Текст книги "Тайны Старого и Нового света. Заговоры. Интриги. Мистификации"

Автор книги: Ефим Черняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Экспорт революции

По Версальскому миру 1783 года Англия, где сменилось министерство, признала наконец независимость своих бывших колоний. Во время войны Англия по существу утеряла господство на море. Многие влиятельные политики считали, что отпадение колоний в Америке равносильно не только гибели Британской империи, но и означает конец Англии как великой державы. «В тот момент, – говорил, например, лорд Шелборн, – когда наше правительство согласится на независимость Америки, солнце Великобритании закатится, и мы больше не будем могучей и уважаемой страной». На деле, наоборот, путь к восстановлению внешнеполитических позиций Англии лежал через признание реального положения вещей, понимание необратимости результатов революции в Северной Америке.

В годы войны народные массы колоний – фермеры, рабочие, ремесленники – героически проливали кровь в борьбе против английских армий. Однако руководство находилось в руках буржуазии, которая была далеко не едина в отношении к этой борьбе. Среди части буржуазии, которая находилась в революционном лагере, многие рассматривали войну как средство наживы на военных поставках и спекуляциях. Их настроения накладывали отпечаток на взгляды и тех буржуазных революционеров, которые искренне стремились осуществить патриотические цели народа, боровшегося за свободу и независимость своей страны. Именно на такой почве и возникли различные предложения о распространении американской революции на другие земли и страны – в условиях, когда враг стоял у ворот, а в главных городах и портах колоний хозяйничали английские войска. Если сами революционные идеологи искренне стремились к социальным преобразованиям в Канаде, то американская буржуазия преследовала в этой стране свои особые интересы. Она хотела захватить Канаду, торговые центры которой считались серьезными соперниками для городов Новой Англии.

Еще в 1775 году, почти за год до провозглашения независимости, буржуазия колоний решила добиваться включения Канады в состав будущего американского государства. Правда, Второй континентальный конгресс официально прокламировал нежелание насильственно включать Канаду в намечавшийся союз боровшихся за освобождение колоний. Тем не менее уже летом 1775 года, вскоре после начала вооруженной борьбы против англичан, конгресс послал своего представителя Брауна в Монреаль для переговоров с местными буржуазными кругами о присоединении Канады к другим колониям. Наряду с этими переговорами последовало вторжение. 10 мая американская милиция захватила врасплох важный канадский форт Тикондерога. 9 июня английский губернатор Канады Карлтон объявил военное положение в стране.

В то время как верхушка населения Канады, а также католическая церковь сразу встали на сторону Англии, канадские фермеры (в большинстве французы по национальности) занимали выжидательную позицию. Ненавидя английские власти, канадское крестьянство, однако, было склонно видеть в американских отрядах новых завоевателей, а не «носителей свободы».

Первые успехи американцев усилили позиции сторонников «экспансии свободы». Континентальный конгресс принял тайное решение организовать экспедицию для захвата Канады. Во главе отряда в полторы тысячи человек, посланного в Канаду, был поставлен генерал Филипп Шулер, крупный землевладелец из штата Нью-Йорк. Ему было приказано занять Монреаль и другие части Канады, «если это будет желательно канадцам». Благодаря нерешительности захваченных врасплох английских властей в Канаде американцы, несмотря на медлительность их действий, форсировали реку Св. Лаврентия и подошли к Монреалю. Английский губернатор Карлтон, переодетый в чужое платье, бежал в Квебек, куда вслед за отступившими англичанами двинулась колониальная милиция.

Началась осада столицы Канады. Штурм города, предпринятый 31 декабря 1775 года, окончился неудачей. Недовольный конгресс менял командующих экспедиционной армией, пытаясь добиться наконец успешного окончания затянувшейся осады.

Армия у Квебека, хотя она испытывала острый недостаток в артиллерии, боеприпасах, продуктах питания, пополнялась все новыми сотнями солдат, которых так не хватало американским отрядам, сражавшимся в районе Нью-Йорка против превосходящих сил англичан. Тем не менее никакие подкрепления не могли приостановить быстрого падения боеспособности и разложения американских войск в Канаде. Они начали догадываться, насколько чужда была делу освобождения колоний захватническая экспедиция, прикрывавшаяся призывами к «расширению границ свободы».

