Текст книги "Удивительные приключения пана Дыли и его друзей, Чосека и Гонзасека"
Автор книги: Эдуард Скобелев
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Первый раз в самолете
Друзья гуляли по выставке и увидели старинный самолет. Когда-то прежде они видели самолеты в небе королевства и потому не удивительно, что им захотелось полетать.
– Уверяю вас, завтра закрывается выставка, и мы куда-нибудь улетим, – убеждал друзей Чосек. – Когда еще представится такой счастливый случай?
Пан Дыля поворчал, но забрался в самолет. Там все попрятались и сидели тихо, как мыши.
Просидели целые сутки, а моторы все не заводят.
Пану Дыле надоела затея. Он вышел из самолета и увидел дворника.
– Капитан, скоро ли полетим?
– Когда рак на горе свистнет, – ответил дворник. – Это же не самолет, это макет из фанеры.
Как Чосек вылечил алкоголика
Чосек вычитал в газете объявление. «Десять тысяч рублей тому, кто вылечит от алкоголизма моего сына!»
– Послушай, Дыля, не хочешь ли заработать десять тысяч?
– Нет, я еще никак не отойду после «свадьбы»: бока болят. От кочерги. Да и что это за деньги ныне – десять тысяч? Как сто рублей прежде.
– Бери портфель и пойдем за деньгами, – сказал Чосек. – Какие ни есть, а все же деньги. Без них ни хлеба, ни чаю… Уж я вылечу алкоголика. По номеру телефона вижу, это главный архитектор города, сына которого спаивают, чтобы сковырнуть с должности его отца.
– Телефон ты, возможно, знаешь, но ты не знаешь, как вылечить алкоголика. Алкоголизм – серьезный недуг. Пострашнее туберкулеза или паралича. Происходит полное перерождение личности, но никто этого вовремя не замечает. И самому больному кажется, что все в порядке. Наши языческие предки считали алкоголизм язвой презренных рабов и холопов. Лишь спившийся от угощений недругов Владимир отрекся от веры предков.
– Э, что там! Алкоголизм – это болезнь выгребной ямы, в которую превратили общество «вожди» со своими шайками! Она излечивается при помощи выгребной ямы!
И он отправился по указанному адресу. Осмотрев больного, Чосек попросил архитектора устроить на берегу загородного отстойника для нечистот две фанерные кабинки, в одной – стол с вином и закуской, в другой – душевую.
И велел столкнуть безвольного молодого человека в вонючее месиво, кишащее червями и паразитами.
Тот выбрался на берег и бросился в душевую. Его рвало от омерзения.
«Операцию» повторил несколько раз. Наконец, молодой человек взмолился:
– Оставьте меня в покое! Клянусь, больше никогда не притронусь к хмельному зелью!
– В тебе еще живо человеческое. Но этого мало, – сказал Чосек. – Чтобы стать человеком, нужно понять свою ответственность перед сущим, иначе говоря, понять, зачем дается жизнь!
И попросил посадить молодого человека в морг. Увидев вокруг себя мертвецов, человек стал колотить в цинковую дверь и кричать: «Выпустите!» Но его выпустили только тогда, когда он поклялся, что знает, как надо жить человеку, чтобы не нюхать день напролет смрад мертвечины.
– Обе эти процедуры совершенно бесполезны с точки зрения твоего выздоровления, – сказал Чосек молодому человеку. – Они жестоки и безобразны. И в какой-то мере даже опасны. Это очень горькие пилюли лечения, но они были необходимы мне, чтобы выяснить характер твоего перерождения, его главный исток. Я понял, что тебе не интересно и тревожно жить в нынешнем мире, ты его боишься и внутренне не принимаешь. Однако всякий нормальный человек обязан противостоять безобразию. Это его первый долг и как божественного существа, хотя негодяи его за таковое не признают, и как частицы своего народа. В процессе порочного воспитания и самовоспитания ты был потерян для высшего и соскользнул к низшему. Нелегко найти тропу, где ты свернул, но мы ее найдем вместе!
И он погрузил молодого человека в гипнотическое состояние и постарался внушить ему все то лучшее, чем владел.
