Текст книги "Джон Сильвер: возвращение на остров Сокровищ"

Автор книги: Эдвард Чупак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ДОСТОЙНОЕ ЧТЕНИЕ

За все эти годы стараний и странствий я не разрешил ни единой загадки из Библии. На случай, если проклятая лихорадка лишит меня рассудка, перечислю их еще раз.

У нас имеется заставка с первой страницы.

Имеются четыре цифры, о которых Эдвард бубнил во время нашего вынужденного заточения, – «1303».

Не будем забывать о самом очевидном утверждении:

«В 41 метре от основания я спрятал шесть деревянных ящиков, крытых слоновой костью, целиком пустых, и одно примечательное сокровище, завернутое в грубый холст, на глубине менее 2 метров и, самое большее, 87 метров в разбросе».

Чем больше я его читал, тем сильнее верил, что у него нет ничего общего с коровами, колосьями и фараоном – очень уж подозрительна была сама притча. Как все эти худые коровы могли сожрать тучных, не говоря о колосьях? Сколько плавал, ничего подобного не встречал.

«41:2 И вот вышли из реки семь коров, хороших видом и тучных плотью, и паслись в тростнике;

41:3 но вот после них вышли из реки семь коров других, худых видом и тощих плотью, и стали подле тех коров на берегу реки;

41:4 и съели коровы худые видом и тощие плотью семь коров хороших видом и тучных. И проснулся фараон;

41:5 и заснул опять, и снилось ему в другой раз: вот на одном стебле поднялось семь колосьев тучных и хороших;

41:6 но вот после них выросло семь колосьев тощих и иссушенных восточным ветром;

41:7 и пожрали тощие колосья семь колосьев тучных и полных. И проснулся фараон и понял, что это сон».

Еще следует учесть второй шифровальный круг, лежащий у меня в кармане, который при совмещении с первым дает вот такую картину:

Этот второй круг я нашел на надгробии, ибо как еще можно назвать тот неровный кусок мрамора, сглаженный с испода и отмеченный цепочкой из цифр:

1-1-4-4-5-7-9-12-14-14-14-15-18-18-19-19?

Не забудем и вездесущую кровь:

«Кровь»

Страницу, которую Эдвард измазал чернилами, можно не принимать в расчет.

«Дело было исследовано и найдено верным, и их обоих повесили на дереве. И было вписано о благодеянии Мардохея в книгу дневных записей у царя».

Однако вспомним и о солнечных часах, которые мой приятель заметил на Лондонском мосту.

И не забудем непременную цитату из Вергилия:

«Audacibus annue coeptis»

Почему, спрашивается, Маллет приходит ко мне всякий раз, как я начинаю выписывать эти загадки?

Я знаю, как накажу его, когда выберусь из каюты: привяжу к мачте и буду кормить, пока не лопнет. Не удивлюсь, если из его брюха вылетит стая куропаток.

– Радуйтесь: я заболел, – сказал обжора.

– Говорил я, что капитан тебя травит. Можешь прийти позже. Будешь жив – стукни раз, а помрешь – дважды.

– Как это я смогу постучать в дверь, если буду покойником?

– Значит, поговорить не судьба.

– Это все из-за качки. Я решил вставить серьгу.

– И ослушаться капитанского приказа?

– Он сказал, пусть лучше я проколю себе ухо, чем буду себя за пего щипать. У капитана от этого начинается тик.

– Уверен, петля это вылечит.

Маллет хрипло рассмеялся:

– Не всякая петля. Только та, в которой будете болтаться вы. – Потом он добавил: – Хотя я его не понимаю. – Он подождал, надеясь, видимо, на поощрение, хотя я уже знал, что услышу. – Вы ведь не убили своего штурмана, хотя он утаил от вас одну загадку. С солнечными часами. Однако вы оставили ему жизнь.

– Мертвый он был бесполезен. Это и дураку ясно.

