Текст книги "Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе"
Автор книги: Ефим Черняк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 58 страниц)
При обыске, произведенном в квартире младшего брата Трешама, в которой жил также его личный секретарь, были найдены две копии трактата о двусмысленной манере выражения мыслей. Заголовок одной из копий был переделан рукой Гарнета на «Трактат против лжи и злостного лицемерия». В нем, однако, под видом «ограничения областей», в которых следует применять ложь и лицемерие, давались практические советы, как надлежит их пускать в дело. Френсис Трешам, видимо, вполне следовал советам, содержащимся в этом иезуитском трактате, хотя и отрицал свое знакомство с ним.
Через шесть недель после ареста он был уже больным человеком. В одну из ночей – 23 декабря – он продиктовал своему секретарю письмо к Сесилу, в котором опровергал свои показания о знакомстве с Гарнетом и о том, что знал о посылке Винтера в Испанию, и поручил находившейся тут же жене передать это письмо министру. В ту же ночь Трешам скончался.
Официально его смерть была приписана удушью – «…болезни, которой он был подвержен в течение долгого времени». Однако, поскольку за шесть недель до этого Трешам выглядел вполне здоровым человеком, никто не поверил официальному объяснению. Многие современники считали, что Трешам был отравлен и что это было делом рук Монтигла. Очень вероятно, что Трешам знал о действительной роли Сесила и Монтигла и не делал особого секрета из того, что он обладает такого рода опасными знаниями. Это и решило его судьбу. Сохранилось письмо Уода Сесилу от 23 декабря 1605 г., в котором выражалось беспокойство, что не получено приказа о скорейшем погребении тела – это также могло свидетельствовать о желании скрыть действие яда…
За последние годы вышло немало специальных работ. Авторы некоторых из них придерживаются интерпретации событий 1603–1605 гг., даваемой католиками (см.: Гарнет Г. Гай Фокс. Лондон, 1962; Мэттиас Р. Мятеж в Троицын день. Лондон, 1963; Саймонс Е. Г. Дьявол подвала. Лондон, 1963; Кэрэмен Р. Генри Гарнет. Лондон, 1964, и др.)[219]219
Garnett H. Guy Fawkes. L., 1962; Simons E. H. The Devil of the Vault. L., 1963; Caraman Ph. Henry Garnet. L., 1964; Parkinson C. N. Gunpowder Treason and Plot. N. Y., 1976.
[Закрыть]. Об оживлении интереса к этой теме свидетельствует и переиздание старых книг.
Гипотеза или исторический роман?
Как уже убедился читатель, мы следуем мудрому римскому правилу «audiatur et altera pars» – следует выслушать и другую (противную) сторону. А ее доводы в наиболее последовательной (и крайней) форме были изложены в новом труде уже упоминавшегося ученого, члена Иезуитского ордена Ф. Эдвардса «Гай Фокс. Подлинная история порохового заговора?» (Лондон, 1969)[220]220
Edwards F. Guy Fawkes. The Real Story of the Gunpowder Plot. L., 1969.
[Закрыть]. Книга Ф. Эдвардса представляет собой сложный сплав исторической монографии и исторического романа. И конечно, автор вполне сознательно старается сделать возможно более размытыми границы, где кончается пусть тенденциозно выполненная работа историка и начинается полет воображения романиста, затруднить различение того, что в рисуемых им картинах основано на известных фактах, а что – на произвольных домыслах. Читателю предоставляется самому провести такое размежевание между наукой и беллетристикой в расчете, что лишь немногие смогут нли пожелают взяться за это дополнительное исследование, а большинство попросту примет фантазию за живо изложенные результаты научного анализа или, по крайней мере, вполне обоснованные гипотезы.
