Текст книги "В крови (ЛП)"
Автор книги: Эдриан Феникс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Глава 18
Замолчавшие навсегда
Сиэтл, Вашингтон
22–23 марта
Энни наконец-то заснула, свернувшись на левом боку. Она спала так всегда, с самого детства. Нагнувшись, Хэзер убрала голубой локон с лица сестры. Воспоминание о старом обещании – все такое же яркое, как в ночь, когда она его дала – проигрывалось в голове.
Крошка-Энни в своей пижаме с феей Динь-Динь, держа в руке плюшевого кролика, стоит на пороге комнаты Хэзер. Она трет глаза кулачком. Спутанные рыжевато-блондинистые кудряшки обрамляют пухлое детское личико. Мама и Папа опять орут друг на друга, их яростные оскорбления и крики словно сдирают кожу.
– Иди сюда, – шепчет Хэзер, поднимая одеяло.
Энни забирается в кровать и сворачивается рядом калачиком.
– Мне страшно, – говорит она.
Хэзер укрывает их обеих одеялом.
– Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – обещает она, несмотря на то что тоже боится. Но Крошка-Энни ее маленькая сестренка, как и Кевин – маленький братишка, и она будет всегда о них заботиться, что бы ни произошло.
Крошка-Энни прижимается сильнее, ее плюшевый кролик расплющивается между ними. Ее глаза закрываются.
– Спи крепко, – прошептала Хэзер. Вопреки своему обещанию, она не смогла предотвратить все беды, что случились с сестрой в течение последующих лет.
Казалось, что когда мама умерла, то укоренилась внутри Энни, оставила в ней часть себя, темную, горькую и разрушающую часть, которая противилась всем попыткам ее изгнать.
Возможно, если Энни продолжит принимать лекарства.
Хэзер вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Прошла в кухню и поставила вариться кофе. Пока он капал в кофейник, она прислонилась к барной стойке и потерла лицо обеими руками. Накатило бессилие – посещения места убийства матери, встречи с Родригезом и Ратгерс, с отцом, а затем с Данте и Энни – а день еще не закончился.
Данте… что еще сделал с ним этот ублюдок Уэллс?
Назови мне имя еще раз. Я не могу его прочитать.
Уэллс все еще должен ответить за свои преступления в прошлом и настоящем. Жертвы, что умерли от рук убийц, которых он и Джоанна создали и настроили против общества, нуждаются в голосе, в ком-то, кто ответит за них.
Данте пытался отомстить за свою мать, Женевьеву Батист, тем единственным путем, который знал – жестокостью, но кто отомстит за него?
А жертвы Данте? Хлоя и Прейжоны?
Мысли Хэзер вернулись к смертям в таверне в Новом Орлеане. Двое мертвых детективов из полиции Нового Орлеана, три мертвых завсегдатая, тела и сгоревшее здание. Она боялась, что Данте, с разбитым сердцем и нервным возбуждением, потерявшийся во тьме после смерти Джея, отомстил за него кровью и поджогом. Так запустилась его программа.
Она убрала руки с лица. Холодные пальцы сжали ее сердце. Программа, которую можно запускать снова и снова. Но если она убьет Уэллса…
Хэзер глубоко вдохнула и увела мысли с этой темной дорожки.
Убийство есть убийство, не важно, сколько людей заслуживают смерти.
А убийства в таверне «Напрямик»?
Данте никогда не лжет и не прощает ложь. Когда наступит время, она просто его спросит. Потом этим и займется.
Одно дело за раз. Только одно дело.
Хэзер налила кофе в чашку с мордочкой котенка; освежающий аромат зерен французской обжарки как обычно дразнил. Но сейчас она не была уверена, что сможет выпить даже кофе – в желудке словно лежала груда холодных камней.
Еще немного поработать. Потом спать.
Сев за стол, она отодвинула чашку, даже не попробовав кофе. Затем подняла стопку бумаг и отчетов, которую собрал Данте. Одна фотография выскользнула и упала на стол. Отставив стопку в сторону, она подняла фото. Первая известная жертва Хиггинса, молодая женщина с грустной улыбкой, с репутацией пьяницы и проститутки. Хэзер осторожно вложила фото обратно в стопку.
