Текст книги "Тени прошлого"

Автор книги: Эдна Бьюканан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 28

– По-моему, он привирает, – сказал Назарио, когда они шли к машине.

– Конечно, ведь парень торгует машинами, – ответил Берч.

– Скользкий тип, – нахмурился Назарио. – Что-то с ним не то. Но он точно врал, когда говорил, что не встречался с Ноланом.

– Согласен. Видел его стол? Какой там порядок! Он ворочает таким делом, просматривает тонны бумаг, а на столе каждый карандашик имеет свое место.

Когда они въезжали на скоростную автостраду, какой-то бродяга, стоявший под эстакадой, помахал им рукой и поднял картонку с криво написанными каракулями: «Ветеран Вьетнама. Потерял работу. Ребенок умер. Жена ушла. Помогите».

– Больно молод для ветерана, – заметил Назарио.

– Да и здоров как бык, – бросил Берч.

Ярдов через сто на откосе пристроился еще один оборванец с рукописным плакатом: «К чему врать? Мне просто хочется пива».

– Вот этот мне нравится больше, – сказал Берч, притормаживая. – Дадим ему пятерку. Меня уже тошнит от всяческого вранья.

* * *

– Посмотри-ка, – сказал Назарио, изучив протоколы, когда они вернулись в управление. – Прекрасная Лорейн, любовь всей его жизни, оказывается, неоднократно подавала на Пламмера в суд. Его дважды арестовывали за жестокое обращение с женой.

– У меня зла не хватает на всех этих упертых типов, которые перекраивают прошлое, как им заблагорассудится, – простонал Берч, яростно тыча в телефон, чтобы набрать номер бывшей жены Пламмера.

– Извините, но я не смогу с вами встретиться, – заявила она.

– Извините, но вам придется это сделать. Мы подъедем к вам через час.

– Нет, нет! Только не здесь.

– Тогда мы вызовем вас сюда.

– Подождите! Подождите. Я сейчас как раз еду навестить внуков. Завтра буду в Майами.

Они договорились о встрече.

Полину Раминг они нашли в детском саду, где она работала воспитательницей. Это была маленькая женщина с седыми курчавыми волосами, темными живыми глазами и резкими манерами.

– Я все знаю из газет, – сразу же сообщила она.

– Вот и прекрасно, – сказал Берч. – Значит, вам ничего не нужно объяснять.

Она не спускала глаз с детей, резвившихся на детской площадке.

– Отпроситесь на часок у своего начальства. Нам надо побеседовать, – предложил Берч.

– Я вполне могу говорить с вами и одновременно следить за детьми, – отрезала она. – Это называется многозадачный режим работы.

– Мне такой режим не по вкусу, – ответил Берч. – Это мое больное место. Люди, придерживающиеся такого режима, часто забывают своих малышей в закрытых машинах, стоящих под палящим солнцем, потому что стремятся сделать сто дел сразу. Когда я разговариваю с людьми, мне требуется их полное внимание. Мы заберем вас с собой в город. Там вас не будут отвлекать дети или что-нибудь другое. Вы сможете сосредоточиться только на нас.

Они сели за столик в ближайшей закусочной, где работал кондиционер, подавали кофе и можно было спокойно поговорить.

– Тетя Элизабет была одной из первых феминисток, – воинственно начала Полина. – Она опередила свое время. Настоящая героиня. Желала детям только добра. А эти неблагодарные приемыши, которые стали качать права в восьмидесятых, не ценили того, что она им подарила. Жизнь. Она подарила им жизнь. Они оклеветали ее, оскорбили ее память, извратили ее намерениям ведь без нее они вообще бы не родились. У нее хватило мужества предложить альтернативу абортам.

– Но ведь все это она делала небескорыстно, – возразил Берч. – Насколько я знаю, она не бедствовала.

– Верно, у нее была прекрасная машина, дорогая одежда, драгоценности, но все это лишь для создания образа. Она должна была вызывать доверие у людей. У нее были огромные расходы. Каждую пятницу в клинику заявлялись полицейские, чтобы получить свой конверт с деньгами. Ей приходилось платить, чтобы ее не трогали. Она содержала беременных, принимала роды, находила приемных родителей. В общем, работала как лошадь. Мы обе так работали. Она ведь вырастила меня, как мать. Элизабет Уэнтворт была святой.

