Текст книги "В крови (ЛП)"
Автор книги: Эдриан Феникс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Глава 8
В тени
Портленд, Орегон
22 марта
Его дочь защищала вампира.
Джеймс Уоллес наполнил горячей водой кружку с чайным пакетиком. Когда чай заварился, слабый аромат черники стал витать в воздухе. Он взял его с собой в офис и поставил на нагреватель для кружки, подключенный к розетке. Затем опустился в кресло, кожа скрипнула под его весом. Он провел руками по голове, ощутив пальцами мягкие коротко-стриженные волосы.
Реакция Хэзер на комментарий о том, что Прейжон спас ей жизнь, сказала ему все, что он хотел узнать. Она лгала во время допроса и в официальном отчете. До сих пор лгала. Защищала Данте Прейжона, защищала проклятого кровососущего вампира.
Он не знал, что было хуже – это или ее расследование смерти Шеннон.
По дороге домой в голове крутились несколько вопросов: Как защитить свою репутацию и свою упрямую дочь? Что могло быть таким важным, что ассистент Ратгерс почувствовал необходимость прервать конференцию даже ненадолго? Что, черт возьми, Данте Прейжон сделал с Хэзер?
Когда он вошел через парадную дверь, то первым делом установил контакт со связным в Вашингтоне.
Держи рот на замке, Джим, но Катерина Кортини была здесь, навестила Ратгерс, затем ушла. Ратгерс тоже вскоре ушла – выглядела ужасно злой.
Эти новости потрясли Джеймса. Кортини подчинялась только Теневому Отделению – руке федерального правительства, сформированной некоторое время назад бывшим вице-президентом; по слухам, консорциум[27]27
Консорциум – временное объединение каких-либо организаций для достижения общей цели или реализации определенного проекта; предполагает совместное осуществление деятельности и обеспечение необходимыми ресурсами, иногда включает создание совместной собственности.
[Закрыть] составили члены ЦРУ, МО[28]28
МО – министерство обороны.
[Закрыть], ФБР и нац-безопасность. Отделение, которое ни перед кем не отвечало и не существовало официально.
Кортини, по слухам, была одним из лучших экспертов по мокрым делам в Теневом Отделении, или человеком, решающим проблемы, – если говорить более политкорректно, той, кто всегда подчищал хвосты.
Учитывая предмет их встречи с Ратгерс и Родригезом, Джеймс предположил, что причина появления Кортини была той же: риск разоблачения Плохого Семени и устранение этого риска.
Второе могло затрагивать Хэзер.
Взяв телефон со стола, Джеймс выбрал номер Хэзер и нажал ВЫЗОВ. Когда включилась голосовая почта, он подумал, что она узнала номер и отказывалась отвечать.
Джеймс спокойно закрыл телефон, решив, что попробует еще раз позже. Затем поднял кружку и сделал глоток чая. Он думал о звонке Энни. Она должна быть у Хэзер, если последовала его инструкциям. С Энни он никогда не был уверен. Ее бросало из огня в холод. Точно так же, как мать.
– Попроси ее остановиться, Энни. Твоей матери было на вас наплевать.
– Тебе тоже. Тебя никогда не было рядом. С нами всегда была Хэзер.
– Я пытался сохранить крышу над нашими головами. Еду в ваших животиках.
– Что если она не остановится?
– Тогда мы никогда не будем семьей снова. Делай то, что считаешь необходимым, – я поддержу тебя.
– Чертов доктор хочет изменить мои лекарства. Он хочет, чтобы я осталась здесь подольше.
– Я позабочусь обо всем, милая. Тебе не нужны лекарства. Ты моя хорошая девочка.
Лицо Энни на мгновение засветилось, надежда выжгла недоверие с лица, как солнечный свет, пробившийся сквозь туман, и он почувствовал себя слабым и больным, почувствовал, что слишком долго оставался в тени.
Джеймс рассматривал фото в рамке на столе, с ним и Хэзер – оба в белых лабораторных халатах, ухмыляются и держат микроскопы. Хэзер тринадцатилетняя, худая, с только формирующимся телом, ее длинные рыжие волосы до талии заплетены в толстую косу, улыбка – широкая, счастливая и непринужденная.
