Текст книги "Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ"

Автор книги: Эдвард Чупак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. БРИСТОЛЬСКИЙ ТРАКТИР

Маллет стонет. Я попытался развеселить его песенкой об отрубленной голове олдермена, которого жена угостила топором, но он еще больше разнился.

– Капитан не может вышвырнуть тебя в море. Теперь он человек порядочный, а порядочным людям не годится швырять надоедливых юнг с корабля. Видимо, они их травят.

– Я не встречал моряка в красном чепце. А как насчет загадки мертвеца и Бристоля? – полюбопытствовал Маллет.

– По счастливой случайности я как раз намеревался об этом писать. Твой капитан, должно быть, просветил тебя касательно Томаса Влада, иначе ты прибежал бы с расспросами ко мне. И о юном Хокинсе он, верно, тоже рассказывал. И о Бонсе, и о том, что сталось с Пью. Тем не менее я все же напишу о них – в свое время. Даже о мистере Бладе.

– Я уже все знаю.

– Черта с два ты знаешь. Черта с два.

Куда мне было податься? Все мои странствия привели к мертвецу – и к новому клочку пергамента. К новой головоломке.

А где же был Эдвард? Что нашел он? Может, ответ на мою загадку?

Соломон упорно требовал свободы, пытаясь обменять ее на перевод латинской строки.

Всякий раз, когда я грозился его убить, он хохотал мне в лицо. Пришлось запереть его в каюте с расчетом на то, что это его образумит.

Я решил встать на починку в знакомом с детства порту и вернулся в Бристоль. Отыскал там трактир рядом с доками. Верно, те самые «Три козы». У двери пахло углями. Я постучал и позвал Пила, потом забарабанил в дверь тростью. Какая-то старуха приоткрыла дверь всего на дюйм и спросила, чего мне надо. Я и лица-то ее не видел – только круги под глазами, где она размазала румяна.

– Прошу прощения, мисс, – сказал я ей, пока она щурилась на меня – час-то был уже поздний, – куда вы дели Пила? – Я улыбнулся самой невинной улыбкой – ни дать ни взять проповедник. – Мне нужно место для ночлега. А еще завтрак. Яичница с элем. Меня зовут Сильвер. Джон Сильвер.

– Джон Сильвер, говоришь. Тот самый Джон Сильвер? – спросила старуха. – Помню, мой покойный супруг о тебе рассказывал. – Она отворила дверь чуть шире. Я бы мог сдуть ее вместе с дверью одним зевком. – Яичницу с элем, говоришь? – Нос у нее был костлявый, длинный и острый. Она оглядела меня от макушки до подметок, крепче ухватившись за дверной косяк.

– Покойный супруг? Уж не Дик ли Пил? – спросил я. Старуха облизнула губу и сказала, что Пил преставился пять лет назад. Она навалилась на дверь, и петли жалобно скрипнули.

– А как мне величать вас, мадам? – спросил я, хотя и без того знал ее имя. Мои мысли были поглощены беднягой Пилом и его учетной книгой. Он, наверное, не один абзац посвятил этой ведьме и на радостях откусил кончик пера, когда она согласилась выйти за него замуж. А пятью годами позже старуха скормила ему это перо вместе с печеньем к завтраку – желудок у бедолаги и не выдержал.

– Джудит, – назвалась она. В ее голосе звучал скрип рассохшейся виселицы. – Так, стало быть, Сильвер? А может, еще кто напрашивается ко мне на яичницу с элем? – Щель в двери стала еще уже – теперь я даже не видел каминного огня.

– Я бы желал тут заночевать. Вы должны меня помнить. Случалось, я подавал вам ужин. Мальчишка еще был, а теперь капитан. – Она едва не отжевала себе губу. – Мы были почти родня – я и Дик Пил. Капитан Сильвер – вот как меня теперь кличут.

Даже отсвет огня исчез.

– Это имя мне дал не кто иной, как Черный Джон – прямо здесь, в «Трех козах». Я буду спать в комнате с видом на море, в своей старой каюте. Ну же, ради вашей красоты, – солгал я, но старуха не ответила. – Сможете рассказывать постояльцам, что у вас бросал якорь Долговязый Джон Сильвер. Им это понравится.