– Ну, вот, теперь твой сын на пути к выздоровлению, – сказал Чосек архитектору. – Он пережил некоторые потрясения, но, я думаю, понял их символику, уразумел, что пьянство – ложный способ существования, унизительный отказ от постоянной борьбы за лучшее, которая должна составлять сердцевину каждой судьбы… Наши привычки, определяющие будни, настолько искажают подлинный мир, что мы живем уже как бы в ином измерении. Вот почему нужно каждый день присматриваться к своим привычкам: так ли они хороши и удобны, помогают ли видеть подлинное или маскируют его?.. Как отец ты не виноват, что твой сын оказался внутренне пустым и оттого слабодушным, растерялся среди многочисленных проблем бытия и поддался чужому влиянию. Но ты виноват как человек: не внушил сыну, когда он жаждал внушения, что только в постоянной борьбе за расширение своих связей с Природой он может осуществиться как личность и испытать минуты высшего счастья.
Архитектор поблагодарил Чосека и вручил ему гонорар. Но по дороге домой Чосека обобрали алкоголики.
– Бедный Чосек, – сказал пан Дыля. – Вот доказательство: один человек никогда не заменит общество, если речь идет о добрых делах!
– И все же я сделал доброе дело, – похвалил себя Чосек. – Так светло и радостно, что я прибавил к миру, а не убавил от него!
– Пока живы дерзающие, живо и общество, – заключил Гонзасек, который, вообще говоря, сомневался, что Чосек вылечит алкоголика. – Если в обществе слишком уменьшается число благородных людей, целый народ может погибнуть от махинаций одного-единственного негодяя. Так что пестование благородных и благородства – высший долг каждого истинного сына Отечества!
Первый опыт массового исцеления
«Деньги идут на денежных», – говаривал пан Гымза. Чосек подтвердит вам непростой смысл этих слов, только добавит, пожалуй, что именно удача чаще всего и губит удачливого.
Однажды в руках Чосека оказалось триста рублей. Он тут же пустился в авантюру, пользуясь тем, что в городе не было ни Гонзасека, ни пана Дыли, запретившего участие в сомнительных предприятиях.
Чосек объявил о том, что проведет сеанс массовой психотерапии с «использованием направленных космических лучей», снял самый большой в городе зал и поручил распространить триста билетов по пять рублей каждый. После этого отправился в пивной павильон. Подозвав к себе одного из алкашей, Чосек сказал:
– Приходи завтра на мое выступление, я буду давать сеанс телекинеза. Вот билет. Получишь еще десятку, если поможешь в небольшом деле… Видишь ли, мое выступление назначено внезапно, и сюда не смогут приехать исцеленные мною люди. Будь добр, когда я спрошу о действенности моего лечения, встань и скажи, что благодаря мне научился ходить, говорить, крутить шеей и тому подобное. Об уговоре, понятно, молчок!..
Обработав по отдельности дюжину искателей легкого заработка, Чосек в назначенный день вышел на трибуну.
Ассистент из числа добровольных помощников запустил магнитофонную ленту с негромкой, впечатляющей музыкой, люди напряглись, Чосек стал посылать пассы направо и налево и, наконец, заговорил:
– Моя слава обошла вокруг земного шара, и число исцеленных мною столь велико, что я мог бы создать из них независимую республику. Именно поэтому на меня усиливаются гонения со стороны безграмотных и бездарных правителей… Я устал конфликтовать и намерен в ближайшее время отбыть на Багамские острова… А теперь предлагаю выслушать тех, кто раньше пользовался моим искусством, и, возможно, присутствует в этом зале… По очереди, пожалуйста!..
Подкупленные стали подниматься на сцену и нести невообразимый, но тем самым и наиболее неотразимый бред.
– Я родился недоноском, – сказал один, – с недоразвитой селезенкой и тремя лобными пазухами. Благодаря встрече с вами, я исцелен полностью и готов жениться еще раз!..
– После заморозков в Сибирской тайге у меня отнялись ноги, – сообщил второй. – Я сидел на печи ровно девять лет. Ваше лечение произвело чудо: ныне я тренируюсь в любительской футбольной команде!..
– В Березинском заповеднике, – рассказал третий, – на меня накинулся самый крупный хищник местной флоры и фауны и прокусил шейный позвонок. Два года я лежал в местной больнице. Началось окостенение. Прикосновение вашей руки сняло боли и вернуло подвижность позвонкам голени и стопы!..
– Я выпал из рейсового самолета Минск – Симферополь, это было, конечно, лет пятнадцать назад, – теперь нашему брату такие билеты не по карману, – стукнулся затылком и впал в летаргию. Ваш голос заставил ожить мое тело!..
Врали про стихийные бедствия и муху це-це, а потом Чосек сказал:
– Давайте, господа-товарищи, оборвем поток этих искренних признаний! Лучше я использую время для восстановления здоровья присутствующих!
И – начал посылать пассы, уверенно и спокойно оглядывая собравшихся.