На другом фото были он и Хэзер в запятнанных маслом джинсах и футболках, позирующие перед классическим Mustang, который они вместе отремонтировали. Завитки темно рыжих волос развевались перед измазанным лицом Хэзер, когда она щурилась от солнечного света, в пятнадцать ее улыбка стала немного более сдержанной.
Благодарная дочь просто могла бы отложить в сторону расследование нераскрытого дела, в котором лучше оставить все как есть.
Конечно, если Прейжон не превратил Хэзер в кого-то, отличающегося от девочки на фотографиях на его столе, в кого-то, кто уже не на сто процентов человек. Тогда милосердно будет сохранить молчание и позволить природе, в лице Катерины Кортини, все решить. Этого захочет и сама Хэзер.
Но прежде ему нужно узнать правду. И есть один человек, который сможет дать ответ – если кто-либо вообще знает, что Прейжон, возможно, сделал с Хэзер, спасая ее жизнь.
Поставив кружку назад на нагреватель, Джеймс крутанулся на стуле и включил компьютер. Пока Dell запускался, он составил в уме сообщение, которое отправит.
«Моя дочь все еще человек?»
Глава 9
В сердце монстра
Дамаск, Орегон
22 марта
Доктор Роберт Уэллс наполнил последний шприц смертельной дозой атропина, затем положил его на косяк двери в спальне. Он спрятал другие шприцы по всему дому в ящиках, шкафах, под мебелью, даже под подушкой жены.
Все с летальными дозами, да – для смертных. Если бы убийцы были вампирами, то такая доза атропина повалила бы их на пол внеплановым сном или, в зависимости от возраста, достаточно замедлила, чтобы дать ему небольшой шанс на спасение.
Уэллс подозревал, что это просто вопрос времени: когда Бюро – нет, точнее сказать, Теневое Отделение, дергающее за ниточки глав Бюро – отправит кого-нибудь убить его. И все из-за воровства Бронли.
Только если он не начнет действовать первым.
– Как думаешь, сколько у нас времени? – спросила Глория сухим и тонким, как бумага, голосом.
– Они могут быть уже в пути. Или пройдут еще недели.
Отойдя от двери, Уэллс вернулся к больничной койке жены и отрегулировал количество поступающего морфия.
– Это правительство, в конце концов, – добавил он с кривой усмешкой.
Глаза Глории закрылись, а морщинки боли возле рта разгладились. С губ слетел выдох, тихий звук, почти печальный.
– Не трать время впустую, – прошептала она, – отправь Александра в Сиэтл.
– Этот план на стадии реализации, дорогая. Не волнуйся.
Комната пахла аммиаком и хлоркой, но ни одно дезинфицирующие средство в мире не могло спрятать не проходящую вонь гниения.
Вонь неблагоприятного исхода.
Уэллс подошел к окну и распахнул его. Прохладный, ароматный и сладкий, с нотками сосны и ранних тюльпанов, воздух ворвался в комнату. Уэллс сел на кровать рядом с женой, обхватил ее руки и, растирая, попытался вернуть тепло пальцам.
Ей было только пятьдесят семь лет, но рак и химиотерапия украли у нее всю молодость, стерли все следы женщины, которую он, пьяный от шампанского, со смехом перенес через порог их первого дома тридцать пять лет назад.
Голова Глории повернулась набок, губы приоткрылись. Дыхание стало глубже, медленнее, когда морфий увел ее в дали, словно Аид, унесший Персефону в подземный мир.
Его горло сжалось. Глория была сейчас невестой рака, и он не мог ее спасти, не важно, как сильно он старался, не важно, как сильно хотел этого, не важно, скольким пожертвовал. Бой был проигран. Уэллс поднес ее руку к губам и поцеловал холодные пальцы.
Он все продлевал и продлевал ее страдания, а значит, его любовь превратилась во что-то маленькое и эгоистичное. Если бы он действительно любил ее, то освободил бы.
Правда редко была приятной. И еще реже воплощала надежды.
Все, что ему было нужно – увеличивать дозу морфия до тех пор, пока она плавно не погрузится на самое дно. Простой и легкий выход.
Уэллс все еще сидел на кровати, сгорбившись и держа пальцы Глории у губ. Он ждал, пока она снова проснется, чтобы поговорить, пожелать спокойной ночи в последний раз.
Его iPhone запищал. Поцеловав еще раз пальцы Глории, он опустил ее руку на укрытую шерстяным одеялом талию. Вытащил iPhone из кармана свитера, открыл сообщение с красным флажком в почтовом ящике.
