Текст книги "В крови (ЛП)"

Автор книги: Эдриан Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11
Хрупкое

Сиэтл, Вашингтон

22 марта

Энни нацелилась на помятые коробки, подписанные «ШЕННОН УОЛЛЕС». Она бы вышвырнула чертовы вещи из столовой, из вселенной, гребаный хоумран[32]32
  Хоумран – удар в бейсболе, при котором мяч перелетает через всё игровое поле; даёт бьющему право совершить перебежку по всем базам и принести своей команде очко.


[Закрыть]. Она замахнулась ломом, вкладывая в кусок стали каждую унцию своей силы, каждую грязную, гниющую частичку ненависти.

Краем глаза она уловила размытое движение и сильно ударила ломом, попав в плоть вместо картона. Из-за столкновения ее руки и плечи задрожали. Она полетела вперед, ударившись бедром о край стола, лом вырвали из рук. Ее взгляд упал на фотографии, разложенные веером на гладкой деревянной поверхности. Она посмотрела в невидящие глаза матери. На нее мертвую, свернувшуюся на земле, как какой-то гребаный отравленный Raid'ом таракан.

Твоя мать погибла в автокатастрофе. Она не вернется домой.

С гортанным криком Энни, бросившись на стол, смела все вниз – фотографии, бумаги, скатерть. Схватив одну из коробок с надписью: «ШЕННОН УОЛЛЕС», швырнула ее вместе с содержимым. Коробка ударилась о стену. Стекло разбилось вдребезги. Твердые как сталь пальцы схватили ее за плечо и развернули.

Черные волосы. Солнцезащитные очки. Белая кожа и горячие руки – одна держит лом, другая ее.

– Кто разозлил тебя, p’tite? – спросил Данте, бросив лом через комнату в открытое окно.

Отхаркнув, Энни плюнула в него. Плевок мерцал на его бледной коже. Подняв руку, он вытер лицо затянутым в латекс плечом. Усмешка искривила один уголок его рта.

– Хороший выстрел.

– Клянусь гребаным богом, я убью тебя, если не отпустишь!

– Тогда, полагаю, ты должна меня убить, потому что я не отпущу.

Энни, целясь кулаком в великолепное лицо Данте, ударяла вправо-влево– вправо, но каждый раз промазывала. Затем подняла колено, стараясь попасть в пах, но снова промахнулась.

– Черт побери, – прорычала она, – хватит двигаться!

Не в силах освободиться от хватки Данте, она решила изменить тактику и обмякла, упав в обморок на пол. Его пальцы соскользнула с нее, когда она падала.

Энни перевернулась на ковре, схватила острый кусок стекла и встала на колени. Она резанула осколком по испещренному шрамами запястью. Хлынула темная и густая кровь. Заметив сбоку какое-то движение, она взмахнула стеклом. Почувствовала, как обломок глубоко вошел в плоть, и ощутила медный запах крови. Было слышно, как Данте сделал глубокий вдох. Внезапно он упал перед ней на колени, его бледное лицо было напряжено, темный взгляд выражал решимость. Увернувшись, она попыталась подняться на ноги, но он предсказывал каждое ее движение. Она снова и снова махала стеклянным осколком, но тот только со свистом резал пустой воздух, выглядело так, словно Данте просто исчезал.

Затем его пальцы обхватили ее запястья, дернули, притягивая ближе. Осколок стекла наконец выпал из скользких от крови пальцев, и он крепко сжал ее. Энни ощутила, как мышцы свело от мощной хватки, и уступила. Ее ноги подкосились, а когда она рухнула в объятия Данте, то почувствовала себя легче воздуха, поддерживаемая успокаивающей магией текилы и кислорода, но она никогда не смогла бы взлететь достаточно высоко.

Кожа и латекс скрипнули, когда Данте сел на пол, укачивая ее на своих коленях.

– Я чертовски ненавижу ее, – прошептала она, свернувшись рядом с ним, рядом с его жаром.

– Я понял, – прошептал он.

– Я рада, что она мертва, – сумела произнести Энни сквозь сжатое горло. Ее сердце напоминало раскаленный узел в груди, сжигающий изнутри; огонь, который невозможно потушить, узел, который нет сил распутать.

Данте убрал волосы с ее лица.

– Хочешь рассказать мне почему?

– Нет. Тебя я тоже ненавижу.

– T’es sûr de sa?

