Текст книги "Тени прошлого"

Автор книги: Эдна Бьюканан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Кики, я не собираюсь играть в ваши игры, – предостерег он ее.

– Какие игры? – Она посмотрела на часы. – Ради всего святого, отпустите меня домой!

Из рации Берча вдруг раздался треск.

– Три тридцать два вызывает четыре сорок один.

– Четыре сорок один слушает. Оставайтесь на связи. – Берч поднялся со стула и обернулся к Кики. – И потом вы совершенно случайно уехали на такси. Чем вызвана такая спешка?

– Ферджи и Ди сидели дома одни с самого утра.

– Ну конечно. А я, по-вашему, принц Чарлз, а вы – королева-мать. С меня довольно, Кики. – Он вышел, захлопнув за собой дверь.

– Не закрывайте! – завопила она.

– Четыре сорок один слушает, – произнес Берч, поднимая рацию. – Ну что у тебя, Наз?

– Их семь, – сказал Назарио. – Причина смерти пока не ясна. Возможно, это были живые младенцы. Примерно 1961 года рождения.

– Черт. Где ты сейчас?

– Заезжаю в гараж.

– Отлично. Вот ты и будешь раскалывать Кики. Похоже, ты ей приглянулся.

Все собрались в кабинете лейтенанта, и Назарио отчитался обо всем, что узнал. Присвистнув, Салазар провела ухоженной рукой по темным волнистым волосам.

– Эдельман будет не в восторге.

– Это уж точно, – отозвался Берч. – Нам придется осмотреть каждый дюйм, может быть, даже покопаться под домом. Одному Богу известно, что еще мы там найдем.

– Я получу ордер на временное приостановление любых строительных работ, – пообещала Салазар. – Тридцати дней будет достаточно?

– Мы сможем его продлить, если потребуется? – спросила Райли.

– Да. Но Эдельману это вряд ли понравится.

– Мне это тоже не нравится, – бросил Берч. – Господи! Ведь это же дети! Совсем маленькие. Вы понимаете, насколько это важно?

– У Нолана ведь было три дочери? – спросила Райли с каменным лицом.

– Старшей, Саммер, было шестнадцать, когда убили ее отца, – ответил Берч, заглянув в блокнот. – Спринг – четырнадцать, а Брук – тринадцать.

– Нолан был единственным мужчиной в доме?

Берч утвердительно кивнул.

– Его сыну Скаю было в то время всего девять.

– Похоже, убитый был не самым лучшим отцом, – обронила Райли.

– Никто никогда не подозревал в убийстве жену и детей. Не было мотивов, – сказал Стоун.

На лице Райли сквозь загар проступила бледность. Она нервно затеребила пресс-папье.

– Таким мотивом вполне может быть инцест.

– Вы думаете, эти младенцы – его дети? – спросила Салазар.

– Дело, конечно, гнусное, но не сказать чтобы из ряда вон выходящее, – задумчиво произнесла Райли. – Такие случаи бывали. В основном в сельской местности.

– Последствия инцеста закапывали на заднем дворе или запирали в сундуке и прятали на чердаке, – зябко поведя плечами, сказала Салазар.

– Или в подвале, – дополнил Берч. – Зачем скрывать, если дети законные? Вот сукин сын.

– Судя по показаниям свидетелей и газетным вырезкам, найденным в деле, Нолан с женой вели очень активный образ жизни, занимались благотворительностью и постоянно мелькали в колонках светской хроники. В последние годы перед убийством его жена уж точно не была беременна, – сообщил Стоун.

– Значит, кто-то из дочерей, – отрезала Райли. – Инцест кажется мне вполне правдоподобным мотивом.

– Теперь ясно, почему вдова с детьми так быстро слиняли после убийства, – вставил Корсо.

– Но дом продавать она не стала, – заметила Салазар.

– Решила не выпускать из рук, как и все остальное, – заключил Корсо.

– Жена наверняка все знала, – стала вслух рассуждать Райли. – Не могла не знать. Три дочери, семь младенцев?