То, что он прочитал, ускорило его пульс и возродило надежду.
У Джеймса Уоллеса из портлендского подразделения судебной экспертизы ФБР, мужчины, которого Уэллс знал только как человека с хорошей репутацией, была проблема.
«Моя дочь утверждает, что Данте Прейжон спас ей жизнь. Но он не кормил ее кровью, не обратил. А вдохнул в нее синий огонь и музыку. Я не говорю, что понимаю, как это. Даже не могу сказать, возможно ли такое. Но если да, то насколько долгосрочны эффекты? Она все еще человек?»
Уэллс напечатал: «Хороший вопрос. Я изучу его. Просмотри ее медицинские записи. Возможно, это была галлюцинация, вызванная болью и кровопотерей».
«Спасибо».
«Ты говорил об этом еще кому-нибудь? Кому-нибудь вообще?»
«Нет, конечно нет. Я обратился только к тебе, потому что ты изучал Прейжона».
«Хорошо. Молчи, и я свяжусь с тобой…»
Уэллс бросил iPhone назад в карман, чувствуя головокружение, словно от шампанского.
Сначала видеозапись с камеры наблюдения. Теперь это.
Сразу после инцидента в Центре с Уэллсом связались и расспросили о Джоанне, Плохом Семени и С. Его также спросили, почти бесцеремонно, работала ли Джоанна над проектом, содержащим генетический материал вампиров. Он ответил, что не был связан с работой Джоанны с тех пор, как ушел на пенсию.
Тогда ему стало интересно, что вызвало эти вопросы, но сейчас, после просмотра украденной видеозаписи, которую Бронли отправил ему по почте, и увиденной лужи жидкости на полу, которая когда-то была живым существом, Уэллс предполагал, что знал.
Команда зачистки и их помощники верили, что нашли пролитый эксперимент. Им не пришло в голову, что они наткнулись на женщину, которую разыскивали. Или скорее то, что от нее осталось.
Джоанна не пропала, нет. Она никогда не покидала Центр.
С позаботился об этом.
Бедная Джоанна понятия не имела – вплоть до самого конца – чем на самом деле является С. Чем стал их маленький красивый полукровка. Или на что он способен.
По правде говоря, Уэллс тоже не знал. Пока диск от Бронли не пришел по почте.
С хранил секреты от них обоих.
Но Уэллс тоже хранил один. От Джоанны. От Бюро. От С.
Секрет, который планировал открыть очень скоро.
Наклонившись, Уэллс поцеловал бледную щеку жены, затем выпрямился и встал. Он спокойным шагом вышел из комнаты, оставив Глорию в наркотических объятиях Морфея.
Если С смог уничтожить одну женщину и исцелить другую, Уэллс почувствовал уверенность, что мальчик сможет излечить и Глорию. Все, что ему необходимо сделать, это подчинить бога – молодого и искалеченного бога, который сам себя подавляет – своему желанию.
И все, что потребуется, – прошептать одно слово.
Но прежде чем Уэллс использует С, чтобы вылечить Глорию, нужно нейтрализовать угрозу его собственной жизни. Возможно, пришло время сместить главных кукловодов Теневого Отделения и взять его в свои руки. Его и Александра – новый порядок, новое правление.
В гостиной бледный свет луны проник сквозь стеклянное окно в высоком потолке, заполнив комнату. Он посмотрел в окно, в лес.
Александр, одетый в джинсы и серую толстовку с капюшоном, шел по двору, затененному соснами, к главному дому, кожаный рюкзак был закинут на одно плечо, в руке ружье. Лунный свет украшал его волосы серебром, и от него, казалось, исходил внутренний свет, словно он действительно был воплощением Македонского бога-завоевателя, именем которого назван.
В тот момент его сын был неописуемо красив, истинный наследник Аполлона.
Уэллс услышал, как открылась входная дверь, затем снова захлопнулась. Он залез в передний карман брюк и нажал на psi-block передатчик, который ограждал мысли от телепатического вмешательства.
– Я купил дополнительные патроны для ружья, – произнес Александр, не спеша входя в гостиную. – Ты добыл тазер[29]29
Тазер – специальное оружие, используемое полицией. Внешне напоминает электрический фонарик. С расстояния в 5 м в тело преследуемого выпускаются две небольшие стрелки с зарядом в 15 тыс. вольт, которые временно парализуют преступника, не вызывая отдаленных последствий.