– Лучше я расскажу, как старая Джудит оставила тебя без ночлега. – С этими словами она хлопнула дверью. Я едва расслышал ее вопль: – Убирайся!

Пил не поскупился на хорошие доски, чтобы сохранить в целости себя и свои сбережения.

– Я бы предпочел более теплый прием. Ваш благоверный был мне как родня! – кричал я из-за двери.

Мне всего-то и надо было, что комната на ночь. Удивительно, я корпел в этом трактире целый год, мечтая оттуда сбежать, а теперь помышлял лишь о том, чтобы снова прилечь на свою старую койку. Пил рухнул бы в обморок, узнав о моих похождениях, и не поскупился бы на два пенса для новой тетради, чтобы их записать. Но Пил давно отправился на тот свет, старуху Джудит не привлекала мысль породниться со мной хотя бы до утра, а больше мне некому было рассказать о своей хитрости и двуличии, если только констебль, который щипал меня в детстве за щеки, не слонялся до сих пор по городу.

Я услышал шарканье старухи – она поднималась по Пиловой лестнице.

– Бьюсь об заклад, Пил нанял кучера, как только испустил дух, только бы сбежать от тебя! – прокричал я ей, колотя в дверь ногами. Если Джудит и ответила, я ее слов не разобрал. Не иначе притаилась у себя под одеялом с ножом в руках.

Жаль, конечно, что столь славное заведение сгорело дотла сразу после моего визита. Я тогда только-только пристрастился к табаку и, верно, неосторожно выбил трубку.

Мне, ученику слепого, не нужны были фонари, чтобы отыскать путь в темных бристольских закоулках. Обогнув один угол, я вынул несколько кирпичей из стены и достал одеяло. Когда-то им укрывался Том. Шерсть почти истлела – моль бывает еще жаднее людей. Я набросил его на плечи, вышел на улицу и побрел дальше, пока не увидел впереди тусклый свет.

«Черный пес» стоял у самого въезда в большой западный док. Веселье было в полном разгаре – внутри, куда ни глянь, сплошь матросы и портовые девки. Мои люди травили байки про наши похождения под «Веселым Роджером». Тощий Джим, владелец трактира, который к тому времени здорово раздобрел, был пьян. Он пригласил меня за лучший стол и спросил, чего бы мне хотелось. Я велел подать эля. Ко мне подошла какая-то дамочка. Пью, прикинувшись кавалерией, обходил с фланга пьяного пирата, чтобы забраться к нему в карман. Дамочка смахнула на него крошки со стола.

– Имени можешь не говорить, – начала она, усаживаясь ко мне на колени. – Все вы – Биллы, Джеки, Микки – в темноте на одно лицо. Я не запоминаю имен, если только оно на лбу не написано. Как у того пьянчуги. Чудной он какой-то: попросил меня налить выпивки своему другу, а друга-то и не было.

Я оглядел трактир. Бонс исчез. Надо было его разыскать. Я согнал девицу с коленей.

– Он просил обслужить его друга! – крикнула она мне вслед. – Я всегда не прочь, коли хорошо заплатят, даже если клиента на волосок не видать. Вспомнила, как его звали! Беном! – Она чуть не споткнулась о бродягу, который растянулся на полу.

Пью напяливал красный чепец, чтобы прикрыть второе ухо. На вопрос о Бонсе он что-то проблеял – дескать, ушел Билли и прихватил свой сундук, потом вдруг метнулся под стол и добавил, что Бонс открылся ему перед уходом. По словам Пью, у Бонса была какая-то карта.

– Что за карта? – спросил я, и краб ответил, что на ней были чернильные пятна. Будто бы Бен приказал Бонсу забрать ее во искупление грехов. Я схватил Пью за горло, поднял и продержал так, пока он не задергался, а потом швырнул на стол. Мерзавец проехался по нему и рухнул на пол, натянув чепчик обеими руками.

Мои люди обшарили «Реку Эйвон», «Пещеру Циклопа» и прочие заведения до самого «Седьмого устья», «Черных гор» и «Котсвольда», и так как искали они большей частью в трактирах, среди пьяного моряцкого сброда, в конце концов их занесло в «Адмирал Клифтон», где и обретался Бонс.