– Парень хорошо порезвился, – усмехнулся Корсо.

– А вдова жива? – спросила Салазар.

Берч кивнул.

– Интересно, а почему она вдруг решила продать дом? – нахмурилась Райли.

– Элементарная жадность, – ответил Берч. – Эдельман сказал, что заплатил ей сорок миллионов баксов.

– Ей, должно быть, сейчас за семьдесят. Возможно, у нее склероз и она уже не помнит, что они спрятали в подвале, – предположил Корсо.

– Такие вещи помнят в любом возрасте, – возразила Райли. – Ей известно, что Эдельман собирается снести дом, но она уверена, что сейчас вряд ли кто-нибудь вспомнит об этом погребе. На месте дома построят высотку, и младенцы будут навсегда погребены под тоннами бетона. Никто никогда не узнает, что они вообще родились на свет.

Мы должны поторопиться, – повернулась она к Берчу. – Журналисты с четвертого канала и из «Майами ньюс» уже сделали стойку. Просочились сведения, что мы нашли в Шедоуз человеческие останки. Они жаждут подробностей. Я попытаюсь придержать пресс-релиз. Когда он выйдет, пресса наверняка поднимет шум.

– В данном случае это нам на руку, – сказал Берч. – Поможет отыскать какие-нибудь ниточки. Может, кто-то знал, что эти девочки были беременны.

– Только представь, какая свистопляска начнется в средствах массовой информации! Вам надо успеть поговорить с вдовой и дочерьми, пока еще никто ничего не знает.

– Возможно, одна из них убила Нолана, – предположил Берч. – А может, они сделали это сообща. Паскудное дельце. Подумать только, что им пришлось пережить. Похоже, этот Пирс Нолан был отъявленным негодяем.

Глава 5

Назарио закрыл за собой дверь. Через секунду она приоткрылась, но из комнаты никто не вышел.

– Эта птичка боится оставаться наедине с мужиками, – прокомментировал Корсо. – Наверняка ей есть что сказать.

Назарио появился через сорок пять минут.

– Ну что? – спросил его Берч, отрываясь от папки с делом Нолана.

– Она не врет, – заявил Назарио. – Она действительно не знала, что мы там нашли.

– Я всегда подозревал, что его детектор лжи выходит из строя при виде красоток, – злорадно сказал Корсо. – И точно.

Назарио оставил эту реплику без внимания.

– У Кики клаустрофобия, сержант. Она боится ездить в лифте, летать в самолете, не переносит закрытых помещений без окон, – сообщил он, посмотрев грустными глазами спаниеля в сторону приоткрытой двери. – Поэтому она и не пошла с нами в подвал.

– Логично, – признала Райли.

– А как она объяснила свои приводы в полицию? – спросил Берч.

– Ее дважды арестовывали. Эдельман расчищал территорию под торговый центр, а группа протестующих образовала живое кольцо вокруг огромного столетнего баньяна, который рабочие собирались спилить. Их всех арестовали. Она там тоже была.

– Она еще и защитница деревьев! – ухмыльнулся Корсо.

– Не слишком серьезное преступление, – заметил Стоун.

– Это называется экотерроризмом, – возразил ему Корсо.

– Второй раз ее арестовали, когда она протестовала в Майами-Бич, – продолжал Назарио. – Сносили гостиницу в стиле ар деко, чтобы Джанни Версаче, живущий по соседству, мог вырыть себе бассейн. Обе демонстрации были вполне мирными.

– Иногда это единственный способ изменить закон или заявить о своих правах, – заметил Стоун.

Райли бросила на него внимательный взгляд.

– Когда вы сказали, что нашли мертвое тело, она решила, что это старый контрабандист, – продолжал Назарио. – Помните, он исчез в середине тридцатых – утонул в море или что-то в этом роде.