[Закрыть]?
Уэллс кивнул.
– Он на кухне. Я сделал и другие приготовления.
– Я дважды проверил системы безопасности. Все работает.
«Ох, я тоже. И, мой честолюбивый сын, я сменил пароли», – подумал Уэллс, но сказал вместо этого:
– Хорошо.
– Я закончу установку защиты дома сегодня вечером, – сказал Александр, – удостоверюсь, что Афина в безопасности и занята, прежде чем направиться завтра в Сиэтл.
– Я думаю, мы готовы настолько, насколько должны.
Александр присел на край мягкого кожаного кресла около дивана, скинул рюкзак, дернув плечом, и «переломил» ствол ружья.
– Если бы не Мать, ты мог бы уйти в подполье, пока все не утихомирится.
– Он посмотрел на Уэллса сквозь густые светлые ресницы. – Смертельная доза, введенная внутривенно, и ты сделаешь ей одолжение.
– Несколько минут назад я бы согласился с тобой.
Александр залез в рюкзак и достал горстку патронов.
– Что изменилось?
– Я только что узнал, что С может лечить.
– Любой вампир может вылечить, если они используют достаточно крови.
– Александр вставил патроны в ружье, затем, взявшись за ствол, защелкнул его. – Конечно, это обычно означает, что излеченный человек превращается в кровососа. – Он поднял взгляд на Уэллса. – Так в чем разница?
– С вылечил смертельно раненого агента без использования крови. Так как случилось, что мой источник приходится отцом агенту, у меня нет причин сомневаться относительно достоверности.
Александр нахмурился, его брови сошлись на переносице.
– Смертельно раненый… ты имеешь в виду Хэзер Уоллес? Агент с видео из медсанчасти?
– Она самая. И, кстати, где диск?
– Фина снова его смотрит. Она наслаждается.
Уэллс не мог винить Афину за это; видеозапись была захватывающей. Разоблачающей. Темная мысль закружилась в его сознании. И вдохновляющей?
– Убедись, что она сохранит его.
– Конечно, – пробормотал Александр.
– Я планирую получить медицинские записи Уоллес, – сказал Уэллс, направляясь к темному бару из красного дерева в другом конце комнаты. – В идеале, я действительно хотел бы получить ее саму, провести несколько тестов. Посмотреть, что С сделал.
Он выбрал бутылку Courvoisier[30]30
Courvoisier – коньяк.
[Закрыть], поднял ее, показывая сыну. Александр покачал головой, тогда Уэллс наполнил один бокал коньяком.
– Может быть, это возможно, – осторожно произнес Александр. – Ставлю много денег на то, что она будет на концертах Прейжона в Сиэтле, особенно если он спас ей жизнь. Я могу изменить наш план и включить ее…
– Нет, Уоллес будет отвлекать. Ты должен оставаться сосредоточенным. С убьет тебя, если ты совершишь ошибку. Он быстр и непредсказуем. Опасен.
– Проповедуешь хору[31]31
Проповедовать (или петь) хору (англ. идиома) – убеждать тех, кто уже убежден; объяснять очевидное.
[Закрыть], отец, – вздохнул Александр, – мы тоже смотрели видеозапись.
Уэллс сделал глоток янтарной жидкости. Courvoisier обжег горло, оставляя вкус дуба и ванили.
– Отдай С закодированный мр3 плеер или лучше просто оставь ему; сохраняй безопасное расстояние. Как только он закончит с заданием, усыпи его и привези домой.
Александр прислонил ружье к мягкому креслу и поднялся.
– Привезти домой, чтобы вылечить Афину, – сказал он, изучая отца уверенным взглядом.
– И мать, – произнес Уэллс. – Слушай меня внимательно и держи эту мысль на первом плане: Только у меня есть карта лабиринта в голове С, лабиринта, который я создал.
– Я слышу аминь? – спросил Александр с циничной улыбкой на губах.
– Я понял, отец. Но мне нужно, чтобы ты тоже понял – сначала Афина.
– Афина первая, согласен, – сказал Уэллс, обманывая с искренностью, которой научился в течение десятилетий работы на Бюро.