Книга Ф. Эдвардса пестрит ссылками на источники, в том числе и на неопубликованные архивные фонды. Но извлеченные из них данные (некоторые из них несомненно представляют исторический интерес), как правило, вполне укладываются в официальную версию заговора и, следовательно, не могут служить доказательством главного тезиса автора. А этот тезис сводится к тому, что «пороховой заговор» – заранее тщательно спланированная правительственная провокация, а все ее главные участники – прямые агенты первого королевского министра – Роберта Сесила. Обстоятельно сообщая о заговорщиках множество вполне точных сведений биографического характера, иезуитский историк как бы топит в деталях его рассказ о том, как заговорщики поступили на службу к Сесилу, какие они получали предписания, не опирается на документальную базу, за исключением отдельных достаточно спорных и косвенных свидетельств (о них ниже). Правда, сознавая эти слабости, Эдвардс пытается представить отраженные в источниках действия заговорщиков логически вытекающими из их роли правительственных шпионов.
Эдвардс считает, что первоначальный порыв католической контрреформации к началу XVII в. исчерпал себя, что у руководителей «порохового заговора» не было и в помине католического рвения, что по меньшей мере некоторые из них были ренегатами, лишь для видимости объявлявшими себя приверженцами римской церкви, что, следовательно, ими могло руководить только желание услужить правительству, дабы таким путем загладить свое участие в мятеже Эссекса.
Стоит обратить внимание на то, что в 1601 г. будущих руководителей «порохового заговора» отнесли к тем, кто был «оштрафован и оставлен на случай надобности для службы ее величеству». Это была категория лиц, обязанных оплатить какими-то серьезными услугами правительству свою глупость или неосторожность, приведшую их к столкновению с властями.
Френсис Трешам во время мятежа Эссекса был в числе тех, кто держал под арестом прибывших для объяснения в Эссекс-хауз членов Тайного совета. Елизавета была разгневана на Трешама, и попытки спасти его от эшафота были безуспешными. Все же один из друзей семьи, Джон Трокмортон, сумел устроить дело, обратившись к трем важным лицам и использовав «особый инструмент», который некогда уже принес ему благо. Речь идет об обычной взятке, только очень крупной – 2100 ф. ст., которые должны были быть выплачены в течение трех месяцев. «Инструмент» был применен вовремя – в 11 часов вечера был отменен приказ о предании Трешама суду, который на другой день состоялся над главными участниками мятежа.
Среди заговорщиков, прощенных при условии уплаты больших штрафов, были также Роберг Кетсби и Уильям Паркер, позднее ставший лордом Монтиглом. Получили тогда прощение также Джон и Кристофер Райты. Впрочем, в списках прощенных можно найти и лиц вроде Генри Бломли, позднее активно участвовавших в розыске и поимке заговорщиков 1605 г.
Иным был путь Гая Фокса. Его судьба сложилась неудачно. Мать вторично вышла замуж, и небольшая собственность, которую он оставил на родине, была растрачена отчимом. На испанской службе Фокс также не достиг успеха – у него не было покровителя, который смог бы ему помочь хотя бы на первых порах. Приходилось вести полуголодное, необеспеченное существование младшего офицера. Однажды – дело было в сентябре 1599 г. – Фоксу взялся оказать поддержку его кузен, иезуит Каулинг. Но его письма в Рим генералу ордена, а также отцу Парсонсу, в которых рекомендовалось оказать покровительство Фоксу, были перехвачены английской разведкой и попали в Лондон. Фокс, конечно не знавший об этом, мог сделать только один вывод – в Риме остались глухи к его просьбам. В конечном счете, разочаровавшийся и в вере, и в своих испанских хозяевах, Гай должен был, по мнению Эдвардса, завидовать людям, в которых он подозревал шпионов или полушпионов английского правительства. У них не переводились деньги и была надежда вернуться на родину. Таким образом, из факта рекомендации Каулингом своему иезуитскому начальству Фокса как верного человека Ф. Эдвардс делает вывод, что тот был готов пойти на службу к Сесилу[221]221
Ibid. P. 47–49.
[Закрыть].
Томас Винтер тоже должен был испытать разочарование, какое пережил Фокс. Поездка в Мадрид не оправдала ни расчетов на испанскую помощь, ни надежд, которые англичанин, вероятно, связывал с возможной карьерой на службе короля Филиппа III (вступившего на престол после смерти в 1598 г. Филиппа II). Поэтому по возвращении в Англию в начале декабря 1602 г. Винтер был уже готов принять любое сделанное ему предложение.