– Прошу прощения, – продолжил Маллет, – но он также не объяснил, откуда взялась латынь, и про цифры «1303» тоже, хотя наверняка знал их значение. Да и еще много чего скрыл. Об этом легко догадаться по вашим запискам.

– Верно.

– И вы не привязали его к мачте, не выпороли и не засадили в кандалы.

– Чтобы команда узнала? Чтобы пошли расспросы, за что я деру своего штурмана? Чтобы он все растрепал? Ну уж нет. Он был слишком ценен, видишь ли. У него было кое-что нужное мне. Мы держали в руках части одной головоломки. Мертвый он был бесполезен. Как я понял из жизни, мертвым нельзя доверять. И к тому же, – продолжил я, – мы с Эдвардом разобрались между собой. Вот, прочти сам. Я как раз собирался об этом написать.

– Вы могли бы сказать на словах.

– Вот прицепился. Клещ, да и только.

– А мой капитан знал о том, что случилось?

– Почти наверняка.

– Тогда зачем вы все это пишете?

– Дань памяти, мальчик мой. Мне и всей нашей братии. Нашим обычаям. Двуличию твоего капитана. А еще это хроника. Свидетельство его преступлений. Когда я захвачу корабль, то закую мерзавца в цепи и столкну в море. Посмотришь, как он тонет, если сам не умрешь раньше.

– Не имею таких намерений.

– Хочешь знать больше? Я тебе скажу, только имей терпение. Услышу еще хоть слово – замолчу раз и навсегда. Одно слово. – Мальчишка занял привычное место у дверного косяка. – Так вот, я поговорил со своим штурманом. Он сказал, что поворачивал Кромвелю голову, чтобы снять ее с пики, но в этот миг его заметил констебль. Эдвард сочувствовал Кромвелю, ведь тот однажды преуспел в истреблении королей. Он не знал, что, свернув голову набок, помог мне найти расколотый стол и второй шифровальный круг. Упорство – это еще не все. Есть еще и старушка удача. Всякому моряку известно: ветер переменчив. Эдвард знал происхождение «Audacibus аппие coeptis», но заговорил лишь после того, как Соломон разбудил во мне интерес к этой фразе. Позже я узнал, что в ней действительно крылась тайна. Эдвард считал солнечные часы вторым шифровальным кругом и поведал об этом в миг опасности. Он недолго таился и в конце концов захотел услышать подтверждение своей догадки. Я не смог бы оправдаться тем же, учитывая, что в кармане у меня лежало каменное колесо. В испанском склепе Эдвард чуть было не лишился рассудка, вот и выложил все, что знал. Что тут еще обсуждать?

– Вы ничего не сказали про цифры «1303», – проронил Маллет.

– Как раз собирался, пока ты меня не перебил. Теперь жди.

– Так нечестно!

– Научись сперва слушать.

– Черт бы вас побрал!

Его злость мне понравилась, поэтому я признался в том, что, пока искал новые загадки и фразы, которые можно было бы расшифровать с помощью кругов, ответы скрывались под самым моим носом, на корабле.

– И тебя черт побери, дружище, – сказал я Маллету. – Похоже, и ты на что-нибудь сгодишься.

Мы грабили все суда подряд, без разбору пускали на дно все, что держалось на плаву, – от Порт-Ройяла до Каролин, от Индии до Карибов, от востока до запада и обратно. Но как бы ни множилось мое богатство, я продолжал считать себя бедняком, поскольку самое главное сокровище не давалось мне в руки.

В открытом море нет банка, где можно оставить свои сбережения, да и доверять какому-то чванливому клерку мне тоже не хотелось. Нет, свои богатства я предпочитал зарыть в землю, подобно пройдохе из Библии Эдварда, составителю шарад и загадок. Потратить нажитое мне бы не удалось, поскольку для этого я должен был бы нажить семерых сыновей и дочерей, а они – стольких же своих отпрысков. Даже после них еще хватило бы многим. Мне пришло в голову составить собственный шифр, чтобы кто-то другой носился по всему свету, пытаясь его разгадать. Вот было бы веселье моим старым костям, кабы они могли на это взглянуть! Может, я уже записал загадку-другую на этом самом пергаменте. И может, в свое время скажу это наверняка.

