Текст книги "Лунная угроза (сборник 2024)"
Автор книги: Эдмонд Мур Гамильтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Он не мог предположить, сколько часов пробивался на север сквозь охваченные страхом миллионные толпы людей, хлынувших ночью на улицы, прежде чем, наконец, достиг северных высот острова. Там, остановившись в дверном проеме какого-то дома, в то время как ревущая толпа понеслась мимо него к мостам через реку Гарлем, которые были единственными выходами с этого острова смерти, Уорли оглянулся назад и стал всматриваться в темноту. Огромный город, раскинувшаяся вдалеке масса мигающих огней, простирался перед ним, его улицы то тут, то там оживлялись движущимися огнями – это были другие дикие толпы, которые тоже мчались на север, спасаясь от протоплазмы, и от которых исходил глухой, далекий рев страха. Однако дальше к югу, в центральной части города и в его окраинных районах, никто не двигался. Оттуда не доносилось никаких криков, потому что там вокруг острова вздымались и перекатывались по нему подобно огромной волне, полной тишины и смерти, могучие блестящие массы пены, сметающей все на своем пути. И все новые тонны протоплазмы поднимались из глубин океана, заливая остров гигантскими сверкающими волнами.
Уорли выскочил из своего укрытия и снова заспешил на север, проталкиваясь через заполонившую улицу обезумевшую толпу. В голове у него вяло шевелилась мысль о том, есть ли на всей Земле хоть одно место, где можно укрыться от этих могучих безмозглых масс, которые так внезапно и странно появились из моря. Если бы он только знал, что все то, что он испытывал, пробираясь на север в последние часы той ужасной ночи, переживали в тот момент все люди не только в Нью-Йорке, но и на всех берегах и во всех приморских городах Земли, где человечество спасалось бегством от катастрофической протоплазменной волны смерти. Из всех морей нашей планеты в один и тот же час, почти в один и тот же момент, поднялись одинаковые могучие сверкающие волны, устремившиеся вглубь островов и континентов. Они захлестывали и огромные города, и тысячи крошечных деревень, и пустынные бесплодные пляжи – гигантские сверкающие массы протожизни скользили в один и тот же час по улицам Лондона и Иокогамы, Копенгагена и Майами, в тысячах городов, сметая на своем пути охваченные страхом толпы людей.
Гибель! Это слово уже разнеслось по приморским городам и деревням и достигло тех, кто жил в глубине материка. В те страшные часы оно разнеслось по ошеломленному и охваченному ужасом миру. Могучие волны протоплазмы, каким бы немыслимым ни было ее происхождение, было не остановить. Пули, бомбы и ножи были для нее безвредны. Осколочно-фугасные снаряды рассеивали ее только для того, чтобы в следующий момент ее ошметки снова соединились – спешно вызванные военные батареи выпускали снаряд за снарядом, пока не были сметены этими спокойно надвигающимися потоками. Самолеты пролетали над ними, чтобы разбомбить их, но эффект от этого был не больше, чем от снарядов. И ядовитый газ тоже не оказывал никакого воздействия на эти живые волны. Они катились вперед, все дальше, эти могучие сверкающие массы, поднимающиеся из моря, чтобы смести с лица Земли все живое.
Гибель! Не только отдельных людей – всего человечества! Провода и невидимые радиоволны несли полные ужаса сообщения. Англия превратилась в смертельную ловушку: могучие волны протоплазмы катились по ней со всех ее берегов. Индия и Малайя стали преисподними суеверного страха, их многолюдное население не знало, куда бежать от приливов смерти. Африканские и австралийские побережья были затоплены надвигающейся блестящей пеной. Панамский перешеек был покрыт протоплазмой, разделившей два американских континента. Большие корабли в море и в порту были потоплены – живое «желе» утащило их в глубины.
Гибель! В эти страшные предрассветные часы спокойно надвигающиеся волны живой пены неслись вглубь материка от каждого побережья по всему миру и поглощали, как медуза поглощает инфузорий, тысячи и сотни тысяч беглецов, втягивая их в себя, и безжалостно катились дальше. Рассвет застал все человеческие сообщества в полном смятении перед надвигающимся на них роком. Миллионы людей в мире обратились в слепое, пораженное ужасом бегство от протоплазменных потоков смерти. Протожизнь пожирала человечество!