Его запах окутывал ее, словно осень, словно Хэллоуин, – горящие листья, замерзшая земля и спелые яблоки.

– Что это значит?

– Это значит: ты уверена насчет этого?

– О. Ага, я уверена, что ненавижу тебя. Типа того.

– Хорошо, – сказал он. Затем начал петь своим мягким, хриплым и сексуальным голосом: – Laissez-faire, laissez-faire, ma jolie, bons temps rouler, allons danser, toute la nuit…

Энни не была уверена, пел ли он на французском или испанском, или гребаном каджуне, но мелодия успокаивала так же, как рука, поглаживающая ее волосы.

Закрывая глаза, она подумала, что мельком увидела черные крылья, выгибающиеся высоко позади Данте, низ которых мерцал темно-синим оттенком. Находясь в руках этого темного ангела, она слушала песню, и его голос обрушивался прохладным водопадом на ее гнев, тянул, словно ловкими пальцами, запутанный узел в ее сердце.

Энни открыла глаза и коснулась окровавленными пальцами бледного лица Данте. Кровь текла из одной ноздри, значит, один из ее ударов в конце концов достиг цели. Его кожа, казалось, горела. Она очертила его губы. Он вздрогнул и закрыл глаза, но продолжал петь.

– Si toi t’es presse et occupe, mon ami, courir ici, courir la-bas…

– Поцелуй меня.

Глаза Данте открылись, темные и настороженные, но Энни увидела голод в их глубине. Его песня закончилась, когда он наклонил голову и поцеловал ее, оставляя на губах едва уловимый вкус Амаретто и крови легким прикосновением.

– Нет, – она потянулась и обхватила руками его лицо, – настоящий поцелуй.

– Я так не думаю, – сказал Данте с озорной улыбкой, – ты была непослушной.

Энни уставилась на тонкие кончики клыков, показавшиеся вместе с улыбкой. Сердце сильно ударилось о ребра. Создание ночи. Или это имплантаты. Должны быть имплантаты.

– Если ты вампир, ты убиваешь, когда кормишься?

Улыбка Данте поблекла.

– Иногда да.

Энни сделала паузу, обдумав ответ и решив, что он пытался напугать ее – мудак.

– Не то чтобы это важно, но тебе необходимо было убивать?

– Нет, не всегда.

– Ты можешь обратить меня в вампира?

– Ага, но не хочу, так что даже не проси, черт возьми.

Прежде чем Энни задала еще вопрос, он высвободился из ее рук и поднял голову.

– Хэзер здесь, – выдохнул он, поставив их обоих на ноги. Его великолепное лицо, испачканное в крови, засветилось, словно осенний костер, и Энни знала, что ее больше не существует для него.

Снаружи Данте услышал низкий гул машины, спортивной или с мощным двигателем, хриплый и сильный. Но еще он слышал бешеный стук сердца Энни под ребрами, ускоренный в три раза из-за наркотиков и адреналина. Он посмотрел на нее. Она прижалась к нему, глаза были широко раскрыты, зрачки расширены.

– Поцелуй меня, – потребовала она, – поцелуй меня жестко.

Данте покачал головой, слушая, как гул машины становится громче, вибрация проникла сквозь подошвы его ботинок, прошлась по позвоночнику. Через окно он мельком поймал проблеск машины, низкой и блестящей, свернувшей на подъездную дорожку, гравий захрустел под шинами. С низким урчанием двигатель заглох. Тишина заполнила дом.

– Поцелуй меня, – повторила Энни низким голосом, – или я скажу сестре, что ты вломился в дом и напал на меня.

Ее пальцы обхватили ремень и дернули.

Данте услышал, как открылась дверь, затем звук шагов по гравию. Автомобильная дверь закрылась с глухим стуком. Он наклонил голову, рассматривая Энни сквозь ресницы.

– Да?

– Ага. Я расскажу много таких историй, – темная надежда читалась в ее словах.

– Она уже знает, что я здесь. И что ты здесь тоже.

Он вспомнил краткое сообщение от Вона: «Твоя милашка агент ФБР здесь – ищет тебя».

Он вообразил, как она идет к дому, представил рыжие распущенные и вьющиеся за плечами волосы, обрамляющие прекрасное лицо. Представил изящные формы. Была ли она в джинсах? Слаксах? В платье?

Данте закрыл глаза, считая ее шаги.

