Текст книги "Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе"
Автор книги: Ефим Черняк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 58 страниц)
В ярости фаворит покинул дворец и, пришпорив усталого коня, вернулся в Эссекс-хауз. Дело казалось проигранным – но лишь казалось. Эссекс вызвал Энтони Бэкона и сообщил ему: «Я раскрыл опаснейший и отчаянный заговор. Целью заговорщиков является умерщвление ее величества. Осуществить это должен был доктор Лопес посредством яда». Иными словами, Бекону предписывалось добыть признания в этом у арестованных. 18 февраля 1594 г. Феррера под угрозой дыбы показал, что «он имел намерение… чтобы доктор отравил ее величество королеву». Тиноко, боясь пытки, дал такие же показания. Роберту Сесилу, отлично понимавшему, чего стоят эти признания, пришлось задуматься, нужно ли выступать в роли защитника лиц, которых пусть безосновательно, но вполне в духе действий тогдашней юстиции, обвиняли в покушении на жизнь Елизаветы. Сесил счел, что выгоднее будет включиться в мрачную инсценировку, задуманную Эссексом. Когда 24 февраля Сесил и лорд-адмирал Чарлз Говард явились к Лопесу, было решено добиться признания доктора. Ему сказали, что другие подсудимые сообщили о заговоре всё. Несколько недель велись бесконечные допросы. В конечном счете старик признал то, чего от него требовали. Через двое суток состоялся суд. Напрасно Лопес пытался уверять на нем, что все его признания вырваны угрозой пытки. Он и его «сообщники» были признаны виновными и приговорены, как предписано законом, к «квалифицированной» казни.
Сторонники Эссекса умело сыграли на ненависти к иностранцам (Лопес к тому же был принявшим христианство евреем). Казнь «заговорщиков» была встречена одобрительным ревом собравшихся зрителей. Королева, как и Сесил, отлично осведомленная о сути дела, предпочла остаться в стороне, но, возможно, и ее обеспокоила способность партии Эссекса обращаться к разжиганию страстей толпы. Что же касается Сесила, то ему не надо было разъяснять, что свою следующую жертву Эссекс способен найти и повыше, например среди министров королевы, и избавиться от нее уже испробованным способом. Как бы то ни было, внешне Роберт Сесил полностью сотрудничал с Эссексом в расследовании дела и был в составе суда, вынесшего обвинительный приговор. А лорд Берли подготовил даже отчет о процессе, который был издан через несколько месяцев и в котором Филипп II был прямо назван убийцей (в испанских архивах никогда не было обнаружено доказательств вины Лопеса)[190]190
Hume M. A. S. Op. cit. P. 119–130.
[Закрыть].
Отзвуки процесса Лопеса исследователи находят в «Венецианском купце» Шекспира. Ученые, однако, расходятся, характеризуя отношение великого драматурга к нравственным проблемам, поднятым делом Лопеса, которое оставило заметный след в сознании современников.
Аншлаг в театре «Глобус»
…В субботу 7 февраля 1601 г. в лондонском театре «Глобус» не было пустых мест в ложах, отводимых для знати. Спектакль почтили присутствием молодые дворяне, носившие самые громкие аристократические имена и известные как приверженцы графа Эссекса. Не было недостатка и в энтузиазме, с которым они встречали наиболее драматические повороты сюжета, присоединяясь к шумным аплодисментам партера.
Шла пьеса Вильяма Шекспира «Ричард II». Накануне к актерам лорда-камергера обратились с просьбой снова поставить в театре эту драматическую хронику, шедшую несколько лет назад. Осторожные руководители труппы – в их числе был и Шекспир – не хотели рисковать. Не выдавая своих подлинных опасений, они позволили себе высказать сомнение, привлечет ли зрителей столь старая пьеса. Но просители сэр Чарлз Денвере, сэр Джоселин Перси, сэр Джелли Меррик были слишком влиятельными людьми и, проявив настойчивость, тут же предложили добавить 40 шиллингов к доходу, который будет получен от продажи билетов на завтрашнее представление. Деньги были переданы актеру Августину Филипсу, что положило конец колебаниям труппы, и на следующий день «Ричард II» был возобновлен на сцене «Глобуса»[191]191
Halliday F. E. Shakespeare in his Age. N. Y., 1964. P. 230.
[Закрыть].