Глава 3
ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ 27 МАЯ, менее чем за полтора десятка часов до того, как этот великий ужас обрушился на мир, молодой Эрнест Рэлтон летел на своем самолете на северо-восток, к пустынному маленькому острову, где работал доктор Герберт Мансон и его помощники. Рэлтон решил слетать туда не столько для того, чтобы повидать Герберта, перед которым он испытывал некоторый трепет, сколько для того, чтобы навестить молодого доктора Ричарда Маллетта, своего давнего друга, которого он не видел с момента отъезда группы Мансона на остров несколько месяцев назад. Однако просьба Ассоциации дала ему веский повод для этого путешествия, и Рэлтон, сделав круг над массивными башнями Манхэттена, устремленными в небо, направил самолет на север, в серую облачную дымку.
Час шел за часом, а серая мгла в небе все сгущалась. Побережье Новой Англии расстилалось под самолетом, как огромная карта, солнце все ниже опускалось к горизонту на западе, а Эрнест все летел к своей цели, не слыша ничего, кроме ровного гула мотора и свиста ветра вокруг. Во время полета пилот машинально отмечал свое местоположение по природным особенностям побережья под ним, и когда внизу, наконец, появилась мешанина островов, глубоко изрезанных горами и впадинами у побережья штата Мэн, он отклонился на восток и полетел над серыми водами, пристально всматриваясь в них в поисках нужного ему острова под названием Конус. Солнце к тому времени уже село за горизонт, но он знал из рассказа Маллетта, что остров должен быть хорошо виден – что его можно различить по гигантской приземистой скале в форме усеченного конуса, возвышающейся над ровными песками.
Однако на мир опускались сумерки, и Рэлтон начал слегка беспокоиться, прежде чем увидел, наконец, этот конус – огромный, темный, приземистый, с широкой вершиной, как будто бы сплющенной чьей-то гигантской рукой, который, казалось, поднимался прямо из серых вод в нескольких милях от побережья. С чувством некоторого облегчения Эрнест направил самолет по КРУГУ вниз, к берегу острова, и когда земля стала четко вырисовываться перед ним в тусклом закатном свете, он внимательно вгляделся в нее. Сам остров, как он увидел, был почти круглым, около дюжины миль в поперечнике. Это была ровная площадка бесплодного песка, из центра которой поднимался большой приземистый каменный конус со срезанной вершиной, любопытное образование, часто встречающееся на таких островах и вытесанное из скалы песчинками, которые нес мимо нее ветер. Крутые склоны конуса, почти вертикальные, по оценкам Рэлтона, поднимались не более чем на несколько сотен футов в высоту, а его широкая плоская вершина в диаметре была в несколько раз больше высоты. И когда пилот стал спускаться к этой вершине, он увидел, что на ней стоят разные постройки – лаборатории, где работали люди, к которым он прилетел. Это были длинные низкие здания из белого кирпича, образовывавшие неровный круг по периметру вершины. В центре этого круга возвышался какой-то огромный объект, который Рэлтон видел очень смутно, а вокруг этого объекта было пустое плоское пространство, показавшееся летчику достаточно широким, чтобы туда мог приземлиться его маленький самолет. Как и при взлете, он осторожно описал круг над местом посадки и начал медленно снижаться по спирали. В сумерках он не мог разглядеть внизу человеческих фигур, но в одном из зданий окна светились белым светом. Самолет спустился еще ниже и, в конце концов, оказался над открытой площадкой в центре вершины. Его шасси коснулись земли, и несколько секунд он катился по гладкой каменной поверхности, а затем остановился – как раз перед одним из окружающих вершину зданий.
Еще мгновение – и Рэлтон выбрался наружу и встал рядом с самолетом, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Было очевидно, что его появления еще не заметили, поскольку он заглушил мотор высоко в небе: из зданий вокруг никто не выходил. Эрнест неуверенно огляделся по сторонам, а потом направился к одному из строений на противоположной стороне вершины – тому самому, из окон которого лился белый свет, замеченный им еще на подлете. Однако на полпути молодой человек замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Его внимание привлекло сооружение в центре площадки, которое он не смог нормально разглядеть сверху и которое теперь возвышалось в нескольких футах перед ним и было настолько необычным на вид, что на мгновение захватило весь его интерес.