Хиггинс навсегда заставил замолчать двадцать четыре женщины, включая мать Хэзер. Каждая из них была одинока, страдала, искала тепло в бутылке с выпивкой, в объятиях незнакомца или на барном стуле в окружении сигаретного дыма и пьяного смеха. Большинство из них убегали от неудачного замужества, от незаботливых родителей, от себя. Каждая женщина отчаянно желала принадлежать какому-то месту или кому-то.
Прямо как Энни.
Фото Энни никогда не будет крепиться к отчету о месте преступления, она не будет жертвой неизвестного убийцы. Хэзер этого не допустит. Она потерла шею и потянула плечи, чтобы часть напряжения покинула мышцы.
Хэзер принесла ноутбук из спальни и раскрыла его, положив на стол. Пока ноутбук запускался и загружался, она размышляла: с чего же начинать поиски.
Вариант А: Кем был РСА Алекс Лайонс, и почему его назначили, чтобы сопровождать ее в ее волшебной экскурсии по месту убийства?
Вариант В: Чем было вызвано преждевременное назначение РСА Альберто Родригеза? Почему его временно выбрали главой офиса Сиэтла? И почему он так упорно давил на медицинский отчет и Плохое Семя?
Вариант С: Где скрывается доктор Роберт Уэллс, ушедший на пенсию?
Хэзер напечатала: «ДОКТОР РОБЕРТ УЭЛЛС», и начала с варианта С.
Глава 19
Прямо под кожей
Сиэтл, Вашингтон
22–23 марта
Данте шел по тротуару, слушая мысли смертных, чувствуя сильный ритм. Неоновые вывески «СТРИПТИЗ», «ДЕВОЧКИ, ДЕВОЧКИ, ДЕВОЧКИ», «ПРИВАТНЫЕ ТАНЦЫ» со стрип-клубов на обеих сторонах улицы мерцали и гудели слишком ярко, поэтому он надел солнцезащитные очки. Мигающие цветные огоньки стали более приглушенными. Он сделал глубокий вдох и почувствовал запах выхлопов машин, жареной курицы и соленый запах из бухты.
Сильный и настойчивый голод пульсировал внутри, но Данте все еще мог его контролировать, благодаря Вону. Он облажался, потому что затянул с питанием, и знал это, но жажда увидеть Хэзер была сильнее.
Скрываясь под капюшоном и солнцезащитными очками, он проскользнул мимо небольших групп людей, собравшихся перед некоторыми из клубов. Они курили и смеялись, предлагали друг другу наркотики, секс или взлом. Большинство не обращало на него никакого внимания, их мысли витали где-то в другом месте.
Данте прислушался, но все, что услышал – это грубые мысли, резкие, одинокие и отчаянные. Некоторые были обеспокоенными: «Я говорю, что просто был с парнями, смотрел игру, выпил несколько бутылок пива». Другие – вызывающими: «Я взрослый, я, черт возьми, буду делать все, что хочу». Остальные мысли были о делах, плоскими и скучными: «Эй, детка. Хочешь встретиться? Хочешь минет?»
Часть клубов закрывалась, и машины неуклонно утекали с парковки. Данте перешагнул через один из желтых парковочных блоков и прошел к клубу «ГОРЯЧИЕ ХХХ БУЛОЧКИ». Несколько машин остались на стоянке рядом с выходом для персонала сбоку здания.
Данте последовал за двумя громко бьющимися сердцами, их ритмы совпадали и перетекали в один громкий звук. Перед выходом в темноте, любезно представленной перегоревшей лампочкой, парень в куртке боролся с женщиной, его рука сомкнулась на ее плече.
– Отвали! – закричала она, пытаясь освободиться. Ярость переполняла ее голос, но Данте расслышал нотки страха. Она взмахнула сумочкой.
– Черт возьми! – Парень уклонился, затем схватил ее сумочку и, вырвав из рук, бросил на парковку. Та упала на асфальт, и содержимое высыпалось. – Я потратил на тебя чертову кучу денег! Ты хотя бы могла быть милой.
– Я не…
Данте переместился. Он пронесся через парковку мимо сумочки и остановился прямо позади нападавшего еще до того, как женщина успела договорить.
– … должна тебе ничего!
Парень, пузатый, но с хорошими мускулами, хмуро посмотрел на Данте.
– Не твое дело, мужик. Исчезни.
– А знаешь что? Пошел нахрен. – Данте оттолкнул его одной рукой. Мужик с пивным пузом врезался в здание так, как будто им выстрелили из пушки. Он сполз на тротуар, выглядя ошеломленным.