Боже, какую овацию устроили Чосеку, когда он окончил свой сеанс! Вновь исцеленных оказалось море! Один кричал, что у него стали выпадать волосы из ушей и носа, прежде искажавшие его облик, другой уверял, что у него рассосались послеинфарктные рубцы на сердце, третий утверждал, что обрел дар ясновидения…
Чосека не отпускали, щупали, любовно поглаживали, задавали вопросы. В невообразимой давке и ошеломляющем галдеже кто-то вытащил из его кармана всю выручку за вечер – 800 рублей, так что нечем было расплатиться с «ранее исцелившимися», число которых подозрительно выросло.
Сообразив, наконец, что дела плохи, Чосек инсценировал обморок и не приходил в себя, сколько его ни трясли, и ни разу не чихнул, когда какой-то сукин сын из «исцеленных» засунул ему в нос соломинку.
Но вот приехала «скорая», и Чосеку удалось оторваться от возлюбившей его толпы. Он подумал, что и вчерашние выпивохи отстали. «Придя в себя» и выглянув в окно, он увидел, что все они оравой караулят под окном больницы, и у многих в руках толстые палки и прутья. Видно, и прежде эти люди не раз участвовали в сеансах «исцеления» и поднабрались кое-какого опыта.
Лишь под покровом ночи Чосеку удалось скрыться, оставив записку: «Благодарю за внимание! С помощью лунного луча отправляюсь срочно в Гонолулу на конгресс экстрасенсов»!
Он бежал не менее пяти километров, а какие-то типы, сопя, преследовали его, но постепенно отстали.
Говорят, в городе потом пошли слухи, что выступавший экстрасенс мошенник, но подавляющее большинство публики с восхищением отзывалось о нем: телекинез для них был и остался последней надеждой…
Раздумья
Друзья коротали ночь у костра. Пан Дыля долго глядел на огонь, а потом сказал, пошевелив подернутые пеплом угли:
– Мы так слабы и смешны порою! Видно, необходимо набраться большого жизненного опыта, чтобы свершить что-либо стоящее!
– А мне кажется, подвиги совершает только тот, в ком бьется горячее сердце, – заметил Чосек.
– Но разве одно исключает другое? – удивился Гонзасек.
– Пожалуй, – сказал пан Дыля. – Человек, в конце концов, устает, а в усталом не может быть горячего сердца…
Рокфор и горожане
Во времена Дундука Дундуковича Чосек работал в магазине.
Однажды магазин получил партию рокфора, пахучего сыра с зеленоватыми вкраплениями, которые ценятся знатоками, а люди несведущие принимают их за гниль.
Люди ходили в магазин, но сыра не покупали. Чтобы показать, какой это вкусный и полезный сыр, Чосек стал уплетать его на виду у покупателей и при этом похваливал.
Ненавистники короля, затесавшись в толпе, стали кричать, что «магазинщики» давно обожрались, власть с ними в сговоре и травит народ: «Пожалуйста, полюбуйтесь, выставили гнилой сыр да еще издеваются, делают вид, что едят, а хороший сыр припрятывают!»
Люди разгорячились, ворвались за прилавок, стали хватать головки рокфора, резать их на части и бросать на пол как испорченные.
– Образумьтесь, – пробовал утихомирить людей Чосек. – Это такой сорт сыра! Его обожают иностранцы! У них он дорогой, а у нас идет по дешевке!..
Но пропагандисты истерически вопили, поджигая толпу на необдуманные действия:
– Люди, требуйте демократии! Требуйте немедленного свержения короля Дундука Дундуковича! Если вы поддержите нас, мы позаботимся о том, чтобы в продаже всегда был голландский сыр!..
Рассвирепевшая толпа, которую защищали законы прежнего короля, чуть ли не до смерти прибила директора магазина, ну и Чосеку основательно намяли бока.
Испортилось здоровье, так что пришлось уволиться. Чосека положили в бесплатную больницу, но три месяца не дали результата. Вылечил его пан Дыля, купивший для Чосека самые дорогие лекарства.
А вышло так. Пан Дыля шел, понурясь, по улице и вдруг захотел чихнуть. Отвернулся к обочине и видит: лежит кожаный кошелек. Бока пухлые. А в чреве, как оказалось, – девяносто девять целковых. На эти денежки накупили продуктов и редкостных лекарств, которые и поставили на ноги бедного Чосека. Но с тех пор он, правда, больше не прикасался к сыру, называемому рокфор.
Как хотели женить Гонзасека
– Хорошо бы сгулять свадебку, – мечтательно произнес Чосек, когда вся компания, голодная и хмурая, остановилась передохнуть на дороге от одного райцентра в другой. – На свадьбах бывает богатое застолье и музыка. Главное – музыка. Когда хорошо поешь, ноги так и просятся в пляс.
