Текст книги "Юго-Восточная Азия и экспансия Запада в XVII – начале XVIII века"
Автор книги: Эдуард Берзин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 41 страниц)
Сиам в конце XVII– начале XVIII в
Известие о перевороте в Сиаме не охладило Ташара, хотя ему пришлось распустить 100 своих «добровольцев». Едва узнав о воцарении Петрачи, он стал разрабатывать планы новых интриг, построенные на уважении, которое сын Петрачи Лыанг Сорасак питал «к учености отцов иезуитов» [245, с. 97].Дипломатию Ташара, снабженного письмом Людовика XIV к новому королю, должна была поддержать военная сила эскадры Дюкен-Гиттона, состоявшей из 6 кораблей. 24 февраля 1690 г. эскадра покинула Францию и в августе 1690 г. прибыла в Пондишери. К этому времени Дефаржа уже не было в живых. Сам он и большая часть его солдат и офицеров погибли от болезней. Не решившись напасть на Мергуи или Бангкок, Дюкен-Гиттон ограничился «робким крейсированием у берегов Сиама» [238, с. 379].
Попытка Ташара пробраться в Сиам вместе с членами четвертого сиамского посольства, которое он некогда возглавлял, не увенчалась успехом. Правда, после возвращения сиамских послов все арестованные французы были тотчас освобождены, несмотря на то что взятые взаймы деньги и суда так и не были возвращены Сиаму. Но вступать в какие бы то ни было переговоры с Ташаром сиамское правительство отказалось. Не добившись никаких результатов, в январе 1691 г. эскадра Дюкен-Гиттона отплыла во Францию. Пользуясь оказией, глава французской базы в Пондишери Мартин послал Сеньеле еще одно пространное письмо, в котором доказывал, что вернуться в Сиам можно только силой [156, с. 277].
Татар решил, однако, еще раз испытать свои дипломатические способности и остался в Индии. В июле 1691 г., уже зная о том, что французы в Сиаме выпущены из тюрем, он, чтобы завязать разговор, обратился к праклангу Пья Коса Тибоди с просьбой освободить их. В сентябре того же года в Пондишери приехал сиамец-христианин в сопровождении двух чиновников с ответом.
В этом письме Пья Коса Тибоди заявлял протест против вероломного нарушения договора Дефаржем. Далее он сообщал Ташару то, что тому уже было известно – о гуманном отношении сиамского правительства к французским подданным. Письмо еще раз подтверждало готовность Сиама возобновить торговые отношения с Францией. Однако об уступке французам Мергуи, подчеркивал Пья Коса Тибоди, не может быть и речи [156, с. 282].
После этого французы задержали всех трех послов (в том числе и своего единоверца), а Ташар направил праклангу новое письмо, обещая прибыть в Сиам вместе с французской эскадрой. Год спустя, в сентябре 1692 г., когда стало ясно, что эскадра не придет (Людовику XIV, занятому войной на нескольких фронтах, было не до Сиама), сиамских послов пришлось отпустить, снабдив их новыми письмами. В ответ Пья Коса Тибоди направил обширную ноту, излагающую все претензии Сиама к Франции [прил., док. 129].
Падение Пондишери, захваченного голландцами в сентябре 1693 г., временно прервало дипломатическую переписку. Но в 1697 г., когда стало ясно, что война в Европе кончается, интерес французского правительства и Ост-Индской компании к Сиаму пробудился с новой силой. Едва лишь французские послы выехали в Рисвик для ведения переговоров о мире, преемник Сеньеле, маркиз Поншартрен, отдал приказ готовить новую эскадру под командой адмирала Ожье [156, с. 356].
Через несколько дней после подписания Рисвикского мира 17 августа 1697 г. директор французской Ост-Индской компании Дю Бар предоставил Поншартрену меморандум, в котором излагал задачи этой эскадры: «С прибытием судов Ташар должен возвысить голос и потребовать Мергуи в возмещение убытков, причиненных французам» [156, с. 358]. Номинальный суверенитет, в крайнем случае, дю Бар советовал оставить Сиаму, добившись, однако, права немедленно начать постройку укреплений. Если же не удастся захватить Мергуи, следует захватить остров Джанк Сейлон [156, с. 359].