Женщина моргнула, до конца не уверенная в том, что случилось. Но стоило ей понять, что мужик с пивным пузом повержен, она подбежала, пнула его изо все сил, схватила сумочку с содержимым и, развернувшись, поспешила обратно в клуб. Стальные двери захлопнулись за ней.
Мужик с пивным пузом застонал.
Данте склонился над ним, схватил за воротник ветровки и вздернул на ноги. Он затащил его за угол, к мусорному баку, который был полностью заполнен. Затем толкнул к зданию и прижал к стене, схватив рукой за плечо, втиснув бедро между ног. Мужик с пивным пузом уставился на него, открыв рот, и Данте понял, что его капюшон спал.
– Боже мой…
Данте вдохнул аромат смертного, приправленный адреналином и жаждой, прислушался к его колотящему сердцу, и мысль о крови запульсировала в венах. Прямо под кожей. Обещая удовольствие. Обещая облегчение. Голод расцвел.
Он толкнул голову мужика с пивным пузом в сторону, до того, как тот успел сказать хотя бы слово, и разодрал его теплую, пульсирующую глотку клыками. Зарылся в плоть.
И начал есть.
Глава 20
Пусть мертвые остаются мертвыми
Сиэтл, Вашингтон
23 марта
Пошатываясь, Шеннон идет по краю шоссе, выставив большой палец и всматриваясь в темноту. Но ей действительно нужно вернуться домой. Она только зашла пропустить пару бокалов после всех дел. Дети на тренировке по футболу или на уроке игры на гитаре, или в лагере бойскаутов, и осталось немного времени на саму себя.
Немного времени, чтобы сконцентрироваться на всех тех удивительных идеях и мыслях, и планах, которые гудят в ее голове, как занятые маленькие пчелки, не давая спать. Свет, казалось, заполнял тьму в глазах по ночам, освещая ее мысли и работая в сговоре с глупыми занятыми маленькими пчелками.
Немного времени на то, чтобы утопить подонков и потушить свет.
Следующим она осознает, что стемнело, а луна поднялась высоко в небе. Ее новые друзья стараются уговорить остаться, и секунду она обдумывает предложение. Но потом вспоминает, как Джим сказал:
– Я заберу у тебя детей, Шеннон, клянусь Богом! Тебе надо взять себя в руки. Вернуться в реабилитационный центр.
Так что она освобождается из умоляющих рук друзей – Давай! Еще один коктейль! – и сбегает в холодную октябрьскую ночь. Машина не заводится, телефона нигде нет. Нафиг все. Она бросает машину и решает добраться домой на попутках. Возможно, это взбесит Джима, он будет кидаться криминальной статистикой, пока она не заглушит звук его голоса, напевая про себя.
Иногда ей хочется, чтобы он никогда не работал на чертово ФБР. Нереально конкурировать с такой любовью, с такой преданностью. Он был как священник, а судебно-медицинская экспертиза – акт коммуникации со Святым Бюро.
Октябрь, воздух свеж. Но ей не холодно, она в огне, жива и просто летает. День рождения Хэзер на носу. Ей исполнится двенадцать. От двенадцати недалеко и до сорока. Она так много понимает и не понимает одновременно.
«Я потеряла её?»
Шеннон спотыкается, ее каблук цепляется за неровный край асфальта. Хихикает. Хорошо, что она не за рулем. Очко в ее пользу. Облизав кончик пальца, она проводит воображаемую единицу в воздухе. Сняв обувь, осматривает каблук.
Свет фар разрезает ночь. Шеннон обращает на себя внимание, держа туфлю вместо большого пальца, перенеся вес на одну ногу и улыбаясь. Машина останавливается, под шинами хрустит гравий, из глушителя вылетает струйка выхлопа, горячий запах бензина наполняет воздух. Двигатель урчит.
Шатаясь, она пытается надеть обувь, но, отпрыгнув на одной ноге, оказывается на заднице. Откидывает голову назад и смеется. Хорошо, что она не идет сейчас по прямой линии для копов. Еще одно очко в ее пользу. Нарисовав вторую воображаемую единицу в воздухе, она стягивает другую туфлю и поднимается на ноги, немного спотыкаясь. Чертовы каблуки, из-за них она растеряла всю координацию. Точнее, из-за них и всей выпивки. Шеннон стряхивает грязь с попы, когда водительская дверь открывается.