– Но где взять жениха? – усмехнулся пан Дыля.
– Хотя бы Гонзасек. Чем не жених?
– Не хочу, – отбрыкнулся Гонзасек. – Я малокровный!
– Не хочешь поесть и попить за чужой счет? – удивился Чосек. – Ну, так давай поедим за твой!
– Я мал ростом, – сказал Гонзасек.
– Не беда! Среди невест есть и такие, что не намного выше тебя. Кстати, в городке, что перед нами, живет одна такая – Циля-Мария Шибзелевич. Даже фамилию помню.
– Бр-р, – передернулся Гонзасек. – Она заставит меня носить галстук и мыть полы, а взамен потребует, чтобы я покупал ей модные сапожки и копил деньги на мотороллер!
– Тем не менее девица прекрасна, как бутерброд, – стал расхваливать Чосек. – Правда, уши касаются плеч и нос спрятан между щек, но в остальном…
И компания свернула в городок. Разыскали Цилю-Марию, и Гонзасек, зажмурив глаза, сказал:
– Позвольте вас пригласить на танец любви!
– Что это за танец и как мы будем его танцевать при этих обормотах?
– Это не обормоты, панна, это мои друзья, и они сыграют гопак на губных гармошках!
Но девица была не дура и, видимо, уже не раз пробовала выйти замуж. Вскоре выяснилось, что она в принципе согласна зарегистрировать брак, но о свадебном застолье не может быть и речи. А вот подарки от жениха приняла бы с большой охотой. И тогда Гонзасек, ощупав свои карманы, воскликнул, как и было договорено:
– Черт, паспорт забыл!
– Ах, вы не оригинальны, – сказала девица Шибзелевич, обмахиваясь веером. – Все мои женихи, вроде вас, всегда говорили, что забыли паспорт. А у них, видимо, и паспорта-то не бывало! Прощелыги!
Замечание обидело Гонзасека.
– От вас селедкой пахнет, уважаемая Циля-Мария, – сказал он и ловким движением достал из платья девицы копченую селедку.
Пан Дыля и Чосек подивились тому необычайно, а девица даже покраснела.
– Верните же мне и пакет, где лежала эта рыба, скверный воришка! Я вышла из дому, чтобы передать ее моей свекрови!..
Друзья переглянулись и молча пошли своей дорогой.
Чосек – кандидат в мэры
В первые годы правления Лямзеля и Слямзеля нужда так прижала друзей, что они вынуждены были просить милостыню, а проще говоря, побираться.
Пришли на вокзал, чтобы переночевать. И вот садится рядом человек в телогрейке и начинает ужинать: ест хлеб с салом, хрустит малосольным огурцом, от которого исходит терпкий чесночный запах.
– А у нас в М., – заговорил человек, видя, что Чосек и Гонзасек не спускают с него глаз, – все перессорились и не знают, кого выбрать мэром. Я так думаю, если бы нашелся какой замухрышка, даже и без прописки, жители городка избрали бы его только потому, чтобы насолить прежнему мэру, который называет народ стадом баранов, упрямо лезущих на бойню.
– В общем, он прав, – сказал пан Дыля. – И что же, у вас нет лидера, которого стоило бы выбрать?
– Нет, – сказал человек. – Мутит всю воду Каплун, директор бани, отъявленный негодяй и взяточник, но люди слушают именно его, а не мудрых и рассудительных граждан. Этот директор выдвинул свою кандидатуру и, наверняка, пройдет, потому что никто не хочет с ним связываться. И в то же время люди будут валить прежнего мэра, у которого все замашки бюрократа…
В общем, довольно туманные рассуждения, но Чосек принял сторону нового знакомца, потому что исходил из своих понятий о чести и справедливости.
– Охламоны, – в сердцах возмутился он. – Дай сальца, тогда, пожалуй, соглашусь выставить свою кандидатуру!..
Мужчина угостил друзей, а после все вместе отправились в М. Чосек зарегистрировался там кандидатом от группы свободных граждан, собрав необходимые подписи в буфете, где продавали пиво: это уже по новым законам, которые навязал королю Дундуку Дундуковичу его главный советник Ивван Ивваныч, о нем молва рассказывает ныне много любопытного, – оказалось, это зять Лямзеля, но оказалось уже после того, как Лямзель объявил себя королем-президентом.