Это был огромный шар, гигантская сфера из полированного металла добрых пятидесяти футов в диаметре, покоящаяся на массивном металлическом пьедестале, погруженном в вырубленное в скале углубление. На верхушке шара виднелся тонкий, похожий на иглу металлический стержень, сужающийся на конце и направленный вертикально вверх, а от основания пьедестала к двум или трем длинным низким зданиям тянулись разветвленные провода. Из этих зданий доносилось жужжание каких-то безостановочно работающих механизмов, а от шара исходил высокий, непрерывный гул – он был едва слышным, но все равно произвел на Рэлтона впечатление потрясающей мощи. А рядом с тем местом, где множество покрытых черной изоляцией проводов соединялись с постаментом шара, возвышался на треноге из металлических штативов какой-то похожий на коробку предмет, поблескивающий черным, на лицевой стороне которого располагалась дюжина или больше циферблатов со стеклянными крышками. Их стрелки дрожали от проходящего через них напряжения, а возле них виднелся ряд кнопок, рычагов и автоматических выключателей и одна выпуклая черная ручка, торчащая из вертикальной щели и, по-видимому, являвшаяся рубильником.
Края этой щели, как заметил Рэлтон, были тщательно отполированы, а ручка-рычажок находилась почти в самом низу. В верхней части прорези виднелась надпись маленькими белыми буквами: «Ультразвуковые колебания», примерно на дюйм ниже, такими же буквами было написано: «Звуковые колебания», под ними, в свою очередь, значились слова: «Световые колебания», «Колебания теплового излучения», «Радиационные (гамма) колебания» и, наконец, «Колебания космических лучей». Рубильник указывал на последнюю надпись, а еще ниже был нарисован простой ноль.
Эрнест в изумлении уставился на этот агрегат. Это был весь известный ему диапазон эфирных колебаний, которые были выстроены по порядку, от высших до низших. Но зачем это было сделано? Этот огромный шар – для чего он был нужен биологам?..
Вспыхнувший позади Рэлтона яркий, ослепительный свет заставил его развернуться – этот свет вырвался из открывшихся дверей освещенного белым светом лабораторного корпуса за его спиной. В дверном проеме стоял седовласый мужчина с крупной широкоплечей фигурой – его глаза горели, а лицо исказилось, когда он увидел неожиданного гостя. И в этот же момент из залитой светом комнаты к нему устремились еще три человека. Рэлтон быстро шагнул к ним навстречу.
– Доктор… Мансон! – нетерпеливо воскликнул он, направляясь к массивной фигуре, но внезапно остановился – потому что Мансон и остальные бросились к нему с нечленораздельными криками ярости! Он инстинктивно отпрянул назад, услышав крик могучего предводителя этой группы:
– Оттащите его!.. Прочь от конденсатора!
И прежде чем ошеломленный молодой человек успел осознать, что происходит, помощники Герберта накинулись на него и повалили его на землю. Рэлтон, все еще ничего не понимая, инстинктивно начал защищаться – он терпеть не мог, когда с ним грубо обращались. Яростно отбиваясь и получая удары в ответ, он попытался подняться на ноги и услышал еще один повелительный окрик Мансона, прозвучавший откуда-то со стороны.
А потом что-то твердое обрушилось ему на голову, ослепительный свет пронзил его мозг, и больше он ничего не слышал и не чувствовал.
КОГДА СОЗНАНИЕ, НАКОНЕЦ, вернулось к Эрнесту, первым делом он понял две вещи: что у него сильно болит голова и что он лежит на какой– то твердой поверхности в темном и тихом месте. Молодой человек слегка пошевелился и открыл глаза. Он лежал в углу пустой тесной комнаты, залитой тусклым звездным светом, проникающим внутрь через два зарешеченных окна в стенах. Попытавшись сесть прямо, он заметил темную фигуру, смотревшую наружу через одно из этих окон – фигуру, которая повернулась на звук его движения и тут же метнулась к нему, присела рядом с ним на корточки и поддержала его. Даже в царящем в комнате полумраке и даже плохо соображая после удара по голове, Рэлтон узнал этого человека и ахнул.
– Маллетт! – прошептал он. – Боже, Маллетт – что здесь происходит?!
Высокий голос его друга звучал странно:
– Тише, Рэлтон, тише! Ты попал в самое сердце ада, к Мансону и остальным дьяволам.
