, как они полагали, их освобождение. Сам Шабо между 24 ноября 1793 и 16 марта 1794 г. написал по меньшей мере 5 писем Дантону, 14 – Робеспьеру, 8 – обоим комитетам, доказывая, что Эбер – агент барона[480]480
  Bluche F. Danton. P. 403.


[Закрыть]. Стремясь выгородить себя, Шабо в своих показаниях называл все больше имен. Его письма ежедневно доставлялись в Комитет общественной безопасности и после тщательного изучения докладывались Комитету общественного спасения.

Историки еще в прошлом веке начали до сих пор не законченный спор о том, что было правдой, а что ложью в показаниях бывшего капуцина. Иногда, например, Шабо сообщает явно невыгодные ему факты. Так, обвиняя Дантона, он оправдывает поведение Фабра д’Эглантина, хотя в его интересах было бы взвалить на того главную вину за «дело Ост-Индской компании». Находясь в тюрьме Люксембург, Шабо узнал о докладе, сделанном Амаром в Конвенте 16 марта, – это было вскоре после ареста эбертистов. Он имел достаточно политического опыта, чтобы понять – у него теперь нет никаких шансов избежать гильотины. Решив покончить самоубийством, Шабо написал письмо Конвенту – свое завещание, изображая себя в нем стоящим вне «двух сект контрреволюционеров». В этом завещании-исповеди он писал, что Базир участвовал в фальсификации декрета об Ост-Индской компании лишь из чувства дружбы к нему, что Фабр был неповинен в подделке, осуществленной Делоне, и что Эбер оклеветал Фабра по приказу Батца, которому он не мог ни в чем отказать. Можно предположить, что исповедь была еще одной попыткой свести счеты с уже арестованным Эбером и оказать поддержку дантонистам, но что в ней было правдой?

27 вантоза, в 3 часа дня, из камеры Шабо раздались отчаянные крики. Тюремные надзиратели, поспешившие в камеру, нашли заключенного на кровати, бьющегося в конвульсиях. Еще до этого Шабо передал тюремным властям письмо Конвенту и, оставшись один, с возгласом «Да здравствует Республика!» выпил заранее заготовленную отраву. Однако он не выдержал боли и позвал на помощь. Пришедшим тюремщикам он указал на запечатанный конверт с завещанием. Покушавшегося на самоубийство доставили в тюремную больницу, где дали противоядие. Три дня он находился на грани смерти, но выжил – для того только, чтобы погибнуть на гильотине. В отличие от Шабо Делоне, также находившийся в тюрьме Люксембург, избегал обвинений в отношении Эбера, вместе с тем утверждая, что Фабр участвовал в фабрикации подложного декрета о ликвидации Ост-Индской компании.

Чтобы не возвращаться к вопросу об истории с фальсификацией декрета, достаточно сказать, что виновность Делоне, Шабо, Базира и Жюльена из Тулузы в получении взяток от компании вряд ли подлежит сомнению. Обвинение в отношении Фабра, который также был замешан в различных финансовых махинациях, в данном случае не является безусловным. А Матьез считал вину Фабра д’Эглантина доказанной[481]481
  Mathiez A. Un procès de corruption sous la Terreur.


[Закрыть], но этот вывод и поныне оспаривается некоторыми исследователями, считающими, что он был казнен только как дантонист, противник революционного правительства[482]482
  Houben H. Finance er politique sous la Terreur. La liquidation de la Compagnie des Indes. P., 1832; Eude Af. Une interprétation «non-mathiézi-enne» de l’affaire de Compagnie des Indes//Annales Historiques de la Révolution Française. 1981, avril – juin. P. 239–261.


[Закрыть]. «Темное дело это обвинение Фабра… – писал один из французских историков. – Был ли он сообщником Делоне, Шабо, Базира и их соучастников? Был ли автором фальшивого декрета о ликвидации Ост-Индской компании, найденного у одного из них? Он был нечист на руку, у него была очень плохая репутация. Все же, по-видимому, выдвинутое против него обвинение, которое послужило причиной его гибели, было необоснованным»[483]483
  Janssen J. Camille Desmoulins. Le premier républicain de France. P., 1973. P. 627.


[Закрыть].

Главное политическое значение «дела Шабо» заключалось в том, что он высказал циркулировавшее среди дантонистов обвинение лидера противостоящей им фракции Эбера в связи с роялистами. К. Демулен писал об Эбере как о «самом безумном из патриотов, если он не является самым хитрым из аристократов»[484]484
  Castelnau J. Le tribunal révolutionnaire. P., 1981. P. 172.


[Закрыть]. Демулен был искрение убежден в измене Эбера. В письме к жене от 1 апреля 1794 г., посланном из тюрьмы в ожидании казни, Демулен писал, что вместе с Дантоном он умирает как жертва своего мужества, «ибо мы донесли на двух предателей»[485]485
  Цит. по: Ландауэр Г. Письма о французской революции. М., 1925. С. 142.


[Закрыть]. По всей вероятности, под одним из этих «двух предателей» подразумевался Эбер (вторым же мог быть Клоотс или Шометт). Однако искреннее убеждение Демулена в виновности издателя «Отца Дюшена» вполне могло быть и ложным. Надо учитывать, что эти строки написаны уже после казни Эбера.

В Национальном архиве сохранилось немало обличений Эбера. Например, в полицейском отчете за 11 жерминаля 2-го года сообщается: «Это скрытый сторонник монархии». Однако этот отчет, как и письмо Демулена, тоже был составлен через неделю после казни Эбера 4 жерминаля (24 марта 1794 г.) и, возможно, передает слухи, порожденные обвинениями, которые были выдвинуты во время процесса «Отца Дюшена» в Революционном трибунале. В архивах сохранилось письмо Венсена, считающегося эбертистом, Фукье-Тенвилю, в котором утверждалось, что «Эбер получил тысячу экю с целью освободить заключенного, содержавшегося в одной из тюрем Парижа». Венсен узнал это от любовницы Делоне д’Анжера. «Эта женщина имеет доказательства сказанного ею», – говорилось в письме.