Эту одну из наиболее известных своих драматических хроник Шекспир создал примерно в 1595 г. Хотя материал для нее он почерпнул из широко известного исторического сочинения Холиншеда, выбор темы был очень смелым шагом (правда, до этого был опубликован «Эдуард II» Кристофера Марло, где тоже речь шла о низложении короля)[192]192
Fripp E. L. Shakespeare. Man and Artist. Vol. I. L., 1964. P. 412.
[Закрыть]. Свержение с трона законного монарха, пусть подверженного дурным влияниям, было в Англии того времени взрывчатым сюжетом. Елизавета болезненно относилась как раз к случаю с Ричардом II, которого вынудили отречься от престола и позднее казнили по приказу торжествующего узурпатора Генриха Болинброка. Королева прямо проводила аналогию между этим эпизодом двухсотлетней давности и многочисленными попытками лишить ее саму короны, к чему продолжали призывать Рим и Мадрид. Вскоре после написания трагедии, в 1596 г., была опубликована папская булла, убеждавшая английских католиков поднять оружие против царствующей еретички. Недаром, когда трагедия была впервые опубликована в 1597 г., свыше 150 строк – вся сцена отречения короля – были опущены издателем, опасавшимся вызвать недовольство властей[193]193
Quennel P. Shakespeare. Cleveland, 1963. P. 198.
[Закрыть]. (Этой сцены не было и во втором издании, в 1598 г. Впервые она была напечатана в 1608 г., через пять лет после смерти королевы.) Критики нередко относят образ Ричарда II к числу лучших созданий шекспировского гения[194]194
Discussion of Shakespeare’s Histories Richard II to Henry V /Ed. by Dorius P. J. Boston, 1964. P. 19.
[Закрыть]. В трагедии осуждается низложение монарха, но в ней сильны тираноборческие идеи[195]195
См.: Барг M. А. Шекспир и история. M., 1979. C. 156–161.
[Закрыть].
Видимо, история Ричарда II не раз занимала мысли графа Эссекса, близкого друга Генри Риели, графа Саутгемптона, – покровителя Шекспира, которому великий писатель посвятил свою поэму «Похищение Лукреции».
Отношения своенравного, надменного и самовлюбленного Эссекса с Елизаветой отнюдь не носили безоблачного характера. Враги фаворита, особенно лорд Берли, а после смерти этого главного советника королевы его сын Роберт Сесил, унаследовавший роль руководителя секретной службы, не упускали случая, чтобы ослабить положение Эссекса. Роберт Сесил еще в 1597 г. полушутя-полусерьезно обвинял Эссекса в намерении низложить Елизавету, сыграв роль Генриха Болинброка[196]196
Fripp E. L. Op. cit. Vol. 2. L., 1964. P. 540.
[Закрыть]. Дело доходило до публичных оскорблений из уст королевы по адресу графа на заседании совета и взрывов необузданного гнева со стороны Эссекса. Он приобрел, однако, к этому времени популярность как герой войны против Испании, с чем должна была считаться Елизавета, сохранявшая к тому же привязанность к своему прежнему любимцу.
В марте 1599 г. Эссекс отправился в качестве наместника в Ирландию с поручением подавить разгоравшееся там пламя восстания против английского господства. Он не добился успехов и приписал неудачу тайным проискам врагов. Оставив армию, Эссекс прибыл 28 сентября 1599 г. в Лондон. Нарушая все придворные приличия, он в запыленной дорожной одежде ворвался в апартаменты королевы. Граф был немедленно отстранен от всех должностей и взят под арест, который длился почти целый год. Взамен Эссекса лордом-наместником Ирландии Елизавета назначила его друга Маунтжоя, который, думая о своей военной карьере, решил держаться подальше от Эссекса[197]197
Strachey L. Elizabeth and Essex: A Tragic History. L., 1936. P. 226.
[Закрыть].