Мужчина выскальзывает из урчащей машины, и что-то сверкает в его руке.
– Нужна помощь, Шеннон? – спрашивает он.
Ровный гул хорошо налаженного мотора, работающего вхолостую, раздавался в ушах Хэзер, сердце колотилось. Свет пробивался в комнату между планками закрытых жалюзи. Перекатившись на бок, она открыла ящик тумбочки и выудила оттуда блокнот и ручку. Записала столько деталей, сколько запомнила: машина не заводится, потерялся мобильный, воздух холодный и свежий, запах сосны и мокрого асфальта; мужчина, назвавший имя ее матери.
Шеннон и ее убийца знали друг друга.
Хэзер перестала писать. Погоди. Это был сон, только сон. Нельзя заглянуть в сознание женщины, которая уже двадцать лет как мертва. Просто сон, повторяющийся в течение многих лет, а не интервью с жертвой.
Вздохнув, Хэзер положила блокнот и ручку на тумбочку и села, обняв руками накрытые простыней колени. Исчадие лежал на спине в изножье кровати, выставив животик, чтобы его погладили. Он наблюдал за ней довольными глазами-щелочками.
– Доброго утра тебе, – сказала она.
Просто сон, да, сон, который отказывался исчезать. Она все еще слышала звук открывающейся двери машины, пьяный смех Шеннон, все еще чувствовала запах сигаретного дыма из таверны. Просто сон, но этот сон глубоко погрузил ее в разум матери, сон, в котором было больше деталей, чем до этого.
Со времен Вашингтона.
Вздохнув, она посмотрела на часы. Красные светящиеся числа шокировали ее и полностью разбудили. 11:45. Дерьмо! Спрыгнув с кровати, Хэзер схватила халат со стула и, натянув его поверх пижамы, завязала пояс.
C тех пор как в нее стреляли, она стала вставать все позже и позже. Ей было интересно, повлиял ли стресс на ее биоритмы. Она никогда по-настоящему не была ранней пташкой, но училась справляться с этим на протяжении многих лет, как и многие люди в мире рабочей рутины. Мог ли Данте каким-то образом ее изменить, пока исцелял? Она вышла из спальни, все еще погруженная в мысли.
Мантра: Одно дело за раз.
Сделав глубокий вдох, Хэзер оттолкнула запутанные мысли, зная, что вернется к ним позже и обдумает основательней. Она вышла в коридор и почувствовала запах свежесваренного кофе, приятный запах, наполняющий дом.
Она остановилась в коридоре, расчесав волосы пальцами несколько раз, пока не поняла, что просто морально готовится к встрече с Энни.
Но вместо того, чтобы пройти дальше, она закрыла глаза, неуверенность и отчаяние пригвоздили ее к месту. Можно ли помочь Энни? Казалось, больше не было вариантов, надежда иссякла. Конечно, правда о матери должна была принести Энни понимание, но достаточно ли этого, чтобы спасти ее?
Жестокая мысль Шеннон отдавалась эхом в мыслях: «Я ее потеряла».
Хэзер открыла глаза. Нет. Я не могу. Не хочу. Отодвинув в сторону сомнения, она вошла в столовую. Энни сидела, скрестив ноги, на полу перед диваном, листая книгу про вампиров «Пока мы спим». На журнальном столике стояла чашка.
Энни взглянула на Хэзер.
– Привет. Хорошего дня. Там есть кофе.
Хэзер улыбнулась и кивнула.
– Ага, тебе того же. И спасибо.
Пройдя на кухню, она достала чашку из шкафчика и налила кофе, добавила сахара и смесь молока со сливками. Свернувшись на диване, она спросила:
– Как ты? Похмелья нет?
Энни закрыла книгу, положила обратно на журнальный столик и пожала плечами.
– Я в порядке. – Она взглянула на Хэзер через плечо, ее синие, черные и фиолетовые волосы обрамляли лицо. – Сожалею насчет прошлой ночи, обо всем, что сказала о маме. Увидеть эти фотографии… Я хочу сказать, я даже не представляла.
– Я знаю, – ответила Хэзер. – Ничто не подготовит тебя к реальности.
Извинение Энни удивило. Обычно, когда она выходила из-под контроля и нападала на всех и вся, то потом притворялась, что ничего не произошло. Или оправдывала это тем, что была пьяна.