Она была в безопасности. Дышала. Он хотел удостовериться, что так все и останется.

Беги от меня. Беги от меня как можно дальше.

Она пыталась. Но он преследовал ее. И не мог объяснить причину. Она так запутала его, как никто прежде.

– Чушь. Поцелуй меня, Данте.

Навязчивые маленькие пальчики Энни пытались расстегнуть его ремень, но он схватил их и мягко отвел в сторону.

– Я скажу ей, что ты меня порезал, – прошептала она.

Пульс Данте загрохотал. Он открыл глаза. Хэзер сейчас зайдет в дом. Он слышал звяканье ключей.

Данте обхватил лицо Энни ладонями. Удовлетворенная улыбка появилась на ее губах, когда она подставила лицо для поцелуя. Затем положила руки на его бедра и закрыла глаза.

Слушая царапанье ключа, скользнувшего в замок, Данте опустил голову, коснулся губами уха Энни и прошептал:

– Пошла ты. Рассказывай ей все, что захочешь.

Глаза Энни распахнулись, и он отпустил ее. Дверь открылась, и уличный фонарь осветил стройную фигуру, стоящую в дверном проеме. Запах сирени и дождя заполнил комнату, сладость, отравленная печалью и неуверенностью.

Уличный фонарь слепил глаза, и Данте поднял руку, пряча их. Он был прав насчет ее волос: они ниспадали, распущенные за плечами. И она была в черной куртке и обтягивающих джинсах. Ее взгляд остановился на нем, дыхание перехватило. Долю секунды спустя улыбка изогнула ее губы и осветила сумрачно-синие глаза.

– Данте… – сказала она, входя в комнату, и замерла.

Ее взгляд прошелся от бумаг, разбитого стекла и фотографий на полу к нему. К открытому окну позади. К взъерошенной и окровавленной сестре, которая все еще держала руки на его бедрах. Она нахмурилась.

– Какого хрена здесь происходит?

Подмигнув, Энни отскочила от Данте, закружилась, затем рухнула на пол.

– De mal en pire, – пробормотал Данте. Чем дальше, тем хуже.

Глава 12
Искусство самоуничтожения

Сиэтл, Вашингтон

22 марта

Энни рухнула на пол, и на мгновение образ матери, свернувшейся на покрытой листьями земле, промелькнул перед глазами Хэзер. Данте с раздражением что-то пробормотал, потом упал на колени и прижал пальцы к вискам Энни.

Хэзер пронеслась через гостиную, миновав фотографии с места преступления, бумаги и папки, валявшиеся на ковре, опустилась на колени рядом с сестрой и убрала с ее лица разноцветные волосы.

– Она в порядке? – спросила Хэзер и залезла в карман пиджака. Достав телефон, раскрыла его. Теплый запах Данте, запах горящих листьев и густой темной земли, окутал ее. Она была достаточно близко к нему, чтобы чувствовать его жар.

– Не звони. Она в порядке. Под кайфом, возможно, пьяна, возможно, прикидывается, но в порядке.

– Прикидывается? – Хэзер захлопнула мобильник и засунула его обратно в карман.

Данте пожал плечами.

– Возможно, – затем убрал руки с висков Энни и опустил на свои обтянутые кожей бедра. – Она рассержена на меня.

– Не она одна, – сказала Хэзер, наклоняясь над сестрой.

– Правда?

– Правда. Но мы поговорим об этом позже.

– Хорошо.

Она почувствовала запах спиртного в дыхании Энни. Проклятье, Энни! Правая рука сестры была в крови, запястье. Она перевернула его и напряглась при виде все еще кровоточащего глубокого пореза.

– Она сделала это прежде, чем я смог ее остановить, – сказал Данте. – Мне жаль.

– Не твоя вина, – ответила Хэзер.

Холодный ночной воздух подул сквозь открытое окно в спину Хэзер. Должно быть, так Данте попал внутрь. Взломал окно. Или Энни вломилась первой? Злость кипела. Она беспокоилась о нем, пыталась найти, позвонив Симоне, придя в «Весперс», а он был занят тем, что вламывался в ее дом и… боролся с ее сестрой?

– В любом случае, что произошло? – спросила Хэзер, глядя в его темные глаза.

– Она страдает, – сказал Данте. – И не хочет страдать одна.

Злость Хэзер исчезла, когда она заметила высохшую кровь, размазанную под носом Данте.