В августе 1698 г. мощная эскадра Ожье прибыла в Баласор (Бенгал). Оттуда 52-пушечный корабль доставил Ташара в Мергуи. На этот раз французский посол был допущен в Аютию и смог вручить Петраче письмо Людовика XIV, написанное десять лет тому назад.
Однако Петрача проявил такую же твердость, как и 10 лет назад, и решительно отверг захватнические требования французов. После торжественной аудиенции, состоявшейся 28 января 1699 г., Ташар покинул Сиам, увозя с собой очень вежливое, но ни к чему не обязывающее письмо Петрачи. Всю вину за свою неудачу Ташар сваливал на Ожье, который недостаточно энергично поддержал его требования вооруженной силой (Ожье оправдывался тем, что у него не было провианта для ведения войны) [156, с. 439; 245, с. 97] [64]64
Французский корабль, доставивший Ташара, не был даже допущен в гавань Мергуи. Снамиы, наученные горьким опытом, спешно преградили вход в нео цепями и бревнами, вбитыми в дно.
[Закрыть].
Однако подлинную причину краха посольства Ташара вполне объективно изложил миссионер Бранд, занявший место епископа Лано после смерти последнего (около 1700 г.): «Если хотите договориться с сиамцами для блага религии, – писал он, – надо передать все дело в руки директоров Королевской Индийской компании. Эго будут подходящие люди. Сиамцев интересуют только торговые вопросы. Если преподобный отец опять явится сюда один, я не думаю, чтобы дела приняли лучший оборот» [245, с. 100].
Разумеется, уже сама личность Ташара, ставшая для сиамцев символом французской агрессии и иезуитских интриг в Сиаме, никак не могла внушить сиамскому правительству веру в дружелюбные намерения французов. Еще менее приемлемы были для них его предложения. Испытав один раз опасность потери государственной независимости, сиамцы были готовы сражаться до последнего, но не уступать ни пяди своей территории. Бранд и его коллеги, находясь на месте, лучше понимали это, чем Ташар и Людовик XIV во Франции.
В 1700–1703 гг. Ташар и Мартин продолжали делать все новые попытки добиться своего. Например, в одном из писем, направленных Петраче, сообщалось о желании Людовика XIV построить в Мергуи торговую факторию и… два форта «с совершенно мирными намерениями!» [245, с. 1011. Но разразившаяся в Европе война за испанское наследство и полный крах французской Ост-Индской компании принудили Францию оставить наконец Сиам в покое.
В тяжелой борьбе отстояв свою независимость, Сиам в то же время был вынужден отказаться от активной роли экспортера и торгового посредника между странами Южных морей, которая и привлекала к нему в XVII в. внимание иностранных купцов и завоевателей. Фактически Сиам был теперь закрыт для европейцев.
Официального запрета европейцам посещать Сиам никогда не издавалось. На протяжении полутора веков «закрытого» периода в Сиаме продолжало действовать Общество иностранных миссий. Сиамские власти не трогали его, так как его влияние на местное буддийское население было, как и прежде, практически ничтожным. Никто не изгонял из Сиама и голландцев. Однако обширные кварталы Аютии, заселенные в XVII в. европейскими, индийскими, арабскими и китайскими купцами, пришли в запустение. Голландцы, например, сами закрыли свою факторию в начале XVIII в. как нерентабельную. Центр международной торговли переместился в Индонезию, где господствовал голландский торговый капитал и куда со второй половины XVIII в. начали проникать и английские купцы или их торговые агенты, плававшие под британским флагом.
Почти полное прекращение внешней торговли повлекло за собой и упадок внутренней торговли и ремесла в Сиаме. Как сообщает в XVIII в. французский епископ Тюрпин, уже при сыне Петрачи – Пра Чао Сыа (1703–1709) в основном занимались тем, что строили новые храмы, а торговля и ремесло захирели [256, с. 143]. В XVIII в. в ряде случаев происходил возврат от денежной ренты к натуральной.