– Как ты справляешься с этим? С тем, что видишь тела, я имею в виду. Это когда-нибудь пугало тебя?
– Конечно, это пугает меня время от времени. И, честно говоря, не знаю, как я с этим справляюсь, я просто принимаю это. – Хэзер сделала глоток кофе, затем добавила: – Я должна, если хочу узнать, кто убил их.
– Но мама мертва уже многие годы, – сказала Энни, отбросив волосы назад. – Почему ты копаешься в деле сейчас?
– Потому что я видела, как кое-кто мстит за свою мать, и поняла, что никто, даже отец, не защищал нашу.
– О ком ты говоришь?
– О Данте.
– Его мать тоже убили? – спросила Энни и заправила локон за ухо, открывая шипы, окружавшие его край, ее лицо стало задумчивым. – Неудивительно…
– Неудивительно что?
– Ничего, – Энни покачала головой. – Он не похож на других парней, с которыми ты встречалась. Ну, я имею в виду, помимо того, что он долбаный вампир.
– Это правда.
– И он выглядит ужасно молодым. Ты ограбила колыбель? Или ему уже много столетий? – Энни быстро передвинулась, чтобы оказаться лицом к лицу с Хэзер. Солнечный свет отражался от колец, продетых сквозь ее брови.
– Спасибо, большое спасибо, маленькая Мисс Мне-двадцать-шесть. Подожди, пока тебе исполнится тридцать один. Ему двадцать три, так что он побыл вне колыбели некоторое время, и мы все равно не встречаемся.
– Ой, извини, – Энни закатила глаза. – Спите вместе, а не встречаетесь.
– Оке-е-ей, давай вернем тему разговора к тебе, – сказала Хэзер.
Исчадие запрыгнул на диван и, мурлыча, удостоил ее колени своим теплым присутствием. Она поставила кружку на подлокотник и погладила его шелковистую меховую спинку.
– Так каков план? Это просто визит, или ты ищешь убежище?
Плечи Энни сгорбились, тело напряглось.
– Черт, я здесь еще и дня не провела, а ты уже стараешься избавиться от меня. – Переставив кружку на журнальный столик, она встала.
– Не начинай, – сказала Хэзер. – Я не стараюсь избавиться от тебя. Ты вломилась ко мне домой, и я хотела бы знать, есть ли у тебя план. Что насчет твоей квартиры в Портленде? Ты переезжаешь сюда? Что насчет работы? Твои лекарства? Терапия?
– О, я понимаю. – Энни обернулась, сжала руки в кулаки. – Давай просто сделаем Энни лоботомию. Это все упростит, не правда ли?
Хэзер взяла Исчадие и положила на подушку рядом.
– Конечно. Угу, – сказала Энни и показала средним иди-на-хер-пальцем на коробку на столе. – Эта мертвая сучка для тебя важнее, чем я.
Ярость заставила Хэзер подняться с дивана.
– Остановись, Энни, – она понизила голос. – Остановись прямо сейчас.
– Тебя заботят только мертвые! Это все, о чем ты можешь думать! Все, о чем ты можешь говорить! – закричала Энни. – Может быть, если я умру…
Хэзер схватила сестру за плечи.
– Не говори так.
– Это правда! – Она ударила Хэзер кулаком по плечу. – Что если ты умрешь, а? Что если ты, мать твою, умрешь и оставишь меня одну?
Горячая боль прошлась сквозь плечо Хэзер, но слова Энни ранили сильнее, чем удар; ее слова пронзили сердце и остановили дыхание. Что если ты умрешь?
Хэзер обхватила Энни руками и плотно стиснула, но не слишком сильно. Крепко ее обняла.
– Все хорошо. Мы с этим разберемся. Ты знаешь, что я никогда бы не оставила тебя. Просто все это не безопасно…
– Оставь маму в мире мертвых, Хэзер. Оставь маму в мире мертвых, чтобы мы могли снова быть семьей.
Хэзер тихо отошла. Ей было холодно, как будто внутри пробудилась зима, пасмурная, ледяная и застывшая.
Я хочу, чтобы мы снова стали семьей. Все мы. Но не копайся в прошлом, Хэзер. Смотри в будущее и позволь мертвым оставаться мертвыми.
Может быть, ничей телефон и не прослушивали.
Только одному человеку она рассказала, что сделал Данте. Она выливала свои секреты и признания в Энни, полагая, что та, как хранитель шепчущей тоски и маниакальных желаний, ее не осудит. Верила, что их общие секреты укрепят связь между ними, как между сестрами и выжившими.