Иезуитский историк здесь, как и во множестве других случаев, ничего не приводит в подтверждение своих слов. Зато ему кажется, что такое доказательство имеется по крайней мере в отношении Френсиса Трешама. Он публикует письма его отца – Томаса Трешама. Сэр Томас обвинял сына в мотовстве, нечестных поступках, которыми тот опозорил его в глазах короля. Томас Трешам лишь для крепкого словца упрекал сына в шпионстве – а это было самой доподлинной правдой. Интересно отметить, что его младший брат – Уильям – с 1596 г. служил капитаном в эмигрантском полку. В 1599 г. он обратился к английскому послу в Париже Генриху Невилу с просьбой передать королеве его прошение о помиловании. Сесил ответил отказом.
Френснс Трешам, по словам отца, оказывается, поссорил его с их соседом Гейджем. Речь, вероятно, шла о Джоне Гейдже из Сассекса, который явно был правительственным шпионом. Френсис Трешам исполнял роль шпиона, наблюдающего за другим шпионом. Сохранилось письмо Френсиса Трешама к Сесилу, которое звучит как попытка оправдаться перед хозяином – он, Трешам, мод, не сообщил некоторые вещи, которые узнал от Гейджа, полагая, что они и так известны лорду Бэкхерсту, а через него – графу Дорсету, который в свою очередь уведомил об этом лорда Сесила. Возможно, Трешам и многие ему подобные считали службу правительству способом оставаться католиком и вместе с тем не уплачивать таких разорительных штрафов, какие приходилось вносить его отцу за право не принадлежать к англиканской церкви.
Елизаветинская Англия кишела энергичными людьми, искавшими приложения своей бьющей через край энергии и дарованиям. А к числу качеств Роберта Сесила, бесспорно, относились способности не только правильно оценивать менявшуюся внутреннюю и внешнюю обстановку, но и точно наметить стратегическую цель и двигаться к ней с хладнокровием и смелостью опытного охотника, преследующего дичь. Средством же для достижения цели почти всегда был умелый отбор нужных исполнителей. Сесилу заранее были известны все подходящие кандидатуры, и ему очень редко изменяло знание людей, почти безошибочное определение того, как они выполнят порученное им дело. Особенно эти качества помогали «маленькой гончей», как с обидной фамильярностью называл король своего главного, но совсем не любимого министра за его признанную ловкость в тайной войне. Государственная ищейка не только успешно преследовала зверя, но и умело подставляла под выстрелы сопровождавшую ее гончую стаю.
Сесил сознательно помиловал большинство участников и заговора 1603 г. Грифин Меркем уехал во Фландрию с согласия правительства. Тем самым давалось понять будущим агентам, что им также нечего опасаться суда и смертного приговора, поскольку за этим последует королевское помилование. Правда, помилованными оказались не все агенты Сесила. Джордж Брук был казнен, но он «нарушил доверие» правительства, произнося какие-то странные речи на эшафоте. Заметим, однако, что одновременно с Меркемом были в последний момент помилованы лорд Генрн Кобгем и лорд Грей и что подобные театральные представления были вполне в духе Якова I.
Главой «порохового заговора» стал Томас Перси. Ему удалось добиться для себя очень многого благодаря связям с графом Нортумберлендом – и места в придворном штате, и, что имело особое значение, поста управляющего обширными поместьями своего богатейшего родственника. При этом Томас Перси не проявлял особой щепетильности. В одном из местных судов в 1602 г. арендаторы добились удовлетворения исков, обвинявших его в нечестном ведении дел, взимании незаконных поборов. Оказывавших сопротивление он подвергал аресту, держал под стражей. В одном случае было доказано, что Перси подделал письмо графа. Будь Нортумберленд более практичным человеком, Томасу Перси вряд ли удалось бы отделаться только временным смещением с должности. Сохранилось письмо графа Нортумберленда к королю от ноября 1603 г. с просьбой об аудиенции для его кузена Томаса Перси. Конечно, Томас Перси был принят также Сесилом, который должен был сразу определить, насколько его собеседник подходит к роли главного агента-провокатора.