Муки сожаления глубоко въедались в него. Афина была близнецом Александра. Он опасался, что сын никогда не будет таким же без нее, и это была причина, из-за которой он все еще не оборвал ее жизнь. Но так как Афина все больше погружалась в безумие, он боялся, что сумасшествие просочится и в Александра через их необъяснимую связь, внутриутробную связь близнецов. Боялся, что это просачивается в него даже сейчас, вплетая иллюзии через вены.
– Тогда решено, – циничная улыбка исчезла с губ Александра. Он прошел по ковру туда, где стоял Уэллс, к бару из красного дерева, и склонил голову.
Уэллс сделал шаг вперед и поцеловал золотую макушку Александра, даруя отеческое благословение касанием губ.
– Приведи С домой, – пробормотал Уэллс, – и я научу тебя его использовать.
– Я заставлю тебя сдержать обещание.
– Как ты и должен.
Уэллс отступил, и Александр поднял голову. Он долго смотрел на Уэллса своими непостижимыми глазами, глубокими, как Эгейское море.
– Я всегда задавался вопросом, почему ты прячешь свои мысли от меня, когда сам сделал меня телепатом.
Уэллс усмехнулся.
– Чтобы вырастить личность. Чтобы огорчить. Чтобы ты догадывался сам. Выбирай.
Циничная улыбка снова появилась на губах Александра. Отдав честь, он развернулся и вышел из комнаты.
– Александр, – позвал Уэллс. Его сын остановился. – Запомни, что мр3 плеер спроектирован так, что воспроизведет сообщение только один раз. Предварительно прослушаешь сам – и тогда отдашь С только запись с помехами.
Главная дверь скрипнула, открывшись, затем захлопнулась.
Уэллс опустошил бокал одним глотком. Пот появился вдоль линии роста волос. Лицо кинуло в жар. Он налил себе еще. Скользнув пальцами вокруг ножки бокала и взяв его за чашу, он понес его вместе с бутылкой коньяка по коридору в свой кабинет.
Может, Уэллс и смертный, но пламя творчества горело в его сознании. Генетика была его молотком. Человеческая плоть – металлом. Сын был доказательством этому, а дочь стала единственным позором.
– Делай то, что необходимо, Бобби. – Глория погладила свой все еще плоский живот. – Возможно, поэтому у меня близнецы. Возможно, поэтому у нас по одному от каждого пола, – легкая понимающая улыбка изогнула ее губы, – и, возможно, поэтому я выбрала тебя.
После этих слов Уэллс наконец увидел за самоотверженной Мадонной расчетливую мать-богиню. Через нее ему открылся путь к божественности. Отец новой эры. Создатель богов.
Но Афина… Он все еще не знал, что пошло не так, где он совершил ошибку. Близнецы были созданы с предельной осторожностью, их гены изменили и улучшили, когда поместили в матку Глории, все изъяны были удалены.
Или он верил в это. Пока ум Афины медленно, спокойно и безвозвратно не слетел с катушек. Параноидная шизофрения. Непредвиденный недостаток.
Сев в комфортное и потертое кожаное кресло, Уэллс поставил бутылку коньяка на стол и взял копию диска, который сейчас смотрела дочь.
Фина снова смотрит его. Она наслаждается.
Афина не была одинока в этом; Уэллс тоже пересматривал его множество раз. Но не наслаждался; это не подходящее слово. Нет. Лучшее, более точное слово – боялся. Оно пугало и воодушевляло его. Но не доставляло наслаждения. Он вставил диск в дисковод.
Сделав еще глоток коньяка, Уэллс нажал кнопку воспроизведения. На мониторе появился коридор в тусклом зеленом свете ночного видения. В поле зрения появилась фигура – длинные темные волосы до талии извивались в воздухе, словно черные водоросли, пойманные в водный поток. Его крылья, черные и гладкие, изогнулись позади, полусложенные, когда он встал на колени и дотянулся до одной из фигур, съежившихся вместе на полу.
Голос, исходивший из компьютерных колонок, был низким и глубоким, с едва заметным европейским акцентом. Но точно так же, как и в первый раз, когда он слышал его, слова льдом прошлись по позвоночнику.
– Отомсти за свою мать. И за себя.
И С освобождается из рук говорившего, поднимается с пола, купаясь в тускло-красном свете аварийной лампочки, его тело напряжено, его захватывающее дух лицо измазано в крови. Он поднимается, словно бог из пепла, пылающий, прекрасный, ужасающий бог.