Я послал к нему Пью в надежде, что он прирежет его и избавит меня от хлопот, однако Бонс только пригрозил ему кинжалом и сказал, что завязал с морским промыслом.

– Хозяйка плюнула на Пью, – пожаловался краб. – Дрянная баба. Хокинс – так ее звать. Джулия Хокинс. С ней мальчишка, безотцовщина. И постоялец, – стращал Пью. – Какой-то Трелони. Сквайр Трелони. Вроде так к нему обращались. Старик. – Пью потянулся рукой к спрятанному уху. Я дернул себя за ворот, и Пью повторил за мной. – Пью бы разузнал, что Бонс им наговорил, особенно мальчишке, – прошептал краб. – Про нас и наш… – Он повернул башку набекрень и пропел: – Остров.

Я велел ему отправляться в «Адмирал Клифтон» и сунуть хозяйке фунтовую банкноту, чтобы мы смогли поговорить с дорогим другом. Пью заглянул внутрь, зашел и тотчас выскочил оттуда.

– Упорхнули пташки! – пискнул он.

Мы обыскали каморку Бонса. От моего приятеля остался один только корабельный сундук. Шилинг, Уитман, Пью и Долговязый Джон Сильвер остались там дожидаться рассвета, пока не вернулись хозяйка с мальчишкой. Шилинг и Уитман, которые караулили внизу, вдруг бросились к нам. Раздался выстрел, и Шилинг скатился по ступенькам, хватаясь за грудь. Потом он раскинул руки и застыл.

Уитман пятился вверх по лестнице – Джулия Хокинс целилась в него из пистолета. У нее был пистолет Бонса. Мальчишка шел позади, и оба они держались довольно храбро.

У мамаши Хокинс была изящная голова на тонкой шее, но ее подпирали широченные, как мотыги, плечи, из которых росли руки под стать моим. Длинные волосы как-то уныло спадали ей на спину. Ее как будто собрали из разных частей, и ни одна из них не подходила к другой – даже ноздри раздувались невпопад.

У ее сына были рыжеватые волосы и карие глаза. Он выглядел крепким малым для своих лет – я дал ему двенадцать, – и в отличие от матери широкие плечи были ему к лицу.

– Мы тут зашли кой-кого проведать, – сказал я с самой сердечной улыбкой. – Нашего приятеля, Билли Бонса. Слышали, он у вас поселился. Временно.

– Вы – Сильвер, – тотчас ответил мальчишка. – Он говорил, что вы за ним явитесь. И про вас тоже сказал. – Он махнул в сторону Пью.

– Пью с Бонсом давние друзья, – закивал тот.

– Он сказал «Пью», мама! – Парень стиснул кулаки.

Стоит ли говорить, что юный Джим мне сразу понравился?

– В этом нет нужды, мэм, – обратился я к Джулии Хокинс самым мелодичным тоном, указывая на пистолет. – Я пришел навестить старого корабельного товарища. Видимо, мистер Шилинг вас напугал. Вон он, лежит на полу.

Джим посоветовал матери целить мне промеж глаз. Я еще тогда понял, что он далеко пойдет.

– Капитан говорил, что вы придете его «проведать», – произнес мальчишка, приглаживая волосы – совсем как Бонс. – А на самом деле – убить.

– Капитан, вон оно как. Капитан Билли Бонс. Все верно, – сказал я. – Верно, как порох сух. Он был бы капитаном. Убить, говоришь? Своего верного товарища? Вот так история. Такого он еще не выдумывал. Один вопрос, – добавил я и наклонился вперед. – Он пил в последнее время? Ром, к примеру? Помнится, он любил присочинить, будучи навеселе, но чтобы назвать нас убийцами – никогда. Нет, мы пришли предупредить его об опасности.

– Смертельной опасности, – поддакнул Пью.

– Верно, матушка Хокинс, – продолжил я. – За ним пришли, вот мы и бросились сюда со всех ног. Мешкать нельзя ни минуты. Билли Бонс задолжал много денег, и кредиторы наступают ему на пятки. Мы пришли заплатить по его счету. Где же он?

– Умер, – ответила мамаша Хокинс. – Его сгубил ром. Допился до смерти, – добавила она. – Как есть покойник.