– Ничего себе святая, – усмехнулся Берч. – Угробила столько младенцев.

Полина Раминг изумленно открыла рот.

– Она их не убивала! Она мухи в жизни не обидела, не то что младенцев. Нет! Нет! Нет!

– Значит, это сделал кто-то другой, – мягко произнес Берч. – Кроме вас, там еще кто-нибудь работал?

Полина широко раскрыла глаза.

– Я люблю детей. Всю жизнь посвятила им. Жаль, что у меня не было своих.

– Тетя Лиз вела какие-нибудь записи?

– Записи! – Полина стукнула кулачком по пластмассовой крышке столика. – Записи, записи, все только о них и говорят! У нее была небольшая тетрадь вроде ежедневника. И все. Никаких карточек и историй болезней. Никто не хотел огласки.

– Вы были знакомы с Пирсом Ноланом?

Глаза Полины забегали.

– Нам известно, что ваша тетя хорошо его знала, – мягко заметил Назарио.

– Кто вам сказал? – спросила она, беспокойно переводя взгляд с одного детектива на другого.

– Нолан был ее кавалером на выпускном балу. Они вместе учились в средней школе.

Она съежилась на стуле и зябко повела плечами.

– И в начальной тоже. Но потом они десятилетиями не виделись.

– Так что же свело их в августе 1961 года? – спросил Берч.

Взгляд Полины стал отсутствующим, она пару раз качнулась на стуле.

– У нас были неприятности, – прошептала она. – Большие неприятности. Ей больше не к кому было обратиться. Она никому не доверяла. А Пирс Нолан был влиятельным человеком. Тетя Лиз сказала, что он найдет, как нам помочь.

– Это вы убили детей?

– Нет! Никто их не убивал. Это был несчастный случай.

Вынув из сумки бумажный носовой платок, Полина вытерла нос.

– И что же произошло?

– У нас начались неприятности, – сказала она, комкая в руках платок. – Полицейские требовали денег. На нас написал жалобу какой-то парень. Он приходил в клинику, чтобы увидеться со своей девушкой. Но ее родители требовали, чтобы мы не допускали между ними никакого общения.

Но потом мы увидели свет в конце тоннеля. В клинике находилось семь новорожденных. Матерей уже выписали, и в ближайшее время приемные родители должны были разобрать младенцев. Они заранее внесли половину суммы, а оставшуюся часть должны были заплатить при усыновлении.

Тетя Лиз так устала, что ей требовалось немного отвлечься. Когда матери разъехались, такая возможность появилась. Младенцы были красивыми и здоровыми, их ждала новая жизнь, а нас – денежные поступления.

В тот день она поехала по магазинам, поужинала с друзьями, а потом они пошли в ночной клуб. Мне что-то нездоровилось, и я пошла спать раньше обычного. У меня кружилась голова, временами наваливалась какая-то дурнота. Это началось еще днем.

Моя комната находилась в дальнем конце дома, рядом с кабинетом, но я все оттуда слышала. Дети обычно будили меня своими криками. Когда один начинал пищать, другие сразу же просыпались и присоединялись к общему хору. Я вставала и шла их кормить.

Но в тот вечер они не кричали. Тетя пришла около трех ночи и сразу зашла ко мне в комнату, чтобы спросить, накормлены ли дети и как они себя чувствуют.

Помню только, как она кричала и трясла меня за плечи. Я никак не могла проснуться, язык у меня заплетался. Она в ярости ударила меня. Решила, что я напилась. А потом увидела мертвую канарейку в клетке.

Тетя в ужасе закричала: «О нет! Только не это! Что с детьми?» Она бросилась в детскую, но было уже поздно. Все младенцы умерли. Она вытащила меня из кровати и отвела во двор. Потом вернулась в дом и открыла все окна.

– Угарный газ? – предположил Назарио. – В гараже стояла заведенная машина?

– Нет, это был бытовой газ. Газовая компания меняла трубы. В тот день приходили их рабочие. Они что-то там делали, поменяли подводку к холодильнику. Тогда у нас был газовый холодильник. В общем, они что-то сделали не так. Не знаю, в чем там было дело, но младенцы отравились газом. Я бы тоже умерла, если бы тетя вернулась домой чуть позже. Она выключила холодильник, включила вентиляторы и открыла окна.