Доходы государства, поступавшие от торговых монополий, исчезли, а новые источники доходов изыскать было крайне трудно. В 1690 г. Петрача издал приказ разыскивать и арестовывать людей, уклоняющихся от несения повинностей. Крестьянство, разоренное до последней степени уже во второй половине правления Нарая, ответило на новый нажим столь внушительными восстаниями, что они удостоились даже упоминания в сиамских летописях, которые, как правило, замалчивают подобные факты.
Одно такое восстание вспыхнуло в 1690 г. в пров. Након-найок, к востоку от Аютии, и быстро охватило ряд других провинций Центрального Сиама. Крестьяне именно этого района подвергались особо тяжелой эксплуатации. Возглавил восстание бывший монах Там Тиен, выдававший себя за чудом спасшегося от гибели брата Нарая – принца Апайота.
Повстанцы на первых порах добились значительных успехов. Им чуть не удалось захватить в плен наследника престола Сарасака. Их войско подошло к летней столице сиамских королей Лопбури и начало ее осаду. На этом, однако, успехи закончились. Во время одного из сражений Там Тиен получил ранение, упал с боевого слона, был захвачен солдатами Петрачи и казнен. Как это часто бывало в крестьянских восстаниях, гибель вождя рассеяла войско. Не желая покорно возвращаться под иго сиамской феодальной деспотии, почти все повстанцы с семьями бежали в Бирму. Провинции Наконнайок, Лопбури и Сарабури опустели [273].
Другое крестьянское восстание началось в 1699 г. на восточной окраине страны, в пров. Корат, но также быстро распространилось на Центральный Сиам. Сведения об этом восстании еще более скудны, чем о первом. По официальной версии, зачинщиками были лаосский колдун Бун Кванг и 28 его учеников. Бун Кванг сумел якобы так запугать своими колдовскими чарами местного губернатора, что тот без борьбы уступил ему власть в Корате. Затем повстанцы, как и в 1690 г., двинулись на Лопбури, где, вероятно, находился в это время король. Армия Бун Кванга тогда насчитывала 4 тыс. человек. Но правительству удалось внести раскол в среду восставших (по-видимому, были даны какие-то щедрые обещания), и они сами отправили на казнь Бун Кванга и его учеников.
Параллельно с крестьянскими восстаниями в правление Петрачи происходили сепаратистские феодальные мятежи (в 1691 г. в Корате, в 1691–1692 гг. – в Лигоре), для подавления которых требовалось большое напряжение сил.
Немалые страдания населению приносили стихийные бедствия. В 1703 г. страну поразили жестокая засуха и голод.
Правительству приходилось приспосабливаться ко всем этим обстоятельствам. Пра Чао Сыа имел достаточно здравого смысла, чтобы строить не только новые храмы, но и каналы и избегать войн. Его сын, король Тайсра (1709–1733), также строил каналы. Кроме того, при нем была издана целая серия указов, которые в какой-то степени облегчали положение крестьян и должны были тормозить процесс их дальнейшего закрепощения.
В указе 1717 г. говорилось: «Если жители станут убегать из своих домов от своих начальников, губернатор должен послать туда, где они поселились, своего чиновника, чтобы узнать причину бегства. Если он видит, что народ собирается вместе, он должен выяснить причину этого. Если он узнает, что это движение возникло из-за притеснения со стороны кого бы то ни было, он обязан доложить (вышестоящему начальству. – Э. Б.)» [13, с. 137].
Указ призывает королевских прокуроров – чакрапатов к усилению контрольной деятельности, обязывает их расследовать случаи, когда чиновники отбирают имущество, доносить о всех злоупотреблениях властью, невзирая на лица. Предусматривается и тот, видимо, нередкий случай, когда и губернатор и чакрапат оба заражены коррупцией. В этой ситуации донос может подать любой чиновник провинции. Указ грозил чиновникам, не оправдавшим доверия, смертной казнью (заливание глотки расплавленным серебром – «смерть мздоимца»), но на практике это, видимо, случалось редко. Вместе с тем чиновникам предписывается контролировать крестьян, потерявших всякий интерес к расширению производства: «В сельскохозяйственный сезон губернатор, чакрапат и чиновники должны побуждать народ обрабатывать землю. Работа, которую можно сделать за дни, не должна тянуться месяцами» [13, с. 138].