Я сказал, что хотел передать ему двадцать гиней – рассчитаться с кредиторами, и предложил заплатить ей – пусть лучше выгадает она, чем эти мерзавцы.

– Что скажешь, Джим? – спросила Джулия Хокинс.

Джим посоветовал меня пристрелить. Ох и смышленый же малый!

– Тебя Джимом зовут? – спросил я, протягивая руку. – Славное имя для славного парня. – Руку пришлось спрятать, так как он отказался ее пожать. – Я бы хотел повидаться с ним, Джим. С нашим Билли. Напоследок, так сказать. Отдать дань уважения. Так где же мой старый друг?

– У доктора Ливси, – ответила за него мать.

– А сундук он завещал мне, – вставил Джим. – Побожился и плюнул, чтобы не соврать.

– Что ж, значит, тебе им и владеть. Раз он поклялся и сплюнул, сундук твой. Ты молодец, что предупредил.

Джулия Хокинс опустила пистолет.

Веришь – я был само обаяние. Пью в первый раз промолчал, а Уитман принялся строить глазки хозяйке. Иных моряков не поймешь – им что шаланда, что бригантина – все одно.

Я спросил, нельзя ли мне хоть в последний раз посмотреть на сундук старины Бонса, прежде чем отправиться к доктору Ливси. Джулия Хокинс велела мне шагать вперед.

– Я ведь медленно хожу, – сказал я ей. – А лестница – целое испытание для хромого, привычного к качке, не правда ли, мистер Пью? Можете не отвечать, – поспешил предупредить я. – Видишь ли, Джим, он не очень хорошо видит из-за этого чепца, который прикрывает его клотик. Что поделать – волос-то нет, а Бристоль, сам знаешь, не тропики. Вот чепчик и съезжает ему на здоровый глаз, потому что держаться не на чем. Чуть зазеваешься – наш Пью уже с ног валится. Мало нам одного бедняги под лестницей?

Пью вцепился Джиму в локоть.

– Крепкий мальчуган. Ты ведь поможешь Пью? Правда?

Джим отпихнул его прочь.

– Не будем ссориться, – сказал я. – Мистер Уитман, который до сих пор молчал, пойдет первым. Он вообще неразговорчив, зато если скажет, то чистую правду. Наверное, – добавил я, – у него и языка-то почти не осталось.

Уитман разинул рот, продемонстрировал обрубок языка и осклабился.

– Затем пойдет мистер Пью, а после него – я. Буду следить, чтобы он не скатился с лестницы.

Таким манером мы направились в комнату Бонса.

– Мое слово твердо, – сказал я Джиму. – Сундук ваш, мистер Хокинс, со всем содержимым. Вам нравился наш товарищ, а ему скорее всего, нравились вы, коли приносили ему ром. А он в ответ рассказывал истории про пиратов. Верно, Джим? – Тут я спросил: – А не вспоминал ли он, часом, при этом своего друга по имени Бен Ганн?

– Нет, – ответил Джим. – Зато вот его вспоминал, – добавил он, указывая на Пью. – Говорил, что не хотел бы польстить ему, сказав, что он страшен, как смертный грех, а назвать неказистым было бы слишком мягко.

Пью натянул шапку по самые глаза.

– Дай ключ, – обратился Джим к матери. Та вытащила из передника ключ и передала ему. – И не опускай пистолет.

Славный малый – уже научился командовать.

– Сейчас посмотрим, чего стоят все морские псы, – сказал я. – Джим, отдай ключ мистеру Уитману.

Уитман щелкнул им в замке и поднял крышку сундука.

– Гляди-ка, – сказал я, – подзорная труба! И недурная притом. Посмотри в нее, Джим. Что видишь? Корабль? А матросов, которые тянут шкоты?

– Мам, он увидел их без трубы! – воскликнул Джим.

– Глаз моряка, – подмигнул я ему и заглянул в сундук. – Больше ничего, Джим. Вот урок всем нам. Обойти целый свет, чтобы умереть нищим. Отчаливаем, ребята. Нам пора. – И мы зашагали вниз под прицелом мамаши Хокинс. – Вот ваша плата, мадам, – спохватился я, залезая в карман. – Здесь двадцать гиней.

Джим взял деньги и положил на стол. Уитман поклонился хозяйке.