Уэллс нажал на паузу и налил себе еще алкоголя. Пока он не посмотрел диск, он считал покойного Элроя Джордана – психопата, сексуального садиста и серийного убийцу – самым большим успехом Плохого Семени. Но не теперь.
Красивый мальчик, который поднялся с пола на мониторе, затмил Джордана.
Улыбаясь, Уэллс налил еще выпить.
Глава 10
Голоса
Дамаск, Орегон
22 марта
– Эта больная старая корова все еще дышит? – спросила Афина.
Она сидела на диване, скрестив ноги, и смотрела в ноутбук, покоящийся на ее коленях. Лабораторный халат, надетый поверх джинсов, был измазан и забрызган кровью и другими жидкостями.
– Мать все еще дышит, да, – ответил Алекс, пинком закрыв за собой дверь, и поставил поднос с ночными лекарствами сестры на загроможденный кофейный столик.
– Хорошо. Я не хочу, чтобы она умерла до того, как я смогу убить ее.
– Вот это дух.
В комнате пахло смесью нагретой электросети и корицы, но под этим Алекс уловил запах чего-то, что воняло тухлыми яйцами и жжеными волосами. Он доносился из исследовательской лаборатории Афины.
– Как прошел твой эксперимент?
– Неудачно, – пробормотала Афина. – Мне нужно больше материала.
– Ладно, я позабочусь об этом. – Алекс сел на диван рядом с ней. – Что еще ты сегодня делала?
– Изучала кое-что. – Она рассматривала картинки на мониторе, переводя взгляд то вправо, то влево.
Было понятно, что она изучала Данте, вновь просматривая запись из медсанчасти. Он вздохнул:
– Нам надо поговорить.
– О чем? – Афина подняла взгляд. Искусственное освещение мерцало в ее глазах, как солнечный свет на глади воды, и на мгновение они показались полупрозрачными, цвета океана.
– О том, что будет дальше.
– Я слушаю, – сказала она, возвращая взгляд к монитору.
Алекс захлопнул ноутбук.
– Достаточно. Пора перестать изучать его. – Он забрал ноутбук, несмотря на сопротивление, и поставил его на кофейный столик.
– Но мне нужно его понять, – начала протестовать она. – Когда я смотрю, я ничего не вижу, кроме него, и я не знаю, что это значит.
– Ты устала, это все, – сказал Алекс. – Тебе нужно отдохнуть.
Темные синяки под глазами служили тому подтверждением и говорили о беспокойных ночах, проведенных ею без сна. Но ее видения всегда были правдивы, несмотря на то, спала она или нет, принимала лекарства или нет.
Видения, о которых Отец ничего не знал.
– Я должна выяснить, как распутать программирование Данте.
– Ты сможешь позаботиться об этом после того, как я привезу Данте домой. Давай, на свежий воздух. Лекарства. Двигай задницей.
Алекс схватил Афину за руку и резко поставил на ноги. Он провел ее через кухню и вывел через заднюю дверь. Он выпустил ее руку, только когда она села на качели на крыльце, затем сел рядом, дерево под ним уютно скрипнуло. Ее теплые и жесткие пальцы снова сплелись с его пальцами.
Алекс сделал глубокий вдох влажного воздуха соснового бора.
– Намного лучше.
– Если ты так говоришь.
Он заметил тень улыбки, промелькнувшую на губах его близняшки, и тоже улыбнулся.
– ТО, возможно, планирует убить Отца, – сказал Алекс, глядя в небо. Он наблюдал, как звезды зажигались одна за другой, как свечи в церкви. – Черт возьми, Бюро могло утвердить это уже после провала с Мур.
– А они знают, что Отец тот, кто дал Ронину наводку на Плохое Семя?
– Сомневаюсь. Это потребовало бы настоящей интеллектуальной работы.
– Что если они убьют Отца до того, как он научит тебя, как использовать Данте?
– Мы должны надеяться, что этого не случится, – сказал Алекс. Я вооружил отца, и уровень защиты высок, но… – он пожал плечами, – профессионал сможет обойти все это. Я много раз пытался заставить Отца уйти в подполье.
– Может быть, они отправят неумелого любителя или плохого стрелка вместо профессионала. Не похоже, что это мафия. Это правительство.