Рад, что Прейжон сохранил твою жизнь.
Сколько секретов выдала Энни за эти годы?
Онемевшая, со спотыкающимися мыслями, Хэзер впервые понимала, насколько действительно была одинока.
Глава 21
В грязи
Дамаск, Орегон
23 марта
Алекс закончил закапывать останки последнего эксперимента Афины, утрамбовав землю задней стороной лопаты. Пот щипал глаза. Выпрямившись, он вытер лоб рукавом и выгнул спину, чтобы уменьшить напряжение в мышцах. Затем втянул в себя воздух со смесью запахов замерзшей реки и хвои, чтобы избавиться от вони расплавленной плоти.
Закинув лопату на плечо, он направился в коттедж, в душ. После, высушив полотенцем волосы, надел джинсы и черную футболку «Inferno» с языками пламени, вылизывающими край рукава, и надписью «ГОРИ» с левой стороны груди. Он зашнуровал рипперсы, натянул толстовку с капюшоном, затем последовал за похожим на шелест-ветра-в-деревьях шепотом Афины.
Она сидела, скрестив ноги, на диване в темной занавешенной гостиной, свет от монитора ноутбука мерцал на ее лице, искрясь в глазах. Губы двигались, словно она шептала.
– Я уезжаю в Сиэтл, – сказал Алекс, остановившись рядом.
Синий свет вспыхивал на восхищенном лице Афины, когда она снова и снова просматривала, как Данте разрушает Джоанну Мур. Он понял, что сцена поставлена на повтор.
– Я уезжаю, – повторил он мягко, присев около дивана. – Я могу тебе доверять, оставляя здесь, пока меня не будет?
Афина кивнула, волосы упали ей на лицо. Она откинула их назад рассеянным движением руки. Голубой свет танцевал в ее глазах.
– Держись подальше от Отца. И это не значит, что ты можешь убить Мать. Обещай.
– Обещаю.
– Что ты видишь? – спросил Алекс.
– Ночное небо, полное черных и золотых крыльев, – пробормотала она. – Падшие спускаются, охваченные огнем в небе, с песнями. Я видела женщину, балансирующую на канате.
– Что это значит?
– Спроси Данте.
Алекс схватил руку близнеца и сжал.
– Фина, ты будешь в порядке? Ты всегда можешь пойти со мной. Когда она посмотрела на него, яркий свет от монитора исчез из ее глаз. – Со мной все будет хорошо, Ксандр, – небольшая улыбка коснулась ее губ. – И в Сиэтле ты управишься лучше без меня.
Она сжала его руку в ответ, горячо и быстро.
Круг замкнулся снова, и на краткий миг Алекс почувствовал связь и единение. Затем Афина убрала руку. Ее взгляд вернулся к монитору. Она коснулась клавиатуры, и свет опять вспыхнул на лице. Затанцевал в глазах. Ее губы двигались, шептали.
Он потерял ее. Снова.
Алекс поднялся на ноги, открыл парадную дверь и покинул особняк. Туманный дождь прекратился. Бледные и рваные лучи тянулись от серых туч, пробиваясь через верхушки деревьев. Бриз шелестел в ветвях, принося запах сосны и сырой земли, словно мягко и еле слышно выдыхая.
Зови меня Аид.
Холод пронзил Алекса, кожа покрылась мурашками. Время убегало. Быстрее, чем он хотел. Быстрее, чем он мог представить. Алекс пробежал через двор к дорожке, покрытой гравием, к своему Ram. Дождь украсил бисером ярко-красный багажник джипа, поблескивая на окнах. Скользнув за руль, Алекс посмотрел на пол.
В бывшей сумке для оружия теперь было все, что нужно, чтобы сдерживать Данте. iPod с зашифрованными инструкциями отца и маленький тонкий пистолет с транквилизатором лежали в кармане толстовки. Там было и кое-что, о чем Отец не знал и, безусловно, не одобрил бы – флешка, содержащая всю историю Плохого Семени и прошлое Данте.
На случай, если все пойдет прахом.
– Аминь, брат, – пробормотал Алекс, заводя пикап.
***
Лежа в грязи, сосновых иголках и насекомых, Катерина смотрела в бинокль, как высокий худой блондин в джинсах и черной толстовке залез в пикап. Он вывел его по подъездной дороге к шоссе и уехал.