– Ты… Она… – Она остановилась и посмотрела на сестру, изучила ее спокойное лицо, потом обратила взгляд на него. – Вернулись воспоминания?

Данте покачал головой.

– Немного не те воспоминания, – его губы расползлись в улыбке.

– Не смешно.

Хэзер осмотрела его окровавленные руки – оборонительные ранения – а потом увидела неровный порез на латексной рубашке на уровне живота. Резко вдохнув, она осторожно коснулась пореза и потянула его, раскрывая.

– Черт! Она тебя ранила?

Бледная кожа под разрезанным латексом была липкой от крови. Теплые пальцы Данте сомкнулись вокруг запястья и убрали ее руку.

– Я в порядке, chérie. Не беспокойся. Создание ночи, помнишь?

– Я помню. – На нее нахлынуло облегчение, и она сжала его руку, прежде чем отпустить. – Но тебе все еще может быть больно.

Данте пожал плечами.

– Oui.

Он взял Энни на руки и встал, его движения были текучими и грациозными даже с женщиной, прижатой к груди. Голова Энни упала на его плечо, лицо скрылось за черными, фиолетовыми и синими прядями волос.

– Куда ее?

– Сюда, – сказала Хэзер, поднявшись, и повела его по коридору в гостевую комнату.

Она шагнула в сторону от порога, чтобы дать Данте пройти и опустить Энни на покрытую одеялом кровать. Та хлюпнула под ее весом.

– Водяная кровать? Серьезно? – спросил Данте, выпрямляясь.

Хэзер почувствовала, как улыбается.

– Мне нравится эта кровать, мистер-у-меня-матрац, – сказала она, сделав шаг в темную комнату, и включила маленькую прикроватную лампу. Небольшой желтый круг света появился на потолке.

Она села рядом с сестрой на кровать, которая закачалась под ее весом. Затем убрала волосы с лица Энни. Был ли это маниакальный приступ или скорее падение в пучины депрессии?

Хэзер подняла взгляд, чтобы попросить Данте дать ей немного времени побыть с Энни наедине, но его уже не было. На мгновение она обеспокоилось, не ушел ли Данте совсем, но вряд ли он влезал в дом, чтобы уйти, не сказав того, ради чего пришел.

Слова Вона звучали в ее голове: «Он беспокоился о тебе».

Но там, в слабо освещенном коридоре «Весперса», у нее возникло ощущение, что Вон кое о чем умолчал. Несмотря на сказанное и несказанное, его глаза лучились заботой, а напряженная поза говорила об одном – он беспокоился о Данте.

Хэзер аккуратно повернула порезанное запястье Энни, изучая рану; она все еще немного кровоточила, но зашивать не было нужды. Она осмотрела Энни в поисках других повреждений, нашла порезы на внутренней стороне пальцев и легкий синеватый кровоподтек на лбу.

Хэзер встала, наблюдая за сестрой, пока кровать тихонько волновалась. Прядь голубых волос прилипла к щеке. Кожа под глазами была в пятнах от подводки и с синяками от недостатка сна. Нечеткое пятно высохшей крови на губах.

Должно быть, Энни увидела фотографии с места преступления и раскидала их по полу гостиной. Я бы никогда их не оставила, если бы знала, что она придет.

Повернувшись, Хэзер пошла в ванную комнату за махровой мочалкой, антисептиком и лейкопластырями. В коридоре она мельком увидела Данте, собирающего бумаги с пола.

– Тебе не обязательно это делать, – окликнула она. – Я разберу позже.

Он фыркнул и продолжил заниматься тем, что делал. Хэзер покачала головой. Все такой же упрямый осел. Она думала о том, как он нес ее сестру и опустил на кровать с осторожностью и нежностью, даже после того как та попыталась поделиться с ним своей болью. Все такой же Данте. Но теперь ей нужно добавить эксперта по взлому в список его превосходных навыков.

Вернувшись в гостевую комнату с припасами и теплой влажной мочалкой, Хэзер села на кровать и дождалась, пока затихнут колебания.

– Эй.

Хэзер посмотрела в подведенные глаза Энни и заметила расширенные зрачки. Кроме того, стало очевидно, что для женщины, которая потеряла сознание и очнулась где-то в другом месте, она не выглядит столь озадаченной. Хэзер стиснула зубы. Возможно, прикидывается. У нее сложилось ощущение, что Данте был прав. И Энни прикидывалась далеко не впервые.