Епископ Гудмен в своих мемуарах со слов близкого знакомого графа Нортумберленда и Томаса Перси – сэра Френсиса Мура сообщает многозначительную деталь. Возвращаясь от лорда-хранителя печати Эгертона, с которым он разбирал до поздней ночи бумаги, Мур неоднократно встречал Перси, выходившего из резиденции Сесила, и удивлялся, что привело его знакомого в дом главного министра, вдобавок в столь необычное время.
Историк-иезуит придает особое значение этому показанию о встречах Персн с Сесилом – одному из немногих прямых документальных данных в пользу его версии[222]222
Ibid. P. 71.
[Закрыть]. Однако полная бездоказательность этого показания была убедительно выяснена С. Гардинером в уже упоминавшейся книге «Чем же был пороховой заговор?». В Лондоне в начале XVII в. не было никакого уличного освещения. Единственным источником света помимо луны мог быть только ручной фонарь – трудно ли в таких условиях обознаться и принять за Перси другого человека? А если даже Перси и посещал Сесила, это еще отнюдь не значит, что он был его агентом. Он, возможно, использовал свое положение приближенного графа Нортумберленда, чтобы поддерживать связи с министром. Ведь, демонстрируя свою близость к Сесилу, Перси мог избежать неудобных вопросов о том, что побудило его арендовать дом рядом с парламентским зданием. Точно так же допускают различное объяснение и другие факты, якобы свидетельствующие о том, что Перси играл роль правительственного шпиона.
Согласно официальной версии, Томас Винтер ездил в Испанию будто бы по поручению Кетсби и Трешама – между тем совсем неправдоподобно, чтобы они, столь недавно спасшиеся после крушения заговора Эссекса, готовы были по собственной воле вступить в переговоры с главой государства, еще находившегося в войне с Англией. Кетсби и Трешам могли действовать так только по поручению правительства. Возвратившись в декабре 1602 г., Винтер, как он сам вспоминал, «передал отчет о всем, что произошло, милорду, мистеру Кетсби и мистеру Трешаму». «Милордом» в этом контексте может быть только Сесил, так как никакой другой лорд не упоминается. К этому времени Винтер решил последовать примеру своих друзей и стать агентом Сесила. 2 февраля 1603 г. он отправился во Фландрию для встречи с находившимся там коннетаблем Кастилии. Винтера сопровождал Кристофер Райт, который, прихватив с собой лишившегося всех прежних иллюзий Фокса, двинулся дальше, в Испанию. Там они поняли, что стремление Мадрида к окончанию войны с Англией побуждает испанцев отказаться от прежнего условия о предоставлении равноправия британским католикам. Яков І и Сесил узнали об этом по различным каналам, но, возможно, дополнительно через посредство Райта и Винтера, вероятно совместно вернувшихся из Фландрии.
Продолжая выстраивать цепь своих предположений, историк-иезуит пишет, что Томаса Винтера раздражала неумелость его старшего брата Роберта, унаследовавшего имение и плохо управлявшего им. Быть может, вовлекая Роберта в заговор, Томас рассчитывал отделаться таким образом от брата?
К этому времени стало очевидно, что Гай Фокс тоже «созрел» для вербовки. Весной 1604 г., вероятно, по поручению Томаса Перси Винтер еще раз съездил во Фландрию, чтобы привезти Фокса, призванного сыграть главную роль в мнимом заговоре. Гай Фокс не отличался особым умом, но он уже не верил обещанию испанских властей предоставить ему пост капитана в эмигрантском полку к польстился на столь же нереальные посулы Винтера и Перси.
По мнению Ф. Эдвардса, некоторые из подстрекателей и руководителей заговора, нанимаясь на службу к Сесилу, возможно, успокаивали свою совесть тем, что они действуют в интересах своих единоверцев. Английские католики, считали они, могут ожидать улучшения своего правового положения только от правительства и поэтому должны на деле доказать свою лояльность, решительно порвав с эмигрантами, а также иезуитами, которые все еще строили расчеты на иноземном вторжении и свержении с престола еретического монарха. Не будет, следовательно, никакого вреда для католиков, рассуждали Перси и его единомышленники, если эти иезуиты будут дискредитированы как вдохновители «порохового заговора».