Указ 1722 г. обязывал чиновников следить за тем, чтобы государственные крестьяне – прай лыанг, побывавшие в монахах, возвращались в свое сословие, а не в крепостные к какому-нибудь феодалу. В соответствии с указом 1723 г. устанавливалось, что при браке крепостного крестьянина – прай сом со свободной крестьянкой – прай лыанг в категорию прай лыанг переходят все их дети, а не половина, как раньше. По указу 1724 г. сильно задолжавший прай лыанг мог работать на государство не шесть, а только четыре месяца в году, а четыре месяца он работал на кредитора.
Все эти указы помимо частичного облегчения положения крестьянства были направлены и на то, чтобы сократить постоянную утечку рабочей силы из сектора свободного (государственного) крестьянства, бывшего основой могущества центральной власти. Крупные феодалы в первые десятилетия XVIII в. полностью восстановили свои позиции, утраченные при династии Прасат Тонга, и посулами лучшей жизни, угрозами или использованием долговой зависимости с каждым годом перетягивали в свои крепостные все больше и больше свободных крестьян. Таким образом, уже в начале XVIII в. появились первые признаки того тяжкого кризиса, который разразился в Сиаме в 60-х годах XVIII в.
Камбоджа в последней четверти XVII в
В 1672 г. Анг Сур погиб в результате дворцового заговора. Он был убит своим племянником, который вступил на престол под именем Чей Четты III (1672–1673). Брат убитого короля, принц Анг Тан, бежал во Вьетнам, а его вдова осталась в стране и даже вышла замуж за узурпатора. Но через несколько месяцев она сумела поднять против него малайскую гвардию, и Чей Четта III был убит [84, с. 204; 104, с. 79; 191, с. 117].
На престол взошел сын Преах Батом Реатеа – Анг Тей (1673–1674), но в том же году его право на трон стал оспаривать с оружием в руках вернувшийся из Вьетнама его дядя Анг Тан. Военное счастье в этой борьбе стало склоняться на сторону Анг Тея. Вскоре под властью Анг Тана осталось лишь несколько районов в Восточной Камбодже: Этим обстоятельством, как предлогом для нового вмешательства в камбоджийские дела, немедленно воспользовался Хиен Выонг. Он предоставил Анг Тану щедрую военную помощь. 22-тысячный корпус вьетнамских войск под командованием видного полководца Зыонг Лама вторгся в Камбоджу и начал теснить войска Анг Тея к западу. В 1674 г. в одном из сражений Анг Тей был убит. Но Анг Тан не успел пожать плоды своей победы. Он скончался почти одновременно со своим соперником, и вьетнамские войска посадили на камбоджийский трон его младшего брата Анг Нона [191, с. 118]. Этот вьетнамский ставленник, однако, недолго продержался на престоле в Удонге. В стране началось патриотическое движение, которое возглавил девятнадцатилетний младший брат Анг Тея принц Анг Сор. Собрав новую армию, он изгнал войска Анг Нона и Зыонг Лама из столицы и большей части районов Камбоджи. В 1675 г. он короновался в Удонге под тронным именем Чей Четта IV (1675–1706). Анг Нон и вьетнамцы отступили в дельту Меконга. Здесь Анг Нон объявил Прейкор (Сайгон) столицей Камбоджи и принес от имени всей страны вассальную присягу Хиен Выонгу. Так, в Камбодже сложилось двоевластие, затянувшееся на 16 лет [22, с. 91; 125, с. 373].
С 1675 по 1682 г. между соперничающими королями не происходило крупных военных действий. Оба они накапливали силы. Чей Четта IV в этот период, возможно по стратегическим соображениям, перенес столицу из Удонга в провинцию Сам-ронгтонг. В начале 80-х годов положение Анг Нона значительно укрепилось благодаря прибытию в Южный Вьетнам множест-ва китайских эмигрантов, остатков разбитых войск павшей Минской династии. Правительство Хиен Выонга переправило их на территорию, контролируемую Анг Ноном и поселило в провинциях Бариа и Донгнай. Китайские эмигранты поселились также в Прейкоре, Диньтхыонге, Кампеанг Секатрей (Бьенхоа). Так начало формироваться китайское национальное меньшинство на Юге Вьетнама. Из этих китайских поселенцев, обладавших большим военным опытом, Анг Нон сформировал армию и, соединив ее со своими кхмерскими войсками и вьетнамскими подкреплениями, в 1682 г. вторгся в Центральную Камбоджу [104, с. 80; 125, с. 373; 191, с. 119].