– Привет. Как себя чувствуешь? – Она осторожно очистила от крови порез на запястье Энни.

– Твой бойфренд проклятый вампир! С клыками и… и… – дыхание Энни сорвалось. Она прикусила губу и отвела взгляд.

Давит на жалость?

– Прости, если он встревожил тебя, – сказала Хэзер, смазывая порез антисептиком. Острый медицинский запах скрыл вонь перегара, идущую от Энни. – Я говорила тебе, что он создание ночи.

– И ты ожидала, что я так возьму и поверю в это? Вампиры? Иисус Христос!

– Теперь ты веришь? – Хэзер перевязала рану.

– Да, – прошептала Энни. – Он порезал меня, и я думала, что он выпьет меня досуха.

Хэзер посмотрела на сестру.

– Он не резал тебя, Энни. И он пытался помочь, а не ранить.

– Откуда, черт возьми, ты можешь знать? Проклятье, ты даже не была здесь! Почему ты принимаешь его сторону?

«Началось», – подумала Хэзер.

– Я не принимаю ничью сторону.

– Нет, мать твою, принимаешь!

Внезапный рев пылесоса из гостиной испугал Хэзер. Какого черта делал Данте? Принимая во внимание остроту его слуха, возможно, он пытался не слушать, а Энни была не такой уж тихой.

– Прекрати, – сказала Хэзер, стараясь держать голос ровным. – Ты напилась, накачалась наркотиками и вломилась в мой дом. Когда тебя выпустили из лечебного центра?

Энни захлопнула рот и отвела взгляд.

– Тебя не выпускали, так ведь? Тебя выпустили под залог, и ты прекратила принимать лекарства.

– Почему я должна их принимать? Все, что они делают – превращают меня в хренову зомби. Но так же проще для тебя, а?

Слова Энни ужалили, и Хэзер застыла.

– Я хочу, чтобы ты поправилась, а не стала зомби. Я хочу, чтобы ты вернула себе свою жизнь. Я хочу снова видеть тебя на сцене.

– Да, конечно. Твой бойфренд поцеловал меня, между прочим. Дважды.

Энни наблюдала за ней с самодовольной улыбкой на губах и с хитрым блеском в глазах. Наконец, она говорит правду? И использует ее в качестве ножа? Руки Энни были на бедрах Данте; его же руки висели по бокам. Но кровь на ее губах – попала туда с Данте? Его нос кровоточил.

Имеет ли значение, поцеловал ли Данте ее на самом деле?

Внезапно спутанный комок чувств – ревность, желание, горе – скрутился в ее груди, удивив Хэзер. Да, имеет. И большое значение.

– Очко в твою пользу, – пробормотала Хэзер и отвела взгляд. – Но он не мой бойфренд. – Вздохнув, она закрыла глаза. Но он был ее другом. И, возможно, даже больше.

– Не твой бойфренд? Да, конечно. Я видела его лицо, когда он произносил твое имя. Видела, как он выглядел, когда наблюдал, как ты входишь в дверь, – голос Энни был циничным и едва слышным. – Ничего больше не имело значения. Ничего больше не существовало. Только ты.

– Энни… нет.

Энни села на качающейся кровати и подтянула колени к груди.

– Эти фотографии и материалы о маме, зачем они тебе?

Хэзер изучала сестру, ее тело съежилось, сжалось, как кулак. Она почти вибрировала от энергии. Маниакальной.

– Я пытаюсь найти ее убийцу. И делаю то, что должен был сделать отец.

– Когда ты найдешь парня, что прибил маму, дай мне знать, чтобы я смогла его поблагодарить.

Отдав Энни мочалку, Хэзер встала.

– Заканчивай, а потом немного поспи.

– Отец правильно сделал, что забыл суку.

Хэзер уставилась на сестру, кровь стучала в висках. Рекомендация психотерапевта Энни раскручивалась в ее голове подобно спасательному тросу: Не верьте в ее драму, не позволяйте ей давить на больное, просто показывайте, что вы о ней заботитесь.

– Если тебе что-нибудь понадобится, – сказала она, голос ее звучал неестественно даже в собственной голове, – я буду в гостиной.

Энни плюхнулась на кровать, перекатившись на бок, когда та заплескалась и заволновалась. Свернулась калачиком.

– Как бы то ни было. Пошла ты.