Алекс рассмеялся. Он наклонился и прижался лбом ко лбу сестры. Услышал ее тихие, непрерывные мысли: Видит ли Отец сейчас сны? О могуществе и богах? О том, кем ему никогда не стать. И о том, чего он никогда не должен иметь.
Мозг Афины отказывался молчать, отказывался отдыхать.
Алекс выпрямился, откинулся на качелях и стал раскачиваться назад и вперед, назад и вперед. Дерево скрипело, заглушая голоса в мыслях Афины. Ему не нужно было смотреть на нее, чтобы знать, что ее губам требуется делать усилие, чтобы поспевать за потоком в ее голове.
– Я думаю, что Данте не знает о роли Отца в его обработке, – сказала Афина. – Я думаю, что он не знает об Отце, пока.
– Это хорошо. Тогда он не будет ожидать нас.
– Что будет дальше?
– Я поеду в Сиэтл, – сказал Алекс. – Пробужу Данте, одурманю его, когда он закончит делать то, что должен, а затем привезу домой.
– Как ты собираешься подобраться к нему достаточно близко, чтобы ввести наркотик? – Афина посмотрела на него, ее светлые локоны упали на лицо, и она автоматически отбросила их назад.
– Выстрелю в него с дистанции. Предпочтительно в спину.
Алекс обдумал все, что прочитал о Данте, воспроизвел в сознании кадры, которые с одержимостью рассматривала его сестра.
Данте держит лицо Мур в ладонях. Его руки дрожат. Свечение синего цвета. Его волосы взвиваются, потрескивая от электричества.
Опасный.
– Аминь, брат, – прошептала Афина. – Но скоро он станет одним из нас. Мы дадим ему поиграть с Отцом, после того как восстановим воспоминания.
– Мы можем это сделать? Восстановить его воспоминания?
– Я не знаю, но должен быть выход…
– Если повреждения не слишком серьезны, – закончил Алекс.
– Зеленые воды воспоминаний, – голос Афины был низким и монотонным, ее пророческий голос. – Ему понадобятся зеленые воды.
Кожу Алекса стало покалывать, когда взгляд близняшки ушел в себя в поисках цели.
– Зеленые воды? Для Данте? Что ты имеешь в виду?
– Зеленый, зеленый, зеленый.
– Что еще ты видишь?
– Время старой коровы почти истекло, – пробормотала она.
– Ты это видишь? Смерть матери?
Афина засмеялась.
– Да, видение события ближайшего будущего. Я вижу подушку на ее лице и мои руки на подушке.
– Передозировка была бы проще, не так подозрительно.
– Ах, но и не так весело, Ксандр, и мне осталось так мало.
Алекс сжал руку своей близняшки и прослушал ее вертящиеся мысли: Подушка на ее лице, мое колено и руки на подушке. Добро пожаловать в ад, Корова. Позволь мне быть твоим провожатым.
Зови меня Аид.
Сумасшествие или божественность? Есть ли между ними разница?
Отец повозился с его генами и генами Афины, когда они были еще в утробе. Он хотел богов. Но поверил в свою неудачу.
Он ошибся. У него были его боги. Просто не такие, каких он планировал. Данте был не единственным, кто хранил секреты. Отец спроектировал Алексу и Афине дар телепатии, но ничего не знал об их других дарах.
– Да, да и да, – прошептала Афина. – Секреты. Божества. Вместе с Данте мы составим идеальную троицу – Сокрушитель, Советник и Создатель. Мы начнем новый век. После того как покараем грешников, конечно.
– Само собой, – согласился Алекс. – Не является ли это первым правилом руководства по Божествам и Небесным созданиям для Чайников?
– Болван.
– Спасибо, что сообщила.
Афина сжала его руку. Как всегда, ее прикосновение как-то дополняло его, замыкало круг. Он делился с ней тишиной, пока они качались вперед и назад.
Но для нее это не было настоящей тишиной. Нет.
Если бы только отец посвятил свои медицинские и исследовательские навыки тому, чтобы помочь Афине, вместо того чтобы сливать их в канализационную трубу, которой была его умирающая жена. Если бы только он не рассматривал Афину как испорченный проект, вместо того чтобы видеть в ней дочь.
Дочь, которая нуждалась в нем. Когда-то. Но не теперь.
Алекс сжал ее руку, затем отпустил.
– Время для твоих лекарств, – сказал он, вставая.