Конечно, напрашивается вопрос: стоило ли Сесилу затевать столь рискованное дело, как провоцирование «порохового заговора»? Сесил – как думает Ф. Эдвардс – должен был исходить из того, что, если использовать только правила честной игры, победу одержат католики, а он может достигнуть цели лишь с помощью бесчестных приемов. Почему же министр так мрачно оценивал ситуацию? Ф. Эдвардс приводит пессимистическое письмо англиканского архиепископа Йорка Тоби Мэтью, жаловавшегося Сесилу на ослабление репрессивного законодательства против католиков, а также на оптимистический отчет Роберта Парсона королю Филиппу III, заверявшего, что после этого ослабления число католиков почти удвоилось. Развивая свою аргументацию, Ф. Эдвардс, кажется, совсем забывает, что он писал на других страницах о разочаровании и потере иллюзий в католическом лагере в первые годы XVII в.
…Кетсби – самодовольный хлыщ, Перси – помешанный, Томас Винтер – драчливый хвастун, Роберт Винтер – дурак, которому улыбнулась судьба, наградив состоянием, Райты – головорезы, к тому же полнейшие ничтожества. Лишь Трешам среди них самый умный, и на верность его можно рассчитывать как на человека, которому приставлен нож к горлу. Он наиболее подходит, чтобы держать под наблюдением всю эту пеструю банду. Так должен был размышлять Сесил, расставляя фигуры в своей сложной игре. Эдвардс в свою очередь пытается разделить эти фигуры на обманутых «простаков» и «злодеев» – шпионов Сесила, которые тоже в конечном счете были обмануты и преданы своим хозяином. Однако, как правило, невозможно обосновать зачисление в ту или иную категорию. А. Роквуд или Э. Дигби оказываются в числе «простаков», хотя их, следуя методике Эдвардса, можно было с равным основанием занести в число вдохновителей заговора, действующих чужими руками[223]223
Ibid. P. 56.
[Закрыть].
Для вовлечения в заговор «простаков» Кетсби использовал ловкий прием. Он предлагал им принять участие во вполне законном деле – вступить в полк, формировавшийся для эрцгерцога Альберта. Так, в частности, был завербован А. Роквуд. Некоторые из «простаков» до конца были уверены, что они не совершают ничего, не дозволенного правительством.
Выполняя приказ Сесила, Кетсби пытался сделать Гарнета сопричастным к мнимому заговору. Но почему же молчал сам глава английских иезуитов? Потому что, вынужденный сохранять тайну исповеди, он имел лишь одну возможность – пытаться переубедить энтузиастов, какими он считал Кетсби и его друзей, а, конечно, не предавать их властям на верную смерть. Вместе с тем провокатор Кетсби сообщал руководителю английской организации иезуитов лишь кое-что из планов лжезаговорщиков, чтобы не побудить того с отчаяния выдать все раньше времени правительству.
Эдвардс широко использует факты, доказывающие объективно провокаторскую роль, сыгранную лордом Эранделом и Грифином Меркемом, ставшими командирами английской части на испанской службе, для обоснования своей версии «порохового заговора».
Аренда Томасом Перси дома Винниарда, подкоп, перевозка пороха, дополнительная аренда подвала под палатой лордов были отчасти комедией, разыгрывавшейся для «простаков», отчасти фабрикацией необходимых улик, а во многом – просто последующими измышлениями, не имевшими даже видимого основания. «Пороховой заговор» можно считать почти что семейным делом. С одной стороны, Сесил и род Говардов – организаторы, а впоследствии судьи, с другой – Кетсби и Трешам с их сторонниками.