– Но что они делают – Мансон и остальные? – ошеломленно спросил Эрнест. – Я прилетел сюда на самолете – наверное, несколько часов назад – чтобы передать Мансону…
И он вкратце рассказал Ричарду Маллетту о феномене отложений протоплазмы, который привел его на этот северный остров. Друг выслушал его молча, с задумчивым видом.
– Эта протоплазменная слизь, – заговорил он затем. – Ты знал о ней, весь мир знал о ней, но кто знал, что за ней кроется, что из нее должно было получиться, что уже получилось?
На лице Рэлтона отразилось недоумение, и его собеседник внезапно заставил его подняться на ноги и подвел к одному из маленьких окошек с металлической решеткой в углу комнаты.
– Там, внизу, Рэлтон, – сказал он, указывая за окно, в звездную ночь. – Все то, что произошло, исходит из этой штуки, исходит все то время, что ты пролежал здесь без сознания. Оно надвигается сейчас на весь мир.
Эрнест с тревогой посмотрел вниз. Здание, в котором они находились, располагалось на самом краю вершины скалы-конуса, и из этого окна была видна ровная песчаная поверхность маленького острова, бледная под слабым звездным светом, и окаймленный пеной берег. Но кроме этого, Рэлтон различил на берегу нечто, показавшееся ему огромной блестящей серой волной, ползущей по ровному песку – это была легкая и блестящая желеобразная масса, и она медленно двигалась от воды к центральной части острова. Эрнест повернулся к Ричарду, и на его лице отразилось еще большее недоумение.
– Эта серая волна, Маллетт! – воскликнул он. – Неужели это…
– …протоплазма? – закончил за него его друг. – Протоплазма, обнаруженная на пляжах всего мира? Это она, Рэлтон, огромная масса живой протоплазмы, она выходит из всех морей земли в виде огромной волны смерти по всей Земле! И это Мансон и его люди здесь, на этом острове, распространили ее на весь мир!
Рэлтон почувствовал, как его и без того ошеломленный мозг начинает «закипать» от слов Ричарда, но прежде чем он смог выразить свое изумление, Маллетт схватил его за плечо, оттащил его в другой угол комнаты и продолжил рассказывать:
– Ты знаешь, Рэлтон, доктор Мансон и мы, четверо его помощников, приехали сюда, на Конус, чуть больше полудюжины месяцев назад. Несомненно, с очки зрения биологов, мы, должно быть, выглядели странно пестрым набором ученых. Лабро – биохимик, Кингсфорд – специалист по электронике, Краунер – биофизик и я, цитолог, специалист по клеткам. Мы были довольно странным квинтетом, но именно в таком составе мы могли решить множество научных проблем. Именно с этой целью доктор Мансон и собрал нас. Он хотел решить проблему, которая действительно существует и всегда была величайшей из всех научных проблем. Проблему происхождения самой жизни. Как изначально возникла жизнь на Земле? На этот вопрос биология, наука о жизни, ничего не может ответить. Мы знаем, что когда-то Земля была раскаленной печью, в которой не могло существовать ничего живого, и что каким-то образом после ее остывания в первобытных морях возникла первая жизнь, протоплазма, основное живое вещество, из которого созданы все прочие живые существа Земли, из которого они развились в процессе эволюции. Протоплазма каким-то образом возникла из элементов морского ила, ее сложные соединения были сформированы из них какой-то странной силой. Что это была за сила, запустившая этот процесс, как образовались те первые огромные массы протоплазмы в океане, не может сказать ни один биолог. Но Мансон считал, что сможет обнаружить эту силу и это будет великое открытие, и когда он изложил нам свой план, мы ухватились за его предложение. Он выбрал этот остров, Конус, в качестве места для наших исследований, потому что нам было удобнее всего работать в уединении, но не только поэтому. Была еще одна причина, которую он раскрыл позже…
На мгновение Ричард замолчал, а потом со вздохом продолжил:
– В общем, мы собрали все необходимое оборудование и припасы и прибыли сюда. Мы приплыли на буксире, зафрахтованном в Бостоне, и привезли с собой инструменты и материалы для возведения этих лабораторных корпусов. По указанию доктора Мансона, они были построены здесь, на вершине большого конуса, хотя склоны скал настолько круты, что мы могли подниматься сюда и спускаться на берег только с помощью металлических лестниц, установленных на скалах. Однако мы планировали проводить на вершине основную часть времени, и поэтому именно здесь построили здания и разместили в них шкафы с оборудованием. Затем, после ухода буксира, мы привели все аппараты в рабочую готовность и приступили к работе по плану, который изложил нам доктор Мансон. Он был убежден, что превращение неорганических элементов морского ила в органические, живые соединения протоплазмы произошло под воздействием определенных эфирных колебаний. Ты, конечно, знаешь, что такие вибрации оказывают огромное влияние на сочетания элементов и вызывают множество химических реакций. Например, колебания теплового излучения разрушают многие соединения – они распадаются на свои первоначальные составные части или образуют новые вещества. Световые колебания воздействуют на другие вещества таким же образом, и, как показал профессор Бейли из Ливерпуля в своих знаменитых экспериментах, они в большей или меньшей степени ответственны за создание живой материи из неорганической у растений. Электромагнитные колебания или радиоволны могут влиять на атомную структуру некоторых металлов. Радиационные, или гамма-колебания, обладают огромной способностью разрушать подавляющее большинство химических соединений. Всем этим мы попытались воздействовать на морской ил, но в ни в одном из опытов не обнаружили вибрации, сила которой могла бы вызвать образование органических соединений протоплазмы из неорганических. И только когда мы испробовали последние из открытых на сегодняшний день эфирных колебаний – вибрации космических лучей – нам это, наконец, удалось. Ты знаешь, Рэлтон, что эти вибрации обладают самой короткой длиной волны из всех эфирных колебаний, чуть короче, чем у радиационных волн. Впервые космические лучи всесторонне изучил несколько лет назад доктор Милликен, и он обнаружил, что они пронизывают все пространство, вырываясь из раскаленных добела печей звезд точно так же, как тепловые и световые вибрации. А мы обнаружили, что именно колебания космических лучей в прошлые века создавали органические соединения живой протоплазмы из неорганических элементов морского ила. Чтобы доказать это, мы разработали механизм – точнее, его разработали Кингсфорд и Краунер – механизм, который конденсирует любые эфирные вибрации. Это был небольшой шар-конденсатор, который при правильной настройке длины волн притягивал и концентрировал все колебания с этой длиной волны на большом пространстве вокруг себя. Например, если настроить его на длину волны электромагнитных колебаний, он притянет и сконденсирует их в концентрированный луч. То же самое с радиационными вибрациями и с вибрациями космических лучей. И мы использовали его для получения концентрированного потока вибраций космических лучей, который направляли на емкость с морской водой и илом. В далеком прошлом, рассуждали мы, космические лучи с их естественной интенсивностью в течение долгих веков формировали протоплазму в морской стихии. А теперь, если использовать космические вибрации, в миллионы раз усиленные конденсатором, этот процесс должен занять пропорционально меньше времени, всего несколько дней, а не веков. И у нас получилось, Рэлтон!
Несмотря на их с Эрнестом бедственное положение, глаза Маллетта радостно сверкнули.
– Почти сразу же морской ил в контейнере начал изменяться под воздействием концентрированных вибраций, выделяя тонкую прозрачную слизь, которая постепенно начала проявлять признаки жизни, двигаться, – продолжил он свой рассказ. – Но потребовался день или два, чтобы эта слизь сформировалась из ила полностью, а еще через пару дней это была уже не слизь, а живая протоплазма, и она заполнила весь контейнер. И когда ее развитие под воздействием концентрированных вибраций дошло до определенной стадии, она начала вытекать из емкости, стала слепо двигаться в разные стороны в поисках пищи. Это было безмозглое, неразумное, но живое создание из протоплазмы – мы создали его из неорганической материи! Концентрируя колебания космических лучей, мы за несколько дней сделали то, на что в прошлом требовались целые эпохи! Используя эту массу протоплазмы, мы экспериментировали в течение нескольких дней. Мы обнаружили, что точно так же, как вибрации космических лучей могут образовывать сложные соединения из элементов моря, так и радиационные вибрации могут разрушать их, снова расщепляя на изначальные элементы. Когда мы направили с помощью нашего конденсатора концентрированную радио-вибрацию на массу протоплазмы, она почти мгновенно рассыпалась и превратилась в серый порошок, состоящий из первоначальных элементов