Я была так слаба, что не могла даже одеться. Три дня меня тошнило, голова раскалывалась от боли. Тетя Лиз просто не знала, что делать. Младенцы, за которыми вот-вот должны были приехать приемные родители, умерли. Полицейские требовали денег. Тот молодой человек продолжал приходить, колотил в дверь и кричал, что хочет видеть сына. Мы оказались в ужасном положении.

– Вы могли вызвать полицию, – заметил Берч.

– Мою тетю отдали бы под суд, дело получило бы огласку. В общем, полная катастрофа. Она сказала, что все надо сохранить в тайне. Завернула младенцев и сложила их в сундук. А ведь стояла летняя жара.

Она была в отчаянии. А потом решила позвонить Пирсу Нолану. «Старые друзья самые надежные», – сказала она мне. Она попросила его приехать, говорила, что нам нужна его помощь, что он единственный, кому она может доверять, умоляла его не бросать ее в беде ради их старой дружбы.

Нолан приехал и был потрясен увиденным. Он согласился, что огласка погубит и мою тетку, и всех тех женщин, которые оставили у нее малышей, надеясь, что их ожидает достойное будущее.

Мы были в страшной опасности. Вот-вот могла нагрянуть полиция или приемные родители младенцев. Нужно было срочно избавляться от тел. Пирс Нолан погрузил сундук в багажник своего автомобиля. Он сказал, что спрячет его где-нибудь, а потом вывезет на своей яхте в море и утопит.

Он просил нас забыть об этом и никогда не упоминать его имя. Мы были так ему благодарны, что не могли сдержать слез. Но оставалось еще решить финансовые проблемы и как-то успокоить приемных родителей. Тетя Лиз придумала, как это сделать, не возвращая им денег. Каждой паре она решила сказать, что предназначавшийся им ребенок неожиданно умер. И пообещать, что через несколько месяцев они получал другого малыша. Конечно, все они будут расстроены, но наверняка согласятся подождать еще немного.

Первая пара приехала на следующий день. Жена стала плакать, муж пришел в ярость. Он потребовал деньги обратно и пригрозил сообщить обо всем в полицию и в газеты. Обвинил ее в вымогательстве и в том, что она продала их ребенка тем, кто предложил больше денег. Тетя Лиз больше часа уговаривала его успокоиться. По-моему, ей это удалось.

Теперь, когда в клинике не было ни рожениц, ни младенцев, у меня появилось много свободного времени. Я приходила в детскую и потихоньку плакала там. Наследующий день, чтобы хоть немного развеяться, я пошла в кино, где шел вестерн с Джоном Уэйном.

Сейчас уже не помню, о чем был этот фильм. То, что я увидела, вернувшись из кино, полностью стерло его из памяти. Тетя Элизабет была мертва, все вокруг залито кровью. Жуткое зрелище. Кто-то зверски убил ее. Я не знаю, кто это сделал – несостоявшиеся родители, полиция, тот сердитый молодой человек или грабители. Она всегда платила наличными и держала деньги под рукой, чтобы расплачиваться с полицейскими. Кто-то мог узнать, что в клинике хранится большая сумма. Однако в тот момент денег у нее не было. Кроме ее записной книжки, из дома ничего не пропало, но ее могла забрать полиция.

– А кто, по-вашему, убил Пирса Нолана?

– Не знаю, – устало произнесла она. – Он был хороший человек.

– У вас было много лет, чтобы поразмыслить об этом, – сказал Берч. – Как вы думаете, кто убил вашу тетю?

– Не знаю. Знаю только, кто убил новорожденных. Я. – Ее лицо исказилось. – Это я их убила. Когда я почувствовала себя плохо, мне надо было догадаться, что в доме что-то не так. Это моя вина. И только моя, – прошептала она.

– Нет, – решительно сказал Берч. – Не ваша.

Глава 29

Сдав в управление заявление Полины Раминг, сделанное под присягой, детективы разъехались по домам. Райли торжествовала, Берч же выглядел обеспокоенным.