Заслуживает специального упоминания сэр Томас Нивет, шурин Томаса Говарда, лорда Сеффолка. В феврале 1604 г. Нивет был назначен смотрителем Вестминстерского дворца, включавшего и здание, где происходили заседания парламента. Именно этот смотритель оказался слепым к тому, что на протяжении полутора лет группа дворян, которых нельзя было не узнать, часто наносила визиты в район дворца и сумела уложить полтонны пороха под зданием палаты лордов – причем дважды, сначала в одном месте, а потом – перенеся его в другое. Надо напомнить, что все это проделывалось в очень людном месте, почти на глазах у публики. А вдобавок так называемый сарай Фокса, из которого будто был начат подкоп, фактически был полуподвальным помещением с окнами и по крайней мере девятью дверями, пробитыми в трех стенах. Томас Перси целый год снимал помещение рядом с палатой лордов. В марте 1605 г. он решил расширить арендуемое им жилище – Нивет должен был знать об этом, но не вмешался (между прочим, вызывает удивление, каким образом мог не отсыреть порох, хранившийся в течение многих месяцев в подвале, совсем недалеко от реки). За свою слепоту Нивет не только не вышел из доверия у короля, но еще был объявлен лицом, способствовавшим раскрытию заговора и арестовавшим главного злоумышленника – Гая Фокса. Несколько позднее Нивет был сделан бароном. В 1607 г. ему было поручено воспитание дочери короля, и даже после ее смерти в августе того же года Нивет не лишился расположения монарха[224]224
Ibid. P. 110–111.
[Закрыть]. Но вернемся к событиям, предшествовавшим раскрытию заговора.
Фокс, принявший имя Джона Джонсона, чтобы можно было утверждать, будто он пытался скрываться от властей, беспрекословно выполнял порученную ему роль. Весной 1605 г. он отправился во Фландрию; вряд ли у него были чисто шпионские задания – Сесил и так имел самую подробную информацию об английской эмиграции. Цель была иная – скомпрометировать возможно большее число влиятельных католиков, особенно иезуитов, связью с будущим «главным злодеем» в спектакле, именуемом «пороховой заговор». Фокс побывал в иезуитских колледжах в Сен-Омере и Дуэ, в Брюсселе, где встречался с полковником Уильямом Стенли (бывшим командиром эмигрантского полка), с Хью Оуэном, со своим школьным товарищем иезуитом Освальдом Тесмондом, или Гринвеем. Вероятно, сам Фокс не очень-то понимал подлинный смысл своих действий. В сентябре он вернулся в Англию. Между тем попытки Гарнета отговорить заговорщиков к успеху, естественно, не привели. План Сесила приводился в исполнение.
Письмо к Монтиглу было, вероятно, написано самим Сесилом, слегка изменившим почерк, – тогда ведь еще не существовало экспертизы, которая могла бы определить руку главного министра. Почерк, каким написано письмо, если не считать отдельных сознательно измененных букв, очень напоминает почерк Сесила. Вероятно, в тот же вечер Левинус Монк отвез письмо в Хокстон. Любопытно отметить, что Монтигл почти год, до знаменательного вечера, не бывал в этом замке. Для чего же он неожиданно переехал туда из своего дома на Стренде, в самом центре Лондона? Не для того ли, чтобы в такое сравнительно уединенное место, как Хокстон, можно было доставить письмо, не опасаясь постороннего взгляда.
По официальной версии, оно было вручено на улице каким-то незнакомцем одному из слуг Монтигла, и лорд попросил прочитать его Томаса Уорда, вероятно тоже агента Сесила. Томас Уорд был родственником Мермедьюка Уорда, приходившегося родней и Монтиглу, и братьям Райт. М. Уорд явно имел отношение к заговору, но не был арестован. Томас Уорд сообщил руководителям заговора о письме, тем самым давая им основание объявить, что пора действовать. У них уже давно не было другого выхода – посмей они ослушаться приказа, их все равно арестовали бы и осудили за их планы.
Отметим здесь, что история с письмом к Монтиглу, как показал еще С. Гардинер, допускает различные объяснения. Вполне возможно, что это был заранее подготовленный спектакль, только автором был не Роберт Сесил, а Трешам вместе с Монтиглом, пытавшиеся в последний момент побудить заговорщиков отказаться от их планов, ведь именно так истолковал письмо сам Роберт Кетсби.