Выглядело так, словно у Александра Лайонса выходной, учитывая то, во что он был одет, и поздний полуденный час. Он покинул близняшку в коттедже и умирающую мать в главном доме с отцом.
– Интересно, как долго не будет сына, – сказал Бек.
– Это имеет значение? – спросила Катерина, оставаясь сконцентрированной на дорогом доме среди сосен. – Покончить с Уэллсом займет лишь мгновение.
– Ага, – вздохнул Бек, – маленькая Мисс Крутая Задница.
– Оставь свои комментарии при себе.
– Понял. Маленькая Мисс Крутая Задница на деле.
Мышцы Катерины напряглись, на мгновение в ее мыслях проскочила очень ясная картина, как она душит Майкла Бека ремнем бинокля, как обездвиживает его, прижимая колено к широкой спине. И, по некоторым причинам, эта воображаемая картина насмешила ее. Все выглядело как кадр из старого кино, боевика, наполненного отвратительной игрой слов и чопорными диалогами.
I’ll be back… [37]37
I’ll be back… – «Я вернусь» – ставшая крылатой фраза киборга Терминатора из одноимённого фильма, произнесенная Арнольдом Шварценеггером.
[Закрыть]
День, когда она задушит кого-нибудь ремешком от бинокля, станет днем ее отставки. А как же боевики? Ее негодование, вызванное присутствием Бека, утихло. Глубокий вдох – напряжение ушло. Краткий разгоряченный разговор с начальством в аэропорту Портленда ни к чему не привел.
– Мне не нужно прикрытие. Отзовите его.
– Уэллс и Уоллес твои, Катерина, и только твои. Бек здесь на случай, если что-то пойдет не так. Лучше быть подготовленным, чем пойманным врасплох.
– Все пойдет так. Были ли у меня когда-нибудь…
– Бек остается.
Так оно и получилось. Даже несмотря на то, что обычно она работала одна, предпочитая, чтобы так все и оставалось, работодатели иногда посылали прикрытие на задания с несколькими целями. Как в данном случае.
Ее пульс стал медленнее и ровнее. Успокоившись, Катерина пересмотрела, что знала о жителях дома.
Александр Аполлон Лайонс. Взял девичью фамилию матери с расчетом, несомненно успешным, сделать карьеру без какого-либо влияния отцовского имени. Агент ФБР, руководящий специальный агент отделения в Портленде, тридцать пять лет, рост – шесть футов два дюйма, вес – сто девяносто фунтов, младше сестры-близнеца на две минуты. Его карьерный взлет в Бюро со свистом остановился, когда близняшка стала душевнобольной, и он перевелся из Вашингтона, чтобы заботиться о ней.
Афина Артемида Уэллс. Известный клинический психолог, специализирующийся на аномальной психологии, тридцать пять лет, рост – пять футов десять дюймов, вес – сто сорок фунтов. Ей овладела шизофрения, или одна из ее форм, в возрасте двадцати пяти лет. Она проработала еще в течение пяти лет, прежде чем ее безумие дошло до степени, требующей строгой изоляции, лекарств и ограничений.
Внизу, рядом с домом и гостевым коттеджем, было тихо. Еще две машины были припаркованы на подъездной дороге, Saturn и автомобиль, покрытый брезентом. Покрытая машина скорее всего принадлежала Афине.
Расследования Катерины показали, что жене Уэллса, Глории, пять лет назад поставили диагноз рак матки. Она перенесла операцию и облучение. Год назад в счетах Уэллса обнаружили покупку препаратов для химиотерапии, морфина и медицинского оборудования, похоже на то, что рак вернулся.
Осмотрев двор, Катерина не увидела признаков собаки или любого другого питомца. Возможно, Уэллсы не были приятной семьей. Запах хвои и мокрой травы заполнил ноздри.
Отправил ли Бронли запись из медсанчасти Уэллсу? Катерина планировала это узнать, как только стемнеет. Миссия на сегодня включала два пункта: прижать Уэллса, вернуть отсутствующую запись – если она у того была.
Несколько тихих часов спустя дверь коттеджа открылась, оттуда вышла фигура. Катерина сфокусировала бинокль на Афине Уэллс. Одетая в запачканный лабораторный халат и коричневые брюки, она вышла босиком во двор, оставив дверь за собой открытой, и направилась к основному дому. Затем внезапно остановилась. Обернулась.