Этому прозрению помогла враждебность канадцев. «Население страны (Канады. – Е.Ч.)… целиком против нас», – писал в апреле 1776 года американский полковник Хейзен.

10 мая 1776 года к Квебеку подошли три английских военных корабля, при приближении которых деморализованные американские отряды обратились в бегство. Оно продолжалось и после перехода ими границы, хотя англичане их и не особенно сильно преследовали. Генерал Вашингтон с тревогой отмечал тяжелые последствия поражения колонистов в Канаде. Так окончился этот американский вариант экспорта революции.

Сожжение Белого дома

После окончания Войны за независимость отношения между США и Англией начали превращаться в «обычные» отношения между двумя государствами, правящие классы которых преследовали в равной мере экспансионистские цели. Для США отношения с Лондоном составляли ось внешней политики, так как только Англия из интересов собственной захватнической политики, опираясь на свое морское владычество, финансовое и торговое преобладание, на Канаду и другие колонии в Западном полушарии, могла оказать эффективное противодействие американской экспансии. А в Соединенных Штатах уже в это время мечтали об установлении гегемонии в Западном полушарии. Одна из известных газет того времени «Нью-Йорк ивнинг пост» писала 28 января 1803 года: «США имеют право устанавливать будущие судьбы Северной Америки; земля эта – наша».

Конечно, для реализации такой обширной программы у американской буржуазии тогда еще не было ни сил, ни средств.

Надо вместе с тем отметить, что, выступая против американских планов, лондонское правительство шло очень далеко, явно рассчитывая на восстановление в той или иной форме власти Англии над ее прежними владениями. Еще в 1814 году даже левовигская газета, куда более дружественная к США, чем торийская печать, могла спокойно именовать их «колониями». Именно поэтому английская политика приобретала черты контрреволюционного интервенционизма. В первые годы после окончания войны американских колонистов за независимость Великобритания не только пренебрежительно третировала новое государство, но и прямо нарушала статьи мирного договора, предусматривавшего очищение английскими войсками ряда пограничных фортов на американо-канадской границе. В 1794 году американо-английские отношения стояли на грани разрыва. Нараставшая военная тревога еще больше усилилась, когда английский губернатор Канады лорд Дорчестер официально объявил союзным Англии индейским племенам о скором начале военных действий против США. Английские войска не только не покидали пограничные районы, но и заняли новые посты на американской территории.

В начале XIX века отношения между Англией и США еще более ухудшились вследствие того, что британский флот, осуществляя блокаду континентальной Европы, где господствовал Наполеон, не желал считаться с интересами американской торговли. Дело дошло до столкновений на море и массового захвата американских кораблей англичанами. Конгресс США в 1806 году принял Акт о прекращении ввоза, запрещавший импорт ряда товаров из Англии. Однако эта мера ударила прежде всего по американской внешней торговле, размеры которой сократились в несколько раз. Федералистская партия, среди которой было немало бывших лоялистов (противников отделения колоний во время Войны за независимость) и которая отражала интересы купцов, банки ров и судовладельцев, повела решительную борьбу против правительства президента Т. Джефферсона. Наличие федералистской партии являлось для Англии стимулом к проведению твердой политики в отношении США.

Из Лондона стали подстрекать федералистов к организации заговора с целью отторгнуть северо-восточные штаты (так называемую Новую Англию) от США и возвратить их под власть британской короны. Английский посол Мерри, поддерживавший связи с заговорщиками, сообщал в Форин Офис: «Они, естественно, ждут, что Великобритания окажет им помощь и поддержку, когда наступит решительный момент». Несколько позднее английский дипломат, торжествуя, писал: «Они, кажется, не возражают, чтобы мы в принудительном порядке поставили Соединенные Штаты в такую зависимость от Великобритании, которая нам требуется».