Для подтверждения своей концепции Ф. Эдвардс, рассказывая о действиях заговорщиков в конце октября и первых числах ноября 1605 г., приводит обнаруженные им в архивах документы. Первый из них гласит: «Бартлет, слуга Кетсби, на смертном одре сделал признание, что его хозяин до раскрытия заговора несколько раз ночью посещал Солсбери-хауз и его всегда впускали секретно через заднюю дверь». Что и говорить – свидетельство первостепенного значения, если… если только ему можно верить. А Ф. Эдвардс, сообщая, из какого рукописного фонда Бодлеаны, библиотеки Оксфордского университета, извлечен этот документ, почему-то умалчивает, кому принадлежит цитированное показание, мог ли этот человек сам знать то, что он утверждает, или лишь передавать – быть может, через многие десятилетия – какие-то ходившие слухи. Второй документ содержит свидетельство – тоже не названного Эдвардсом лица, – что за заговорщиками по поручению властей два года шпионил некий Райт – по-видимому, некий Генри Райт (однофамилец братьев-заговорщиков), пытавшийся таким путем получить деньги для продолжения своих опытов. Но и это свидетельство, если оно верно, доказывает лишь, что власти знали о заговоре, а не провоцировали его.
По мысли Эдвардса, незадолго до раскрытия заговора сэр Ричард Уэлш, шериф графства Вустер, был вызван к Сесилу, и ему поручили устроить так, чтобы по крайней мере руководители заговора были уничтожены при аресте. Конечно, при этом Сесилу не было нужды раскрывать карты перед Уэлшем. Он просто объяснил, что правительство не арестует заранее заговорщиков, дабы показать воочию всю чудовищность их планов. А покончить со злодеями при аресте нужно, чтобы они не избегли справедливого наказания – ведь известно, насколько безгранично милостив и великодушен король Яков, он может помиловать даже самых заклятых своих врагов. Уэлшу было указано место, где он сумеет настигнуть заговорщиков. И конечно, Уэлш помимо лучшей награды – сознания выполненного долга – не будет обойден и знаками благодарности со стороны правительства (судя по последующим ходатайствам вдовы сэра Ричарда, ему была обещана ежегодная пенсия в 200 ф. ст. на протяжении 15 лет)[225]225
Ibid. P. 139–140, 196.
[Закрыть].
Предположение Ф. Эдвардса, что Солсбери дал секретный приказ шерифу не брать Перси живым, не выглядит, однако, правдоподобным. Если Перси был правительственным агентом, неужели он был настолько наивным, чтобы, спасаясь бегством, присоединиться к другим заговорщикам и дать властям удобную возможность застрелить его? Кроме того, это предполагает, что Солсбери заранее точно знал, в каком графстве будут настигнуты и захвачены заговорщики. Все это лишь примеры обоснованных сомнений, которые порождает данная часть концепции Ф. Эдвардса.
Для Сесила, пишет далее историк-иезуит, было, вероятно, очень трудно объяснить – не Уэлшу, а Англии – причину долгого, десятидневного, бездействия властей после получения сообщения Моктиглом. Ведь из-за этой пассивности подвергались огромному риску парламентское здание и окружающие дома. Все помнили, что сравнительно недавно, в 1597 г., случайный взрыв пороха нанес большой ущерб городу. Было очевидно, что методы хранения пороха заговорщиками не могли быть настолько тщательными, чтобы предотвратить возможное несчастье. И поскольку Сесил явно не мог рисковать таким случайным взрывом, он и не разрешил заговорщикам для видимости принести в подвал сколько-нибудь значительное количество пороха – не потому ли его так мало (по ходившим в ноябре 1605 г. в Лондоне слухам) было обнаружено в подвале?
В последние, самые напряженные дни Сесил держал руководителей заговора под наблюдением целого отряда своих шпионов. Были заранее поставлены под контроль или перекрыты возможные пути бегства заговорщиков из столицы (сохранились донесения некоего Джона Лептона, который был послан наблюдать за дорогой на север утром 5 ноября, сразу после ареста Фокса).