Интересно отметить, что среди роялистского подполья и иностранной агентуры существовало убеждение в принадлежности к числу коррумпированных политиков ряда лидеров эбертистской группировки и что они являются игрушкой международных банкиров. Английская шпионка герцогиня Флери писала в своих мемуарах: «Мелкая сошка – Барер, Эбер, Мерлен из Тионвиля, Бадье». Главными же шпионскими фигурами она считала Эспаньяка и Гусмана, «являвшегося чьим-то агентом, только неясно чьим», а среди банкиров, чувствовавших себя превосходно во время террора, «помимо австрийского агента Проли, Бойда и Кера также швейцарца – следовательно, серьезного человека – Перрего»[486]486
  Coigny A. de. Journal. P. 123; Blanc O. La dernière lettre. P. 102.


[Закрыть].

Отношение к обвинениям в адрес вождей эбертистов во многом определяется тем, насколько те или иные историки считали их выразителями настроений трудящихся масс столицы и какую оценку они давали санкюлотской оппозиции против некоторых сторон политики революционного правительства. В случае безусловно положительной оценки вопрос о возможной виновности Эбера и его единомышленников снимался или считался не заслуживающим особого внимания. Напротив, для тех историков, которые были склонны видеть в эбертистах лишь препятствие для деятельности Робеспьера и его сторонников, отвечавшей, по их мнению, коренным интересам революции, возможная виновность Эбера и других руководителей Клуба кордельеров могла служить лишним доказательством, что они представляли помеху на пути поступательного движения революции.

Характеризуя Эбера, один современный французский историк писал: «Безудержный демагог? Безусловно, в большой степени, и напрасно искать какие-либо идейные приниципы в его журнале»[487]487
  Ollivier A. Saint-Just… P. 277.


[Закрыть]. Оливье делал вывод, что, по всей видимости, «эбертистский клан, изображавший себя в качестве крайне левого крыла республиканцев, чрезвычайно преданного интересам простого народа, действовал если не по приказам, то по меньшей мере при соучастии роялистов и иностранных государств»[488]488
  Ibid. P. 444.


[Закрыть]. Проанализировать обвинения против Эбера попытался французский историк Арно де Летапи в книге «Заговор Батца (1793–1794)»[489]489
  Letapis A. de. Op. cit.


[Закрыть], изданной в 1969 г. в Париже. Исследователи, по мнению этого французского ученого, трактуют изолированно так называемое «дело Ост-Индской компании», вскрывшееся в ноябре 1793 г., процессы эбертистов и дантонистов весной 1794 г., тогда как эти события находились в самой тесной связи. Он считает, что в любом случае действия властей можно объяснить их уверенностью в виновности Эбера, хотя они из политических соображений пытались скрыть материалы, уличающие его в связях с роялистами. Летапи пишет, что он в своей книге не выносит решения о виновности Эбера, однако считает, что Эбером владел какой-то страх, который мог быть вызван нечистой совестью[490]490
  Ibid. P. 47.


[Закрыть].

Послушаем также мнение А. Собуля, открыто высказанное в предисловии к книге Летапи. Он писал: «Концепция умело построенная, солидно аргументированная. Должен ли я сказать, что она меня не убедила?» «Нет сомнения, что Эбер обвинялся Шабо и его соучастниками в сообщничестве с Батцем. Автор, как кажется, убедительно показал, что комитеты сознательно намеревались избежать компрометации Горы и революционного правительства, открыто выдвигая это обвинение. Но сам-то Эбер – был ли он виновен или невиновен?»[491]491
  Ibid. P. IX–X.


[Закрыть] Известный английский историк Н. Хеймпсон считал, что Летали пришел к очень интересным выводам, которые, однако, «нельзя признать окончательными»[492]492
  Hampson N. Danton. P. 176.


[Закрыть]. По мнению новейшего биографа Дантона, «Эбер был, вероятно, виновен, и комитеты знали об этом»[493]493
  Bluche F. Danton. P. 399.


[Закрыть]. Другой пример. Автор недавно вышедшего трехтомного труда по истории вандейских войн Шьяп писал о «знаменитом Эбере, обращавшем меньше внимания на идеи, чем на деньги»[494]494
  Chiappe J.-F. La Vendée en armes. Vol. 3. Les chouans. P., 1982. P. 74.


[Закрыть]. Этот известный специалист по истории монархического лагеря в годы революции считает «несомненными роялистские связи» Эбера[495]495
  Ibid. P. 76.


[Закрыть]. Таков калейдоскоп различных мнений по вопросу о виновности одного из идеологов левого крыла якобинцев. Нам еще предстоит разобраться в том, насколько обоснованными являются эти мнения.

Говоря о подозрениях, которые вызывают (действительные или мнимые) связи Эбера и ряда влиятельных в левоякобинских кругах лиц с роялистами, надо лишь напомнить, что эти связи относятся к осени 1793 г. Иначе говоря, ко времени, когда лозунги и вся политика левых якобинцев постепенно стали утрачивать исторически прогрессивный смысл, потеряли способность содействовать укреплению революционных завоеваний, когда начал назревать кризис революции. Современникам этот кризис виделся прежде всего как результат действий внешней и внутренней контрреволюции. Но ее атаки на Республику были отбиты уже к концу 1793 г., а кризис не только не прекратился, но и продолжал нарастать, чтобы найти свою кульминацию в перевороте 9 термидора.