А в Лондоне наряду с Сесилом ярым врагом Эссекса стал Уолтер Ралей. Суровый солдат и придворный, неразборчивый в средствах, когда дело шло о личном продвижении, Уолтер Ралей вместе с тем был искренним поклонником литературы, знатоком философии, проявлял горячий интерес к науке. Ралею приписывали создание тайной «Школы тьмы» – кружка друзей, которому его враги или просто суеверные горожане приписывали едва ли не характер сборища адептов черной магии и последователей дьявола. Глава английских иезуитов Роберт Парсонс со злобой писал, что в «школе атеизма, основанной сэром Уолтером Ралеем… Моисей и наш Спаситель (Христос), Ветхий и Новый завет подвергались осмеянию и ученых обучают произносить имя господа наоборот» (по-английски god – бог, dog – пес, собака)[198]198
Впрочем, по утверждению Парсонса, пытавшегося всячески очернить врагов Иезуитского ордена, таким же атеистом, оказывается, был и главный министр королевы лорд Берли (Strathman Е. A. Sir Walter Ralegh. N. Y., 1951. P. 25, 30–31).
[Закрыть]. В кружок Ралея, по различным сведениям, входили известный математик Томас Гарриот, оксфордский ученый и мореплаватель Лоуренс Кеймис, Кристофер Марло и другой поэт, Джордж Чэпмен, видные аристократы, такие, как увлекавшийся астрологией и алхимией граф Нортумберленд, лорд Фердинанд Дерби. В их числе был и лорд Джордж Гудсон. Он, а еще ранее его отец в качестве лорда-камергера являлись официальными покровителями труппы актеров, участником и драматургом которой был Вильям Шекспир[199]199
Quennel P. Op. cit. P. 41, 48.
[Закрыть]. Возможно, что в его пьесе «Потерянные усилия любви» осмеяна «Школа тьмы» Ралея[200]200
Dakshol W. The Queen and the Poet. N. Y., 1961. P. 100 a. o.; Latham A. M. Sir Walter Raleigh. L., 1964. P. 33–34.
[Закрыть].
…Вокруг Эссекса сгруппировались недовольные, честолюбцы, искатели приключений, поднявшие громкий крик об оскорблениях, наносимых английскому герою тайными сторонниками «испанца». Эссекс убедил себя, что Роберт Сесил и Ралей намереваются убить его и сделать преемницей Елизаветы испанскую инфанту, дочь Филиппа II. Граф, вероятно, рассчитывал на поддержку Якова, и совершенно напрасно. Когда (уже после провала заговора) посланцы шотландского короля прибыли в Лондон, Роберт Сесил сумел быстро договориться с ними, вступить в тайную переписку с Яковом, чтобы обеспечить свое положение после вступления его на английский престол[201]201
Stecholm C. and H. James I of England. The Wisest Fool in Christendom. N. Y., 1938. P. 202–207.
[Закрыть].
Во вторник 3 февраля заговорщики выработали план: неожиданно захватить правительственное здание Уайтхолл, арестовать Сесила и Ралея, созвать парламент и публично осудить их. Королева, по мысли сторонников Эссекса, была бы вынуждена санкционировать действия победителей. В пятницу 6 февраля и последовало обращение сэра Чарлза Денверса, сэра Джоселина Перси и сэра Джелли Меррика к труппе лорда-камергера с просьбой сыграть пьесу Шекспира «Ричард II».
Предпринятая в воскресенье 8 февраля попытка мятежа потерпела полное фиаско. Эссекс сдался королевским солдатам, предварительно уничтожив свои секретные бумаги, включая переписку с шотландским королем[202]202
Quennel P. Op. cit. P. 243.
[Закрыть]. Было арестовано свыше 100 человек. Власти в течение некоторого времени опасались повторной попытки мятежа со стороны сторонников Эссекса[203]203
Bowen C. D. The Lion and the Throne. The Life and Times of Sir Edward Coke. Boston, 1957. P. 135.
[Закрыть]. Опасения были не напрасны. Через четыре дня после восстания приближенный графа капитан Томас Ли составил план захвата королевы, чтобы заставить ее подписать приказ об освобождении арестованных заговорщиков. Ли был предан теми, с кем он поделился своими намерениями, схвачен и спустя трое суток приговорен к смерти. Незадолго до начала суда над Эссексом священники повсеместно в соответствии с полученной инструкцией читали проповеди, осуждавшие мятеж, проводя при этом параллель с заговором против Ричарда II[204]204
Harrison D. Op. cit. P. 98.
[Закрыть].
Правительство решило провести процесс Эссекса с особой торжественностью, как триумф правосудия[205]205
Lacey R. Robert Earl of Essex. An Elizabethan Icarus. L., 1971. P. 301–302.