Сделав глубокий вдох, Хэзер вышла из спальни в гостиную. Вымыв лицо от крови, Данте сидел на полу столовой, скрестив ноги, и читал досье на ее мать; фотографии с места преступления были аккуратно разложены рядом; стекло убрано; сломанная плакатная рама исчезла; а сам плакат, копия картины «Пылающий июнь» Лейтона, лежал на обеденном столе.

Хэзер почувствовала, как часть напряжения покидает ее из-за этого неожиданного приступа хозяйственности Данте. Учитывая беспорядок в его спальне в Новом Орлеане, она бы никогда не предположила, что он способен на такое.

Он убрал прядь волос за ухо, пока читал, нахмурив черные брови. Ее мысли вернулись к отснятому досье, к Хлое, которая учила его читать, и ее горло сжалось.

– Прости, что так вышло, – сказала она, садясь на пол рядом. – У Энни биполярное расстройство…

Данте поднял взгляд, приложил палец к губам и кивнул в сторону коридора.

Его жест был понятен: Она подслушивает.

Хэзер кивнула. Она не хотела закрывать дверь, боясь того, что сестра может сделать за ней. Но по тем же самым причинам не хотела перемещаться в другую комнату, чтобы Энни не смогла их слышать. Хэзер провела рукой по волосам, внезапно почувствовав сильную усталость.

– Ты заботишься о ней одна? – спросил Данте, его голос был едва слышен.

– По большей части, – пробормотала она. – Мой брат живет в Нью-Йорке, а мой отец – так, забыли о нем. Обычно Энни живет сама по себе, но в таком состоянии как сейчас… я нужна ей.

– Chérie, мне жаль.

Слова Данте, его голос, низкий, теплый и искренний, коснулись ее сердца. Но прохладный бриз, подувший из открытого окна, пахнущий дождем и влажными зелеными листьями, напомнил ей о том, как он проник в дом.

Поднявшись, Хэзер подошла к окну быстрыми шагами и закрыла его. Задвинула сломанную щеколду и посмотрела через плечо на Данте. Он наблюдал, его красивое лицо внезапно стало настороженным. Он читает напряжение в моих движениях, слышит его в голосе. Он точно настороже; ведь так он и выживал на улицах в детстве.

– Почему ты вошел через окно?

– Дверь была закрыта.

– Так же, как и окно.

Он пожал плечами.

– Я решил, что окно привлечет меньше внимания.

– Так или иначе, о чем ты, черт побери, думал? – спросила она, разворачиваясь к нему лицом. И сжала за спиной подоконник. – Ты мог бы позвонить. Или постучать в дверь. Или просто подождать, пока я вернусь домой.

– Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– И это тебя оправдывает? Вломиться только потому, что беспокоился обо мне? – она удержала его взгляд. Огонь горел в венах. – Кто первый влез? Боже! Я не могу поверить, что задала этот вопрос.

– Я.

– Ты не имел права! Нет. Как и Энни.

Данте кивнул, свет отразился от колец в его ушах.

– Я слышу тебя.

– Что, черт побери, это значит?

– Это значит, Я… – Данте ткнул себя пальцем в грудь. – Слышу… – он дотронулся до ушей. – Тебя, – и показал на Хэзер.

Она уставилась на него, грудь сжималась, злость кипела в венах.

– Не будь кретином. Ты должен был дождаться, пока я вернусь домой.

– Да? Правда? – Данте положил папку рядом на ковер. – Я не был уверен в этом.

– Я же говорила, что мне нужно некоторое время. Я никогда не говорила прощай. Или ты не слышал меня?

Огонь появился в глазах Данте.

– Oui, я тебя слышал.

– Так… ты шнырял по дому? Обыскал все? Поцеловал Энни?

– Аг-а-а, – протянул Данте, голос его был низким и таинственным. – Я поцеловал ее. И на что это влияет?

Затем что-то как будто щелкнуло, и его взгляд потемнел. Он закрыл лицо руками и покачал головой.

– Черт! – пробормотал он, потом опустил руки. Поднялся на ноги.

– Она сказала, что ты дважды поцеловал ее.

– Твою мать, ты смеешься надо мной? Это все из-за того, что я поцеловал твою сестру?

– Нет, из-за того, что ты вломился, – ответила Хэзер, пересекая комнату, и встала напротив. – Но раз уж ты упомянул, почему ты ее поцеловал?