Англо-американские отношения были обострены до предела и вследствие захвата Соединенными Штатами в 1810 году западной части Флориды, который был прелюдией будущих аннексий. В ответ английский поверенный в делах в Вашингтоне Морьер предлагал захватить Новый Орлеан, что лишило бы западные территории выхода к морю и послужило бы, возможно, причиной их отделения от США. В то же время в США снова стали громко раздаваться требования захватить Канаду. Конгрессмен Джонсон, призывавший к изгнанию Англии из Северной Америки и включению английских владений в состав Соединенных Штатов, так обосновал свое предложение: «Воды реки Святого Лаврентия и реки Миссисипи переплетаются в ряде мест, и Господь Бог установил, что эти две реки должны принадлежать одному и тому же народу». Другой конгрессмен, Харпер, уточнил намерения «Господа Бога», которые, оказывается, сводились к тому, чтобы расширить границы США «на юге – до Мексиканского залива и на севере – до области вечного холода». Представитель штата Теннесси Грэнди объявил: «Мы должны вышвырнуть британцев с нашего континента».

Английское правительство рассчитывало на активную помощь федералистов и, не без основания, крайне низко расценивало военные силы США. Поэтому, несмотря на то, что основная часть английских войск была занята в войне против наполеоновской Франции, в Лондоне надеялись одержать победу над США без особого труда. В свою очередь, американские политики, учитывая близость надвигавшейся гигантской схватки между Францией и Россией, которую собирался покорить Наполеон, уверенные в том, что в результате этого война в Европе разгорится с новой силой и поглотит все английские резервы, предвкушали легкие успехи.

Бахвальству американских буржуазных политиков не было предела. «Захват Канады в вашей власти, – заявил один из самых видных политических деятелей США Клей в палате представителей еще в 1810 году. – Я думаю, не будет лишь предположением, если я скажу, что милиция одного штата Кентукки в состоянии положить Монреаль и Верхнюю Канаду к вашим ногам».

Долго подготовлявшаяся англо-американская война началась в июне 1812 года. Генерал Джексон (будущий президент) в приказе по своим войскам писал, что для защиты американской торговли, для создания безопасности против будущей агрессии необходимо «завоевать все британские владения на Североамериканском континенте».

Силы сторон были неравными. Англия обладала большим военным потенциалом, сравнительно многочисленной кадровой армией, наиболее могущественным в мире флотом. Армия США была невелика и имела главным образом лишь «опыт» разбойничьих экспедиций против почти безоружных индейцев. Невежество и разложение офицерского корпуса дополнялись подбором рядовых из подонков общества, нередко имевших уголовное прошлое. Вдобавок вторая по влиянию в стране партия федералистов, занимавшая сильные позиции в наиболее развитых в экономическом отношении штатах Новой Англии, явно выжидала удобного случая, чтобы свергнуть правительство и заключить соглашение с англичанами.

Вместе с тем, однако, Англия должна была воевать через океан, имея возможность выделить для войны в Западном полушарии лишь небольшую часть своих вооруженных сил. В Канаде в начале войны вообще не было достаточного количества английских войск. К тому же, даже нанеся поражение противнику в бою, англичане не могли бы с помощью имевшихся в их распоряжении сил думать об оккупации сколько-нибудь значительной части обширной территории США.

Военные действия на суше происходили в основном в районе американо-канадской границы. Неоднократные попытки американских войск предпринять вторжение в Канаду окончились рядом позорных поражений. Немногим лучше были и действия английских генералов, неумелость и нерешительность которых, казалось, соперничали с бездарностью и невежеством американских военных руководителей. В августе 1814 года небольшой английский десант высадился неподалеку от Вашингтона и после того, как американские войска без боя обратились в паническое бегство, занял столицу США. В отместку за сожжение американскими войсками казенных зданий в канадском городе Йорк (Торонто) английский генерал Росс приказал сжечь Белый дом и здание американского конгресса – Капитолий. Британская дипломатия, оправдываясь, разъясняла впоследствии, что англичане «могли бы вести себя и в тысячу раз хуже». Когда им наскучило столь «образцовое» поведение и, главное, когда они начали опасаться ловушки, английские полки отошли к кораблям, тогда как американские войска продолжали поспешно отступать на запад, боясь преследования со стороны противника, уже вновь погрузившегося на суда.

Другие английские атаки натолкнулись на несколько большее сопротивление и вследствие этого кончились неудачей (в том числе и наибольший по размерам десант в районе Нового Орлеана).