– Хорошо-хорошо, – прервал его Берч. Он вдруг вспомнил, что не пообедал, а уже девять вечера. Неудивительно, что его все раздражает. – Еще один вопрос. Она упоминала о Ферджи и Ди?

– Это ее собаки. Ферджи – йоркширский терьер, а Ди – папийон, – с серьезным видом объяснил Назарио.

– Кто?

– Это такая порода. Маленькая симпатичная собачка.

– Из тех, которых наряжают в костюмчики с фальшивыми бриллиантами? Как Тинкербелл Пэрис Хилтон [3]3
  Праправнучка известного владельца гостиничного бизнеса Конрада Хилтона и наследница достояния империи «Хилтон». В 2004 г. пропала принадлежавшая ей чихуахуа Тинкербелл, что вызвало фурор в СМИ.


[Закрыть]? – ехидно спросил Корсо.

– Нет, – нахмурился Стоун. – Тинкербелл – чихуахуа.

– Общество защиты животных должно вступиться за эту бедняжку, – сказала Райли.

– Верно, – поддержала ее Салазар. – Эта женщина носит ее как украшение. Я видела по телевизору. Бедная собачка вся тряслась.

– Тинкербелл при каждом удобном случае пытается унести ноги, – продолжала Райли. – На прошлой неделе в новостях сообщали, что она опять сбежала. Но за собаку назначают такое вознаграждение, что ее неизменно возвращают хозяйке.

– Что значит «бедная»? – возмутился Корсо. – Я не прочь поменяться местами с этой псиной. Да ей просто повезло.

– Еще бы, – усмехнулась Салазар. – К чему только эту собачку не прижимали! Чего она только не насмотрелась!

– То-то и оно. Так что я очень не прочь.

– Молодые люди! Лейтенант! – окликнула их Кики Кортелис, робко выглянув из комнаты. – Вы обо мне не забыли? А то я боюсь, что все разойдутся и оставят меня здесь.

– Как же, забудешь о вас, – проворчал Берч. – Хотя мы бы не прочь. Сейчас к вам подойдут.

– Она торопилась к Ферджи и Ди, – понизив голос, сказал Назарио. – Чем меньше собачка, тем трудней ей терпеть. А Кики как раз купила новый ковер. Потому так и спешила.

– Отпустите ее и отвезите домой, – недовольно распорядилась Райли. – Используйте ее как источник информации. Выясните, что еще она знает об этом доме и его жильцах.

Красный «мустанг» с откидным верхом с ревом вылетел из полицейского гаража. Его пассажирка вцепилась в дверную ручку.

– Вы всегда так водите?

– Извините, – пробормотал Назарио, сбрасывая газ. – Может быть, опустить верх? Будет посвободнее.

– Да, – вздохнула Кики, откидываясь на сиденье.

Крыша машины медленно поползла назад, открывая взору полночное небо Майами, усыпанное звездами и расцвеченное пурпуром и позолотой.

– Я много путешествовала, – тихо сказала Кики. – Но нигде не видела таких ночных облаков. Посмотрите, как запрокинулся месяц. Как перевернутая чаша. Это единственное место в стране, где можно увидеть такое. – Кики глубоко вздохнула и, повернувшись к Назарио, чуть улыбнулась. – Как же хорошо, что я наконец ушла из вашей конторы. И как вы только там сидите, – сказала она, возвращаясь к своей дерзкой самоуверенности. – Вы должны завести у себя цветы. Растения уменьшают электромагнитное излучение от телефонов, люминесцентных ламп и компьютеров. И нейтрализуют геопатогенные зоны. Проще говоря, комнатные цветы снимают усталость и депрессию. Ведь известно, что лампы дневного света плохо влияют на глаза, вызывают головную боль, стресс и беспокойство.

– Да, похоже на правду, – поднял брови Назарио. – Но я всегда думал, что это у меня из-за Корсо.

Кики прыснула в кулак.

– Серые стены тоже действуют угнетающе. Положите какие-нибудь коврики, повесьте яркие картинки.