И вот состоялись выборы. Подсчитали голоса: в мэры прошел директор бани Каплун. И как ни странно, именно Чосек помог ему захватить власть: за Чосека проголосовали те, кто колебался между директором бани и прежним мэром, и прежнему не хватило буквально пяти голосов для победы, а он, как выяснилось, был исключительно порядочным и честным человеком.
Выяснилось также, что тип, познакомившийся с друзьями на вокзале, – родственник директора бани и действовал по его наущению.
– Вот что значит доверчивость, – прокомментировал событие пан Дыля. – Нами подтерли чужое грязное место! Один и тот же прием проходимцы повторяют века, а люди все клюют на него! Вот что нужно было бы изучать в школах – методы обмана народов!..
В поисках хлеба
При множестве безработных добыть кусок хлеба было трудненько, а порой и вовсе невозможно. Многие поддавались отчаянию, но другие, понимавшие, что происходит, не собирались уступать своих прав.
Пан Дыля бодрился дольше всех, но и он слег от истощения. И тогда Чосек приковылял на базар – просить милостыню. Однако нищие прогнали его, говоря, что все места уже распределены и они, давно промышляющие здесь, зарежут всякого, кто попытается просить хлеб или деньги на чужом месте.
Проходя мимо базарной свалки, Чосек увидел лыжную палку и левую галошу. Не долго думая, он подхватил то и другое и выставил на прилавке, где спекулянты, именующие себя бизнесменами, перепродавали произведенные на государственных королевских мануфактурах кофточки, костюмы и брюки.
– А у тебя что? – спросил Чосека какой-то вислоухий дядя.
– Сувениры для домашнего музея, – не моргнув глазом ответил Чосек. – Этой лыжной палкой пользовался последний король прежней династии!..
Не прошло и пяти минут, как подле Чосека образовалась толпа любопытных.
– Да врет он! Прежний король никогда не катался на лыжах!
– А галоша? Чья галоша?
– Это из гардероба первой отечественной кинозвезды П. Как видите, торгую только личными вещами знаменитостей. Это специализация нашей фирмы.
– Слушайте его!.. Чем ты можешь подтвердить свои слова?
– Могу дать расписку, – сказал Чосек. – Но неужели вы не поверите мне на рубль, продолжая верить своим правителям, обманывающим вас на миллиарды?..
Чосек торопился: место в торговом ряду стоило денег, могли оштрафовать. Но, слава богу, все обошлось: какой-то мужчина купил палку, чтобы с ее помощью тащить груз, а галошу взял мастеровой мужичок – на прокладки для сантехники…
Правда, в следующий раз номер не прошел: Чосек с грудой хлама в пластиковом мешке оказался в полиции.
– Дяденька, – взмолился он, – что проще: писать огромный акт о задержании голодного или выгнать его из отделения, дав гривенник на кусочек хлеба?
Полицейский задумался, оглянулся по сторонам и гаркнул:
– Чтоб и духу твоего здесь не было!..
Но голод не тетка. В тот же день Чосек с Гонзасеком вновь вышли на промысел. Гонзасек изображал странствующего экстрасенса, излечивающего от всех болезней. Чосек выдавал себя за добровольного помощника, столетнего старика, который омолодился за десять сеансов.
– Тут кругом не продохнуть от этих экстрасенсов, – толковали люди. – Пока народ разевает рты, они срезают кошельки и опустошают карманы. Вот вы, что вы проповедуете, кроме наступления нового кровавого Интернационала?
– Я проповедую голодание, абсолютную невозмутимость духа, борьбу за справедливость и обливание холодной водой по системе Порфирия Корнеевича Иванова!..
За неделю приятели заработали четыреста рублей, потому что больных было множество, а больницы стали «демократическими», то есть платными, недоступными, и потому каждый лелеял надежду исцелиться каким-либо простейшим образом.
Узнав об этом, пан Дыля расстроился:
– Отказываюсь есть хлеб, заработанный таким образом! Вы, как обыкновенные махинаторы, используете беду и доверчивость людей! На правах старшего запрещаю заниматься позорным делом! Лучше погибнуть, нежели вредить своему народу, хотя бы и раздавленному пропагандой, нищетой и воцарившей безнравственностью!
– Хорошо, – согласился Чосек, – слово старшего для нас – закон, но ведь мы поступаем гораздо честнее других: не стремимся обогатиться, не раздуваем свое предприятие в индустрию обмана!
– Все равно, братья! Сладкий хлеб – это хлеб от своего мозоля и своего пота! Я не буду есть хлеба, политого чужим потом и чужими слезами, хотя именно на это толкают короли-президенты! Они разделяют народ на непримиримых соперников, чтобы вечно держать их в подчинении и в рабстве!..