На протяжении всей войны федералисты выступали фактически союзниками Англии. Федералистские губернаторы штатов Новой Англии отказывали предоставлять милицию в распоряжение правительства Медисона. Английские войска снабжались припасами из Новой Англии. Часть федералистов требовала разрыва союза между штатами, то есть ликвидации США, а некоторые даже обсуждали планы вооруженного восстания. Сенат штата Массачусетс в феврале 1814 года официально указал на возможность выхода всей Новой Англии из состава США. Несколько позднее, в октябре, законодательное собрание штата Массачусетс решило созвать даже специальный съезд представителей штатов Новой Англии, который собрался 15 декабря в столице Коннектикута – Хартфорде. Съезд, правда, не решился на издание декларации о выходе из США, но подготовил ультиматум центральному правительству, который не удалось предъявить только потому, что война закончилась.

Насколько незначительными были результаты военных действий, настолько же ожесточенной была газетная война обеих сторон. Американская пресса обличала Англию и призывала в «превентивных целях» к захвату всех английских владений в Западном полушарии. Английская печать, разумеется, не оставалась в долгу. Влиятельная лондонская газета «Морнинг пост» писала 18 января 1814 года, что правительство США «завоевало репутацию наиболее беспринципного и презренного правительства на земле». Газета «Таймс» заявляла: «В Англии не имеется более сильного чувства, чем негодование против американцев». «Таймс» не упоминала о действиях американского правительства без эпитетов «низкий», «гнусный», «ненавистный». 2 июня 1814 года этот ведущий орган английской печати, говоря о целях войны, указывал: «Наши требования могут быть сведены к одному слову: „Сдача“». Так английская пресса готовила возвращение бывших колоний под «отеческое» попечение британской короны.

Однако мирный договор, заключенный в конце 1814 года, по существу восстановил довоенный статус-кво.

После окончания войны английская буржуазия попыталась восстановить свое господствующее положение на американском рынке, которое превращало США в экономическом отношении в колонию Великобритании. В США хлынул поток британских промышленных изделий. Английские купцы, по словам Брума, считали, что нужно «наводнением рынка задушить в колыбели развивающуюся промышленность Соединенных Штатов, созданную войной вопреки естественному ходу вещей». Бруму вторила вигская «Морнинг кроникл»: «Соединенные Штаты стали промышленной страной против своей воли, и поток английских товаров, затопляющих рынок, был лучшим средством возврата нам позиций, которыми, с точки зрения реальных интересов как Англии, так и Америки, мы должны опять овладеть». Наводнение рынка английскими товарами привело в США к жестокому экономическому кризису, вызвало среди американской буржуазии глухую ненависть к более сильному британскому конкуренту. В экономическом отношении США надолго остались колонией Великобритании, но попытки бывшей метрополии восстановить свою политическую власть над потерянными владениями окончились безрезультатно.

Американский Фуше и Пинкертон

Условия гражданской войны в США (1861–1865 годы) наложили сильный отпечаток на секретную службу северян и южан. На Севере центральный государственный аппарат, включая армейские круги, накануне войны буквально кишел сторонниками южных мятежников или по крайней мере сочувствующими рабовладельческой Конфедерации и поборниками примирения с нею любой ценой. Секретную службу пришлось фактически строить с самого начала. Она стала пополняться различными людьми. Одни шли в нее, охваченные общим подъемом народной борьбы против рабовладельческого мятежа, другие – во имя интересов собственной карьеры, в погоне за чинами и золотом, причем среди них также оказывалось немало сторонников компромисса с Югом. Были, впрочем, и расчетливые честолюбцы, не обделенные ни умом, ни энергией, ни силой воли, которые делали ставку на использование народных настроений, ожесточенной борьбы против рабовладельцев, чтобы, изображая непреклонных борцов с мятежниками, добиваться личного продвижения, почестей и власти.

Маркиз Лафайет

К их числу, несомненно, принадлежал и 36-летний уроженец Нью-Йорка Лафайет Бейкер, внук одного из известных деятелей войны английских колоний в Северной Америке за независимость. К 1861 году за плечами Бейкера был уже немалый опыт странствий по стране, участия в наведении жесткого буржуазного «порядка» в Сан-Франциско. Бейкер – член городского «комитета бдительности» и на этом посту проявил уже свои способности к сыскной службе. Опытный стрелок, не раз пускавший в ход револьвер, когда ему это казалось выгодным или безопасным, Лафайет Бейкер считал полезным носить и маску пуританского ханжества: избави Бог осквернить свои уста «вульгарным» словом или рюмкой спиртного.