[Закрыть]. В отличие от многих других политических процессов, когда власти стремились убедить население в виновности подсудимых, здесь в таком доказательстве не было нужды.
Утверждение Саутгемптона, которого судили вместе с Эссексом, что они не собирались причинять вреда королеве, послужило генеральному прокурору Эдварду Коку удобным поводом для риторического вопроса: «Долго ли оставался в живых король Ричард II после того, как его захватили врасплох таким же образом?»
После вынесения обычного приговора – «квалифицированная казнь» – Эссекс был отведен обратно в Тауэр. Там долго не изменявшая ему выдержка покинула его. Пуританский исповедник, воспользовавшись его страхом перед адом, усилил в нем покаянное настроение. Эссекс объявил о намерении сделать полное признание перед членами Тайного совета. Он обвинял всех: своих приближенных, Маунтжоя, даже сестру – в том, что они подстрекали его и превратили в самого гнусного и неблагодарного изменника. Эссекса избавили от «квалифицированной казни» и разрешили ему сложить голову на лужайке в Тауэре, а не на лобном месте среди шумной городской толпы. На эшафоте Эссекс снова повторял, что не собирался причинять вреда королеве. Палач отрубил ему голову «тремя ударами, уже первый из которых оказался смертельным, совершенно лишив сознания и движения», сообщалось в докладе Сесилу. Были казнены и шестеро приближенных Эссекса, включая сэра Джелли Меррика.
Саутгемптон держался мужественно и не последовал совету Эссекса полностью признаться и раскаяться. Его процесс, как и процесс Эссекса, мог считаться по тем временам проводившимся без нарушения законности. Это связано прежде всего с тем, что у правительства имелось достаточно доказательств виновности подсудимого и не было нужды прибегать к явным подтасовкам фактов. Саутгемптону был вынесен смертный приговор, который королева по предложению Сесила заменила пожизненным заключением в Тауэре. В глазах закона осужденный считался мертвым, документы упоминают о нем как о «покойном графе»[206]206
Rowse A. L. Shakespeare’s Southampton, Parton of Virginia. N. Y., 1965. P. 161, 164.
[Закрыть]. Саутгемптон оставался в Тауэре до воцарения Якова, другие знатные заговорщики были выпущены из тюрьмы после уплаты огромных разорительных штрафов.
Последние годы правления старой королевы ознаменовались назреванием новых конфликтов. Впервые парламент выразил протест против монополии на торговлю различными товарами, которую получали королевские приближенные. Это был первый, никем не осознанный, признак предстоящей, но еще далекой революционной бури. Елизавета, умный политик, предпочла не обострять положения и уступила.
Труппа Шекспира имела давние связи с Эссексом, начиная с того времени, когда ей покровительствовал его отец граф Лейстер[207]207
Baldwin T. W. The Organization and Personnel of the Shakespearean Company. N. Y., 1961. P. 291.
[Закрыть]. Возвышение Эссекса совпало с расцветом шекспировского гения. С падением Эссекса начинается период, в который были созданы самые, мрачные пьесы великого драматурга. Исследователи выдвинули немало различных объяснений этого бросающегося в глаза совпадения. Ни одно из них не является вполне доказательным. Столь же спорны попытки найти отражение характера и судьбы Эссекса в образах Гамлета и Отелло, в трагедиях «Юлий Цезарь» и «Король Лир».
В 1603 г. Елизавету сменил на троне сын Марии Стюарт Яков I, бывший до этого королем Шотландии. Роберт Сесил, считавший его не без основания союзником Эссекса, после казни своего соперника стал поддерживать кандидатуру Якова и оказал ему всяческое содействие в занятии английского престола[208]208
Williamson H. R. Op. cit. P. 121.
[Закрыть]. Громкие политические процессы стали характерной чертой и нового царствования.
Современники (видимо, не без причины) различали в цепи конспираций, организованных в первый год правления Якова I, два заговора: «главный», направленный на возведение на престол с помощью испанского золота родственницы Якова Арабеллы Стюарт, которую считали более благожелательной к католикам, и «побочный», ставивший целью захватить короля и принудить его действовать по указке некоего патера Уотсона и его сообщников. Разоблачение происков Уотсона привело к раскрытию «главного» заговора, но об этом ниже.