На досуге мы перебрали все возможные числа из притчи о коровах и колосьях, включая и исключая фараона, и тем самым пришли к разным значениям широты и долготы. Затем мы побывали во всех отмеченных точках, каждый раз веря, что последнее вычисление правильное, и, таким образом, избороздили весь океан вдоль и поперек, в иные моря заходя дважды. Я думал, что цель могла потеряться в тумане или остаться за кормой в безлунной ночи или крики чаек не долетели до нас сквозь непогоду. Команда верила моим басням о богатом торговце, плавающем в окрестных водах.

И только потом начали отыскиваться разгадки.

Точнее, их отыскал Пью.

Как-то раз этот подлый краб из-за чего-то сцепился с Бонсом, но понял, что победы ему не видать, и пожаловался Эдварду. Эдвард рассудил дело в пользу Бонса, а Пью выказал недовольство, словно был с судьей накоротке. В итоге Бонс удалился, унося в кулаке последний клок волос плешивого краба, а Пью от злобы встряхнул Эдварда за камзол. Библия выпала из кармана штурмана. Пью ее сцапал и пригрозил, что выдаст все Эдвардовы секреты, если Бонс не вернет поганые пряди. «Мою красоту», – как выразился Пью, гладя себя по макушке.

Эдвард ответил, что Пью ничего знать не может, а тот заявил, будто знает смысл надписи «1303», и сразу обо всем догадался, как только увидел ее, а если не сказал, то лишь потому, что я грозился его убить за малейшее слово о Библии. Эта-де Библия ничего ему не принесла, кроме несчастий. Если бы не она, то не Эдвард, а он сам стал бы штурманом. С этими словами Пью всадил в нее нож, да так, что даже шрам остался – изнанка обложки треснула.

Лишь годы спустя мне удалось выяснить, что знал Пью – когда он предложил мне спасти ему жизнь в обмен на сведения. В тот самый день я нашел мертвеца, сжимавшего в кулаке самый любопытный ключ к разгадке моей тайны.

Пью досталось по заслугам: его на три дня лишили пайка и привязали к бушприту, однако и мне кое-что перепало. Старый краб оказал мне услугу – я наткнулся на Эдварда в тот миг, когда Пью ускакал прятаться в какой-нибудь щели, а из Библии выпали сразу две отгадки. На листке знакомым нам почерком было написано:

«AOL JYVD»

And Last Icon

Первую надпись я расшифровал без запинки, а ответ оставил при себе. Стоило воспользоваться вторым кругом и повернуть его относительно первого, чтобы ответ стал очевиден: «AOL JYVD» – «THE CROWN». «Корона».

С другой стороны, что это давало? Неужели корона и была тем самым «примечательным сокровищем»? В тот миг я так и подумал. Круги открыли мне только это слово, но его было достаточно. Мне представилась корона, достойная моей головы. Я заслуживал не меньшего за свои мытарства.

Так выглядели два шифровальных круга.

Второй ключ, как мы уже знаем, означал «Ищи на острове Кэт». Я снова положил корабль на этот курс. Мы бывали там много раз, поскольку эту загадку я разгадал одной из первых, однако мое понимание ответа оказалось неверным. Я исходил остров вдоль и поперек, провел уйму расчетов – всякий раз с новыми результатами – и неизменно возвращался ни с чем. Библейский насмешник не желал сдаваться и не сдавался.