Войдя в свой дом, он натолкнулся на что-то громоздкое. Раздался звук, напоминающий гонг, и голень пронзила острая боль.

– Что это за хреновина? – завопил Берч, прыгая на одной ноге.

– Собака Мин, – объяснила Конни, поцеловав его в губы.

– А овчарки нам недостаточно? У нее что, железные зубы?

– Наверное. Она защищает дом.

– Но только не меня, – проворчал Берч, потирая голень.

Из комнаты выпорхнула Дженнифер.

– Привет, папочка. Пока, – прощебетала она, на ходу целуя его в щеку.

– Куда это она пошла? Что это за наряд? Купальник и шорты.

– Она едет в городской бассейн, – сказала Конни. – У нее там какие-то дела.

Берч выглянул в окно.

– По-моему, это здесь творятся какие-то дела. Она только что запрыгнула в машину к незнакомому парню. В старый «вольво».

Конни подошла к окну.

– Почему к незнакомому? Это Зелл.

– А сколько ему лет?

Берч высунулся в окно, чтобы посмотреть на номер машины, но та уже уехала.

– Кажется, семнадцать.

– И что ты о нем знаешь?

– Хороший парень. Не о чем беспокоиться. К ужину она будет дома.

– На всякое хотенье находится уменье.

– Что ты сказал, дорогой?

Вздохнув, Берч пошел за Конни на кухню. Он хотел помочь ей с ужином, но сердце у него было не на месте.

– Куда ты идешь, милый?

– Надо кое-что проверить. Я скоро вернусь.

Городской бассейн находился в восьми кварталах от их дома. Берч был удивлен, заметив у входа старый «вольво». Дженнифер поблизости не было.

Пройдя через раздевалку, он вышел к воде. Никого. Закипев от негодования, повернулся, чтобы выйти на улицу и заглянуть в машину. И тут же увидел их. Они плескались в детском бассейне в окружении целой ватаги ребятишек. Берч подошел поближе и вдруг почувствовал, как внутри у него все оборвалось. Дженнифер поддерживала на воде девчушку, которая не могла плыть самостоятельно: у нее не двигались ноги.

К Берчу подошла приветливая женщина средних лет.

– Здесь купаются дети с различными отклонениями. Ваш тоже там?

– Нет. Это у меня отклонения.

– Простите?

– У меня такая работа, что я не доверяю даже собственным детям.

– Она уже смотрит телевизор, – радостно объявила сиделка, расположившаяся у кухонного стола со спицами.

Флер лежала в комнате на кровати и смотрела какой-то фильм.

– Как самочувствие? – спросил ее Назарио.

Она даже не повернула голову в его сторону.

– Что смотришь?

Взглянув на экран, Назарио остолбенел. Девушка смотрела жесткое порно.

– Эй, откуда это здесь? – изумленно спросил он.

– Сегодня днем принесли, – каким-то бесцветным голосом ответила она.

– Dios mio!

Еще раз взглянув на экран, Назарио заметил на ноге порнозвезды знакомую татуировку в виде полумесяца.

– Это ты?

Она кивнула, прикусив нижнюю губу.

Назарио вздохнул.

– Чего он хочет?

– Пятьдесят тысяч долларов, – медленно произнесла она.

– А кто он?

– Я… Мы учились в одной школе. Я так обрадовалась, когда увидела его на вечеринке. Все-таки знакомое лицо.

Сложив руки на груди, Назарио какое-то время смотрел на экран.

– Ты была без сознания, Флер. Посмотри. Ты же полностью отключилась. Ese hijo de puta. Вот сукин сын. Это же просто изнасилование.

– Я ничего не помню, – вяло сказала она. – Я поняла, что что-то случилось, потому что на мне не было нижнего белья… только платье… платье Шелли.

– Чем он угрожает?

– Отослать это моему отцу и выложить в Интернете.

– Мы сообщим о нем в отдел преступлений на сексуальной почве. Этот подонок загремит в тюрьму. И надолго. У них там есть следователь по особо важным делам…

– Нет, не надо! – отчаянно закричала она, натягивая простыню на голову. – Я не хочу.

В ее голосе звучала такая боль, что Назарио не стал продолжать.

– Это не твоя вина, – сказал он, погладив ее по плечу.