Участие в этих заговорах приписали Ралею. Благодаря стараниям своих недругов он, оказавшийся в полной немилости при дворе, несомненно, знал о существовании заговоров, хотя в них не участвовал и не пользовался доверием конспираторов. После ареста заговорщиков Роберт Сесил убедил одного из них, Кобгема (своего близкого родственника), в том, что именно Ралей предал его, и побудил сделать признания, продиктованные коварным искусителем[209]209
Wildman M. Sir Walter Raleigh. L., 1943. P. 154–155.
[Закрыть]. Но Кобгем неоднократно менял свои показания. В результате свидетельства его потеряли всякую ценность.
Отлично сознавая шаткость улик против Ралея, Тайный совет строго подошел к отбору судей, большинство которых были заклятыми врагами обвиняемого. Можно было положиться, конечно, также на проверенное бесстыдство Эдварда Кока, вдобавок, кажется, действительно уверовавшего в виновность подсудимого. Нельзя было усомниться и в усердии лорда главного судьи Джона Попема, который, по упорным слухам, начал свой жизненный путь разбойником на большой дороге, а потом, избрав юридическую карьеру, обогнал всех своих коллег по размеру полученных взяток.
Процесс начался в Винчестере 17 ноября 1603 г. Ралей, который в припадке отчаяния еще до суда пытался покончить жизнь самоубийством в Тауэре, теперь снова приобрел свое обычное самообладание[210]210
Ibid. P. 155–156.
[Закрыть]. Кок неистовствовал, угрожая подсудимому пытками, именовал его «гадюкой», «гнусным и отвратительным предателем», «исчадием преисподней», «чудовищем с английским лицом, но испанским сердцем»[211]211
[Howell T. B.] A Complete Collection of State Trials. Voi. 2. L., 1828. P. 138.
[Закрыть]. Запуганные присяжные сразу же вынесли вердикт «виновен». Полем произнес традиционную формулу присуждения к мучительной казни.
Явное изменение настроения публики в пользу подсудимого заставило трусливого Якова, не отменяя смертного приговора, обречь Ралея на долголетнее заключение в Тауэре[212]212
Wildman M. Op. cit. P. 175–176; Bowen C. D. Op. cit. P. 219–222.
[Закрыть]. Там он написал свою многотомную «Всемирную историю». Уже на эшафоте были помилованы Кобгем и еще два участника заговора. В 1616 г. Ралея освободили и послали в Гвиану разыскивать золотые залежи. Экспедиция Ралея столкнулась с испанцами, ревниво охранявшими свою колониальную монополию в западном полушарии. А такое столкновение как раз категорически было запрещено Ралею, поскольку Яков в это время тяготел к союзу с Мадридом. После возвращения на родину Ралей был немедленно арестован по настоянию влиятельного испанского посла Гондомара. На этот раз его обвинили в пиратстве, хотя, как подтвердили последующие расследования, он действовал в тех областях Южной Америки, где не было испанских поселений.
22 октября 1618 г. Суд королевской скамьи подтвердил прежний приговор, вынесенный Ралею. Отрицая свою вину, Ралей заявил судьям, что он скоро будет там, где «не надо страшиться ни одного из королей на земле»[213]213
Greenblatl S. G. Sir Walter Raleigh. The Renaissance Man and His Roles. New Haven, 1973. P. 3, 9.
[Закрыть]. Приглашая одного из друзей на собственную казнь, Ралей порекомендовал ему заранее запастись удобным местом, так как на площади будет очень многолюдно. «Что касается меня, – добавил осужденный, – то я себе место уже обеспечил». На эшафоте он вел себя с обычным бесстрашием и равнодушием к смерти. Отказавшись надеть повязку на глаза, сказал: «Зачем же страшиться тени топора тому, кто не боится самого топора?»[214]214
Lacey R. Sir Walter Raleigh. L., 1973. P. 382.
[Закрыть]
Так окончилась жизнь одного из прославленной когорты елизаветинцев – человека, с поистине возрожденческой щедростью наделенного храбростью солдата и пытливым умом ученого, сына бурного времени, которое является потомству в образе шекспировской Англии.