Уильям Юдел стал слугой сэра Эвергарда Дигби, Ричард Йорк следил за Амброзием Роквудом, Томас Уилсон держал под наблюдением Уайт-Уэбс и Энн Уокс, поклонницу Гарнета. Недаром все эти люди, хотя они формально имели отношение к заговору, не подвергались преследованию. Посещение лордом-камергером Сеффолком подвала только доказывает, насколько неуклюже тот, будучи очень плохим актером, старался до времени ничего не обнаружить. Нивет, конечно, расставил часовых и не допустил, чтобы кто-либо из посторонних присутствовал при аресте Фокса, который произвели для еще большей гарантии в полночь. Мешки с порохом удаляли люди Уода – коменданта Тауэра. Важный свидетель – Винниард неожиданно скончался утром того же рокового дня – 5 ноября 1605 г…[226]226
Ibid. P. 146–147, 150.
[Закрыть]
Дальнейшее – бегство руководителей заговора – уже известно. На деле взрыв пороха произошел не в подвале Вестминстера, а в доме, где решили переночевать заговорщики после краха попытки мятежа. Порох взорвался, конечно, не случайно: его явно поджег Перси, поскольку было решено избавиться от неудобных свидетелей, включая Кетсби и Томаса Винтера. Однако и этот взрыв удался только частично, вероятно, вследствие того, что промок верхний бочонок пороха. У Перси не было времени скрыться от своих оставшихся в живых соучастников, вероятно заподозривших измену. Кетсби должно было, конечно, прийти в голову, что от него пытаются отделаться. Вскоре заговорщики были окружены. У Кетсби могла теплиться надежда, что их, если верить обещанию Сесила, захватят живыми и позволят спастись. На деле же Кетсби и его друзья, хотя они не сопротивлялись, были убиты на месте двумя опытными стрелками по приказу шерифа Уэлша. Он, однако, не мог, не раскрывая карт перед своими людьми, приказать им прикончить раненого Томаса Винтера и еще нескольких пленных. В Тауэре ни Гая Фокса, ни Винтера не подвергали пыткам – составлялись лишь соответствующие протоколы допросов для отвода глаз. Заключенных буквально до последней минуты манили надеждой на помилование, вероятно, ссылались на пример сэра Грифина Меркема, чтобы они не раскрыли правду в своих предсмертных заявлениях на эшафоте.
Техника добывания документов, содержащих признания злоумышленников, была разработана еще со времени «заговора Ридольфи». Как правило, заключенным не позволяли самим писать собственные признания – они создавались на основе их показаний, которые сокращались или дополнялись, делались более ясными или, напротив, двусмысленными в зависимости от планов властей. Именно такова была процедура фабрикации признаний Роберта Винтера, Дигби и Роквуда. Исключение было сделано только для лиц, на которых можно было положиться, – для Гая Фокса, Томаса Винтера и Френсиса Трешама. Историк С. Гардинер свидетельствует, что протоколы показаний Гая Фокса не носят следов подделки – из них явствует, как, преодолевая на допросах упорство арестованного, власти постепенно расширяли свои прежде скудные сведения о заговоре[227]227
Gardiner S. R. What the Gunpowder Plot Was. L., 1897. P. 17 f; Gerard. What Was the Gunpowder Plot? The Traditional Story Tested by Original Evidence. L., 1897.
[Закрыть]. В изображении Ф. Эдвардса предстает иная картина. Фокс написал собственноручное признание 8 ноября. Интересно, что 9 ноября Уод письменно просил Солсбери посетить Тауэр «для инспекции», а в действительности, вероятно, чтобы уговорить Фокса и дальше играть отведенную ему роль. Уод сообщил, что Фокс выразил готовность раскрыть душу только перед главным министром. Поэтому следовало поднять настроение Фокса, которому предстояло узнать, что руководители заговора, известные ему как люди Сесила, погибли при аресте, и уверить его, что такой «несчастный случай» не произойдет с ним самим. При посещении Тауэра 9 ноября Сесил обратил внимание, что Фокс неправдоподобно легко делает свои признания, поэтому в протоколах и появляются записи о данных под пыткой показаниях. Подписывая их, Фокс сделал вид, будто у него не слушается рука после дыбы. Очень трудно подделать чужую подпись. Однако читатель может сам легко убедиться, сколь несложно сделать собственную подпись неузнаваемой. Достаточно делать необычайный нажим, легко вибрировать рукой и в конце провести прерывистую линию, как если бы не было сил удержать перо.