– Глядите-ка, вы ему приглянулись, – сказал я. – Однако время прощаться. Дай руку, Джим. Желаю удачи. – С этими самыми словами я скрутил его и велел Джулии бросить пистолет.

– Пью, ты совсем ослеп, раз не видишь гиней на столе? Я оставлю вам шиллинг, хозяйка. А теперь ведите нас к доктору.

Однако с этим я поспешил.

В дверях неожиданно возник незнакомец. Наружность его была совершенно непримечательной, за исключением одной детали: он сжимал пистолет.

– Сквайр, пристрелите их всех! – выкрикнул Джим.

Трелони приказал нам не двигаться. Несмотря на почтенный возраст, у него были замашки офицера. Тебе бы он понравился.

Сквайр велел мне отпустить Джима, что я и сделал, а Уитман в тот же миг подобрал пистолет Хокинсов. Я посоветовал Трелони сдать оружие, сказав, что Уитман не промахнется. Старик ответил, что он тоже выстрелит наверняка.

– Пью хочет жить, – захныкал тот, гладя себя по лицу. – Славный Пью, милый Пью. Пострадал ни за что – сперва от Черного Джона, затем от капитана и Эдварда. Пью служил, Пью только делал, что приказали. – Так он причитал-причитал, да и метнулся к окну. Сквайр выстрелил, и Пью скорчился на полу трактира – мертвый морской краб в красном чепце. Уитман выстрелил в сквайра и подбил его. Я схватил Джима. Мамаша Хокинс завизжала. Тут бы нам и убраться, но мне нужна была карта.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. ДОКТОР ЛИВСИ

Маллет перестал ныть.

– Ты выдохся. Не отрицай этого.

– Море успокоилось из-за дождя, сэр. Через две недели прибудем в порт. Капитан сказал. На всем маршруте нам везло с погодой.

– Все ненастье, мой мальчик. Все ненастье.

Маллет попросил меня рассказать дальше про карту, что я и сделал, но не раньше, чем убедил его в правдивости этих рассказов, поскольку он выказал сомнение на сей счет.

– Мои истории – это тебе не сказочки перед сном, – ответил я и чуть не выдал точное место, где в конце концов отыскал сокровище. – Теперь, сэр, когда я знаю, в какую игру мы играем, можете заглянуть мне в карты.

Уитман украл двух лошадей – вороного и серого в яблоках, посадил Джулию Хокинс на серого, а сам пошел рядом, ведя его на поводу и придерживая даму за фартук. Мы с Джимом поехали на вороном. Мимо нас сновали мужчины в шляпах и дамы в туалетах, кто пешком, кто верхом, кто гуляя. Больше всего на улицах почему-то бегало детей – целые выводки, и никто из богатых господ не обращал на бедняжек внимания, словно те были из тумана, не замечал – дышат ли они или окоченели, как деревяшки. Смоллетту повезло увидеть жизнь такой, какая она есть, когда он заметил тебя у острова Роз: все в ней поставлено с ног на голову.

* * *

Мы приехали к доктору Ливси. Незнакомец, который отпер нам дверь, был так бледен и тощ, что мог бы сойти за скелет с моего острова.

– Желаете увидеть корабельного товарища? – спросил доктор, точно из пушки выпалил.

«Громковато для такого хлюпика», – подумал я.

– Пистолеты можете убрать, – сказал он Уитману. Тот упрямо держал его на мушке. – А вы, верно, Сильвер. Хромой.

Я снова принялся гадать, что еще наболтал о нас Бонс этим сухопутным крысам. Ливси все уговаривал Уитмана опустить дуло.

– От меня ведь почти ничего не осталось – видите? Одни кости. Хотя немного мышц еще есть, но пуля пролетит насквозь. – Он заглянул мне в глаза. – Я знаю латынь, друг мой. «Magnus inter opes inops».

Я приказал Уитману убрать пистолет.

Ливси отвел нас в кабинет позади приемной. Там, на дубовом столе, лежал Бонс.

– Смерть наступила несколько часов назад. Бедняк среди сокровищ. Я говорю не о вашем приятеле, пояснил Ливси, – хотя это были его последние слова. И перевод фразы. Бедняк среди сокровищ. Хорошие слова для прощания с миром. Никогда бы не подумал, что такой человек знает латынь.