И посмотрела прямо в бинокль Катерины.
Афина коснулась пальцем губ. Ш-ш-ш…
– Господи, – выдохнула Катерина. Ее кожа покрылась мурашками. – Она знает, что мы здесь.
– Невозможно, – ответил Бек. – Она псих. Она ничего не знает.
У Катерины было явное чувство, что это они те, кто ничего не знают.
Афина Уэллс отвела взгляд, затем преодолела остаток пути к главному дому. Открыв дверь, она скользнула внутрь. Та захлопнулась следом. Мгновение спустя сканер системы сигнализации в руке Катерины пикнул и показал: «все чисто».
Она была выключена. Или выведена из строя.
Катерина наблюдала за домом в течение следующего получаса, чувствуя, как под ногами туго натягивается канат.
– Я иду внутрь.
– Понял, – тон Бека наконец стал деловым. Он коснулся переговорного устройства, вставленного в ухо. – Я дам сигнал, если сын вернется.
Катерина упаковала бинокль и другие приспособления и начала спускаться по склону холма, держа пистолет в руке.
***
Уэллс сел за стол, прислонив к нему ружье. Слайд-шоу семейных фотографий мелькало на мониторе компьютера: Глория на серфе на пляже Линкольн Сити; близнецы – светловолосые карапузы, только начинающие ходить; смеющаяся Глория. Глубокая боль в его груди ослабла впервые за несколько месяцев.
Скоро Глория снова будет смеяться. В ближайшие часы Алекс удостоверится, что С прослушал сообщение на iPod. Потом С, красивый и смертоносный, начнет действовать, и назначенная ему цель, РСА Альберто Родригез, умрет. И хорошо бы, если в сильной агонии. И глядя в бледное беспощадное лицо С, Родригез поймет, кто его послал и почему.
Когда Алекс приведет С домой, Данте Прейжон исчезнет навсегда. Уэллс направит С вылечить Глорию, украсть его красавицу Персефону из горячей хватки Аида еще раз и вернуть Уэллсу смеющуюся невесту.
Темное эмоциональное возбуждение завертелось внутри, Уэллс коснулся клавиатуры, и слайд-шоу исчезло. Пролистав файлы, он кликнул на тот, что был обозначен С, открыл его. Затем расслабился в кресле, когда изображения заполнили монитор.
Запертый внутри кроличьей клетки, карапуз с черными волосами, вьющимися позади бледной шеи, наблюдает, как его игрушки, одну за другой, бросают в костер. Следуя инструкциям Уэллса, пьяные приемные родители сказали ребенку, что это его вина, что они сжигают его игрушки.
– Ты был плохим мальчиком, ты. Плохим-плохим злым мальчиком. Это все твоя вина, твоя.
Маленькая пластиковая гитара плавится в огне. За ней следует мяч. Но когда достают последнюю игрушку, истрепанную, изодранную плюшевую черепаху, чтобы кинуть в пламя, карапуз вырывается из клетки. Свет от огня отблёскивает от его маленьких клыков, когда он выхватывает черепаху из руки приемной матери.
– Дерьмо собачье! – вопит приемный отец, потом, отойдя от шока, хватает карапуза. Он засовывает его руку вместе с зажатой маленькими пальчиками черепахой в огонь.
«Пусть сейчас кто-нибудь попробует такое вытворить», – подумал Уэллс. Он прокрутил файл, пытаясь найти другие особенные кусочки, другие значимые воспоминания, затем остановился. Он услышал, как открылась входная дверь? Сигнализация пищала ускоренным темпом, и сердце Уэллса подскочило к горлу. Его пульс стучал так быстро, что зрение помутилось. Он опустил голову, глотнул воздух, думая. Прекрасно. Несмотря на твою готовность, ты ловишь воздух как выброшенная на сушу золотая рыбка.
Когда он потянулся трясущейся рукой к ружью, неистовый писк прекратился. Уэллс схватил ружье и напряженно вслушивался, минуя свой громыхающий пульс. Через мгновение он уловил знакомый мягкий звук, словно шелест ветра в деревьях.
И облегченно выдохнул. Всего лишь Афина. Он провел все еще трясущейся рукой по мокрой от пота брови. Шепот предшествовал его дочери, идущей по коридору, слова, которые она повторяла снова и снова, становились понятнее.