Тем не менее я вспоминаю остров Кэт добрым словом. Должно быть, мы проходим невдалеке от него – я слышу вопли поселенцев. Остров изобиловал всяческими плодами, дикие звери ели у нас из рук, как будто доверяли. Поселенцы, правда, не осмеливались покинуть бревенчато-соломенный форт, чтобы нас поприветствовать, а скотину и припасы держали внутри. Торговать им было ни к чему, поскольку они сами себя обеспечивали. Не знаю, что за племя первым обжило эти места, но им явно больше некуда было податься. Никто больше не принял бы их – все боялись заразиться оспой. Только изредка они выглядывали из-за стен. Лица у них были чернее, сажи, на лбах красовались повязки.

Мы таскали с острова ягнят при первой возможности и всласть пировали, набирали фруктов, сколько могли унести. Остров Кэт – отличное место для высадки, поскольку немногие там останавливались из-за заразы. И если вопли больных немного омрачали веселье, ради климата и пищи можно было их потерпеть.

Сейчас я могу писать об этом острове сколько угодно, лежа в гамаке и поджидая тебя с кинжалом в зубах.

В последний раз мы прорубались сквозь кусты и валежник почти пять дней в поисках знаков, которые могли бы привести нас к сокровищу, и опять ничего не нашли.

Я сверился с подсказкой. В ней не было сказано «Ищи на острове Кэт». Переставив буквы, можно было получить также «No Cat Island» – «Не ищи острова Кэт», что коренным образом меняло дело. Эдварду я ничего не сказал, хотя он и сам был рад убраться оттуда, поскольку провиант подходил к концу и стенания поселенцев стали раздражать не на шутку.

В конце концов мы отчаялись и уплыли ни с чем. Нас носило от берега к берегу, от порта к порту, словно чаек. В этих странствиях протекли мои лучшие годы: что ни день, то новый курс, новая надежда. Казалось, еще один риф, еще одна гавань – и сокровище мое.

Бонс все свои богатства спустил на выпивку. Моему Эдварду пришлись по душе камзолы с серебряными пуговицами. Он покупал трости с дорогими набалдашниками, карманные часы, шелковые платки, треуголки и прочие атрибуты дворянина. После Испании он стал особенно внимателен к своим локонам и стригся всего дважды в год, а перед стрижкой выпивал для храбрости.

К Соломону команда со временем привыкла. Один юный головорез даже объявил его корабельным талисманом, поскольку мы никогда не терпели поражений с тех пор, как он взошел на борт. Правду говоря, мы и прежде не проигрывали, однако я не стал распространяться на сей счет. Джимми и Луис, которые раньше спорили до хрипоты по любому пустяку, ополчились на Соломона. Они его на дух не переносили. Луис не стал к нему добрее даже после того, как Соломон избавил его от сыпи на заднице – пятно было точно карта Шотландии (к ней он тоже не питал теплых чувств). Соломон лечил всех от всего, да и в бою не знал промаха, хотя шпагу вытаскивал только для защиты. Однако вскоре он начал испытывать мое терпение тем, что просился на свободу при каждом заходе в порт.

Твой Сильвер свои богатства не тратил. Он их копил и складывал туда, где мог любоваться ими от зари до зари, пока не пришла пора их припрятать понадежнее. Выбора не было – очень уж много накопилось добра. Он преумножал запасы золота и всего, что блестело, считая буквы в словах, перечитывая загадки и ища ответы, где только можно – а они были просты и очевидны. Теперь я могу так написать. Ответ всегда прост и очевиден, когда его знаешь, не так ли, дружище?

Крови, которую мы пролили за все эти годы, хватило бы на целую реку. Мои похождения достойны записок дьявола. Впрочем, не один я отличился. Даже судья побледнел бы, узнай он о твоих подвигах, Тебя приказали бы вздернуть на перекладине. Хотя не спеши унывать: пусть тебе и не повезет висеть в Ньюгейте, мы с дьяволом не оставим тебя в одиночестве. Полагаю, меня встретят в аду с надлежащими почестями – не каждый день такая персона удостаивает визитом Старого Ника. А еще, друг мой, я подарю свою трубку бесам, а вот этот кувшин – бесенятам, чтобы они мучили тебя по моему приказу. Жду этого с нетерпением. Уж я прослежу, чтобы ты угодил на нижний круг ада, не сомневайся.