ила. На самом деле радиационные вибрации, будучи сконцентрированными, могли бы разрушить весь мир. Протоплазму они разрушили за одно мгновение, в то время как вибрациям космических лучей потребовались дни, чтобы создать ее, и мы считали, что такая большая мощность радио-вибраций обусловлена большей длиной их волны. А еще мы поняли, как объяснить тот факт, что на протяжении веков в океане не возникало больших масс протоплазмы. Влияние космических лучей не накапливались, поскольку им противодействовали радиационные колебания. Мы добились успеха, и я горел желанием вернуться в мир, чтобы сообщить о нем, но доктор Мансон отказался! Долгая, напряженная многолетняя работа, которую он проделал, сверхчеловеческое рвение, с которым он стремился к успеху, наши убийственные усилия на острове – все это, как я думаю, развязало ему руки, превратило его в одержимого манией, а вместе с ним и остальных троих из нашей группы. «Мы, пятеро – создатели жизни! – заявил он нам. – Мы сделали то, что, как считалось, могли делать только боги – зародили жизнь из небытия! Мы можем создать больший конденсатор, концентрирующий колебания космических лучей из обширной части космоса на Землю и вызывающий образование потоков протоплазмы во всех океанах. И когда эти гигантские массы протоплазмы достигнут определенного уровня развития и силы, они неизбежно пронесутся по Земле в слепом движении и поисках пищи и навсегда уничтожат все отбросы плоти, которые зовутся человечеством! А затем мы сможем мгновенно уничтожить все потоки протоплазмы, переключив конденсатор на радио-вибрации, и населить мир теми формами жизни, которые посчитаем наилучшими, существами, над которыми мы будем безраздельно властвовать – мы, создатели жизни, творцы, боги!
– Безумие! – воскликнул Эрнест.
– Да, это было безумие! И безумие тем более ужасное, что мы на самом деле могли сделать это. Я в ужасе отшатнулся, услышав эти слова, но остальные трое, тоже движимые этим странным душевным безумием, той же манией, что переполняла Мансона, стали, как и он, считать себя богами, создателями жизни и согласились с его безумным планом. Прежде чем я успел запротестовать, прежде чем смог хотя бы попытаться сбежать с острова, они схватили меня и заперли в этой пустой кладовой, забрав окна металлическими прутьями и заверив меня, что сохранят мне жизнь только до тех пор, пока я могу понадобиться им для дальнейших экспериментов. Они сошли с ума, Мансон и остальные, и все же я понимал их безумие, потому что тоже испытывал такую же ужасную гордость, что и они, при мысли о том, что мы на самом деле создали жизнь из неживого. Именно эта страшная гордость подтолкнула их к осуществлению их коварного плана стать создателями новой жизни во всем мире. Затем они быстро приступили к работе и соорудили огромный конденсатор, во много раз превосходящий по размерам наш маленький, но похожий на него по конструкции. Это тот большой шар, который стоит в центре острова, на его создание ушло несколько недель. Я видел через окно, как он растет под их руками – днем и ночью эти четверо с горящими безумием глазами трудились над ним, стремясь к ужасной цели Мансона. Наконец, несколько дней назад конденсатор был достроен, и они сразу же начали его использовать. Ты, наверное, видел, на его распределительной панели есть большая ручка-переключатель, она регулирует длину волны эфирных колебаний, которые он притягивает и концентрирует. Поставленная на ноль, она не вызывает вибрации – аппарат не работает. А если приблизить ручку к длине волны вибраций космических лучей, он притягивает эти вибрации из огромной области пространства, концентрирует их, усиливает и направляет на всю Землю, во все океаны и моря. Ну а попадая в моря, колебания космических лучей, усиленные в миллионы раз, начинают свою работу – создают непостижимым образом огромные массы протоплазмы из элементов неорганического морского ила и песка. Я знал, что через несколько дней после включения аппарата, когда лучи доведут ил до определенной стадии, на Землю обрушатся гигантские волны смерти, и я бушевал от отчаяния в этой тюрьме, в то время как снаружи четверо моих коллег с ликованием наблюдали за работой шара. Стремясь вырваться отсюда, зная, что если бы мне только удалось разбить или выключить огромный конденсатор, я еще мог бы предотвратить утечку потоков протоплазмы, я отчаянно возился с решеткой на одном из окон. Эти решетки были наспех вделаны в стену