Все еще нашептывая, Афина встала на ноги. Ее взгляд был обращен в себя, потерянный в мыслях. Алекс открыл сетчатую дверь и повел свою близняшку в дом, провел ее в гостиную. Продолжая шептать, она опустилась на софу, автоматически скрестив под собой ноги.
Присев рядом с кофейным столиком, Алекс взял маленький бумажный стаканчик с лекарствами Афины – нейролептики, успокоительные, транквилизаторы – и аккуратно вложил ей в руку.
– Положи в рот и проглоти.
Афина поднесла стаканчик к губам, опрокинула в себя пилюли. Алекс вложил ей в руку бутылку с водой, и она покорно выпила. Он поднял шприц со снотворным.
Алекс посмотрел на сестру. Послушал ее пророчествующий шепот и задумался: сможет ли он удержать Афину под контролем, пока не прибудет Данте? Сможет ли сохранить ее баланс и спокойствие еще несколько дней? Она спала глубже во время безумия, и его ужасала мысль, что она может так глубоко погрузиться в бездну, что он больше не сумеет ее отыскать, не сумеет вернуть ее.
Засучив рукав на левой руке Афины, Алекс провел по месту для укола ватой, смоченной спиртом. Его нос сморщился от резкого запаха.
– Холоднохолоднохолодно, – шептала Афина.
– Прости. Я должен был предупредить тебя.
Еще несколько дней он сможет это делать – сохранять ее спокойствие. Он обязан – для них обоих. И достанет больше материала для ее экспериментов.
– Мне нужно, чтобы ты оставалась здесь, пока меня не будет, – сказал он. – Не ходи в основной дом и избегай Отца. Мне кажется, агенты ТО будут целиться только в него, но сопутствующий ущерб, как правило, допустим, если необходимо.
– Дадада.
– Если бы ты могла снова стать здоровой, – голос Алекса был низким и резким. – Если бы могла вернуться к карьере и всему, что пришлось оставить, ты бы сделала это?
– Ксандр.
Алекс посмотрел в глаза Афины. Ее взгляд казался более здравомыслящим, чем в последние годы.
– Я не больная, – сказала она мягко. – Я вижу гораздо четче, чем когда-либо. Меня не нужно лечить.
Что-то туго сжалось в груди Алекса. Он кивнул и, введя иглу в кожу сестры, нажал на поршень.
– Я никогда не покину тебя. Я обещаю, – прошептала Афина.
Алекс наклонился и коснулся губами лба близняшки. Она сказала слова, которые он жаждал услышать, но вместо радости, которую представлял – круг снова замкнулся, внутриутробная связь, которую она разрушила пять лет назад, чтобы защитить его, наконец, восстановилась – почувствовал только сильное отчаяние.
Ее обещание было пустым и за гранью ее возможностей.
Связь никогда не восстановится. Круг никогда не замкнется, не закроется в бесконечную петлю. Нет, пока Данте не починит ее неработающие нервные клетки и не успокоит грозовой шторм в ее гиперактивном мозгу.
Афина наклонила голову так, будто бы слушала – и Алекс знал, что так и есть – все идеи и мысли, гудящие в своем никогда не замолкающем разуме; она расцепила свои и его мысли.
– Есть еще что-нибудь, что нужно достать для тебя, пока буду вне дома?
От улыбки на щеках Афины появились ямочки.
– Мой Ксандр, – сказала она, затем хихикнула. Звук, который Алекс не слышал от нее в течение многих лет, девчачий, светлый и счастливый; он завертелся, словно колесо обозрения, в его сердце.
– Что смешного? – спросил он, ухмыльнувшись.
– Можешь найти копию руководства по Божествам и Небесным созданиям для Чайников?
Алекс рассмеялся.
– Вперед, давай наденем на тебя пижаму и отправим в кровать.
Он поднял ее с софы и взял на руки. Внезапный приступ скорби напал на него, когда она обвила рукой его шею. Она была слишком легкой, его богиня мудрости, жизнерадостная и дальновидная, непривязанная к земле. Он представил ее уплывающей от него, поднимающейся все выше и выше к полночному небу до тех пор, пока не исчезнет из виду.
Когда Алекс нес сестру в ванную комнату, шепот Афины, похожий на гуляющий в соснах ветер, наполнил коридор и уголки его сердца.