Я убью тебя вот этим пером. Утоплю в чернилах. Чтоб тебе век удачи не видать.

Я полюбил золото, потому что был нищ. Я воровал ради куска хлеба. Твои сородичи сделали меня тем, кто я есть, вылепили по своему подобию. Они морили меня голодом, я же обчищал их карманы. Они, добрые подданные короны, убили слепого Тома, и я платил им тем же.

* * *

Снова жар.

Вглядимся пристальнее в подзорную трубу, прежде чем лихорадка возьмет свое. Я вижу корабль, только вышедший из Порт-Ройяла. «Мария» – так назывался этот французский торговец. Мы подняли их флаг, затем поставили фонарь, как у француза, и команда «Марии» зарифила паруса. Мы сделали то же, бросили им в шлюпку тали, а они – нам. «Марию» закрепили линями на грота-брасе. Два корабля встали борт о борт, словно обрученные, а мы – я и капитан-француз – оказались промеж них. Эдвард спустил якорь-кошку, Моряк на французской шлюпке сделал то же самое. В следующий миг мы покидывали с себя французские ливреи. Тут капитан «Марии» осознал ошибку и бросился отдавать команды, но было поздно. Французы уже спустили паруса.

– Я изымаю этот корабль именем Долговязого Джона Сильвера! – крикнул я ему. При этих словах Бонс толкнул гик и сбросил их боцмана за борт.

Был только один способ вырваться из наших силков – поднять кошку и обрубить снасти, но я не собирался ждать, пока капитан «Марии» отдаст этот приказ. Наш перлинь поймал ее за бушприт, и французы оказались на поводке.

Мои люди ринулись на абордаж – по шлюпкам, из пушечного порта в порт. Мы промчались по трапу и начали бойню. Французов кололи шпагами и дырявили из пистолетов. Наших полегло всего двое, а на «Марии» шагу некуда было ступить от трупов. В конце концов остался один капитан, но после того, как он плюнул на Эдварда, мой штурман сделал ему новый пробор в волосах при помощи тесака.

Добычу долго искать не пришлось: под балластом были припрятаны тюки и бочки со всевозможным добром – шелка и шерсть, батист, жемчуг и серебро. Листовое золото. Золотой песок. Масло и перец, зерно и кожи, меха и сало, чулки и благовония. Шляпки, пряжки, башмаки, платья, пуговицы, ленты и перья, вина и сыры, вертелы, иглы, скрипки и снасти. И даже люлька.

И все эти сокровища теперь принадлежали нам.

Эдвард и Джимми, оба навеселе по случаю богатой добычи, отплясывали джигу. Остальные напялили чепцы и платья и изображали дам. Один взялся пиликать на скрипке, другой отбивал ему такт по бочонкам. Мы пили и пели весь день и всю ночь, славя нашу удачу. Потом ребята начали мечтать вслух, как потратят свою долю. Каждый что-то сказал, кроме Соломона. Он сидел на корме, где обосновался с первого дня, и следил за нами.

– Я бы купил себе корабль, – сказал Эдвард. – Какую-нибудь бригантину, быстроходную и норовистую. Обращался бы с ней как положено. Уж вместе мы поплясали бы – не в обиду Джимми.

Тот тряхнул головой.

– Да уж, быстрый кораблик мне не помешал бы, – продолжил Эдвард. Он совсем захмелел. – Такой, чтоб нестись на нем по волнам, грабить, резать и мухлевать да отплясывать из последних сил.