– Не имеет значения, – сказал он низким натянутым голосом. – Это был только поцелуй.

– Она моя сестра, Данте! Это имеет значение!

На скулах Данте заходили желваки, но он ничего не сказал. Их тлеющие взгляды сцепился. «Данте целовал по многим причинам, многими способами, – напомнила она себе. – По-братски, в приветствие, расставаясь, с вожделением. Возможно, он действительно не понимает, учитывая отсутствие границ в ходе его воспитания».

– Знаешь, что? Ты прав, это не имеет значения, – сказала Хэзер. – Это не мое дело, кого ты целуешь и почему.

Его темные глаза изучали ее, выражение лица вдруг стало беззащитным.

– T’es sûr?

Она немного знала французский, достаточно, чтобы иногда это помогало с каджуном. Но если она правильно поняла, то, что он сейчас спросил, смутило ее до глубины души.

– Ты спрашиваешь меня, уверена ли я? В том, что это не мое дело?

Данте провел рукой по волосам, и выглядел при этом почти таким же смущенным и неуверенным, как чувствовала себя она.

– Да, – наконец ответил он с кривой улыбкой. – Думаю, да.

Хэзер ничего не могла поделать, кроме как вернуть улыбку.

– Я не хочу спорить с тобой, Данте, – произнесла она мягко. – Я рада тебя видеть, действительно рада.

– Я тоже.

– Но нам нужно поговорить, – сказала Хэзер. – Серьезно поговорить.

Что-то сродни облегчению промелькнуло на лице Данте.

– Я тоже хотел поговорить с тобой, chérie. Ты все еще работаешь в ФБР?

– На данный момент да, – она кивнула на обеденный стол. – Возьми стул, мне есть, что показать.

Данте стянул с себя толстовку и повесил на спинку стула. Он был одет в черную латексную рубашку с серебряной пряжкой на ремне поперек груди и в черные кожаные штаны. Только его серебряная пряжка и кольца на пальцах и на ошейнике резко выделялись на фоне всего черного. Он развернул стул и сел.

Хэзер почувствовала на себе его внимательный взгляд, когда прошлась по комнате и закрыла все шторы. Подойдя к входной двери, она заперла оба замка. Замки встали на место с твердым щелчком. Она не знала, продолжает ли кто– либо следить за ней. Но не заметила ни одной незнакомой машины или рабочего фургона, хотя это не значило, что их нет.

Возможно, то, что Данте влез через заднее окно, было хорошо, в конце концов.

Хэзер вернулась к столу и села. Затем подняла кипу бумаг и пролистала их, ища данные, которые распечатала прошлой ночью. В процессе она пыталась привести в порядок мысли, сформировать подозрения.

– Кстати, сочувствую насчет мамы, – сказал Данте. – Я не знал.

Хэзер встретила его темный взгляд и улыбнулась.

– А как ты мог знать? Но все равно спасибо.

– Сколько тебе было, когда она умерла?

– Почти двенадцать. Мой день рождения был несколькими неделями позже.

– Оу, chérie, вот дерьмо, – сказал он, и она могла поклясться, что это он и имел в виду.

Хэзер посмотрела через плечо в направлении коридора. Понизив голос, она сказала:

– Дело об убийстве матери заморожено, официально, по крайней мере. Сейчас ее смерть приписывается к серийному убийце, известному как…

– Молоток-Гвоздодер, Кристофер Хиггинс, – вставил Данте.

– Именно, – Хэзер долго смотрела на него, впечатленная. У него было не так много времени, чтобы пройтись по досье, пока она ухаживала за Энни, так что он, должно быть, хорошо и быстро его просмотрел.

– ФБР тебя не отпустит, так ведь? – спросил Данте.

Хэзер покачала головой.

– Я надеялась, что они позволят мне уйти, если я буду молчать и притворяться, что ничего не знаю о Плохом Семени или о том, что случилось в Центре после того, как была ранена.

– Но…? – Данте положил руки на спинку стула.

– Они вызвали меня сегодня на встречу и предложили должность босса, РСА. – Хэзер покачала головой. – Предложение не только идет по протоколу, меня еще предупредили, что случится, если я откажусь.

– Рассказывай, – голос Данте был низким и опасным.