День Гая Фокса
Судебный процесс, проходивший в Лондоне в начале 1606 г., поразил воображение страны и на века остался в народной памяти. И поныне ежегодно 5 ноября в Англии в воздух взлетают фейерверки и публично сжигают чучело одного из заговорщиков. Гая Фокса, которого захватили в этот день на месте готовившегося преступления. А традиция требует, чтобы началу парламентской сессии предшествовала символическая сцена: пристав палаты лордов – «носитель черного жезла» – в сопровождении стражи из Тауэра, одетой в красочные средневековые мундиры, должен обойти подвалы Вестминстера, проверяя, не подложены ли в них бочонки с порохом. Конечно, после изобретения электричества исчезли свечи в фонарях, которые несла охрана, и процессия не замедляла шагов, чтобы внимательно осмотреть помещения, никак не рассчитывая обнаружить следы преступления.
Куда более странно, что, как выяснили исследователи, подобное же отсутствие любопытства проявили лорд-камергер и его спутники в том далеком 1605 году, когда злоумышленники собирались взорвать короля Якова при открытии заседаний парламента… если только действительно существовало такое намерение. Однако, чтобы разобраться, кто прав – сторонники традиционной версии или же скептики, число которых заметно умножилось за последнее время, надо обратиться к истории знаменитого «порохового заговора». От той или иной интерпретации его зависит и место, которое следует отвести этому заговору в истории английской разведки и английской юстиции.
…В начале XVII в., к которому относятся описываемые события, Энфилд-Чез был далеким пригородом Лондона. Более 10 миль отделяли его от Вестминстера, центра столицы, и шум многолюдных улиц не достигал этого тихого уголка, где уютные загородные дома были окружены парками и рощами, а высокие заборы надежно укрывали обитателей от нескромного взора прохожих. Среди этих домов ничем не выделялся Уайт-Уэбс (в Англии принято давать имена домам, как присваивают названия селениям, улицам или кораблям). Однако эта приземистая, наполовину каменная, наполовину деревянная постройка лишь внешне напоминала соседние здания. Уайт-Уэбс изобиловал замаскированными дверями, тайниками, раздвигавшимися стенами и полами, скрытыми от постороннего взора подвалами, из которых подземным ходом можно было выйти к небольшой речушке. Впрочем, чему удивляться – дом этот, как и весь район Энфилд-Чез, принадлежал короне, и после знакомства с бурной политической историей Англии предшествующих полутора веков легко представить, сколь часто возникала нужда в подобных укрытиях.
Еще в 70-х годах XVI в. Елизавета подарила Энфилд-Чез придворному врачу Роберту Гевику, а через некоторое время дом у него снял в аренду Роланд Уотсон, королевский клерк. Незадолго до раскрытия заговора Эссекса, в котором участвовало немало католических дворян, Роберт Гевик сдал Уайт-Уэбс новому лицу – некоему мистеру Мизу из Беркшира. Тот действовал по поручению своей сестры миссис Перкинс, которая хотела жить в достаточно уединенном месте и вместе с тем неподалеку от Лондона, чтобы ее могли навещать столичные друзья и знакомые. Условия, предложенные Мизом, оказались достаточно выгодными, и Уайт-Уэбс перешел в распоряжение миссис Перкинс. Она, правда, далеко не сразу прибыла в снятый для нее дом. Сначала ее дворецкий занялся основательным переоборудованием Уайт-Уэбса, учитывая вкусы своей хозяйки, а потом дом оставался необитаемым, если не считать поселившегося там в качестве сторожа Джеймса Джонсона, нанятого дворецким.
Когда же наконец прибыла в Уайт-Уэбс сама новая хозяйка, то выяснилось, что она является ревностной католичкой и не дает себе труда скрывать это. Одна из комнат Уайт-Уэбса была превращена в католическую часовню, повсюду можно было заметить книги религиозного содержания. Однако это видеть могли лишь посетители Уайт-Уэбса, а они все были католиками, что, впрочем, не могло вызывать особых подозрений – преследуемые сторонники старой веры стремились держаться друг за друга, особенно учитывая нередко враждебные отношения с протестантами. К тому же надо заметить, что это были месяцы и годы, когда казалось, что репрессивные законы против католиков не переживут старую королеву и что ее наследник Яков, сын Марии Стюарт, как об этом ходили упорные слухи, прямо обещал вскоре эти законы смягчить или даже отменить вовсе.