В 1682–1683 гг. войска Анг Нона заняли юг страны и такие важные центры, как Пномпень и Удонг. В руках Чей Четты IV осталась лишь западная окраина королевства – провинции Ангкор, Баттамбанг и Пурсат. Тогда он обратился за помощью к Сиаму. Сиамский король Нарай послал в Камбоджу экспедиционный корпус под командованием опытного генерала Петрачи. В 1684 г. союзники перешли в наступление. Вскоре Анг Нон опять был вынужден отступить в дельту Меконга [104, с. 80; 125, с. 374].
Потерпев военное поражение, Анг Нон решил прибегнуть к дипломатическому маневрированию. Он обратился к сиамскому королю с просьбой стать арбитром между ним и его племянником. Но король Нарай присудил камбоджийскую корону Чей Четте IV.
В 1688 г., когда Сиам подвергся англо-французской агрессии и не был в состоянии оказывать влияние на дела в Камбодже, Анг Нон решил снова попытать счастья и обратился за помощью к южновьетнамскому королю. Тот выделил ему армию под командованием генералов Тхуен Хуона и Тхум Мона. Вьетнамская армия успешно продвинулась в центр страны и заняла Удонг. Но войско самого Анг Нона было разбито армией Чей Четты IV. После этого отступили и вьетнамцы [104, с. 80; 191, с. 120].
В кампании 1689 г., однако, соединенными действиями вьетнамских войск и китайских наемников Анг Нона был взят Пномпень. Страна была вконец разорена войной. Чей Четта IV отступил в Кампонглуонг и начал переговоры. Чтобы покончить наконец с гражданской войной и интервенцией, он был вынужден признать сюзеренитет южновьетнамского короля. Раскольник Анг Нон получил отступное в виде удела в Срей Сантхоре, где он и умер в 1691 г. После его смерти южновьетнамский король объявил, что, поскольку Анг Нон не назначил наследника для своих владений в дельте Меконга, его наследство, согласно восточнофеодальному обычаю, отходит в казну, иначе говоря, аннексируется [104, с. 180; 191, с. 120–121].
После 1691 г. положение в Камбодже, границы которой теперь примерно соответствовали нынешним, стабилизируется. В 80-х годах XVII в. Чей Четта IV осуществляет широкую программу реформ. Он ревизует и кодифицирует 12 книг законов королевства, реорганизует суды, смягчает многие статьи уголовного кодекса и даже отменяет смертную казнь. Дело здесь, конечно, не в личной гуманности Чей Четты. Просто, как дальновидный правитель, он принимает меры, чтобы избежать нового взрыва крестьянских восстаний в разоренной стране, подобного тому, который произошел на рубеже XV–XVI вв. И действительно, после этих реформ Чей Четте IV приходилось бороться только с мятежами отдельных феодалов, подстрекаемых Южным Вьетнамом (1699 г. – восстание Ема, 1701 г. – восстание Кима), а сведений о народных волнениях в летописях не содержится.
В последние годы своей жизни Чей Четта IV несколько раз отрекался от престола в пользу своих родственников (1695 г., 1699–1701 гг., 1702–1704 гг.), но каждый раз снова брал власть в свои руки. Видимо, он хотел обеспечить при своей жизни мирный переход власти к надежному преемнику, но так и не смог найти подходящей кандидатуры. Некоторая стабильность, достигнутая во второй половине правления Чей Четты IV, после его смерти, в 1706 г., сменилась новым кризисом.