В январе 1861 года, когда в воздухе уже запахло порохом, этот крепко сколоченный человек с рыжей окладистой бородой и холодными серыми глазами почувствовал, что настало его время. Покинув Западное побережье, Бейкер явился в Вашингтон на прием к командующему северян генералу Скотту. Бейкера ввели в кабинет к усталому старику, совершенно растерявшемуся в хаосе и неразберихе первых месяцев гражданской войны. Скотт не знал, кому доверять в условиях, когда многие кадровые офицеры уже дезертировали, а другие ждали только удобного случая, чтобы перебежать на сторону неприятеля.

Бейкер умел войти в доверие. Ловко вставленное в разговор мимолетное упоминание, что отец Бейкера сражался под командованием Скотта в войне против Мексики, растрогало старого генерала и расположило его к, может быть, слишком самоуверенному, но, видимо, неглупому посетителю. Скотт сам упомянул о трудностях, вызванных полным отсутствием информации о противнике. Бейкер тут же с готовностью вызвался помочь добыть нужные сведения. Он готов отправиться в столицу мятежников Ричмонд и вернуться с нужной информацией. Генерал принял предложение и тут же передал посетителю десять 20-долларовых бумажек на расходы.

Желая продемонстрировать свои способности, Лафайет Бейкер немедля отправился в дорогу. Он не взял с собой ни револьвера, ни федерального (т. е. северного) паспорта, которые могли его выдать. Бейкер решил путешествовать под видом бродячего фотографа (в те годы подобное занятие являлось еще новым делом). Новоиспеченный разведчик запасся огромной фотографической камерой – меньших тогда не было, – хотя лишь смутно представлял, как с ней обращаться.

Бейкер действовал в одиночку, и о его экспедиции не был поставлен в известность ни один из командиров северян. Поэтому большие трудности пришлось преодолевать при переходе линии фронта. Выручала фотокамера: он с готовностью делал снимки и обещал позднее доставить карточки. Шансы получить их у снявшихся были невелики. Однажды, под предлогом съемки военного лагеря, Бейкер кочевал с холма на холм, потом скрылся в находившемся неподалеку лесу и вскоре очутился в расположении южан. Так по крайней мере казалось Бейкеру, пока перед ним не вырос… часовой северян. Разъяренные любители фотографии быстро отослали Бейкера под конвоем как захваченного шпиона южан к генералу Скотту. Пришлось опять начинать сначала. Второй раз Бейкера арестовали, когда он попытался незаметно пристроиться к шедшему на фронт полку. Тогда Бейкер махнул рукой на фотокамеру и, подкупив окрестного фермера, вскоре действительно по укромным тропинкам добрался до линии конфедератов.

Его сразу же арестовали первые двое повстречавшихся ему солдат-южан. Но ярому противнику спиртного удалось подпоить конвоиров и удрать лишь затем, чтобы вскоре быть снова задержанным, на этот раз кавалеристами. Все свое путешествие по южным штатам Бейкер проделал главным образом по этапу, в качестве арестанта, что, однако, совсем не мешало ему заниматься шпионажем. Доставленный под стражей к известному южному генералу Борегару, Бейкер получил от того любезное обещание немедля повесить его, как только будет окончательно установлено, что он шпион «проклятых янки» (так на Юге называли северян). Однако полной уверенности у Борегара не было – вводили в заблуждение фальшивые бумаги на имя Сэма Менсона, калифорнийца, которого Бейкер встречал на Западном побережье. Менсон был сыном судьи из южного штата Теннесси. При Бейкере были обнаружены также сфабрикованные в Вашингтоне различные письма и деловые бумаги.