Относительно самой госпожи Перкинс любопытствующие соседи, если и находились такие, мало что могли сообщить. Оставалось даже неизвестным, была ли она замужем. В числе ее посетителей находился некий мистер Перкинс, часто приезжавший в Уайт-Уэбс и не раз остававшийся там на довольно длительное время. Кем он приходился хозяйке, не знали даже слуги. У госпожи Перкинс и, следовательно, мистера Миза была проживавшая вместе с нею сестра Элен, супруга лондонского купца Томаса Дженгинса, низкорослого рыжебородого человека. Он изредка навещал свою жену и вносил значительную часть арендной платы за Уайт-Уэбс. Иногда происходили неожиданные переименования. Мистер Миз, например, вдруг приказал отныне называть его Фармером, а один из гостей неосторожно назвал его отцом Валеем. Миссис Перкинс оказалась Энн Уокс, незамужней дочерью католического лорда, а ее сестра – женой богатого эсквайра Бартоломея Бруксби, фигурировавшего под именем Дженгинса. И главное, сам благообразный мистер Миз (он же Фармер) был не кем иным, как главой английской «провинции»
«Общества Иисуса» Генри Гарнетом. Иезуитами были его слуга Джон – опытный заговорщик Ник Оуэн – и священники Олдкорн, Фишер, Джерард и Гриивей, каждый из которых фигурировал под несколькими вымышленными фамилиями. Часто навещали Уайт-Уэбс и дворяне-католики – высокий энергичный Роберт Кетсби и маленький толстый человек, которого для конспирации называли просто Томом. Это был дворянин-католик Томас Винтер, недавно вернувшийся из поездки в Мадрид.
Многие современники полагали, что заговорщический центр оказался весьма уютным гнездышком для отца Гарнета, сплетенным его двумя аристократическими поклонницами – сестрами Уокс. Элен Бруксби родила сына, и королевский прокурор Кок впоследствии издевательски вопрошал, не появился ли ребенок на свет с тонзурой – выбритой макушкой, как у католических патеров. На подозрения наводили и весьма фривольные замечания, употреблявшиеся Гарнетом в переписке со своими духовными дочерьми, не говоря уже о грехе чревоугодия, в котором упрекнул провинциала (так называли главу «провинции» иезуитов) даже специальный расследователь, присланный орденом, отец Флойд. Он даже добавил многозначительно, что им «обнаружено чересчур много» – намек, который никак не желали и до сих пор не желают понять историки-иезуиты, немало потрудившиеся для очищения репутации Генри Гарнета…
Духовные упражнения отца Гарнета подвергались нападкам не только впоследствии со стороны властей, но и еще ранее из лагеря старо католиков – той части английских католиков, которая осуждала иезуитов за стремление способствовать новой попытке испанского вторжения. Один из лидеров старокатоликов, патер Уильям Уотсон, опубликовал трактат под названием «Десять щекотливых вопросов», в котором обличал честолюбие Гарнета. Отвечавший ему от имени иезуитов Парсонс обвинил старокатоликов в глупости, педантизме, а также в пьянстве, разврате и даже краже оловянной посуды. Одним словом, отношения между обеими католическими группами были довольно далеки от христианской любви и всепрощения. Поэтому, хотя обе стороны строили заговорщические планы, они действовали в полной тайне друг от друга. И если иезуиты стремились проникнуть в секреты старокатоликов, то, вернее всего, для того, чтобы выдать их правительству.
Лидеры старокатоликов Уильям Уотсон и Уильям Кларк составили грандиозный, но довольно нереальный план: собрать под Лондоном католическое дворянство и подать Якову петицию, в которой содержалась бы верноподданническая просьба о возвращении короля в лоно святой церкви и об… изгнании иезуитов. План этот был встречен очень холодно влиятельными католическими дворянами. В заговор удалось вовлечь всего несколько человек, в том числе некоего Грифина Меркема, бывшего офицера, лишенного средств и опустившегося от пьянства человека. К заговору примкнул, правда, и уже известный нам Бартоломей Бруксби, но он явно сделал это по наущению иезуитов.
Не добившись поддержки католиков, Уотсон и Кларк решились на еще более авантюрный шаг, пытаясь привлечь к заговору протестантских вельмож – соперников Роберта Сесила, выступавших против политики примирения с Испанией, которую тот начал проводить после вступления на престол Якова I.