Вьетнам в последней четверти XVII– начале XVIII в
Последняя четверть XVII – начало XVIII в. были для Вьетнама периодом относительно мирного развития. Хотя локальные войны время от времени велись и на Севере, и на Юге (Чини продолжали свою экспансию в северных горных районах и прилегающих к ним областях Лаоса, а Нгуены завершили покорение Тямпы в 1693 г. и районов дельты Меконга, принадлежавших ранее Камбодже), все же в целом Север и Юг уже не представляли собой противостоящие друг другу военные лагеря. Роль военных в обществе, особенно на Севере, заметно снизилась.
Полувековая война с Югом, истощившая ресурсы государства Чиней, сопровождалась ростом эксплуатации небогатого крестьянства аграрно перенаселенного Севера. В летописях замелькали упоминания о борьбе с «разбойниками», т. е. крестьянскими повстанцами. Правительство Чиней было вынуждено пойти на снижение нормы эксплуатации путем периодической отмены в голодные годы налогов, стало прибегать даже к раздаче риса или денег в голодающих районах. Крестьян стали освобождать от налога по старости не в 60, а в 50 лет. Для поощрения частной торговли рисом и облегчения его переброски из урожайных в неурожайные места были отменены внутренние таможни и сборы на причалах рек. В то же время была усилена борьба с произволом отдельных чиновников (была, в частности, проведена судебная реформа, ограничивающая волокиту и взяточничество). Государство стало пополнять свою казну за счет экспроприации части феодалов. У довольно обширной категории их были изъяты «наследственные», т. е. частновладельческие, земли. Наконец, были ограничены привилегии королевской гвардии – так называемых силачей, профессиональных солдат, набиравшихся, по традиции, в провинциях Тханьхоа и Нгеан [65]65
В ответ на это «силачи» под предводительством Ву Зюи Ти подняли восстание в столице в 60-х годах XVII в. Правительству, однако, удалось подавить это восстание [31, с. 36].
[Закрыть]. Как пишет Д. В. Деопик, «известно, что феодальные государства идут на такие меры лишь в критической ситуации» [31, с. 37].
Все эти своевременно принятые меры правительства Чиней привели к тому, что локальные выступления «разбойников» не слились в общенародное восстание, крестьянская война во Вьетнаме разразилась лишь столетие спустя. Положение на Севере постепенно стабилизировалось.
На Юге правительство Нгуенов имело больше свободы для маневра в своих отношениях с крестьянами. Вновь завоеванные огромные и слабо заселенные территории Тямпы и Камбоджи образовали практически неисчерпаемый для того времени земельный фонд. Нгуены охотно позволяли переселяться на эти земли не только своим подданным из старых провинций, но и многочисленным китайским иммигрантам, хлынувшим в Южный Вьетнам после окончательного завоевания Китая войсками династии Цин. Уже в 70-х годах XVII в. (намного раньше, чем на Севере) Нгуены стали поощрять развитие частновладельческих хозяйств в противовес общинным. Д. В. Деопик пишет: «Что же касается распашки нови, вырубки леса и подъема целинных земель с последующим созданием там обрабатываемых полей, то их разрешалось превращать в частные земли для постоянной (т. е. вечной) обработки при условии внесения особого налога. Этот важнейший законодательный акт, узаконивший поместное землевладение, был принят в Дангчаунге (Южном Вьетнаме. – Э. Б.)за полвека до появления аналогичного закона в Дангнгоае (Северном Вьетнаме. – Э. Б.)»[31, с. 67–68]. Зажиточные крестьяне, отделившиеся, таким образом, от общины и превратившиеся в мелких помещиков, стали надежной опорой режима Нгуенов.
Стабилизация внутреннего положения в обеих частях Вьетнама сопровождалась дальнейшим развертыванием международной торговли, в которой чем дальше, тем больше стала преобладать ориентировка на китайский рынок [66]66
Торговля с Вьетнамом не мешала китайским властям организовывать пограничные инциденты с целью оттягать у Северного Вьетнама часть его земель.