Она испуганно зажмурилась, когда на Нью-Йорк-авеню «мустанг» стремительно пронесся на желтый свет.

– У нас в участке есть комнатные цветы, – отозвался Назарио. – Против них я не возражаю, но коврики и картинки – это уже слишком. Серый цвет вполне комфортен. В новом здании полицейского управления все стены оранжевые. От них режет глаза. Посидев там, свидетели возбуждаются и начинают все преувеличивать. Детективы кидаются друг на друга. А две секретарши вообще подрались. Жуткое зрелище.

Кики нахмурилась.

– Тогда, может быть, какой-нибудь успокаивающий оттенок…

– Послушайте, – перебил ее Назарио, притормаживая рядом с «Домом под черепицей». – Я сегодня не завтракал. И мы оба не обедали. Может, посидим в кубинском ресторанчике?

– Нет, – коротко ответила она.

– А как насчет пиццы?

Она покачала головой.

– Ладно, – разочарованно вздохнул Назарио. – А откуда у вас такой псевдоним – Лиза Корт? – спросил он после неловкой паузы.

Кики непринужденно рассмеялась.

– По телефону вечно путают мое имя, как бы четко я его ни произносила. Я приезжаю в ресторан элегантно одетая и хочу выглядеть настоящей дамой, а метрдотель кричит на весь зал: «Хихи Киселис! Ваш столик готов!» Теперь, когда я заказываю столик, то называю себя своим вторым именем – Лиза и сокращаю фамилию до Корт.

– И всего-то?

– Да. Когда нас арестовали за демонстрацию на берегу, полицейский спросил меня, использовала ли я когда-нибудь другое имя. Вот я ему и сказала.

Кики жила в коттедже на Авокадо-авеню в районе Кокосовой рощи.

– Какой милый домик, – сказал Назарио, когда она указала ему на подъездную дорожку.

– Один из самых старых в Майами.

– В Майами-Бич? Это ведь Кокосовая роща.

– Дом был построен в 1913 году на углу Девятнадцатой улицы и Коллинз-авеню. Местный судья останавливался в нем, когда приезжал порыбачить. В 1936-м на его месте решили строить гостиницу и за пятьсот долларов перевезли сюда. Такая сосна растет только в округе Дейд. У нее хвоя как у кедра, она не поражается насекомыми.

Выйдя из машины, Кики принялась рыться в сумке, чтобы достать ключи. Назарио проводил ее до дверей, из-за которых доносился отчаянный лай. Когда дверь открылась, обе собачки выскочили на улицу.

Уходя, он оглянулся и увидел, как желто-подпалый йорк радостно скачет вокруг Кики, а рядом нарезает круги лохматая черно-белая собачонка с развевающимися ушами.

– Хорошие девочки, – ворковала Кики, глядя, как они прыгают у ее ног. – Вы уходите? – удивленно спросила она спускающегося по ступенькам детектива.

Он остановился.

– Вы же хотели поесть и чего-нибудь выпить, – проговорила она, подбоченившись. – Входите, входите.

Назарио неуверенно последовал за ней. Внутри дом пылал яркими красками – здесь были все оттенки янтаря, пурпура, зелени и позолоты. На стенах висели гаитянские поделки, на натертых до блеска деревянных полах были разбросаны яркие коврики и циновки из морской травы. На столах – разложены синие и красные стеклянные шарики, японские поплавки и керамические миски. В углах висели горшки с паучником, тянущим к свету свои буйные спиралевидные отростки. Он остановился, пораженный уютом этого дома.

– Скучно есть в одиночку, – пожала плечами Кики. – Подождите, я сейчас что-нибудь приготовлю.

Назарио сидел на кухне и, слушая музыку, наблюдал за ее ловкими уверенными движениями. Когда рис сварился, Кики вручила ему полотняные салфетки, тарелки и серебряные приборы.

– Можете накрыть на стол, – сказала она, легонько подталкивая его в сторону столовой. – А вон там можно помыть руки. – И она указала деревянной ложкой на крохотную ванную комнату.