Впрочем, условия заключения оказались не очень суровыми – некоторое время штаб Борегара просто забывал за множеством дел сообщить, в чем подозревали человека, именующего себя Менсоном. Оставшиеся золотые монеты в десять долларов помогли Бейкеру не только получить право гулять по окрестностям в сопровождении конвоира, но и, подпоив своего стража, совершать прогулки в полном одиночестве. Но он избежал искушения бежать и вернулся в тюрьму. А тем временем там уже было получено извещение, что он арестован по подозрению в шпионаже. Один из заключенных, выдавая себя также за арестованного агента северян, попытался войти в доверие к Бейкеру. Конечно, без успеха. Однажды к Бейкеру в тюрьме подошла молодая женщина, раздававшая заключенным книги религиозного содержания. Филантропка шепнула, что она собирается перебраться на территорию Севера к сестре и надеется получить пропуск от Борегара, не нужно ли что-либо передать в Вашингтон? Мнимый Менсон вежливо отклонил услуги незнакомки. (Следующая их встреча произошла уже на территории, занятой Севером, когда начальник федеральной секретной службы Бейкер столкнулся со шпионкой Юга Белл Бойд.)

Для расследования его дела Бейкер вскоре был доставлен в Ричмонд, причем по дороге ему удалось высмотреть немало полезного. Неожиданно по прибытии в столицу южан заключенному сообщили, что его желает видеть президент рабовладельческой Конфедерации Джефферсон Девис, лично руководивший шпионажем и контрразведкой. «Вы посланы сюда в качестве шпиона», – в упор, пытаясь огорошить арестованного, заявил ему Девис. Но Бейкера нелегко было сбить с толку: он ответил потоком жалоб на незаконный арест человека, занимавшегося нормальной деловой деятельностью. Президент южан всем своим видом показывал, что не верит ни одному слову. Бейкер был отправлен в тюрьму, где он с тревогой ожидал нового вызова к Девису. Во время повторного допроса президент задал Бейкеру целый ряд вопросов, касающихся северной армии. Тот попытался ограничиться выдачей каких-то крох маловажной информации, стараясь вместе с тем не сообщать явной лжи. Казалось, что его дела улучшаются. Но Бейкер недаром был настороже. Неожиданно Девис спросил, кого из жителей своего родного города Ноксвилля в Теннесси знает мистер Менсон. Бейкер, обливаясь холодным потом, с трудом выдавил из себя несколько фамилий. Он понимал, что предстоит выдержать очную ставку. Действительно, Девис позвонил и передал вошедшему на зов клерку какую-то записку. Это был приказ привести кого-нибудь родом из Ноксвилля. Бейкера могло спасти лишь чудо! Он сидел в кабинете Девиса у самой двери и успел заметить, что в приемной у секретаря люди, вызванные к президенту, записывали свои фамилии на бумажных карточках. Дежурный потом относил эти карточки к Девису.

Клерк, получивший указание президента, вскоре вернулся с каким-то человеком, также записавшим свое имя на карточке. Пока президент был занят другими делами, Бейкер успел бросить косой взгляд на карточку – там стояло имя Брок. Когда же человека ввели в кабинет президента южан, Бейкер решил, что единственным шансом на спасение будет взять разговор в свои руки. «А, Брок, – воскликнул он, – как вы поживаете, дружище?» – «Вы знаете этого человека?» – спросил Левис вошедшего, указывая на Бейкера. Ошеломленный Брок пролепетал: «Да… но я не могу вспомнить сейчас его фамилию». Бейкер поспешил на помощь: «Менсон, разве вы не знаете сына судьи Менсона, уехавшего в Калифорнию?» – «Сэма Менсона?» – спросил в раздумье Брок. «Конечно!» – «Ну, в таком случае я Вас вспомнил».

Левис поверил, Но опасность еще не вполне миновала. На другой день в камеру Бейкера явился Брок. Разведчику северян не нужно было объяснять: житель Ноксвилля пришел убедиться, что он не ошибся, признав «земляка». Бейкер на этот раз предоставил инициативу в разговоре своему собеседнику, ограничиваясь неопределенными замечаниями и умело оперируя немногими известными ему сведениями о Ноксвилле. Бейкер делал вид, что понимает намеки на совершенно не известные ему городские происшествия, и хохотал над столь же непонятными ему ссылками на местную скандальную хронику. Интервью закончилось благополучно, и через несколько дней Бейкер был выпущен на свободу, подписав обязательство не покидать без разрешения Ричмонд. Однако, бродя по улицам южной столицы, он не раз замечал за собой слежку. Южным сыщикам, впрочем, не хватало опыта – им так и не удалось проследить многочисленные прогулки «Менсона», неизменно пополнявшего свои сведения о боевых силах южан.