[Закрыть]. Одновременно продолжала вестись торговля с Голландией и в меньших размерах с Англией и Францией. Любопытно, что, хотя военные действия между Чинями и Нгуенами прекратились в 1673 г., борьба внутри северовьетнамского правительства между сторонниками мира и сторонниками продолжения войны, видимо, продолжалась еще около семи лет. Так, в письме короля Ле Зя Тонга генерал-губернатору И. Метсёйкеру, написанном в начале 1674 г., говорится: «В прошлом году король Батавии прислал мне две большие пушки, которые в своем письме описал как очень хорошие, но это не так. Мой специалист по артиллерии говорит, – что снаружи они кажутся хорошими, а внутри испорчены и негодны к употреблению. Тем не менее я благодарю короля Батавии и прошу не обижаться, что я их отсылаю обратно… Нам необходимы пушки для укрепления и обороны наших городов. Поэтому я прошу короля Батавии, чтобы он эти две пушки обменял на две другие хорошие и прислал бы еще две хорошие пушки, всего четыре. А также прислал бы серу, селитру, ядра и другие военные материалы» [прил., док. 92].
В следующем году Ле Зя Тонг снова жалуется на то, что голландцы присылают ему либо бракованные, либо малокалиберные пушки, которые он посылает назад вместе с деревянной моделью пушки, которую ему хотелось бы иметь [прил., док. 97]. На подобные требования голландский генерал-губернатор отвечал уклончиво, то ссылаясь на трудности, связанные с войной против Англии и Франции, то объясняя, что заказанные Ле Зя Тонгом крупнокалиберные пушки можно изготовить только в Голландии и доставка их во Вьетнам займет не менее трех лет [прил., док. 93, 98].
Только в 1680 г. тон писем северовьетнамского правительства в Батавию меняется. Новый король Ле Хи Тонг (1675–1705) пишет генерал-губернатору Р. ван Гунсу: «В прежние времена мои предки договорились с голландцами, что они будут ежегодно приходить торговать в наше королевство и привозить пушки, сукмо, янтарь и испанские реалы, но впоследствии голландцы стали манкировать доставкой этих товаров, и, несмотря на то что они в это время воевали со своими врагами, было бы справедливо, если бы батавский король уделял нам ежегодно из своих излишков пушки, ядра, селитру и серу, чтобы оказать нам помощь этими военными припасами, тем более что мы с нашими вельможами постановили не разрешать находиться постоянно в нашем королевстве никому из иностранцев, кроме голландцев, о чем король Батавии забыл. А сейчас наше королевство находится в мире и безопасности от врагов, поэтому король сообщает, что голландцы впредь не должны присылать нам пушки, ядра, селитру и серу. Когда же нам опять понадобятся эти военные припасы, король сообщит об этом в письме генерал-губернатору» [прил., док. 105].
Теперь, когда необходимость в военных поставках Голландии отпала, голландцы утратили возможность диктовать свои цены на северовьетнамском рынке, и король вежливо, но твердо дает это понять Р. ван Гунсу. «Мы относимся к людям Вашего Превосходительства как к своим собственным подданным и так же ценим их, однако ваши люди отличаются от наших тем, что они хотят всегда поддерживать одну и ту же цену на товары, между тем следует учитывать, что товары бывают дорогие и дешевые» [прил., док. 105].
Это письмо Ле Хи Тонга вызвало сильное раздражение в Батавии. В ответном письме Р. ван Гуне недвусмысленно грозит сворачиванием голландской торговли в Северном Вьетнаме. «Прежде, – пишет он, – от продажи товаров в Тонкине мы получали некоторую прибыль и могли покрыть наши издержки, и поэтому мы старались посылать в Тонкин все товары, затребованные главами нашей фактории в этой стране. Но уже несколько лет вместо того, чтобы получать прибыль, мы в Тонкине терпим убытки. Товары, которые мы туда послали, долгое время лежат непроданными в пакгаузах, а мы могли бы их выгодно продать в других местах. Поэтому Ваше Величество в своей высокой мудрости должны понять, что такое положение невозможно, и пока мы не будем получать никакой прибыли, мы не можем посылать товары в Тонкин в таком количестве, как раньше… В настоящее время мы посылаем в Тонкин малое судно с припасами, необходимыми для наших людей, живущих в земле Вашего Величества, а также некоторое количество денег для покупки шелковых тканей, которые нам нужны для личного потребления» [прил., док. 109].