В ванной он увидел розовую плитку, кружевные шторы для душа и эстампы с изображением цветов на стенах. На полке над раковиной в беспорядке теснились маленькие изящные вещицы: красивое мыло в мыльнице ручной работы, миниатюрные флакончики и серебряная пудреница. Назарио поднял крышку – внутри оказалась мельчайшая розоватая пудра с чуть заметным приятным запахом. Очень подходит к ее лицу.

На двери висел белый махровый халат. В шкафчике под раковиной стоял аккуратный ряд бутылочек – шампунь, кондиционер и блеск для тела. Этот последний несколько озадачил Назарио. В белой плетеной бельевой корзине кучей лежали полотенца, салфетки и трусики-бикини. Открыв кран, чтобы заглушить звук, он воровато открыл шкафчик.

На стеклянных полках лежали ватные палочки, аспирин и коробочка с мидолом. Мельком взглянув на этикетку, Назарио продолжил осмотр. Прокладки, абрикосовый скраб для лица, крохотный розовый бритвенный станок, солнцезащитный крем, пуховки для пудры, зубная паста, зубная нить и дезинфицирующее средство для рук. Ничего подозрительного.

Назарио взял с полки флакончик с серебристым лаком для ногтей. «Мерцающий лунный свет», – гласила этикетка. Он начал его рассматривать, но тут совсем близко раздался громкий голос Кики:

– Ужин готов!

Назарио испуганно поставил флакончик на полку, второпях опрокинув шеренгу таких же, стоявших рядом. Он попытался удержать их, но только испортил все дело. Несколько флакончиков со звоном упали в раковину. Звук был как у стеклянных шариков, рассыпавшихся по плиточному полу. Назарио сжался от ужаса.

К счастью, они не разбились, но изрядно вымокли. Назарио завернул кран и стал вытирать их полотенцем с вышитыми бабочками. От удара колпачок одного из флаконов соскочил, и кроваво-красный лак вылился в раковину. Детектив торопливо вытер ее полотенцем с бабочками.

– Так вы идете? – спросила Кики из-за двери.

– Да-да, одну минуточку.

Назарио сунул полотенце под кран, но от холодной воды лак только затвердел. Он скомкал полотенце, но оно было слишком мокрым, чтобы запихнуть его в карман. Детектив в панике посмотрел по сторонам. Неужели у нее нет фена? В конце концов он спрятал полотенце в корзине под грудой белья.

Когда он открыл дверь ванной, перед ним, скрестив руки на груди, стояла Кики в фартуке.

– Нашли что-нибудь интересное?

Назарио растерянно молчал.

Кики посмотрела на его руки.

– Вы что, мазались моим лаком? – недовольно спросила она.

– Нет, – ответил детектив, проследив за ее взглядом.

Ярко-красный лак предательски блестел на подушечках пальцев и в лунках ногтей.

– Он упал, и я попытался его поднять, – смущенно пробормотал Назарио.

– Я поймала вас за руку. В буквальном смысле слова, – заявила Кики без улыбки.

– Извините. Сила привычки.

– Вы хотите сказать, что всегда роетесь в шкафах у посторонних людей?

– Я работал в службе по борьбе с наркотиками.

– Видно, не слишком успешно.

– Я был неплохим специалистом, и это стало моей второй натурой. Мне очень жаль.

– Мне тоже. Как это печально – подозревать всех без разбора. Вы должны проводить больше времени с нормальными людьми, в своей семье.

– У меня нет семьи. – Он обреченно пожал плечами.

– Нет семьи? Это еще печальнее. Пойдемте за стол, а то все остынет.

В столовой играла музыка. На столе стоял рис с овощами и толстыми сочными креветками. Они выпили шардоннэ «Ла крема». Назарио ел молча, смакуя пишу.

– Расскажите же что-нибудь, – прервала молчание Кики.

Детектив улыбнулся.

– Что случилось с вашей семьей? – спросила она.