Она рассказала о встрече с Ратгерс и Родригезом, выделяя мелочи, которые сделали эту встречу особым случаем – нежелательное появление отца, усиленный интерес к медицинской карте, совсем-не-завуалированная угроза. Кроме того, она рассказала, как ездила на место убийства матери в компании с почетным караулом в виде высокого худощавого РСА из оперативного отдела Портленда.

– Они дали мне время на принятие решения до понедельника.

– И если ты им откажешь, то внезапно станешь сумасшедшей и в итоге окажешься либо в камере для психов, либо в морге, после того как спрыгнешь с очень высокого здания. Ублюдки.

– Да, по существу. – Хэзер отклонилась на спинку стула. – Ты такой красноречивый.

Кривая полуулыбка подернула губы Данте, но он выдержал ее взгляд своим темным и горящим.

– Так как зовут твоего нового босса, еще раз?

Улыбка Хэзер исчезла. Она выпрямилась.

– Нет, ты никого не убьешь. Даже не шути по этому поводу.

– Я и не шучу.

– Это не сработает! У него есть босс, у которого есть босс, у которого есть босс, и так далее. Его убийство не решит проблему.

Данте внезапно встал. И начал шагать по комнате, сжав челюсть, руки сжались, костяшки пальцев побелели. Дрожь прошлась по спине Хэзер. Его злость выходила на поверхность. Что случалось, когда он больше не мог ее контролировать?

Через мгновение Данте остановился и сделал длинный судорожный вдох. Его ладони раскрылись и погладили бедра. Кожа заскрипела. Он повернулся к ней лицом. Взгляд был спокойнее, огонь поутих, но язык тела говорил об обратном – напряженный, сжатый, почти вибрирующий, сдерживающий эмоции.

– Ты в порядке? – спросила Хэзер. – Данте, тебе что-нибудь нужно?

Он посмотрел на нее, выпивая своими темными глазами, его взгляд был таким горячим и пронизывающим, что Хэзер почувствовала, как у нее ускоряется пульс.

– Я имею в виду… тебе нужно… пить?

«Скажи это, – сказала она себе. – Скажи вслух».

– Кровь, – поправилась она.

– Да, но я подожду, – сказал он, проводя обеими руками по волосам, его кожа была белой на фоне иссиня-черных прядей. – Хорошо, убийство твоего босса – не выход. Так как ты собираешься поступить? Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь.

– В этом-то и проблема, – сказала Хэзер. – Я беспокоюсь о тебе.

– Правда? Pourquoi? Со мной все хорошо.

Исчадие доложил о своем появлении тихим «мяу» и потерся о ногу Хэзер. Как только она нагнулась, чтобы погладить его, он убежал в кухню, мяукая по дороге, так быстро, как будто у него были все четыре лапы, а не три.

– Эй, minou, – сказал Данте. – Теперь ты поднимаешь тревогу?

Хэзер встала и пошла за Исчадием в кухню. Его миска была пустая.

– Мамочка плохая, – сказала она, наполняя кормом миску. – Прости.

Исчадие поурчал, соглашаясь – да, Мамочка плохая – или принимая извинения, или и то, и другое. Она некоторое время гладила его голову, пока он уплетал корм со вкусом лосося.

– Хочешь кофе? – крикнула она. – Могу сделать.

– Конечно, – раздалось справа от нее.

– Черт! – Хэзер повернулась, сердце стучало, кулак автоматически взлетел.

Данте отступил, подняв руки в защите. Она не слышала, как он вставал или шел в кухню. И забыла, каким тихим и быстрым он был, даже более, чем обыкновенное создание ночи, и это о чем-то говорило, с ее точки зрения.

– Фух, эй! Прости, – сказал он, смеясь. – Я не хотел напугать тебя.

– Господи! Может, мне стоит повесить на тебя колокольчик, как на кота?

– Она протолкнулась мимо к барной стойке, взяла стеклянный кофейник от кофеварки и наполнила его водой.

Когда кофе сварился, и крепкий аромат закружился в воздухе, она вернулась к столу. Наклонившись над его заваленной поверхностью, она продолжила, пролистывая бумаги:

– Что ДеНуар… Твой отец, то есть, сказал насчет Плохого Семени?

– Ничего, – тихо ответил Данте. – Но тогда я был не совсем дружелюбным.

Хэзер посмотрела на него, внутри зародилась острая боль.

– Ты должен быть честным с самим собой.

Данте провел рукой по волосам, его бледное лицо внезапно стало усталым. Он кивнул на бумаги, в которых она рылась.