– Он ее и не знал, – сказал я. – Только прочел на записке в руке мертвеца.

Волос у Бонса на голове осталось негусто – один клок, который Ливси не успел сбрить. Мне показалось, что Бонс вот-вот встанет, чтобы пригладить этот последний вихор. Докторишка взял скальпель и отхватил его одним махом. Бонс ему не возразил. Похоже, шакал Ливси собирался разделать беднягу, а мы заявились не вовремя.

– Его прикончил ром, – сказал доктор. Он взял пузырек опиумной настойки, потряс его и вернул на полку. – Сам видел в «Адмирале Клифтоне». Соли? – Ливси взял другой пузырек, поднес к носу. – Нет, вряд ли. – Он поставил склянку обратно. – Люблю там пообедать. Особенно хорош пшеничный пудинг. – Тут он нюхнул из очередной емкости и покачнулся на пятках. – Известь. – Ливси огляделся и вытер высохшие, мертвецкие ладони о пыльную тряпку.

– О чем же еще говорил мой приятель?

Ливси меня не слышал.

– Наша Джулия Хокинс – мастерица по части пудингов, – прохрипел он. – Говорю вам, это ром его прикончил. Глаза пожелтели. И кожа. Печень не выдержала. – Ливси усмехнулся. Похоже, этот живой труп находил утешение в покойниках. – Как-то раз ваш Бонс запустил в меня бутылкой. Помнишь, Джим? Промахнулся. Тут почти пусто. Ничего не осталось. Бутылка – в стену. Помнишь, Джим?

– Я тогда пол подметал, – произнес мальчишка, не сводя с меня глаз.

– От трактира Пила одни угли остались, – бросил вдруг Ливси. – Говорят, твоих рук дело. Она так сказала. Вдова, Джудит. Чуть не погибла в дыму. Долговязый Джон Сильвер, – проговорил он, поводя ланцетом. – Вернулся в Бристоль. Сам Джон Сильвер.

– Жаль, не сгорела, – отозвался я.

– Я ведь как-то лечил Черного Джона. От цинги. Дал ему желтокорня. И еще кое-что.

– Что это значит: «Бедняк среди сокровищ»?

– Это самое и значит, – ответил Ливси. – Ваш товарищ говорил о вас. «Долговязый Джон Сильвер придет за мной, – так он сказал. – И Пью вместе с ним. Сильвер хромой, Пью слеп на один глаз и глухой на одно ухо». Ваши глаза в порядке, – обратился он к Уитману и подался вперед, чтобы разглядеть поближе. – И уши на месте.

Я сказал докторишке, что Пью погиб. Тот не удивился – должно быть, их чаепитие уже состоялось. Будь это так, и будь я расположен к Ливси, посоветовал бы ему проверить карманы на предмет кражи часов.

Джим сказал ему, что мы подстрелили Трелони. Доктор направил на меня костлявый палец, потряс головой и склянкой с известью. Может, он был дружен с Трелони, но, без сомнения, собирался и его когда-нибудь располосовать. Ливси проверил пузырек и остался доволен: теперь извести хватало на всех.

Я спросил, не рассказывал ли Бонс о Бене Ганне. Доктор выронил ланцет.

Я было нагнулся за ним, но тут Джим вскочил между нами, и мне осталось только восхититься его прытью. Бонс наверняка выболтал им о сокровищах и скорее всего отдал карту. Когда ему наливали, он мог разглагольствовать до бесконечности.

– Я покидаю ваши владения. Благодарю за гостеприимство, – сказал я Ливси и обернулся. – Мальчик пойдет со мной. Билли Бонса можете оставить себе. Покопайтесь в нем хорошенько. Хотя вряд ли что-то найдете внутри, кроме тьмы.

– Нет, только не Джима! – закричала Джулия Хокинс. – Не отнимайте его! У меня больше никого нет!

– Я обменял Бонса на мальчишку. Мне нужен юнга, а этот парень как раз подходит.

Мать Джима принялась рвать на себе волосы, умоляя оставить ей сына. Я заверил ее, что ничего страшного не случится.

– Я намерен сделать из юного Джима мужчину, – сказал я ей. – Он пойдет со мной в море. Нам всем недостает юнги.