Во время одной из таких особенно удачных прогулок его окликнули: «Бейкер? Что вы здесь делаете?» К нему приближался один из его знакомцев по прежней бурной жизни. Бейкер в ответ ледяным тоном разъяснил ошибку: он никакой не Бейкер и никогда не знал джентльмена, носящего эту фамилию. Его собственная фамилия Менсон… И хотя ему удалось отвязаться от совершенно огорошенного приятеля, дольше оставаться в Ричмонде было опасно, да и не имело смысла. Надо было поскорее доставить собранные сведения генералу Скотту.

Началась, полная приключений, обратная дорога. Новые аресты, новые ловкие маневры и в самом конце – бегство на утлом боте под пулями южан на другой берег Потомака, занятого северянами.

Принесенная информация оказалась очень важной. Бейкер сразу стал важным лицом в формировавшейся секретной службе северян, а вскоре фактически возглавил контрразведку. Его называли «американским Фуше», и даже более опытные западноевропейские коллеги стали внимательно приглядываться к его «технике».

Соперником Бейкера, организовавшим широкую разведывательную сеть на Юге и контрразведывательную – на Севере, был директор частного сыскного агентства Аллен Пинкертон. (Его фамилия была использована в бесчисленных детективных романах.) Сын полицейского офицера из Шотландии, убитого во время стычки с забастовщиками, Аллен Пинкертон, если верить его биографам, в молодости пережил увлечение радикализмом и вынужден был покинуть родину, чтобы избежать тюремного заключения за участие в рабочем движении. Как бы то ни было, в Америке мы его сразу же видим в другой роли – сначала сыщика в полицейском управлении Чикаго, а потом организатора частного детективного агентства, уже тогда, и особенно впоследствии, широко использовавшегося предпринимателями для слежки за рабочими, для организации провокаций во время забастовок и т. п.

Однако в споре с Югом симпатии Пинкертона находились на стороне северян. Его агентура сообщала ему о тайных планах южан еще до начала гражданской войны. Так, Пинкертону удалось узнать о готовившемся в штате Мэриленд покушении на недавно избранного президента Авраама Линкольна. В Балтиморе, столице этого штата, на одной из улиц несколько заговорщиков, инсценировав драку, должны были отвлечь внимание, а восемь других, отобранных в результате тайной жеребьевки, намеревались броситься к экипажу президента и убить Линкольна. В разговоре с Линкольном Пинкертон уверял, что его агент даже принимал участие в этой жеребьевке. Получая отовсюду тревожные сигналы, Линкольн согласился принять меры предосторожности.

Избраннику американского народа пришлось приезжать на железнодорожные вокзалы в наглухо закрытых каретах; были приняты меры для прекращения движения поездов по железным дорогам, чтобы воспрепятствовать столкновению с экспрессом президента. Агенты Пинкертона перерезали телеграфные линии, чтобы заговорщики не успели сообщить о передвижении поезда, в котором ехал Линкольн. В Филадельфии Пинкертон, напротив, с помощью уловки задержал регулярный ночной экспресс, отправлявшийся в Вашингтон. Кружным путем президента доставили в закрытом экипаже с вокзала на вокзал, где до этого одна женщина, из числа агентов Пинкертона, закупила большое число мест в спальном вагоне. Она объясняла всем, что предполагает везти в столицу своего больного брата и его друзей. Пинкертон и его помощники тщательно следили за путем, заранее зная места, где могла быть сделана попытка покушения.

Поезд прибыл в Балтимору в половине четвертого утра. Чтобы продолжать путешествие, надо было пересесть в поезд на другом вокзале. Экипаж ехал через весь город. Путешествие по ночной Балтиморе прошло без происшествий – заговорщики не проникли в секрет изменения маршрута и времени проезда президента. Однако на вокзале выяснилось, что поезд отправится только через два часа. Два часа тягостного ожидания, когда каждую минуту инкогнито Линкольна могло быть раскрыто и он оказался бы почти беззащитным в руках своих злейших врагов. Впрочем, президенту удалось скрасить часы мучительного напряжения, рассказывая своим спутникам различные веселые истории и анекдоты. Вскоре подошел железнодорожный состав, и балтиморский заговор 1861 года окончился полной неудачей.