Ноты шантажа слышны и в письме генерал-губернатора К. Спеелмана Ле Хи Тонгу, посланном в ответ на просьбу вьетнамского короля прислать рис в пораженный неурожаем Северный Вьетнам. Рис генерал-губернатор отправил в малом количестве, ссылаясь на нехватку его для собственных нужд голландской Ост-Индской компании и явно увязывая дальнейшую помощь со снижением цен на вьетнамский шелк. «Мы… – пишет он, – посылаем… ради старой дружбы между королем и Компанией наше судно с припасами для наших людей в Тонкине и некоторым количеством голландских денег, чтобы попробовать закупить по доступным ценам шелк-сырец или шелковые ткани, а если это не удастся, увезти эти деньги обратно» [прил., док. 111].
Голландскую гегемонию на северовьетнамском рынке в эти годы сильно подрывала английская, португальская и, в известной мере, французская конкуренция. В 1672 г. в Северный Вьетнам вновь прибыл представитель английской Ост-Индской компании Гиффорд. 14 марта 1673 г. Гиффорд был принят королем, который разрешил англичанам открыть факторию в Фохиене. В 1683 г. английская фактория была переведена в Тханглонг. Торговля английской Компании с Северным Вьетнамом продолжалась до 1697 г., когда произошел вооруженный конфликт между служащими английской фактории и местным населением [67]67
Капитан английского судна Уоллес похитил вьетнамку и удерживал ее на борту корабля. В последовавшем столкновении были убитые с обеих сторон, в том числе и сам капитан [142, т. 1, с. 483].
[Закрыть]. После этого английская фактория в Северном Вьетнаме была закрыта навсегда [162, с. 30–35; 190, с. 32–34; 191, с. 66–69].
Примерно в это же время англичане попытались завязать торговые отношения с Южным Вьетнамом. В мае 1695 г. председатель Совета английской Компании в Мадрасе Натаниэль Хиггинсон направил ко двору Куоктюа (1691–1725) своего представителя Томаса Боуйера. В инструкции, которую Хиггинсон составил для Боуйера, ему предписывалось добиваться для англичан экстерриториальности, права расправы над нанятыми служащими из местных жителей, свободы от пошлин на все ввозимые и вывозимые товары, предоставления места для строительства дока и ряда других привилегий [прил., док. 130]. В инструкции также говорилось: «Позаботьтесь о том, чтобы все люди на Вашем судне вели себя вежливо и были трезвы, чтобы не было нанесено никакого оскорбления правительству Кохинхины и не причинено вреда местным жителям» [прил., док. 130].
В августе 1695 г. Т. Боуйер прибыл к берегам Южного Вьетнама, 9 октября достиг Хюэ, а 2 ноября 1695 г. был принят Куоктюа. В последовавших переговорах южновьетнамский правитель в принципе согласился на основание английской фактории в его стране, но отверг непомерные требования англичан. В апреле 1696 г. Т. Боуйер отплыл обратно в Мадрас, так и не основав в Южном Вьетнаме постоянной фактории. В 1702 г. англичане предприняли новую попытку овладеть контролем над южновьетнамским рынком. Они захватили остров Пуло Кондор, принадлежавший Южному Вьетнаму, и возвели там форт, но в 1705 г. местное население восстало и с помощью армии Нгуенов изгнало англичан с острова [21, с, 203; 162, с. 38–39].
Французская торговля во Вьетнаме в последней четверти XVII в. была тесно связана с деятельностью Общества иностранных миссий. Летом 1680 г. в Северный Вьетнам прибыло судно французской Ост-Индской компании «Тонкин» под командованием капитана Шаплена. Французы получили разрешение основать свою факторию в Фохиене, и, предлагая свои товары дешевле английских и голландских, на первых порах завоевали большую благосклонность северовьетнамского правительства. Вскоре, однако, выяснилось, что деятельность французской Компании в Северном Вьетнаме служит лишь ширмой для христианской пропаганды, а в роли купцов, как правило, выступают законспирированные миссионеры [166, с. 241; 191, с. 81–82].