Тут я велел Уитману наставить пистолет на Ливси, что он и сделал, переминаясь с ноги на ногу.

Верно, в нем текла шотландская кровь – они тоже вечно не знают, кому присягать на верность: короне или своему народу.

Добрый доктор вызвался поменяться с мальчишкой местами. Я ему отказал – что мне проку в скелете, который вот-вот рассыплется, – и велел Джулии Хокинс отойти в сторону, чтобы мой приятель не пристрелил его ненароком. Когда она не тронулась с места, я сказал, что после Ливси Уитман пристрелит ее.

Джим, смышленый малый, вырвался из рук матери.

– Его не тронут, – сказал он ей, – и тебя тоже. Я этого не допущу.

В этот миг Джулия бросилась на меня быстро, как кошка, и по-кошачьи попыталась выцарапать глаза. Я отпихнул ее прочь и велел Уитману стрелять.

– Заступись за парня. Подумай о матери. Решай сам, – нашептывал ему Ливси. Уитман колебался. – Отлично. Стреляй в Сильвера. Пристрели его. Давай же, – твердил он до хрипоты – знать, не терпелось во мне покопаться. Интересно, сколько ведер извести он перевел на своих мертвецов?

Уитман немного попятился и всучил пистолет мне – сам, мол, стреляй. Точно, Джулия Хокинс ему приглянулась. Морскому псу вредна долгая разлука с морем: это влияет на ход мыслей. Я в последний раз взглянул на Уитмана, который раньше был таким исполнительным, и застрелил его. Джулия Хокинс вскрикнула и упала в обморок.

Джим сказал мне, что пойдет со мной, если я пощажу его мать и Ливси. Едва Джулия пришла в себя, он поклялся когда-нибудь застрелить меня из этого же пистолета. Тут его мамаша вторично рухнула в обморок. Ливси попытался ее удержать и тоже растянулся на полу.

– Постойте, – прохрипел он. – Сокровище, Долговязый Джон. Ваш Бонс говорил об острове. Больше нам ничего не известно, кроме того, что кто-то из вашей команды о нем знает. Теперь пожалейте мать – отпустите мальчика. Мы вам все рассказали.

Соломон. Соломон знал об острове.

– Сильвер не торгуется, – ответил я. – Тем более за слова.

– Мерзавец, – процедил Ливси, и я был с ним всецело согласен.

Мы с Джимом покинули кабинет. Напоследок я посоветовал доктору и мамаше Хокинс не распускать языки, пока мы не окажемся на свободе, после чего очень бережно закрыл дверь.

Извозчик за гинею довез нас к морю. Я затолкал Джима в ялик. Пришлось слегка наподдать ему, чтобы сидел смирно.

– Чуешь этот ветер? – спросил я. Он не ответил. – Смотри, как надо убирать парус!

Джим отвернулся.

– Не думай о матери. Теперь ты не скоро с ней свидишься.

– Чтоб вам провалиться! – бросил он.

– Норов в тебе есть, – сказал я новому подопечному и объяснил, как рулить. – И ругаться ты со мной будешь получше. Вон она, наша красавица, – добавил я, указывая на «Линду-Марию». – В море будешь спать без задних ног, как все юнги.

Какой-то матрос – мелкая сошка – свистнул в дудку, приветствуя нас. Большинство наших новых матросов были немногим лучше трубочистов, поскольку лучших людей уже разобрали к открытию сезона. Смоллетт тоже мало что собой представлял, зато умел пустить пыль в глаза, так что я назначил его своим штурманом.

– Господа головорезы! – обратился я к команде. – Имею удовольствие представить вам нового юнгу. Его зовут Джим Хокинс. Отныне ведите себя прилично – он парень отчаянный. Бонс, друзья мои, нас покинул, и Уитман тоже. Да и Пью приказал долго жить. – Не успел я продолжить, как набежала волна и ударила в борт, обдав наших святых пеной. – Так что поднять паруса! – приказал я. – Оставим Бристоль позади. Берите командование, мистер Смоллетт, да отведите юнгу вниз, к Соломону.

– Вас повесят, – бросил Джим.

– Непременно, непременно повесят, – ответил я. – Если сумеют поймать, дружище Джим. А до тех пор нам надо отыскать сокровище.