– Я хочу с этим покончить.

– А у тебя есть деньги?

– Нет. С таким же успехом он мог бы потребовать пятьдесят миллионов. Он думает, что раз у меня богатый папаша, я прямо купаюсь в деньгах. Он не верит, что у меня ничего нет.

– Ты с ним говорила?

– Вместе с пленкой он прислал номер телефона.

– Адрес тоже?

– Да. Его квартиры. Он велел принести деньги туда.

– Я всего лишь полицейский, – вздохнул Назарио. – Таких денег у меня нет.

– Я знаю. А ты можешь с ним поговорить?

– Как его зовут?

– Ларри Малек. Живет на Уэст-авеню. Пит, я просто не переживу, если мой отец…

Назарио остановил пленку.

– Отдыхай, mi amor, и ни о чем не беспокойся. Мы что-нибудь придумаем.

– Только не говори никому, Пит. Обещаешь?

– Обещаю.

* * *

Ларри Малек жил в трехэтажном доме с дешевыми квартирами. Назарио поднялся к нему на третий этаж.

– Меня прислала Флер, – сказал он в глазок.

– Мне не нужны неприятности, – заявил Малек, открывая дверь. – Это просто бизнес. Никакого шума. Все шито, крыто, деловито. – Малек был красавцем с инфантильным лицом и копной темных кудрявых волос, низко нависавших надо лбом. В руке он держал сигарету. – Мне не нравится, что она кого-то прислала, – сказал он, когда Назарио вошел и огляделся.

В комнате было душно и очень грязно. На кофейном столике на стопке порнографических журналов стояла запотевшая банка с пивом, рядом с ней валялись две такие же пустые. Телевизор был включен, и на экране мелькали сцены из того самого фильма. Назарио отвел глаза. Заглянув в спальню, увидел разобранную кровать и видеокамеру, стоящую на комоде. Фильм, однако, был снят явно в другом месте.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я занимаюсь этим здесь? Я не такой дурак, – сказал Малек, выключая телевизор. – Ты, наверное, тот самый коп, о котором она говорила. Но если ты ее дружок, то знай, что к фараонам она не побежит. И языком трепать не станет. Поэтому не делай глупостей и не строй из себя героя. А то потеряешь работу и погубишь себя ради богатой шлюшки, которой на всех наплевать.

Назарио попытался объяснить, что Флер не в ладах с отцом и не имеет средств к существованию.

– Ей даже негде жить. Она на мели и нуждается в помощи. Ты из нее ничего не вытрясешь.

– Не свисти, – раздраженно сказал Малек. – У таких, как она, всегда есть загашник. Стоит только поскрести, и сразу что-нибудь найдется. Капитал, который завещала бабушка. Мамашины драгоценности. Доверительная собственность, оформленная на нее отцом. Дом, полный антиквариата, серебра и картин. Бьюсь об заклад, что папаша оставил там чековую книжку и парочку кредитных карточек. Этот сукин сын даже не хватится их, когда приедет. У Флер есть сотня способов добыть деньги. Я и так уже облажался. Нужно было просить больше. На этой пленке можно заработать кучу денег, если пустить ее в Интернет. Пожалуй, я так и сделаю. Ее же пожалел. Но теперь всё.

– Флер далеко не подарок, – бросил Назарио. – Она на взводе и не отвечает за свои действия. Я бы на твоем месте был поосторожнее, приятель.

– Это что, угроза?

– Нет, черт побери. Будь она чуть посмелее, ты бы уже сидел за изнасилование, хранение наркотиков и вымогательство. Я тебя просто предупреждаю, что некоторые люди, особенно женщины, в состоянии депрессии способны на самые неожиданные поступки. Подумай об этом и постарайся быть хорошим мальчиком. Хотя бы для разнообразия.

– Хватит трепаться, – отрезал Малек. – Человеку надо где-то жить. Думаешь, мне нравится эта дыра? Знаешь, сколько стоит снять квартиру на Южном берегу? Мне нужны деньги, чтобы купить в рассрочку приличный домик, без всяких там излишеств. А с Флер ничего не сделается. С ней и не такое случалось. Может, это даже пойдет ей на пользу, и она станет осторожней. Все могло обернуться гораздо хуже. – Малек взглянул на экран. – Видишь, какое качество? Высший класс. Я здорово выложился, говорю без лишней скромности. Забористая получилась штучка.