– Меня отправили самолетом в Майами, когда мне было шесть лет. Мои родители планировали прилететь позже, но Кастро отменил все рейсы. Больше я их не видел. Отца арестовали, и он умер за решеткой как политзаключенный. А вслед за ним умерла и мать.

– Вам было всего шесть лет? Кто же о вас заботился?

– Все мое детство прошло в сиротских домах, католических приютах и приемных семьях.

– Вам, наверное, пришлось нелегко.

Он пожал плечами, пережевывая рис.

– Мне не хватало привычной еды и родного языка. Я не говорил по-английски, а туда, где говорят по-испански, меня не посылали. Но то же самое пришлось пережить тысячам детей. В общем, нам жилось неплохо.

– А я выросла в большой и шумной семье, – сказала Кики, кладя вилку на стол. – Даже не могу себе представить, как это расти одному.

– Со мной все было в порядке, – уверил ее Назарио. – Особенно когда я вернулся в Майами и поступил на службу в полицию.

– А вы не жалеете о своем выборе?

– Нисколько, – ответил он без малейшего колебания. – Это удивительная профессия. Узнаешь все стороны жизни: одни стреляют в тебя, а другие любят и приглашают в дом; одни хотят убить, а другие угощают пирогами и мечтают, чтобы их дети выросли похожими на тебя. А есть и такие, которые метят на твое место. Даже не с чем сравнить. Но интереснее всего нераскрытые убийства. Уж это задача так задача.

Кики пила вино, молча глядя на него.

– Иногда труднее найти свидетеля, чем убийцу. Люди умирают, переезжают, их след теряется. Многие свидетели предпочитают оставаться в тени и не хотят, чтобы их тревожили.

Когда убийство только что произошло, время работает против нас. Если через двое суток оно все еще не раскрыто, то скорее всего преступника так и не найдут. Но с какого-то момента время начинает работать на нас. Сообщники, которые раньше покрывали друг друга, ссорятся. Влюбленные расстаются, семейные пары распадаются. Преступникам часто хочется излить кому-нибудь душу. В конечном счете время работает на нас.

– Знаю, как это затягивает, – отозвалась Кики. – Когда я писала диссертацию, меня потрясли те, кто пришел сюда до нас. Джулия Татл, Карл Фишер, Джон Коллинз, майор Фрэнсис Лэнгорн Дейд… сколько еще безымянных героев, первопроходцев, романтиков и негодяев. Я обожаю копаться в прошлом и публиковать статьи в исторических журналах. Так я узнала о капитане Нолане и убийстве его сына. Как ни странно это звучит, но порой я знаю об умерших гораздо больше, чем те, кто был знаком с ними при жизни.

– Я тоже, – тихо произнес Назарио.

– В какой-то степени мы занимаемся одним делом.

– Но цели у нас разные. Я работаю на правосудие.

– Но история тоже очень важна. Ведь без прошлого нет будущего.

Кики была потрясена, услышав о мертвых младенцах. Назарио попросил ее сохранить это в тайне: пресс-релиз еще не вышел, и детективы надеялись допросить свидетелей до того, как эта история получит огласку. Самым шокирующим для нее стало открытие, что Пирс Нолан оказался вовсе не тем примерным семьянином с развитым чувством гражданского долга, каким его все считали.

После его смерти прошло не так уж много лет, и многие из знавших его людей были еще живы. Он никогда не давал ни малейшего повода для сплетен, тем более для скандальных разоблачений.

– Насколько я знаю, он был безупречен во всех отношениях, так что его смерть стала настоящей трагедией, – серьезно сказала Кики. – Он снова мог бы стать губернатором и повлиять на судьбу нашего города и штата.

– Но вряд ли кто-то мог подбросить этих младенцев в его подвал. Вполне возможно, он вел двойную жизнь.

Кики взяла его большую руку своими тонкими пальчиками.

– Сейчас принесу жидкость для снятия лака.