Отцу Уотсону удалось возлечь в свое опасное предприятие зятя Сесила – Джорджа Брука. Он был четвертым, самым младшим сыном губернатора южных портов лорда Уильяма Кобгема, участвовавшего в раскрытии «заговора Рндольфк». Тот умер в 1597 г., и его титул, а также должность губернатора унаследовал старший сын Генри, которого Брук также предполагал втянуть в ряды заговорщиков. Однако и Генри Кобгем, и оппозиционные вельможи – лорд Грей, Уолтер Ралей и другие – отказались от участия в заговоре. Но они и не донесли о нем властям. Зато это охотно сделал Гарнет. Получив подробную информацию от Бруксби, иезуит через своего подчиненного – отца Барнеби передал ее англиканскому епископу Ричарду Банкрофту. А это было все равно, что сообщить эти сведения самому Роберту Сесилу. Суд, как обычно, вынес всем обвиняемым в заговоре смертный приговор, хотя против Ралея единственным доказательством были, как мы уже знаем, показания Генри Кобгема, которые тот вдобавок то подтверждал, то брал обратно в ходе предварительного и судебного следствия.
29 ноября 1693 г. в Винчестере взошли на эшафот Уильям Уотсон и Уильям Кларк, а 5 декабря – Джордж Брук. Казнь сэра Грифина Меркема, лорда Грея и лорда Кобгема была назначена на утро 9 декабря, но еще 7 декабря Яков подписал помилование осужденным. Их поочередно выводили на плаху, ждали, пока они закончат последние приготовления к смерти, произнесут слова предсмертной молитвы и обратятся с исповедью к присутствующим, а потом уводили в соседнее помещение, где сообщали о королевской милости.
Сохранилось письмо Джорджа Брука к Сесилу, в котором наряду с жалобами упоминаются и услуги, оказанные заговорщиком министру, и данные тем обещания. Из этого письма отдельные исследователи делали вывод, что Брук был агентом Сесила. На эшафоте он стал произносить какие-то «странные слова», которые стража и палачи не дали услышать толпе.
Быть может, иезуиты решили выдать заговор старокатолической партии не только из вражды к ней, но и для того, чтобы отвлечь внимание от собственных планов государственного переворота. Эти планы, как считают, возникли первоначально у богатого молодого католического сквайра Роберта Кетсби. В юности он был рьяным прожигателем жизни. Однако, получив в двадцать лет после смерти отца большое наследство, беспутный кутила как будто переродился. Вместо праздного, беспечного гуляки появился надменный аристократ и религиозный фанатик с горячим сердцем и холодной головой, зрело обдумывавший свои планы и решивший использовать любые средства для достижения католической реставрации. В числе других дворян-католиков Кетсби принял участие в мятеже Эссекса, за что был приговорен к выплате огромного денежного штрафа в 2,5 тыс. ф. ст. Но неудача только укрепила его решимость. Сжигаемый жаждой действий, он не желал считаться с малоблагоприятной обстановкой: ни Испания, ни папа не проявляли прежнего рвения в борьбе за возвращение Англии в лоно католицизма.
Кетсби решил, что английские католики своими действиями должны сами ускорить ход событий, иначе заветная цель отодвинется в совсем далекое, неизвестное будущее. Он доверился нескольким лицам, которые наряду с ним и стали главными организаторами заговора. Среди них важная роль принадлежала Томасу Винтеру, родственнику Кетсби, происходившему из небогатой дворянской семьи в графстве Вустер.
В ноябре 1603 г. в одном из лондонских домов Кетсби, неподалеку от набережной Темзы, собрались по приглашению хозяина Томас Винтер и еще один из друзей Кетсби. – Джон Райт. На этой встрече Кетсби впервые изложил им план, как одним ударом восстановить католицизм. Для этого следовало взорвать здание парламента, когда в нем будет находиться король, а возможно, и его старший сын. В самом плане не было ничего необычного, и поэтому нет нужды особенно доверять версии, согласно которой этот проект заронил в голову Кетсби Томас Морган – бывший разведчик Марии Стюарт – по поручению уже знакомого нам католика-эмигранта, ставшего одним из руководителей испанской разведки, Хью Оуэна. От Якова I предполагалось отделаться таким же путем, как без малого сорок лет до этого избавились от его отца – Дарнлея. Еще были свежи в памяти попытки взорвать помещение в Антверпене, где заседал испанский наместник Александр Пармский, а также государственные здания в столице восставших голландских штатов Гааге. Майкл Муди намеревался сделать то же, чтобы покончить с королевой Елизаветой.