– Как только тебе самому не противно? Esto no lo hace un hombre [16]16
  Так мужчины не поступают ( исп.).


[Закрыть]. Девчонка была без сознания. Это все равно что насиловать труп. Видно, потому ты и любишь такие вещи. Никто не будет смеяться над твоим убогим хозяйством или сравнивать тебя с настоящими мужиками.

– Зря стараешься, – небрежно произнес Малек. – Я уже позвонил секретарше ее отца, какой-то там Соне, и выудил у нее адрес папаши. Сказал, что мы деловые партнеры. У Флер есть двадцать четыре часа, чтобы принести мне деньги. Купюрами по пятьдесят баксов, не больше. Если не принесет, через двое суток папочка получит пленку. Если и он заартачится, еще через двое суток пленка появится в Интернете. Передай привет Флер, – улыбнулся он. – Спасибо, что пришел. Когда будешь уходить, постарайся не хлопать дверью.

Глава 30

– Ну конечно! – воскликнул главный медэксперт, просияв. – В то лето, когда Майами переводили на природный газ, у нас было два случая отравления. До этого в округе Дейд использовали каменноугольный газ, который горит иначе. Поэтому газовой компании пришлось заменять горелки во всех газовых приборах.

Я хорошо помню, как это было. Нам позвонили из полиции и сообщили о мертвом младенце. Якобы пьяные родители убили своего ребенка. Когда я туда приехал, все окна были закрыты, работал только небольшой кондиционер. Родители действительно были под мухой. Они шатались и еле ворочали языком. Жена надела платье задом наперед. Муж все пытался закурить сигарету, но у него ничего не получалось.

Ребенок лежал в колыбели и не дышал. Полиция уже собралась арестовать родителей. Когда я стал расспрашивать их, они едва могли говорить. Тогда я стал открывать окна.

После того как у них побывали рабочие из газовой компании, их холодильник «Сервел» стал выделять угарный газ, который и заполнил всю квартиру.

– Как это могло случиться? – спросил Назарио.

– В том месте, где подсоединяется газовая трубка, имеется маленькая латунная деталь с отверстием. Эта штучка, которая называется ниппель, должна быть очень точно подогнана, чтобы обеспечивать воздушную тягу. Но рабочие ошиблись с размером, и в результате ядовитый угарный газ, который не имеет ни цвета, ни запаха, стал просачиваться в помещение.

Через несколько часов произошел второй случай. Погибла вся семья. Когда их обнаружили, мертвая женщина сидела на стуле, мужчина лежал в кровати, а их собака валялась на полу.

– О третьем случае так никто и не узнал, – сказал Берч.

– Постараемся сделать лабораторный анализ, хотя это и непросто, – сказал главный медэксперт, который славился своим умением решать самые сложные задачи. – Отравление угарным газом определяют по анализу крови, – начал объяснять он. – Но в данном случае крови у нас нет. А есть только высохшие мумифицированные ткани. На таком материале определить угарный газ очень трудно. Нет соответствующей методики. Придется проявить изобретательность и создать принципиально новую. Размягчить высохшие ткани, поместить их в жидкую среду. – Главный медэксперт прямо-таки излучал энергию. – Мы создадим новый метод анализа, – с энтузиазмом произнес он. – Дайте мне немного времени. Я пороюсь в книгах, полистаю статьи, проконсультируюсь с коллегами. Но сначала давайте сверим даты. – Он стал просматривать компьютерную базу данных начиная с 1956 года. – Вот оно!

Те два случая произошли за три дня до убийства Элизабет Уэнтворт.

– Все совпадает, – заметил Берч.

– Трагедия в том, что несколькими месяцами раньше то же самое случилось в Нью-Йорке, – вздохнул старший медэксперт. – Когда там запретили продавать эту модель холодильника, их стали поставлять во Флориду.

* * *

Лорейн Пламмер сказала, что не сможет давать показания в доме своей дочери, и назначила детективам встречу в Детском музее на острове Уотсон. Она пришла туда вместе с внуками – мальчиком лет десяти и двумя маленькими девочками. Недавно открывшийся музей звенел от взволнованных детских голосов.