и залиты цементом, а у меня имелись кусочки металла – обломки кое-какой техники, забытые в кладовой, и я царапал ими цемент, крошил его, пытаюсь ослабить один из прутьев. Но дело продвигалось очень медленно, дни проходили один за другим, и сегодня я понял, что увижу, как потоки протоплазмы хлынут на сушу – к этому дню они должны были достигнуть той стадии развития, которая позволит им это сделать. Мансон и остальные тоже это знали – я видел в окно, как они ликуют, и поэтому несколько часов назад в полном отчаянии бросил работу с решетками и погрузился в сон. А потом меня разбудил шум снаружи, и я увидел, что ты прибыл на этот адский остров, не зная, что здесь творится, и что четверо безумцев уже увидели тебя у конденсатора и при мысли о том, что ты можешь навредить их работе, в безумной ярости избили тебя до потери сознания и затолкали сюда, ко мне. А потом, когда ты лежал без сознания, я видел, как работа Мансона и его сообхцников подходит к завершению, видел при свете звезд первые потоки протоплазмы, выплескивающиеся из моря на песок. Конечно, они не могут достичь вершины конуса – Мансон построил лаборатории в самой верхней точке, так как это самое удобное место для работы – но пока мы здесь разговариваем, они беспрепятственно заливают берега внизу. И они изливаются не только на этот остров, они затапливают берега всех земных морей, все города, все участки суши. На берега будут накатываться все новые гигантские волны протоплазмы, непрерывно образующейся в океане из-за нашего огромного конденсатора, и это будет продолжаться, пока они не сметут с лица земли все человечество и вообще все живое. А потом сами потоки протоплазмы тоже будут уничтожены Мансоном, и после них останется безжизненный мир, которым повелители жизни будут править безраздельно!
Глава 4
ШЕПОТ МАЛЛЕТТА СТИХ, и Рэлтон некоторое время сидел неподвижно, не произнося ни слова. Потом Эрнест поднялся, сделал, пошатываясь, несколько шагов и оглядел маленькую комнату, после чего его глаза встретились с напряженным взглядом его друга. Ни один звук, кроме тонкого, едва слышного жужжания огромного шара снаружи, не нарушал тишины на вершине огромного конуса, и эта тишина внезапно показалось Рэлтону оглушительной.
– Протоплазма… – услышал он собственный голос. – Весь мир…
В его памяти всплыли быстро и безостановочно мелькающие картинки, и его затуманенный мозг вдруг резко осознал ужасную реальность происходящего.
– Маллетт! – воскликнул он полушепотом. – Если бы я только знал это, когда стоял у самого пульта управления конденсатором!
Неожиданно в глазах Ричарда вспыхнуло нетерпение.
– Но что, если еще есть шанс?! – пробормотал он. – Даже сейчас… если бы мы вдвоем могли выбраться отсюда…
Он проворно подскочил к окну, и Рэлтон встал рядом с ним. Глядя вниз сквозь узкое зарешеченное отверстие, они увидели огромные массы блестящей серой пены – она вздымалась вверх по гладким крутым скалам огромного конуса, а потом скатывалась обратно на песок в тщетной попытке перелиться через край на вершину. Было ясно, что протоплазма уже заполнила весь остров внизу, у подножия скалы, но не нашла там ничего живого и теперь стремилась наверх в слепых, бессмысленных поисках пищи.
Маллетт быстро махнул рукой в сторону этой ползущей ввысь массы.
– Она не может подниматься по крутым склонам конуса, – сказал он. – Мансон знал это, когда выпускал ее в мир. Но отключение конденсатора не уничтожит всю эту протоплазму ни здесь, ни в остальном мире.
– Как же ее уничтожить?.. – начал Рэлтон, но друг перебил его:
– Наш единственный шанс – переключить конденсатор с длины волны колебаний космических лучей на длину волны радиационных колебаний, – быстро объяснил он. – Тогда вместо того, чтобы притягивать и концентрировать вибрации космических лучей, он будет делать это с радио – вибрациями и мгновенно разрушит протоплазму.
Друзья повернулись к другому окну, выходившему на центральную часть плоской вершины, и, выглянув в него, увидели, что рядом с огромным шаром никого нет. При этом до них доносились приглушенные голоса Мансона и остальных ученых, а время от времени еще и стук инструментов – эти звуки шли из освещенного белым светом лабораторного корпуса справа от конденсатора, который был вне поля их зрения. А вот конденсатор, открытый и незащищенный, находился прямо перед ними: его огромный шар тускло мерцал, а циферблаты на черном распределительном щите слабо отражали звездный свет.