Несмотря на не слишком приятный запах, он с удовольствием наблюдал, как она протирает ватным кружком его пальцы. Они пили за прошлое, за правосудие и за Майами, пока не кончилось шардоннэ. А потом пошли выгуливать собачек.

– Вы возьмите Ферджи, – распорядилась Кики, вручая ему поводок. – Она у нас главная. А Ди – настоящая принцесса: не любит ходить по мокрой траве, боится намочить лапы.

Как и полагается особам королевских кровей, у собачек были пурпурные поводки.

– У меня никогда не было собаки, – улыбнулся детектив, когда вся компания отправилась на прогулку.

– У вас и сейчас ее нет. Я вам ее не отдам.

– Я и не заметил, что уже третий час, – сказал Назарио, когда они подошли к ее дому.

– Спасибо, что проводили.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Можете мне позвонить.

Он кивнул.

– Я хочу вам кое в чем признаться, – робко произнес Назарио.

Кики молча ждала.

– У вас там было такое маленькое полотенце. С бабочками…

Пит Назарио ехал домой. Точнее, в чужой дом. Роскошный особняк Каса-де-Луна принадлежал мультимиллионеру У. П. Эдеру, но тот там почти не бывал. Богатые жители Майами-Бич часто предоставляли полицейским бесплатное жилье в комнатах для слуг, гостевых домиках или над гаражами, чтобы те присматривали за домом. После размолвки с Конни там одно время жил Крейг Берч. Он даже задержал парочку вооруженных грабителей, которые собирались проникнуть в дом. Когда Берч помирился с женой, он рекомендовал на свое место Назарио.

Эдер, богатый и жизнерадостный здоровяк, разменявший седьмой десяток, путешествовал по Европе со своей третьей или четвертой женой – сногсшибательной красоткой по имени Шелли, которая была в три раза его моложе.

Неплохая работа, если суметь ее заполучить. Назарио ухватился за это предложение, чтобы поднакопить денег. В его обязанности входило обеспечивать безопасность и присматривать за слугами – горничной, приходившей два раза в неделю, мойщиком машин и чистильщиком бассейна.

Жилищем Назарио служила мансарда над гаражом, изначально предназначавшаяся для экономки и ее мужа, исполнявшего обязанности сторожа. Она имела отдельный вход, к которому вела наружная лестница. Мансарда соединялась с огромной кухней особняка.

Переезд не потребовал больших усилий. До этого Назарио жил в меблированной квартирке недалеко от Малого Гаити. Он всегда путешествовал налегке, поскольку в детстве ему приходилось часто менять местожительство, и всякий раз при этом все его имущество терялось. В конце концов он научился легко относиться к вещам и, став взрослым, не обременял себя собственностью.

В свое новое жилище он приехал с одной сумкой, бритвенным прибором, немногочисленными туалетными принадлежностями и несколькими проволочными вешалками с одеждой. Никакой мебели, никакого барахла, лишь необходимый минимум. Книги он брал в библиотеке. Назарио привык так жить. Un lobo solitario [4]4
  Одинокий волк ( исп.).


[Закрыть].

До сегодняшнего вечера такой образ жизни казался ему вполне естественным, но, побывав у Кики Кортелис, он почувствовал себя одиноким и неприкаянным, как в детстве. Взбежав по лестнице, Назарио набрал код, отключил сигнализацию и вошел в маленькую квартирку – самое лучшее место из тех, где ему приходилось ночевать в последние годы.

Снимая пиджак, он вдруг подумал, что у него никогда не было своего дома. Назарио спустился вниз, чтобы осмотреть территорию. Проверяя двери и окна, он думал о Кики. От нее и ее дома веяло теплом и уютом. Тогда почему в ее присутствии он чувствовал себя как космонавт, покинувший родную планету? Он обошел дом, миновал бассейн и прошагал по саду. Каса-де-Луна с его двумя акрами земли было одним из самых больших частных владений в Майами-Бич. Убедившись, что все в порядке, Назарио вернулся к себе. Один.