Детективы вместе с располневшей Лорейн и ее младшей внучкой Кортни поднялись по спиральной лестнице на вершину Замка грез – живописной двухэтажной башни, украшенной мозаичными плитками с изображением русалок, резвящихся рыб и морских раковин.

С верхнего этажа они могли наблюдать за двумя другими детьми, играющими внизу. Брэндон ловил рыбу в огромном баке с водой. В руках у него была магнитная острога, которой он метко разил скользящих под водой пластиковых рыб с установленными на носу магнитами.

Семилетняя Стеффи прогуливалась по детскому супермаркету, толкая перед собой маленькую тележку, в которую она складывала рыбу, капусту и морковь.

На верхнем этаже начинался спиральный спуск, по которому непрерывно съезжали визжащие от восторга дети. Потом они снова карабкались наверх, чтобы в очередной раз прокатиться на пятой точке.

Лорейн Пламмер предложила внучке присоединиться к ним.

– Иди, дорогая. Это совсем не страшно.

Девочка заковыляла к спуску, но у самого края в нерешительности остановилась.

– Я боюсь, – прошептала она.

Лорейн встала со скамейки.

– Пит, иди поиграй с малышкой, а мы тут пока поговорим с ее бабушкой, – попросил Берч.

– О чем речь!

Берч с Лорейн издали наблюдали, как Назарио подошел к девочке и, что-то сказав, взял ее за руку.

– Я не могла встретиться с вами у дочери, – начала Лорейн, заметно нервничая. – Мои дети очень любят отца и все ему рассказывают. До сих пор не понимаю, зачем я вернулась к нему после того, как отдала ребенка. – Она грустно взглянула на Берча. – Вы действительно думаете, что один из этих младенцев наш?

– Ваш бывший муж согласился на генетическую экспертизу. Скоро мы это узнаем.

– Мне всегда хотелось верить, что у него хорошая семья и любящие родители. Я молила Бога, чтобы отец его не нашел. Он ведь его много лет разыскивал.

Берч кивнул.

– Вы его боитесь?

– У него ужасный характер. Он всегда был таким. Какой-то одержимый. Вы знаете, что он всегда ест одно и то же на завтрак, обед и ужин?

– Вы шутите.

– Увы, нет, – печально улыбнулась Лорейн. – Утром это шесть клубничин, ломтик дыни, полчашки овсяной каши, половина банана, два тоста из зернового хлеба и две чашки чая «Липтон». На обед – три кусочка жареной говядины, четверть фунта индейки, три ломтика сыра, яблоко, шесть грецких орехов, кисточка винограда и чашка кофе «Фолджерс».

– Про ужин можете не рассказывать.

– В этом меню ничего нельзя было менять. Никогда. Боже упаси, если у нас кончились бананы, или я не достала клубники, или подала ему кофе другой марки. И потом он очень расчетлив, – с дрожью в голосе сказала она. – Постоянно все просчитывает. И если не получает чего-то в тот срок, который он для этого установил, то взрывается, как петарда.

– То есть вы хотите сказать, что он довольно педантичен.

– Слишком мягко сказано. К примеру, край рулона туалетной бумаги всегда должен быть загнут под определенным углом, как это делается в гостиницах. Иначе он впадает в безудержную ярость. Жить с ним – все равно что находиться рядом с бомбой замедленного действия. Я всегда его боялась. Да и сейчас боюсь.

– Чего же вы боитесь?

– Я разошлась с ним, потому что опасалась, что он меня убьет. Потом несколько раз обращалась в суд, чтобы меня оградили от его домогательств. Он постоянно преследовал меня, пытался выяснять отношения на улице, на моей работе. Меня несколько раз увольняли из-за его скандалов. Как-то раз он сломал мне три ребра. В молодости у меня были длинные волосы, и он часто хватал меня за них и выволакивал из кровати или из машины, тащил вниз по лестнице. Это было очень больно и унизительно. Если бы не дети, я бы давно уехала куда-нибудь подальше, где бы он не смог меня найти.

– Если он так издевался над вами, то почему его любят ваши дети?