Мою «Линду-Марию» трудно было чем-то пронять – будь то перемена погоды или перемена в людях, а то и во всем мире, но тут ее паруса загудели и лопнул один шкот, будто слова Эдварда царапнули нас по днищу. Деревянные святые не улыбались и не корчили рож – им все было едино, Однако для меня Эдвард стал другим после этих слов. Они как бы подвели черту его верности. Он не стал бы так говорить даже во хмелю, если бы не имел причины, если бы не хотел изменить наш курс. Заметь, с какой мелочи началось его предательство: с вызова капитану, желания иметь свой собственный корабль. Хотя случилось ли это вдруг или Эдвард давно к тому вел? Может, он нарочно таскал нас по рифам и мелководьям, а сам тем временем разгадывал шифры? Он же сам заявил, что коровы и колосья не имеют отношения к делу. Я давным-давно это понял, о чем не преминул ему сообщить. Надо же, как совпало! Или Эдвард все знал заранее? Так почему скрывал который год подряд? Потому что я был ему нужен, так-то. У него ума не хватило бы решить все загадки в одиночку.

Так было ли предательство или Эдвард до конца хранил мне верность?

Мы оба знали о шифрах и, сколько бы ни пытались сбить друг друга с толку, могли разгадать их каждый по-своему. Что же изменилось? Подвернулся корабль, и Эдвард увидел в нем шанс. Что им двигало – жадность или скрытность? Или и то и другое?

Он на миг уронил голову, как будто что-то обдумывал, и повернулся ко мне:

– Уж с таким корабликом мы бы поплясали, ведь меня обучал танцам самый главный музыкант. – Я поклонился. – Норовистый кораблик… – Он не договорил и вздохнул.

Я решил – пусть забирает. С моей стороны это была лишь уловка, способ показать свое доверие.

Капитан должен знать тех, кем командует, и я знал их, как никто другой, поэтому направил корабль в Порт-Ройял, созвал весь свой сброд на палубу и объявил, что намерен бросить якорь в доках и запастись провиантом для следующего набега. Вот было зрелище! Команда заревела «ура» и побросала в воздух шляпы и рубахи. Кто-то даже похлопал Пью по спине (и тут же вытер руки о планширь).

Я вызвал Эдварда к себе в каюту и сказал, что в Порт-Ройяле возьму провиант не только для себя, но и для «Марии». Он спросил, почему мы не спалили ее, как прочие захваченные суда.

– Зачем сжигать даму? – спросил я его.

– Загляни к ней под люк и увидишь одни только бимсы да шпангоуты, – отозвался Эдвард.

– Это ничего не меняет, – возразил я. – Дама есть дама, будь у нее хоть беседка на месте кормы. И обращаться с ней нужно соответственно.

– Не понимаю, Джон. Что мне до «Марии»?

Не он ли только вчера просил меня о корабле? И кто – верный друг или хитрец-предатель? Этого я не мог разобрать.

– Я заметил кое-что у тебя в глазах, если только это не пыль попала. Всякое возможно. Точно так ты когда-то смотрел на Евангелину.

Эдвард пригладил волосы.

– Я собирался сказать, что ты должен был научиться вести себя с дамой. Пришло время проверить умение. Я дарю тебе даму. «Марию».

При этих словах рука Эдварда замерла.

– Что ты сказал, Джон?

– Ты никак оглох? У тебя будет свой корабль. Ты его хотел и получил. – Я стукнул его в грудь. – Будешь о нем заботиться как о родном. – Эдвард не шевелился. – Потому что я оставляю его – ее – на твое попечение.

Парень слегка пошатнулся.

Друг или предатель? Вскоре я это решу. Но пока у меня к нему оставалось еще несколько слов. Для проверки.

– Да, вот еще что, – сказал я словно по секрету, – я разгадал шифр с ящиками.

Всей правды Эдвард от меня не дождался бы, но я думал: вдруг он расскажет мне что-нибудь важное, пока мы еще были друзьями?