Она грустно улыбнулась:

– Ралф обладает большой силой убеждения. Он всегда настраивал детей против меня. Когда они были маленькими, он рассказывал им, как я отдала чужим людям их маленького братца. И говорил, что их я тоже отдам, если они мне надоедят. Но главное, что привязывает их к отцу, – это деньги. Он богат и ничего для них не жалеет. У меня же ничего нет. Когда его арестовали, дети так на меня ополчились, что я была вынуждена отказаться от обвинения. Слава Богу, что мне еще разрешают видеться с внуками, – прошептала Лорейн. – Раз в месяц я приезжаю на денек к дочери. Завтра уеду обратно в Бока.

– Вы знаете, что мы расследуем убийства доктора Уэнтворт и Пирса Нолана?

– Да, – прошептала она, глядя в пол.

Вокруг слышались звонкие крики детей. Назарио все еще уговаривал Кортни съехать вниз. Но несмотря на все увещевания, девчушка по-прежнему колебалась.

– Не бойся, зайчонок. Мы скатимся вместе.

С этими словами Назарио подхватил ребенка на руки, посадил рядом с собой, и они понеслись вниз.

Через минуту они уже поднимались по лестнице.

– Держись за перила, малышка.

– Ты друг моей бабушки?

– Да.

– А как тебя зовут?

– Пит.

– А что ты делаешь?

– Охраняю вот таких маленьких девочек, чтобы с ними ничего не случилось.

– Как охраняешь? – застенчиво улыбнулась она.

– Сажаю плохих дяденек в тюрьму.

– А он кто? – спросила крошка, указывая на Берча.

– Он сержант, мой начальник. Мы с ним вместе работаем.

Забравшись наверх, Кортни села на край горки и с криком «Смотри!» бесстрашно съехала вниз.

Назарио присоединился к Берчу и Лорейн.

– Теперь она не будет бояться. Жаль, что я уже вырос. Так здорово прокатиться с горки, – сказал он.

– Мы как раз говорили о докторе Уэнтворт и Пирсе Нолане, – пояснил сержант.

– Одно могу сказать, – осторожно начала Лорейн. – Всякий раз, когда Ралф впадал в ярость, он намекал на какой-то свой поступок в прошлом. Бросал мне в лицо обвинения. Сначала он говорил: «Ты не знаешь, что мне пришлось сделать из-за тебя». Позже стал повторять: «Ты знаешь, на что ты меня толкнула. Из-за тебя погибли люди. Это твоя вина. Можешь радоваться». Если газеты писали об убийстве Нолана, он обязательно говорил: «Читала новости? Довольна собой? Теперь можешь спать спокойно». Когда мы проезжали мимо бывшей клиники Уэнтворт, он не упускал случая спросить, не хочу ли я заглянуть туда и посмотреть, где это произошло. Он никогда не входил в подробности, а расспрашивать я боялась. Но я ничуть не сомневалась, что это его рук дело. Он способен на что угодно.

Как-то раз нас на дороге подрезала машина. Ралф взбесился, пустился за ней вдогонку и вынудил водителя съехать на обочину. А потом разбил ему переднее стекло гаечным ключом. Я думала, он его убьет.

– Но в деле об убийстве Уэнтворт у него алиби, – заметил Берч. – Его родители подтвердили, что он был дома, когда ее убили.

– Да они все, что угодно, сказали бы, лишь бы его выгородить, – возразила Лорейн. – Его мать во всем ему потакала. Она до самой смерти боялась его буйного нрава. Бедная женщина рассказывала мне, что когда он был ребенком, то впадал в бешенство, если салат у него на сандвиче оказывался недостаточно зеленым. Он так бушевал, что ей приходилось связывать его и закатывать под кровать, пока он не успокаивался. Только не говорите ему, что я вам это рассказала, – взмолилась она. – Он не должен знать, что мы встречались.

– Почему? Вы думаете, он с вами расправится?

– Не сомневаюсь в этом.

По дороге в управление Берч позвонил Пламмеру и попросил его приехать туда завтра утром, чтобы пройти генетическую экспертизу.

– А потом зайдите, пожалуйста, в отдел расследования убийств.

– А в чем дело? – спросил Пламмер.

– Просто мы хотим задать вам несколько вопросов.